Текст книги "Череп грифона"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

– Немногое, – ответил Менедем.

Соклей не знал, что Менедем сам предложил отцу взять изумруд, а Менедем не собирался рассказывать об этом двоюродному брату.

– Давай. Пошли.

Мнесипол уже вовсю бил молотом по наковальне, когда они подошли к кузне. Он помахал им одной рукой, не выпуская молота из другой. Кузнец хорошо знал двоюродных братьев.

– Ему не хватает только хромоты, чтобы стать вылитым Гефестом, – заметил Менедем.

– А что, и вправду, – ответил Соклей. – Предлагаю игру: кто из наших знакомых больше всего подходит на роль олимпийских богов? – Он посмотрел на Менедема. – А, Гермес в крылатых сандалиях?

Менедем прошел несколько шагов с весьма гордым видом. Он был отличным бегуном на короткие дистанции, хотя и не удостоился чести представлять Родос на Олимпийских играх.

Он упустил свой шанс сделать реплику в начале игры, но быстро к ней присоединился:

– У нас имеется Посейдон в лице нашего келевста.

– Верно, – сказал Соклей. – А Аристид сойдет за всевидящего Аргуса.

Они прошли мимо булочной Агатиппа, все еще играя в эту игру.

– Я знаю, кто может быть сероглазой Афиной, – сказал Менедем.

– Кто? – спросил Соклей.

Менедем указал на него.

– Ты.

– Я? Афиной? – Соклей так удивился, что произнес имя богини нараспев – на куда более протяжном дорийском, чем обычно. – Ты спятил. У меня борода, если ты случайно не заметил.

– Это же театр, мой дорогой, – беззаботно произнес Менедем. – Актеры играют все женские роли. Если ты спрячешь лицо за маской, всем будет плевать на бороду, потому что для этой роли нужен именно такой острый ум, как у тебя.

– Спасибо тебе большое. – Соклей поцеловал двоюродного брата в щеку. – Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь отзывался обо мне лучше.

– Я никогда не отрицал, что у тебя острый ум и что ты самый умный из всех известных мне людей, – ответил Менедем.

Но если бы он отпустил Соклею два комплимента подряд, ничем не разбавив их, у того от изумления мог бы случиться удар, поэтому Менедем добавил:

– Вот если бы у тебя еще был здравый смысл, хотя бы такой, каким боги наделили геккона…

– Посмотрите, кто это говорит! – парировал Соклей. – Человек, который выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы спастись от мужа, слишком рано вернувшегося домой.

– А ты – человек, грезящий о старом черепе так, будто этот череп – юная гетера, – сказал Менедем.

Они поддразнивали друг друга всю дорогу до гавани. В гавани Менедем поспешил к «Афродите».

– Эвксениду лучше не заставлять нас ждать! Я хочу побыстрей снова очутиться в открытом море.

– Я тоже. Мне не терпится отплыть в Афины. – Соклей указал на судно. – А это не он стоит там на баке? Ты был прав, когда говорил, что Эвксенид уже будет нас ждать.

– Брось меня в навозную кучу, если это не он. И… да, я был прав, – сказал Менедем. – Очень мило с его стороны. Сомневаюсь, что он выбрался из Фазелиса и Ксанфа потому, что опаздывал на судно. А теперь он улизнет и с Родоса тоже.

Он зашагал по перепачканным смолой доскам пирса к акатосу, крича:

– Ахой, на «Афродите»!

Диоклей отозвался сиплым басом:

– Ахой, шкипер! Пассажир уже на борту.

– Да, мы видели, – сказал Менедем. – Все гребцы на месте?

– Все, кроме одного, – ответил начальник гребцов. – Телефа пока не видать.

Менедем посмотрел на солнце, которое только что поднялось над морем.

– Подождем еще немного. Если он не появится, наймем одного из портовых бездельников, и всего ему хорошего. На Родосе есть много людей, умеющих орудовать веслом.

– Мы ведь и самого Телефа именно так заполучили в прошлом году, – сказал Соклей. – Он забавный парень. Будет работать, если ты дашь ему работу, но единственное, что его по-настоящему волнует, – это как получить за работу деньги.

– Я все-таки думаю, что он сбежал тогда с рыночной площади Каллиполя, – заявил Менедем. – Правда, Телеф так быстро вернулся с подмогой, что я не стал его попрекать, но все-таки думаю, что он бросил нас в беде. Если его место на банке займет кто-нибудь другой, жалеть не буду.

Он взошел по сходням на ют «Афродиты».

Стоя между рулевыми веслами – пусть даже судно все еще было пришвартовано у пирса – Менедем испытывал почти такое же удовольствие, как лежа между ног женщины.

Рыбачьи лодки вышли из Великой гавани в Эгейское море. За ними следовали чайки, как сборщики колосьев следуют в поля за жнецами, зная, что смогут хорошо поживиться.

Менедем побарабанил пальцами по рукоятям рулевых весел и прикинул, насколько удлинились тени.

«Если Телеф в скором времени не придет, я уплыву без него».

Телеф появился на пирсе и взошел на борт «Афродиты» прежде, чем Менедем успел его заменить.

– Во имя египетской собаки, где ты был?! – рявкнул Менедем.

Гребец вздрогнул.

– Прости, капитан, – сказал он, сделав примиряющий жест.

Говорил он тихо и ровно и в придачу щурился, словно свет раннего утра был для него слишком ярким.

– Ты ведь знал, что мы отплываем нынче утром, – продолжал Менедем. – Почему ты напился в последнюю ночь перед выходом?

– Я не хотел напиваться, – ответил Телеф. – Это просто… так уж получилось. – Он улыбнулся тошнотворной, заискивающей улыбкой.

Менедем не собирался прощать его так быстро.

– Ступай на место, – велел он. – Надеюсь, тебе весь день будет так плохо, как ты того заслуживаешь.

Не переставая пристыжено улыбаться, Телеф поспешил на приподнятую палубу юта, а потом спустился с нее и прошел на середину торговой галеры.

– Отдать швартовы! – крикнул Диоклей.

Как только канаты, удерживавшие «Афродиту» у причала, оказались на борту, келевст ударил в свой маленький бронзовый квадрат.

– Греби назад! Риппапай! Риппапай!

Акатос скользнул прочь от пирса.

Едва лишь получив достаточно места для маневра, Менедем начал поворачивать судно – до тех пор, пока нос галеры не нацелился на выход из гавани. Но акатос еще не успел пройти мимо молов, как капитан «Афродиты» сказал:

– Я хочу, чтобы в этом плавании все выполняли обязанности впередсмотрящих. Мы должны опасаться не пиратов, а военного флота Антигона, а еще – флота Птолемея. Если что-нибудь заметите, кричите. Не исключено, что таким образом вы спасете наши головы, в том числе и свою собственную.

– Мы родосцы, и мы нейтральны, – добавил Соклей. – Это может помочь в случае беды, потому что ни одна из воюющих сторон не хочет оскорбить наш полис. Но некоторым капитанам может быть на это наплевать, и лучше не рисковать без крайней нужды.

Как и несколько дней назад, движение волн изменилось, едва акатос покинул защищенные воды Великой гавани.

Менедем улыбнулся. Ему нравилось более живое движение судна. У Соклея вид был не столь счастливый: он бы предпочел, чтобы море оставалось таким же неподвижным, как и земля.

Менедем посмотрел на страдающего от похмелья Телефа – лицо гребца уже приобрело нежно-зеленый оттенок.

«Ах, ах, какая жалость! – подумал Менедем. – Что ж, этот дурак сам во всем виноват».

– Риппапай! Риппапай!

«Динг! Донг!» – выбивал удары Диоклей. Как только судно оказалось за пределами гавани, келевст снял с весел большинство гребцов, оставив только по восемь человек на каждом борту. В том числе он оставил и Телефа. Гребец кинул на начальника умоляющий взгляд, но тот не обратил на это внимания.

Эвксенид из Фазелиса подошел к ведущим на ют ступенькам и вежливо спросил:

– Мне можно подняться?

Менедем кивнул, и Эвксенид присоединился к нему и Диоклею.

– У вас неплохая команда, – одобрительно сказал пассажир тоном профессионала.

– Спасибо, – ответил Менедем. – Мы ведь родосцы, ты не забыл? Мы часто ходим в моря.

Он кивнул на вход в Военную гавань, что лежала к северо-западу от Великой. Оттуда как раз выходила трирема, на всех трех рядах ее весел сидели гребцы, каждое их движение было завидно слаженным. Не снимая рук с рулевых весел, Менедем указал на трирему подбородком.

– Большинство моих людей раньше служили гребцами на таких вот судах или на пятиярусниках.

– Об этом я не подумал, – сказал Эвксенид. – Но теперь вижу, что вы могли бы собрать грозный, хотя и небольшой, флот.

– Небольшой? – возмущенно спросил Менедем.

Но его возмущение продлилось недолго. Антигон черпал средства из всей Анатолии, а Птолемей – из бесконечно богатого Египта. По сравнению с их флотами флот Родоса и впрямь будет маленьким.

«Не слишком ли маленьким?» – подумал Менедем.

Он надеялся, что ему никогда не придется выяснять это.

Соклей стоял на чуть приподнятом баке «Афродиты», пристально глядя на северо-запад, как будто ожидал, что в любой момент над горизонтом появится мыс Сунион, возвещая о прибытии акатоса в Афины. Часть его души и впрямь этого ожидала. Большая часть. Но другая, рациональная часть отлично знала, что Афины лежат в дне пути от Родоса и что торговые дела еще больше отсрочат прибытие акатоса в Аттику. Однако ребенок, никогда полностью не умирающий в мужчине, настаивал, что мыс Сунион находится там, где хочется Соклею, – просто потому, что тот хочет, чтоб он был там. Поэтому Соклей все смотрел и смотрел.

Ветер сильно и ровно дул с северо-востока – пожалуй, был слегка более восточным, чем обычно. Моряки перекинули рей с правого борта на левый, чтобы воспользоваться этим, и бриз, наполнив большой квадратный парус, погнал «Афродиту» вперед. Соклей поглядел на пенный след, который оставляли на воде таран и волнорез, – при таком ветре судно будет идти с максимальной скоростью под одним только парусом, без весел.

Эвксенид из Фазелиса поднялся на бак и встал рядом с Соклеем. Здесь, на баке, лежал кожаный мешок с едой и скудными пожитками пассажира, и, как любой здравомыслящий человек, он присматривал за своим добром.

– Радуйся, – сказал Эвксенид.

– Радуйся, – слегка смущенно отозвался Соклей – он, вероятно, должен был заговорить первым. Но его мысли блуждали где-то далеко.

Эвксенид указал на точку справа по борту.

– Что там за остров?

Он задал этот вопрос так, что Соклей понял: даже если Эвксенид и путешествовал по морю, он не был морским офицером.

– Это Сим, – ответил Соклей. – Мы останавливались там в прошлом году, в первую же ночь после того, как покинули Родос. Но сегодня ветер такой устойчивый, что мы пойдем дальше. Не знаю, направится ли Менедем на Книд, – он показал на длинный палец материковой суши к северу от Сима, – или остановится где-нибудь на Телосе. – И Соклей указал на остров прямо впереди.

– Я был на Книде не так давно, наверное, года три назад, когда Антигон отобрал Карию у этого предателя Кассандра, – сказал Эвксенид. – А Телос я не знаю вовсе. Что там?

– Ничего особенного. Полисов на Телосе нет. Там живут несколько пастухов и крестьян – немного, потому что на острове плохо с водой. Но иногда Телос бывает полезен в качестве тихой стоянки, где можно вытащить судно на сушу, чтобы дать ему обсохнуть за ночь. Это тоже неплохо.

Эвксенид побарабанил пальцами по поручню.

– Я хочу попасть в Милет. Мне нужно попасть в Милет.

– А я хочу попасть в Афины, – проговорил Соклей с улыбкой. – Мне нужно попасть в Афины. И я туда попаду… Рано или поздно.

Иногда «рано или поздно» превращается в слишком поздно, – сказал Эвксенид.

– Что ж, о почтеннейший, ни на каком другом судне ты все равно не доберешься с Родоса в Милет быстрее.

– Да, я это уже выяснил, – отозвался Эвксенид.

И снова забарабанил пальцами. Понимая, что в данный момент от него все равно ничего не зависит, он злился и смотрел на север так же жадно, как Соклей взирал на северо-запад.

Как обычно, большинство рыбацких лодок, едва лишь заметив «Афродиту», спешно уплывали прочь, боясь, что судно окажется пиратским. При виде этого гребцы смеялись, а Соклей огорчался. Даже здесь, недалеко от Родоса, люди боялись морских разбойников. Честно говоря, Соклей и сам их побаивался, но не хотел, чтобы другие думали, будто он тоже из их числа.

Менедем держался западного курса, не поворачивая торговую галеру на север, в сторону Книда. Пройдя к нему на корму, Соклей спросил:

– Мы остановимся на Телосе?

Его двоюродный брат кивнул.

– Да. У нас на борту нет тяжелого груза, поэтому на ночь я вытащу судно на берег. Это пойдет на пользу обшивке, да и Телос такое же безопасное место для стоянки, как и любое другое под солнцем.

– Ты совершенно прав, – согласился Соклей. – Людей на этом острове слишком мало, чтобы они могли сколотить приличную шайку грабителей.

– Именно так я и подумал. И этот великолепный бриз несет нас прямо туда. Я вижу одно-единственное «но» – завтра нам придется сделать более длинный переход до Коса, и людям придется дольше грести. Но морской сезон недавно начался, команда пока еще втягивается в работу, поэтому все не так уж плохо.

Диоклей засмеялся.

– Тебе легко говорить, шкипер. Ты же не входишь в число криворуких ублюдков, которые налегают на весла.

– Я умею грести, – ответил Менедем. – Вообще-то мы с Соклеем оба умеем. Наши отцы об этом позаботились.

Он снял руку с рукояти рулевого весла, чтобы показать ладонь.

– И у меня самого тоже есть мозоли.

Соклей посмотрел на свои руки. Они были гладкими и мягкими; если бы ему пришлось грести, он мигом натер бы волдыри. Единственная настоящая мозоль была над первой костяшкой среднего пальца, отмечая то место, к которому часто прикасались перо или стилос. Но Менедем сказал правду – Соклей и вправду умел грести.

Ветер держался. Телос становился все ближе, солнце спускалось по небосводу к этому острову – длинному, узкому и выгнутому, очень похожему на лежащий на воде стригиль. У берега покачивалась всего пара рыбацких лодок; этого вполне хватало, чтобы обеспечить опсоном обитателей деревни у северного берега – самого большого поселения Телоса.

Обычно суда причаливали к берегу возле деревни, но Менедем провел судно мимо.

– Почему? – спросил Соклей.

– Пока ты был на корме, один из моряков кое-что мне рассказал, – ответил капитан. – Когда мы минуем тот каменистый участок, – Менедем махнул в сторону скалистого берега, мимо которого они проходили, – мы увидим еще одно хорошее место, где морские черепахи выходят на берег, чтобы отложить яйца. Это должна быть неплохая еда. Мы сможем сварить яйца и получить опсон для всей команды.

– Черепашьи яйца, да ну? – Соклея сразу привлекла такая экзотика. – Я никогда их не пробовал. Веди нас, почтеннейший. – Он похлопал себя по животу. – Прошло много времени с тех пор, как мы ели хлеб и запивали его вином на Родосе.

– И то верно, – согласился Менедем.

Аристид, стоявший на носу, указал вперед и налево.

– Вон то место, шкипер! – выкрикнул остроглазый моряк.

– Хорошо, – отозвался Менедем, а потом громко выкрикнул приказы: – Поднять парус на рей! Гребцы на каждой второй скамье, гребите быстрее! Работайте так, будто пираты дышат вам в затылок!

С точки зрения Соклея, люди и без того двигались достаточно быстро, но Менедем подгонял их, словно командир триеры. Моряки не ворчали. Они знали, что им поневоле придется работать слаженно, если когда-нибудь и впрямь случится удирать от пиратов или сражаться с ними.

Этот ровный участок берега был значительно короче прибрежной полосы рядом с деревней. Пристально вглядевшись, Соклей возбужденно воскликнул:

– Парень был прав! Я только что видел, как черепаха уползла обратно в воду!

Свистнув, его двоюродный брат повернул судно так, чтобы корма акатоса обратилась к берегу, а нос – к морю. Пара человек спустились в лодку и подогнали ее к суше.

– Греби назад! – выкрикнул Диоклей.

Гребцы выполнили приказ. После того как «Афродита» окажется на берегу, сталкивать ее обратно в море завтра утром будет легче носом вперед.

«Афродита» покрыла еще пару плетров; Менедем все время бросал взгляды через плечо.

Зуйки, сновавшие по песку, взвились в воздух, когда им показалось, что торговая галера подошла слишком близко.

– Так, прекрасно, – сказал Менедем. – Сейчас все просто прекрасно. Продолжайте в том же духе, и…

Его прервал царапающий, скребущий звук.

– Что это? – спросил Соклей, а его двоюродный брат издал возглас удивления и огорчения. – Мы налетели на скалу?

Не похоже, чтобы такое случилось и акатос все еще двигался назад.

– Мы не налетели на скалу, – ответил Менедем. – А вот наше правое рулевое весло только что о нее ударилось. И почти вывихнуло мне плечо.

И впрямь – рулевое весло оказалось вырвано из паза, в котором крепилось. Тут вновь раздался треск расщепляющегося дерева, возвестивший о том, что узкая часть весла тоже не выдержала.

Скала не пробила борт «Афродиты». Мгновение спустя под фальшкилем зашуршал мягкий песок, и судно скользнуло на берег так гладко, как только можно было пожелать.

– Надо ж было такому случиться! – воскликнул Соклей.

– И не говори, – отозвался Менедем. – Я могу более-менее прилично вести судно и с одним рулевым веслом, но очень не хотелось бы этого делать. Если ты остался всего лишь с одним рулевым веслом, и что-то вдруг пошло не так…

«Он благоразумный и осмотрительный моряк, – подумал Соклей. – По крайней мере, в большинстве случаев. Почему же Менедем становится другим, когда оказывается на твердой земле?»

Снова раздался треск – и рулевое весло отвалилось и упало на песок. В руке Менедема остался только кусок рукояти, и он с ругательством бросил обломок на палубу юта, чуть не попав по ногам Соклею.

– Вот проклятье, что за невезение! – воскликнул капитан. – Это весло сделали всего год назад, и то была самая лучшая пара, которая когда-либо имелась на «Афродите».

– Хочешь заняться починкой здесь, шкипер? Или пойдешь на Кос и наймешь там корабельных плотников, чтобы они сделали работу как следует? – спросил Диоклей.

– Потом подумаю и решу, – ответил Менедем. – А пока давай вытолкнем судно из воды, тогда я смогу лучше рассмотреть, насколько все скверно.

– И то правда, – согласился начальник гребцов.

Он перекинул сходни на берег и спустился по ним, а Соклей и Менедем последовали за келевстом. Моряки, находившиеся в беспалубной части судна, просто перелезли через борт и попрыгали на песок.

Соклей, Менедем и Диоклей присоединились к гребцам, пытавшимся вытолкнуть акатос на берег. Руки Соклея вцепились в тонкую свинцовую обшивку, которая помогала защищать дерево от жучков-древоточцев; ноги его погрузились в песок.

Медленно, палец за пальцем, «Афродита» двигалась к берегу.

Эвксенид из Фазелиса тоже помогал, и было видно, что он не впервые занимается такой работой. После того как судно очутилось там, где хотел Менедем, пассажир спросил:

– У вас на борту есть плотницкие инструменты?

– Конечно есть, – ответил Соклей. – Вдруг, оказавшись в беде, мы не встретим добросердечную Каллисто, которая помогла бы нам, одолжив, как хитроумному Одиссею, тесло, топор и сверло?

– Вообще-то обычно я цитирую Гомера, – заметил Менедем. – А ты, как правило, говоришь, что я не должен этого делать и что цитата совсем не к месту. Что это на тебя нашло, раз ты сам решил к нему обратиться?

– Сейчас Гомер очень даже к месту, – признал Соклей и, чтобы удержаться от дальнейших признаний, снова повернулся к Эвксениду: – Значит, ты корабельный плотник?

– Нет-нет, – покачал головой пассажир. – Но я мастерил и обслуживал катапульты. Я хороший плотник и, если даже не смогу починить рулевое весло, наверняка смогу сделать другое, под пару оставшемуся.

Решать такое было не во власти Соклея; он посмотрел на Менедема. Его двоюродный брат потирал подбородок. Менедем не хотел быть в долгу у Эвксенида, Соклей ясно это видел.

– У нас на борту много людей, которые могут сделать такую работу, – наконец сказал капитан.

– Несомненно, – ответил Эвксенид. – Но я могу сделать ее как следует.

– Он привел веский довод, – заметил Соклей. – Трудно найти плотницкую работу сложнее изготовления катапульт.

– Верно, – подтвердил Эвксенид. – Не хочу оскорбить вас, капитан, но кораблестроение в сравнении с этим – детская игра.

Менедем поморщился.

Соклей отвернулся, чтобы двоюродный брат не видел его улыбки. Чаще всего – да почти всегда – именно Менедем рьяно настаивал на своем, вынуждая кого-то принять решение. А теперь вынуждали принять решение его самого, и нельзя сказать, чтобы Менедему это понравилось.

– Давайте обсудим все утром, – наконец произнес он. – В любом случае за ночь ничего не случится.

– Как скажешь, почтеннейший, – вежливо ответил Эвксенид.

Соклей сомневался, что сам он смог бы облечь свои колебания в слова так учтиво, как это сделал Менедем.

Команда «Афродиты» уже поняла, что им не придется сегодня заниматься починкой. Некоторые моряки собирали ветки и выброшенные на сушу деревяшки для костра, другие ходили туда-сюда по берегу, тыча в песок древками копий и палками в поисках гнезд морских черепах. В паре плетров от акатоса один моряк остановился, начал копать песок руками, а потом помахал и радостно крикнул:

– Я нашел яйца!

Соклей подбежал к нему.

– Дай мне на них посмотреть, Пасифон, прежде чем ты швырнешь их в горшок, – попросил он.

Пасифон работал гребцом на «Афродите» прошлым летом и был знаком с ненасытным любопытством Соклея.

– Само собой, – сказал он, бросая тойкарху яйцо, словно мяч.

Соклей неуклюже схватил яйцо, не разбив его лишь по счастливой случайности. Оказалось, оно во многом отличается от известных ему птичьих яиц. Во-первых, черепашье яйцо было круглым, а не заостренным с одного конца.

«Из подземного гнезда оно не может выкатиться, – подумал Соклей, – но для гнезда на дереве такая форма была бы не очень удобна».

Черепахи явно хорошо приспособились к среде, в которой обитали. Соклей раньше не думал, что это их свойство распространяется и на яйца, но почему бы и нет? Оболочка черепашьего яйца была кожистой, а не ломкой и твердой, как у птичьих. Соклей гадал – почему, но никаких объяснений в голову ему не приходило. Яйцо к тому же оказалось крупнее любого виденного им птичьего, но это как раз имело объяснение – морские черепахи и сами были большими созданиями.

Чуть позже, когда солнце окунулось в воды Эгейского моря, еще один моряк нашел гнездо, тоже с парой дюжин яиц. Теперь каждый мог получить по яйцу, чтобы съесть его с ячменным хлебом, сыром и оливками и запить вином – все эти припасы имелись на борту «Афродиты».

Эвксенид доказал, что он знаток не только в плотницком деле. Повращав палочку для добывания огня, он развел костер буквально на пустом месте быстрее, чем кто-либо другой на памяти Соклея. В поисках самых густых кустов моряки нашли источник примерно в стадии от берега, наполнили горшки пресной водой и принесли их к костру.

Когда Соклей получил свое вареное яйцо, он обнаружил пару новых различий между ним и птичьим. Белок не сворачивался так, как свернулся бы в птичьем яйце, а желток имел более глубокий, более насыщенный оранжевый цвет, что было ясно видно даже при свете костра. Черепашье яйцо оказалось превосходным на вкус.

Менедем и Диоклей поставили часовых, велев им стоять на страже всю ночь.

– Не думаю, что на Телосе кто-нибудь нас побеспокоит, – сказал Менедем, – но не хочу проснуться с перерезанным горлом, выяснив, что ошибся.

Соклея освободили от обязанностей часового; он нашел недалеко от костра углубление в песке и свернулся в нем калачиком. Песок был не таким мягким, как настоящая постель, но все равно служил лучшим матрасом, чем доски палубы, а толстая шерсть гиматия защищала от ночной свежести. Соклей немного полюбовался на звезды, а потом заснул.

* * *

Менедем проснулся в предрассветной мгле и не сразу вспомнил, что «Афродита» пока не сможет покинуть Телос. Когда он вспомнил о сломанном весле, его зевок превратился в проклятие.

– Забытая богами грязная скала, – пробормотал он и встал, чтобы выяснить, насколько сильно пострадало рулевое весло.

Большинство моряков все еще храпели, но Менедем увидел, что Эвксенид из Фазелиса уже сидит на корточках у рулевого весла, внимательно его разглядывая.

– Радуйся, – холодно сказал Менедем.

– Радуйся, – отозвался Эвксенид. – Я мог бы сделать тебе весло, которое будет хорошо служить, если ты дашь мне достаточно времени. Не в обиду тебе будь сказано, но по сравнению со строительством катапульт это совсем простая работа.

– Это ты так думаешь, – ответил Менедем. – Но если ты неправильно вырежешь лопасть весла, оно не будет входить в воду под нужным углом. А если вес его не распределить должным образом, весло не сможет правильно вращаться, и тогда парню, правящему судном, – то есть мне – придется гораздо труднее.

– Да, да, – нетерпеливо сказал Эвксенид, как будто ему приходилось объяснять ребенку нечто само собой разумеющееся. – Ясное дело, я все это учту. Единственное, что будет усложнять работу, – это то, что мне придется иметь дело с сырой древесиной. Но… – Он приподнял бровь. – Я буду работать задаром, в отличие от плотников на Косе.

Это была правда. И поскольку Эвксенид так уверенно говорил, что сможет сделать все, что нужно, Менедем сдался.

– Хорошо, – сказал он. – Посмотрим, на что ты способен.

Если окажется, что Эвксенид умелый плотник лишь на словах, команда сможет смастерить временное весло, которое продержится до Коса.

Но Эвксенид быстро доказал, что он и впрямь мастер своего дела. Позавтракав хлебом и вином, он пустил в ход судовой топорик, чтобы свалить сосенку, ствол которой подходил по размерам для рулевого весла. Как только он обрубил ветви, моряки притащили ствол на берег, обвязав веревками. Используя в качестве образца целое весло, Эвксенид укоротил ствол до нужной длины, а потом принялся работать теслом, чтобы придать дереву нужную форму. Во все стороны полетели стружки.

Не прерывая работы, Эвксенид поднял глаза и заметил:

– Может, я и не так хитроумен, как многострадальный Одиссей, но, клянусь богами, я умею обращаться с куском дерева!

– Так и есть, почтеннейший, – признал Менедем.

Он и сам был довольно неплохим плотником – во всяком случае, достаточно хорошим, чтобы распознать в другом человеке мастера.

Эвксенид обрабатывал сосновую древесину вдохновенно, словно скульптор, который придает форму мрамору. Наблюдать за ним было весьма познавательно. И это наблюдение так захватило Менедема, что он забыл следить за морем и подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то закричал:

– Вижу парус!

Пираты не могли надеяться на большую удачу, чем наткнуться на вытащенную на берег торговую галеру. И если на борту парусника и вправду пираты, как тогда отбиваться?

– Именно так и случилось с афинским флотом в конце Пелопоннесской войны, – сказал Соклей. – Спартанцы захватили его на берегу реки возле Эгоспотам и расправились с афинянами.

Услышав это замечание, Менедем убедился, что у них обоих мысли текут в одном и том же направлении. Потом раздался новый крик:

– Вижу паруса! – И, вместо того чтобы взобраться на борт «Афродиты», пристегнуть меч и сражаться из последних сил, Менедем тоже уставился в море.

Если у пиратов не одно судно, нет никакой надежды от них отбиться.

Однако все обошлось. Звук, который издал Менедем, был чем-то средним между облегченным вздохом и благоговейным возгласом. Ему вообще не придется сражаться! Флоту, который двигался мимо северного берега Телоса, было так же мало дела до вытащенного на берег акатоса, как Зевсу – до блох на тощей, копающейся в мусоре собаке.

То были не крутобокие торговые суда, не пиратские гемолии и не пентеконторы, а военные галеры, десятки галер – такой большой и сильный флот Родос не мог даже надеяться спустить на воду.

Триремы служили эскортом для больших по размеру и более неуклюжих военных судов, составлявших сердцевину флота. Были ли эти монстры четырех-, пяти– или шестиярусниками? А может, даже имели еще больше рядов весел? До судов было десять или пятнадцать стадий, и Менедем не мог ответить на этот вопрос наверняка.

– Чей это флот? – спросил кто-то – еще один уместный вопрос.

Прежде чем Соклей успел ответить, его опередил Эвксенид из Фазелиса:

– Должно быть, Птолемея. Если бы Антигон имел в здешних водах столько судов, они бы плыли, чтобы вступить в битву с Птолемеем за Ликию, а не двигались в обратном направлении.

– К тому же, похоже, они идут к Косу, – добавил Соклей, – а Кос – главная цитадель Птолемея в Эгейском море.

Менедем кивнул.

– Все это вполне логично. Судя по тому, что мы знаем, на борту одного из этих судов сам Птолемей. Говорят, он лично явился из Египта, вместо того, чтобы задавать работу одному из своих навархов.

– Да, именно так он и сделал, – сказал Эвксенид.

Офицер Антигона пару раз кашлянул и повернулся к Менедему.

– Ты говорил, что собираешься остановиться на Косе. Если там базируется весь морской экспедиционный корпус Птолемея, вряд ли мне захочется посетить тот остров, благодарю покорно. Не высадишь ли ты меня вместо этого в Книде? Ты можешь сделать там остановку, прежде чем пойти на Кос.

– Да, так я и поступлю, – тут же ответил Менедем.

Поскольку на Косе находился весь огромный флот Птолемея, а может быть, и сам Птолемей, Менедему не хотелось являться туда с офицером Антигона на борту.

– Спасибо. – Эвксенид побарабанил пальцами по рукояти тесла. – И поскольку я сойду раньше Милета, тебе придется пересмотреть размер платы за проезд.

Если бы Эвксенид не потрудился над новым рулевым веслом, Менедем, может, и стал бы с ним спорить. Но Соклей, будучи скрупулезно честным, сразу кивнул, соглашаясь со словами пассажира. Поэтому Менедем сказал только:

– Хорошо. Я сбавлю плату… наполовину.

Эвксенид выглядел довольным… наполовину.

– Десять драхм за то, чтобы попасть на Книд, – так же возмутительно, как и двадцать драхм за то, чтобы добраться до Милета. – Он помедлил, ритмично постукивая по рукояти тесла. – Но не более возмутительно, я полагаю. Договорились, капитан. Десять драхм.

Он вскоре закончил мастерить рулевое весло и принялся чинить паз, в котором оно держалось, продемонстрировав при этом ничуть не меньшую ловкость и проворство. Солнце едва перевалило за зенит, когда Эвксенид установил на место новое рулевое весло.

Менедем вернулся на «Афродиту», чтобы испробовать обновку. Его ладонь не привыкла сжимать такую рукоять: то была просто обработанная ветка дерева, на которой до сих пор еще оставалась кора. И новое рулевое весло оказалось слегка тяжелее, чем старое.

«Должно быть, из-за того, что его сделали из зеленого дерева», – подумал Менедем.

Но баланс оказался именно таким, какой и требовался, и эта поделка должна была продержаться до Коса. Менедем покачал головой. Ну в самом крайнем случае – до Книда.

– Премного благодарен, – кивнул Менедем Эвксениду из Фазелиса. – Вполне сгодится.

У офицера Антигона был скорее смущенный вид, чем довольный.

– Не за что. Терпеть не могу, когда меня благодарят за что-то настолько простое. Вот столярные работы по изготовлению катапульты…

– Не важно, – перебил Менедем. – Я тебе верю. Ты заставил меня поверить в себя.

И, уже громче, он окликнул команду «Афродиты»: