Текст книги "Череп грифона"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Когда братья взошли по ступенькам, их приветствовал юный жрец и указал туда, где стояла мраморная культовая статуя верховного бога, выполненная в рост человека.
– Вообще-то мы пришли, чтобы украсить эту статую, – сказал Менедем. – Покажи ему, Соклей.
– Сейчас.
Соклей развязал ремешки кожаного мешка, который принес с собой, и вытащил львиную шкуру. Менедем помог расстелить ее на полу.
– О, какая красивая! – Жрец хлопнул в ладоши. – Мне бы хотелось видеть ее наброшенной на плечи бога. Но, боюсь, вам придется торговаться не со мной. Вам нужно поговорить с моим отцом, Диогеном. А меня, кстати, зовут Диомедон.
– Рад познакомиться. – Менедем назвал себя и продолжал: – А это, как я уже сказал, мой двоюродный брат, Соклей. А где твой отец? Ты можешь его позвать?
– Он совершает жертвоприношение за храмом, – ответил Диомедон. – Как только он закончит, он наверняка будет рад с вами поговорить. Надеюсь, вы сможете заключить сделку. Боюсь, одной раскраски недостаточно, чтобы статуя производила сильное впечатление.
– Думаю, с тобой мы бы договорились быстрее, чем с твоим отцом, – с улыбкой сказал Менедем.
– Конечно. – Диомедон тоже улыбнулся. – По мне видно, что я легко расстаюсь с деньгами. С отцом вам придется куда труднее.
– А почему ваш алтарь находится за храмом, а не перед ним? – спросил Соклей. – Обычно делают по-другому.
Диомедон кивнул.
– Я знаю. Когда возводился этот храм – а с тех пор прошло уже почти шестьдесят лет, тогда полис только начал строиться, – один из жрецов пошел к оракулу в Додоне, и бог его устами в числе прочего посоветовал поставить алтарь там, где он сейчас находится.
– С таким невозможно поспорить, – заметил Менедем.
Судя по виду Соклея, тот был не прочь поспорить, но Менедем кинул на двоюродного брата взгляд, который заставил его промолчать. В конце концов, они явились сюда, чтобы продать львиную шкуру, поэтому раздражать и сердить здешних жрецов было не в их интересах.
– А вот и отец идет, – сказал Диомедон.
Жрец, что вошел в храм через дверь, расположенную рядом с культовой статуей, был как две капли воды похож на сына, вот только что волосы у него уже начали седеть. Не замечая ни Диомедона, ни двух родосцев, Диоген повернулся к человеку, который только что принес жертву, и сказал:
– Бог был рад принять твое подношение.
– Я был рад его принести, – ответил тот.
Он был таким высоким, что ему пришлось нагнуться, чтобы пройти в дверной проем.
Менедем подтолкнул локтем Соклея, но тот уже и сам узнал Полемея.
– Отец! – окликнул Диомедон. – Эти люди хотят продать храму львиную шкуру, чтобы можно было набросить ее на плечи бога.
– Вот как? – отозвался Диоген. – И во сколько нам обойдется такая шкура?
Услышав это, Менедем понял, что торговаться со старшим жрецом будет куда трудней, чем с его сыном.
Полемей зашагал по наосу за Диогеном.
– А, родосцы, – прогрохотал он. – Можно было догадаться!
– Радуйся, – вежливо сказал Менедем.
– Вы знаете этих людей, господин? – спросил Диоген у племянника Антигона.
– О да! Два мошенника, больше всех других заслуживающие кнута, – ответил Полемей с отвратительной ухмылкой. Но потом слегка смягчился: – Это капитан и тойкарх судна, доставившего меня с Халкиды. В море они неплохо знают свое дело.
– Почему ты принес жертву, почтеннейший? – поинтересовался Соклей.
Ухмылка Полемея исчезла, ее сменил сердитый взгляд.
– А на суше эти двое вечно лезут в чужие дела, – прорычал он и зашагал прочь из храма.
– Человек дурного нрава, – заметил Диоген, что было сильным преуменьшением.
Потом жрец взял себя в руки.
– Я – Диоген, как, наверное, уже сказал вам мой сын.
Он подождал, пока Менедем и Соклей назовутся, и продолжил:
– Итак, у вас есть львиная шкура? Дайте-ка мне на нее взглянуть.
Менедем и Соклей продемонстрировали шкуру Диогену, как только что демонстрировали ее младшему жрецу.
– Разве она не великолепна, отец? – спросил Диомедон.
– Пока не знаю, стоит покупать шкуру или нет, – ответил Диоген. – Зато знаю, что ты, вероятно, прибавил лишние двадцать драхм к ее истинной стоимости. – Он бросил на Менедема наполовину сердитый, наполовину насмешливый взгляд. – Так ведь?
– Господин, я понятия не имею, о чем ты, – с самым невинным видом ответил Менедем.
Диоген фыркнул.
– Да уж, так я тебе и поверил!
Наклонившись к шкуре, он покачал головой.
– Чтобы увидеть, насколько она хороша, мне нужно освещение получше. Принесите ее к алтарю.
На алтаре дымились обернутые жиром бедренные кости. Горячий металлический запах крови все еще стоял в воздухе, жужжали мухи: двое храмовых прислужников разделывали священное приношение Полемея. Это был вол; македонец мог позволить себе самое лучшее.
– Он взял мясо? – спросил Менедем.
– Нет, – ответил Диоген. – Он отдал животное целиком. Вы не желаете получить пару кусков? Нам бы не хотелось, чтобы мясо пропало зря.
– Спасибо. Это очень щедро с твоей стороны!
Как и большинство эллинов, Менедем редко ел мясо, хотя очень его любил.
– Это позволит мне почувствовать себя одним из пожирающих говядину героев «Илиады», – с улыбкой сказал Менедем. Он поискал подходящие строки и нашел их: – Это из речи Агамемнона, помнишь?
Диоген улыбнулся.
– Ты хорошо знаешь поэта.
– Надеюсь, – ответил Менедем. – Мой двоюродный брат мог бы процитировать тебе чуть ли не любую новомодную и замысловатую вещь, – (при этих словах Соклей слегка дернулся, но промолчал), – а мне вполне хватает Гомера.
Менедем не упомянул, что любит также непристойного Аристофана; Диоген не походил на человека, который смеется над шутками вроде той, что кто-то обосрался.
– Сколько ты хочешь за львиную шкуру? – спросил жрец.
– Четыре мины, – ответил Менедем.
– Я дам три, – быстро сказал Диоген.
Они почти сразу сговорились на трех минах и пятидесяти драхмах, и Диоген помахал пальцем перед лицом пораженного Менедема.
– А ты ожидал долгого шумного торга, да?
– Ну… да, почтеннейший, раз уж ты спрашиваешь, – признался Менедем.
– Я не люблю торговаться, – проговорил Диоген. – Это пустая трата времени. Мы все равно пришли бы к тому же самому через полчаса, так почему бы не использовать это время на что-нибудь другое?
– Это вполне логично, – сказал Соклей. – Но очень немногие люди с этим согласны, поэтому мы тратим много времени на торг. Некоторые превращают его в игру вроде костей или бабок.
– Глупость, – заявил жрец Зевса.
Менедем кивнул, хотя вообще-то не считал, что Диоген прав. Если бы жрец начал с предложения двух мин и ожесточенно торговался бы, он смог бы получить свою шкуру за три мины, а не за три с половиной. Он сэкономил время, но потерял деньги. А что важнее? Во всяком случае, Менедем знал, что важнее для него самого.
Диомедон отправился в храмовую сокровищницу, чтобы принести деньги, и, когда он вернулся, Соклей быстро сосчитал драхмы.
– Ты аккуратный юноша, – сказал Диомедон. – Это прекрасная черта в столь молодом человеке.
– Спасибо, господин, – проговорил Соклей. – Могу я взять мешок, чтобы сложить в него монеты?
– Конечно, – ответил Диомедон. – Я заверну мясо в тряпку, чтобы ты не испачкал кровью хитон.
– Ты очень любезен, – сказал Соклей.
Закончив дела, Менедем с Соклеем покинули храм, всего в нескольких домах от которого обнаружили таверну.
– Зажарим здесь мясо? – спросил Менедем, искоса хитро взглянув на двоюродного брата. – А если там вдобавок есть и хорошенькие служанки, они могут позаботиться и о нашем с тобой мясце!
– Я знал, что сейчас ты скажешь что-нибудь этакое. Ну что, любитель Гомера, разве у поэта есть такая строчка?
– Я не говорил, что читаю только Гомера, – возразил Менедем. – Хотя, если бы Диоген подумал именно так, – он пожал плечами, – я не стал бы его разуверять.
– Этот жрец не столь осторожен, как думает, – негромко проговорил Соклей. – Среди монет, которые дал нам его сын, множество афинских «сов», эгинских «черепах» и других денег куда тяжелее стандартных монет Птолемея. Так что, если считать по весу, мы заработали больше.
– Просто замечательно, – ответил Менедем. – Я на это и надеялся. Для некоторых людей, особенно для тех, кто не бывает за пределами своего полиса, одна драхма ничем не отличается от другой. И если ты разбираешься в этом, тебе порядком повезло.
Он зашагал к таверне, Соклей последовал за ним.
– Радуйтесь, друзья! – приветствовал их хозяин таверны с таким явным протяжным дорийским акцентом, что даже Менедем, сам изъяснявшийся на схожем диалекте, улыбнулся.
Хозяин указал на тряпку, в которую было завернуто мясо.
– Если вы, ребята, только что не принесли жертву, я ничего не смыслю в жизни. Хотите, чтобы я приготовил это для вас?
– Если можно, – ответил Менедем.
Осмотревшись по сторонам, он неслышно вздохнул, ибо не заметил ни одной красивой служанки.
Соклей выложил мясо на прилавок, выплюнул в ладонь пару маленьких монет и положил их рядом со свертком.
– Вот.
– Благодарю. – Хозяин таверны бросил деньги в специальную коробку и, развернув мясо, кивнул. – Я зажарю его по вашему вкусу. Вы ведь не захотите есть мясо без гарнира, верно? И пожелаете запить вином, а? Судя по вашему виду, юноши, вы любители всего самого лучшего. У меня есть прекрасное хиосское – даже амброзия богов не может быть лучше, и это правда.
Что было правдой, так это то, что хозяин беззастенчиво врал. Владелец подобных заведений получал за вино с незнакомцев и наивных местных жителей втрое больше, чем если бы те знали, что они пьют на самом деле.
Менедем покачал головой.
– Мне будет вполне достаточно пары чаш обычного.
– И мне тоже, – сказал Соклей.
– Как хотите, друзья, – ответил хозяин и зачерпнул две чаши самого отвратительного вина, какое когда-либо пил Менедем.
Прежде всего, оно было бесстыдно разбавлено. Однако будь вино крепче, оно было бы еще хуже, потому что находилось на пути к превращению в уксус. Но Менедем не мог выплеснуть это пойло в лицо хозяину и выйти вон, потому что тот нанизал на вертел мясо и повесил его над огнем. Вкусный запах помог Менедему забыть кислый привкус вина.
– Не держи мясо на огне слишком долго, – сказал Соклей. – Боги, может, и любят, когда их доля превращается в угольки, но я – нет.
– Думаю, я сумею приготовить кусок мяса, – ответил хозяин.
– Он его передержит, – проворчал Соклей. – Я знаю, что передержит!
– Даже если такое и впрямь случится, ты все-таки волнуешься слишком рано, – ответил Менедем. – И потом, это же не мы принесли в жертву вола.
Хозяин снял мясо с огня, разложил ломти по двум тарелкам и поставил их перед родосцами.
– Ну вот и готово, друзья. Наслаждайтесь.
Соклей подул на свою порцию, потом порезал ее ножом, который носил на поясе.
– Оно прожарилось до белого цвета, – пожаловался он. – А я люблю розоватое мясо.
Не успел Менедем ответить, как его похлопал по локтю какой-то тощий человек.
– Ты получил большой кусок мяса, о почтеннейший. Не мог бы ты уделить немножко голодному парню?
Мясом после жертвоприношения полагалось делиться, и Менедем кивнул.
– Бери, товарищ.
Он отрезал ломтик и протянул просителю. Еще один посетитель таверны подошел к Соклею со словами:
– Если тебе не нравится, как приготовлено твое мясо, господин, я могу помочь тебе от него избавиться.
Соклей невольно засмеялся.
– Ох и ловкий же ты пройдоха!
Но, как и Менедем, он дал немного мяса этому человеку.
В конце концов они раздали почти половину мяса, которое принесли в таверну. Но вот и Менедем наконец съел свою порцию и вздохнул, наслаждаясь роскошным вкусом и чувствуя во рту горячий жир.
«Если воины, воевавшие под Троей, все время ели говядину, неудивительно, что они были такими сильными», – подумал он.
– Еще вина? – спросил хозяин таверны.
– Нет, спасибо, – ответили разом Соклей и Менедем с такой горячностью, что трактирщик удивленно на них посмотрел.
Менедем только фыркнул. Или хозяин пытался сыграть на сочувствии, или не знал, какие помои он подает. Ни та ни другая возможность не впечатлила Менедема, и он жестом предложил двоюродному брату уйти. Соклей кивнул, и они покинули таверну.
По дороге к гавани Соклей спросил:
– Ты ведь не поделился там деньгами так же, как мы поделились мясом?
– Нет, клянусь богами. – И Менедем поднял кожаный мешочек, который дал ему Диомедон. – Не открыт, не взрезан, все еще девствен.
– Очень хорошо.
Соклей сделал вид, что аплодирует, потом жестом велел брату убрать деньги с глаз долой.
Когда Менедем снова повесил мешочек на бок, Соклей продолжал:
– Хотел бы я знать, почему Полемей принес жертву.
– Интересный вопрос, верно? Жаль, что он нам не рассказал.
Менедем немного подумал и предположил:
– В благодарность за то, что невредимым добрался до Коса?
– Нет. Вряд ли бы он скрывал, будь это что-то столь простое, – быстро и уверенно ответил Соклей. – И ведь мы же видели его на борту судна и видели, как он встретился с Птолемеем. Он бы не пожертвовал вола только за то, что убежал с Эвбеи. К тому же заметь – он сделал это потому, что так захотели другие. А Полемей такой человек, который хочет сам делать что-то с другими.
– Ну… Ты, наверное, прав. И это подводит нас к другому вопросу: что и с кем он хочет сделать?
– Само собой, – согласился Соклей. – Но я скажу тебе одну вещь.
– Только одну? – язвительно поинтересовался Менедем.
Не обратив на него внимания, двоюродный брат продолжил:
– Что и с кем Полемей хочет сделать – этот вопрос куда больше интересует Птолемея, чем нас.
И, педантичный как всегда, поправился:
– Нет, не то чтобы больше интересует, просто этот вопрос для него важней, чем для нас.
– Ты прав, – согласился Менедем, и они вместе пошли к «Афродите».
* * *
Соклей высосал мякоть из хвоста жареной креветки и бросил шкурку на пол андрона Клейтелия.
– Еще один вкусный опсон, – сказал он родосскому проксену.
Менедем, возлежавший рядом с двоюродным братом, кивнул.
– Твое гостеприимство почти компенсирует то, что мы сели тут на мель.
– Вы очень добры, друзья мои, – сказал торговец оливками.
Его дрессированная галка прыгала в клетке вверх и вниз по лесенке, держа в клюве игрушечный щит.
– Мы и сами чувствуем себя здесь, как в клетке, – указав на сероглазую птицу, заметил Соклей. – Ты – житель Коса. У тебя есть связи, которых нет у нас. Не мог бы ты найти корабельного плотника? Ему хорошо заплатят за работу, поверь.
– Я тебе очень даже верю, – ответил проксен. – Но не думаю, что это можно устроить, пока Птолемей не возьмет Галикарнас.
– Так ты считаешь, что город падет? – спросил Соклей.
Клейтелий кивнул.
– А ты так не считаешь? Антигон даже не пытается снять осаду. Судя по тому, что я слышал, большая часть его армии далеко, на востоке, сражается с… как его там… В общем, с человеком, который прошлым летом воцарился в Вавилоне. Вы, наверное, в курсе.
– С Селевком, – сказал Соклей.
– Да, именно с ним, – согласился Клейтелий.
– Можешь не сомневаться, Соклей помнит такие подробности, – заметил Менедем.
Соклей не понял, хотел ли двоюродный брат сделать ему комплимент или, наоборот, поглумиться над ним. От таких людей всего можно ожидать.
– Хорошо, что хоть кто-то способен отвлечь этих генералов, – продолжал Клейтелий. – Говорят, Антигон послал своего сына Деметрия сражаться с… э-э… с Селевком. Держу пари, он жалеет, что Полемей больше не на его стороне.
– Не знаю, – проговорил Соклей. – Ты ведь не знаком с Полемеем, верно?
Он подождал, пока проксен покачает головой, и добавил:
– Вряд ли Полемей способен быть на чьей-либо стороне, кроме своей собственной.
– Мы с Соклеем часто спорим, но тут я с ним полностью согласен, – проговорил Менедем. – Если Полемею вдруг покажется, что ты стоишь на его пути, он мигом даст тебе самый мощный пинок в живот, который ты когда-либо получал.
– Но ведь Птолемей хотел, чтобы этого человека сюда привезли, причем хотел так сильно, что послал вас за ним, – возразил Клейтелий. – И с Эвбеи все время продолжают прибывать люди Полемея: сегодня пришли еще два судна. А Птолемей обычно знает, что делает.
– Обычно – да, – согласился Соклей. – Но если он не будет присматривать за тем, что затевает его новый союзник, то, значит, правитель Египта не такой смышленый, как все о нем говорят. Он…
Соклей замолчал, потому что вошли двое рабов, чтобы убрать блюда после ужина и подмести пол. А ведь рабы вполне могли оказаться шпионами.
Приход рабов вспугнул и галку; щит выпал из ее клюва и звякнул о лестницу в клетке.
– Чак! – крикнула она, расправляя крылья. – Чака-ча-ка-чак!
– Все в порядке, глупая птица, – сказал Клейтелий.
Галка успокоилась, стоило рабам уйти, но завопила снова, когда они вернулись с вином, водой, чашей для смешивания и чашами для питья.
Соклей представил себе Полемея в образе птицы в клетке, только не галки. Уже скорее ястреб – острые когти, клюв и сверкающие глаза. И если бы его попытались выпустить на свободу, он наверняка первым делом вцепился бы прямо в лицо сокольничему.
Клейтелий зачерпнул для своих гостей немного неразбавленного вина, и Соклей, совершив возлияние в честь Диониса, почти машинально выпил.
Когда чашу с разбавленным, не слишком крепким вином пустили по кругу, Соклей постарался вернуться мыслями в андрон. Он не знал, что происходит сейчас в резиденции Птолемея и какой дом занял племянник Антигона. Не знал, но очень хотел бы знать.
Внезапно Соклей заметил, что родосский проксен внимательно смотрит на него.
– В последний раз, когда мы пили вместе, ты рассказывал о грифонах так, будто на днях видел одного из них, – сказал Клейтелий. – О каких еще загадочных вещах ты можешь нам поведать?
Менедем потихоньку захихикал.
– Вот, ты сам напросился.
– К воронам тебя, милый братец, – заявил Соклей, после чего его милый братец засмеялся уже в открытую.
Соклей подумал немного и сказал:
– Геродот пишет, что персидский царь послал нескольких финикийцев, чтобы те проплыли вокруг берегов Африки. Он пишет, что они заплыли так далеко на юг, что, когда обогнули Африку и повернули на восток, солнце светило им по левую руку.
– Это невозможно! – воскликнул проксен.
– Я тоже так считаю, – сказал Менедем, сделав глоток вина.
Он с обвиняющим видом указал пальцем на Соклея.
– Но держу пари, что ты в это веришь.
– Не знаю. Если это и в самом деле было, то случилось очень давно. А мы все знаем, как моряки любят придумывать всякие истории. Но выдумать такую странную вещь… Тут поневоле начнешь гадать – было это или нет.
– Стоит ли ломать голову над такой ерундой, – заметил Менедем.
– Это невозможно, – повторил Клейтелий. – Как подобное может быть?
– Если земля – шарообразная, а не плоская, как считает большинство людей… – Соклей попытался представить себе такое. Это удалось бы ему лучше, если бы он не пил вино в конце хлопотливого дня. Пожав плечами, юноша сдался. – Я не знаю.
Менедем опустошил чашу, поставил ее перед собой на стол и зевнул.
– Может, это из-за того, что мы ели мясо, – проговорил он. – Я уже осоловел.
– Я велел своим рабыням отправляться в ваши спальни, – сказал Клейтелий. – Если вы слишком хотите спать, чтобы наслаждаться их обществом, их всегда можно отослать обратно в женские комнаты.
– Мой дорогой! – воскликнул Менедем. – Я же не сказал, что мы уже мертвецы.
Он повернулся к Соклею.
– Верно?
Соклею хотелось только одного – спать. Но если бы он в этом признался, то выглядел бы менее мужественным, чем Менедем, а он не хотел, чтобы Клейтелий так о нем подумал.
И, что еще важнее, Соклей не хотел, чтобы о нем так подумал двоюродный брат – тогда его насмешкам не было бы конца.
– Надо надеяться, что мы не мертвецы! – сказал Соклей – сам он в глубине души надеялся лишь на то, что его голос звучит достаточно искренне, чтобы убедить собеседников.
Должно быть, ему это удалось, потому что родосский проксен снисходительно засмеялся и проговорил:
– Веселитесь, мальчики. Когда мне было столько же лет, сколько и вам, я тоже был сам не свой до женщин.
Он вздохнул; на него подействовало вино, хоть и хорошо разбавленное.
– К сожалению, теперь у меня уже не встает так часто, как раньше.
– Употребляй лук, – посоветовал Менедем. – И яйца.
– Мидий и мясо краба, – добавил Соклей.
– Я уже все перепробовал. – Клейтелий пожал плечами, чтобы показать, что все эти средства излечения его «господина» не дали никакого эффекта.
– Перец и крапивное семя, – предложил Соклей.
Проксен призадумался.
– Это стоит попробовать. Ведь эти средства согревают рот и живот, так почему бы им не согреть и моего шалуна? – Он назвал член общеизвестным прозвищем.
Посмотрев на Соклея и Менедема, Клейтелий сказал:
– Крапивное семя легко достать, но вот перец привозят издалека. Нет ли его на борту вашего акатоса, а?
– Хотел бы я, чтобы он у нас был. – Соклей взглянул на Менедема. – Перец, бальзам и прочие редкости привозят с Востока. Мы должны об этом подумать. Конечно, не в нынешний навигационный сезон, – поспешно добавил он, – а в следующий.
Его двоюродный брат засмеялся.
– Значит, ты не хочешь отплыть в Сидон или Библ завтра утром? Даже представить себе не могу – почему.
– Мы отправимся в Афины, – твердо проговорил Соклей. – Если, конечно, когда-нибудь найдем плотника.
Он встал и заявил:
– А сейчас я отправляюсь в постель.
Клейтелий проводил Менедема и Соклея до гостевых комнат.
– Спокойной ночи, – сказал он и загасил факелы, горевшие во дворе у фонтана, а один унес с собой.
Сразу стало темно, и Соклею пришлось нащупывать задвижку.
К его облегчению, в комнате горела лампа. Рабыня проксена в ожидании лежала на кровати.
– Радуйся, – сказала она, зевая. – Ты так долго был в андроне, что я чуть не уснула.
Соклею не хотелось извиняться перед рабыней, но не хотелось и ссориться с ней.
Пытаясь избежать того и другого, он спросил:
– Как настроение, Фестилис?
– Я уже сказала – мне хочется спать, – ответила та, но добавила: – Приятно, что ты вспомнил мое имя. – И улыбнулась.
Улыбка эта, вероятно, была всего лишь торгашеским ходом, однако все равно это было приятней хмурого лица.
– Вряд ли я тебя забуду, – сказал он.
Он помнил всех женщин, с которыми делил постель. Соклей вообще помнил много всякого-разного, но Фестилис необязательно было об этом знать.
Ее улыбка стала мягче.
– Как ты мило разговариваешь. Никто никогда не говорил мне раньше таких вещей. Большинство мужчин говорят лишь: «Разденься и нагнись», и никто из них никогда не спрашивает, как меня зовут, не говоря уж о том, чтобы запомнить мое имя.
При свете лампы на ее глазах внезапно сверкнули слезы.
– Не плачь, – сказал Соклей.
– Я даже не думала, что может быть так больно от чьей-то доброты, – пробормотала она и зарылась лицом в покрывало на постели.
Соклей услышал приглушенный всхлип и повторил:
– Не плачь.
Он опустился на кровать рядом с рабыней и неуклюже погладил ее по волосам. И все-таки продолжал гадать – не были ли ее слезы умышленными, чтобы выманить у него один-два лишних обола. Любой, имевший дело с рабами, гадал бы об этом. А еще Соклей очень хорошо знал, как рабы относятся к свободным людям.
Фестилис снова всхлипнула и сделала вид, что отталкивает юношу.
– Вот видишь, до чего ты меня довел, – сказала рабыня, будто это он был виноват в том, что она расплакалась. Хотя, может, в какой-то степени он и впрямь был виноват.
– Если хочешь вернуться в женские комнаты – ничего страшного, – проговорил Соклей.
Хоть бы она и правда ушла! Он устал, а рабыня все равно будет здесь и завтра. И Соклей тоже никуда не денется, потому что неизвестно, когда корабельный плотник сможет заняться «Афродитой». Или когда Менедем настолько пресытится сидением на берегу, что заставит нескольких моряков самих залатать торговую галеру, чтобы она смогла хотя бы дотянуть до другого, не столь переполненного полиса.
Фестилис резко повернулась. Теперь Соклей мог видеть ее лицо, и выражение этого лица его встревожило.
Рабыня покачала головой.
– Я не смею, – сказала она. – Кто знает, что Клейтелий со мной сделает?
По ее лицу вновь заструились слезы, прочерчивая в свете лампы блестящие дорожки.
Соклей наклонился и поцеловал ее. Если бы женщина его оттолкнула, он бы просто лег рядом и уснул. Но рабыня обхватила его руками, и тогда он сжал ее грудь сквозь длинный шерстяной хитон. Фестилис вздохнула, издав гортанный звук, и обняла его крепче. И снова Соклей подумал – а в самом ли деле она этого хочет. Но поскольку в нем поднималось возбуждение, теперь это его не очень-то заботило. Он залез рукой под ее одежду, рука скользнула вверх по гладкому бедру, к заветному месту между ее ногами. Там тоже все было гладким: рабыня спалила волосы лампой.
Прошло немного времени, и ее хитон лег на пол рядом с одеждой Соклея. Он стал целовать груди Фестилис, и женщина снова вздохнула, когда ее соски набухли, откликаясь на ласку. Соклей и сам почувствовал, как его тело отвечает на возбуждение, и, взяв ее руку, положил на свой член. Фестилис погладила его, опуская обратно.
– Давай, – сказал Соклей, – правь мной, как скаковой лошадью.
– Хорошо. – И она оседлала его.
Он сдерживал эрекцию до тех пор, пока женщина сама не наделась на его член. И когда Фестилис начала двигаться, юноша сжал ее груди и подался вверх, чтобы дразнить ее соски языком.
– Ах, – негромко сказала она и задвигалась быстрее.
В самом конце Фестилис запрокинула голову и издала негромкий мяукающий звук. Судя по тому, как она сжала его внутри себя, Соклей решил, что ее удовольствие было непритворным. Его руки стиснули мясистый зад рабыни, когда он выбросил в нее семя.
Она упала на него, теплая, мягкая, потная, и сам Соклей тоже был весь в поту.
Но потом, хотя он мог бы начать все по второму разу, рабыня слезла с кровати, взяла ночной горшок и присела над ним, широко расставив ноги. Послышался мокрый плюхающий звук, и она пробормотала:
– Ну вот, большое дело сделано, – пояснив Соклею, чем именно занималась.
– Я дам тебе полдрахмы, – проговорил он. – И вовсе не обязательно говорить Клейтелию, что ты их от меня получила.
– Спасибо, господин, – сказала Фестилис, потянувшись за одеждой. – Ты так добр. Для некоторых я просто кусок мяса, и их не заботит, что я чувствую.
Этой жалобе на обращение мужчин с женщинами было далеко до тех, которые Еврипид вложил в уста своих героинь, но все равно она прозвучала искренне.
– Не убирай ночной горшок, – попросил Соклей.
Воспользовавшись им, он тоже надел хитон.
Утром Фестилис будет лежать с ним рядом, если он захочет все повторить. А сейчас… А сейчас он зевнул и лег. Теплой летней ночью не требовалось заворачиваться в гиматий.
– Задуй лампу.
Она так и сделала и улеглась в постель в темноте.
Соклей похлопал ее, снова зевнул и заснул.
* * *
Менедем скорчился под палубой юта «Афродиты», печально глядя на воду, сочащуюся сквозь доски, на затыкающую течь парусину, на сломанные шипы и на пазы, которые превратились в настоящие проломы в обшивке. Он проклинал крутобокий корабль, в дождливую погоду врезавшийся в акатос. Он проклинал и Птолемея, затеявшего осаду Галикарнаса, а заодно и всех плотников на Косе.
Вылезая из-под палубы, Менедем не пригнулся достаточно низко и уже не в первый раз стукнулся головой. Он вновь разразился проклятиями.
– Я и сам уже так ударялся, – с легким сочувствием сказал Соклей.
«Еще бы ты не ударялся, – кисло подумал Менедем. – Ты ведь выше меня и намного более неуклюжий».
Он потер голову и только потом заговорил. Пауза явно пошла юноше на пользу, ибо он ответил всего лишь:
– Знаю.
– Что скажешь? – спросил Соклей. – Не передумал?
– Хотел бы я передумать, – проговорил Менедем. – Там слишком серьезные повреждения, чтобы рисковать судном, уходя далеко в море; слишком серьезные, чтобы мы могли починить это сами. Хитроумный Одиссей смастерил судно, не имея ничего, кроме бревен, но мы не можем ему подражать.
Он погладил подбородок.
– Может, нам придется отправиться на Миндос…
Соклей покачал головой.
– Я сомневаюсь, что это нам поможет. Галикарнас все еще держится, но люди Птолемея только что взяли Миндос.
– Значит, тамошние плотники будут так же заняты работой на Птолемея, как и здешние. – Менедем снова потер затылок. Голова у него болела не только из-за шишки, которую он набил.
– Верно, – сказал Соклей.
– Когда ты услышал насчет Миндоса? – спросил Менедем. – Для меня это новость.
– Вообще-то только что. – Соклей показал на двух местных, идущих по пристани. – Об этом говорили вон те парни. Если бы ты не сидел под палубой, ты бы тоже их слышал.
Менедем со вздохом сказал:
– Что ж, давай возьмем наши благовония и другие товары и двинемся на рыночную площадь. Может, мы и заработаем достаточно, чтобы покрыть расходы.
– Может быть. – Но в голосе Соклея не было убежденности.
Вообще-то и сам Менедем в это не верил. Двоюродный брат попытался утешить его:
– Чем больше мы продадим, тем меньше окажутся убытки, даже если не возместим расходы.
К удивлению Менедема, они быстро продали четыре амфоры благовоний парню с забинтованной рукой на перевязи. У него были шрамы на голенях, и еще шрам пересекал его подбородок, доходя до самой мочки левого уха.
– Я должен любой ценой вернуть благосклонность своей гетеры, – сказал воин. – Женщинам следует делать подарки, или они полностью о тебе забывают, а как мне, спрашивается, делать подарки, если я торчу в палатке перед Галикарнасом?
– Ты же не все время в палатке. – Менедем показал на забинтованную руку покупателя.
– Не все время, и я почти не жалею, что ранен. Ты понимаешь, о чем я? – спросил парень.
Менедем кивнул, но подумал: «Сознаешь ты это или нет, но твоя гетера крепко держит тебя на крючке». Он по опыту распознал симптомы.
– Теперь, когда я сюда вернулся, – продолжал воин, – она, по крайней мере, уже не забудет, что я жив.
Соклей тоже показал на его руку.
– Как это случилось?
– Обычное дело, – пожал плечами раненый. – Мы пытались взобраться по лестницам на стены. Я лез по одной из них, когда меня подстрелили. Может, оно и к лучшему, потому что потом я слышал, что эту лестницу опрокинули вместе со всеми, кто на ней был. Окажись я в этот момент ближе к верху… – Он поморщился. – Мне пришлось бы долго падать.
– Как ты думаешь, сколько еще продлится осада? – спросил Менедем.
– Понятия не имею, почтеннейший. – Воин покачал головой. – Я обязан вернуться в лагерь к тому времени, как рана заживет, – он пошевелил пальцами, торчащими из повязки, – и снова приняться за дело. У Галикарнаса прочные стены, и, судя по тому, как сражаются его жители, можно подумать, что все они – полноправные граждане.
Менедем фыркнул. Ему совсем не это хотелось услышать.
