Текст книги "Ярлыки"
Автор книги: Гарольд Карлтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
После четырех дней, проведенных в клинике, Маккензи вернулась домой. На головке сына была повязка, которую прислали ее друзья из Виллидж. В квартире Маккензи вынула младенца из вышитой и украшенной лентами переносной колыбельки, которую презентовал поставщик тканей. Она поднесла малыша к зеркалу.
Элистер побежал наверх, чтобы понюхать спрятанный кокаин.
Вместе с поздравительной карточкой они получили огромный букет от Эда Шрайбера.
– Весьма мило, – заметил Элистер и понюхал кокаин. Маккензи посмотрела на него, ей показалось, что он на что-то намекал, но он был слишком занят, насыпая аккуратные дорожки кокаина на стеклянный столик.
– Я наняла дворецкого-азиата, – сказала Маккензи.
Она уже наняла горничную, которая согласилась присматривать за младенцем, когда они будут уходить из дома.
– Ради Бога, следи, чтобы она не увидела, как ты нюхаешь кокаин. Элистер, ты сказал, что перестанешь заниматься этим. Ты мне обещал!
Он сидел на диване и корчил рожи сыну.
– Мне легче общаться с ним, когда я кайфую!
– Вот дерьмо!
Он подал ей последние номера «Лейблз» и других журналов.
Маккензи лениво полистала их. Она нашла страницу с репортажем об их бракосочетании.
– Эти фотографии можно поместить в наш семейный альбом, – заметила Маккензи. – Боже, какая я была огромная!
Она снова поднесла к зеркалу Джордана и начала ворковать с ним.
– Это был ты, моя малышка. Ты был таким огромным в животике своей мамочки! Посмотри, Элистер, он не открывает глаз. Он даже не знает, что уже дома!
Джордан захныкал, и она начала целовать его головку, покрытую мягким светлым пушком.
– Дай мне подержать моего сына! – попросил Элистер. Он уселся рядом с ней на диване и взял в руки маленький сверток. Она боялась давать ему младенца. Что, если он уронит его?
Она наблюдала, как он качает ребенка на руках и смотрит в его личико.
– Как ты думаешь, кто-нибудь станет называть его Аквариус?
Он посмотрел на Маккензи и захохотал.
Кокаин хорошо действовал на него – у него было прекрасное настроение, и ему хотелось вести бесконечные беседы. «Почему он не может быть всегда таким без наркотиков?» – подумала Маккензи.
– Ты гордишься мной, дорогой? – спросила она.
– Конечно! Ты такая храбрая. Но понимаешь, этот младенец… он не очень похож ни на меня, ни на тебя. Они не могли дать нам чужого малыша? Как ты думаешь?
Она захихикала и сказала:
– Мы скоро узнаем. Если он начнет нюхать кокаин, то можно быть уверенным, что он твой сын.
Элистер посмотрел на нее и положил младенца ей на колени.
– Эй, мне придется подходить к телефону. Может, нам звонят по важному делу. Мы теперь не можем терять деньги, разве я не прав?
Маккензи нахмурилась.
– Нет, лишние деньги нам не помешают, особенно, если ты будешь продолжать тратиться на наркотики.
Элистер засвистел и вышел из комнаты. Маккензи посмотрела на красивый букет от Эдди, и ей стало больно.
– Дорогой мой, у тебя все в жизни будет, – шепнула она сыну. – У тебя будет красота, вкус, культура, деньги… все, чего не было в моей жизни.
Она слышала, как Элистер говорит по телефону в соседней комнате. Лорд Брайерли, – подумала она. Она увидела в зеркале свое отражение. Леди Брайерли, женщина, у которой было все – деньги, титул, прекрасный ребенок. Почему же ей так грустно? Она все прекрасно понимала. Каждый раз, когда она вспоминала Эдди, все становилось ясным: она вышла замуж не за того мужчину. Она чувствовала это всем своим существом. Ей стало так одиноко: она разошлась со своими родителями, поссорилась с Майей, распрощалась с Эдди. Маккензи решила, что ей пора со всеми помириться. Она понимала, что ее брак долго не продлится, и ей понадобятся друзья. Теперь, когда Элистер дал ей свой титул, он считал, что может делать что угодно. А ему были нужны только наркотики! Малыш заплакал.
– Вот дерьмо! – сказала новая леди Брайерли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Лорд и леди Брайерли все время были в центре внимания. Их фотографировали, следили за каждым их шагом, брали у них интервью. Этот прессинг не ослабевал.
Появилось новое определение – «их изнасиловали средства массовой информации!» Быть постоянным объектом пристального внимания становилось трудно. Какую газету ни возьми, в глаза бросалось: «модная парочка», «семья года», «титулованные современные молодожены». «Лейблз» придумал новый термин для отпрысков из родовых семей, которые заключали браки с теми, кто стоял гораздо ниже их в социальном плане – «Простократия!»
Все устроители выставок, показов моделей и вечеринок обязательно приглашали Брайерли. Если они приезжали на встречи и празднества, то были «обречены» на успех! Маккензи привнесла налет хиппи на самые модные курорты. На нее смотрели, разинув рты, когда она прилюдно начинала кормить Джордана грудью. Как только она расстегивала блузку, их столик окружали ширмами в самых шикарных ресторанах. В «Сан-Тропезе» ее попросили покинуть ресторан, когда она пожелала кормить сына грудью в общем зале.
Реклама еще раз утвердила за Маккензи имидж нарушительницы правил и революционерки, и это послужило тому, что в ее бутиках все прибавлялось покупателей. Самой большой проблемой «Голд!» было увеличение производства одежды для продажи. Было похоже, что подключение фабрик в Калифорнии станет единственным выходом из положения. Братья Голдштайн летали туда, чтобы прийти к окончательному решению. Они подписали соглашение с фабрикой, которая бралась выпускать для них всю новую серию одежды.
– Но никакого «рабского труда»! – предупредила их Маккензи перед тем, как подписать документы. – Теперь я – леди Брайерли: я все время на виду. И мне не нужно, чтобы на меня смотрели, как на эксплуататора, наживающегося бесчестным образом!
– Я не знаю, что значит наживаться бесчестным образом, – ответил Реджи. – Но если имеются в виду хорошие доходы, то я полностью за это!
– Но не за счет ограбления рабочих! – заорала Маккензи. – Я хочу, чтобы они работали в нормальных условиях и получали хорошую зарплату.
– Мы займемся этим, – ответил Реджи и ушел. Теперь Маккензи больше всего боялась, что ее братья сделают что-то скверное, перехитрят ее, и это плохо отразится на бизнесе и бросит тень на ее имя. Она подумала, что, имея дело с Эдди, она была бы в курсе всего и могла бы помешать махинациям родственников. Но ей потребуется еще некоторое время…
В течение трех недель после рождения сына Элистер изображал из себя любящего папашу. Ему нравилось позировать с ребенком и Маккензи для всех изданий, которые желали запечатлеть первых аристократов Америки, занимающихся дизайном и продажей одежды. Но как только шум стал стихать, он снова начал «свои обходы». И Маккензи по вечерам оставалась одна.
Однажды, как только Элистер ушел, она позвонила Майе.
– Ты можешь простить меня? – спросила она. – Я понимаю, что была страшной сукой, но я скучаю без тебя.
– Ты предала меня и мою веру в тебя, – ответила Майя. – Мне трудно простить тебя.
– Пожалуйста, постарайся, – умоляла ее Маккензи. – Ты же знаешь, что я не имела в виду все то, что наговорила тебе. Пойми, что женщины, когда они беременны, иногда ведут себя непредсказуемо! Ты должна сделать мне скидку на это!
Маккензи посмотрела на спящего сына, он лежал в своей великолепной кроватке.
– Ты хотя бы приди посмотреть на моего сыночка. Он такой милашка, и мне некому похвалиться им!
– Ты что, шутишь? Твои фотографии вместе с ним печатаются везде!
– Да, но моя мамаша держится в стороне… Майя, у меня нет настоящей семьи. Что ты делаешь сейчас? Я так одинока. Элистер снова начал гулять. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Он начинает с «Канзас-Сити Макс», там встречается со своими дружками, потом они отправляются в «Дом», или к «Артуру», или же в «Син»…
– Ты что, всего этого не знала, когда выходила за него замуж?
– Я надеялась, что брак и отцовство изменят его, – вздохнула Маккензи. – Пожалуйста, Майя, приходи ко мне. Разве тебе самой не бывает одиноко? Нам всегда было так весело друг с другом. Я же просила тебя простить меня. Что тебе еще нужно? Клятва кровью?
Майя покачала головой. Против Маккензи было невозможно устоять, и она тоже чувствовала себя одинокой.
Она приехала на следующий вечер. У них снова возникло что-то вроде дружбы, но Майя старалась держаться отстраненно. Она понимала, что никогда больше не сможет полностью доверять Маккензи.
А Маккензи рассказывала о себе откровенно.
– Секс с Эдди погубил для меня все! – сказала она Майе, когда они склонились над кроваткой Джордана.
– Просто, наверное, ты не можешь иметь в этой жизни всего.
Маккензи грустно посмотрела на Майю.
– Эдди показал мне, как бывает, когда ты по-настоящему любишь другого человека. Мое тело так желает его и постоянно вспоминает о нем. Ты можешь себе представить, что это такое?
– Да… Я так же хочу Филиппа. У тебя бегают по коже мурашки?
– Ты понимаешь! – Маккензи быстро поцеловала ее в щеку, и они отправились в огромную гостиную.
– Как насчет Дэвида? Он так великолепен! Разве он не может заменить тебе Филиппа?
Майя не отвела глаз от проницательного взгляда Маккензи.
– Я пыталась сделать именно это, но ничего не вышло. Я все еще влюблена в Филиппа.
Маккензи схватила ее за руку.
– Мы обе влюблены не в тех мужчин, и у нас обеих нет будущего! Боже, Майя, какая трагедия! Мы обе достигли успеха! У нас много денег! Но мы ужасно несчастны!
– Я не могу ничего объяснить с рациональной точки зрения, – сказала Майя. – Мне он кажется единственным мужчиной, которого я могу любить! Мы так… подходим друг другу! Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Маккензи оставила бутылку шампанского, которую собиралась открыть, откинулась назад в кресле и закрыла глаза.
– Подходите друг другу? Боже, я понимаю, что ты хочешь сказать!..
Она вздохнула и открыла бутылку, пробка взлетела к потолку.
– Мы все равно приговорены к печали, и нам следует напиться по этому поводу!
Майя улыбнулась, она сидела рядом с Маккензи на огромном диване.
– Но я не чувствую себя приговоренной! – Она подняла хрустальный бокал. – В глубине души я верю, что мы с Филиппом будем вместе. Может, в этом мало смысла, но я продолжаю верить в это…
Маккензи тоже подняла бокал.
– Мне бы хотелось так же думать о себе и Эдди… Но я замужняя леди, понимаешь? Какого черта, неужели он станет меня ждать? За что мы выпьем, Майя? У меня нет подходящего тоста.
Они чокнулись, Майя пожала плечами.
– Давай выпьем просто за окончание войны во Вьетнаме, – предложила Маккензи. – Это очень важно для всех.
– Ты все еще видишься с Эдом? – спросила Майя.
– Нет, я только разговариваю с ним по телефону. Так мне спокойнее, но… – Маккензи, отхлебнув шампанского, захихикала. – Когда я слышу его голос, я начинаю заводиться… Желание пронизывает все мое тело, я возбуждаюсь! Когда я вешаю трубку, мне нужен холодный душ, чтобы несколько остыть!
Майя засмеялась и покачала головой.
– Ты, как всегда, не стесняешься!
– Но я действительно завожусь от одного звука его голоса.
– Ты никогда не предлагала Эду встретиться с Дэвидом и дать ему какой-нибудь деловой совет? – спросила Майя. – Ты говорила мне, что Эд прекрасно разбирается в бизнесе.
– Да, он опытный человек. Он знает гораздо больше, чем я. Я могу моделировать одежду и оформлять наши магазины. А он разбирается во всех финансовых делах. Боже, как же я его люблю!
– Он встретится с Дэвидом?
– Почему бы и нет? – Маккензи налила еще шампанского. – Давай сведем наших мужчин. Майя, у меня появится причина позвонить Эдди!
Эд Шрайбер и Дэвид Уинтерс сразу же понравились друг другу. Наверно, это произошло в первую очередь потому, что они совершенно не так представляли друг друга. Дэвид считал, что он увидит кислого, нудного, всего в чернилах старомодного бухгалтера, который совершенно не разбирается в моде. Эд ожидал встретить женоподобного модельера. Им было приятно убедиться в том, что они ошибались.
Эта встреча была одинаково важной как для Дэвида, так и для Эда. Шрайбер уже решил уйти из «Голд!», как только ему подвернется что-то подходящее. После бракосочетания Маккензи ему стало так неуютно в этой компании. До этого он встречался с ней на совещаниях, и у него тлела надежда, что она передумает насчет Элистера и предпочтет его.
Кроме того, решение перевести и базу производства в Калифорнию, где был дешевый (иногда и подпольный) контингент рабочих, окончательно убедило Эда в том, что его дни в компании сочтены.
Эд хотел наладить работу на этой фирме и найти нового дизайнера, с которым мог бы использовать опыт, накопленный во время работы в «Голд!». Там он постиг тонкости розничной торговли «от и до». Он знал, как покупают ткани и изготавливают одежду, как отправляют продукцию в магазины и прибыльно продают ее. У него было природное понимание моды – Реджи и Макс так и не пришли к этому. Эд понимал, как важен для покупателя выразительный фирменный знак. Он верил, что фирменный знак станет орудием торговли в семидесятые годы! Удачно разработав стиль фирменной марки, вы могли проникнуть на определенный рынок сбыта. Теперь стал важен не только дизайн, но и определенный имидж.
Они встретились в кафе в районе Манхэттена, где размещались магазины и магазинчики одежды. Мужчины «прощупывали» друг друга во время ленча. Дэвид описал наряды, которые он моделировал. Он назвал их «модели-оболочки». Они включали в себя основу одежды хорошего качества – костюмы, платья и пальто для молодых женщин. Эд задавал ему множество вопросов.
– Откуда вы все это знаете? – спросил его Дэвид.
– Вы смеетесь? – ответил ему вопросом на вопрос Эд. – Я же работал у Голдштайнов! У них чувство «шмоток» просто в крови!
– «Шмотки»? – Дэвид затруднился в произнесении этого слова.
– «Шмотки» – тряпки, фасоны, дизайн, – подтвердил Эд. – Вы что, не знаете этих названий, такой терминологии?
– Мне придется ее выучить.
– Послушайте, – Эд начал жестикулировать, держа на вилке соленый огурчик, – я думал, что никогда не смогу различить юбку в складку от присобранной юбки, но знания потихоньку накапливаются. Расскажите мне, откуда вы знаете Маккензи?
– Мы вместе учились в «Макмилланз». Даже тогда было ясно, что она сильно отличается от остальных студентов. Я всегда знал, что она или достигнет огромного успеха, или ее ждет жуткий провал.
– Она смогла трансформировать свои идеи в миллионные сделки, – заметил Эд. – Ее продажи растут с каждым днем. Восемнадцатилетние подростки приходят к ней в магазины. Они знают, что им по карману ее последние модели. Она выпускает модели, не претендующие на долгую жизнь! Что можете предложить вы?
Дэвид отложил свой сэндвич и серьезно посмотрел на Эда.
– Полную противоположность, – сказал он. – Мой идеальный покупатель – женщина, которая не расстанется с одеждой, купленной у меня, до тех пор, пока та не расползется по швам. Моей покупательнице лет двадцать пять, ей нужна одежда для работы и «на выход». Стильная, хорошая одежда для длительной носки.
– Как вы представляете себе магазины для продажи ваших моделей?
– Мечта каждого дизайнера – «Бендел», «Блуминг-дейл», «Бонвит», «Теллер»…
Эд понимающе кивнул головой.
– Вы – очень интересный мужчина, вы бы могли стать кинозвездой.
– Какое это имеет отношение к нашему разговору? – Дэвид от смущения рассмеялся.
– Я подумал… – Эд постучал пальцем по лбу. – Все начинается здесь, компьютер начинает разогреваться, и мне приходит в голову хорошая идея. Дэвид, вы понимаете, я знаю секрет, как продавать завтрашние модели. – Он помолчал, пока официантка снова наполнила их чашки кофе, потом продолжил: – Насколько хороши модели Маккензи? С ее моделей делают копии, и иногда копии лучше оригинала. Разве другие дизайнеры не могли бы делать что-то подобное? Просто все дело в том, чтобы все хорошо сочеталось. Синий верх, желтая юбка и парочка цепей и медальонов, не так ли? Но подростки покупают совсем не это. Они покупают имидж! Торговый знак, бирку, наклейку, ярлык! Важную роль играют декор, освещение, музыка, яркие пластиковые фирменные пакеты…
– Но мои модели просты и элегантны, Эд! – заметил Дэвид. – Хорошо сшитая одежда – и все. Никакой музыки и никаких дополнительных и отвлекающих моментов.
– У меня уже появились кое-какие идеи по этому поводу, – ответил Эд. – Но прежде всего, мне нужно увидеть вашу одежду, чтобы узнать, что вы делаете и какой имидж предлагаете на продажу.
Как и договорились, они встретились в квартире у Дэвида в следующее воскресенье. Дэвид показал наброски и первые образцы четырех моделей платьев, костюмов и пальто, которые положат начало первой коллекции. Платья были скроены из «чулка». В них отсутствовали швы, и они плотно обтягивали фигуру. Это был совершенно новый тип одежды – мягкие ткани, облегающие силуэты – он подходил для любого случая.
Эд даже присвистнул, увидев эти модели. Он сидел в кресле, обитом кремовой «рогожкой», в гостиной Дэвида.
– Да, после этого одежда «Голд!» выглядит просто дешевкой! Вы действительно сможете наладить массовое производство этих моделей?
– Я работаю с великолепным старым портным, – сказал Дэвид, присаживаясь напротив Эда. Его глаза сияли. – Я мог бы договориться с ним насчет лекал. Но очень важно найти хороших швейников, которые станут шить мои модели. Кроме того, нужны изготовители образцов, и следует подыскать рабочие помещения. Но у меня нет денег на все это…
Эд нетерпеливо замахал руками.
– Это моя проблема. По какой цене будут продаваться эти модели?
– Примерно сто – сто двадцать пять долларов за пальто…
– Вы сможете работать напряженно, Дэвид? Это тяжкий, изнурительный труд.
Дэвид утвердительно кивнул.
– Если бы вы задали мне этот вопрос несколько месяцев назад, я не смог бы вам уверенно на него ответить. Но я приготовил все эти модели за два месяца. Я жил как во сне, ко мне вернулось мое честолюбие.
Сам того не желая, он взглянул на фотографию Майи, которая стояла у него на книжном шкафу. Эд тоже посмотрел на нее.
– Вы хотите это сделать ради нее? Она очень красива.
– Нет, я хочу это сделать именно потому, что теперь я точно знаю – она никогда не станет моей.
Дэвид встал, взял фотографию и засунул ее подальше за книги. Он принес из кухни еще кофе. Эд помешал кофе и молча покачал головой.
– Что-то не так? – спросил его Дэвид.
– Я не могу поверить, что все так просто. – Сказал Эд. – Вы – талантливы, а я твердил себе, что мне нужен новый хороший дизайнер, и тогда я смогу начать новую жизнь. Теперь у меня нет причин оставаться в «Голд!».
– Вы действительно уверены, что сможете найти деньги для финансирования нашего проекта?
– Совершенно уверен. Модная индустрия разрастается, как монстр. Люди, с которыми я имею дело в банках, сгорают от желания вкладывать в нее деньги. Дэвид, мне нравятся ваши модели. Чтобы продать их, я буду использовать и вас! Ваше имя, ваше лицо. Вы должны стать известным всем и прежде всего средствам массовой информации.
– Но я вас предупреждаю, что мне трудно находиться в центре внимания.
– И это прекрасно. Вы будете углубленным в себя и занятым своим делом одиночкой. Мы используем ваш имидж. В семидесятых на этом будет строиться вся продажа модной одежды. Я обещаю вам, что женщинам это очень понравится.
Они обменялись рукопожатиями – Дэвид с долей неуверенности, а Эд – весьма решительно. Он знал, что все будет хорошо! История моды повторяется. Дэвид Уинтерс – это имя станет известным в мире американской моды!
Эд принял решение в этот воскресный день, когда шел к себе домой в Вест-Сайд. Он пытался сообразить, как ему лучше уйти из «Голд!». Ему не хотелось просто формально подать заявление об уходе. Нельзя так заканчивать длительные хорошие рабочие отношения с Голдштайнами. Это чересчур официально и неприятно. Он решил сначала повидать Маккензи.
– Это очень важно, – сказал он ей по телефону. – Мы могли бы повидаться вечером, хотя бы минут на тридцать?
– Ты помнишь, что я теперь замужем. Ты не забыл об этом?
Она захихикала, ей хотелось пофлиртовать с ним.
– Это всего лишь дело, – резко оборвал он.
– О? Как плохо… – вздохнула она. – Ладно, я сегодня буду дома.
Маккензи повесила трубку и пошла наверх переодеться.
Ей надоело носить свои платья. Братья решительно отказывались приобретать хорошие дорогие ткани, которые могли бы повысить качество ее моделей. И Маккензи начала сама, как бы в знак протеста, носить дорогие вещи от Холстона. Английские наряды от Джин Муир и Зандры Родес заняли место в ее шкафу. Это был не совсем ее стиль, но она теперь леди Брайерли, которой не пристало носить виниловые юбочки по двадцать пять долларов за штуку! Она выбрала серое шелковое платье в цветочек. Оно было утонченным и сексуальным в одно и то же время. После рождения Джордана ее груди остались крепкими. Когда она вошла в детскую, чтобы проверить, как он спит, она обратила внимание на то, что грудь сильно натянула тонкий шелк платья.
В этот день отпросились обе ее прислуги, а Элистер, как всегда, «налаживал связи». Малышу уже исполнилось шесть месяцев, и он, как правило, спокойно спал всю ночь. Маккензи стояла над его кроваткой. Ей хотелось, чтобы он заплакал, и у нее появился повод взять его на руки и приласкать.
Он был чудесным, милым ребенком. Джордан стал самым важным событием в ее жизни.
Маккензи вспомнила, что сейчас приедет Эд, и у нее побежали по коже мурашки. Она старалась позабыть удивительную сцену у него в офисе, но воспоминания давали место фантазиям и желаниям, и она не всегда могла их контролировать!
Она пошла в гостиную и аккуратно убрала там все принадлежности Элистера, которые он использовал во время приема наркотиков. Ей не хотелось, чтобы Эд их увидел.
После рождения ребенка она почти не занималась сексом с Элистером. Он или был на взводе после кокаина, или же ему было плохо, и он жаждал снова насладиться наркотиками. Она устала подлаживаться под его настроение. Теперь, когда у нее был Джордан, ей, если сказать правду, стало просто наплевать! Брак был фасадом совместной жизни совершенно разных людей, живших под одной крышей. Она больше не любила его, если когда-нибудь вообще любила! Элистер уходил каждый вечер, но ей стало все неинтересно – вечеринки, где в дыму вспыхивали лампы фотографов, и глаза были устремлены на нее. Ей было гораздо приятнее проводить вечер с Джорданом, не говоря уже о возможности провести его с Эдом!
Когда снизу позвонили и сказали, что пришел Эд, она быстро оглядела себя в зеркале. У нее отросли волосы, она убрала их назад и завязала черный бант. Когда она открыла дверь и увидела его глаза, у нее сладко защемило сердце. У него был слегка понурый вид, и ей это очень понравилось.
На нем была темная в клеточку спортивная рубашка и синие брюки. На плечи он набросил трикотажный свитер. Его работа в «Голд!» придала ему вид процветающего человека. Он стал гораздо лучше одеваться. Маккензи впустила его в дом и быстро поцеловала в щеку. Эд никак не реагировал.
– Как ты? – спросила она, ведя его в большую гостиную. Они недавно заново оформили ее в приятных сливовых и серых тонах. – Я теперь не вижу тебя на совещаниях. – Маккензи взяла с маленького столика на колесах бутылку шампанского и поставила рядом два бокала. – Мой отец тоже не бывает на них, мне кажется, что возраст дает о себе знать. Но я рада, что не вижу его там.
– А меня? – спросил он. Маккензи посмотрела на Эда.
– Я не знаю, радуюсь я или грущу. – Она подала ему бутылку. – Открой, Эдди.
Он открыл бутылку, и они посмотрели друг на друга.
– За что выпьем?
– Я не знаю, наверно, за моего сына. Теперь он для меня самое главное в жизни.
Они чинно чокнулись и стали пить шампанское, глядя друг на друга.
– Ты скучал без меня? – наконец спросила она.
– А как ты думаешь?
– Малыш, как же я скучала по тебе, – вздохнула Маккензи. – Эдди, ты должен мне помочь убедить братьев поднять фирму на новую высоту, – начала она. – Я уже не могу с ними разговаривать. Получается, что мой брак возвел между нами высокий забор. Если бы ты мог убедить их!
– Я ухожу из компании, – прямо сказал он. Он не отводил от нее своих синих глаз. – Я пришел к тебе, чтобы сказать об этом. Я покидаю «Голд!».
Она смотрела на него и молча качала головой.
– Я знала, что ты так сделаешь, я всегда знала это!
– Ты не выглядишь слишком разочарованной.
– О Эдди… – Она протянула руку и коснулась его руки. – Я бы все отдала, только чтобы ты остался. Ты единственный, кому я так доверяю. Я могу как-то переубедить тебя?
– Нет, так будет лучше, леди Маккензи!
– Не смей так говорить! – Она схватила его за руку, и между ними словно пробежал электрический заряд. – Когда ты так называешь меня, я начинаю ненавидеть мой титул. Мне кажется, что я его уже ненавижу. Если бы ты видел, как лебезят передо мной официанты…
– Но ты же вышла замуж ради этого, – спокойно напомнил он.
Она прямо посмотрела на него и отпустила его руку.
– Я уже говорила тебе раньше – мне был нужен отец для моего Джордана. Его настоящий отец. Ты можешь думать что угодно, Эдди, но у меня есть совесть. Мне казалось, что стоит попробовать, хотя в глубине души я знала, что из Элистера не выйдет хороший муж и отец. Понимаешь, я сделала это ради моего сына. Все считают меня эгоистичной сумасшедшей сукой, но если бы они знали меня получше, то поняли бы, что мне не все безразлично! Меня волнует судьба моей страны, ее людей. Мне бы хотелось, чтобы закончилась эта ужасная война…
– Я понимаю тебя.
– Эдди, – начала Маккензи и наклонилась вперед. – Для меня смысл жизни состоит не только в том, чтобы делать деньги и развлекаться… Я участвовала в протестах. Я протестовала против несправедливости… и «Лейблз», и «Уименз Уэр» насмехались надо мной, но я победила! Я хочу остановить эту войну, остановить дискриминацию! На свете так много всего, что следует изменить!
– Мне это нравится, – сказал Эд. – И ты стой на своем. Стой на своем, что бы тебе ни говорили.
– Элистеру на все наплевать, Эдди, ему лишь важно, чтобы под рукой была «кока», выпивон, сигареты… разные наркотики для возбуждения! – произнесла Маккензи, осознавая вдруг, что, пожалуй, говорит лишнее. Она просто подтверждала его наблюдения, высказанные почти год назад.
– Он не один такой, – Эд пригубил вино. – Говорят, что Корал Стэнтон – та еще штучка, и вообще в мире моды практически половина таких хиппи.
– Мне от этого лучше не становится, – заметила она, не спуская с него глаз. Ей так хотелось подсесть к нему, положить голову ему на плечо, но она знала, что поддаваться чувствам нельзя. – Ну ладно. – Она взяла себя в руки и выпила немного шампанского. – Сознавайся. Кто там к тебе пристает? Наверняка кто-то из китов. Бетси Джонсон? Холстон?
– А как насчет Дэвида Уинтерса?
– Дэвид? – Она даже подскочила. – Ты шутишь? Да и потом он не такая важная птица!
– Я его сделаю очень важным!
– Ушам своим не верю! Майя сказала, что он просто хочет переговорить с тобой! Я оказываю приятельнице услугу, а у меня из-под носа крадут лучшие кадры!
– Никто меня не крал! – произнес Эд, поднимаясь. – У меня своя голова на плечах! Чтобы попасть в бизнес, мне нужен был модельер – и с Дэвидом мы поладили. Я давно хотел уйти из «Голд!», мечтал об этом с тех самых пор, как ты вышла замуж за своего лорда.
– Так-так. – Маккензи тоже поднялась и стала расхаживать по комнате взад и вперед. Затем она резко повернулась к нему. – А деньги откуда?
– Деньги найдутся. Это уж мое дело.
– А он тут при чем?
– Он придумает такое платье, какое захочет иметь в своем гардеробе каждая женщина. Оно будет… ну, я не знаю, абсолютно гладкое, никаких складок… из такой необыкновенной материи, нечто особенное…
– Особенное!.. – Она всплеснула руками. – Я уже умоляла Реджи сезона два назад сделать что-то в этом роде, но мне ответили, что это слишком дорого. А я бы сама создала такие шикарные наряды.
– Да, это стоит недешево, – согласился Эд. Он опять опустился на диван и вытянул ноги. – Дэвид сказал мне, сколько это будет стоить. Но все его платья недешевы. Знак качества.
– Он ведь человек не очень деловой, – предупредила она.
– Зато я деловой, – произнес он. – Дэвиду останется только рожать идеи и выглядеть таким же симпатягой.
– Симпатягой? – Она перевела дыхание. – А это здесь при чем?
– Абсолютно уверен в том, что женщины побегут покупать наряды у такого симпомпончика, как Дэвид.
Она насупилась.
– А как же они догадаются, что он такой красавчик? Ты что же, на каждый ярлык приклеишь его мордашку?
– Неплохая, кстати, мысль… сделаю что-нибудь в этом роде, – ответил он и улыбнулся.
– Вот и делись профессиональными секретами! И подумать только, всему этому ты научился в «Голд!» – Она вновь наполнила их бокалы и быстро опорожнила свой. – Ну, Эдди, меня-то ты не забудешь, надеюсь? – сказала она, ловя его руку и пожимая ее. Несмотря на свою сдержанность, ей очень хотелось прикоснуться к нему. – Знаю, что многое у меня пошло наперекосяк, и все же хочется думать, что в один прекрасный день…
– В один день! – прервал он ее. – Ты что же, полагаешь, что я буду ждать этого «одного дня»? Я ведь говорил тебе до появления этого лорда и твоего замужества, как нуждаюсь в тебе. Но ты выбрала титул…
– Я выбрала отца Джордана! – закричала она. – Разве ты мог жениться на мне, зная, что я ношу под сердцем ребенка другого мужчины?
– Мог, потому что любил тебя, – ответил он просто. – Этот заурядный, ординарный еврейчик сделал бы такое по любви.
– О, прошу тебя, не говори о любви в прошедшем времени, – взмолилась она, мгновенно растеряв все свои амбиции. – Ведь ты еще любишь меня! Я знаю, знаю! Я читаю это в твоих глазах, Эдди! И я люблю тебя! Ну, пожалуйста…
– Уже не смешно. – Он вновь поднялся с дивана. – Мне нужно идти.
Он направился к двери, Маккензи пошла за ним. Она успела раньше положить руку на дверную ручку, она заставила его обернуться и взглянуть на нее.
– Может быть, поцелуешь меня на прощание? – тихо произнесла она.
Он наклонился к ней, глаза его сверкали, в них было нетерпение и гнев. Она замерла. Это была такая великолепная пытка. Его губы легко коснулись ее лица. Он не собирался сдаваться.
– Значит, ты решился! – воскликнула она, не спуская с него глаз. – Значит, ты решил теперь жить без меня!
– Ты все правильно поняла, – сказал он. – Чего ж тут непонятного! Что еще мне остается делать? Мы не виделись несколько месяцев!
– Но теперь все будет по-другому, Эдди! У меня теперь есть возможность…
– Слишком поздно, Маккензи. Все пошло кувырком, я ухожу с этой работы и… – Он махнул в сердцах рукой. – Я не бегаю за чужими женами.
Глаза его горели адским огнем, и она была не в силах более владеть собой. Рука ее коснулась его лица, погладила гладко выбритую щеку.
– Ну и тяжело же с тобой вести переговоры.
