Текст книги "Рай, ад и мадемуазель"
Автор книги: Гарольд Карлтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– В этом доме, – застонала Софи, – что ни возьми – фамильная драгоценность.
Она оглядела тяжелые шторы и антиквариат вокруг.
– Словно живем в музее. Колье – подарок. А вы говорите, будто я его украла.
– Я подарил его, думая, – произнес отец, – что ты будешь дорожить им всю жизнь. И что плохого в реликвиях? Семья – это прекрасно. Ты понимаешь, как тебе повезло?
– Ты поступила бездумно и неблагодарно просто ради сиюминутного каприза, не думая о чувствах других… – проговорила мать. – Если ты так сильно хочешь уйти, мы не будем противиться. Софи получает то, что Софи хочет, n'est се pas? [23]23
Не так ли? (фр.).
[Закрыть]Хочешь работать в мастерской «Шанель»? Что ж, прекрасно, я устрою это. Надеюсь, там ты будешь счастлива. Хочешь забыть семью?
Голубые глаза будто пронизывали Софи. Она чуть не заплакала.
– Я все равно никогда не ощущала себя ее частью! – выпалила девушка и вскочила на ноги.
– Мы в этом виноваты, – спросила мать, – или ты?
– Подожди! – крикнул отец вслед уходящей дочери. – Ты не ощущала этого, потому что это действительно так.
Софи замерла и взглянула на мужчину.
– Лоран! – Мадам Антуан схватила супруга за руку. – Пожалуйста, больше ни слова!
Он отпихнул кисть жены, не отрывая взгляда от девушки.
– Мы удочерили тебя! – не сдержался министр. – Делали все, что могли, но…
Он замолчал и в отчаянии потряс головой.
– Удочерили? – Софи услышала лишь это слово. Вдруг поняла: вот откуда ее бунтарство, иные взгляды на жизнь, вот почему она не понимает сестер.
– Мы обещали, что никогда ей не расскажем, – прошептала мадам Антуан, огорченно посмотрев на мужа.
– Видимо, пришло время ей узнать правду, – сказал он и повернулся к Софи. – Мы удочерили тебя в четыре года. Изабель и Франсина ничего не знают. И у меня нет желания говорить им, какого человека мы назвали любимой дочерью и сестрой девятнадцать лет назад.
Мадам Антуан подошла к дочке.
– Мы хотели дать тебе домашний очаг, любящую семью. Со временем ты поймешь, что поступила неверно. И, надеюсь, раскаешься.
– Это было мое колье. – Софи в отчаянии смотрела на родителей. – Вы подарили мне его. Я не сделала ничего плохого.
– Можешь идти, – отпустил ее Лоран Антуан.
Она захлопнула дверь и прислонилась к косяку – закружилась голова. Накинула дубленку и вышла из дома. Нужно побродить по городу, все обдумать. Maman и papa – не ее родители, а Изабель и Франсина – не сестры. Потом возникли другие вопросы. Кем были ее настоящие мама и папа? Умерли ли они? Наверняка да. Ведь никто не стал бы без причины бросать ребенка… Эти мысли причиняли боль.
Софи медленно дошла до Сен-Жермен-де-Пре, невидящими глазами поглядела на витрины. Посидела в кафе, безразлично наблюдая за прохожими.
Домой она пришла около восьми часов. Софи всегда поражало отличие переполненного молодежью бульвара Сен-Мишель от красивой тихой улочки в районе военной школы. Девушка оглядела четырехэтажный дом, покрытый блестящим темно-зеленым плющом. В окнах столовой горел свет, там готовились к обычному чопорному ужину с обычными чопорными друзьями родителей. Она не вынесет этого, только не сегодня.
Впервые в жизни она не смогла надеть маску равнодушия. Девушка тяжело вздохнула и пошла в дом. Теперь он стал для нее просто зданием. Пожалуй, возьмет на кухне яблоко и пойдет к себе в комнату.
Две недели спустя Софи уже оформила бумаги и купила небольшую мансарду на Клебер-авеню. Агент вручил девушке ключи. Она поднялась на последний этаж и зашла в новое жилище. Квартира показалась симпатичнее, чем во время первого осмотра: двухкомнатная, с видом на Париж. Что может быть лучше? Софи встала у окна, поглядела поверх крыш, чувствуя внутри вселенскую пустоту. Значит, это и есть взрослая жизнь? Получаешь то, что хочешь, но всегда остается «если». Девушка тяжело вздохнула.
В квартире была только самая необходимая мебель. Софи решила, что обойдет все блошиные рынки в поисках нужных вещиц, сделает квартиру уютнее, настоящим домом. Интересно, как в ее новую жизнь впишутся мужчины? Теперь обольстительница сможет не только флиртовать, но и приглашать к себе. Девушка встряхнула головой. Она внезапно потеряла к кавалерам всякий интерес. И ей уже стало одиноко. Может, завести собачку?
ГЛАВА 3
– Удочерили.
На следующее утро, в субботу, Софи опять сидела в кафе.
Удочерили.
Неважно, как часто она повторяла это слово, – смысл ускользал.
– Ну и как? – Ее раздумья прервали.
Инес склонилась над девушкой и поцеловала в щеку. Потом села и прикурила, не сводя с подруги больших глаз с накладными ресницами. Она была одета почти как Софи: облегающий свитер и джинсы, на плечи накинута джинсовая куртка.
– Сколько? – спросила Инес.
– Почти в десять раз больше, чем мы ожидали, – пожала плечами Софи.
Подстрекательница выпучила глаза.
– А что родители? Взбесились?
– Потрясены. – Софи многозначительно посмотрела на подругу. – Реликвии клана Антуан всегда остаются в семье. – Она насмешливо скопировала суровый тон отца.
– А ты чего ожидала? – Инес выпустила облачко дыма.
– Я купила квартиру, – поделилась Софи. – Представляешь, Лоран – не мой отец, а безупречная мадам Антуан – не моя мать.
– О чем это ты? – нахмурилась подруга.
– Инес, меня удочерили. Сестры на самом деле мне не сестры…
– Это он сказал? И ты поверила? Может, твой papa так сильно разозлился, что…
– Да, не сдержался и все рассказал.
– И как ты переживаешь это? Ты такая бледненькая, – заволновалась Инес.
– Еще не переварила новости. Хочу узнать, кто мои настоящие родители.
– Приемные наверняка в курсе.
– Мадам Антуан сказала, что нет.
– Ха! – воскликнула Инес. – Такие, как они, ни с то ни с сего не возьмут ребенка из приюта.
Официант принес Инес café crème. [24]24
Кофе со сливками (фр.).
[Закрыть]
Она положила туда сахар и восхищенно посмотрела на подругу, качая головой.
– Ты продала колье за целое состояние, родители тебе не родители, и ты переехала в собственную квартиру. Что-нибудь еще? А с виду такая спокойная!
– Думаешь, я не волнуюсь? – Софи погасила сигарету. – Нет, я просто потрясена. Кстати, я записалась в вечернюю школу «Шамбр синдикаль». Встретила там очень симпатичного англичанина, собираюсь показать ему свою квартиру. А на следующей неделе иду на собеседование в «Шанель». Это просто формальность, меня обязательно возьмут.
– Не жизнь, а сказка. – Инес откинулась на стуле.
Софи недоуменно взглянула на нее.
– Я думала, так и будет, но… Ненавижу себя за то, что сделала. Чувствую отвращение к их словам. Если бы ты видела лицо отца, то поняла бы, как мне нелегко сейчас.
– Ох! – Инес потрясла головой и засмеялась. – Софи, мне так жаль тебя. Богатая бедняжка!
«Мужчины! – думала Саманта по нескольку раз в день. – Если б можно было прожить без них! Но это то же самое, что влачить жалкое существование без выпечки, лака для волос или хорошей химчистки». В Нью-Йорке она своего принца не встретила, может, найдет в Париже идеального месье?
В этом городе les hommes [25]25
Мужчины (фр.).
[Закрыть]были далеко не идеальными – по росту. Казалось, мир моды заполонили «карманные» французы.
Девушка подружилась с красавицей моделью из «Нина Риччи». Их представили, когда американка посетила высокопарного пресс-атташе этого дома. Он очень вежливо отклонил кандидатуру Саманты на должность ассистента.
– Одри тоже из Нью-Йорка, – сказал тогда Перси. Саманта оглядела манекенщицу: сильно подведенные глаза, густые ресницы, стройное тело под белым рабочим халатом.
Девушки спустились в кафе на улице Капуцинов, чтобы выпить кофе и поесть круассанов. Одри осталась в белом халате поверх нижнего белья. Умирая от зависти и восхищения, Саманта не могла наглядеться на темные шелковистые волосы модели, безупречный нос и полные губы. И она не была одинока в этом порыве.
– Не хочу встречаться с миниатюрными парнями, – пожаловалась Саманта, макая круассан в кофе. – Мой рост – два метра. Мечтаю о мужчине выше меня, с телом футболиста…
– Среди дизайнеров искать не советую, – пожала плечами Одри.
– Здесь так тяжело найти себе мужчину? – спросила Саманта.
– Я не пытаюсь никого искать, – ответила модель. – Я помолвлена (правда, неофициально) еще со школы. Мой жених – стоматолог.
– Повезло тебе… – вздохнула Саманта.
– Пожалуй, тебе нужен гей visagiste, – предложила Одри.
– Что такое visagiste?
– Visage – это лицо. Visagiste переделывает лицо, – объяснила модель. – В смысле улучшает.
– А почему обязательно гей?
– Просто таких большинство, – нахмурилась Одри. – Жан-Жак Батист – лучший по части смены образа. Занимается jolie-laide. Заходишь laide – выходишь jolie.
– Значит, я jolie-laide? – застонала Саманта. – В смысле это диагноз?
Одри с энтузиазмом закивала.
– Дорогуша, в Париже это замечательно.
– А что не так с моим лицом? – прошептала Саманта.
– Visagiste подчеркнет достоинства. Хочешь, спрошу Жан-Жака, сможет ли он уделить тебе время?
Саманта радостно кивнула.
Расставаясь с Одри, девушка попросила ее продолжать общение. Такой красавице сложно было не поверить. Изможденная визитами, Саманта пошла к метро. Друзья друзей, на помощь которых она надеялась, оказались не такими уж полезными. Энергия и обаяние помогли американке познакомиться с новыми людьми. Она побывала на нескольких дискотеках, дала телефон парочке мужчин. Никто не позвонил. Девушка начала понемногу унывать.
Может, visagiste решит ее проблемы?
Первый день в «Шанель» Моник провела в мастерской мадам Мишель. Печальная миниатюрная дама с усиками постоянно истерично всхлипывала. Она представила новую швею другим девушкам и указала на деревянный табурет в конце рабочего стола.
Моник растерялась, оглядев скромную комнату с видом на унылый двор, чистую и комфортную. За двумя длинными столами на твердых деревянных табуретках сидели пятнадцать работниц.
– Она тут не самая лучшая, – сказали девушки, когда мадам Мишель позвали в салон на примерку. – Но если будешь стараться, повысят.
– А кто лучший? – спросила Моник, затаив дыхание.
– Месье Гай, главный портной, – хором ответили коллеги.
Скромница кивнула. Ей дали первое задание: сделать шелковую подкладку для пиджака. Не слишком интересно. «Но это не просто старая подкладка, – напомнила себе девушка, – а подкладка для пиджака от Шанель». Может, если она справится лучше всех, перейдет в мастерскую месье Гая. Моник начала шить.
Ближе к полудню золотой луч медленно проник сквозь пыльное окно и лег наискось на рабочем столе.
Девушка каждое утро с благодарностью встречала солнце, словно нового друга или ангела моды, следящего за ней. Она отдавала работе всю себя. Вскоре это заметили. Моник продвинулась дальше по столу – перешла к шитью пиджаков – и довольно быстро стала лучшей в мастерской.
Visagiste Жан-Жак оказался очень серьезным и действительно крошечным, а черная кожаная одежда это еще и подчеркивала. «Такой маленький, что мог бы свисать с зеркала заднего вида», – посетила Саманту ироничная мысль. Девушка в «полной экипировке» от Шанель светилась уверенностью. На первую встречу в студии Жан-Жака на Сен-Жермен-де-Пре она надела кремовый костюм из твида букле, а густые волосы перевязала шарфом. Studio de maquillage [26]26
Студия макияжа (фр.).
[Закрыть]– небольшая квартира на улице Бак. Длинный туалетный столик освещен лампами. Мастер внимательно изучил Саманту, заставил ее перечислить все недостатки, надуманные и правдивые. Договорив, девушка расплакалась.
– Я будто голая, – всхлипнула она.
– А что плохого в наготе? – спокойно прошептал Жан-Жак, протягивая бумажные салфетки. – На кого ты хочешь быть похожа?
– Джеки Кеннеди? – неуверенно произнесла Саманта. – Верушка?
– Хм… – Нахмурившись, Жан-Жак потянулся к коробке с косметикой. – Лично я вижу еврейскую версию Софи Лорен.
Он пристально оглядел лицо девушки, как художник – чистый холст. А потом начал аккуратно изменять надуманные недостатки, которые Саманта всю жизнь пыталась скрыть.
«Лучше психоаналитика, – подумала она. – Доктора не делают макияж».
– Я не скрываю, а подчеркиваю, – объяснил Жан-Жак. – Эффектной даме ни к чему стыдиться себя.
– Эффектной? – громко шмыгнула носом «пациентка».
Visagiste словно создавал картину. Он будто знал, как решить все проблемы. Полные губы? Обведем по контуру коричневым карандашом и закрасим алой помадой. Непослушные волосы? «Не завязывай в хвост, пряча, а создай объем. Преврати в достоинство».
Маленький месье сделал из ее волос гриву. Даже начесал.
– Я огромного роста, – застонала Саманта.
– Не надо этого стыдиться! Перестань сутулиться. Выбирай обувь на высокой платформе.
– Платформа не подходит к одежде «Шанель»! У них во всех коллекциях двухцветные босоножки.
Жан-Жак долго работал над образом Саманты, но своего добился.
Девушка хмуро посмотрелась в зеркало.
– Ба! – удивленно воскликнула она. – Я не похожа на Джеки Кеннеди или Софи Лорен!
– Верно, – самодовольно усмехнулся Жан-Жак. – Больше напоминаешь неправдоподобно белокожую версию Жозефины Бейкер.
– И как теперь поддерживать образ?
– Увидим в субботу, – ответил Жан-Жак. – Выведу своего Франкенштейна моды в город.
«Очередной вечер, очередной пиджак. Я живу лишь работой», – подумала Шанель. Но жизнь – это не только вшивание рукава в пройму. Правда, ей казалось скучным все, кроме этого. Волшебная сила таланта покинула ее руки: шила мадемуазель хуже, чем раньше. Та девушка из Анжера (как ее зовут?) доказала суровую правду жизни: Коко уже не повторит маленькие безупречные стежки, иголка в ее руках уже не будет подобна волшебной палочке. Девушка напомнила Габриель ее саму в молодости.
Через некоторое время Шанель прошла по коридору отеля «Риц» в свой номер. Горничная Жанна открыла дверь, помогла мадемуазель раздеться и подготовиться ко сну. Старая дама безропотно поднимала руки и поворачивалась. Яркую, захватывающую жизнь, которую Коко старалась не вспоминать слишком часто, казалось, прожил кто-то другой. На выходных Габриель устраивала блистательные вечеринки в своем великолепном доме в Кот-д'Азур. Приходили Пикассо, Стравинский, Дягилев (не просто люди, гении!), обсуждали искусство. Неужели это была она? «Да, я», – хмуро подумала старушка и уставилась в белый потолок. Тогда все было новым и интересным: широкие брюки, нити жемчуга поверх матроски, даже еда в буфетах. Обыденная элегантность. У Шанель осталось множество фотографий того времени, но она не могла без боли в сердце смотреть на уже почивших любимых людей, вспоминать мебель, которая теперь хранится в Швейцарии, и – самое страшное – видеть себя счастливой и полной жизни.
Друзья. Люди, бывшие рядом с ней почти всегда. А что осталось? Редкие вежливые визиты из чувства долга? Когда ее навещали старые приятели, Габриель болтала без умолку. Это их отпугивало.
Молодые приходили, когда нуждались в помощи. Подтянутые американки, дочери клиенток – идеальные для ее одежды – носили джинсы и футболки. Или хуже: джинсы, футболку – и пиджак «Шанель». Их чистая загорелая кожа, гибкие фигуры и белые зубы доставляли мадемуазель эстетическое удовольствие с оттенком горечи – напоминая, какая она старуха.
Чаще всего Шанель виделась с официантами из «Рица», которые обслуживали ее дважды в день, подавая одни и те же блюда. Вряд ли раньше она бы подумала, что в конце жизни будет повинна в смертном грехе уныния. Шанель в депрессии? Неужели это возможно? Нужны новые друзья, молодые, влюбленные мечтатели, у которых все впереди. Она познакомит их друг с другом. Кто-то даже поженится. Поможет им преуспеть – если заслуживают. Будет играть с живыми куклами, менять их жизни. Но где найти таких друзей?
В следующую субботу Жан-Жак затолкал свое творение в автобус. Саманта на один день отказалась от «Шанель», позволив нарядить себя в кафтан до середины икры, с вышивкой, джинсы и сапоги – чтобы смешаться с хиппи.
– Париж – это два города, – заговорил визажист.
– Да? – Девушка огляделась. – А где второй?
– Скоро будем там. Расскажу тебе кое-что.
Саманта была в восторге от компании мужчины, пусть крошечного и затянутого в кожаную одежду. Даже возвышаясь над Жан-Жаком, она счастливо улыбалась.
Месье заплатил за проезд своим carnet, [27]27
Книжечка с отрывными билетами, купонами на проезд (фр.).
[Закрыть]они встали на задней наружной платформе автобуса, взялись за поручни и со свистом промчались через мост Пон-Нёф.
– Парижанин никогда не скажет: «Давай пересечем Сену», – поведал маленький месье. – Мы говорим: «Давай навестим Левый берег». Le Rive Gauche [28]28
Рив Гош, Левый берег (фр.).
[Закрыть]– это место, где «происходит все», как говорите вы, американцы. Все причудливые нововведения – отсюда. Это как Виллидж [29]29
Гринвич-Виллидж,или просто Виллидж( англ.village – деревня, поселок), – жилой район в Нью-Йорке, на западе Нижнего Манхэттена.
[Закрыть]в Нью-Йорке или Челси в Лондоне. Колыбель творчества!
Когда автобус переехал на другой берег, они спрыгнули.
– Чувствуешь разницу? – Жан-Жак махнул рукой в сторону зеленых улиц.
– Ага! – Саманта огляделась. – Особая интимная атмосфера.
– Левый берег – и в политике левый, – рассказывал месье, пока они шли по улице. – Буржуазия живет на Правом. Молодые искатели приключений перебираются сюда.
Они дошли до бульвара Сен-Жермен.
– Кажется, местные лучше понимают сами себя. Тут все и впрямь по-другому! – Американка восторженно оглядывалась.
Визажист указал на витрину магазина.
– Здесь продают дешевую молодежную одежду. Рядом обитают студенты. Бульмиш (бульвар Сен-Мишель) ведет к Сорбонне. Тут всегда полно студиозусов.
Девушка глазела по сторонам, впитывая сведения, как губка. Книжные и музыкальные лавки – по соседству с магазинами одежды. Люди выглядят моложе, похожи на хиппи.
Саманта и Жан-Жак заходили в роскошные бутики на бульваре Сен-Жермен, площадях Одеон и Сен-Сюльпис, где можно было найти необычную одежду для модных и смелых.
– Может, увидим Сартра или де Бовуар, которые болтают о философии и курят как паровозы! – сказал маленький месье, ведя девушку в кафе «Флёр».
– Я не интеллектуалка, – предупредила Саманта.
– Знаю, – понимающе кивнул месье, – но эти два кафе… – он указал на «Два маго» через улицу, – оккупировали деятели моды. Так что они теперь модные интеллектуалы!
Жан-Жак заказал «les Welsh rarebits», фирменное блюдо «Флёр» – изумительный плавленый сыр, перемешанный с горчицей и вином. Его намазывали на хлеб, а затем обжаривали. Саманта выпила две чашки café créme. Это кафе станет ее любимым!
Девушка записала в блокноте: «Café de Flore на углу бул. Сен-Жермен и рю Сен-Бенуа». Жан-Жак выглядел очень довольным.
На Монпарнасе, куда они добрались в l'heure du thè, [30]30
Чайный час (фр.).
[Закрыть]мужчина показал Саманте похожее на пещеру кафе «Купель». Рядом жило множество художников, и бедным мастерам кисти иногда разрешали отрабатывать счета, рисуя цветные фрески на стенах и колоннах.
– Обожаю Rive Gauche! – восторженно воскликнула Саманта. – И теперь буду часто ходить сюда!
Она влюбилась в очаровательные кварталы: магазинчики дамских шляпок, boulangeries и лавки редких книг, теснящиеся вокруг нескольких деревьев, фонарных столбов и крошечного фонтана в центре.
– Словно карикатура Парижа! – воскликнула девушка, озираясь.
Они ходили на вечеринки, и Саманта играла роль живой визитной карточки Жан-Жака. Того пропускали без очереди даже в самый модный клуб «Режин». Иногда они танцевали, правда не касаясь друг друга: он – где-то на уровне ее талии, она извивалась напротив. Девушка откидывалась назад и раскачивалась, блаженно улыбаясь.
Другие jolie-laide умоляли месье уделить им время.
– Мы сблизились, – призналась Саманта Одри за обедом в аптеке-закусочной на Елисейских Полях. – Как психоаналитик и пациент.
Модель скептически изогнула идеальные брови.
– Звоню ему каждый вечер, рассказываю, как прошел день. Жан-Жак – словно мой дневник. Кажется, я чуточку влюблена. Еще эта его обтягивающая одежда из черной кожи! А как он смотрит на меня! Это так заводит!
Манекенщица сложила бантиком безупречные губы.
– Он разглядывает тебя как visagiste, а не как мужчина.
– Но если я поступлюсь принципом «никаких мужчин ниже метра семидесяти», то и он может сделать поправку в графе «никаких женщин».
– Знаешь что, Сэм? – Одри нахмурилась. – Ты глубоко заблуждаешься.
Однажды вечером, после трех порций «Кир рояль» [31]31
Коктейль из шампанского и черносмородинового ликера.
[Закрыть]в «Куполь», Саманта решилась сделать первый шаг: дотронулась до обтянутых черной кожей ягодиц Жан-Жака, пока он поправлял ей макияж. Мужчина очень деликатно убрал ее руку, давая понять, что лучше модели сидеть неподвижно, когда мастер приклеивает накладные ресницы и разрисовывает свое «полотно».
Саманта выплеснула коктейль ему в лицо и ушла.
Они неделю не разговаривали: дружба проходила испытание на прочность. В конце концов девушка так соскучилась по Жан-Жаку, что решила помириться. Пусть не будет жаркого секса, но Саманта не протянет в Париже без их ночных откровений по телефону.
Позвонила, упросила его встретиться вечером в субботу во «Флёр».
Одетый в свой фирменный костюм из черной кожи, в темных очках, Жан-Жак опоздал на десять минут. Саманта терпеливо ждала. Очевидно, это prix [32]32
Плата (фр.).
[Закрыть]за то, что она осмелилась прикоснуться к заду своего visagiste. Хмурый месье сел на скамью напротив девушки. Она выбрала лучший на террасе столик: возле входа, спиной к стеклянным витринам.
– Может, маленькая размолвка только укрепила дружбу? – жалобно проговорила американка.
Она нарядилась в великолепный синий трикотажный костюм от Сони Рикель и туфли на высоком каблуке. Жан-Жак долго молчал, затем повернулся и поднял очки на волосы.
– Ты – одно из лучших моих творений.
Девушка снова почувствовала себя Франкенштейном.
– Но никакого секса не будет, – резко добавил мужчина. – Я прикасаюсь к женщине только для того, чтобы сделать макияж.
– Поняла, – серьезно кивнула она. – Значит… будешь моим другом-геем? Такой нужен каждой девушке.
Саманта наклонилась и чмокнула его в щеку.
– Сестринский поцелуй!
Жан-Жак кивнул.
– Обожаю тебя! – По ее щеке скатилась слеза. – Мне так не хватало наших ночных разговоров!
Он настороженно посмотрел на девушку и признался с улыбкой:
– Мне они тоже нравились.
– Отлично, а теперь расскажи про секс, – попросила она. – Где в Париже его можно заполучить?
– Есть два типа людей, – прищурился месье. – Первые всю ночь напролет крутятся в барах или на дискотеках, робко поглядывая на возможных партнеров, а вторые подходят и спрашивают: «Эй, малыш, займемся сексом?»
– Не шутишь? – изумленно выдохнула Саманта.
– Девятнадцать из двадцати сразу же убегут, а последний согласится. Так вот!
– Впечатляет… – кивнула девушка, оглядывая Жан-Жака и гадая, снимает ли он когда-нибудь эту блестящую черную кожу.
Занимается ли он вообще сексом? Трудно представить…
– Эй, займемся сексом? – попробовала американка. – Правильно говорю?
Деятель моды пожал плечами.
– Вот французы все время пожимают плечами, – сказала она, тряхнув головой, – а в Нью-Йорке говорят: «Ничего особенного».
Они снова стали друзьями. В глубине души Жан-Жак признался себе, что никогда не встречал подобных Саманте. Он с нетерпением ждал ее рассказа о применении новой техники соблазнения.
Кристофер наблюдал, как Камилла Деланж составляет безвкусную весеннюю коллекцию. Обычная палитра – бежевый, коричневый и серый. «Молодежные» зарисовки, которые он с надеждой предложил, вежливо отклонили. В платьях и костюмах не было ничегошеньки нового.
– «Великие хиты Камиллы», – скорбно поведал он Клаусу, уплетая дома омлет. – Просто не верится, что мода может быть такой скучной!
– Так встряхни старушенцию! – фыркнул сосед.
– Как? Мы будто на разных планетах.
