Текст книги "Рай, ад и мадемуазель"
Автор книги: Гарольд Карлтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
– Чем сейчас занимаешься? – интересуются девушки.
Самодовольно ждут, что она ответит: «Ничем особенным».
– Возглавляю «Шанель», парижский дом мод, – невозмутимо произносит Саманта. – Унаследовала от самой мадемуазель Коко.
Внезапно гордячки понимают, что ее костюм, сумочка, ремень, двухцветные туфли, камелии и темные очки, украшенные переплетенными буквами С, не копии! Приоткрывают от удивления рты, демонстрируя идеальные зубы, переглядываются.
– Даже не знаю, что сказать! – восклицает Шелли.
Саманта открыла глаза. Восемь часов. Нехотя поднялась с кровати, нисколько не чувствуя себя отдохнувшей. Посмотрелась в зеркало над комодом. Лицо напоминает маску ацтеков: высокие скулы, раскосые глаза, вытянутый подбородок, полные губы. Можно ли преуспеть с такой внешностью? Непонятно, в кого такая уродилась. Видимо, в далекого предка. Мужчины считали, что она либо с Востока, либо мадьярка, либо неповторимая смесь кровей.
Девушка долгие годы считала себя некрасивой и старалась не придавать этому значения. А в Париже надеялась сойти за jolie-laide (удачное французское обозначение женской красоты, далекой от стандартов).
– Jolie означает «хорошенькая», а laide – «некрасивая», – рассказывала она. – Вместе получается не «хорошенько некрасивая», а «хорошенькая тире некрасивая», то есть девушка с такой необычно яркой внешностью, что даже зеркало не может определиться!
Карандаши для губ и глаз, румяна, тушь, много тонального крема «Макс фактор» и сила воли в чистом виде стали ее помощниками. Каждое утро на Саманту снисходил гений рекламы, призывая держать голову выше. Она пообещала себе, что лично проведет Париж в следующее десятилетие: особый нюх на веяния моды плюс знание секретов рекламного бизнеса. Американка внимательно следила за делами отца, который в пятидесятых наводнил Лос-Анджелес магазинами женской одежды. Когда девушке исполнилось восемнадцать, они переехали на Манхэттен, и отец начал покорять сердце швейной промышленности Нью-Йорка. Сегодня рекламная кампания – волшебный ингредиент успеха в мире моды. «Но поможет ли реклама удержать „Шанель“ на вершине?» – думала Саманта.
Вся ее жизнь крутилась вокруг Шанель. Безответная любовь: американка безумно обожала мадемуазель Коко, а та знать не знала о ее существовании.
По парижским улицам прогуливалась возвышавшаяся над горожанами девушка. Она напряженно размышляла. В Нью-Йорке дочка бизнесмена скупала все вещи марки «Шанель», а расплачивалась одной из первых выданных отцом кредиток «American Express».
Когда американке исполнился двадцать один год, она решила назваться Шанель Липштадт.
– В нашей семье не может быть смешных имен. – Отец был непоколебим.
Когда Саманте было четырнадцать, умерла мама. В последующие годы отец совершенно избаловал дочь. Она привыкла получать все, что захочет. И теперь о ней узнает мадемуазель Шанель, потому что девушка собиралась работать на престижнейший в мире дом мод.
«Я умею продавать, – думала она, идя по улице. – Суть моды – в рекламе. Иначе все бы носили одинаковую одежду из мешковины».
Приметив хорошую химчистку, Саманта остановилась перед прелестной витриной с аппетитными пирожными. Pâtisserie [7]7
Кондитерская (фр.).
[Закрыть]это или ювелирный магазинчик? В крошечных корзиночках из теста, сверкая, словно рубины, лежала покрытая глазурью клубника и ежевика. Роскошные изящные mille-feuilles [8]8
Слоеное пирожное, известное в России под названием «наполеон» (фр.).
[Закрыть]будто из золота – просто произведения искусства.
Саманта зашла внутрь и выбрала четыре пирожных. Их завернули в салфетки и, как украшения, положили в белую коробку. Крепко перевязанная бечевкой, картонка со сладкими драгоценностями свисала с руки сладкоежки: второй завтрак!
Сунув под мышку «Геральд трибьюн» с газетной стойки, девушка заторопилась назад в квартиру, превращаясь по пути в Одри Хепберн.
– Bonjour! – приветствовала она каждого встречного пожилого мужчину с багетом под мышкой.
«Даже береты у них модные, черного цвета», – подумала американка.
Когда Саманта нацелила объектив фотоаппарата «Инстаматик» на третьего по счету старичка, он сделал багетом непристойный жест.
– Ой! – Она выронила фотоаппарат. С Одри Хепберн так никто не поступал.
В boulangerie [9]9
Булочная (фр.).
[Закрыть]рядом с домом Саманта купила ficelle. [10]10
Небольшой тонкий батон (фр.).
[Закрыть]Роскошный аксессуар. Словно истинная парижанка, сунула багет под мышку, надеясь, что тот не пропитается запахом дезодоранта.
Дома жадно проглотила пирожные. Запила двумя чашками крепкого кофе. В одиннадцать тридцать, заряженная глюкозой и кофеином, Саманта принялась за список, составленный еще в Нью-Йорке: обзванивала каждого друга своего друга, способного помочь с работой. Дом «Шанель» – главная мишень, но для начала сгодится любая должность.
Если трубку не брали, оставляла сообщение. Через некоторое время в ежедневнике появились записи о пяти обедах, трех вечеринках и двух собеседованиях. Саманта тяжело вздохнула. У нее есть год, чтобы найти свое место в парижском мире моды. Год, чтобы найти мужчину. И эти две цели как-то связаны.
Габриель Сидони Шанель
На последнем этаже дома 31 по улице Камбон горел свет. Было одиннадцать часов ночи. Зажав во рту сигарету, Габриель Сидони Шанель склонилась над пиджаком. Вшивала рукав в пройму, больными артритом руками поворачивая его так и сяк. Сколько рукавов она пришила за свою жизнь? Тысячи? Десятки тысяч? И был ли хоть один идеальным?
Мадемуазель Шанель пожала плечами. На твидовую юбку упал пепел. Сквозь стекла очков и дым сосредоточенные темные глаза-бусинки сердито смотрели на изделие.
После обеда в «Рице» Шанель не удержалась – перешла улицу Камбон, чтобы еще раз попытаться пришить чертов рукав. Костюм предназначался для важной клиентки, а мадемуазель так давно не шила… Этой ночью она хотела выяснить, хватит ли оставшихся у нее таланта и мастерства, чтобы идеально выполнить работу. Необработанный, лохматый край твида усложнял задачу. «Если не выйдет, лучший портной дома, месье Гай, доделает все утром», – утешала себя Коко.
Она осторожно вложила рукав в пройму и вывернула, позволяя изделию приобрести ampleur, [11]11
Объем (фр.).
[Закрыть]делая плечо округлым и аккуратным, какое можно найти лишь среди дизайнерской одежды. Шов обязан быть безупречным. Как с иголочки. «Замечательно сказано», – подумала она. Хотя рукав посажен высоко под мышкой, он должен быть свободным. Вдруг женщине понадобится поднять руки? Француженки не скупы на жестикуляцию.
Мадемуазель прикурила новую сигарету, страдальчески опустив нижнюю губу. Как же она одинока! Хотя в собственном доме мод с пиджаком в руках, с ножницами, нитками и иголками она отвлекалась от гнетущих мыслей. Работа не оставляла времени на размышления о личной жизни.
– Мадемуазель?
Шанель посмотрела на встревоженное лицо верного привратника и давнего друга Луи, охранявшего дом по ночам.
– Разве вам не пора спать? – поинтересовался он.
Женщина мрачно усмехнулась.
– Как я могу уснуть, зная, что этот рукав морщинится? Ты что, меня не знаешь?
– Да, мадемуазель, знаю, – кивнул тот. – Но сон всем нужен.
– Я с радостью брошусь в объятия Морфея, когда буду уверена, что работа сделана безупречно. Я снова шью, как раньше. Вернулась в начало. А теперь спускайся вниз и займись тем, чем должен… охраняй дом. Защищай меня! Мне нравится защищенность.
«Чокнутая старушка», – подумал он, уходя. Но мадемуазель очень нравилась Луи, и он действительно переживал за ее здоровье. Она была стара, если мужчина правильно помнил – разменяла девятый десяток. Даже Шанель не может жить вечно, хотя пока она доказывала обратное.
Габриель ушла из дома мод, убедившись, что рукав вшит так хорошо, как не сделал бы никто ныне живущий. Пока она могла работать безупречно, приносить пользу, жизнь имела смысл.
Шанель вышла на мороз. Луи за руку перевел ее через мощеную улицу до отеля «Риц». Швейцар проводил пожилую даму до лифта. Лифтер довез ее до нужного этажа и пожелал спокойной ночи.
Женщина медленно прошла по коридору. Дожить до восьмидесяти четырех – и спать одной! Своего рода промах? Даже у вдовы есть утешение – воспоминания. Шанель никогда не была замужем. До сих пор «мадемуазель»…
Она постучала в дверь. Небольшой скромный номер: гостиная, ванная, спальня – и все. Служанка Жанна ждала, чтобы уложить ее в постель. «Словно ребенка», – печально подумала Шанель. Возврат к началу. Вот только – когда дверь открылась, мадемуазель стиснула зубы, вспомнив приют, – ребенком никто не укладывал ее спать.
ГЛАВА 2
Chef du personnel [12]12
Менеджер по персоналу (фр.).
[Закрыть]устало взглянула на Моник, внимательно просмотрела диплом школы «Шамбр синдикаль» и вручила анкету.
Девушке велели приступать к работе уже на следующий день. Значит, в доме длинный список заказов, но не хватает рук. Она, спотыкаясь, вышла на улицу Камбон, едва не прыгая от радости. Тусклые солнечные лучи пробивались сквозь облака над Парижем. Моник решила вернуться к себе, купить по дороге вина и вечером отметить новую должность.
По пути в Шатле вспоминала детство. Катрин хорошела год от года, а она…
– Не верится, что вы сестры! – удивлялись люди.
Моник прекрасно знала, о чем речь.
Девушка усердно помогала мадам Дэниз шить и кроить. Вскоре поняла, что хочет работать только на мадемуазель Шанель. Когда Моник шила, исчезала даже ее застенчивость. Мадам Дэниз часто говорила, что девушка очень талантлива, работает с особым мастерством. Шанель пригодятся ее умения, скромница в этом не сомневалась.
Когда Моник исполнился двадцать один год, она объявила, что уезжает в Париж. Отцовского наследства на это хватало. За ночь до отъезда в дверь тихонько постучала Катрин.
– Возьми меня с собой. Не оставляй тут… – попросила она.
– Но ты должна ходить в школу. – Моник внимательно посмотрела на сестру. – Ты ведь любишь maman?
– Но тебя больше, – выпалила Катрин. – А с ней мне будет одиноко.
Моник обняла сестру.
– Закончишь учебу – навестишь меня в Париже, – пообещала она.
Катрин никогда не отзывалась о Моник дурно, но расставание снимет груз с ее плеч. Теперь не будет соперничества и тайной зависти из-за восхищенных взглядов на сестру.
Моник ехала на поезде в Париж и с широко открытыми глазами думала: «Я буду жить в огромном городе!»
Поезд словно выстукивал: «Новая жизнь! Новая жизнь!», и девушка пообещала себе, что начнет с чистого листа.
Давнишняя пощечина матери убедила Моник, что мужчин нужно остерегаться. Она больше никогда не просила поцелуя. Да никто и не пытался. Понравится ли она кому-нибудь? Моник стеснялась полноватой фигуры – и не видела в зеркале безупречную кожу, красивые волосы и улыбку, мягкость и женственность. Встречаясь взглядом с парнем, девушка робко опускала глаза.
Пообещала себе, что в Париже полностью изменится. Может, она и не красавица в классическом понимании, но любит одежду и может сшить себе отличные наряды. Новая, роскошная Моник, в сидящем по фигуре костюме, пройдется по парижскому бульвару. Вряд ли заставит мужчин глядеть вслед, но женщины заметят одежду и полюбопытствуют, откуда она. Жизнь заполнит мода, и места для мужа просто не останется. Да и сможет ли она полюбить кого-то сильнее, чем отца? Вряд ли. Значит, не стоит утруждать себя поисками замены. Если не отвлекаться на пустяки, она может стать великим кутюрье. Поезд дернулся и затормозил у Гар-дю-Нор. Приключения начались.
С тех пор Моник прожила в Шатле два года – мать разрешила снимать жилье только там. У незамужней, не очень красивой дамы из Анжера несколько путей: стать монашкой, учительницей или сбежать в Париж и жить с сестрами Катро. Здесь никто не считал ее дурнушкой и не награждал сочувственными взглядами.
Сестры Катро, Одетт и Сандрин, похожие как две капли воды (Моник едва могла различить их), радушно приняли новую квартирантку. Они уже давно жили в Париже, делали шляпки в квартире-мансарде рядом с Ле-Шатле. Они отдавали изделия частным работникам и довольно скоро стали востребованы в мелких домах, где не было мастерских модисток. Со временем сестры выкупили все комнаты мансарды и теперь сдавали их незамужним молодым женщинам. Моник хорошо помнила их по рождественским визитам в Анжер: старые девы говорили о шляпках и все время хихикали. Почему бы и нет? Отличные мастерицы, они талантом и трудом добились успеха. И искренне наслаждались компанией шести девушек, живущих с ними под одной крышей.
Моник занимала небольшую чистенькую комнату с круглым окном, украшающим крышу дома. Белые штукатуренные стены, книжный шкаф, фотография Катрин в рамочке, комод, кресло, занавески в цветочек и покрывало в тон – вот и весь интерьер. Даже если бы удалось провести мужчину, на узкой кровати не поместятся двое. Моник в первый же день, развешивая одежду, прогнала эту мысль из головы.
Когда умер отец, она отреклась от религии. Осталось благоговейное, фанатичное поклонение моде. Девушка так стремилась к идеалу, что считала свое ремесло почти святым. Ее богами стали Баленсиага и Шанель. Моник, конечно, не молилась им, но страстно желала достичь таких же вершин мастерства. Главное в жизни – приблизиться к совершенству, насколько способен человек.
Она поступила на двухгодичный курс шитья в школу «Шамбр синдикаль де ля кутюр франсэз». [13]13
«Синдикат французской высокой моды».
[Закрыть]
Каждый вечер по пути из школы Моник разглядывала элегантных женщин на улице Фобур Сен-Оноре, в районе площади Мадлен, в универмаге «О Труа Квартьер» или в очереди в «Фошон» [14]14
Бутик дорогих деликатесов, изготовленных вручную по уникальным рецептам. (Прим. ред.)
[Закрыть]за восхитительными amusebouches, [15]15
Легкая закуска к аперитиву (фр.).
[Закрыть]которые вечером подают к вину.
Менялись стили. На Левом берегу молодежь одевалась откровенно или как хиппи. Здесь, на Правом, женщины не изменяли элегантной классике, которая восхищала и вдохновляла Моник. Но девушка не надеялась стать леди – сомневалась, что когда-нибудь сможет позволить себе столь роскошную одежду. Идеи женских нарядов, в которых переплетались оригинальность, современность и классика – как у Шанель, – не покидали юную голову.
Моник работала весь жаркий август. Парижане разъехались на отдых. Многие булочные закрылись, появились очереди за хлебом. В мире высокой моды это было самое суетное время: все готовились к показу осенней коллекции.
Сестры научили юную швею мастерить цветы из шелка, пришивать подкладку и делать длинные ленты для украшения изделий, которые Моник называла «шелковыми спагетти». Помогая Катро, она заработала достаточно, чтобы съездить на Рождество к семье в Анжер.
Моник зашла в огромный универмаг «Бон Марше» и купила четыре бутылки хорошего красного вина для сестер и соседок по мансарде.
Вечером отмечали новую работу девушки. Все искренне радовались за нее. Ужины в Шатле всегда вкусные и обильные. Огромный рабочий стол накрывали белой кружевной скатертью, за едой все хихикали и обменивались сплетнями, особенно на таких, как сегодня, вечеринках. Девушки из среднего класса стали больше чем просто белошвейками. Они приехали из разных уголков Франции, ведомые талантом и любовью к моде, которые здесь в цене. Беседовали об одежде, о прошедшем дне, об изменениях в обществе, о студенческих бунтах и – когда сестры выходили из комнаты – о сексуальной революции. Хозяйки вкусно готовили традиционные французские блюда (фирменное – escalopes a lа crème). [16]16
Эскалопы в сметане (фр.).
[Закрыть]Скучать и унывать было некогда. Моник нравилась новая жизнь и новая «семья».
В полночь девушка упала на кровать и моментально уснула. Грезы давали ей романтику, которой не хватало в реальности. Моник обычно снились теплые, надежные объятия мужчины. Лица его девушка не видела, но откуда-то знала, что он старше и оберегает ее. Просыпалась чуть ли не в слезах, чувствуя утрату.
«Сон – это желание твоего сердца», – поется в песне. Но где и когда Моник встретит мужчину из мира Морфея?
После нескольких ночей в грязном, полном блох пансионе квартала Сен-Жермен-де-Пре Кристофер откликнулся на объявление газеты «Пари суар»: снял недорогую квартиру на первом этаже рядом с Парижским оперным театром вместе с Клаусом Мюллером, начинающим модельным фотографом из Германии.
Клаус, высокий дружелюбный бородач, фотографировал для дома мод Жана Пату и брал любую подработку, какую мог найти. Любил черно-белые снимки. Казался слегка претенциозным. Считал себя хиппи. В интерьере квартиры, которую он уже снимал, смешались студенческий стиль хиппи (консервные банки от фасоли и картонные коробки) и хозяйкина мебель в стиле французский прованс.
– Я плачу пятьсот франков в месяц. На двоих получается по двести пятьдесят, – сказал Клаус.
Так парни из мира моды стали соседями. Кристофер подумал, что Клаус, возможно, гей, но ведь сейчас эпоха Мира и Любви…
– Как тут с девушками? – спросил британец, отдав бородатому двести пятьдесят франков.
– Ох, Кристофер… – вздохнул тот. – Когда ты каждый божий день работаешь с хорошенькими дамочками… – Скорчил гримасу. – …необходимо что-то другое.
– Ты… не любишь женщин? – Модельер старался говорить непринужденно.
– Да нет же! Очень люблю. Только не слишком смазливых.
Кристофер рассмеялся.
– Может, будешь передавать красавиц мне?
– Сам себе найдешь. Сейчас парни из Англии très a la mode. [17]17
Очень в моде (фр.).
[Закрыть]
– В поп-музыке. Но в высокой моде… вряд ли.
Зима 1967 года была удачным временем для переезда из Лондона в Париж. Благодаря поп-группам и актерам вроде Шона Коннери и Теренса Стэмпа француженки сильно заинтересовались британцами. Мужчины из Англии «вошли в моду». Все английское, не похожее на стиль Шанель: туфли, стрижки Видал Сассуна, модели типа Твигги и Джин Шримптон – навсегда изменило старомодное представление о les anglais. [18]18
Англичане (фр.).
[Закрыть]
В первый день после переезда Кристофер обследовал окрестности. Проходя мимо кафе «Де ля Пэ» рядом с Парижским оперным театром, парень почуял в холодном воздухе соленый аромат crustacés. [19]19
Ракообразные (фр.).
[Закрыть]Официанты в белых перчатках подавали это ассорти из даров моря с колючими oursins, [20]20
Морские ежи (фр.).
[Закрыть]устрицами и мидиями, украшенными лимонными дольками и завитушками, на согретой солнцем террасе заведения.
Шикарнейшими в городе считались кафе «Флёр» и «Два маго», где можно было увидеть Алена Делона или Катрин Денев. Анук Аме заметили вчера поздно ночью в похожем на пещеру кафе «Куполь» на бульваре Монпарнас.
Посещать бедные районы Сен-Жермен-де-Пре стало модным. Протест – это так в духе хиппи! Посещение Левого берега – своего рода бунт против буржуазии Правого.
Мода распалась на два лагеря – «элегантную дорогую» и «ретрохиппи». Стиль хиппи – это длинные шарфы, индийские кафтаны, цветы, нити бус и – обычно – запах марихуаны.
Дамы Правого берега продолжали носить классические дизайнерские вещи. Жгучий контраст не оставлял равнодушным никого в городе.
Кристофер прогуливался по Парижу. Из музыкальных автоматов кафе доносился голос Эдит Пиаф.
Юноша начал искать работу. Два влиятельнейших дома мод, «Баленсиага» и «Шанель», отказали ему во встрече. В домах «Нина Риччи», «Пьер Карден» и «Гай Ларош» молодые ассистенты вежливо дали понять, что не нуждаются в нем, равнодушно пролистав эскизы. Еще в одном доме к Кристоферу пытался пристать мужчина. Британец захлопнул портфолио и ушел.
– Даже если бы это сделала женщина, все равно мерзко, – сказал он вечером Клаусу, который варил на кухне спагетти. – Я же не проститутка.
– Крис, в Париже это считают не проституцией, – вздохнул фотограф, опустив деревянную ложку и переводя взгляд на соседа, – а шармом, флиртом. Такая у нас работа. Лучше порадовался бы, что тебя находят привлекательным.
Софи встретилась с отцом наедине только в воскресенье утром, почти через десять дней после аукциона. Постучала в дверь библиотеки, вошла. Комната меблирована в классическом стиле: антикварный стол с изящной инкрустацией по дереву, на полках за стеклянными дверцами – редкие книги в кожаных переплетах, два кресла с темно-синей бархатной обивкой. Ковер-гобелен с цветочным рисунком на полу и тяжелые бархатные шторы приглушали звуки улицы. Софи атмосфера угнетала, но отцу нравилось здесь работать.
Девушка присела на краешек кресла. Улыбнулась, когда он налил ей сока, не зная, что обычно дочка сильно разбавляла его водкой. Настоящий обыватель, как это слово понимают в Америке.
Взяла стакан, отпила.
– В последнее время мы с maman не ладим, – заговорила Софи.
– Молодые люди часто не слушают советов старших… – Отец покачал головой. – Имя этому – бунт. Что сейчас очень модно.
– Это не стадный инстинкт. – Она резко оборвала родителя. – Мне действительно не нравится правоведение. Хочу найти свое место в мире моды. Мать без труда сможет протолкнуть меня в «Шанель», хотя бы на стажировку в мастерскую. Обязана. Через полгода я оправдаю доверие.
Отец помрачнел.
– Никто тебе ничем не обязан, – отчеканил он. – Разве только дать достойное образование. Мода – это не то, чего мы хотим для тебя. Ты способна на большее.
– Maman нравится эта работа.
– В наши дни у женщины больше перспектив. – Он покачал головой. – Только классическое образование может…
– Папа, ну пожалуйста, я несчастна. Есть способ получить то, чего я хочу. Я близка к отчаянию!
– Что ты имеешь в виду?
Девушка набрала в легкие побольше воздуха.
– Я ухожу из Сорбонны.
– И это после того, как я с таким трудом тебя туда устроил?
– Вот и я о том же: это не мое. Ты вынудил меня.
– Чем ты намерена заняться? – Отец удивленно вскинул брови.
– Для начала снять квартиру и пожить одной.
– А кто будет оплачивать жилье, питание, другие расходы?
– У меня есть деньги.
– Правда? И откуда такое богатство?
– Я продала колье, которое ты подарил мне на день рождения.
– Нет! – Лоран Антуан потрясенно выпучил глаза. – Ты не могла так поступить! Софи, я думал, оно останется в семье! Это колье моей матери. Оно было невероятно ценным.
– Не волнуйся, за него хорошо заплатили. На аукционе «Дрюо». Колье ведь было моим? Чтобы начать самостоятельную жизнь, мне всего лишь нужна скромная мансарда и работа в «Шанель». Я не опозорю вас.
Отец долго смотрел на нее.
– Ты уже опозорила меня, – произнес тихо. Горделивое лицо исказила гримаса замешательства.
Он покачал головой.
– Я отдал тебе фамильную ценность. Я так часто видел это великолепное украшение на своей матери… А ты продала его! Разве ты не понимала, что это реликвия? – Лоран с недоверием смотрел на девушку. – Дочь не должна так поступать с отцом.
Софи не знала, что ответить. Поэтому молчала.
– Я очень разочарован, – наконец произнес мужчина. – И должен обсудить это с твоей матерью. Поговорим завтра.
– Не о чем тут говорить, – отчеканила девушка, направляясь к выходу. – Ты все равно не сможешь меня остановить.
Кристоферу не везло с работой. Ему или отказывали, или предлагали стажировку без зарплаты. Парень уже собирался сдаться и пойти в уборщики, когда случайно зашел в старый дом «Деланж» на улице де ла Пэ. По воле случая там как раз уволили помощника, и британец попал на собеседование к строгой Камилле Деланж. Здесь одевались важные пожилые леди, которые не могли позволить себе «Шанель» или «Диор». Расцвет дома Камиллы пришелся на тридцатые годы. В последнее время ее одежда нечасто появлялась на обложке «Вог». Как и на страницах.
Мадам Деланж помпезно приняла Кристофера в кабинете в стиле ар-деко. Юношу поразили ее волосы, уложенные гладкими марсельскими волнами, нарумяненные щеки и красные губы бантиком. «Платье для чая» [21]21
Нарядное платье для полуофициальных приемов.
[Закрыть]по моде тридцатых годов идеально сидело на сухопарой старушке.
– Вы очень молоды, – сказала она, рассматривая эскизы и приговаривая: «épatant!» («потрясающе» по-французски). – Ваши модели не для моих клиенток. Возможно, для их дочерей или внучек. Вы снимаете мерки? – резко спросила Камилла.
– Я получил диплом в школе искусств Сент-Мартин. – Все лучше, чем сказать: «Никогда не пробовал».
Пожилая леди внимательно изучала Кристофера. В водянисто-голубых глазах промелькнул огонек.
– Моим клиенткам понравится, если обмеривать их будете вы.
Ему предложили полугодовой контракт на должность помощника модельера. С крошечным жалованьем. Камилла Деланж попрощалась, всем своим видом показывая, что делает англичанину огромное одолжение.
Несмотря ни на что, Кристофер согласился. Это как-никак парижский дом мод.
Вечером Клаус повел соседа в «Куполь» отметить событие.
Огромное кафе на Монпарнасе было заполнено молодыми, модными, воодушевленными парижанами «в курсе событий». Не задумываясь, фотограф заказал шампанского. Вечер удался на славу.
Утром первого рабочего дня в «Деланж» Кристоферу поручили снять мерки с мадам Жервэ. Крупная шестидесятилетняя клиентка в серовато-бежевой комбинации ждала его в зеркальной cabine. [22]22
Кабинка (фр.). (Прим. ред.)
[Закрыть]Юноша с одного взгляда оценил размеры: 40, 41, 42. Дюйма!
– Я на минутку, мадам.
Британец заглянул в офис мадам Женевьевы, высокомерной directrice салона.
– У клиентки нет талии, – пожаловался он.
Мадам Женевьева нахмурилась.
– Так сделайте ее.
– Но, мадам, я не врач.
Она прищурилась.
– Клиентка, которая заказывает по десять нарядов в год, заслуживает этого.
– Не понимаю, – нахмурился Кристофер. – Вы демонстрируете коллекции на стройных девушках…
Directrice удивленно вытаращила глаза.
– А что, мы должны показывать их на толстых старых моделях?
– Но… – Парень запнулся, поняв первый закон мира моды. – Клиентки думают, что станут похожи на моделей! – возмутился он.
Мадам Женевьева раздраженно посмотрела на юношу.
– Кристофер, мода – это мечты, – напомнила она.
– Мечты, а не мода! – воскликнул Кристофер, когда они с Клаусом готовили на ужин салат.
Они договорились стряпать по возможности вместе. Хотя обычно выбирали спагетти, которые отлично делал Клаус.
– Знаешь, я приехал сюда не моделировать мечты. – Британец ополоснул латук. – А делать одежду! Если все модели будут толстыми и старыми, лучше пойду работать драпировщиком, перетягивать громоздкие кресла.
Клаус обмакнул спагетти в закипающий томатный соус. Скромная квартира больше походила на прибежище студентов, чем на апартаменты работников домов мод. Недавно парни нашли огромную коробку от телевизора и, накрыв скатертью, соорудили отличный стол.
– Эта Камилла Деланж, – иронично произнес Клаус, – ей лет восемьдесят?
– Она сама снимает мерки только с двух важных давних клиенток. Старушки часто вскрикивают, когда кутюрье тыкает в них булавками. Но в общем у Камиллы нет власти. Она будто русалка на носу корабля.
– Старого, затонувшего? – усмехнулся немец и налил вина. – Ты приехал в Париж в удивительное время. Молодежь вовсю протестует.
– Правда? – Кристофер глотнул напитка. – Против чего?
– Да чего угодно! – воскликнул фотограф. – Они хотят ввести новый порядок. И я с ними согласен.
– Что ж, мне тоже хочется помитинговать, – кивнул британец, – против возраста клиенток модных дизайнеров!
Прибыль от классического аромата дома «Деланж», «Балерины», позволяла содержать три мастерские и тридцать белошвеек. Производство одежды, возможно, и покрывало расходы, хотя Кристофер догадывался, что это просто игрушка Камиллы. Вечерние платья с драпировкой как на греческих статуях появлялись почти в каждой коллекции и даже иногда входили в моду, если их замечали молодые редакторы журналов. Некоторые преданные дому старые клиентки часто заказывали платья просто по привычке. Модными веяниями здесь и не пахло. У Кристофера появилась мысль, что он тот самый молодой дизайнер, который спасет дом после ухода Камиллы на пенсию.
Он изучал архивы, стопки акварельных эскизов, альбомы с пожелтевшими выкройками. Старые портные радостно делились воспоминаниями с молодым любознательным англичанином.
Шляпник Жак проникся к парню симпатией и обучил своему мастерству. Кристофер жадно ловил каждое слово, стараясь узнать как можно больше о Париже, моделировании и моде.
В свободные минуты юноша заглядывал в cabine моделей, опирался на туалетный столик, слушал сплетни и наблюдал, как девушки наносят макияж. Они завораживали парня, но он старался не пялиться на стройные тела под белыми халатами, которые часто распахивались.
Дизайнеры редко хорошо рисовали, но Кристофер знал, что эскизы будут намного лучше, если вместо горилл он изобразит изящных леди. О лицах, руках и ступнях обычно вообще забывали, только несколькими линиями обозначали плечи, талию и ноги.
Британец записался на вечерние курсы рисования в школу «Шамбр синдикаль». Научился за пять минут изображать на бумаге молодую одетую модель в разных позах.
На первом же занятии он не мог оторвать взгляда от хорошенькой одногруппницы в белом свитере, облегающем безупречную фигуру. Мини-юбка обнажала стройные ноги. Взъерошенные рыжие волосы были небрежно заколоты на затылке, некоторые локоны словно специально выпущены. В ответ девушка столь откровенно-сексуально посмотрела на британца, что его тело тут же откликнулось. После занятия он пригласил свою новую подругу Софи в соседнее кафе.
– Я только что бросила учебу в Сорбонне… – Присев на банкетку, обтянутую красной искусственной кожей, девушка закурила. – Больше не могла терпеть это. Так хотелось заниматься модой!
– Какую ты делаешь одежду? – спросил он, попивая вино.
– Элегантную, но современную. – Она затянулась. – А ты?
– Наряды завтрашнего дня, – гордо ответил Кристофер.
– И при этом работаешь на «Деланж»? – нахмурилась девушка. – Разве они не вчерашний день?
– Больше никуда не взяли, – скривился юноша. – Я англичанин, не забыла? Мир высокой моды принадлежит французам.
Она кивнула и выпустила облачко дыма.
– Если у тебя талант, это поможет.
– А у тебя он есть? – спросил Кристофер, глядя ей в глаза.
– Надеюсь. – Софи пожала плечами. – Хочешь посмотреть на мои модели? Правда, пока носим их только я и моя подруга Инес.
– Когда придешь в следующий раз, надень что-нибудь из своего.
– Обязательно покажу тебе всё, когда обзаведусь жильем.
– А скоро это будет?
– Посмотрим.
Она опять призывно улыбнулась, и Кристофер моментально возбудился. Поерзал в брюках-дудочках. Софи посмотрела вниз и засмеялась.
– Забавно. – Парень не мог отвести от нее глаз. – У меня ощущение, словно мы встречались раньше.
– На другой планете или в прошлой жизни? – подкинула Софи загадку в духе шестидесятых.
– Вообще-то я не верю в подобную чепуху, – рассмеялся британец. – Но мне действительно кажется, что мы знакомы всю жизнь.
Юноша возвращался домой обескураженным.
– Неужели я встретил свою половинку, прожив в Париже лишь неделю? Может ли человеку так повезти? – спросил он Клауса чуть позже.
– Единственную? – рассмеялся тот. – Имеешь в виду, единственную сексуальную девушку в классе? Да ладно тебе, Крис! Не будь таким наивным.
В следующее воскресенье Лоран Антуан позвал дочь в библиотеку.
Рядом с ним стояла жена, чье ледяное спокойствие казалось опасней, чем ярость.
– Софи, – тихо начала она, – сказать, что мы разочарованы… – Мать беспомощно развела руками. – Ребенок, которого мы вырастили с любовью и заботой, так поступил! И назад дороги нет. Отец звонил в «Дрюо». Аукцион был больше недели назад, колье увезли в Швейцарию. Как ты могла продать фамильную драгоценность?
