Текст книги "Современный детектив ГДР"
Автор книги: Ганс Шнайдер
Соавторы: Вернер Штайнберг,Хайнер Ранк
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)
19
Когда оба уже сидели в машине, Крейцер, одарив своего коллегу недобрым взглядом, покачал головой и сказал:
– Это было необходимо – ползать на четвереньках под столом из-за какой-то дурацкой монеты?
– Что ж, так было и оставить ей за здорово живешь две марки? – обиженно огрызнулся Арнольд.
– Какая чушь, – буркнул Крейцер, – неужели вы не понимаете, что выставили себя на посмешище? – Он отвернулся и свирепо поглядел в окно.
В мокром сосняке по обе стороны дороги уже растекались сумерки, а с запада гряда за грядой наплывали сизые облака. Изредка между деревьями возникала фигура одинокого грибника с опущенной головой – ни дать ни взять охотничья собака.
Арнольд ухмыльнулся себе под нос, придумывая, как бы половчее возобновить разговор с Крейцером.
– Если в ее рассказе есть хоть половина правды, – начал он, – тогда этот Дитер Николаи – прелюбопытная личность.
– Еще бы. – Крейцер решил сменить гнев на милость. – Еще бы, придется как следует заняться этим молодчиком. Подделка ключей отдает уголовщиной.
– А не вытекает ли из этого, что такой продувной тип способен учинить аферу а-ля Кранепуль?
– Пока нет, – урезонил его Крейцер. – Покамест нам известно лишь то, что рассказала о нем Альвердес. А ее рассказа еще недостаточно для таких смелых заключений.
– Да я просто так предположил. Во всяком случае, совпадения есть прямо удивительные: «ява», молодой пособник, тайно используемый «вартбург» и, разумеется, точное знание графика отцовских дежурств. А если поискать, может и еще что-нибудь выплыть.
– Очень даже может, но не будем предвосхищать события. – Крейцер недовольно повел плечами. – Не пойму, в чем дело, но как-то мне это все подозрительно. Уж слишком хорошо все сходится. Такая расчетливая женщина не даст обвести себя вокруг пальца. При нашей первой встрече она не проговорилась, наоборот, очень искусно умолчала о том, чего не хотела рассказывать.
– Вы не хотите этим сказать, что она с умыслом направила наши подозрения против Дитера?
– Утверждать пока не могу, но зато я знаю, какая она хитрая штучка. Если она замешана в деле, нам надо держать ухо востро, чтобы не оказаться в дураках.
– Значит, вы полагаете, что она замешана? Крейцер пытливо взглянул на своего помощника.
– Я пока ничего не полагаю, я просто считаю это правдоподобным. А почему вы так настойчиво спрашиваете? У вас что, есть свои соображения?
Арнольд примирительно улыбнулся.
– Да нет, не подозрения, скорее предположения. И еще у меня есть просьба: сразу поехать в экспертизу. Может, доктор Фриче еще не ушел домой.
– Не будете ли вы так любезны объяснить мне, в чем дело?
– Это всего лишь попытка, и боюсь, она ни к чему не приведет. Просто, когда мы были у Альвердес, мне пришла в голову одна мысль.
На лице Крейцера отразилось недоумение.
– Какая мысль?
– Вы не обратили внимания на машинку, которая стояла на специальном столике возле письменного?
– Нет.
– На ней лежало несколько листов бумаги. Совсем новая машинка, серая, «Эрика»…
– Черт возьми! Вы полагаете… Почему же вы сразу ничего не сказали? Ведь надо же проверить…
– Я не хотел, чтобы Альвердес почуяла неладное. Ведь без доказательств мы не смогли бы изъять машинку.
– Так.
– А пока мы обзавелись бы доказательствами, машинка могла исчезнуть. Объяснений тут хоть пруд пруди: украли, забыли в автобусе, уронили в речку и так далее и тому подобное. Правда, на суде такие увертки производят не очень хорошее впечатление, но тем не менее вещественное доказательство исчезло и вступает в силу правило: всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого. In dubio pro reo.
Крейцер кивнул.
– Лучше для начала узнать у доктора Фриче, какого цвета была та машинка.
– Да, это дало бы нам какую-то надежду. И тогда уже, в глубине души рассчитывая на успех, я покажу доктору этот образец шрифта.
Арнольд достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги, на котором было что-то напечатано, и протянул Крейцеру. Крейцер выхватил лист у него из рук.
– Где вы это взяли? – спросил он.
– В корзине для бумаг. Впрочем, она едва ли заметит – там целая куча таких листков.
Крейцер весело засмеялся, но, когда заговорил, в словах его звучала скрытая горечь.
– Видно, я и впрямь малость придурковат. Меня то и дело кто-нибудь водит за нос.
Арнольд покраснел.
– Я ничего такого не думал. Я просто хотел…
– Да ладно уж, – перебил его Крейцер. – Что тут извиняться. Раз я не сумел угадать, чего ради вы затеяли это представление с монетой, значит, поделом мне. Не ссориться же нам из-за такой ерунды, как говаривала моя мать. – Он засмеялся и вернул Арнольду листок. Потом наклонился вперед, тронул шофера за плечо: – Франц, забрось нас в отдел экспертизы.
– Сам знаю, – буркнул Франц. – Что я, глухой, что ли.
Когда они распахнули дверь кабинета доктора Фриче, в лицо им ударили клубы дыма. Доктор сидел за столом, усиленно дымил и наговаривал в стоящий перед ним диктофон какой-то текст. Он поднял голову, услышав шум распахнутой двери, и нажал стоп-клавишу. Катушки с легким шипением остановились.
За большими окнами, глубоко внизу, мерцали городские огни. Арнольд нажал выключатель около двери и зажег верхний свет.
– Ага, вот это кто, – протянул Фриче. – И у вас, конечно, опять срочное дело.
– Нет, один пустяк. Не можете ли вы сказать нам, какого цвета была машинка, которую украл Першке?
– Конечно, могу. Вот только загляну в картотеку. Одну минуточку…
Он встал и прошел в соседнюю комнату. Звякнула связка ключей, скрипнула дверца шкафа, и вскоре Фриче вернулся с длинным картотечным ящиком. Он водрузил ящик на стол, вынул изо рта трубку, положил в пепельницу и проворно забегал привычными пальцами по ряду карточек. Затем, наполовину вынув одну из них, громко произнес:
– Серая.
Крейцер облегченно вздохнул.
– Ну, тогда мы с чистой совестью можем показать вам образец шрифта.
Арнольд протянул Фриче сложенный лист.
– Хотелось бы узнать, не совпадает ли этот шрифт со шрифтом украденной машинки? Сколько на это понадобится времени?
Фриче развернул лист.
– Пять минут, – сказал он. – Трудность заключается в том, что наш образец взят с абсолютно новой машинки, а в ходе использования каждый шрифт приобретает свои, присущие только ему особенности, которые облегчают идентификацию. – Он взял трубку, воткнул ее в угол рта и начал читать, потом вдруг остановился и поднял глаза: – Странно, текст, оказывается, научный. – Потом он рассмеялся, выдвинул ящик стола и после недолгих поисков достал красную папку, – Чуть было не совершил привычную ошибку: делать выводы, не располагая фактами. Все мой импульсивный характер. К сожалению, я никогда, не избавлюсь от этого недостатка. А теперь все-таки будем придерживаться фактов.
Он раскрыл папку и положил технический паспорт украденной «Эрики» рядом с листком, подобранным у Альвердес. Из кармана он извлек лупу в кожаном футляре и начал скрупулезно сравнивать шрифты. Последовало продолжительное молчание.
Крейцер и Арнольд сперва внимательно наблюдали за Фриче, но, так как его лицо оставалось невозмутимым, не вытерпели и подошли к окну, откуда можно было любоваться панорамой ночного города.
Вдруг Фриче вскочил, так что они даже вздрогнули. Отбросив лупу, Фриче торжествующе воздел руки.
– Поздравляю, поздравляю. Вы напали на след. – И он помахал листом бумаги. – Шрифт совпадает со шрифтом украденной машинки. Конечно, окончательными доказательствами мы будем располагать лишь тогда, когда получим результаты микроскопического исследования, но лично я убежден уже сейчас. Совпадения так очевидны, что сомневаться трудно.
Крейцер в неожиданном порыве с силой хлопнул своего коллегу по плечу и сказал взволнованно:
– Мать честная. Вот это нюх!
20
Осенний запах вянущей листвы и влажной земли висел в воздухе. Золотом поблескивало солнце из-за отступающих облаков, и косые лучи отражались в каплях дождя, что сверкали на деревьях парка и в осенней паутине над лужайками. Черный как уголь дрозд выпрыгнул из укрытия, встряхнулся и робко чивиликнул.
Крейцер остановился и загляделся на дрозда, но тот, заметив человека, испугался и улетел. В утренней тишине Крейцер побрел дальше по скрипящему гравию дорожки между рядами темно-зеленых кустов тиса и белых мраморных статуй.
Вот перед ним вырос Новый дворец. Нежной зеленью сверкала медная крыша, экзотические божества из желтовато-коричневого песчаника и высокие стеклянные двери украшали розовый фасад. На длинных, усыпанных гравием террасах в четком строю, как гренадеры, стояли фонари. За дворцом разместились здания педагогического института.
Крейцер взглянул на часы. До конца занятий оставалось несколько минут. Медленно пересек он аллею с пирамидальными тополями, прошел затем вдоль зданий обеих «Коммюн», а когда приблизился к красному кирпичному зданию со стеклянным куполом, – зданию, странно выделяющемуся на фоне других строений и напоминающему скорее вокзал эпохи грюндерства, ему навстречу хлынула толпа студентов.
Он ждал, пока в оживленно дискутирующей группе, состоявшей преимущественно из девиц, не углядел человека, могущего быть Дитером Николаи. Тогда он подошел к Дитеру и попросил разрешения поговорить с ним наедине.
Дитер был молодой человек спортивного сложения, ростом примерно метр восемьдесят пять, с приветливым беззаботным лицом. На нем был тонкий синий пуловер с выпущенным поверх него воротничком рубашки, расклешенные джинсы защитного цвета и плетеные кожаные мокасины. Он вопросительно взглянул на Крейцера и пожал плечами.
– Вам наверняка известно, что машина вашего отца недавно совершила наезд, – так без околичностей начал Крейцер. – В этой связи я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Удивление отразилось на лице Дитера.
– А я-то здесь при чем? – спросил он. – Вы из полиции?
– Да. Где бы мы могли спокойно поговорить?
– Не знаю. – Дитер растерянно огляделся. Потом указал кивком на какое-то деревянное сооружение на краю лужайки. – Лучше всего там. Там и скамейка есть.
– Хорошо.
– Только времени у меня мало. Через полчаса у меня семинар по научному коммунизму.
– Тридцати минут хватит за глаза, – успокоил его Крейцер. В маленьком музыкальном павильоне, окруженном рододендронами, стояли белые скамейки. Они сели. Сквозь просвет в кустах виднелась лужайка и ярко-желтый дом под каштанами – некогда королевская конюшня. Крейцер ненадолго закрыл глаза, чтобы вернуть свои мысли в служебное русло.
– Господин Николаи, когда вы были в последний раз у фрейлейн Альвердес? – спросил он.
Дитер очень удивился.
– Вы ведь собирались расспрашивать меня про аварию, не так ли?
– Одно с другим связано. А поскольку вы торопитесь, лучше всего отвечайте непосредственно на мои вопросы.
– Ладно. Я просто так спросил.?
– Вы, вероятно, человек обидчивый. Но к делу: когда это было?
– Позавчера.
– Зачем вы к ней приезжали?
– Ни за чем. Хотел поболтать с ней.
– И это все? – спросил Крейцер.
Дитер состроил озабоченное лицо.
– Я в нее влюблен, мы оба совершеннолетние и не состоим в родстве. Какое дело полиции до этого?
– Ваши чувства к фрейлейн Альвердес нас нисколько не занимают.
– Что же тогда?
– Вы ничего не приносили ей в воскресенье?
– Приносил? Ах да, мою машинку. Бригитта попросила ее, чтобы перепечатать что-то для своего шефа.
– Откуда у вас эта машинка, господин Николаи?
– Да понимаете, – Дитер хмыкнул и смущенно пожал плечами, – это совершенно фантастическая история. А если говорить коротко, я ее нашел.
– Вы не могли бы рассказать эту фантастическую историю поподробнее?
– Несколько месяцев назад, не то в начале, не то в середине июля, я заглянул вечером в приемную отца. Хотел взять какой-нибудь журнал. И под одним из стульев обнаружил машинку. Почти новую. А мне уже давно хотелось завести такую вот, портативную, потому что с ней вся эта лекционная писанина будет выглядеть аккуратнее и мой фотокаталог тоже. Я спросил у отца, отец ее не признал. Карла, наше хозяйственное чудо, тоже ничего не знала. На другой день я спросил у фрау Зингер, это сестра, которая помогает отцу вести прием. С тем же успехом. Она не знала, чья это машинка и как она попала к отцу в приемную. Мы составили объявление, что, мол, найдена пишущая машинка и так далее, одно повесили на воротах, другое – в приемной. Вдобавок фрау Зингер опросила всех пациентов, которые были в тот день, и никто ничего не знал. Прошел месяц, владелец так и не объявился, и тогда я счел эту историю божьим промыслом, взял машинку себе и с тех пор пользуюсь.
– Звучит и в самом деле фантастически, – сказал Крейцер, не скрывая своего недоверия. – Но если предположить, что все сказанное вами – чистая правда, тогда вы повинны в сокрытии находки.
– Господи, – вздохнул Дитер и возвел очи к небу с выражением тоски, – что я еще мог сделать? Бежать в полицию, лишь бы избавиться от машинки?
– Существует еще бюро находок.
– Возможно. Но я понятия не имею где. А кроме того, я был уверен, что сделал все, чтобы хозяин мог получить свою машинку обратно, хотя в глубине души подозревал, что он вовсе не желает ее получить. Понимаете, машинка – это вам не брючная пуговица, человек должен вспомнить, где и когда он ее оставил, и тот, кто дорожит ею, постарается разыскать. Поскольку ничего подобного не случилось, остается предположить, что владелец не желает получать ее обратно. Можете взять ее себе.
– Уже взяли. Вчера вечером машинка была изъята у фрейлейн Альвердес.
Дитер поднял брови и посмотрел вдаль. Крейцер рассердился. Он ждал другой реакции.
– Мне можно идти или за сокрытие находки полагается тюрьма?
Крейцер задумчиво посмотрел на парня. Он не понимал, что это означает – то ли протест несправедливо заподозренного человека, то ли наглость.
– Мы еще не кончили, – сказал он. – А в прошлую среду, в тот вечер, когда произошел наезд, вы тоже были у фрейлейн Альвердес?
– По-моему, да.
– С какого часа и до какого?
– Примерно с шести до восьми.
– А вы не могли уйти в половине восьмого?
– Мог, так точно я уже не помню.
– Чем вы занимались, когда ушли от фрейлейн Альвердес?
– Наверно, поехал домой.
– Вот как? А согласно показаниям вашей домоправительницы, вы попали домой без малого в девять. Как вы могли добираться полтора часа, когда там всего двадцать минут езды?
Дитер смолк, призадумался.
– Ах да, вспомнил, я еще просто немного поездил. Я очень люблю ездить.
Крейцер некоторое время смотрел перед собой застывшим взглядом.
– Как вы были одеты в тот вечер?
– Ей-богу, это смешно. Вы расспрашиваете меня так, будто в чем-то подозреваете. Ну, будь по-вашему. Наверно, я был одет как обычно: серый костюм, пуловер, защитного цвета плащ.
– Мы слышали, что вы иногда ездите на «вартбурге». А как ваш отец, согласен?
Дитер промолчал, достал из кармана связку ключей, принялся их перебирать. Наконец нерешительно ответил?
– Нет, не согласен. Он просто ничего об этом не знает;
– А как вы попадаете в машину?
– Очень редко – лишь когда отец уезжает.
– Он оставляет вам ключи?
– Нет, он берет их с собой, – нехотя отвечал Дитер. Вот почему я… – Он замялся.
Крейцер ждал. Он видел, как Дитер беспомощно ерзает на скамье, как дергаются его пальцы, теперь уже с трудом удерживающие связку.
– Я сделал дубликат, – наконец процедил он сквозь зубы.
– Это как же?
– Очень просто: я часто бываю у своего дружка, его зовут Бруно Гехт. Отец Бруно держит авторемонтную мастерскую. После работы мы там возимся со своими мотоциклами, мы с ним состоим в мотоклубе. А по стенкам висят целые связки ключей от «вартбургов», вот я и отыскал себе парочку подходящих.
– А что вы делаете со спидометром во время таких ездок?
– Вам и это известно? Хотел бы я знать откуда? – Он спрятал в карман связку ключей и задумчиво потер себе лоб. – А впрочем, все равно. Ну так вот. Спидометр я прокручиваю назад ручной дрелью – гибкий тросик отсоединяю, нижний его конец сую в сверлильный патрон вместо сверла и начинаю крутить дрель против часовой стрелки.
При этом километраж бежит в обратную сторону. Несколько минут возни, и вы имеете на спидометре то же число километров, какое было, а тросик снова присоединяется куда нужно.
– Изобретательный вы человек.
Дитер презрительно отмахнулся.
– Это доступно каждому, кто хоть немного смыслит в машинах. Проще бы отсоединить тросик перед поездкой, но тогда сама поездка не доставит такого удовольствия.
– А вдруг с вами что-нибудь случится? Подумайте, как легкомысленно и безответственно ездить, не имея прав.
Дитер наклонился вперед, достал из заднего кармана черную обложку, раскрыл ее, и Крейцер увидел шоферские права.
– Я давным-давно сдал экзамен, но, поскольку отец был категорически против, я сохранил это событие в тайне.
Крейцер взял книжечку у него из рук, разглядел – все правильно, закрыл, отдал обратно.
– В тот вечер, когда произошел несчастный случай, вы ездили к фрейлейн Альвердес на машине? Правильно?
– Откуда вы взяли? – Дитер изумленно воззрился на него и вскочил. – Это ложь! Кто вам наплел такую ересь?
– На чем же вы тогда приехали в Вильгельмсхорст?
– На мотоцикле, разумеется.
– Какой у вас мотоцикл?
– «Ява» двести пятьдесят.
– А цвет?
– Темно-синий, сиденье светло-желтое.
– Шлем у вас случайно не красный?
– Красный, но я не вижу связи…
– И комбинезон кожаный у вас тоже есть?
– Само собой, что ж тут такого?
Крейцер не ответил. На скулах у него забегали желваки, он опустил голову и, нахмурившись, смотрел в землю.
– Вы не знаете некоего Вольфганга Першке? Ему семнадцать лет, а живет он в Тельтове.
Дитер покачал головой.
– Першке? Нет, не припомню. Имя, во всяком случае, мне ничего не говорит. А откуда я должен его знать?
– Я просто спросил, – ответил Крейцер. – Мы тщательнейшим образом проверим ваши показания. Если вы не на все вопросы дали мне точные ответы, меня всегда можно застать в окружном управлении, чтобы внести необходимые коррективы. Так что поразмыслите на досуге хорошенько. Вы еще очень молоды, в молодости нетрудно ошибиться, это не беда, вот если у человека не хватает мужества исправить свою ошибку – это беда настоящая. И еще одно: мы сейчас вместе с вами пойдем в институт и вы на несколько часов отпроситесь с занятий. Вы нужны мне для опознания. А кроме того, я хотел бы в вашем присутствии осмотреть ваше фотоснаряжение. – Он пытливо взглянул на Дитера. – Ну как, хотите что-нибудь добавить?
При этих словах Крейцер поднялся. Теперь они оба стояли и в упор глядели друг на друга. Дитер не отвел глаз. Он смотрел с тревогой, удивлением и даже вызовом. Ни сознания вины, ни страха в его взгляде не было.
– Нет, – твердо сказал он. – Я ничего не могу добавить! Кроме одного: не понимаю, чего вы вообще от меня хотите?
– У вас есть среди прочих фотоаппарат «Пентина ФМ»?
– Нет. У меня один аппарат «Экзакта».
Крейцер опять испытующе поглядел на него.
– Ну ладно, – сказал он после небольшой паузы. – Это мы проверим, – и, повернувшись, направился через кусты к дороге, ведущей в институт.
Дитер следовал за ним, засунув руки в карманы.
21
– Совершенно ясно, – сказал Крейцер, – что машинка Дитера Николаи и есть та самая, которая была полгода назад похищена в универмаге. Именно на ней надпечатывали адрес на конверте, который был оставлен псевдодоктором у Кранепуля. Экспертиза это доказала. Дитер все отрицает. И «Эрики» он не крал, и конвертов не надпечатывал, и вообще ничего не знает про аферу с Кранепулем. Ну, что вы можете сказать по этому поводу?
Арнольд задумчиво помешал ложечкой в чашке и ответил не сразу. Они сидели в Тельтове, в маленьком ресторанчике, полупустом в этот ранний час.
– Сперва мне хотелось бы узнать, чем кончилась очная ставка с Кранепулем и допрос медсестры.
– Да ничем. Кранепуль ничего не мог сказать с уверенностью. Он, правда, допускает, что Дитер и есть тот самый мотоциклист, но не ручается. За те несколько минут во дворе он его не очень-то разглядывал и лица не запомнил, поскольку не мог предвидеть, какое значение приобретет эта встреча. В результате мы имеем «не исключено». Чего недостаточно, чтобы уличить Дитера, но недостаточно и для того, чтобы снять с него подозрение. А помощница доктора фрейлейн Зингер в основном подтверждает показания Дитера относительно появления машинки. Но помимо того, она утверждает, что после окончания приема убирала комнату и при этом никакой машинки не обнаружила. Следовательно, она считает маловероятным, чтобы ко времени уборки машинка уже была там, хотя ничего не может сказать с уверенностью. Итак, у нас есть на выбор три версии. Либо машинку забыл один из пациентов, а фрейлейн Зингер не заметила ее при уборке, либо кто-то из домашних – или по меньшей мере имеющих туда доступ – поставил ее по окончании приема, либо – это третья версия – Дитер сам туда ее принес, чтобы иметь своего рода алиби. Если он действительно вынес ее с дачи стариков Першке, он же не мог прямиком принести ее в комнату. Ему нужно было правдоподобное объяснение – по меньшей мере для домашних, – откуда у него взялась машинка. Если взглянуть с этой точки зрения, идея насчет приемной очень и очень недурна. Правда, домочадцам могло показаться странным, что кто-то просто-напросто забыл новехонькую машинку и потом не вернулся за ней, но зато против Дитера не возникло и тени подозрения. Я просмотрел список пациентов, которые в тот день были у Николаи. Среди них нет ни одного, кого можно как-то увязать с нашим делом.
– А что дал осмотр фотолаборатории Дитера?
– Ничего, что можно было бы как-то использовать. Никакой «Пентины», с тех пор как мы с ним разговаривали, он ни на минуту не оставался один и, следовательно, не имел возможности перепрятать камеру. Но ведь не дурак же он. Самое позднее после первого нашего визита к доктору Николаи он должен был ждать обыска и, если «Пентина» была у него, мог сто раз перепрятать ее.
– Да, но если он спрятал камеру, ему следовало также спрятать и машинку. Это же логично.
– Он и спрятал. Отнес ее к Альвердес. Считал это надежным местом. Не мог же он предположить, что у вас сработает шестое чувство. Уж не говоря о том, что это все-таки счастливое совпадение. Не скажись Альвердес в тот день больной, наш разговор прошел бы в институте – и не видать бы нам «Эрики» как своих ушей.
Арнольд допил кофе и переставил чашку на соседний столик.
– Это верно, – согласился он. – Да и Альвердес, когда я вчера вечером изымал у нее машинку, сказала, что Дитер сразу предложил ей «Эрику», как только она упомянула, что ей надо перепечатать какой-то текст для доктора Вейнтраута, а в институте, мол, никак не выберешь времени.
– А вы спрашивали доктора Николаи, почему он вчера, когда я снимал у него образцы шрифта, ни словом не обмолвился о машинке своего сына? Я ведь очень четко спросил, есть ли в доме другие машинки, кроме этой.
Крейцер кивнул.
– Да, он дал нехитрое, но убедительное объяснение: случай с машинкой произошел целых полгода назад, да ему не так уж и подробно докладывали, он попросту о нем забыл.
– Ничего не поделаешь, придется поверить ему. Трудно допустить, что в этом деле отец и сын действуют заодно.
– И я так думаю, – сказал Крейцер, – впрочем, давайте по порядку рассмотрим обстоятельства, которые свидетельствуют против Дитера Николаи. Начнем с фактов. Он точно знал, когда у отца ночное дежурство, – это раз. Он умеет водить «вартбург», и у него есть ключи от машины – это два; у него обнаружена машинка, которой пользовались мошенники, – это три; у него есть темно-синяя «ява», красный шлем и серый кожаный комбинезон; Кранепуль допускает, что именно Дитер был одним из аферистов; сам Дитер не может правдоподобно объяснить, как попала к нему машинка; и наконец, у него нет алиби на те часы, когда мошенники были у Кранепуля. Из этих фактов складывается следующая картина: Дитер Николаи тайком пользуется машиной своего отца. Поскольку и для этого, и для таких дорогостоящих увлечений, как фотография и мотоцикл, требуется много денег, он сам – или по чьей-то подсказке – додумался использовать машину и имя отца для выгодной аферы. Вместе со своим сообщником он тщательно все подготовил. Они помещают объявление в газете, условливаются о встрече с Кранепулем, выяснив предварительно, когда у доктора дежурство, надпечатывают на «Эрике» конверт, что, во-первых, избавило Николаи от необходимости писать адрес от руки и тем облегчить опознание, а во-вторых, лишний раз убедило Кранепуля в подлинности Лжениколаи.
– Минуточку! Ведь марка на конверте погашена бранденбургским штемпелем. Значит, его именно там опустили в ящик.
– Не обязательно опустили. Марку можно проштемпелевать и на пустом конверте – так поступают филателисты. Кроме того, остается еще возможность: письмо действительно пришло на имя доктора, но Дитер тайно вытащил письмо из домашнего почтового ящика – он ведь знал, когда оно придет. А уж отправить письмо из Бранденбурга не составляет при наличии мотоцикла никакого труда.
– Верно. Теперь я и сам вижу.
– Продолжим развивать нашу версию. Вечером того дня, когда был совершен наезд, Дитер сперва побывал у Альвердес, которая живет всего в нескольких километрах от дома Кранепулей. От нее он прямиком направился к Кранепулям. Правда, это не дает ему полного алиби, но на случай, если его кто-нибудь видел в тех местах, визит к Альвердес может служить каким-никаким объяснением. Расследование, которым мы занялись после несчастного случая, вскрыло аферу раньше, чем они предполагали. Поскольку наши подозрения вначале были направлены на доктора Николаи, у Дитера было время унести машинку из дома и по возможности уничтожить следы. Остаются открытыми следующие вопросы: кто Лжениколаи? Существует ли связь между Дитером Николаи и Вольфгангом Першке? Если да, то была ли у Дитера возможность унести машинку из садового домика? Куда девался фотоаппарат «Пентина»? Кто подбросил «Эрику» в приемную и зачем? Какую роль во всей этой истории играет Бригитта Альвердес? Почему она «проговорилась», что Дитер ездит на «вартбурге» и обзавелся для этой цели поддельным ключом? Правдивы ли ее показания насчет костюма Дитера в тот вечер или она с ним сговорилась?
Крейцер замолчал, так как официантка принялась убирать посуду, а когда она ушла, продолжил:
– Что вам удалось узнать о Вольфганге Першке?
– Целую кучу подробностей, – ответил Арнольд. – До ограбления Першке жил в Тельтове у деда с бабкой, по Рульсдорферштрассе, восемнадцать. Учился в школе – до седьмого класса. Потом поступил учеником садовника, но из-за частых прогулов был уволен. Потом устроился грузчиком к торговцу углем. К этому периоду он, по рассказам, уже состоял в тельтовском мотоклубе. С четырнадцатого марта сего года он содержится в исправительно-трудовой колонии. Там ни в чем дурном не замечен, не позволил себе за все время ни одной самовольной отлучки и по работе взысканий не имеет.
– Ну хорошо, а теперь посмотрим, что можно узнать у деда с бабкой.