Текст книги "Современный детектив ГДР"

Автор книги: Ганс Шнайдер

Соавторы: Вернер Штайнберг,Хайнер Ранк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

13

У Кранепуля действительно оказалась настоящая вилла. Построенная, вероятно, на рубеже веков, она состояла главным образом из башенок, выступов и эркеров. На фасаде переплелись гирлянды роз, растущих в косо подвешенных горшочках. Лестница рюдердорфского мрамора вела из палисадника в бельэтаж. На изогнутой балюстраде стояли цветочницы из песчаника, а над заколоченной парадной дверью с пестрыми вставками свинцового стекла в мраморной нише пребывала полногрудая дама, которая рассыпала из рога изобилия всевозможные яства, как-то: фрукты, дичь, свиные головы, колбасы и бочонки с вином. Над дамой полукругом шла надпись «Вилла Клотильда». Крыша покоилась на фигурных балках, срез которых косо сбегал к стене дома, на фронтоне торчали две башенки, воссылавшие к хмурому небу флюгер и громоотвод, а между башенками стояла телеантенна, и провод от нее извивался по зеленой черепице и нырял в слуховое окно. В палисаднике, обнесенном железной решеткой, росли подстриженные, как пудельки, кусты самшита и гортензия, покрытая шапками синих цветов. Налево от дома возвышалась короткая кирпичная стена с двустворчатыми деревянными воротами и калиткой. Из верхнего ее края торчали осколки стекла. Шнурок от звонка с фарфоровой ручкой взбегал по стене рядом с калиткой и исчезал во дворе.

Крейцер дернул за ручку, и где-то вдали зазвучало бам-бам-бам… вечерний звон… Не успели они опомниться от удивления, как калитка распахнулась.

Невысокий кругленький человечек, в бриджах, желтой рубашке с розовыми подтяжками и в берете на голове, возник перед ними. Выглядел он лет на пятьдесят пять, у него было бледное круглое лицо, быстрые водянистые глазки в жировых подушечках проворно перебегали от одного посетителя к другому.

– Чем могу служить? – спросил он низким голосом, в котором явно угадывалось чувство собственного достоинства.

Крейцер показал свое удостоверение.

– Мы хотели бы поговорить с господином Кранепулем и кой о чем расспросить его.

Толстяк опустил подбородок так, что на шее обозначились три жирные складки, и учащенно задышал, разинув рот, как рыба, выброшенная на сушу.

– Кранепулем? Верно, это я, но я не думал… да вы заходите…

Он отстранился, пропуская гостей, и первым пошел к дому. Калитка за ними закрылась сама: противовес – кусок стали – бесшумно скользнул вниз по направляющей и затворил дверь, зажужжало какое-то колесико, выдвинулся засов, противовес опустился еще сантиметра на два и вошел в проушину. Дверь была заперта.

Во дворе царил образцовый порядок. Нигде ничего не валялось. Двор был недавно прочесан граблями, и не просто, а с каким-то узором, а вокруг ствола большого ореха узор был в форме звезды. Низкие надворные постройки, заменявшие забор, были аккуратно оштукатурены, двери и окна сверкали зеленой краской. Мохнатая черная, с белой грудью овчарка, в число предков которой, без сомнения, затесался хоть один колли, лежала в белой с зеленым будке, выложив на порожек лапы, и смотрела на хозяина и гостей умными глазами. Другая сторона дома ничем не отличалась от обычных в окрестностях Берлина деревенских домов эпохи грюндерства: ненужная роскошь фасада спереди, а сзади – неприглядная унылость строго хозяйственного назначения. Перед голой стеной дома выстроилась батарея бочек для дождевой воды. Проходя мимо, Кране-пуль взял подвижный конец водосточной трубы и передвинул его от уже наполнившейся бочки к другой. Затем, поднявшись на несколько ступенек, они попали на застекленную террасу, где Кранепуль снял деревянные башмаки и сунул ноги в домашние туфли. Здесь же, на доске, прибитой к стене, головой вниз висел кролик. Шкурка с него была снята почти до ушей, от тушки еще шел парок. Кровь стекала в миску, а на тарелке, рядом с разделочным ножом, лежали потроха. Кранепуль на ходу вытер полотенцем жирные руки и вошел вместе со своими гостями в просторный коридор, протянувшийся через весь дом до входной двери на парадной стороне. Пахло свежеиспеченными пирогами, пестрый, сказочный свет падал сквозь цветные стекла парадного входа.

Две девчушки в баварских платьицах сбежали вниз по лестнице, остановились, увидев посторонних, смущенно сделали книксен и опять убежали наверх.

Кранепуль снял берет, обнажив обширную лысину, повесил его на крючок и, опустив закатанные рукава, локтем открыл дверь в гостиную.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал он, – я сейчас вернусь.

Арнольд и Крейцер сели в угол, где стоял красно-коричневый диван и два кресла, развернутые так, чтобы удобнее смотреть телевизор. Через мгновение вернулся Кранепуль в домашней куртке черного бархата с серебряной выпушкой на рукавах и воротнике. Он опустился на диван, теребя короткими пальцами пуговицы куртки.

– Итак, господа, чем могу служить? – спросил он не без некоторого трепета.

Крейцер взглянул на него поверх букета искусственных тюльпанов, стоявших на подставке торшера.

– Позавчера в конце дня на вашем дворе видели «вартбург». Что вы можете об этом рассказать?

Кранепуль не мешкал с ответом. На лице его отразилось едва заметное удивление, но отнюдь не растерянность.

– Что угодно. Я хочу купить этот «вартбург». Разве это противозаконно?

– Конечно же, нет, господин Кранепуль. Но мы хотели бы узнать, у кого вы собираетесь купить машину?

– У доктора Николаи из Клейнмахнова.

– Черт подери! – не удержался Арнольд.

Крейцер тоже не мог скрыть свою радость.

– Расскажите нам, пожалуйста, все по порядку. Откуда вы знаете доктора Николаи и как он с вами встретился?

Кранепуль досадливо передернул плечами.

– Вы извините, но я никак не возьму в толк… Что-нибудь случилось?

– Машина доктора Николаи попала в аварию.

– А-а, тогда понятно. – У Кранепуля стало скорбное лицо. – Она сильно повреждена? Я, признаться, уже уплатил задаток.

– Нет, всего лишь царапина на крыле. Но при столкновении тяжело пострадал велосипедист.

Кранепуль опустил глаза и промолчал.

– Вы готовы отвечать на вопросы? – упорствовал Крейцер.

– Конечно. – Кранепуль уперся большим пальцем в щеку, а указательным поднял кончик носа. – Вот уже год, как мы надумали купить машину. Дети подрастают, а жене врач посоветовал не увлекаться мотоциклом. Вообще-то мы заядлые мотолюбители.

Он указал на многочисленные фотографии, развешанные по стенам. Фотографии изображали господина и госпожу Кранепуль возле мотоцикла на фоне всевозможных достопримечательностей. Госпожа Кранепуль была на целую голову выше своего супруга, имела несколько худощавое лицо, сияющие глаза с морщинками от смеха и приятный рот. В одежде она отдавала предпочтение пестрым юбкам, вышитым блузкам и туфлям на низком каблуке. Кранепуль окинул горделивым взглядом эти многочисленные свидетельства своих туристских успехов и продолжал рассказ:

– Деньги на машину свалились неожиданно. Жена получила наследство. И вы, конечно, знаете, что новой надо очень долго дожидаться. Поэтому мы начали подыскивать себе подержанную машину в хорошем состоянии. И вот примерно две недели назад мы нашли в «Меркише фольксштимме» объявление о продаже «вартбурга» выпуска 1964 года. Мы сразу написали, и нам повезло. Еще через неделю, нам позвонил некий доктор Николаи, сослался на объявление и наше к нему письмо, и мы договорились, что в среду примерно около половины восьмого он приедет к нам, чтобы показать машину. Ну, приехал он без двадцати восемь, я хорошенько осмотрел машину, через час примерно мы столковались, и он уехал.

Круговыми движениями Кранепуль огладил венчик волос на голове, достал из кармана своей бархатной куртки кожаный кисет, резную трубку и принялся набивать ее.

– Вы, помнится, что-то говорили про задаток?

Кранепуль раскурил трубку, загасил спичку и бросил ее в круглую пепельницу, стоявшую на подставке возле кресла.

– Понимаете, такой вышел занятный случай, – заговорил он и, надув щеки, выпустил облачко сладковатого дыма. – Доктор Николаи закатил машину во двор, и я осматривал мотор, покрышки и дно кузова – должен, кстати, отметить, что машина у него в образцовом порядке и прекрасно ухожена, – как вдруг с улицы позвонили. Молодой человек на «яве» требовал вызвать к нему доктора Николаи. От волнения он весь побагровел, сразу набросился на доктора и начал кричать истерическим голосом, что доктор уже пообещал продать «вартбург» ему, что он по роду службы никак не может без машины, что он, мол, хочет подрядиться таксистом и открыть какую-то мастерскую – словом, много чего наговорил.

– А доктор Николаи как на это реагировал?

– Доктору все это было очень неприятно, он то глядел на меня, то качал головой, то пожимал плечами. Этому молодому человеку он объяснил, что ничего ему не обещал, он говорил с ним примерно месяц назад о продаже машины, но разговор был не конкретный, и у него, у доктора, создалось впечатление, что, хотя молодому человеку машина действительно нужна, он не располагает пока необходимой суммой. Ну и наконец, он, доктор Николаи, хотел бы узнать, как молодому человеку пришло в голову устраивать эту сцену именно здесь и в такой момент. А молодой человек от этих слов прямо лишился рассудка, я даже испугался, что у него начнется приступ падучей: он дрыгал руками и ногами, заикался, чуть не пускал слюну. Он-де видит, что доктор Николаи намерен продать машину, как же так, ведь все его будущее зависит от этой машины. Он был в Клейнмахнове, на квартире у доктора, а там ему сказали, что доктор уехал в Берендорф к некому господину Кранепулю, который хочет купить машину. – Кранепуль сердито посмотрел на погасшую трубку, снова раскурил ее и продолжал свой рассказ: – Он расстегнул молнию на своем комбинезоне, вынул из кармана пачку денег, ткнул ее доктору под нос: «Вот я достал деньги, пять тысяч в задаток, – вопил он, – обещайте машину мне, и я немедленно передам деньги вам! Я не постою за ценой, сколько скажете, столько будет!» От волнения у него свалился с головы защитный шлем, он успел подхватить его, снова нахлобучил на голову, но при этом уронил деньги – короче, вел себя как заправский псих. Доктор Николаи успокоил его как мог, сказал, чтобы он пришел к нему утром – и они все спокойно обсудят. Ведь еще нигде не сказано, что я возьму машину. Ну, молодой человек вроде бы успокоился, вскочил на свою «яву» и умчался.

Крейцер поднял руку, словно желая приостановить поток слов, и сказал:

– А теперь я попросил бы описать этого доктора Николаи. Как он выглядел?

Кранепуль ненадолго задумался, после чего дал описание, никак не подходившее к доктору. Крейцер и Арнольд вопросительно переглянулись.

– Спасибо, этого достаточно, – сказал Крейцер. – Да, почему вы дали ему задаток?

Кранепуль пожал плечами:

– Знаете, после всей этой истории у меня возникло странное чувство: доктор Николаи как-то переменился, стал каким-то рассеянным, словно мысли его были где-то далеко. У меня создалось впечатление, что слова молодого человека оставили след в его душе. Я и призадумался. «Вартбург» был роскошный, чем дольше я его обнюхивал, тем яснее мне это становилось. Мне даже и цвет исключительно понравился. Я не хотел выпускать его из рук. Я тогда подумал про себя: а чем мы хуже этого мотоциклиста? Наличность у меня дома имелась, так как я знал, что при таких сделках продавец предпочитает взять хотя бы часть наличными. Было немного, три тысячи марок, но я все равно предложил доктору задаток. Возьмет он его – считайте, что сделка состоялась, он уже не сможет раздумать или передумать. – Кранепуль положил трубку в пепельницу и сел поудобнее. – Доктор Николаи, как мне показалось, был удивлен моим предложением и сперва даже не хотел его принять. Мы прошли в дом, выпили по чашечке кофе, потолковали о том о сем, к слову он упомянул, что впереди у него трудная ночь, дежурство в клинике, и приехал он ненадолго, чтобы не ломать уговор. Поэтому он не может дольше оставаться. Я еще раз спросил, не возьмет ли он задаток. Доктор помялся, помялся и взял. На деньги он выдал мне расписку и еще конверт со своим адресом, который нашел у себя в бумажнике, когда искал листок бумажки, чтобы написать адрес на нем. Далее он сказал мне, что раньше чем через месяц машину я не получу. У него через месяц подходит очередь на «волгу», да еще он хочет перед этим куда-то уехать. Как только все будет в порядке, он мне позвонит. Я, конечно, согласился – лишний месяц меня ничуть не смущал.

– А молодой человек называл себя? – спросил Крейцер. – Мы обратились бы к нему как к свидетелю.

– Нет, к сожалению. Он не представился, но доктор Николаи, судя по всему, был с ним знаком. Он ему, правда, говорил «вы», но раз или два назвал по имени. Похоже на Конни или что-то в этом роде.

– А местности, откуда приехал Конни, никто не называл?

– Нет, об этом речи не было.

– Номер мотоцикла вы не запомнили?

Кранепуль покачал головой.

– Кто в такие минуты запоминает номер! По-моему, я его вообще не видел.

– Какого цвета был мотоцикл?

– Не то черный, не то темно-синий, а может быть, красный. Я ведь его недолго видел, да и мысли у меня были заняты другим. Хотя, постойте минуточку, кажется, вспомнил: номер был весь залеплен грязью и глиной, словно мотоцикл долго колесил по болотам и проселочным дорогам. Да-да, весь залеплен грязью.

– А как выглядел этот Конни? Можете его описать?

– Среднего роста, во мне метр шестьдесят пять, а он был чуть выше, ну скажем, метр семьдесят. А вообще я плохо запоминаю людей, да и виделись мы очень мало. Вот шлем у него был красный и серый кожаный комбинезон. Лицо я вообще не могу представить. На шее – мотоциклетные очки, молодой еще, двадцать – двадцать пять лет от силы. – Кранепуль сокрушенно развел руками. – Очень жаль, но больше я ничего не смогу сказать.

– Господин Кранепуль, – сказал Крейцер, – не дадите ли вы нам на несколько дней расписку и конверт с адресом доктора Николаи? Мы со своей стороны выдадим вам расписку.

– Конечно, дам. Одну минуточку.

Кранепуль грузно поднялся и подошел к секретеру красного дерева, стоявшему возле окна, выдвинул ящик и достал из него старомодную металлическую шкатулку, крытую темно-зеленым лаком. Водрузив шкатулку на стол, он извлек из брючного кармана связку ключей, прикрепленную серебряной цепочкой к ременной петле его бриджей, и отпер замок. Из пачки всевозможных бумаг достал желтоватый конверт, снова запер шкатулку и отнес ее на прежнее место.

Крейцер взял конверт и достал оттуда расписку в получении трех тысяч марок, составленную двадцать девятого сентября в Берендорфе и подписанную размашистой неразборчивой закорючкой, которую при большом желании можно было расшифровать как «Николаи». Расписка была напечатана на сложенном вдвое листе обычного канцелярского формата и содержала некоторые опечатки.

– Кто ее печатал? – спросил Крейцер.

Кранепуль вернулся к столу и занял прежнее место на диване.

– Я, – сказал он, – на моем старом «ремингтоне». Я печатаю на нем все деловые письма.

Крейцер молча кивнул и принялся разглядывать конверт. Конверт был узкий и длинный, с темно-коричневым подбоем из шелковой бумаги. Верхний край был в нескольких местах надорван при вскрытии. Напечатанный на машинке адрес гласил: «Г-ну доктору Эгберту Николаи. 1532. Клейнмахнов. Шпанишервег, 14». Отправитель: «Иоганнес Мехлер, 18, Бранденбург, Мюленторштрассе, 137». На конверте была наклеена двадцатипфенниговая марка, проштемпелеванная 14 сентября в Бранденбурге. Крейцер вложил расписку и конверт в свой бумажник, изготовил встречную расписку и передал ее Кранепулю.

– Скажите, а газета с объявлением у вас не сохранилась? – спросил он немного погодя. – Если не сохранилась, то, может, вы помните дату выпуска.

– Пойду посмотрю. Может, и сохранилась.

Кранепуль встал, открыл двери и крикнул:

– Эльза, сделай одолжение, принеси нам газеты за прошлые две недели. Нам нужна «Меркише фольксштимме» с объявлением доктора Николаи.

Немного спустя в комнату решительным шагом вошла» женщина. Заплетенные в косу волосы были искусно уложены венцом вокруг головы. На ней было такое же голубое платье баварского кроя, как и на ее дочерях, из выреза выглядывала белая блузка, кончавшаяся у ворота рюшкой. На ногах у нее были черные домашние туфли с вышивкой, их загнутые кверху концы напоминали рог носорога.

– Добрый день, – сказала она низким, почти мужским голосом и поочередно кивнула Крейцеру и Арнольду»! В руках она держала стопку газет, которую положила мужу на колени. Потом, повернувшись на каблуках так, что взметнулись юбки вокруг тощих ног, она строевым шагом удалилась.

В стеклянной горке тихо звякнули декоративные чашки.

Кранепуль порылся в стопке и скоро вытянул из нее лист с объявлениями. Под рубрикой «Продажа автомобилей» зеленым карандашом было подчеркнуто следующее объявление: «Продаю первокл. «вартбург-люкс-1000», 12 000  км,выпуск 1964, по гос. цене за наличн. Письм. предл. направл. в ред. на номер 1703».

– А можно это взять с собой? – спросил Крейцер.

– Ну конечно, – отвечал Кранепуль. – Она больше нам вообще не нужна. Просто девочки собирают старые газеты для школы.

Крейцер свернул газетный лист, положил его в бумажник и встал. Арнольд сунул свой блокнот во внутренний карман пиджака и последовал его примеру.

Кранепуль провожал гостей.

– Конечно, вы должны выполнять свой долг, – говорил он, – но лично мне очень прискорбно слышать, что человек, подобный доктору Николаи, нажил себе неприятности не без моего косвенного участия. Он произвел на меня очень приличное впечатление, иначе я не доверил бы ему свои деньги. А ошибки здесь не может быть, господа?

– Следствие еще не закончено, – отвечал Крейцер, – и мы не можем пока сказать ничего определенного.

Дождь перестал. Холодный и сырой западный ветер срывал листья с лип и забрасывал их через стену во двор к Кранепулю. Собака по-прежнему лежала на пороге своей бело-зеленой будки, словно была не живая собака, а чучело. Двигалась у нее только голова, когда взгляд блестящих глаз провожал гостей до калитки.

Кранепуль привел в движение механизм, и калитка бесшумно распахнулась.

14

Понедельник выдался дождливый и серый. Крейцер сидел в кресле за своим столом, подперев голову руками, и злобно глядел на папку с материалами по делу Николаи. За соседним столом сидел Арнольд и с помощью неотточенного карандаша делал цепь из канцелярских скрепок. При этом он сердито насвистывал сквозь стиснутые зубы.

В комнате было холодно. Сводка, грозившая похолоданием, явно не дошла еще до котельной, либо им тоже не хватало какого-нибудь документика, или во всем был виноват понедельник.

Порывистый ветер выл за углом дома, то и дело начинал хлестать дождь, и из прохудившейся водосточной трубы назойливо и монотонно падала на оцинкованный скат окна дождевая капля. Крейцер поднял голову и, нахмурив лоб, наблюдал, как тяжелая капля разбивается о карниз и обдает окно мелкими брызгами. «Сколько раз я им говорил, чтобы заделали трубу, и хоть бы хны», – сердито думал он.

В серой пелене виднелся пустой и унылый стадион, ряды скамей почернели от влаги. Тросы трех флагштоков на бетонированном цоколе под аркой главного входа скрипели и бились о ржавый металл.

Голос Арнольда отвлек Крейцера от мрачных мыслей:

– Как вы провели воскресенье?

Крейцер досадливо фыркнул.

– Уж если не повезет, так не повезет. Как говорится, хоть вешайся. Я уже целый месяц обещаю жене и сыну съездить с ними за город, и все что-нибудь мешает: то служба, то спорт. Наконец вчера вроде бы получилось, жена приготовила корзину с провизией, все уложили, и– вот здрасте – как зарядил дождь, да на целый день.

– Ну и что ж такого. От этого хороший брак не развалится, – лицемерным тоном утешил Арнольд.

Крейцер недоверчиво поглядел на него.

– Жена обиделась, мы еще в прошлое воскресенье хотели поехать, да не смогли, и я, дурак, помнится, еще доказывал ей, что бабье лето – это надолго. Пацан чуть не ревел, когда распаковывал свои рыболовные принадлежности и выпускал червей. На обед у нас были холодные бутерброды из дорожной корзинки. Потом сломался телевизор, да еще мы с женой поцапались, когда сыночек, уйдя, хлопнул дверью, а она взяла его под защиту.

– Разделенное страдание уменьшается вполовину, – вздохнул Арнольд. – Я тоже провел превеселое воскресенье. Дама моего сердца подбила меня сходить в кино, а там такое показывали… Лучше и не вспоминать. Кто хочет творить, пусть не падает духом. – После чего он энергично смахнул скрепки в выдвинутый ящик стола.

Крейцер некоторое время мрачно смотрел перед собой, потом вдруг ударил кулаком по столу и пробурчал:

– Это ж надо, как не повезло.

Арнольд грустно кивнул. Неудача в расследовании дела Николаи лежала у него на сердце тяжелым грузом. Поскольку данное Кранепулем описание афериста не совпадало с внешностью доктора, Крейцер решил, чтоб не оставалось ни тени сомнения, еще раз послать своего помощника к Кранепулю с фотографией доктора. Арнольд качал головой, словно до сих пор не мог понять, что произошло.

– Все так здорово совпадало. Кто бы мог подумать о жульничестве!

– Вы же видите, что и об этом необходимо думать, я не хочу осрамиться во второй раз.

– Н-да, жизнь жестока, – философствовал Арнольд, – а судьба слепа, бьет и доброго и злого.

– От вас рехнуться можно! – рявкнул Крейцер. – Мы по уши увязли в расследовании, а вы потчуете меня дурацкими шуточками. Все наши прежние версии оказались ошибочными. Аферисты облегчили Кранепуля на три тысячи марок. Один аферист воспользовался машиной доктора Николаи и с помощью другого выманил у Кранепуля деньги, а на обратном пути совершил наезд. Тогда понятно, почему он бросил пострадавшего.

– Само собой, – поддержал Арнольд, – иначе афера лопнула бы. Кстати, я не удивлюсь, если окажется, что Кранепуль не единственный, кого одурачили таким манером. Уж больно хороша идея. Если наши молодчики все время используют один и тот же метод, что вполне вероятно, ибо какой жулик по доброй воле откажется от удачной идеи, нам остается только ждать, пока жертвы не начнут взывать к доктору Николаи, напоминая о задатке за машину.

– Вполне, возможно. Но мы тоже не должны сидеть сложа руки. К девяти меня с отчетом вызывает Григолейт. Он желает узнать, какие шаги мы намерены предпринять. Николаи пожаловался на нас. Боюсь, Григо нам хорошенько всыплет, а хуже всего, что нам даже нечего сказать в свое оправдание. Мы вели себя легкомысленно и заслужили взбучку.

– Мне идти с вами? – спросил Арнольд.

– Нет-нет, – сказал Крейцер. – Отвечать я буду один. Теперь нам нельзя терять времени и, главное, надо действовать наверняка. Каждое, даже самое незначительное подозрение надо тщательно проверять, прежде чем высказывать вслух. Впрочем, задание, которое я приготовил для вас, тоже не сахар. Вам для начала надо совершить хождение в Каноссу – извиниться перед доктором Николаи и заодно выяснить, ему ли принадлежит конверт, а если нет, то знаком ли ему по меньшей мере отправитель. Далее, вам надлежит поинтересоваться всеми пишущими машинками, у него дома и в клинике. Попросите у него разрешения взять со всех машинок образец шрифта, но, умоляю вас, подходите к делу как дипломат.

– Приложу все усилия.

– Отлично. Затем отправляйтесь с конвертом и образцами в отдел экспертизы, и пусть доктор Фриче их немедленно сравнит. О надписи на конверте я хочу знать все, что только возможно: на какой машинке печатали, фирма, год выпуска, когда напечатано, особенности печатавшего – словом, все, что из этого удастся выжать. Результаты нам нужны как можно скорей, хорошо бы уже вчера. Ясно?

– Чего уж тут неясного!

– Ладно. А когда сделаете все это, попытайтесь выяснить в редакции «Фольксштимме», в какой именно пункт: по приему объявлений было сдано это. Нам нужно описание того, кто его сдавал, нам нужна квитанция, на которой он расписывался. Пока все. А теперь не вешать носа и за работу!

Крейцер встал, глянул на часы, сунул папку под мышку, ободряюще улыбнулся Арнольду и вышел из кабинета. Впрочем, этот бодрый вид никак не соответствовал истинному настроению Крейцера.

Капитан Григолейт сидел за своим дубовым письменным столом. Это был солидный мужчина лет шестидесяти, у него были черные, с проседью волосы, смуглая кожа и спокойные глаза. Вместо левой руки – протез.

– Доброе утро, товарищ лейтенант, – сказал он входящему Крейцеру. – Садитесь, и давайте приступим к неприятному разговору. Я знаю, что вы не курите, но при сложившейся ситуации вы едва ли откажетесь от сигареты!