Текст книги "Канака — люди южных морей"

Автор книги: Ганс Дамм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Другой тип сверхъестественных существ возник из представлений папуасов о смерти, отразившихся в похоронных обрядах. Эти обряды позволяют нам судить об особенностях мышления папуасов. Еще совсем недавно, каких-нибудь двадцать-тридцать лет назад, у племен, живущих на реке Дигул, умершего хоронили со всеми принадлежавшими ему украшениями и орудиями либо на специальном помосте, либо в деревянном или корьевом гробу на крыше дома. Труп быстро разлагался, и выделявшуюся трупную жидкость собирали; родные покойного добавляли ее к пище и втирали в лицо и тело. Столь странный обычай, существующий и у других племен, можно объяснить лишь тем, что вместе с этой жидкостью туземцы хотят обрести ту силу, которой при жизни обладал умерший. Не менее странен обычай в этой области, когда в случае чьей-либо смерти женщины, перевязав свой пульс, ампутируют себе каменным или бамбуковым ножом фалангу пальца. Таков один из своеобразных ритуалов самоувечья. Что это, только внешнее проявление скорби, жертвоприношение умершему или какое-нибудь колдовство?

Тот факт, что череп и кости полностью разложившегося трупа сжигаются, то есть тело умершего подвергается полному уничтожению, а дом, на крыше которого хоронят, навсегда покидается, свидетельствует о суеверном страхе и о вере в то, что умерший может увлечь за собой живых. Характерно, что эти наиболее первобытные представления существуют как раз у исторически самой древней группы папуасского населения, не знающей ни тотемных предков, ни тайных союзов. Туземцы долины реки Дигул, видимо, не имели представлений о втором «я», носителе жизненной силы, проявляющейся в дыхании, в тени или в отражении в воде. Это «я» мыслится отчасти весьма вещественно, и поэтому один из наиболее видных представителей этнической психологии, Рихард Турнвальд, дал этому второму «я» весьма меткое определение: «духовная плоть».

По представлениям туземцев, духовная плоть может покинуть телесную оболочку человека. Все, что происходит с духовной плотью в ее странствиях, человек узнает в сновидении, воспринимаемом им как реальность. Если по какой-либо причине духовная плоть, не имеющая, кстати, ничего общего с нашим понятием души, не возвращается после своего путешествия обратно в тело, то человек умирает. Но пока они составляют единство, человек живет. Если тело и духовная плоть разлучаются, наступает биологическая смерть. Хотя, по убеждению папуасов, и тело и духовная плоть продолжают свое существование самостоятельно, однако тогда они приносят людям скорее зло, чем благо. О том, что в представлении этих папуасов умерший существует в своем телесном обличье, которое можно созерцать и осязать, очень наглядно повествует рассказ жителей острова Киваи, помещенный финским ученым Ландманом в его обширном собрании сочинений. Вот вольное изложение этого рассказа.

Однажды у дверей мужского дома стояло несколько мужчин. Среди них был Дуане. Вдруг он заметил, что со стороны кладбища приближается какой-то человек. Все сначала думали, что это кто-то из своих. «Кто бы это мог быть?» – спрашивали мужчины. «Дуане здесь?» – крикнул один из них. «Здесь», – откликнулся Дуане. И вдруг кто-то из мужчин сказал: «По-моему, это какой-то дух!» Дуане испугался: прямо на него шагал его умерший друг Аруба. Тут Дуане пришли на ум последние слова, которые тот, умирая, сказал ему: «Когда умру, как следует похороните меня, не то я вернусь». Дуане очень хорошо помнил эти слова. Поэтому ему хотелось поймать духа Арубы, и он попросил мужчин вести себя спокойно. Дуане вышел из дома через боковую дверь. Но все из любопытства, желая видеть, что случится, бросились за ним и испугали духа, а тот бросился наутек. Несколько мужчин, грозно потрясая оружием, преследовали духа Арубы до самого кладбища и там увидели, как он вошел в свою могилу. А Дуане был очень рассержен. Его умерший друг, несомненно, побеседовал бы с ним, если бы его не вспугнули.

У жителей острова Киваи вера в продолжение существования человека после его смерти проявляется и в похоронных обрядах. Близкие родственники умершего сооружают над могилой небольшую хижину и перед ее входом в течение нескольких недель поддерживают костер. Пища и личные вещи умершего подвешиваются на столбе. Таким образом, он и в «ином мире» имеет все, в чем испытывал потребность при жизни. Во всяком случае для людей он существует до тех пор, пока жива память о нем. В представлении об этом живущем трупе проявляется вера в известный контакт между телом и «духовной плотью». Поэтому у северных папуасских племен Новой Гвинеи родственники умершего никогда не забывают воткнуть в могилу бамбуковую трубочку, да так, чтобы она пришлась как раз над головой покойника, дабы «духовная плоть» в течение хотя бы недолгого времени после смерти человека имела доступ к своей прежней оболочке.

Это призрачное существо, в общем обозначаемое как дух умершего, превращается в привидение и бродит по родному селению, держа всех в трепетном страхе до тех пор, пока не справят по нему поминки. Лишь после торжественной церемонии поминок, устроенной близкими родственниками, на которой совершаются немалые жертвоприношения, дух умершего удаляется в страну мертвых. Однако страх перед умершим, заставляющий уничтожать его имущество, его саговые и кокосовые пальмы, его посевы и орудия, у большей части племен сочетается с почтительной любовью к нему. Эти чувства вызваны ощущением тесной связи между мертвыми и живыми. Поэтому нередко череп умершего по истечении определенного срока – чаще всего после торжественных поминок – эксгумируют, очищают и хранят в жилом помещении. Очень часто из этого черепа делают с помощью глины точный скульптурный портрет человека, вставляют в глазницы раковинки или панцири улиток, наклеивают на череп настоящие волосы. На реке Сепик такой смоделированный череп даже расписывают тем узором, которым умерший при жизни украшал себя для танцев или военного похода. Этой посмертной привилегией пользуются главным образом весьма почтенные люди, занимавшие видное положение в деревенской общине. Их черепа устанавливаются в обрядовом доме на специальных расписанных полках. Там же стоит для них еда и питье, чтобы они не испытывали ни голода, ни жажды. Родственники умершего поверяют его черепу все свои нужды и желания, ведь мертвый для них вездесущ и поэтому может помочь в беде. Но бывает и так, что в поклонении черепу, как мы называем этот обычай, преобладает страх. Мы это наблюдаем у племен, живущих на побережье залива Папуа. Там череп снова предают земле, настойчиво произнося: «Не возвращайся!»

Любовь к умершему и боязнь его возвращения характерны и для папуасов юго-западной части Новой Гвинеи; родственники умершего не смеют входить в дом покойного, и поэтому там портятся все продовольственные запасы, которые были по-хозяйски накоплены умершим при жизни, иногда даже большие количества ценнейшей саговой муки. Вместе с тем принято, посещая место захоронения трупа, подолгу находиться там, ночевать и прислушиваться к голосу умершего, который может произнести имя того, кто колдовством навлек на него смерть. Для того чтобы родственники покойного могли подольше общаться с умершим, над его могилой сооружают широкий двускатный навес.

Особенно интересны у папуасов побережья залива Папуа внешние проявления скорби. Женщины носят длинную травяную набедренную повязку и украшенный желтыми полосками из кожицы орхидеи длинный свисающий головной убор. Благодаря такой маскировке женщина должна быть неузнаваемой для духа ее умершего мужа, который бродит вокруг, так как муж хотел бы и на «том свете» иметь свою жену при себе. Однако вдовцы не очень спешат переоблачиться, хотя и существует особый траурный наряд для них (плетеная шапка, нагрудное кольцо, ручные и ножные браслеты). Траур по умершему состоит не только в особом одеянии, но и во множестве всяких табу – запретов на некоторые блюда, на пение и танцы, на проход в определенных местах и на многое другое. Период траура, длящийся иногда больше года, завершается поминками. Они справляются ночью. Начинается обряд траурными причитаниями, затем открывается шествие вокруг могилы. Лишь после этой церемонии родственники умершего снимают траурное облачение и прячут его. На дороге, ведущей к посевам умершего, старший в роду втыкает в землю стрелу острием кверху. Туземцы не знают, что означает это символическое действие. Весьма вероятно, что это магический акт самозащиты, долженствующий объяснить духу умершего, что живые не желают иметь с ним ничего общего.

Примечательно, что папуасы побережья залива Папуа применяют для обозначения «духовной плоти» (т. е. духа умершего) несколько названий в зависимости от состояния ее телесной оболочки. У племени йенан пока родственники умершего еще могут беседовать с ним в гробнице, ее называют нананге, позднее вабоб – демон. К этому времени теряют свою силу все табу, вдовы могут выходить замуж, а вдовцы жениться.

Для поминок родичи умершего приносят огромные количества съестных припасов, плодов, саговой муки, кокосовых и бетелевых орехов. Приносят что-нибудь и другие жители селения. Все это продовольственное богатство выставляется на всеобщее обозрение в специально отведенном доме. После того как каждый вдоволь насладится созерцанием вожделенных лакомств, производится их раздача. Участники поминок возвращаются домой нагруженные съестными припасами. Дома они приготовляют из принесенных продуктов пищу, едят ее в тесном семейном кругу. Поминальных торжеств, в которых участвовали бы все жители селения, люди племени йенан не устраивают.

Горные папуасы, из которых нам лучше всего известно племя мбовамб, тоже относятся к своим умершим со смешанным чувством любви и страха, но проявляется это иначе. Здесь тоже сказывается особое положение, которое горные папуасы занимают среди других папуасских племен. Из страха перед покойником труп умершего связывают, руки кладут на грудь, ноги сгибают в коленях и подтягивают к подбородку. Хотя посевы умершего и не уничтожают, но в дом, где он умер, никто не заходит, а циновку, на которой он спал, сжигают. Страх перед «живущим трупом», боязнь возвращения умершего особенно велики при погребении женщины. Умершую женщину хоронят немедленно. Труп ее предусмотрительно заваливают тяжелыми камнями и деревянными колодами, дабы она не явилась вновь к своим родичам и не увлекла их за собой. Если обнаруживаются признаки появления духа покойницы, что приносит всем жителям селения немало беспокойства, приглашается опытный знахарь, который должен этого духа изловить. Поймав духа в сетчатый мешок, знахарь относит его в дом жертвоприношений. Там для изгнания злого духа произносят особые формулы заклинаний и совершают жертвоприношение, для чего закалывают свинью. Так разделываются с призраком умершего.

Однако особенно боятся тех, кто умер от какой-нибудь заразной болезни, например от фрамбезии[35]35
  Кожно-венерическая болезнь, похожая на сифилис. Имеет распространение в тропических странах.


[Закрыть]. От призраков этих умерших избавляются весьма примитивным, хотя и радикальным способом. Мешок с трупом покойника вопреки элементарным требованиям санитарии бросают в реку. Пусть его унесет течением подальше от родных берегов!

В культе мертвых у горных папуасов сохраняется различие между богатыми и бедными. Бедняков хоронят в земляной яме глубиной не более одного метра. Состоятельные люди кладут своего покойника на деревянную решетку, которую устанавливают над ямой. Труп покрывают ветками и широкими листьями. Через некоторое время кости трупа очищают от мяса, обертывают листьями и предают земле на кладбище его родовой общины. Куски трупного мяса закапывают в яму. Особым образом поступают с черепами богатых людей и прежде всего с черепом старейшины родовой общины. Его смазывают снадобьями, красят (хотя и не делают из него скульптурного портрета) и устанавливают в небольшом домике, похожем на башню. Смысл этой процедуры люди племени мбовамб объясняют так: «Если мы голову умершего человека выбросим, то он нас и в самом деле покинет, и тогда враги наши нас одолеют».

И все же горных папуасов тревожит мысль о том, что «духовная плоть» будет появляться на родовом кладбище и после поминального пиршества. Продолжительность и пышность поминального пиршества определяются общественным положением, которое занимал умерший. Горные папуасы верят, что дух умершего будет по ночам посещать живых и уйдет в страну, мертвых, находящуюся где-то на востоке, после полного разложения трупа. «Духовная плоть» может являться людям и в обличье животных, поэтому горные папуасы никогда не убивают живых существ вблизи кладбища: ни сумчатых, ни птиц, ни змей.

Папуасы верят в существование тесной связи между духом умершего и родовой общиной, к которой принадлежал покойный. Они полагают даже, что дух умершего мужа или умершей жены имеет с вдовой или вдовцом половые сношения. Оставшиеся в живых всячески ублажают духов умерших родственников. Чем больше свиней они принесут в жертву, тем лучше, – ведь только духи умерших могут помочь им обрести влияние и богатство, добиться победы над врагами на войне, избежать грозящей опасности. Эти духи даруют им также и детей. Если духи в чем-либо не помогают, значит, они не удовлетворены жертвоприношениями и поэтому рассержены.

Как известно, тотемные животные, растения и духи природы находят свое воплощение в резных или вылепленных фигурках, которые служат предметами культа. Точно так же и умершие. Их образ запечатлевается масками и деревянными фигурками, причем это не портрет, как у нас, а символическое изображение в древнем традиционном стиле, который у каждого племени нашел свое вполне определенное выражение. Мы знаем, что во время церемонии инициации или на празднике плодородия маски символизируют появление умерших. Но мы не знаем, служат ли изображающие предков фигуры, особенно типичные для бассейна реки Сепик, только напоминанием об умерших или же это своего рода вместилище для духа, замена истлевшей телесной оболочки. Судя по фигуркам, встречающимся в долине Юат, притока Сепика, и получившим известность лишь в последние годы, все такие изображения суть именно вместилища для духа умершего.

Патер Лауман в своем обстоятельном сочинении рассказывает, что у папуасов наиболее выдающиеся личности окружаются ореолом всемогущего, возвышенного существа. Этот божественный нимб вокруг какой-нибудь высокой особы, как мы увидим ниже, может существовать в течение жизни четырех поколений! В старину, особенно во время войны, вызывались духи этих предков. Для этой цели воины прислоняли помазанные снадобьем копья к фигурке, изображавшей какого-нибудь грозного предка, дабы его «чрезвычайно действенная сила» перешла на оружие. Когда европейские колонизаторы положили конец охоте за черепами и межплеменным войнам, фигурки, изображавшие предков, стали все больше и больше переосмысливаться как божества охоты. Им стали жертвовать птицу, наркотики и прежде всего печень убитых на охоте животных. Туземцы полагают, что в противном случае духи истребили бы всех людей в селении.

В одной из деревень на реке Юат жили две различные племенные группы – андоар и марамба. Каждая из них занимала отдельную часть селения. Однако жизнь деревни не обходилась без конфликтов. Так, однажды люди андоар, повздорив с людьми марамба, убили жену некоего Воалама. Боясь кровной мести обиженного рода, андоарцы поспешили прочь и основали собственное селение.

А что делал вдовец Воалам? Похоронив убитую жену, он день-деньской трудился над каким-то куском бревна длиною в метр. Он вырубал острым каменным топором куски дерева, и бревно постепенно обретало формы человеческого тела. Четко вырисовывались широко раскинутые плечи и крепкая грудь. Появились тонкие руки и как бы под тяжестью тела изогнутые ноги. При помощи особого резца – заостренного зуба вепря – Воалам вырезал на бревне круги и несколько полумесяцев, расположив их один над другим. Они изображали шрамы, украшавшие кожу убитой, – следы тяжелых ритуальных порезов, которым когда-то она сама себя подвергла. Воалам надел на фигуру набедренную повязку из волокон листьев и уселся отдохнуть. Но закончил ли он свою работу? Хотя у фигуры есть шея – небольшой шип на бревне, но где же голова? Воалам грузно поднялся со своего места и медленно поплелся к своей хижине. Вскоре он вышел оттуда. Он нес череп умершей жены. Этот череп через несколько дней после ее смерти Воалам выкопал из могилы, вычистил и высушил. И вот сейчас он насадил его на шип. Лишь теперь его работа завершилась.

В течение многих дней и недель Воалам держал у себя в хижине фигуру, изображавшую его жену. Лишь после поминального пиршества с танцами череп жены Воалама обрел наконец вечный покой, его снова положили в могилу. Но от этого фигура умершей не обесценилась. Правда, ее значение изменилось с течением времени: она стала женой божества войны и охоты Мюндабале.

Такие всевозможных форм и размеров фигуры, изображающие предка, часто встречающиеся во всех местах обитания папуасов и особенно у реки Сепик, – лишь этап в изготовлении фигур из дерева целиком. Скульптор начинал свою работу, разумеется, только в том случае, если окончательное захоронение умершего производилось в согласии с обычаем и потому исключалась возможность эксгумации черепа с последующим захоронением.

Папуас не только страшится сил природы, злых духов и духов умерших, которых всячески пытается умилостивить жертвоприношениями и молитвами; он также ощущает воздействие незримых магических сил, переходящих от одного человека к другому. Среди каждой папуасской общины всегда можно найти лишь очень немногих людей, обладающих магической силой. Применяя эту силу, они держат всех своих соплеменников в состоянии нервного напряжения. Таких людей величают колдунами, знахарями и прочими званиями, но подлинный смысл этих званий установить довольно трудно. Роль этой особой категории людей, которые у папуасов отнюдь еще не составляют профессиональную группу, у разных племен различна. Любопытно, что у племен – представителей древнейшей папуасской культуры аккумулятором магической энергии может быть каждый смертный, тогда как у племен, стоящих на более высокой ступени культурного развития, эта функция переходит к колдунам и знахарям.

Правда, и у племени реки Дигул есть узкий круг «специалистов», помощью которых пользуются в случае болезни. За определенную мзду они лечат больного магией. Среди всех народов Тихого океана распространено представление, что болезнь вызывается действием чьей-то магической силы. Поэтому избавиться от болезни можно только посредством превосходящей магической силы. У племен Дигула легочные больные обращаются обычно к одному из немногих обладателей священных камней. Проведут таким камнем по груди и спине, и больному становится легче. Если при слабых недугах каждый пускает в ход свою магическую силу, то в случаях тяжелого заболевания обращаются к знахарю. Жители селений на реке Дигул невероятно страдают от москитов. Чтобы избавиться от этого бедствия, туземцы применяют такой способ: берут несколько москитов, засовывают их в ствол тростниковой стрелы и посылают эту стрелу в направлении деревни, с которой враждуют. Это магическое действие основано на широко распространенном представлении о том, что если что-либо случается с частью целого, то же неизбежно произойдет и с целым («pars pro toto»). Следовательно, когда благодаря такому способу устраняется несколько москитов, они непременно должны увлечь за собой и всех остальных.

Люди племени маринд-аним верят, что могут и без помощи колдуна отводить надвигающуюся грозу. Распрямив ладонь, они протягивают ее в сторону нависшей грозовой тучи, которую затем символически хватают, сжав пальцы в кулак, и откидывают.

Никому из людей племени маринд-аним не возбраняется применять любовные чары. Чтобы приворожить мужчину, женщина незаметно достает лопаточкой из его калебасы кусочек извести и съедает его (в извести мужчины хранят свою бетелевую жвачку). Это действие основано на представлении о том, что мана мужчины переходит на женщину через его слюну и что женщина в свою очередь передает мужчине жар своей любви через оставленные ею на лопаточке частицы слюны, которые этот мужчина, жуя бетель, проглатывает.

Характерно, что представители более поздних папуасских культур, как, например, горное племя мбовамб, придают одному звучанию слов столько магического смысла, что, произнося их, они уже не считают нужным ни жертвоприношение, ни какое-либо символическое действие. Чтобы привязать к себе своего мужа, жена шепчет магическое заклинание над его едой. При иных обстоятельствах люди племени мбовамб также произносят заговоры: мужчины – когда расставляют капканы для сумчатых животных, женщины – когда засаживают поле. При помощи заклинаний каждый может выйти из затруднительного положения. Но избавиться таким способом от болезни нельзя. Лечение болезней и у горных племен – дело знахаря, обладающего гораздо большей магической силой. Массируя тело больного, знахарь пытается удалить возбудитель болезни. По представлениям туземцев, возбудитель болезни есть некая магическая субстанция. Завершив процедуру, знахарь показывает больному колючку, кость или какой-нибудь другой острый предмет, в котором якобы и была заключена магическая субстанция болезни. А бывает и так, что больного обрызгивают жеваным имбирем, который считается оберегом от злых духов и колдовских наговоров.

Как бы ни чтили знахаря за его целительную магию, боятся его гораздо больше – ведь он иногда применяет и черную магию – насылает смерть. У маринд-аним знахарь пользуется для этого скорлупой небольшого кокосового ореха, которую он наполняет кровью кенгуру, а также волосками и ногтями избранной жертвы. Отверстие он затыкает листьями. Этот магический орех знахарь кидает из какого-нибудь укрытия в свою жертву. После этого тот, против кого совершается колдовство, должен умереть. Бросая магический орех, знахарь не всегда намерен убить своего противника сразу. Как полагают туземцы, он иногда орехом лишь оглушает свою жертву, а затем, воспользовавшись ее бессознательным состоянием, насылает колдовством порчу на жизненно важные органы. Правда, очнувшись от удара, человек может еще кое-как дойти до своего жилища, но он уже околдован. Не пройдет и дня, как его не будет в живых. Подобного рода насылание смерти колдовством известно и другим папуасским племенам, живущим к северу от центральной горной цепи. Весьма вероятно, что в некоторых случаях дело не обходится без отравы.

Есть и другое орудие колдовства. Это деревянная лопатка, сделанная в виде стилизованной змеи. Если колдун кинет такую лопатку, она превратится в живую змею, которая бросится на жертву и поразит ее смертельным укусом. Против такой опасности применяют амулеты, но многие, веря в неотразимую силу наговора колдуна, впадают в летаргию, притупляющую их волю и в конце концов доводящую их до смерти.

Хотя людей, наделенных магической силой, не так уж много – обычно это мужчины, – все же кое-кто имеет иногда возможность, вознаградив знахаря, обрести эту силу, если только обладает необходимыми для этого психическими способностями. Однако наличие таких способностей определяет сам знахарь. Он отводит своего ученика в потаенную хижину и потчует его каким-то зельем. У маринд-аним знахарь дает в таких случаях питье кава, смешанное с трупной жидкостью, имбирем или другими ингредиентами. Соискатель звания знахаря посвящается в тайны магии при закрытых дверях. Он должен до мельчайших деталей запомнить все процедуры, все заклинания, ибо малейшая ошибка может свести на нет всякий успех. Знахари передают знания своим детям, а те даже продают их. Это значит, что знахарство становится особой профессией.

Несмотря на то что знахарей за их тайное искусство и чтят, и боятся (скорее боятся, нежели чтят) и профессия их приносит им неплохой доход, они все же не занимают видного общественного положения. Так, у горных папуасов знахари принадлежат к сравнительно бедным слоям населения. Они производят впечатление людей опустившихся, ходят грязные, с длинными волосами, у них угрюмое, коварное выражение лица. Во внутренней части острова тайны магии известны только наиболее древнему населению, но неведомы пришедшим сюда позднее большерослым племенам.

Одна из особенностей горных папуасов и племен, живущих от них к северу, состоит в том, что там каждый знахарь является обладателем волшебных камней, применяемых как орудие магии. Их мана, как называют «чрезвычайно действенную силу», присущую определенным вещам и существам, наделяет знахаря особым даром – способностью изменять свой внешний облик. Эти волшебные камни передаются по наследству. Они – личная собственность их обладателя. Каждый ученик знахаря должен сам позаботиться о том, чтобы найти один из тех волшебных камней, которые помогут их обладателю завоевать уважение соплеменников.

Для знахаря в его колдовстве особую значимость имеют сны и приметы; в них, по представлениям туземцев, проявляется воля духов умерших знахарей. Это общение с духами и особенно с духами умерших у всех знахарей непременное условие успешной деятельности. У папуасских племен, живущих на севере Новой Гвинеи, наряду со знахарями существует еще особая группа людей, которые могут посредством определенных действий вступить в прямой контакт с духами. Они жуют кору какого-то дерева, отчего впадают в состояние транса. В этом состоянии знахарь разговаривает с духами и получает от них ответы на все вопросы своих «клиентов». В данном случае мы, несомненно, имеем дело с ранней формой шаманизма, который знаком и другим народам Океании. Правда, у них шаманизм в отличие от народов Арктики не получил широкого развития.