Текст книги "Не голова, а компьютер"

Автор книги: Ганна Ожоговская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Не твоего ума дело! – огрызнулся Бирюк.

– Господа, разойдемся мирно!

– Мне кажется, произошла роковая ошибка, – сказал Собирайский. – Солянка не врал.

– Как это не врал? А кто говорил: Томаш в Италию уехал? И что географии не будет? Брехал, как пес! Хорошо, хоть сам попался, так ему и надо!

– Томаш правда в Италию ехал. И не в первый раз, – объяснял Собирайский. – В прошлом году, когда я ездил в школу из Пруткова, Томаш по понедельникам всегда возвращался из Италии. Из той, которая под Варшавой[1]1
  Италией называется пригород Варшавы, где в старину селились ремесленники – выходцы из Италии.


[Закрыть].

* * *

Приятели приуныли, и было от чего: двойка по географии – да еще в конце года!

– Как ты думаешь, – сказал Костик, – в четверти нам двойку не выставят?

– Да ты что, белены объелся! – хорохорился Марцин, но слова Костика заронили в него тревогу. – Не хватало только летом географию зубрить! Тогда пиши пропало! Нет, быть этого не может! Томаш обязательно спросит нас еще раз.

– Как хочешь, а я сегодня же засяду за географию, и сам вызовусь отвечать. Иначе это плохо кончится.

– Не паникуй! Посмотри, какой сегодня денек! Смотаемся на Беляны? – соблазнял Марцин приятеля.

– На Беляны?! Да ты что, спятил? На следующей неделе педсовет. Вот вкатят тебе двойку, тогда не так запоешь!

– Откуда ты знаешь про педсовет? – забеспокоился Марцин.

– Относил карту в учительскую и видел на доске около двери объявление, чтобы отметки выставляли.

– Елки-палки! – Марцин поежился, хотя солнце припекало вовсю. – Томаш злится на меня. И Скочелёва на меня зубы точит из-за памятника Сенкевичу.

– Она и на меня взъелась, – сказал Костик, прибавив со вздохом: – Клад хоть бы найти, что ли…

– Дурак! Где ты его собираешься искать? На Маршалковской? Там без тебя перекопали все вдоль и поперек. Легче в такси портфель найти, а в нем – тысяч пять злотых.

– Сам дурак! – парировал Костик. – Чтобы в такси ездить, деньги надо иметь.

Когда они расстались, Марцин машинально сунул в рот жевательную резинку. «Для воспитания воли достаточно и одной, – подумал он, – а жвачка помогает сосредоточиться. Впрочем, какой может быть разговор о работе над собой, когда жизнь у школьников без того каторжная».

9

Но и в этой беспросветной, каторжной жизни случаются радостные события.

Однажды Немек Бартович вбежал в класс, размахивая газетой. А в газете было напечатано, что Пшегонь Костик – их Костик! – выиграл палатку. Костик прочел – и глазам не поверил. Но сомнений быть не могло: все сходится – и фамилия, и имя. И он поспешил поделиться с Марцином радостной новостью. Тот в первую минуту пожалел, что сам не принял участия в конкурсе. Вдруг бы тоже выиграл что-нибудь? Несколько книг прочесть – еще куда ни шло, а вот мнение о них свое написать, нет, на такой подвиг он не способен! Лучше по парку побегать, по набережной Вислы или просто по улицам прошвырнуться. Хорошо, хоть Костик выиграл, не зря, значит, старался.

Новость молниеносно разнеслась по классу. Газету рвали друг у друга из рук. И скоро от нее остался мятый клочок бумаги, где было напечатано это потрясающее сообщение.

Ребята забеспокоились: а вдруг Костик не успеет получить палатку? В газете прямо сказано: победителей конкурса просят возможно скорее явиться в редакцию за получением награды.

– Может, уже поздно? – высказал опасение Собирай. – Номер вышел вчера. Что, если ты опоздал и все уже расхватали? Вот жалость-то!

– Отпросись у Томаша, – посоветовал Бирюковский. – Покажи газету, там черным по белому напечатано: явиться возможно скорее. Значит, надо мчаться на всех парах, иначе на бобах останешься.

– Что ты мелешь! – перебил рассудительный Немек. – Это тебе не какая-нибудь лавочка, а солидная газета.

– А ошибок, по-твоему, не бывает? Выиграет кто-нибудь рюкзак, а возьмет палатку.

Не на шутку встревоженный Костик показал Томашевскому газету. Тот прочел, поздравил Костика и велел садиться на место. Кто-то заикнулся, что Костик может опоздать.

– Палатка не заяц, в лес не убежит, – пошутил учитель. – Урок тоже не заяц, но минуты бегут, и времени остается в обрез.

И он вызвал к доске Эву.

До конца, не считая географии, еще целых два урока! Но нет худа без добра. За это время Костик немного успокоился и подумал, что идти всем скопом за палаткой не стоит. Не лучше ли пойти с кем-нибудь из взрослых? Надо дома посоветоваться.

Когда он сообщил об этом ребятам, все были разочарованы. Не обошлось без ехидных замечаний вроде того: даст ли он вообще взглянуть хоть одним глазком на свою палатку.

– Как же, дождешься от него! О себе только думает. Эгоист!

– Что он, что его дружок Марцин – два сапога пара!

– Все только для себя, а для коллектива – ничего, – съязвила Эвка. – Эгоисты! Индивидуалисты!

* * *

Обвинение в эгоизме задело их за живое. Они считали его несправедливым. Не их разве публично похвалила преподавательница биологии, когда они собрали больше всех листьев для компоста. Наломали спину – будь здоров! Каждый день в Уяздовский парк бегали. С тех пор биологичка к ним благоволила.

Куча компоста за футбольным полем служила наглядной иллюстрацией к одному из разделов программы, и, кроме того, с ней были связаны заветные мечты учительницы о пришкольном саде. Но пока там, кроме компоста, виднелся только песок да бурьян.

Биологичка – пожилая женщина в больших роговых очках – ходила всегда с вместительной сумкой. Туда она складывала разные «удивительные» находки: корни причудливой формы, веточки с цветами или ягодами, образцы древесных наростов. Были там и оригинальные брошки из косточек, бусы из рябины и тому подобные «редкости».

Ребята любили ее и не боялись получить по биологии плохую отметку. Даже распоследние тупицы и лодыри получали у нее тройки: наводящими вопросами она умела выудить то немногое, что они знали. Но при этом была справедливая и никогда не сказала бы про Костика с Марцином, что у них… как это?.. ага, «высоко развито чувство ответственности», будь это не так.

А Эвка говорит: «Эгоисты!..»

Подойдя к дому, где помещалась редакция, они к величайшему своему удивлению увидели там Бирюковского и еще двоих ребят из их класса. Вот тебе на! Напрасно, значит, пошли они в другую сторону, сделав вид, будто им не к спеху. Напрасно сделали огромный крюк в надежде спокойно, без свидетелей осмотреть палатку.

– Не жалко вам калории да время тратить, – подшучивал Бирюк. – А мы шпарили напрямик. Ждем-ждем, а вас все нет. Ну, Костик, пошевеливайся!

Сверток с палаткой оказался тяжелым и объемистым. Несли палатку по очереди, а когда притащили к Костику во двор, помощники решительно потребовали тут же ее поставить.

Как ни уговаривал Костик подождать до воскресенья и разбить палатку в более подходящем месте – в асфальт даже колышков не вобьешь! – они ни в какую. Особенно неумолим был Бирюк.

– До воскресенья далеко! Твоя мать десять раз успеет тебя убедить, что стиральная машина важнее палатки. Только ты ее и видел! Уж я-то предков знаю! Давай разворачивай!

Палатка была великолепная! Зеленовато-желтая, она выглядела на сером асфальте точно экзотический цветок. Все ребята, сколько было во дворе, сбежались поглазеть на нее. Каждому хотелось потрогать, подержаться за натянутые тросы. В середке прямо, как мачта, стояла опорная стойка. Над входом – навес от дождя. Два оконца из плексигласа задергивались занавесочками. Сбоку – карманы для разных мелочей. И даже пол: прочный, влагонепроницаемый. Осмотр, сопровождаемый все новыми открытиями, продолжался долго.

Когда ребята наконец ушли, Костик с Марцином свернули палатку, отнесли домой и положили в передней под вешалкой – больше было некуда.

– Я скажу, мы выиграли палатку с тобой на пару, ладно? – с плохо скрываемым беспокойством попросил Костик.

– Зачем?

– Знаешь… Бирюк прав. Как-то за кроссворд меня премировали проигрывателем. Алиция его охаяла, снесла в магазин, немного приплатила и обменяла на другой, побольше. И теперь считается, что проигрыватель ее.

– Ладно. Делай, как знаешь. Тебе видней. А что, если поставить ее в комнате? Можно к шкафу, к дивану привязать… – озираясь по сторонам, предложил Марцин.

Пришлось вынести стулья и отодвинуть стол. Только тогда удалось разбить палатку, привязав ее к чему попало: к дивану, к ножкам шкафа, к столику, на котором стоял проигрыватель и приемник, к полке с книгами. Но вот она поднялась во всей своей красе!

Взяв с дивана подушки, приятели с комфортом устроились под высоким и просторным гостеприимным кровом.

* * *

Дискуссия, как известно, – это обмен мнениями, которые могут совпадать или не совпадать. И даже лучше, если они не совпадают, ибо в споре рождается истина. Проводить дискуссию можно где угодно: в зале, в комнате, на открытом воздухе. Хуже, когда место оживленной дискуссии – одноместная палатка, в которой помещается двое мальчишек.

А так именно и произошло. Спор начался с того, в чем конкретно заключается самовоспитание, выработка характера. И тут мнения разошлись.

Костик необходимым условием считал помощь по хозяйству. Марцин категорически возражал:

– Общественная работа – другое дело! А с эксплуатацией в семье надо бороться всеми доступными средствами. Умение увиливать – тоже признак характера.

– Вопрос только, какого? – поддел его Костик.

Кто первый сгоряча нанес удар по челюсти партнера, неизвестно. Но дальше события развивались с молниеносной быстротой. И перед глазами мальчишек в зеленовато-желтой палатке замелькали красные круги.

Они не слышали, как опрокинулся столик, как упала и разбилась вдребезги ваза с цветами, как с полки посыпались книжки. Не помня себя, катались они по полу и мутузили друг друга. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы их не привел в чувство громкий крик Алиции:

– Что здесь такое?!

– Вы что тут натворили? – спрашивала рассерженная мать, показывая на перевернутую мебель, на книги, валяющиеся на полу, и на осколки вазы в луже воды.

Ребята испуганно озирались, словно в поисках виноватого. В пылу «дискуссии» они не заметили, как палатка рухнула и была теперь похожа на кучу тряпья.

– Ма… мамочка, – проговорил Костик, заикаясь, – это палатка… Походная палатка…

– Сейчас же это уберите! И чтобы я ее больше не видела! Идем, Алиция, на кухню! Не желаю видеть этих варваров! Походная палатка! Походы! Погоди, я тебе покажу походы!

– Моя любимая ваза!.. – причитала Алиция, поднимая с пола ветку сирени. – Я тебе этого не прощу!

Когда они привели кое-как комнату в порядок, Марцина выставили вон вместе с палаткой, сказав напоследок, чтоб его ноги здесь больше не было. Потому что без него никогда не дошло бы до такого безобразия.

* * *

О памятнике Сенкевичу снова заговорили – поводом послужила заметка в «Вечернем экспрессе». В ней сообщалось, что ученик одной варшавской школы жертвует свой выигрыш в спортлото в размере 150 злотых на строительство памятника своему любимому писателю – Генрику Сенкевичу, и призывает поддержать его почин. По просьбе юного почитателя Сенкевича фамилию его редакция не напечатала.

Когда Ирена прочла вслух заметку, Пионтковский закричал:

– Вот дурак! Я бы на его месте…

– Предпочел жвачку, – перебила Эва.

– Ты чего слова не даешь человеку сказать! – накинулся на нее Бирюк. – Наподдать бы тебе, чтобы вверх тормашками полетела и десять раз в воздухе перекувырнулась! Продолжай, Казик!

– …я бы на его месте постарался, чтобы вся Варшава, вся Польша узнала мою фамилию и номер школы, в которой я учусь, и вообще, сдается мне, здесь что-то нечисто. Уж не липа ли это?

Приход Скочелёвой положил конец разговорам.

– Пани Скочелёва, вы уже читали? – подбежала к учительнице Эва с газетой в руках.

– Читала, – ответила та ледяным тоном, – но, по-моему, к ученикам шестого класса «А» это никакого отношения не имеет.

– Как?! – заорал Чушка. – Мы тоже хотим присоединиться! Мой папа прочел заметку и сказал, что даст деньги на памятник. И вообще, сказал папа, стыд и позор, что в Варшаве до сих пор нет памятника великому писателю.

– Что я слышу? – все так же холодно спросила учительница. – Разве не в вашем классе заявили мне, что родители по горло сыты всякими поборами.

– Ну, Солянка – это еще не весь класс, – сказал Казик Пионтковский. – И потом, он у нас с приветом.

– Пионтковский, как ты выражаешься? Какая «солянка»? И при чем тут «привет»?

– «Солянка» – это Солянский. А «с приветом» – значит, он малость того… у него не все дома, дурак попросту. Но если бы я сказал «дурак», вы тоже сделали бы мне замечание, – оправдывался Казик.

– Пионтковский, ты давно в нашей школе, пора бы тебе научиться объясняться человеческим языком. Ну, а теперь приступим к занятиям. О Сенкевиче, если мне память не изменяет, я вам, кажется, не задавала.

– Она тебе никогда этого не простит, – шепнул Костик другу.

Но Марцин сам понимал: дела его плохи. И решил любой ценой доказать, что учительница не права. До сих пор с историей у него осечек не бывало, но историчка известная вредина. Надо быть начеку. А впрочем, скоро каникулы…

10

На переменке Немек рассказывал ребятам про цирк. А они слушали, разинув рты, и немного ему завидовали.

Билет в цирк стоит дорого. Устроили бы специальное представление для школьников, продавали бы со скидкой билеты, тогда другое дело! А так откуда же двадцать злотых взять, родители и без того за голову хватаются: сколько всяких расходов в начале лета… Рубашки, трусы, сандалии, куртки – даже не перечтешь всего! И еще родительский комитет торопит с деньгами на школьный лагерь.

– Представляешь, какой ужас! Мама перешивает на меня кофточки Алиции, – пожаловался Костик другу. – Девчачьи кофточки! Ну не издевательство это над человеком? Одна черная с зелеными листочками, другая – розовая в коричневую клетку и в каждой клетке – белый горошек! Я в них как чучело огородное буду!

– Зеленое, коричневое, розовое… – прикидывал Марцин. – А не плохо, знаешь! Еще бы только гитару под битла!

– От гитары я бы не отказался, но попробуй объясни маме!

– Может, хоть битловку купят?

– Даже заикаться нечего. Я уже третий год таскаю синюю куртку – в ней только по грибы ходить!

– Мне куда хуже, чем тебе, – вздохнул Марцин. – Вечно всякое старье после Вацека донашиваю. Приличную вещь он не отдаст ни за что. А мама на меня даже и не переделывает. «Великовато, – говорит, – да за лето подрастешь, будет в самый раз». Но к осени, когда вещь становится впору, она уже расползается по всем швам, потому что ей сто лет в обед. И меня же еще попрекают: на тебе, дескать, все горит, к Петрику ничего после тебя не переходит. Как же ему может что-то перейти, если мне самому обноски достаются? Никакой справедливости нет на свете! Вацек во всем новеньком щеголяет. Петрик тоже, один я в отрепьях. Знаешь, Костик, хуже нет быть средним ребенком. Ни то ни се. Лучше к дервишам податься. Только где их искать, неизвестно.

– Зато сандалии у тебя мировецкие и новые совсем, – заметил Костик.

– С обувью мне везет! У меня нога больше, чем у Вацека, – с гордостью сообщил Марцин. – Но разговоров, расчетов сколько по этому поводу было! Обсуждали, будто в сейме государственный бюджет. Папа, мама, Вацек. Даже Петрик что-то вякал… Но никуда не денешься – не босиком же мне ходить, вот и пришлось им раскошелиться. Да, сандалии подходящие, на лето, пожалуй, хватит…

– Знаешь, я иногда завидую Немеку, – признался Костик, – все-то у него есть, об одежде и говорить нечего, но взять хотя бы тот же цирк…

– А ты заметил, Немек никогда не хвастается, как другие? И сегодня начал про цирк, а потом пожалел. И под конец сделал вид, будто ничего особенного там нет. На зверей, говорит, стоит посмотреть, но их и в зоопарке полно. А трюки разные – чепуха на постном масле! Просто ловкость рук. Как это называется? Иллю…

– Иллюзионист.

– Во, елки-палки! Язык сломаешь! Иллюзионист. Вот бы нам разным фокусам научиться. Палатка у нас есть… Костик! – завопил вдруг Марцин, и гуляющие в парке с испугом покосились на их скамейку. – Идея есть!

* * *

Вечером соседка пригласила мать с Вацеком посмотреть «Кобру» по телевизору. Марцин мыл на кухне посуду после ужина. Младший брат читал в комнате свежий номер «Сверчка».

– Петрик, поди-ка сюда! – позвал Марцин.

– Сейчас, до конца только дочитаю. Интересно очень! – отвечал Петрик.

– Ну что там интересного? Про цирк?

– Нет, про цирк ничего нет. А что?

– А тебе в цирк хотелось бы?

– Спрашиваешь! – У Петрика даже глаза заблестели.

– А сколько стоит билет, ты знаешь?

– Нет. Один мальчик из нашего класса был в цирке. Другие говорят, скоро тоже сходят.

– Брешут, а ты и уши развесил. Знаешь Костика, друга моего? Ну он как-то к нам заходил. Так вот, у него палатка есть. Палатка – не цирк, но фокусы там тоже можно показывать. Я ему буду помогать.

– Марцин, – взмолился Петрик, – а мне… мне можно фокусы посмотреть?

– Не исключено, хотя обещать я тебе не могу.

И, вытирая салатницу, Марцин критическим взглядом окинул младшего брата.

– Почему, Марцин? Скажи, почему?

– Думаешь, Костик всех, кого попало, будет пускать? Билеты будут дешевые, и если всех подряд пускать, такая кутерьма пойдет…

– А почем билет? – спросил практичный Петрик.

– Пятьдесят гро́шей.

– Ну столько-то мне мама даст…

– Вот то-то и оно! Вход в цирк разрешается только тем, у кого собственные деньги есть. Взрослые ничего не должны знать. Понимаешь, это такой… тайный цирк.

– Понимаю, – Петрик перешел на шепот. – Тайный, чтобы никто не знал. А что там будут показывать? Дрессированных собак? Львов или тигров?

– Ишь, чего захотел! За пятьдесят гро́шей целый зверинец ему подавай! Я ведь сказал: палатка – не цирк, поэтому и возможности у нас ограниченные. Один дрессированный зверь обязательно будет, но какой, пока неизвестно. И фокусы будут. И один аттракцион: человек, управляемый на расстоянии.

– Как это?

– Да так. Ты приказываешь ему мысленно, про себя, а он выполняет.

– За это стоит пятьдесят гро́шей заплатить, – подумав, решил Петрик.

– Еще бы! Многие вдвое больше готовы заплатить, но мы их не пустим. А тебе, Петрик, билет за полцены дадим или вообще бесплатный, если ты нам поможешь.

– Конечно, помогу. А что сделать?

– Завтра в школе скажи своим одноклассникам, – только верных ребят выбирай, а девчонкам лучше вообще ничего не говорить, – что в пять часов на пустыре за футбольным полем начнется цирковое представление. Желающие пусть по пятьдесят грошей приготовят. Задаром показывать ничего не будем. И предупреди заранее: на дрессированных лошадей или там жирафов пусть не рассчитывают.

– Если я все это передам, вы меня пропустите бесплатно? – переспросил Петрик для верности.

– Да, но с условием: во-первых, ты им это скажешь по секрету; во-вторых, пусть придут потихоньку, чтобы никто не видел; в-третьих, хранить тайну до и после представления. Тогда покажем тебе фокусы бесплатно.

– И дрессированного зверя?

– И дрессированного зверя.

* * *

На пустыре за футбольным полем, где биологичке в мечтах уже виделся сад, а сейчас была свалка, приятели поставили палатку. Поставили утром с таким расчетом, чтобы до конца уроков все любопытные успели ее осмотреть и потом она не привлекала бы ничьего внимания. Расчет оказался верным.

На переменках палаткой приходили полюбоваться ученики, учителя, даже сторож явился. Кое-кто из первоклашек обменивался с Петриком таинственными, многозначительными взглядами.

– Давай оставим ее здесь, – предложил Марцин после уроков, – место огороженное: можно не опасаться, не украдут. А сторожу скажем, что хотим после обеда показать палатку малышне. Идет?

Костик согласился.

* * *

Следует отдать должное организаторам представления: все было продумано до мелочей. Кандидат в зрители, заплатив пятьдесят гро́шей, получал билет на право входа в палатку в соответствии с обозначенным на нем номером очереди. Зрительный зал вмещал одного зрителя. Остальные в ожидании своей очереди носились по футбольному полю. По окончании представления Марцин лично выпроваживал зрителя за калитку.

– Это все? – с разочарованным видом задавали они один и тот же вопрос.

– А ты за свои жалкие пятьдесят гро́шей слона захотел увидеть? – повторял каждому Марцин. – Фокусы были? Были. Дрессированный зверь был? Был. Загипнотизированного человека видел? Ну и катись отсюда да язык держи за зубами, а то как дам, на край света отлетишь и домой дорогу не сыщешь!

Тем временем Петрик подзывал следующего зрителя и терпеливо ждал, когда без ущерба для своего капитала, хранящегося в банке из-под кофе, сможет полюбоваться разными трюками.

Наконец подошла и его очередь. Он присел на корточки у входа и в другом конце палатки увидел Костика с неестественно черными, толстыми бровями и темно-красными пятнами на щеках.

– Первый номер программы! – объявил Марцин, тоже сидевший у входа. – Человек идет по морю и не тонет!

Костик вытащил из угла большой кусок картона, на котором аршинными буквами было написано: «Море», положил его на пол, прошелся по нему, потом, поклонившись Петрику, поставил картон на место.

– Второй номер программы! Человек верхом на Луне!

Костик зажал меж ногами полумесяц, вырезанный из золотой бумаги.

– Третий номер программы! Отважный дрессировщик тянет свирепого льва за хвост!

Бумажный лев величиной с большую кошку был укреплен на дощечке с колесиками. Львиная грива подозрительно напоминала мамину меховую шапку, хвост – шнур от папиного халата. Отважный дрессировщик трижды дернул льва за хвост, и трижды проскрежетала спрятанная в мешке старая кофейная мельница, которую вертел Марцин.

– Четвертый номер нашей программы! Пресноводный мини-крокодил в водах Вислы!

Банка с водой изображала Вислу, а крупный жук-плавунец – мини-крокодила. Забавно было смотреть, как он пытается ухватить кусочек мяса на проволочке, которой водили из стороны в сторону. А дотронешься до жука, он, прижав лапки, переворачивался на спинку и притворялся мертвым.

Петрик, никогда не видевший жука-плавунца, наблюдал за ним с большим интересом.

– Ну хватит, хорошенького понемножку! – уже обычным, буднично-деловитым голосом сказал Марцин.

– Как? Это все? – воскликнул озадаченный Петрик. – А этот… ну, человек, управляемый на расстоянии.

– Елки-палки! Ведет себя, как будто за вход заплатил. Ну и фрукт! Ладно, так и быть! Давай, Костик!

Марцин двумя пальцами схватил себя за нос, а стоявший в трех шагах Костик высунул язык. Марцин дотронулся до подбородка – Костик убрал язык. Они повторили это три раза подряд.

– Э-э-э… – начал Петрик, понимая, что его надули, – да это…

– Болтать будешь потом, а сейчас помоги палатку сложить, да поживей! Итак, выручка – пять с половиной злотых. Если бы Петрик заплатил, было бы ровно шесть. Может, заплатишь все-таки? Ты ведь никогда мини-крокодила не видел. А? Заплати!

– Не заплачу! Жук – не зверь! И вообще…

– Тогда мотай!

Мнение брата мало интересовало Марцина. Они с Костиком очень торопились.

– Знаешь, – сказал Костик, – я совершенно выдохся, хотя вроде ничего особенного не делал.

– Служение искусству требует колоссального нервного напряжения, – изрек Марцин. – Я слышал, один актер по радио говорил.

– И потом, я все время боялся, придет кто-нибудь и нас застукает, – признался Костик. – Понимаешь?

– Понимаю. Я тоже. Это называется стрессом. Но денежки-то вот они, а это главное. Ходу!