Текст книги "Япония. В краю маяков и храмов"

Автор книги: Галина Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава VIII
Великое восхождение на Фудзи

Происходит много веселой суеты вокруг горы Фудзи, а также становится понятно, что на эту гору поднимаются все кому не лень, в том числе поэты, мусорщики и клоуны

 
Ползи, ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх до самых высот.
 

Исса

Кажется, такой эпиграф стоял перед одной из повестей Стругацких. А мне было то ли восемь, то ли десять лет. И железный занавес за нашим домом и ближним заоконным закатом еще почти не дрожал. И потому гора Фудзи была недосягаемой картинкой, иллюстрацией к сказке, чем-то сродни джунглям и пиратам Карибского моря. Я любила Стругацких. И знала, что, как та улитка, залезу на Фудзи. Когда-нибудь, как-нибудь. Так будет, потому что иначе просто не может быть.

Мы боимся. Нам рассказывают про Фудзи дикие ужасы – лезть надо всю ночь круто в гору. И еще – там полярный холод… И еще – там не хватает кислорода и совсем другое давление. И потому все падают в обморок. Во избежание следует запасаться кислородными баллонами. И за месяц до того начать бегать по утрам. А еще купить горные ботинки и зимнюю полярную куртку. И перчатки.

За два дня до действа мы с Машей заходим в гости к ее подружке – бельгийке Каролине. Поесть пиццы и поглядеть видик. Каролина лезет на Фудзи с нами. Вообще-то вся эта катавасия организована малазийским студенческим обществом, а мы уже к ним чайниками прицепились. Малазийцы очень дотошные. Они шлют нам нескончаемые устрашающие мейлы о необходимых в дороге вещах и предварительно разбивают всех участников на четверки для подъема – чтоб никто не потерялся. В четверках по три барышни и одному парню (что вы хотите, с мужчинами и на Фудзи дефицит). Капитан нашей четверки – бельгиец Дэвид, как раз тоже гостит у Каролины. Дэвид – накачанный, плотный и ужасно ответственный субъект тридцати лет от роду, теоретически основательно подкованный в альпинизме. Он долго объясняет нам, как следует ставить ноги на подъеме, а также разглагольствует о пользе поедания бананов для укрепления ножных мышц. Первые кадры отсмотренного на видике кино – про снежное восхождение в горы. Группа в «полярниках» с намерзшими на бородах сосульками штурмует какую-то запредельную высоту. «Это мы», – радостно говорит Каролина. Тут в кадр влазит обмерзший молодой человек с огромным фотоаппаратом. «Это Галя», – радостно говорит Каролина. Приключения киношной экспедиции заканчиваются трагически. Всех горе-участников хоронят в замерзшем состоянии в больших синих гробах… «Я уже месяц как качаюсь в зале, – объясняет Дэвид. – Вчера уже, правда, не качался, перед выходом не стоит, только бегал по парку…»

На этой фразе напряжение в моих мозгах наконец-то превышает предел возможного абсурда. Мне становится смешно. И уже не страшно. На следующий день я занимаю у соседки Лиги ветровку, покупаю фонарик и белые перчатки с пупырышками для работы в саду. Кислородный баллон и прочая чушь вычеркнуты из списка необходимых вещей сознательно и бесповоротно. Вместо рекомендуемых горных ботинок годными для восхождения признаны парижские кроссовки фирмы «Пума», а фотоаппарат вынут из чехла и помещен в рюкзак поверх шмоток. «Но пасаран!»

Мой шеф Сакураи вдруг заявляет, что в то самое время, когда я полезу на Фудзи, он едет в Канадзаву – милейший старинный городок, где Сакураи занят восстановлением замковой застройки XV века. И хочет взять меня с собой. (А то когда еще такая возможность подвернется!) Разборки продолжаются целый день, причем в процессе спора мы оба ухитряемся довести друг друга до отчаяния. Назавтра мы несколько успокаиваемся, и на ленивую поддевку Сакураи о том, что мне Фудзи явно милее Канадзавы, я заискивающим голоском спрашиваю, не поедет ли сэнсэй в Канадзаву еще раз. Сакураи вдруг неожиданно хохочет и сообщает, что, конечно, поедет, только бы мне быть поосторожнее на Фудзи… Черт побери!

Улучшив момент, я интересуюсь у аспиранта Косиды частотой профессорских поездок в Канадзаву. Косида отвечает с невозмутимой точностью – раз в месяц. Работа такая! Ну и дела.

Высота Фудзи – 3776 метров, о чем свидетельствует железный значок покорителя вершины, ныне висящий у меня на стенке. До отметки 2400 проложена автомобильная дорога. Знаете, это уже гораздо выше кучевых облаков. Вершины елок над облаками – зрелище не из обычных. Конец автомобильной дороги – так называемый «пятый уровень». Отсюда только пешком. На голую крутую вершину вулкана. Ведь Фудзи – вулкан, если кто об этом забыл. Вершина горы называется десятым уровнем. Между уровнями пять и десять – семь домиков-приютов. Переходы между ними долги и напоминают чем-то компьютерную игру. Там ведь тоже уровни. И каждый – немного «со своим приколом» – то крутые осыпевые склоны, то острые камни. Кому что нравится. Мне лично ничего не нравится. Но будем живы – не помрем. На пятом уровне – лавка сувениров и необходимых для восхождения предметов. Покупаю там посох с колокольчиками. Колокольчики отвязываю (не хватало еще, чтоб они звенели при каждом шаге) и оставляю Саше – она дальше пятого уровня не полезет, ей здоровье не позволяет подниматься выше трех тысяч метров, будет ночевать где-то в окрестностях магазинчика. Некоторые активисты улезли вверх сразу – в семь вечера. Цель – добраться до вершины до восхода солнца и пронаблюдать это зрелище оттуда. Восход тут в полпятого… Но мы выжидаем до девяти вечера – говорят, что возле магазинчика ждать теплее, чем наверху. Хотя и здесь тоже стремительно холодает. Мы натягиваем куртки. Туман выползает из троллиевских еловых зарослей. Дороги почти не видно. Мы выходим.

Первые два уровня даются тяжело. Самое противное – это восхождение группой. Парнишки бодро бегут вперед и на просьбы слабенькой эстонки Анны остановиться передохнуть реагируют положительно, но напряженно. Мне тоже не очень комфортно. Не люблю гонок. Всеми силами пытаюсь отделаться от этого коллективчика. Сначала парни брыкаются, мотивируя тем, что время у нас есть и они подождут… Но потом машут на нас рукой. Анна нашла себе попутчицу – француженку Сандрин и, слава богу, отстала. Наконец-то я от них ото всех отделалась и можно заняться тем, ради чего, собственно, и лезешь.

Люди на подъеме есть, но не толпа, как нас пугали. Идут небольшими группами – цепочками фонариков. А мой фонарик одинокий. Гора коническая. Языки тумана отстают и остаются внизу. Так, наверное, шли хоббиты через горы – след в след, на головах капюшоны. Вот-вот откроются ворота в Морию. Где-то вверху, в НЕВООБРАЗИМОЙ ДАЛИ светят огоньки следующего домика-приюта…

Взошла моя любимая Вега. Млечный Путь обозначен крестом Лебедя, как всегда, только ближе и ярче. Плеер на поясе тихо поет голосом Зои Ященко из «Белой гвардии»: «…На вершине вершин как воробушек выпорхнет сердце, если мы доберемся туда, я скажу тебе, кто я…» Мне будет некому сказать наверху, кто я… Кто бы мне самой сказал, кто я… Туман остается далеко внизу. Луна плывет рогами вниз, и снизу из-под облаков, из глубоких ям пространства, как странные плеши в шкуре земли, просвечивают многослойные огни городов. Так видится мир с самолета…

Холодно. Очень холодно. Рубашка и куртка насквозь промокают от пота, а на привалах спину пробирает звездный холод. Так, наверное, выглядит ад – ледяная гора с голыми лавовыми полями. И острые близкие звезды. Если найдется в мире такой дуралей, который захочет сходить на экскурсию в ад, пусть он поднимется ночью на Фудзи…

У домиков-приютов я регулярно нагоняю всю нашу компанию. Идут-то они быстро, да вот только на привалах валяются часами. Как только не мерзнут! «Эка!!!!» – ору я в темноту. И откуда-то обычно доносится ее невозмутимый басок:

– Да тут я, тут!

– Мерзнешь?

– Ага!

– А внутрь?

– Не пускают, там спят какие-то типы! У них другая программа, с ночевкой, а мы дикари, лезем так.

– Ну не горячись, – говорю я ей, – мы ведь дикари, а они нет. И это дает нам некоторые преимущества. Обойдем-ка домишко.

– Зачем???

– Тише ты! Вот смотри, задняя дверца-то у них не заперта, хи-хи.

Мы просачиваемся внутрь и попадаем на склад. Тут тепло.

– Я чувствую себя героиней боевика, – говорит Эка.

– Садись лучше и помалкивай, найдут нас не сразу, за это время согреемся.

Я оказалась права – двое молодых охранников обнаруживают нас только через полчаса. Они не поднимают шума. Просто выставляют нас, ласково, но неуклонно. Как всегда делают японцы. «Джандаба!» – говорит Эка. Это такое страшное грузинское ругательство. Хорошенькое словечко. Но в данной ситуации мне все же ближе наш старый добрый «Массаракш!».

Мы снова карабкаемся вверх.

Взошел Орион и вместе с ним мои ненаглядные Плеяды. Друзья Плеяды. Как смотрят они на меня из своей ставшей чуть-чуть ближе дали. Из магнитофона чуть слышно течет полукришнаитское пение странной и давно исчезнувшей из моей жизни девочки Тани Мазуркевич: «Ты возьми меня с собой, за несбыточной мечтой…» Никто и никогда не берет меня с собой. Такая уж моя судьба. И наверное, это к лучшему. «Харе Кришна, Харе…» Я почти что впадаю в транс. Часы ползут незаметно. Шаг-два, остановка. Острый угол камня, страховочные веревочные перила неожиданно обрываются, чтобы начаться с другой стороны. Не теряй веревки – она обозначает дорогу. Лезть по лаве ночью без дороги… Бр-р!

А Маша дома в Осаке сидит за моим компьютером и осуществляет общую координацию. Такой вот себе штаб и диспетчер полетов. Мобилки – наши рации. «Второй, Второй (это я), как слышно? Сообщаю, что у Первого (оставшаяся на пятом уровне Саша) садится батарейка в рации, он временно отключится». – «Вас понял, штаб. Как дела у Первого?» – «Терпимо – Первый сидит на унитазе общественного туалета пятого уровня и читает детектив Дарьи Донцовой». – «Штаб, почему Первый сидит на унитазе?» – «Второй, на пятом уровне – туалет – единственное место, где остались свет и тепло…» – «Второй, Второй, Третий (Эка) долез до отметки 3200. Вы в настоящий момент где?» – «На отметке 3150, передайте Третьему, пусть ждет меня на месте». – «Второй, Второй, это штаб! Агент Сироко сообщает, что получил от вас фотографию местности. Почему не переслали копию нам?» – «Виноват, сейчас перешлю. Даже целых две». – «То-то же, Второй!»

Между делом приходит мейл и от Манаса. «Как дела?» – «Ничего себе. Долезла до 3200». – «Продолжай лезть, я в тебя верю!» От возмущения я даже останавливаюсь и злобно выстукиваю на клавишах мобилки: «Ах ты, маленькая волосатая дрянь! Вместо того чтоб советы из Осаки давать, лучше бы вот сейчас рядом со мной лез, балбес!» – «Но я же не знал, что вернусь из Индии на неделю раньше!» – «Все равно балбес!»

– Эй, эй. Ты чего это? – большой нескладный мужчина остановился возле меня.

– А чего?

– Сидишь чего?

– Отдыхаю я!

– Как-то странно ты сидишь.

– Ноги болят, вот и сижу как могу.

Высокий японец с фонарем на шапке садится рядом.

– Кушать хочешь?

– У меня есть сухой калорийный пакет. В автобусе выдали.

– Фу, ну и дрянь! Бери бутерброд!

– Точно, дрянь. Давай сюда твой бутерброд.

– Ты студентка иностранная?

– Ага, архитектор.

– Ха, а я, знаешь, мусорщик, мусор вывожу. – Он улыбается. – Давай пошли, что ли?

– Пошли, бутерброд все равно ведь уже съеден…

Да, Фудзи – престранное местечко.

На последнем переходе я начинаю нервничать – уже начало пятого и небо светлеет. На указателе написано, что до вершины пятнадцать минут ходу. Перед вершиной – белые ворота-тории, ведущие в небо. И вот оно – нагромождение рваных скал и небольшая толпа, сидящая на них. Лицами в сторону светлеющего неба. Съезд придурков со всего света, как сказала бы небезызвестная Масяня. Этот мультик про восхождение Масяни на Синай сколько раз вспоминала – особенно, когда на привале чьи-то ноги из-под лавки вверх торчащие разглядела, кто-то там валялся. Если кто этого мультика не видел, так поглядите Масяню в интернете, серия называется «Хабиби».

Я присоединяюсь к толпе. Герои-восхожденцы в основном молодые. Скоро солнце встанет. Облака внизу как молоко или море. Розовым подсвечено снизу. Интересно, с высоты солнце видно раньше? Или, может, позже? Сзади слышу девчоночий голос: «Вот, залезла, дяде обещала, хорошо!» Второй девчоночий голос: «А дядя почему не залез?» «Он очень хотел, но умер… Я тут за него!»

Солнце встает из молока облаков. Окрестные скалы стали темно-синими, потом ярко-синими. Какой-то маньяк затащил на Фудзи не только фотоаппарат, но и штатив. Пополнила им свою коллекцию безумных фотографов – братьев по разуму. У меня тут уже неплохая подборка: десять толстых мужиков со штативами фотают одну несчастную цаплю; мальчик лежит на ступеньках и что-то снимает, рядом валяется его мотоциклетный шлем: Аяко в строительной каске целится объективом куда-то в сплетение балок; профессор Сакураи сидит с камерой верхом на столбе… В общем, еще одно достойное пополнение в мою небольшую, но ценную коллекцию, которой я последнее время весьма и весьма горжусь.

Солнце взошло. А на вершину все тянутся и тянутся цепочки опоздавших его встретить. Интересно, обидно им по этому поводу или не слишком?

Кроме восхода, на вершине есть шикарный кратер. Вулкан все-таки. Тени от камешков четкие и длинные, как будто не от гальки, а от скал. Набиваю себе полрюкзака разноцветной лавой с вершины Фудзи. Еще там есть Дзиндзя – маленький синтоистский храм, где ставят на посохи пришедших штамп о том, что этот посох был на вершине Фудзи. И почта – можно отправить открыточку родным. Штамп на посох я поставила, а от открыточек воздержалась.

Потом встретилась мне девочка из Новосибирска. Японист. Здесь на трехмесячной практике. На Фудзи поднимается третий раз. Потому что не хочет быть дурой. Говорят ведь, что дурак тот, кто не поднялся на Фудзи, а кто поднялся два раза, тот дважды дурак. Вот она и решила в третий раз залезть, чтоб выпасть из круга определений. Она вообще-то не сама по себе. С ней еще русский друг сердца и один японец. Но друг вышел слабоват и сильно запаздывает, японец знакомый его подгоняет, а она вот здесь ошивается в ожидании.

Многие люди ходят в кислородных масках. А мне ничего. Лучше даже дышать, чем внизу. Все люди разные, как говорится. Да. Стремительно теплеет, и потому я стаскиваю с себя кое-какие шмотки.

Собираюсь спускаться. Фоткаю напоследок. На плато выбрались, взявшись за руки, две барышни и радостно пискнули: «Мы смогли!» – «Поздравляю!» – хихикнула я.

Ага, вот и русский медлительный друг сердца. Толстенький мальчик средних лет. Эмигрантского вида. Процентов девяносто даю – житель Германии. И подгоняющий его пожилой японец. Новосибирская барышня в пасечной соломенной шляпе скачет впереди и подбадривает героя. Что ж, и он тоже залез на Фудзи.

Спускаться поначалу вроде легче и быстрее. Только очень начинают болеть ноги. Фотик несу в рюкзаке – боюсь с ним упасть. Поэтому приходится часто останавливаться, доставать аппарат, щелкать и снова прятать. Руки в белых перчатках сжимают посох. Как в том анекдоте про цирк, где «тут выхожу я, весь в белом». Вслед за мной спускаются два японских молодых человека. Они регулярно падают, дергаются, смешно поддерживают друг друга и громко пищат: «Ой-ой, как ноги у нас болят!» Странная парочка.

В моем магнитофоне окопался Игорь Жук и «…наркоманит Парнас застоявшимся ядом гитар…». Люди идут навстречу. Как мне жаль тех, кто все еще лезет вверх. «Доброе утро!» – «И вам того же!» Каждому надо ответить. У меня уже в голове звенит это «доброе утро», и горло болит, и губы обветрились. «Доброе утро, добрый день». Таков уговор… Мальчики с больными ногами ошиваются рядом. То я их обгоню, то они меня. «Смотри, – наконец говорит один из них, – вон барышня за веревку на спуске держится, так же легче, наверное». Они вцепляются в веревку ограждения, повисают на ней, дергаются, пищат и плачут. «Вам что, правда так плохо?» – наконец не выдерживаю я. Один из мальчишек открывает левый заплаканный глаз, ухмыляется: «Нет, нам, конечно, не хорошо, но не хуже, чем всем. Просто мы клоуны и заодно тренируемся, чего зря время терять». Он снова жмурится, смешно раскачивается и заводит старую песню: «Ой, ноги болят мои, ой, ноги болят!»

И кто сказал, что на Фудзи полно мусора? Никакого мусора не вижу. Вижу только невообразимый горб склона, укрытый разноцветными пластами лавы – розовой, черной, серой. Вижу небо и вершины внизу. Они прокалывают облака. И еще вижу стеклянную крышу горного приюта – блестящего инопланетного строения в этом странном мире резкого солнечного света, облачного пуха и черных теней.

Привал – полпути вниз. Небо и горы наполовину в тумане. Крыша приюта привалена валунами, стеклянный бак воды греется на солнце, на камнях проветривают подушечки после ночевки какие-то туристы. У некоторых прохожих посохи с прицепленным японским флагом. Флажки развеваются на фоне гор. Красно-белые флаги на зелено-белом фоне горы. Чистый воздух.

Скамейка на площадке приюта. «Бог милостив, он встретиться не даст, он друг от друга нас побережет, все суетно, сказал Экклезиаст, все суетно уже который год…» Я перематываю кассету и слушаю эту песню пять раз. У девочки-японки на рукаве спортивной куртки написано латиницей: «Тарас Бульба». Интересно, где ей родители эту кофточку прикупили?

Со второй половины спуска становится гораздо труднее – камни сменяются пыльной осыпью. Когда поднимаешься, это не проблема, но вниз – скользят ноги. Кроссовки поднимают тучи пыли, она порошит глаза, и сквозь линзы очень плохо видно. Теперь я понимаю, почему на Фудзи поднимаются ночью: еще неизвестно, как лучше – по холоду при свете фонарика или днем по этой безумной жаре.

В отдалении – гром. Нет, это не гром, это, господи спаси, орудийные залпы. Правду говорят, что на Фудзи есть американские военные базы. Вот внизу и броневичок тащится с солдатиками. А может, это просто трактор защитного цвета? Интересно, работники храма на вершине что, каждый день туда-сюда таскаются? И кто меняет бутылки в приютских торговых автоматах с газировкой?

На последнем уровне подбираю валяющуюся на земле юную японку.

– Тебе куда?

– На Сингогоме, но я заблудилась…

– Скажи мне, как можно заблудиться, идя вниз по единственной дороге? Пошли, я иду туда же! Тебе сколько лет?

– Семнадцать, учусь в инязе на итальянском…

– Нравится?

– Пока не понимаю…

Внизу на пятом уровне меня ждет Саша. Она благополучно пережила холодную ночь. Все остальные уже в автобусе, но до отхода еще час. Покупаем с ней фудзийские сладости и хрумкаем в столовке вермишелью соба с супом и темпурой. От Саши я узнаю судьбу нашего продвинутого капитана Дэвида. Он не дошел до вершины – вернулся с полпути, потому что ему стало плохо от нехватки кислорода. Некоторые пацаны тоже повозвращались. Остальные падали в обмороки на вершине. С барышнями все в порядке. В том числе и со слабенькой эстонкой Анной – в полпятого утра я сама ее видела отплясывающей над кратером, и с моей соседкой Фариде, которая влезла на Фудзи прямо в своем глухом платке и балахоне до пят. Лишний плюс в пользу совершенства «слабого» пола.

По дороге назад сижу в автобусе рядом с мелким мальчиком из Сингапура. Мальчик симпатичен и приветлив. Разговаривать нам особо не о чем, поэтому все семь часов переезда мы спим, прислонившись друг к другу. И вообще малазийцы мне понравились.

На входе в общагу нас шумно встречает Манас и грузит на себя наши рюкзаки. Приключение окончено.

На следующий день ноги болят капитально. Подняться или спуститься по лестнице кажется неразрешимой проблемой. Кроме того, от солнца сгорел нос. Но проваляться денек в постели невозможно. Надо ехать в посольство за визой в Тайвань. А потом в Кинки – отдавать документы. По дороге в универ я тихо надеюсь на то, что по случаю каникул в мастерской будет один лишь аспирант Косида, которому и надо эти документы вручить. Он, конечно, может, глядя на мою вихляющуюся походку и забавного цвета нос, чего и подумать, но вслух точно ничего не скажет. Однако первый, кого я вижу в мастерской, – сэнсэй Сакураи. И первое, что слышу от него:

– Ну ты и сгорела! Это Фудзи, да? Ага, да ты не только сгорела! Жива или как?

– Жива…

– Как там, на Фудзи?

У Сакураи есть странная способность так задавать вопросы, что на них невозможно ответить формально.

– Как там, на Фудзи? Там холодно, как в аду…

Сакураи перестает хихикать и задумчиво глядит на меня:

– Наверное, зато там звезды близко, да?

– Да…

– Косида, а Косида, ты на Фудзи лазил?

– Не-а!

– И я не лазил. Сейчас вот думаю, может, чего-то теперь из-за этого не понимаю…