Текст книги "Япония. В краю маяков и храмов"

Автор книги: Галина Шевцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Небольшой, огороженный в створах улиц красными изогнутыми воротами, китайский квартал. Шумный, аляповатый, торгующий снедью с лотков. Скрипящий жарящимся маслом, завивающийся суповой лапшой и подмигивающий огненным глазком толстого «фонарного» божка. В китайском квартале китайцы давным-давно перешли на японский язык. В игрушечной лавчонке продают всякую всячину: скелетиков на цепочках, мягких пупсов из чего-то похожего на жевательную резинку и прочее. Перед входом видны большие пушисто-разноцветные обезьяны – зацепились руками за палку, ноги свесили. Я потрогала за ногу одну, бледно-розовую. Она заухала, захохотала и ногами задергала. И ноги у нее оказались твердые и теплые. Я перепугалась, заорала басом: «Ой, что это?» – и отскочила. В лучших традициях скрытой камеры!

А в порту Кобе – море. И еще – решетчатая красная вышка, цепная карусель, чертово колесо над волнами и громадные белые корабли с латинскими названиями. И тупоносые, широкоскулые паромы с огромными оранжевыми «рассветными» лучистыми солнцами на толстых боках. Они гудят, втягиваются в рукав порта и уютно горбятся у причалов, словно громадные диковинные кошки. Местные уличные гитаристы и трубачи. И совсем не местные, а явно европейские жонглеры горящими факелами, чью иностранно «акцентную», но все же японскую болтовню можно слушать часами. И смеяться. Потому что смешно. В порту Кобе стоит на вечном приколе старый парусник. Настоящий, подгнивший и разбитый. С маленькой тесной палубой и капитанским мостиком. И как только туда пираты на абордаж высаживались? Да на такой палубе, если двадцать рядом человек встанет – уже давка. Старому паруснику гудят новые железные суда. Мне кажется, старик улыбается им. Там, возле носа, разбитые доски торчат, как усы. А под ними – улыбка вечности.

Глава III
Университетское путешествие в префектуру Айти

Как господин Кое-Кто произносит речь безопасности, бабульки собирают на конвейере автомобили «Тойота», пятнадцать разношерстных иностранцев лежат в засаде в придорожной канаве, а в старом протестантском соборе начинается нечто невообразимое

Нам уже два дня все сэнсэи говорят: «А, так на следующей неделе занятий не будет из-за вашего путешествия… Какая жалость!» И только Фудзие открыла нам правду: «Ага, так занятий на следующей неделе нету… Какая жалость… Хи-хи… Когда мы в учительской узнали про такую непредвиденную неприятность, все просто-таки на уши встали от радости… Надо же, жалость какая!»

Университетское путешествие – особое развлечение, устраиваемое инязом для иностранцев раз в полгода – веселый (и такой дешевый, что можно считать – бесплатный) выезд на три дня в какой-нибудь умеренно отдаленный район Японии с посещением разнообразных местных достопримечательностей. В этот раз мы едем в префектуру Айти.

Поездочка началась весело. Сначала все сгрудились возле трех автобусов, а потом вперед вышел сэнсэй Кое-Кто. Я и правда не знаю, как его зовут. Но вопрос не только в этом. Он тут еще и кто-то вроде ответственного за безопасность, так что имя Кое-Кто ему очень к лицу. Сам Кое-Кто – загляденье. Небольшой, кругленький. He толстый, а весь такой закругленный, плавный. Прическа длинноволосая и тоже круглая – головой мотнет, волосы качнутся плотной волной, взметнутся слегка – и снова в шар… Брючки – а-ля шаровары… Безрукавка… Походка – «с подвзлетом на третьем шаге». Тот еще сэнсэй. И речь его – та еще: «А скажите мне, други милые, все ли вы недавно пописали? Если кто не это, не то самое, то милости прошу в наши благоустроенные туалеты, они пока что еще в полной досягаемости…» На этом речь «безопасности» окончена и можно наконец-то выезжать.

Ехать не так уж далеко, но из-за пробок довольно долго. Первая остановка на заводе «Тойота». Сперва нам показали цех сборки. Он огромный, и по всему цеху змеится транспортер. На него въезжают машинные корпуса, а выезжают уже целые машины. Нас водили по навесным мосткам под потолком. Говорили, что работа на конвейере особых физических усилий не требует, зато требует внимательности, тщательности и маленького роста. Поэтому на сборке работают женщины, причем, как правило, уже в преклонных годах. Конечно, там полно роботов и всяких других механизмов. За одним из них я долго наблюдала – он погрузкой стекол занимался. Выдвигал такие специальные вакуумные лапы, присасывал ими стекло и переносил. Еще интересно было смотреть, как объединяют корпус и мотор с ходовой частью. Моторы с колесами едут на транспортере, а корпуса едут подвешенные сверху и постепенно спускаются. В точке встречи корпус надевается на мотор, как в детском конструкторе, и выходит готовая машинка.

И еще там везде висят проценты выполнения дневного плана и лозунги типа «Хорошие детали – хорошие мысли». Совсем как у нас в старые добрые времена!

Потом нас водили в демонстрационный зал. Там стоят крутые всякие машины, и можно в них залезать, дверцами хлопать, рожи строить, в люки высовываться, фотографироваться. Среди прочих был и болид из «Формулы-1». Когда в него садишься, только голова видна. А ноги надо засовывать в самый машинный нос, как в байдарке. С трудом уместила свои упитанные лапки в этом узком металлическом конусе.

Ночевали в рёкане – японской гостинице. Он был расположен в местности со странным названием Инуяма – «Собачьи горы». Нам сказали, что в округе нет ничего интересного, а после захода солнца с гор спускаются кицунэ и тануки [24]24
  Кицунэи тануки– лисы и енотовидные собаки, в японских легендах – небезопасные звери-оборотни.


[Закрыть], поэтому вокруг лучше не шастать. Но я им не поверила, и правильно. В гостинице этой было все по-японски – в номерах татами, спальные матрацы, низкие столики. На столиках стоят термосы с зеленым чаем и круглые деревянные коробки с печеньем. На веранде – кресла без ножек: только сиденье и спинка. Еще там был онсэн – бассейн с водой из горячего источника. И все постояльцы ходили в одинаковых гостиничных полосатых халатах юката.

После ужина собралась компания идти на океан. Человек пятнадцать идиотов-морелюбцев. Я, конечно, в первых рядах. Выползли в темноту. Я до ужина еще выходила и хотя бы видела океан издали – туманная вода и в ней гора-остров, так что направление знала. Стали спускаться с гор. Шли-шли, а океана все нету. Решили спросить… Вы себе представляете, что значит для рядового провинциального японца встретить ночью толпу гайдзинов (иностранцев, которые тут чудо морское), ищущих что бы вы думали – МОРЕ! Это же сумасшедший дом с выходом вприсядку! Я одна-единственная, даже в цивилизованной Осаке когда заговариваю с японцами, кайф ловлю. У рядового японца реакция на иностранца, знающего по-японски, как на говорящий помидор из соответствующего анекдота. А-а-а! – и в сторону шарахается. Вот такая реакция. Прелесть!

А тут представьте себе – сумерки, городок совсем небольшой, местные жители вообще к иностранцам не привыкли. Мы к ним подходим спросить про море (всей толпой, конечно), а они – ноги в руки и наутек! Одного все-таки поймали – он сказал: идете верным путем, товарищи. Мы обрадовались, пошли дальше, а моря все нет. Решили опять спросить, но пешеходов тоже нет – одни машины шуршат. Стали голосовать – однако и водители тоже в сторону шарахаются и скорости прибавляют. Тогда мы поняли, что выглядим кровожадно, и решили выслать одного мирного парламентера, а остальным залечь в канаву для конспирации. Выбрали Сашу – она видная, но на вид безобидная. Саша пошла голосовать, а мы сидим в канаве, держим за ноги периодически пытающегося вылезти негра, которому ничего толком не объяснишь – не то что по-японски, даже по-английски плохо понимает. Все равно машины не останавливаются. Потом одна остановилась. В ней две смелые старушки сидели.

– Море, – говорят, – там оно, за забором. Вы уже совсем пришли!

И там-таки был Океан! Теплый, здоровенный, с пологими, уходящими в воду каменными ступенями набережной. И вода светилась крупными искрами планктона, особенно в волнах прибоя. И еще она светилась огоньками кораблей и с берега – кольцом автострады, которую издали можно было принять за корабль у причала. Друг Океан. Старый знакомый в такой дали… Огромное осязаемое существо, одно на весь мир, с какого берега на него ни посмотришь…

На следующий день мы поехали в Мэйдзи-мура (деревню эпохи Мэйдзи). Это архитектурный заповедник под открытым небом. Только там представлены не старинные сельские постройки, как обычно, а здания эпохи Мэйдзи (XIX век), когда Япония наконец-то открыла окно в остальной мир и попыталась подражать Европе. Хи-хи-хи, японцы действительно считают эти домики похожими на европейские! Как вы думаете, если двенадцатилетняя пигалица напялит мамины шмотки и туфли на каблуках и накрасится маминой помадой, станет она похожа на взрослую тетю? Вот так и эти домики примерно на европейские похожи. Именно поэтому мне там ужасно понравилось. Про Европу я и так все знаю, а вот про Мэйдзи… Кстати, большинство зданий деревянные, так что просто хоть открывай новое направление исследований! Еще приятно, что там во все дома можно заходить, все цапать, валяться на хозяйских кроватях, садиться за столы и стучать посудой («Три медведя» не вспомнились?), сидеть в экипажах, звонить по рогатому телефону, светить свечками на книжку с иероглифами (это чтобы понятно было, как темно было в древности по вечерам читать), играть в старинные игры, стучать телетайпом, кататься на настоящем старинном трамвае с вагоновожатым и кондуктором в формах, и на старом паровозе, и в носатом автобусе. Еще там есть музейный паровоз, который раньше возил самого императора. Вагон так себе, только с диваном. Мне вот что в глаза бросилось – подушки на японских кроватях были жуткие: деревянная подставочка, обмотанная тряпкой. Так на ней и спали – на спине, ручки по-покойницки сложив.

А домики всякие разные: жилые, посольские, библиотека, школы, отель (работы какого-то «малоизвестного» чужака-архитекторишки со смешным именем Франк Ллойд Райт), банк, почта. Кроме того, всякие лавки, конюшни, госпитали, церкви разных конфессий, театр, научное учреждение, ткацкая фабрика, стеклодувный заводик и прочее, прочее. Плюс всяческие горбатые мостики, канальчики, фонтанчики. На почте есть специальный автомат. Там можно набрать число и год и тебе распечатают передовицу газеты от этого дня. Еще там есть тюрьма. Уж не знаю, что это за тюрьма такая – у нее стенки из прутиков и просвечивают.

И экзотика всякая – например, музей туалетов. Каково, а? Туалеты все – конструкции типа «сортир». Зато фаянсовые, вычурные и с голубенькими узорами типа «гжель». В том же здании была еще одна очаровательная комната – музей маячных стекол. Они разной формы и все с отражателями, как зеркала. И поворачиваются вокруг оси всем корпусом или отдельными частями. Я маячных стекол раньше никогда так близко не видела, так что порадовалась. А рядом стоял и целый маяк. Ничего особенного. Я таких, ему подобных, по всему свету пачками встречала. Но стоял он красиво – на обрыве, над огромным озером, на фоне лесистых гор.

И еще в Мэйдзи-мура были развлечения.

Первое – «печати». Это вообще общеяпонский прикол: во всяких достопримечательных местах устанавливают цветной штамп, которым ты можешь себе отпечатать на бумажку вид этой самой достопримечательности. В Мэйдзи-мура таких штампов много, есть даже специальная карта печатей – в смысле на ней показано, в каких именно зданиях столики с печатями установлены. Мы с Ленкой все обошли – мне же только дай повод обзавестись свежей коллекцией какой-нибудь ерунды!

Второе развлечение – почти эксклюзивное. Точнее так – вроде оно у всех на виду, но только мы догадались приспособить ЭТО под развлечение. ЭТО в большом протестантском соборе было. Кстати – неплохая псевдоготика с витражами, хотя масштабы не европейские и даже, хи-хи, не фастовские! Вот в этом протестантском соборе в нижнем зале сбоку у алтаря – горка такая, застеленная ковром. Все туристы на горку эту любуются. И только девочка Лена догадывается, что если снять ботинки, хорошенько разогнаться, взбежать на эту горку (просто так зайти нельзя, потому что ужасно скользко), а потом с этой ковровой горки на попе съехать, то можно премило провести время. Видя такое дело, девочка Галя тоже загорается энтузиазмом и радостно повторяет подвиг Лены. Результат превосходит всякие ожидания, поэтому и Лена, и Галя, съехав разок, незамедлительно разгоняются снова и так далее… Минут через пять законопослушные японцы понимают, что раньше чего-то недопонимали в этой жизни, и повторяют смелый опыт… Короче, когда накатавшиеся до одурения Лена и Галя наконец-то надели кроссовки и отправились на дальнейшую охоту, в протестантском зале уже яблоку упасть негде было от завивающейся очереди желающих прокатиться. И хохот стоял такой, что Господь наверняка порадовался за род человеческий.

В общем осмотрели мы практически все. Вот только когда дошло до возвращения, оказалось, что до отхода нашего автобуса у нас с Ленкой в запасе всего 10 минут (а туда шли три часа с хвостом). Хорошо, что попалась добрая тетенька – водительница красного старинного автобуса. Там все автобусы водят тетеньки в формах с фуражками. Она нас довезла до места и денег не взяла. (А ей вообще не положено просто так за 10 минут подвозить, ей положено за полчаса и с экскурсией.) Сказала только, чтоб мы никому про это не рассказывали, а то будут у нее неприятности.

Глава IV
Чудеса с околиц Киото

О саблезубых тиграх, межпланетных гитарных лавках, императорских виллах и священных Лисах, и в которой на сцене впервые появляются Манас и сэнсэй Сакураи

Киото, о Киото! Как ты прекрасен и как теперь близок! Полчаса электричкой, и я на месте. И как ты огромен, Киото! И храмов у тебя даже не сотни, а тысячи! Годы нужны, чтобы все их обойти. Особенно с моими аппетитами – ведь многие храмы, а в первую очередь храмовые сады хочется посещать в разное время года. И не только даже раз в сезон, а чаще. То сакура там, то ирисы зацветут. То лотосы раскроются, то клены покраснеют. Годы и годы нужны. Но они у меня есть! Я сюда надолго приехала и отступать не собираюсь!

Вокруг Киото есть холмы, на которых в августе, на праздник возвращения душ предков О-Бон зажигают костры в виде иероглифов. А Киото, чтоб вы знали, лежит как будто бы в котловане гор. Потому и огненные иероглифы видны со всех сторон. Потом эти проплешины весь год можно рассматривать. Особенно, говорят, красиво зимой, когда следы от костров засыпает снегом – огромные белые иероглифы на серых лесистых холмах.

А пока у нас начало мая. И везде начинают цвести удивительные кусты: цветы-граммофончики сначала поднимаются над опавшими прошлогодними листьями целым лесом узких бутонов, а потом раскрываются сплошным ярким белым, лиловым, красным ковром. Из этих кустов делают живые бордюры вдоль улиц [25]25
  Эти кусты – азалии.


[Закрыть]. А есть кусты с цветами, похожими на огромные розы [26]26
  Эти кусты – камелии.


[Закрыть]. Но не колючие и не пахучие. Их лепестки имеют форму сердца. Лепестки засушивают, пишут на них «Я тебя люблю» и дарят. А сегодня всю ночь шел дождь, и эти кусты осыпались. Утром под каждым кустом были огромные плотные залежи лепестков – белых, розовых, бордовых.

Еще потихоньку выпускают листья тюльпановые деревья. Эти листья похожи на кленовые, только более примитивные, с обрубленными кончиками.

Японский мелколиственный клен тоже не отстает. Тут его называют «момидзи». В ноябре момидзи становится краснее первомайских флагов. А сейчас он только выпускает малю-ю-юсенькие светло-салатные листочки, похожие на детенышей морских звезд. У момидзи есть еще маленькие бледные цветочки. Они между листиков на хвостиках свисают. И есть тут еще момидзи, которые сразу, с самого начала, кирпично-красные. И цветочки у них тоже бордовые. Но такие деревья – редкость. После из цветочков вырастают мелкие красные «носики». Что, впрочем, для клена – дело обычное.

И еще тут есть бамбук. Даже в городских парках бамбуковых рощ пруд пруди. Эти бамбучины очень даже толстые, толще наших берез, это точно. А я-то думала, что они только тоненькие бывают, как в Индии, или – как папины удочки. А они тут не только толстенные, но и высоченные, почти как сосны. Ничего себе травка ископаемая! Стволы (а ведь бамбук без шуток – вид злака!) больше похожи на живые существа, чем на растения. Например, на кольчатых змей. Они очень прохладные и гладкие, с голубоватым налетом, какой иногда бывает на сливах. Листья только вверху – лохматые, совсем не такие, как на картинках. А корни сразу у поверхности, по кругу растут во все стороны, как борода. Если подойти и покачать ствол – растение сразу сильно раскачивается и шелестит. Явно узнает и общается. А ростки у него еще интереснее. Их тут называют таке-но-ко – «дети бамбука». «Дети» вырастают из земли в мае. И не тоненькие, а сразу в толщину взрослого ствола. Концы у них острые и мохнатые, без листьев, только со спиральными оборочками. Иногда росток загибается полумесяцем – точно как клык или бивень. Ростки бамбука съедобны. Пока они маленькие, их можно просто сковырнуть лопатой, вроде как обыкновенные грибы. Кстати, грибы тут называют ки-но-ко – «дети деревьев». Если смотреть изнутри рощи вверх – бамбук весь какой-то очень центростремительный (перспектива, однако), стволы над головой постепенно сходятся в одну солнечную точку. А если подняться выше рощи – бамбук часто растет на террасных склонах, – то видны глубокие пропасти, из которых торчат вверх коленчатые колонны. А между ними заметны клыки-детки.

В парке возле общежития я встретила каштан в цвету. Просто как родственника увидела. Свечки подлиннее, листочки у него поострее, чем у каштана. Но все равно – свой. Мимо хожу – здороваюсь. И с молодым гингко тоже здороваюсь. Он сам первый стал знакомиться – листик на меня сбросил. А то бы я его и не заметила. Он такой еще тоненький, но уже вполне высокий. Кстати, листик у здешнего гингко не совсем такой формы, как У наших, хотя я знаю, что на земле существует всего один вид этого дерева… Но листик все же другой, хоть и похожий: треугольный, уголком к хвостику, однако лопасть пошире будет [27]27
  Как выяснилось, маленькие листья у старых гингко, таких как у нас в ботанических садах. А у молодых представителей листья здоровенные, почти кленового размера и даже могут быть на одном дереве разной формы – как плоская треугольная лопасть, как вилка с глубоченным вырезом или вообще полукруглые! Таких в Киото – пруд пруди.


[Закрыть]. Так что появились у меня два новых друга. И стали заводиться традиции: с каким деревом на каком углу здороваться, какой кошке подмигивать.

Я ускользаю в Киото практически каждый свободный день. И каждый из этих дней полон чудес. Но один из таких дней все же выдался чудеснее прочих. Анонсом может служить описание тех мест, где я пережидала ливень. Сначала торчала в кафе около метро – кушала пирожные, конечно. Второй раз пережидала на застекленной автобусной остановке возле храма Хэйан-дзингу. Третий раз отсиживалась в обезьяннике у гориллы. А четвертый – восседала на верхней веранде огромных храмовых ворот.

Теперь по порядку. Сначала я пошла в храм Хэйан-дзингу. Точнее, в сады за ним. На сам храм я уже насмотрелась в первый свой приезд в Японию. Он здоровенный, длинный, с флигелями – башнями Тигра и Дракона. И весь очень красный. А в сады я тогда не успела – постояла только перед входом и изрекла: «Я вернусь!» Вот и вернулась. Сады оказались удивительные. Озера в них окружены острыми ирисовыми листьями. Скоро ирисы зацветут. Везде деревянные мостки и каменные кругляши, по которым озера можно переходить поперек, прыгая по каменным пятачкам, словно по кочкам. Желтые кувшинки, белые и красные лилии. Черепахи и разноцветные карпы размером почти что с черноморских дельфинов. Не успеешь вылезти на мостки, как эти самые черепахи и карпы уже подплывают, умильно на тебя глядят и раскрывают рты – есть просят, привыкли. Еще там есть большое озеро, а через него крытый мост с пагодой. И сосновые ветки в качестве фона.

Потом я пошла в зоопарк, это рядом. Зоопарк оказался маленький. Но там было много кого интересного. Например, калахари, она же суриката, и еще фенек – ушастая песчаная лисичка, та самая, которая вечно везде сует свой любопытный нос. Ну и конечно, рессу-панда (панда малая). Но это только имидж такой. А так рессу-панда – просто большой живенький рыжий енот с полосатым хвостом.

И еще там был инфракрасный павильон для ночных животных. А в нем летучие лисицы (рукокрылые летучие мыши). Эти лисицы здоровенные, побольше среднего кота. И вид у них абсолютно безумный – ноги и руки одеты в крылья, как в плащ. Ничего выдумывать не надо – просто сразу бери и фантастику с мистикой снимай. И ходят они, цепляясь за решетку, вниз головой. Если б не вниз головой, то совсем как люди – сутулятся, острые плечики выставляют, руками в такт шагам размахивают. А ноги у них похожи на куриные лапы. Вот этими лапами они и цепляются. А морды у них и вправду как у обычных лис, с ушками, остренькие. Они вылизываются, носы лапой моют, жуют какие-то фрукты.

В соседней клетке сидели летучие белки. Они не рукокрылые, а очень близки к обычным грызунам. Летают за счет планирования на растянутых кожистых перепонках между лапами. Впрочем, это все знают. Так вот, эти белки и правда точно как белки, только шерсть у них гуще, совсем как у медведя, морды немного потупее беличьих, и размером они почти с чау-чау. Белки не летали – места мало, только мягко так прыгали, и по этим прыжкам было сразу ясно, что полеты для них – дело плевое.

Были еще галаго (по-английски также называются «ребенок из буша»). Но галаго – не новость. Хотя они и правда похожи на детей. Глазастые и очень стеснительные: «Ой, а можно я этот кусочек дыни возьму? Я маленький возьму, и только один, гомэн насай (извините, пожалуйста)». Вот такие галаго. А дальше были медленные лори. Они похожи на маленьких медвежат и двигаются, как в замедленной съемке. Смехотища – ползают по ветке спирально, всю ее неторопливо обтекают, ручки человеческие выставляют. Зато уж дыню цапают без всякого смущения. И в гнездо ее, в гнездо.

И еще там были странные существа, похожие на крокодилов и размером с крокодилов… Если бы крокодил был слеплен из грязи, а потом эту грязь бы дождем как следует размыло, то, что осталось бы, и есть это самое животное: ужасно дурацкое, тупомордое, неуклюжее и какое-то на вид мягкое, будто без костей совсем. Одна особь сидела в воде и никак не могла вылезти на берег – поскользнулась и назад шлепалась. Знаете, кто это? Гигантская японская саламандра. Вот!

Я заметила – тут вообще в зоопарках много мелких интересных млекопитающих, таких, какими у нас почему-то пренебрегают. Хотя понятно почему – зачем возиться-то! Лучше медведя завести. Или тигра. А как по мне – мелкие звери самые интересные. Вот недавно мы с Экой ходили в осакский зоопарк. Там видели австралийскую кисточко-хвостовую сумчатую крысу. Она на вид крыса, а прыгает на задних лапках, как кенгуру. Много их там было – одни прыгали, другие в солому зарывшись спали и солому над собой смешно шевелили. Я задумалась, кто же это все-таки на самом деле – скорее крыса или кенгуру? И показалось мне, что в этом случае на такой вопрос ответить невозможно, это просто и то и другое. Животные Австралии настолько особенные, что к ним нельзя подходить с обычными мерками. Такие кенгурокрысы, наверное, прыгали по земле еще рядом с динозаврами, а как Австралия от большого континента откололась, так и законсервировались в первобытном виде. Они – как будто альтернативная ветвь развития, почти инопланетяне. Вы же у инопланетного существа не станете допытываться, кто он на самом деле – кенгуру или крыса…

Еще я видела обезьяну-ревуна. Большая, черная, она (точнее, он) ревела и орала на разные лады. И под подбородком у нее почти до пуза надувался огромный пузырь-резонатор. Вот почему они так громко орут! Когда кожа на пузыре надувается, то становится тонкой и прозрачной, как у поющих лягушек, если кто видел. Еще была там гиена. Большая, поперечно-полосатая, губастая, с толстым высоким загривком. А попа у нее прямо от поясницы начинается, вся какая-то маленькая и поджатая. От этого получается неприятное ощущение неустойчивой, заваливающейся композиции. И взгляд у гиены тоже неприятный. А у лемуров абсолютно собачьи морды.

Кстати, посетители осакского зоопарка, по-моему, тоже не самый последний по любопытности объект для натуралистических исследований. Вот, например, упитанная тетенька лет пятидесяти… Такая одинокая низкорослая дама в крепдешиновом брючном костюме. Расцветка – крупные тигры на черном фоне. В высокой прическе заколка тигрового цвета. Стоит и задумчиво смотрит на тигров в вольере…

Ну вот, а после зоопарка в Киото я дальше пошла. И набрела на затерянную в горах странную местность, всю перевитую ручьями и канавами, набитую малюсенькими храмами и почти лесную. Там и стоят эти храмовые ворота. Называются Санмон [28]28
  Эти ворота – одни из трех самых больших храмовых ворот Японии, стояли с незапамятных времен, но в XVII веке сгорели и тогда же были заново построены.


[Закрыть]храма Нандзендзи. Думаете, это просто ворота? Нет. В нашем понимании их следовало бы назвать надвратным храмом. В смысле внизу между столбов вход, но над ним огромная храмовая махина, высотой, наверное, в пол Эйфелевой башни. С колоссальными деревянными колоннами, торчащими зубцами балок и черепичной крышей. Наверху круговая веранда и комната с Буддой. А с веранды видны крыши Киото и лесистые горы. Вокруг меня сосны, клочья тумана. Запах старой важной древесины, земли, леса и дождевой свежести. Небо… И хочется поселиться на этом гигантском насесте навсегда. Лежать на досках, пялиться вверх – левым глазом, который хорошо видит, в ритмичную сумятицу темных подкрышных балок, из которых может все что угодно выползти, а правым, который видит похуже, в размытое дождевое небо… И правда, чего в этом небе подробности разглядывать!

И почему-то захотелось вернуться к этим воротам зимой. И еще там рядом… Что бы вы думали! Здоровенный акведук типа римского. Но не римляне же его строили! Если взобраться на верх акведука, то можно идти по кирпичной дорожке вдоль желоба над бегущей водой. Акведук и водяной поток на нем – очень широкие. Водяной желоб перечеркнут распорками и все время извивается, ведет в безлюдье, в сырость и лес, в горы, в грибной запах, в чертову тьмутаракань. И если наперерез выйдут саблезубые тигры – удивляться нечему. Ведь эта полувоздушная дорога вымощена желтым кирпичом. А потом я спустилась в цивилизацию и купила гитару. И продавец в магазинчике был типичным продавцом гитар из маленького гитарного магазинчика. И национальность его – ничтожная частность перед лицом великой похожести таких вот продавцов. Наверное, даже на альфе Центавра продавец гитар мало чем отличался бы от этого. Иногда мне кажется, что местечки вроде этой гитарной лавки стоят на пересечении времен и миров. И откуда приходят в них гитары и покупатели и куда потом вместе уходят, знают, наверное, одни лишь эти самые продавцы…

С Экой мы ездили в пригород Киото – Арасияма. Там есть знаменитый старинный деревянный мост через речку Кацурагава. И большая бамбуковая аллея. Мы ходили по храмам. Зашли в один, маленький, стоящий довольно высоко в горах. Внутри на татами можно сидеть и лежать. И нет никого. А стены затянуты шелком, и на шелке едва заметные светло-серые деревца нарисованы. Мы с Экой там разлеглись, ботинки сняли. Ветер в бамбуке шелестит, сосны шумят… И вдруг – японская дудочка. Играет кто-то не очень умело, но зато подходяще к месту, как будто бы сам храм играет… Но это был не храм. На задних ступеньках сидела маленькая японка и дудела. Мы ее просто сразу не заметили, наверное, потому, что она почти не шевелилась.

В Арасияма продавались смешные игрушки из коконов шелкопряда – мышки, котики, обезьянки… Все на жердочках подвешены. Пушистенькие такие, беленькие. И ветер их крутит, раскачивает. Еще там есть храм Нембуцу-дера. А в нем целое квадратное поле маленьких (высотой по колено) истертых статуек Будды и каменных пагод горин-то. Говорят, это братская могила, оставшаяся после какой-то древней эпидемии. В ночь на 23 августа над каждой статуйкой зажигают свечку. Лес свечек над полем каменных истуканчиков. Очень красиво, наверное. Надо бы прийти, посмотреть. В Арасияма есть также дом поэта хайку Кёрая – называется Ракуси-ся, что значит «хижина Опавшей хурмы». Кёрай был прижизненным учеником Басё, и Басё часто гостил у него. Так что я посмотрела на этот домик внимательно. Небольшой, простенький, похожий чем-то на нашу сельскую хатку: соломенной крышей и желтыми мазаными стенами, наверное. В садике там и тут торчат плоские камни с вырезанными хайку. Называются си-но-иси – «камни стихов». Внутри на стенах – свитки с рисунками, в тыквочке стоит цветок, под крышей комары засели, шлепанцы у входа стоят. Кажется, хозяева отлучились на минутку и не заметили ушедших столетий. Одна японка за моей спиной сказала: «Это мир ваби-саби». Наверное, она права.

Хотелось бы мне, кстати, посетить могилу Басё. Но никто почему-то не знает, где она, хотя я тут уже свела знакомство с местными почитателями его таланта из преподавателей. Но и они не знают. Говорят, знают дом, где родился Басё (это довольно далеко), и еще в сердце Осаки есть камень, где написано: «На этом месте умер Мацуо Басё». А вот где он похоронен и известна ли вообще его могила, никто не знает. Но я буду искать.

А пока могила Басё не найдена, я случайно набрела в Киото на храм с могилой поэта и художника Ёсы Бусона. Храм называется Кинпуку-дера. Там раньше любил останавливаться Басё, а по некоторым версиям, великий поэт даже недолго монашествовал в нем. А через 200 лет эту уже давно заброшенную обитель нашел большой почитатель таланта Басё и иллюстратор его стихов, художник Ёса Бусон, и возродил ее, устроил там клуб поэтов. Там Бусона и похоронили. После его смерти выяснилось, что художник всю жизнь тоже тайно писал хайку. Показывать людям стеснялся. Но на самом деле его стихи были ничем не хуже, чем у Басё [29]29
  Мне, например, они даже, пожалуй, больше нравятся – очень яркие живые картины. Художник – этим все сказано.


[Закрыть]. Так Бусона признали вторым великим поэтом хайку в Японии.

Могила – простой столбик с вырезанными иероглифами: «Ёса Бусон». И на иероглифах танцуют солнечные зайчики. Я провела пальцем вдоль вырезов и подумала: «Здравствуйте, господин Ёса». И, странное дело, как будто наяву увидела, как где-то совсем рядом, но безумно недосягаемо грузный веселый Ёса улыбается…

На выходе я спросила у бритоголового монаха, как пройти в храм Тануки [30]30
  Тануки – это енотовидная собака. Но для краткости далее будем называть тануки просто енотом.


[Закрыть], который тут по карте вроде недалеко. На самом деле я именно туда шла: ну как можно было пропустить на карте надпись «храм Енота»! Монах нарисовал мне более подробный, чем на моей карте, план дороги к этому храму. Потом спросил, не знаю ли я, как «тануки» будет по-английски. Про «кицунэ» он знает – это «cat». Нет, не кот, a «fox», говорю ему. А про тануки я и сама не знаю. Такой вот зоологический разговор вышел.

Храм Тануки я, конечно, нашла. Он оказался довольно высоко в холмах, стоит у отвесного обрыва на сваях. Статуй тануки и лисиц там много разных, и больших – каменных и деревянных, и маленьких, фарфоровых, прямо на мху. Прохладно, тихо, к наскальному мху ленточки привязаны. И тропинка уходит в горы. А вдоль тропинки стоят статуи божеств дороги «дзидзо» – каждая под навесом. И под каждой номер и стрелка – «К следующей туда». Я дошла до № 28. Куда дальше вела дорога и сколько этих статуй всего там стоит, не знаю – тропка совсем уже козлиная стала и вниз пошла, на ту сторону холмов. И у каждой статуи было свое ЛИЦО. Это самое интересное. И у каждой кружка с водой стояла. А кружки все разные и в основном современные, есть даже с Бэтменом и всякие другие.