Текст книги "Проклятье живой воды (СИ)"
Автор книги: Галина Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Глава 10
Лекарства стоили дорого. От десяти шиллингов осталось всего два с половиной, но Верна не жалела о потраченных деньгах – только бы они помогли Виктору.
Когда женщина вернулась домой, ее встретили низкие звуки, доносящиеся из подвала, где сидел ее сын. Монотонные стоны и завывания, в которых, тем не менее, звучали отголоски членораздельной речи. «Больно… больно, мама.» – скорее догадалась, чем услышала миссис Чес и, подбежав к крышке, постучала в нее:
– Я здесь, сынок. Я сейчас.
Торопливо заперла дверь, зажгла лампу и спустилась в подвал.
Тело ее сына скорчилось в дальнем углу. То ли в припадке боли, то ли желая выбраться из подвала, он покинул подготовленную каморку и забился подальше, в самый темный угол.
– Виктор. – женщина бросилась к нему. – Мальчик мой.
Сердце ее сжалось от жалости, страха и отвращения – ее не было всего пару часов, но за этот краткий промежуток времени ее сын изменился. Немного увеличилось и слегка распухло тело так, что рубашка и штаны треснули по швам и болтались на нем клочьями, дугой выгнулся позвоночник, но не протыкая кожу, а словно сливаясь с нею, образуя что-то вроде панциря. Нижняя челюсть выдвинулась вперед, а вот руки и ноги похудели и казались длиннее, чем прежде. Язвы же никуда не делись, как и припухлости на голове и лице, и Верна, рывком перевернув сына набок – он тут же зажмурился, словно свет керосиновой лампы причинял ему боль – торопливо откупорила склянку с мазью.
– Вот, – подержала ее перед лицом юноши, – это доктор прописал. Хорошая мазь. Дорогая. Она тебе поможет. Ты только потерпи, если станет немного больно. Хорошо?
Виктор не открыл глаза, но верхняя губа его дрогнула несколько раз. Между стиснутых зубов вырвался низкий стон.
– Я не понимаю, – вздохнула Верна. – Ты, если хочешь что-то сказать, попробуй губами. Я постараюсь прочесть…
«Да. Да», – тут же шевельнулись почерневшие губы.
Приободрившись, женщина принялась за дело.
Виктору было больно. Он судорожно вздрагивал, стонал, пытался отстраниться, несколько раз ударил мать по руке и скалил зубы. Один раз удар был так силен, что выбил баночку с мазью из руки женщины. Верна вскрикнула от боли, отшатнулась, прижимая пострадавшую руку к груди. На коже алели три длинные царапины.
– Виктор. – она прикусила губу, чтобы сдержать слезы. – Ты посмотри, что наделал? Зачем?
Скорчившись, сжавшись в комок, как дикий зверь, сын смотрел на нее из-под складок насупленного лба. В этой позе он так сильно напоминал зверя, что в душе женщины шевельнулся страх. Усилием воли она заставила себя не отводить глаза.
Оба замерли.
– Виктор, – медленно произнесла миссис Чес, – иди сюда. Ко мне. Не спорь с мамой. Мама знает лучше.
«Нет. Нет» – яростно шевельнулись губы. Из горла вырвался звук, напоминающий рычание, но с обертонами и переходами, как будто кто-то пытался прорычать слова.
– Я знаю, тебе больно, – продолжала Верна. – Тебе страшно. Но эта мазь поможет. Должна помочь, понимаешь? Она снимет боль и зуд…
«Нет.»
– Верь мне, Виктор. Я люблю тебя, сынок.
Низкое горловое рычание перешло в сдавленный стон. Еще несколько секунд они сверлили друг друга взглядами. Но вот злобный огонь в прищуренных глазах существа, еще недавно бывшего Виктором Чесом, потух, и он медленно, как под гипнозом, двинулся к сидевшей на полу женщине. Распластавшись, словно и впрямь был только зверем – краем сознания Верна Чес отметила, что его конечности теперь словно обрели другие суставы – он приблизился…
И лег, положив голову ей на колени. Свет прищуренных глаз потух – их закрыли складки, когда-то бывшие веками.
– Виктор. Мой маленький Виктор, – всхлипнула миссис Чес, здоровой рукой касаясь его головы.
Она не помнила, сколько просидела вот так, не думая ни о чем и лишь поглаживая сына. Тот словно уснул и не проснулся, когда до слуха женщины донеслись сверху приглушенные звуки, похожие на удары.
В дом кто-то проник? Подавив приступ паники, Верна осторожно сняла с колен голову сына, встала. Расцарапанная рука больше не болела, только немного зудела. «Надо промыть и перевязать.» – отстраненно подумала женщина. Но это потом. Сперва незваные гости.
Топор сам собой лег в ладонь. Примерившись, женщина резко откинула крышку подвала. Ничего. Резко упала тишина. Несколько секунд спустя стук возобновился. Стало ясно, что кто-то колотит в дверь кулаками. Миссис Чес быстро выбралась наружу, шепнула Виктору: «Сиди смирно. Я сейчас вернусь.» – и, прикрыв крышку подпола, шагнула к двери.
– Кто там?
– Э-э… миссис Чес?
Голос был мужской. Молодой, незнакомый. В нем слышались одновременно облегчение и тревога.
– Да. А вы кто такой?
– Гарольд, миссис Чес. Гарольд Робинс, ассистент доктора Кларена. Вы заходили к нам сегодня на прием… Могу я войти?
– Нет.
– Но миссис Чес, мне необходимо, – заканючил он под дверью. – Вы не представляете, как это важно. Позвольте…
– Это опасно, молодой человек.
– Для вас? Уверяю, что нет…
– А я говорю не о себе.
Никто не должен видеть Виктора в таком состоянии, в каком он сейчас. Люди этого не поймут. Люди ее осудят – и за то, что не боится, и за то, что прячет, продолжает любить, не отрекаясь. Странные существа люди. Они так часто предают, обманывают, оскорбляют кого-то, но при этом обижаются, если предают, обматывают и оскорбляют их самих. Они твердят, что никому ничего не должны, но хотят, чтобы все человечество было перед ними в долгу.
– Миссис Чес, речь идет о вашем сыне…
Топор в руке женщины дрогнул. Пальцы едва удержали ставшую слишком тяжелой рукоять.
– Что вы знаете о моем сыне? – прошипела она, порывисто шагнув вперед.
– Мы таки будем переговариваться через дверь? А если нас кто увидит?
Узкая Кейт-стрит в это время суток была почти безлюдна – взрослые на работе, оставшиеся без присмотра дети где-то носятся. Дома остаются только старики и некоторые женщины, занятые хозяйством. Весьма немногие из них могут позволить себе праздность и любопытство. Но достаточно вспомнить записную сплетницу миссис Тук, чтобы понять, что тут не только у стен есть глаза и уши.
Верна решительно откинула засов:
– Проходите.
Гарольд Робинс бочком протиснулся в комнату. Тихо присвистнул, увидев в руке хозяйки топор:
– Уверяю вас, это лишнее. Я вовсе не намеревался причинить вам вред. Я только хотел сказать…
– Говорите побыстрее и выметайтесь.
– Не слишком-то вы любите гостей, миссис Чес. Могли бы и повежливее.
– Не нравится – уходите.
– Я уйду, – молодой человек сделал шаг назад, – но вы в таком случае ничего не узнаете.
– О чем вы говорите?
– Ну, – Гарольд замялся, – я бы хотел осмотреть вашего заболевшего сына. Где его кровать?
Он окинул взглядом комнату. Вернее, две комнаты, сделанные из одной большой с помощью шкафа и небольшой выцветшей ширмы, явно купленной где-то на распродаже. Передняя комната соединена с кухней – тут была плита, мойка, посудный шкаф, буфет, а также стол, который явно служил не только как обеденный. Ни одной кровати не было, но за шкафом наверняка есть постель. Вот только как определить, есть ли на ней человек?
– Это не ваше дело. – отрезала Верна.
– Но, позвольте, как же мне назначить лечение, если я не увижу пациента?
– А вы собираетесь его лечить? Вы кто? Врач?
– Я ординатор, – Гарольд Робинс покраснел. – Работаю ассистентом у доктора Кларена вот уже третий год. Мне пока не доверяли никаких особенных случаев… так, по мелочи, типа простуды и расстройств желудка. Но вечно быть ассистентом я не хочу. Через год заканчивается моя ординатура, я смогу начать свою практику… А как начать ее, если у тебя нет никакого опыта? За два года мне доверили всего четыре случая краснухи, шестнадцать простуд, три легких перелома и ушибы, дюжины полторы расстройств желудка и больше десятка случаев белой горячки. Это не считая побоев, полученных женами от мужей и колики у младенцев. А мне хочется настоящей работы. И вот я подумал – может быть, вы станете моими первыми пациентами?
– А как же доктор Кларен? – осторожно поинтересовалась Верна.
– Милейший доктор будет только раз, если пациентов у него станет немного меньше. Он то и дело твердит, что я должен нарабатывать практику, но как тут ее наработаешь, если все мало-мальски интересные случаи доктор забирает себе? Ну, пожалуйста, миссис Чес. Разрешите мне увидеть вашего сына?
Верна прислушалась – не доносятся ли из погреба подозрительные звуки? Нет, тишина. Но тишина подозрительная. Ох, Виктор, что там с тобой происходит?
– Я… не знаю, – женщина прислушивалась так напряженно, что, ей казалось, она не услышит, если вдруг на соседнюю улицу упадет и взорвется при падении военный дирижабль.
– Но это очень важно. – Гарольд кинулся к женщине, встряхнул за плечи. – Вы себе не представляете, насколько. Ведь у вашего сына не проказа, не так ли?
Верна задохнулась, хватаясь рукой за горло.
– Вы… вы…
– Я знаю, – кивнул Гарольд с уверенным видом. – Так мы приступим?
Миссис Чес еще могла его выпроводить – сочинить небылицу, переключить его внимание на что-нибудь другое. Но как раз в эту минуту под полом что-то с грохотом упало. Хотя звук был негромким, женщина все равно вздрогнула.
– Что это там? – ассистент доктора Кларена мигом сделал стойку, словно гончая собака, гонящаяся за дичью. – Там кто-то есть?
Она еще могла его выпроводить, но внезапно махнула рукой.
– Да. Желаете взглянуть? Зрелище не для слабонервных.
– Не беспокойтесь, миссис Чес. – Гарольд так и подпрыгнул. – Я готов.
– Только я должна взять с вас клятву никому, никогда ни под каким видом не рассказывать посторонним, что вам предстоит увидеть.
– Готов поклясться на Библии. – торжественно изрек молодой человек.
Женщина вздохнула и откинула крышку подвала, приглашая гостя спуститься вниз.
– Только будьте осторожны, – успела шепнуть на ухо. – Виктор… он… неважно выглядит.
Забытая керосиновая лампа так и стояла на заменявшем стол ящике, бросая на стены желтовато-багровые отсветы. Ее никто не тронул. В дальнем углу, в тени, ворочалась странная бесформенная масса, которая до недавнего времени была ее сыном, Виктором Чесом.
Как раз когда они спустились, туша заворочалась, пытаясь укутаться с головой в рваный плед.
– Виктор, – Верна выступила вперед, – у нас гости. Ты покажешься гостям… то есть, одному гостю?
В ответ послышалось недовольное ворчание. Блеснули две точки глаз. Гарольд невольно вскрикнул, и в полутьме почувствовал, как крепкие пальцы пожилой женщины сомкнулись на его запястье.
– Не надо ворчать, Виктор, – миссис Чес осторожно подошла, опустилась перед тушей на колени. – Я понимаю, тебе сейчас несладко. Но вот этот молодой человек…его зовут мистер Робинс, мистер Гарольд Робинс, он может взяться за твое лечение. Эта мазь… не уверена, что это та самая, которая тебе нужда. Может быть, мистер Робинс пропишет такое, что сразу помогает… Так что давай не упрямься и вылезай, чтобы мистер Робинс на тебя посмотрел.
Она уговаривала своего сына, как ребенка, как когда-то давным-давно, когда ему было пять лет, и он в первый раз серьезно заболел. Тогда ей тоже приходилось долго уговаривать малыша, чтобы он дал доктору себя осмотреть. Все было как тогда – и в то же время совсем иначе. Не стоял над душой подвыпивший муж, ворчавший, что Верна зря так возится с сопляком – вытащить за шкирку и дело с концом. Да и сам Виктор… Верна ужасно боялась – до судорог и обморока. Один на один и в замкнутом пространстве с чудовищем – такое не представишь себе даже в кошмарах. Но она должна была это сделать. Ради Виктора. Ради самой себя.
Повинуясь ее голосу, существо – «Сын. Это мой сын.» – распростерлось на подстилке, ухитрившись устроиться так, как не всякое существо сможет улечься – спина наверху, конечности спрятаны под туловище, голова вывернута набок. Человеку точно будет неудобно лечь, как лежал Виктор.
– Идите сюда, – негромким голосом женщина позвала гостя. – Только будьте осторожны и помните, что вы мне обещали.
Молодой человек осторожно сделал несколько шагов, держа над головой лампу. Поставил ее куда-то не глядя, вытянул шею, любопытствуя.
– Это… это же мутант? – вырвалось у него наконец.
– Ну и что? Это и есть мой сын, Виктор. Он заболел, – Верна говорила тихо, но твердо. – Он заболел всего несколько дней назад. Не знаю, где и как он заразился, но…
– Насчет «как» можно гадать, но вот «где» – это, я думаю, всем понятно. На фабрике «Макбет Индастриз», – кивнул Гарольд. – Ваш сын работает там?
– Уже третий месяц.
– Ну, тогда анамнез ясен. Перерождение, вызванное побочным эффектом от «живой воды». Ваш случай не первый, миссис Чес. И не последний. За два года моей ординатуры, я слышал о восьмидесяти случаях, а некоторых даже видел… когда доктору Кларенсу было угодно взять меня с собой на вызов. Люди, знаете ли, часто путают это заболевание с проказой или простудой и зовут доктора… пока не понимают, что ошиблись. Так вот, у всех одно и то же. Скажите, сначала было легкое повышение температуры, сопровождавшееся потерей аппетита. Затем повышенная агрессия, потом появлялись мелкие трофические язвы – это значило, что болезнь вступила в завершающую стадию, когда поделать практически ничего нельзя. Ну и закономерный итог, который вам еще предстоит.
Верна слушала гостя со смешанным чувством гнева и тревожного любопытства.
– Так вы можете помочь моему сыну? – поинтересовалась она, едва Гарольд ненадолго замолчал.
– Эм… ну, – Гарольд стрельнул глазами туда-сюда. – Как бы вам сказать… Это неизлечимо.
– Как?
– А вот так. Изменения необратимы. Болезнь, конечно, изучается. Ей даже придумали название «Трофическая мутация Макбета». Я мог бы рассказать вам о ней еще немного, но не вижу в этом смысла. Выяснено, что болезнь можно купировать или серьезно замедлить мутацию, если захватить ее в самом начале. Еще когда на коже ничего нет. Есть лекарства, которые помогают…
– Какие? – Верна бросилась к молодому врачу, хватая его за руки. – Мистер Робинс, мне нужны эти лекарства… Виктор, слышишь? Лекарство от твоей болезни все-таки существует. Как оно называется? Где его достать? Сколько стоит?
Выкрикивая вопросы, Верна трясла гостя за грудки. Тому с трудом удалось вырваться.
– Да поймите же, миссис Чес, что это невозможно. – воскликнул он. – Вы опоздали. Оно помогает только на первом этапе, а у вашего сына уже третий. Он мутант. Он переродился. Такое не лечится. Это я вам как врач говорю. Как будущий врач, – тм не менее, поспешил уточнить он.
Смысл его слов не сразу дошел до Верны. Медленно, по одному пальцу, она отцепилась от Гарольда.
– Что же нам делать?
– Ничего. Тут ничего не поделаешь, – развел руками тот. – Могу только посоветовать обратиться к властям. Мутанта надо сдать чистильщикам. Но вы особенно не переживайте. Вам положена компенсация.
– А Виктору? Что положено ему?
– В-Виктору? – молодой человек покосился на странное существо в углу.
– Да. Что положено ему?
– Не знаю. Их забирают…
– Это мне известно. А потом?
– Я не знаю. Отвозят. На лечение. Есть… закрытая клиника… изолированная от внешнего мира.
– Какая клиника? – Верна почувствовала тревогу. Она прекрасно знала, что чистильщики забирают мутантов и просто заболевших, кого пока всего лишь подозревают в том, что они могут мутировать, и куда-то увозят. После этого всякая связь прерывается. Что потом происходит с этими людьми-нелюдями и их семьями – неизвестно. Общество питалось слухами, среди которых правда просто растворялась, как кусочек сахара в стакане чая. А ведь через два дома от них живет семья, у которой два с половиной месяца назад в неизвестном направлении увезли одного такого мутанта. Майкл Петерс, старший брат Сэмми, который работает вместе с ее Виктором. Вот бы его расспросить.
– Я не знаю, что это за клиника. Я просто слышал… разговоры в университете и позже, в кулуарах, о том, что разрабатывается лекарство… ставятся опыты и есть кое-какие результаты, но показания настолько нестабильны, что говорить о каких-то достижениях пока рано. Случаи выздоровления настолько редки, что… но они есть, миссис Чес и, как знать, может быть, вот прямо сейчас, пока мы тут с вами разговариваем, лекарство и получено? Вы должны поверить и немедленно сообщить о болезни вашего сына в полицию. Они вызовут чистильщиков и…
– Нет.
Верна метнулась, вставая между свернувшимся на подстилке сыном и гостем. В душе волной поднялся страх, перерастающий в панику.
– Ну, хотите, я сделаю это сам? – предложил Гарольд Робинс. – Только в этом случае вы не получите премию за донос. Только компенсацию. А вам, насколько я понимаю, нужны деньги?
– Нет.
– Но это противозаконно. Граждане обязаны сообщать властям обо всех случаях мутаций. Есть постановление правительства, принятое еще три с половиной года назад.
– Нет. Я сына не продам, – где-то глубоко под страхом начал нарастать гнев. Да что этот молодчик себе позволяет?
– Поймите, миссис Чес, это ведь уже не ваш сын. Это – мутант. И он может быть опасен, прежде всего для вас. Я не имею права принудить вас силой, но подумайте о своей безопасности. Бывали случаи, когда мутанты набрасывались на своих родных и друзей. Были жертвы… Миссис Чес, прошу вас. – он был готов на колени встать, но опасался, что не может быстро вскочить, если чудовище решит атаковать. Гарольду не приходилось видеть мутантов в действии – то есть, приходилось, конечно, на обязательной ординаторской практике, но издалека, и тогда ситуация находилась под контролем. – и он не представлял себе, что будет делать и успеет ли что-нибудь сделать.
Словно подтверждая его опасения, тень в углу шевельнулась.
– Миссис Чес. Сзади.
Не раздумывая, Гарольд метнулся к женщине, хватая ее за запястье и дергая на себя, пытаясь защитить или хотя бы оттянуть неизбежное. Но та стала сопротивляться с неожиданной силой.
– Нет.
Мутант рванулся вперед, но, успев вырваться, Верна кинулась к нему, распахивая объятия и закрывая собой.
– Нет.
Гарольд Робинс зажмурился, отшатываясь и упираясь спиной в стену. В подвале было слишком тесно, увернуться шансов нет. Заткнуть уши он не успевал, но надеялся, что тварь будет действовать быстро и…Почему он медлит? Почему не слышно хруста ломаемых костей, предсмертного хрипа, стука падения тела и почему, черт побери, он сам до сих пор не в когтях хищника? Холодный пот липкой струйкой потек по спине.
И тут он услышал голос. Человеческий голос.
– Нет, – голос был спокойный, негромкий, хотя и дрожал от сдерживаемых чувств. – Спасибо вам за предложение, мистер Робинс, но… нет. И уходите.
Низкий горловой звук, нечто среднее между бульканьем и ворчанием, подкрепил эти слова.
Гарольд открыл глаза и тут же закрыл их снова. И опять открыл, не веря увиденному.
Стоя на коленях, миссис Чес обнимала голову существа, которое распростерлось на полу, тихо скребя конечностями по земляному полу.
– От-тойдите от него, – попросил молодой человек. – М-миссис Чес…
– Нет, мистер Робинс, я не уйду, – ответила та. – Виктор не опасен. А вот вы… какой вы после того врач, раз отказываетесь нам помочь?
– Я не отказываюсь. – тем не менее, он подвинулся вдоль стены в сторону лестницы. – Я… предлагаю выход. Его должны увезти. Туда, где ему будет лучше. Где о нем будут заботиться, где он будет ждать лечения. Здесь и сейчас это невозможно, поймите. Что вы станете с ним делать без лекарства? Подумайте сами. Ведь вам нужны деньги.
– Виктор не опасен, – повторила Верна. – Но… я подумаю. А вы все равно уходите. Прямо сейчас. Я провожу.
Она осторожно отстранила от себя голову сына, встала, оправив платье. Гарольд смотрел на женщину во все глаза. Лишь раз покосился на мутанта. Тот лежал на полу на том же месте, где его оставили, безвольной куклой, подогнув под себя конечности и нелепо вывернув голову, но молодой человек не сомневался, что существо следит за ним одним глазом. Где-то в глубине, под черепом, таится… разум? А собственно, почему бы и нет? Что он сам, ординатор Гарольд Робинс, двадцати шести лет, знает о мутантах? Только то, что в них перерождаются заболевшие люди, и что они становятся агрессивны и опасны, а процесс мутаций необратим. Но…что, если это не вся правда? Или не совсем правда?
Верна Чес шагнула к нему, вставая между мутантом и гостем, потеснила к выходу. Гарольд подчинился. Он видел блеск ее глаз и понимал, что спорить с женщиной опасно. Но все-таки уже, выбравшись из подвала, уже практически на крыльце, сделал последнюю попытку:
– Миссис Чес, вы понимаете, что, скрывая у себя мутанта, нарушаете закон?
На него взглянули холодные глаза. В них больше не было ни страха, ни паники – только спокойствие.
– Виктор – мой сын, – отчеканила она. – А теперь – уходите.
Дверь захлопнулась.
Оставшись одна, Верна несколько минут простояла, прислонившись спиной к двери. Сердце тяжело колотилось в груди, нарастала тупая боль, которой прежде не было. Женщина стиснула зубы, пытаясь успокоиться. Для страха и сожалений времени нет. Она обязана быть сильной, хотя бы ради сына. У Виктора, кроме нее, никого нет. Как и у нее самой нет никого, кроме сына. Даже когда был жив муж, даже когда она еще была близка с родителями, доживающими свои дни в монастырском приюте для бедных – даже тогда они были вдвоем против целого мира. Не явно, не напоказ, но оба знали, что, случись что – от них могут отвернуться все. И только мать останется со своим ребенком, что бы ни случилось.
Случилось.
Доктор Кларен медленно вышел из комнаты, притворил за собой дверь. Сиделка протиснулась следом.
– Возвращайтесь на свое место, мисс Браун, – сказал тот. – И выполняйте мои предписания…
– До каких пор? – прямодушно спросила она.
– Вам сообщат. Осталось недолго. Надеюсь.
Женщина кивнула, попятилась.
Лорд и леди Фрамберг сидели в гостиной, куда доктор вошел минуту спустя. Единственным посторонним был молодой человек, которого доктору представили как племянника графа. Сейчас он скромно держался позади, и доктор Кларен чувствовал себя как дичь на загонной охоте. Обложили со всех сторон.
– Итак, мистер Кларен, – лорд Фрамберг был спокоен и деловит. – Как вы нашли Розу?
Доктор покрутил шеей. Его не было несколько дней, и за это время с больной девушкой произошли такие перемены, что, переступив порог спальни, он растерялся. Ему редко доводилось видеть подобное.
– Диагноз ясен, лорд Фрамберг, – промолвил он. – Это… м-м… Мы называем это трофической мутацией Макбета. Или, в просторечии, Макбетовой болезнью… Его светлость лорд Макбет выступал против, утверждая, что лучше бы в названии упомянуть врача, который первым описал ее симптомы и лучше прочих разобрался в ее проявлениях. Но…
– Мне не так уж важно, как называется эта болезнь, – сэр Генри вскинул ладонь, прерывая собеседника. – Меня интересует другое – можете ли вы как-то облегчить страдания нашей дочери?
Леди Элинор чуть-чуть прикусила нижнюю губу. Она сидела рядом с супругом настолько спокойная, что любому было понятно – графиня в ужасе. И даже ее вежливая полуулыбка вызывала тревогу.
– Страдания… ваша дочь не страдает, сэр.
– Но, – брови графа взлетели вверх, – мы сами слышали… Она испытывает боль и… вы, как врач, обязаны избавить девочку от этой боли. Пропишите ей лауданум или что там еще…
– Сэр Генри, – доктор вздохнул, – я хочу сказать вам одну вещь и, надеюсь, вы меня услышите. Ваша дочь больше не испытывает ни боли, ни страданий…
Леди Элинор застыла, сделав глубокий вдох.
– То, что находится в комнате… это не ваша дочь. Это… существо…
Теперь пришел черед задыхаться самому сэру Генри.
– Это существо… я затрудняюсь определить, чем оно является. И на данный момент весь ученый мир подпишется под моими словами. Исследования ведутся, но результаты… Мне о них ничего не известно. Да, когда-то оно было мисс Розой Фрамберг, но ее больше нет.
– Как – нет? А что же тогда там, наверху? В ее комнате?
Кивком головы испросив разрешения, мистер Кларен присел напротив хозяев в одно из кресел.
– Люди испокон веков спорили, что же такое человек, что делает человека – человеком, – заговорил он. – И все сходились на одном – внешний облик не главное. Порой под вполне благопристойной личиной, как под маской, скрывается настоящее чудовище, и, наоборот, под уродливой внешней оболочкой скрывается чистая любящая душа. Так вот, за те годы, когда велось изучение мутантов, ученый мир и богословы пришли к выводу, что, в данном случае, главное – душа. Тут мы, образованные скептики, полностью солидарны с отцами церкви, и между нами в кои-то веки раз не возникло разногласий, – доктор позволил себе улыбку. – У этих существ нет души. Их разум гаснет, они становятся в этом отношении хуже животных, ибо домашние любимцы, например, кошки или собаки, способны чувствовать, хотя и не могут мыслить. Но мутанты… они ничего не могут. Полное перерождение. Увы, мне жаль.
Леди Элинор с такой силой стиснула в кулаке платочек, что стал слышен скрип ткани.
– И каков ваш вердикт?
– Вашей дочери нет. Она мертва. И вам стоит избавиться от…тела.
– Нет, – прозвучало так тихо, что доктор подался вперед:
– Что, простите?
– Я сказал «Нет.» – ровным голосом, четко, как на собрании пэров, повторил сэр Генри. – Я вам не верю. Вы давний врач нашей семьи, но вы – только врач. И вы сами сказали, что ваши коллеги ведут исследования. Ваш диагноз… я соберу консилиум. Приглашу лучших специалистов. Я этого так не оставлю, слышите? Можете быть свободны. Вас проводят.
Доктор Кларен пожал плечами и поднялся. Что толку спорить? Он знает, на чьей стороне нелицеприятная правда.
