Текст книги "Иван Берладник. Изгой"
Автор книги: Галина Романова
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Да как же это? Да что же такое деется? За что мне на мои седины такой позор?
– Почто слёзы льёшь? – невесело усмехнулся ему Иван. – Ты-то, боярин, чай при своих остаёшься…
– При своих-то при своих, – вздохнул Пётр Ильич. – А ведаешь ли, который мне год? Восемьдесят девятый уже! Четвёртого князя переживаю – сперва Святослава Ярославича, потом Олега Святославича, потом брата его Давида, теперь вот внука Святославова… И за что мне такая судьба? Неужто доведётся и прочих детей Святославова корня в могилу проводить? Позор это, когда слуга господина своего переживает! В прежние-то годы…
Иван задержал шаг, оборачиваясь на двери княжеской ложни. Резануло память, что ни один из бояр не испытывал похожих чувств. Более того – тот же Улеб тысяцкий ныне вовсе остался в Киеве, будто и не его князь помирает. А с ним – Иван Войтишич, Лазарь Саковский и Василь Полочанин. Да и Мирослав Андреевич, справив посольство, уже спешит куда-то, словно есть у него дела важнее, чем Князева кончина.
«Слуга господина своего переживает!» – вспомнились слова. И Иван тихо воротился к княжеской ложнице.
Дверь была приотворена. Встав на пороге, Ростиславич не решился сделать дальше ни шага – как раз в это время княгиня Рогнеда привела ко Всеволоду детей.
Три мальчика – старшему, Святославу, уже шестнадцать, недавно женился, среднему, Ярославу, семь, меньшому, Владимиру, нет и четырёх – молча стояли перед смертным одром отца. Рослый Святослав старался казаться взрослым, это получалось у него уже хорошо. Двое других мальчишек были просто напуганы необычным видом отца, слезами матери, всем происходящим.
Всеволод долго смотрел на детей. Ещё бы два-три годика дала судьба! Поставить на ноги Владимира, добыть прочного удела Святославу. Ростиславу, дочку, замуж сговорить – вот тогда и помирать. А впрочем, и тогда он бы нашёл, за что цепляться.
– Ты, Святослав, – заговорил он наконец, – самый старший. На тебя оставляю мать и меньших братьев. Будь им опорой и защитой, как я был опорой и защитой братьям своим после смерти отца.
– Обещаю, – сглотнув, молвил Святослав ломающимся баском.
– Держитесь друг за друга, – продолжил Всеволод. – Зрите, как я со стрыями вашими дружно жил. В единстве сила. Не подымайте меча брат на брата. Землю свою держите в руце единой. Обещаешь?
– Ага…
– И… не реви, – поморщился Всеволод. – Не дитя уже…
Иван тихо отступил, прижимаясь к стене и жмуря глаза, чтоб сдержать нахлынувшие слёзы. Он сам потерял отца уже взрослым – был на несколько лет старше, чем Святослав. Но и тогда у него не было шансов на достойную князя судьбу. А что ждёт этих мальчишек? Не участь ли, худшая, чем доля изгоя?
5
Смерть Всеволода всколыхнула весь Киев. Казалось, город спал и встрепенулся, пробуженный ото сна. На Горе и на Подоле, перекликая друг друга, звонили вечевые колокола. Горожане вышли к Ольжичам, требуя, чтобы те приняли власть по городской воде. Даже когда на Горе именитые горожане целовали Игорю крест, на Подоле продолжало бушевать людское море. Опасаясь, что город встанет мятежом и пошлёт гонцов к другим князьям, Игорь и Святослав отправились на Подол.
Возвращались оттуда верхами, не спеша, повелев отрокам чуть отстать, чтобы посторонние уши не слышали беседы князей. Игорь был мрачен. У него с утра – должно быть, к дождю – разболелись ноги. В седле сидеть было неудобно, приходилось упираться в стремена. Потому и говорил с киянами его младший брат.
– Слыхал ли, брате, чего они требовали? – начал Святослав. – Дескать, наших тиунов, Тудора и Ратшу, скинуть да все дома их отдать на поток.
– Ворьё, – процедил Игорь. Все мысли его крутились сейчас вокруг лохани с травяным взваром, куда опустит он больные ноги в тщетной попытке уменьшить зуд. – Токмо и знают, что орать да кулаками махать!
– А не потрафишь людству – не быть тебе князем! – возразил Святослав.
– И чего ты им сказал?
– А что скажешь? Их выборные со мной, как с ровней, говорили – мол, скидавай тиунов да правь нами по всей нашей воле.
– Быдло, – проворчал Игорь. – Распустил их братец, вот они зубы и показывают…
– Не любят нас кияне, – Святослав, поскольку никакая хворь не мешала ему думать, мыслил здраво.
– А мне какое дело? – огрызнулся Игорь. – Всеволод мне Киев оставил! Сам Изяслав мне присягнул в верности! Не говорю уж о Вячеславе Туровском! Вот и буду княжить!
– Коли хочешь князем быть, то надо тебе либо твёрдой рукой власть держать, – Святослав покосился на напряжённые руки брата. – Либо роту соблюдать. А иначе скинут тебя, как пить дать. Да и призовут кого посговорчивее!
– Ты роту давал? – Игорь прямо взглянул на брата.
– Я.
– То-то! Я клятвы не давал, так мне и слово порушить не грех! А ты – крепись и помалкивай!
Игорь не знал, что Святослав был прав.
В те поры, когда шумели кияне на Подоле, требуя к себе нового князя, когда взбудораженные обманом – Ратшу и Тудора так и не наказали! – кинулись они на подворья ненавистных тиунов, собрался в тереме тысяцкого Улеба тайный совет. Бояре Иван Войтишич, Мирослав Андреич, Лазарь Саковский да Василь Полочанин порешили звать на княжение Изяслава Мстиславича, как лучшего среди Мономаховых внуков. Надежды на слабого, не сумевшего удержать Киев после смерти Ярополка, Вячеслава Владимирича не было. Юрий, последний сын Мономаха, был слишком далеко, да и не слишком-то боярами любим за вздорный и крутой нрав. А Изяслав, старший сын Мстислава Великого, был лучшим и сидел ближе всех, в Переяславле – вотчине, которую издавна получал наследник великого князя. К нему и были отправлены гонцы.
«Ты есть наш князь! – писалось в тайной грамоте. – Приди и владей нами!»
Упустить такого случая Изяслав не мог. В своё время упал к ногам его деда Мономаха Киев после смерти Святополка Изяславича, хотя старейшим в роду был двухродный брат Давид Святославич. Так отчего же ему не взять то, что само идёт в руки?
Как раз, чуть-чуть обогнав боярского гонца, прибыл от Игоря посол, боярин Данила Великий. Он ждал от Изяслава клятвы новому князю. Вместо учтивого ответа Изяслав повелел схватить боярина и держать в заточении, чтобы тот не успел предупредить Игоря о походе, и на другой же день выступил из Переяславля к Киеву.
– Нет, ты только подумай! – бушевал Игорь в тереме, забыв от волнения о больных ногах. – Он призвал под свои стяги Поросье! И Белгород! И Василёв! И Треполь! И Саков! Куды Лазарь смотрел, когда его тысяцкий из города увёл дружину?
– Так Лазарь-то тут, неотлучно подле тебя, – вставил Святослав.
Он сидел на лавке, а Игорь метался по горнице, прихрамывая на опухших ногах.
– Он идёт! Идёт, – повторял великий князь, как заклинание. – Клятвопреступник! Ведь брату моему крест целовал, что признает меня за великого князя!
– Брату – не тебе, – осторожно молвил Святослав.
Больные ноги дали о себе знать, и Игорь со стоном повалился на лавку.
– Я того так не оставлю! – проворчал он. – Всеволод рати собрал, чтоб на Владимирку Галицкого идти, да по сёлам не успел распустить. Я соберу да и ударю по Изяславу. Не станет он спорить с великим князем. И все узнают, чей верх!
Святослав послушно кивал. Он всей душой желал Удержать Игоря на великокняжеском столе, ибо понимал, что слабый здоровьем Игорь – даже с коня сойти Не мог на Подоле, так болели ноги! – без его помощи И совета никуда. А значит, и он будет княжить. Бывало же, когда три Ярославича были на престоле. Так Почему не быть двум Ольговичам?
По мере того, как приближался к Киеву Изяслав, принимая день ото дня всё новые полки от городов Киевщины, всё больше суеты было и в самом Киеве. Бояре вооружали отроков, князья подтягивали свои дружины.
В канун боя Иван Ростиславич сидел со своими берладниками в трапезной Иринина монастыря. Берладники жили шумно. Они привыкли дома чувствовать себя хозяевами, вот и сейчас за обедами звучали порой разудалые песни, невзирая на начавшийся Успенский пост, лилось рекой вино, носы монахов дразнил мясной дух. Покамест был жив Всеволод, монахи терпели гостей, но последние дни смотрели косо и разве что не плевались, как при встрече с нечистой силой.
– Чего, княже? Заутра бой? – подначивали Ивана дружинники.
– Бой, други. За князя встанем.
– Ты – наш князь! – Мирон, слегка захмелев, толкнул Ивана в плечо. – За тебя – все горой! За князя Ивана!
– За Ивана Ростиславича! За князя! – раздались в трапезной голоса.
– Веди нас в бой! За тебя костьми ляжем! По-своему любили Ивана берладники. За то, что мог бы жить в палатах, а сидел с ними. За то, что ел и пил за одним столом. За то, что плечом к плечу стоял против половцев, что со всеми грабил торговые караваны, что жил по берладской неписаной правде и совсем не походил на тех князей, от чьих неправд убежали их отцы и деды на Дунай. Любили его ещё и потому, что в чужой для них Киевщине без него некуда им было податься, а ворочаться в Берлад с пустыми руками охотников не было. Любили и за то, что рано или поздно, а станет он князем и приблизит к себе тех, кто прошёл с ним весь долгий трудный путь.
Мясо было подъедено, в корчагах вместо вина и пива на дне плескалась муть. Все были сыто-пьяны, когда Иван встал из-за стола.
– Пора и честь знать! – поклонился он тем, кто ещё смотрел осмысленно. – Заутра бой. Отдыхайте. Подниму до света! – и вышел на свежий прохладный воздух.
Ночевал он всё же отдельно – выделил ему игумен Спиридон келью. Перебираясь сперва по галерее возле трапезной, а потом двором, Иван всей грудью вдыхал чистый воздух. Месяц зарев ещё дышит летом, днём жара, а ночью уже предосенняя прохлада. Небо усыпано частыми звёздами, поперёк протянулась серебристо-белая полоса Небесного Шляха. Заглядевшись на неё, Иван остановился.
Неслышные шаги отвлекли его от дум. Монах был совсем близко. Иван шевельнулся, выходя из тени, и чернец отшатнулся, крестясь:
– Тьфу, нечистая сила!
По голосу Иван признал брата Ананию, первого помощника игумена Спиридона.
– Аль напужался, отец?
– За грехи вы нам посланы, иродово племя, – проворчал брат Ананий. – Батюшка игумен наш по доброте душевной вас приютил, а вы, аки псы неблагодарные, только братию смущаете! Ни постов для вас нету, ни уклад монастырский не уважаете.
– Чем же мы не уважаем? – обычно Иван не спорил с монахами, но хмель ещё гулял в голове. – Аль в Божьем храме творим непотребное? Аль бесчинствуем?
– Сами вы суть непотребны! – зашипел отец Ананий. – В пост скоромное вкушаете, вино и меды без меры пьёте, а после песни бесовские горланите. Креста на вас нету! Вот молви мне по совести – кто из вас на исповеди был? Кто хоть раз обедню всю отстоял? Живёте в монастыре, а устав монастырский как не про вас писан!
Так мы ж миряне! Это вам, монахам, пристало молиться да плоть постами изводить. Мы люди грешные…
– Вот и гореть вам в аду за ваши грехи! – воскликнул отец Ананий. – Пробудит Господь разум отца игумена – выгонит он вас взашей, беззаконники! Анафеме будете преданы за дела гнусные!
Иван, даже если и знал о грешках, которые водились за его воинами, не признавался в сём знании даже себе. И сейчас он решительно покачал головой:
– Не сердись, отец Ананий! Завтра бой. Как знать – может, не судьба нам будет в твой монастырь воротиться. Тогда и успокоимся – мы в земле, а ты в келье своей.
– Перед смертным боем, – чуть смягчился монах, – надобно исповедаться да причаститься. А вы?…
– Так последний раз живём! Чего ж жизни не порадоваться?
Не став продолжать спор – известно ведь, что спорить с грешником – самого себя вводить в искушение, – отец Ананий ушёл. Иван остался под звёздным небом. Ему не спалось. Он думал о завтрашнем дне.
Наутро мысли исчезли. Даже вставая со своей дружиной рядом с княжескими полками, Иван ни о чём не думал. Голова была пуста. Фырканье коней, перестук их копыт, хлопанье на ветру стягов, людской гомон, позвякивание оружия – всё сливалось в неясный гул.
Совсем близко было Надово озеро. Чуть в стороне, на холмах, издавна чтимых как Олегова могила, встали кияне. Там была большая часть городских бояр. Их дружины защищали Жидовские ворота.
Полки Изяслава – русские впереди, плотной стеной, конница чёрных клобуков [12]12
Чёрные клобуки – племенной союз остатков тюркских кочевых племён – печенегов, тюрков, около середины XII в. Защищали южные границы Руси.
[Закрыть] с Поросья рассыпалась, словно два широких крыла, охватывая озеро и поле боя с двух сторон, – стали обходить Надово озеро.
Игорю опять недужилось. С утра парило, было душно. Вдалеке клубились тучи, намечая грозу, и с приближением её уже не помогали ни отвары целебных трав, ни растирания, ни заговоры. Как нахохлившийся ворон, сидел Игорь в седле под своим стягом, а Святослав, вытягивая шею, говорил:
– Ну и глуп Изяслав! Сейчас он встанет у берега озера, тут Улеб с киянами ударит ему в бок, а мы спереди. Сомнём, окунем в холодную водичку – враз остынет! Да коли отрезать от клобуков – вовсе наш верх будет!
– Клятвопреступник, – проворчал Игорь и перекрестился. – Господь на нашей стороне!
Третьим под княжескими стягами был юный Святослав Всеволодич, сыновец двух братьев. Бездетный Игорь взял осиротевших сыновей Всеволода под своё крыло и повёл отрока в битву, чтобы тот с малых лет привыкал к войне. Юнец тревожно водил взглядом по сторонам, стараясь не показать, как ему страшно.
– Мы, правда, одолеем? – тихо вопрошал он.
– Не гомозись! За нас Господь! – утешал Святослав Ольжич.
Но в это время Изяславовы полки встали против Ольговичей. В княжьем стане заиграли в рожки и сопели, командуя бой, и тут произошло непредвиденное.
Ни Игорь, ни Святослав сперва не поняли, в чём дело. Кияне плотной стеной сдвинулись с места, словно не могли утерпеть. Усилившийся ветер донёс слитный рёв сотен глоток, а потом стяги Ольжичей куда-то делись, и на их место взвился Мономахов стяг! Развернувшись за ним, кияне ударили в бок княжьей дружине.
– Измена! – воскликнул Святослав. – Улеб! Что Же ты? Улеб!
– Господь с нами! – Игорь вдруг выпрямился в седле. – Он поможет покарать клятвопреступников! И малым числом побеждают! За мной!
Торопясь, пока Изяслав не обошёл озера, Игоревы дружины ударили навстречу. Место было выбрано удачное – заболоченная низина, через которую протекала речка. Если бы загнать Изяслава с его дружиной в это болото, ни киянам-изменникам, ни прочим полкам это не помогло бы. Оставалось всего ничего – короткая яростная сшибка, но…
Чёрные клобуки налетели, как стая коршунов, атаковали на всём скаку, сминая княжескую дружину и оттесняя в дебри. Ещё можно было прорваться на сухое место, но туда, успев вовремя, уже встал Изяслав. Переяславльцы закрыли выход из болота, добивая Ольжичей.
Ещё когда ударили клобуки, юного Святослава отрезало от стрыев. Дружинники отца окружили юношу, защищая его от сабель и стрел и повлекли прочь. То один, то другой ратник падал, пронзённый стрелой или разрубленный мечом, но оставшиеся в живых только теснее смыкали ряды. Последний десяток сумел вырваться из горячки боя и помчал перепуганного Всеволодича прочь от Надова озера.
Братья Ольжичи не мыслили о сыновце. Пригнувшись к гриве коня, Святослав яростно прорубал себе и Игорю путь к спасению. Ещё можно было уйти на соединение с Давидичами. Те хоть и затребовали за верность много городков и сел, но помощь обещали. Прискакать в Чернигов, совокупиться с родичами, поднять Новгород-Северский и Курское Посемье и начать всё сначала… Только бы выбраться из проклятого болота!
Братья сумели! Почти вся дружина легла, защищая князей. Едва десяток воинов оставался с Ольжичами. Где-то там ещё кипел бой – там добивали, оттесняя в озеро, остатки дружин, а Святослав спешил уйти подальше, пока Изяслав не опомнился и не выслал погони. Они скакали, а по лицам и спинам хлестали струи проливного дождя.
– Игорь! Игорь! – кричал Святослав на скаку, замечая, что брат отстаёт. Тот отчаянно погонял коня, но не мог сжать коленями конские бока, и жеребец упрямился. Удила рвали нежный рот, бока обжигала плеть и, получив очередной удар, конь не сдержался и поддал задом. Нетвёрдо сидевший в седле Игорь кулём вывалился и упал наземь.
– Игорь! – Святослав осадил коня, заметив, что брата рядом нет.
Ливень закрыл от него упавшего брата. Тот барахтался в стороне от тропы, на мягком кочкарнике, не имея сил встать на опухшие ноги, – каждое движение причиняло боль. Он смутно слышал крики Святослава и пополз, как думал, на них, а на самом деле в сторону, вглубь болота.
Затопотали копыта – на Святослава выскочил Игорев конь с пустым седлом. Князь покачнулся в седле.
– Игорь… – прошептал он, представляя брата пронзённым стрелой.
Вдали замелькали всадники. Это могла быть только погоня. Подстрелив одного князя, они не остановятся и, как волки за подранком, будут идти по следу.
– Прощай, Игорь, – Святослав махнул шапкой и пришпорил своего коня. Брату он ничем не мог помочь. Надо было заботиться о себе.
Святослав и десяток уцелевших воев скакали чуть ли не до ночи. Земля раскисла от ливня, который перестал лишь перед закатом. Измученные всадники остановили коней на берегу Днепра, забившись в какой-то лесок. Следовало передохнуть, чтобы назавтра искать переправы через Днепр.
Запалили костерок, вокруг которого столпились, Дыша дымом. Сырой валежник горел плохо. Скоро люди пропахли прелью, но упрямо грудились у огня. У многих на глазах были злые слёзы, и можно было притворяться, что это дым выедает очи. Святослав сидел на брошенном в грязь седле, закрыв лицо руками. Игорь мёртв, сыновец Святослав Всеволодич наверняка в плену. Дружины нет, казну захватил Изяслав. Проклятые Мономашичи! Опять празднуют победу! Был бы жив Всеволод…
– Скачут!
Святослав вскинул голову. Дождь перестал, и в притихшем лесу отчётливо слышался приближающийся топот копыт. Судя по всему, к ним приближалась чуть не сотня всадников.
Уцелевшие дружинники вмиг сомкнули вокруг Святослава кольцо, готовые драться до последнего. Скакать в ночь – поломаешь коням ноги и падёшь в позорном бегстве. А так… хоть совесть чиста.
Но всадники, подскакав, сдержали коней. Один выдвинулся вперёд, вскидывая руку.
– Князь с вами?
– Вот он я, – Святослав с усилием выпрямился, шагнув вперёд.
– Княже? – всадник скатился с седла. – Ты живой?
– Берладник? – не поверил тот своим глазам, раскидывая руки для объятия.
Глава 4
1
Нерадостным было возвращение Святослава в Новгород-Северский. Кабы не берладники Ивана Ростиславича, что охраняли его всю дорогу, жизнь казалась бы ему черна. Ни брата, ни сыновца, ни княжения, ни казны. Иван рассказал мало – его берладники сперва бились, а когда княжеские дружины оказались разбиты, порешили спасаться. Они не полезли на стрелы чёрных клобуков и столкнулись с киянами. Прорваться сквозь их строй оказалось проще. Они мчались кружным путём и лишь чудо помогло им отыскать Святослава. Иначе пришлось бы дружине поскитаться по земле, отыскивая, где бы преклонить голову.
Загодя в Новгород-Северский был отправлен гонец, и торжественной встречи не было. Не звонили колокола, не толпился по улицам народ, не теснились возле княжьего терема бояре. Только княгиня, Мария Внездовна, новгородская боярышня, выскочила на крыльцо, всплеснув руками, упала на грудь спешившемуся Святославу и завыла в голос, как волчица.
– Ну будя реветь-то, – Святослав похлопал её по спине и поволок в терем. Слушать вой жены сейчас было тягостно.
Иван со своими оставался на дворе, пока не вышел к ним дворский, маня рукой:
– За мной ступайте.
В гриднице их усадили за длинный стол, повариха выставила несколько мис с похлёбкой.
Утомлённые долгой дорогой, когда дремали в сёдлах, спали вполглаза и жевали всухомятку, берладники ели молча, быстро и жадно. Сталкивались ложками в мисах, вылавливая куски мяса и гущу. Сложив толстые красные руки на переднике, повариха с удивлением смотрела на парней.
– Вы кто ж такие будете? – заговорила она, когда ложки стали мелькать помедленнее, а некоторые трапезники заотодвигались от стола.
– Берладники.
– Это где ж такое?
– На Дунае.
– Мы князя Ивана Ростиславича люди, – сказал Мирон.
– А князь ваш тогда где?
– Я князь, – Иван отложил ложку, взглянул на повариху.
Та чуть не упала от удивления. Иван сидел, стиснутый с боков двумя своими дружинниками, с таким же голодным блеском в глазах, такой же усталый и помятый после дороги. Разве что по платью отличишь, что не простой воин.
– У нас в Берлади все такие, – сказал Иван в ответ на изумлённый взгляд.
Осенние ненастные дни как нельзя лучше отвечали тягостным думам Святослава Ольжича. Конец зарева-месяца потонул в ливнях, дороги размыло, реки выходили из берегов. Поэтому вести запаздывали. Многие князья сидели по домам, пережидая непривычно мокрую пору.
На другой день после Воздвиженья прискакал в Новгород-Северский бывший огнищанин Всеволодова двора, что под Вышгородом. Он повестил, что сотворилось в Киеве.
– Кияне Изяслава Мстиславича своим князем величают, молебны за его здравие служат, – говорил гонец, стоя перед Святославом с понурой головой. – А о тебе и брате твоём и слышать не хотят. Дворы ваши грабили, жгли, холопьев насмерть рубили.
– Что же, князь Изяслав сие непотребство допускает? – Святослав похолодел, представив, что может потерять не только власть, но и добро.
– Нет. Изяслав, говорят, милостив. Тех бояр, что за тебя стояли, да в битве в полон попали, велел отпустить за откуп.
– Три шкуры небось содрал, – Святослав мысленно прощался со златом-серебром в сундуках, с мехами и кожами в клетях, с бочками мёда в медовушах.
– С кого как, – уклончиво ответил огнищанин. – Сыновца твово…
– Святослава? Всеволодова сына? – встрепенулся Новгород-Северский князь. – Живой он?
– Как не быть живу! – огнищанин перекрестился. – Я, как услыхал ту весть, в церкву побежал, свечу Богородице во здравие поставил… В Иринин монастырь укрылся отрок. Хотел в ночи до тебя скакать. Да, слышь, отец Ананий его выдал… Токмо князь Изяслав, когда привели сыновца твово к нему на погляд, ничем отрока не обидел. Принял, как сына, обласкал и, слышь, даже дружину его оставил.
Святослав перекрестился с облегчением. Вдова Всеволодова, Рогнеда, ещё прежде удалилась в Путивль с младшими детьми. Ей будет радостно узнать, что её старшенький жив. Эх, Игорь-Игорь… Не сумели мы с тобой отстоять семью…
– И ещё одна весть для тебя добрая, – словно читая князевы мысли, продолжал огнищанин. – Сыскался брат твой, Игорь Ольгович.
– Как? Игорь жив? – Святослав вскочил со стольца.
– На четвёртый день только в болоте насилу сыскали, – повинился огнищанин. – Изяслав его не то, что Святослава Всеволодича – пред очи свои не пожелал представить. Спервоначалу твоего брата в Выдобичах держали, а после отвезли в темницу при Иоанновой обители, что в Переяславле.
При этой вести Святослав, как подкошенный, рухнул обратно на столец. Брат жив – но он пленник! Слишком хорошо все князья ведали, что это значит. Ибо не так-то просто князю отпустить другого князя на свободу. Да и не возвращали свободу пленным князьям.
Затаившись, как зверь, жил Святослав в Новгороде, слал гонцов по дорогам и в ближние сёла-городки, чтобы слушали и доносили, что деется на Руси. Боярина Петра Ильича отправил аж в сам Чернигов – старец сам упросился в дальнюю дорогу. Всё равно у него под Черниговом в Оргоще и Гуричеве были угодья и нужен был хозяйский догляд. Да и родич Петра Ильича сидел в боярской думе у Владимира Давидича, старшего из братьев. Надеялся Святослав, что братья вспомнят о том, что они с Ольжичами родня, и помогут в трудный час.
Покамест вести приходили добрые. Изяслав Мстиславич, урядившись с киянами и поцеловав им крест, занялся делами – убрал Всеволодовых тиунов, понаставив своих, добро Ольжичей роздал и заключил мир с половецкими ханами. Но сидевший в Турове Вячеслав Владимирич, Изяславов стрый, решил, что по роду ему должно сидеть на золотом столе. Сыновец Изяслав должен был уступить Киев старшему в роду, а Вячеслав после смерти брата Андрея стал старшим Мономашичем. И Вячеслав выступил к Киеву, попутно сажая на столы своих наместников. Совсем уже было успокоившийся Изяслав вынужден был идти на Туровского князя войной.
Получив эту весть, Святослав с облегчением перекрестился и поспешил поставить в церкви большую свечу Пресвятой Богородице, но малое время спустя доверенный человек из-под Вышгорода принёс горькую новость. Изяславу удалось одолеть старого дядю. Тот удалился в изгнание в назначенный ему Дорогобуж, а все его наместники и даже сам епископ Туровский Иоаким были в цепях приведены в Киев. На освободившийся стол Турова был посажен младший сын Изяслава, Ярослав. Его первенец Мстислав находился в Переяславле. И теперь уже ничто не могло отвлечь нового Киевского князя от своих давних противников – Ольжичей.
В начале груденя-месяца в Новгород-Северский въехал ещё один гость. Уютный возок, внутри обложенный мехами, подкатил к красному крыльцу. Двое отроков низко склонились, помогая выбраться почтенному старцу. Тяжело опираясь о резной посох, с трудом переставляя немощные ноги, старец одолел лестницу, постоял на гульбище, отдуваясь, и прошёл наконец в терем.
Святославу успели доложить о госте, и он вышел навстречу сам, уважая старость боярина.
– Пётр Ильич! Вот уж не чаял увидеться! Вот радость-то…
Князь действительно был рад видеть старого слугу дома. Помнил его с детства, когда тот служил Олегу Святославичу, встречал в палатах брата Всеволода, и вот теперь…
– Не с радостью я прибыл, – слабым голосом осадил его Пётр Ильич, осторожно опускаясь на лавку. – Небось поспешишь погнать меня за порог с такой-то вестью…
– Да за что же гнать тебя? Аль ты мне не слуга?
– Слуга, да только за дурные вести слуг карают, – покачал головой старик. Волос его был тонок и бел и казалось, что это сам Дед-Снеговик вошёл в палаты. – Из Чернигова я к тебе прибыл.
– И что за дела там, в Чернигове? – Святослав сразу заподозрил неладное. По уговору, старику бы дома сидеть, старые кости у печи греть, кисель попивать да князю грамотки отсылать с надёжными людьми, а он сам прискакал, себя не пожалев.
– А дела все супротив тебя, княже! Намедни был гонец от Изяслава к Давидичам – звал великий князь их к себе на снем. Братья-то и с боярами совета держать не стали – собрались и поехали.
– В Киев? – упавшим голосом вопросил Святослав. – Что за дела у них в Киеве?
– Чай, не на кару приглашал великий князь, – осторожно молвил Пётр Ильич. – Меды распивать поехали…
Святослав замер, глядя в одну точку, как громом поражённый. Ещё недавно, на Покрова, слал он бояр к братьям Давидичам – велел снести богатые дары. Передавал Петру Ильичу наказы, как склонить их к союзу. На старика он надеялся, да и живы были ещё сыны и внуки отцовых бояр. Помнили они, как дружны были Олег и Давид Святославичи, могли при случае замолвить слово. Не смогли. Или не захотели.
Меды распивать поехали… От мыслей таких черно было в душе. Ни слова не сказав Петру Ильичу, Святослав поднялся и, пошатываясь, как пьяный, пошёл к себе.
В покоях встретила Мария – кинулась было на грудь, обнимая за плечи и заглядывая в глаза, но Святослав молча отстранил жену. Прошёл к оконцу и сел, глядя на двор и видневшиеся ворота.
Крепки, видать, и сладки были меды у нового Киевского князя. Не прошло и двух седьмиц, как прискакал на княжий двор гонец. Ладный витязь, назвавшийся Рядилой, уверенно прошёл в палаты, дождался выхода Святослава и с коротким поклоном подал ему грамоту с печатью.
– Князь Изяслав Давидич с братом Владимиром из Киева тебе грамоту сию шлют, – сказал он. – Ежели ответ будет, велено мне его дождаться и назад отвезть.
Больно резануло по сердцу – черниговские князья пишут из Киева! Святослав порвал шнурок, стягивающий пергамент. Ровно выписанные строки поплыли перед глазами.
«Володей волостью своею, аще Новград-Северский намо отдай, а от брата отрекись», – было в грамоте.
Свернув пергамент, Святослав поднял глаза на гонца. Тот стоял, подбоченясь, словно не было за его спиной сотни дюжих молодцов, словно нет на земле такой власти, которая могла приказать скрутить ему за спиной руки и бросить в поруб. И ведь не было! Стоял за ним Изяслав Мстиславич Киевский и братья Давидичи и ещё бог весть сколько князей, ополчившихся на него, последнего Ольжича. Отдать Новгород-Северский и отречься от брата…
– Пожди здесь, – стараясь, чтобы голос не дрогнул, прошептал Святослав и неверной походкой, чуть не задевая за стены, побрёл прочь.
Жена Мария и дочь Агафья испуганно подняли на него глаза. Недавно лишь, после смерти первой жены, половчанки Осулуковны, тоже крещённой именем Марии, женился князь Святослав на новгородской боярышне. Несколько лет не было у них детей, и за эту пору успела вторая Мария стать приёмной матерью двум старшим детям Святослава – первенцу Олегу и дочери Агафье. Недавно только родила Мария Внездовна долгожданную дочь и незадолго перед отъездом мужа в Киев повинилась, что тяжела второй раз. Сейчас, в конце осени, живот её понемногу круглился, бережа новую жизнь.
– Чего приключилось, батюшка? – дрогнувшим голосом вопросила Мария.
Князь присел рядом с женой и дочерью, поглядел на них. Потом осторожно коснулся ладонью живота жены:
– Толкается?
– Кажется, да, – засмущалась Мария. – С утра примерещилось будто… И недавно – словно ножкой ударил. Должно, мальчик.
– Мальчик, – эхом отозвался Святослав.
– Сын тебе будет, княже, – разулыбалась княгиня. – Непременно сын!
– Сын, – повторил Святослав, уплывая в свои невесёлые думы.
– Ты что? – Мария схватила его руку. – Аль недужится?
– Здоров я, – Святослав вырвал руку, встал. – Олег где?
– На подворье, с отроками, – ответила Мария. Не прибавив более ни слова, князь вышел.
Сын обнаружился на заднем дворе – играл с отроками. Среди детских было у него немало друзей неразлей-вода. Только по платью и повадкам и угадаешь, кто княжич.
– Олег! – окликнул с высокого крыльца отец. Отрок с неудовольствием оставил игру, взбежал по ступеням. Святослав оглядел худощавого жилистого парнишку с половецким круглым лицом и раскосыми глазами. Свита его была выпачкана в грязи, на щеке темнел развод грязи, волосы стояли дыбом, руки в цыпках.
