Текст книги "Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире"
Автор книги: Галина Калинина
Жанр:
Религиоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Сила веры не в том, что она помогает отказаться от земных благ. Она сама по сути своей уже отказ от земных благ, вернее, непризнание за земным миром блага.
Это пугает. Представьте себе отказ от всего земного, подчеркиваю – от всего. С чем мы окажемся? Чем можем мы заменить образовавшийся вакуум? У кого из нас хватит веры на все это пространство?
Большинство из нас до судорог, до исступления любит жизнь, это земное существование, тяжелое, бедственное, неуклюжее существование.
Мы говорим, как некогда Блаженный Августин: «Господи, дай мне целомудрие», а мерзкий голосочек в душе подшептывает: «Но только не сейчас, а немного попозже».
Мы говорим о том, как сложно бороться со страстями, с греховными наклонностями. Разве так уж сложно? Было бы желание. Это все тот же неоднократно заводившийся разговор о том, что Господь каждому готов даровать Царствие Небесное. Ну, берите же. Ну, кому нужно целомудрие – пожалуйста. А мы сидим на своих диванах, и все тот же гаденький голосочек говорит: «Только не сейчас, потом, завтра». Потому что хочется нам вовсе не Царствия Небесного и не целомудрия. По-настоящему нам хочется вкусной еды, женщин/мужчин (нужное подчеркнуть), денег и т. д.
Вот он, вопрос веры. Да кто же из нас верит по-настоящему, что Царствие Небесное – это главное и самое важное? Так оно и выходит, что веры нет. Есть только слабое, не очень уверенное представление о том, что это так. Это понимание существует преимущественно на уровне рассудка и порой маячит в душе, но, по большому счету, к вере имеет очень отдаленное отношение. Иногда, правда, пробивается еще слабый голосок совести, который мы старательно заглушаем разнообразными выгодными доводами. Но если ты веришь, что жить надо для Царствия Небесного, то никак иначе жить не будешь, просто не сможешь.
Вспоминается фильм А. Тарковского «Сталкер»[79]79
Авторский сценарий создан по мотивам романа А. и Б. Стругацких «Пикник на обочине».
[Закрыть] с его чудесной комнатой, в которой исполняются желания. Оглядываешься по сторонам, и кажется, что вся жизнь представляет собой подобие этой чудесной комнаты. И каждый из нас получает то, что хочет: просящим дается и стучащим открывается (здесь нет никакого переносного смысла, слова сказаны совершенно буквально). Только почему-то никто не просит ни целомудрия, ни смирения, ни прочих духовных благ. Мы проходим мимо них, оставляя на «потом».
«Кто ж не верует в Сына Божия? – Не только тот, кто открыто, решительно отвергает Его, но и тот, кто, называясь христианином, проводит греховную жизнь, гоняется за плотскими наслаждениями; тот, у кого бог – чрево; тот, у кого бог– серебро и золото; тот, у кого бог – земная слава; тот, кто почтил земную мудрость, враждебную Богу, как бы бога... Вера мертвая, признание Христа одним невольным умственным убеждением, может быть и принадлежностью бесов! Такая вера послужит верующему только к большему осуждению его на суде Христовом. Вера в Евангелие должна быть живая; должно веровать умом и сердцем, исповедывать веру устами, выражать, доказывать ее жизнью. Покажи ми веру твою отдел твоих, говорит Апостол хвалящемуся одною мертвою верою, одним голым знанием бытия Божия».
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
Как обрести веру? Неверующий скажет: «Я не верю, вот когда я поверю, тогда и приду в храм. Если я сейчас пойду, то это будет неискренне». И почти невозможным оказывается объяснить, что вера не сможет попасть в его сердце, пока он не откроет дверь. Тут такой парадокс с точки зрения бытовой логики. Замкнутый круг: человек не верит, потому что не хочет верить, и не хочет верить, потому что не верит. На это можно ответить теми же словами прп. Амвросия, которые он сказал и о стяжании любви: «Если хочешь обрести веру – поступай так, как будто ты ее имеешь. И Господь, видя твое желание, подаст тебе веру». Иными словами, исполнение евангельских заповедей вселяет в сердце человека Христа, а значит, и саму веру.
«Слушай Евангелие, говорящее тебе, и святых Отцов, объясняющих Евангелие; слушай их внимательно, и мало-помалу вселится в тебя живая вера, которая потребует от тебя исполнения евангельских заповедей, за это исполнение наградит надеждою несомненного спасения. Она соделает тебя на земле последователем Христовым, сонаследником Его на небе».
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
Столь же неоднозначно обстоит дело и с ересью, или ложной философией. В рафинированном виде грехи эти – нечто подобное поступку Ницше или какого-нибудь Секо Асахары. Но если говорить о более скрытых вариантах, то почти у каждого из нас нет-нет да обнаружится парочка завалящихся «собственных» мыслишек на тему Православия. Даже не говоря о варианте половинного принятия веры, вроде этого: «В Бога верю, но в храм ходить не буду», который конечно же к истинной религии имеет мало отношения, – почти каждый пытается сформулировать Православие как-то по-своему, наиболее комфортным для себя способом, отодвигая неудобные, «не самые важные» для себя вещи на задний план, а более удобные выдвигая на передний. И нередко подобные измышления заводят довольно далеко, к прямому искажению догматов и истин Церкви – к ереси.
Борьба с гордыней – дело крайне сложное. И приступать к этой борьбе можно только с отчетливым пониманием, что самостоятельно человеку с демоном гордыни не справиться. Фактически и борьба вся заключается в этом самом осознании собственного бессилия и ничтожества, в отказе от попыток совершить что-то только своими силами и обращенной к Господу молитве о помощи.
«Итак, очевидно, что никто не может достигнуть последнего предела совершенства и чистоты иначе как смирением истинным, которое он, видимо свидетельствуя пред братиями, изъявляет также и пред Богом в сокровенностях сердца своего, веруя, что без Его покрова и помощи, в каждый момент его посещающих, никак не может он достигнуть совершенства, которого желает и к которому с усилием течет» (прп. Иоанн Кассиан Римлянин).
В отличие от описания борьбы с остальными страстями, св. отцы дают не так много советов по борьбе с гордыней. Основные виды оружия: раскаяние, пост, молитва и поступки, которые через отречение своей воли ведут к смирению (то есть св. отцы учат поступать так, как надо, по совести, а не так, как указывает гордый ум).
Преподобный Нил Синайский пишет:
«Не забывай своего падения, хотя и покаешься; но поминай о грехе твоем плачем, к смирению твоему, чтоб, смирившись, по необходимости отсечь тебе гордость. Не взирай на падших с кичливым помыслом, надмевающим тебя будто судью, но себе самому внимай помыслом трезвенным, – испытателем и оценщиком твоих деяний».
«Начало смиренномудрия – покорность», – говорит прп. Ефрем Сирин. Эти слова очень важны для борьбы с гордыней, потому что один из немногих способов бороться с этим демоном на внешнем уровне – это послушание. Для начала – послушание родителям и старшим по званию. А в конечном итоге – послушание по отношению ко всем ближним.
«Один брат сказал: «Просил я себе у Господа помысл смиренномудрия, чтобы, когда брат мой прикажет мне сделать что-нибудь, говорил я помыслу: «Это господин твой, слушай его»; а если прикажет другой брат, опять говорил: «Это брат господина твоего». И если прикажет ребенок, и тогда говорил: «Слушай сына господина своего», – и таким образом, противясь чуждым помыслам, при содействии благодати, безмятежно делал он дело свое» (прп. Ефрем Сирин).
Святые отцы указывают еще один способ борьбы с гордостью – прошение милостыни. Под этим можно понимать не только стояние на паперти: милостыня – это просьба о милосердии, просьба признавшего себя слабым к тому, кого он признает сильнее, важнее, могущественнее себя. Гордец никогда не попросит о помощи, он предпочитает, чтобы были ему должны, нежели самому находиться в долгу. Он всегда крайне тяготится своим бедственным положением, любой зависимостью. Обратиться за помощью для него величайший подвиг. Св. Ефрем Сирин пишет: «Ничто так не смиряет душу, как пребывание в нищете и пропитание подаянием».
Удивительно то, что противоположной гордыне добродетелью святитель Игнатий Брянчанинов называет не смирение, как было бы логично предположить, а любовь. Удивительно и в то же время абсолютно логично, поскольку гордыня интравертна, она видит смысл бытия в себе. Любовь же экстравертна, она обращает взгляд на окружающий мир и позволяет увидеть смысл в другой личности – в личности Бога. Ведь не смирение, а именно любовь делает гордыню невозможной. Гордыня базируется на выделении себя из мира, на ощущении собственной самости, на восприятии своей личности как чего-то обособленного. Любовь же сливает две личности в единое целое. Границы между «я» и «не-я» как бы перестают существовать. Человек, стяжавший любовь, не может видеть смысла в себе самом, ибо другая личность становится неотъемлемой частью его существа. Любовь действительно высшая из добродетелей. Все остальные достигаются страхом Бо-жиим. Когда приходит любовь – страх покидает человека. Святой апостол Иоанн Богослов говорит: В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершенен в любви(I Ин. 4; 18).
Любовь – это то состояние души, к которому стремится истинный христианин. А поэтому дело любви ставится им превыше всего, даже превыше молитвы. И через дело любви человеку многое прощается. Но особенно важны дела любви в борьбе с гордостью.
Есть общепринятое мнение, что любовь приходит сама, и человек не властен над ее приходом. Конечно, мнение это в глобальном смысле верно, потому что любовь – дар Божий, и приходит она именно как дар, который можно стяжать (то есть получить), но не создать самому.
Но дар этот, как и благодать, дается только человеку, готовому и желающему его принять. А подготовить– себя можно, совершая дела любви, то есть поступая так, словно ты уже имеешь дар любви.
Старец Зосима в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» говорит о «деятельной любви», которая приводит к любви истинной и к вере. На вопрос, как обрести веру, старец Зосима отвечает:
«Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдете до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете».
Далее, разъясняя, что есть деятельная любовь, старец Зосима противопоставляет ее «любви мечтательной», предаваясь которой человек жаждет облагодетельствовать все человечество, но не может даже с элементарным терпением относиться к каждому человеку в отдельности. Он приводит в пример пожилого господина, который сказывал: «Я, говорит, люблю человечество, но дивлюсь на себя самого: чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц. В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта. Чуть он близко от меня, и вот уж его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. В одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть: одного за то, что он долго ест за обедом, другого за то, что у него насморк, и он беспрерывно сморкается. Я, говорит, становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся. Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще».
В отличие от мечтательной любви, жаждущей «подвига скорого, быстро удовлетворимого», деятельная любовь – «это работа и выдержка, а для иных так, пожалуй, целая наука».
Речь идет о делах любви, о терпении, которого нам так не хватает в общении с ближним, о прощении, которое нередко дается большим трудом.
Чуть позже, развивая эту тему уже словами другого персонажа, Достоевский рассуждает о том, что «дальнего» любить гораздо проще, чем ближнего.
Это не лишенное остроумия замечание довольно тонко характеризует психологию человека. Действительно, какие мы бываем хорошие при дальних знакомых, какие самоотверженные по отношению к приятелям. А вот чем ближе друзья, тем больше негативных эмоций по отношению к ним возникает. Что уж говорить о родственниках. Сложнее всего оказывается ужиться с родителями, детьми, женами и мужьями.
И за деятельную любовь, в отличие от мечтательной, Господь дарует любовь истинную. Мы сами, если понаблюдать, можем заметить, как через дела любви смягчается душа, как она постепенно приходит в состояние мира и покоя. Чем больше мы отдаем окружающим людям заботы, внимания, тепла, тем больше их образуется в нашей душе. С глаз наших постепенно спадает пелена гнева, и человек перестает раздражать нас, а напротив, начинает вызывать сочувствие и стремление помочь.
И многие наверняка из опыта знают, как в результате постоянных попыток совершать дела любви приходит чувство глубокой привязанности к человеку (не страстного влечения, которое приносит только тяжелую зависимость и боль, а именно теплого, глубокого чувства родства с другим человеком).
Каждое, пусть даже самое незначительное дело любви приносит большое облегчение в борьбе с гордыней и является своего рода ходатайством на Небесах.
Одна молодая женщина унаследовала после смерти родителей большое состояние. И вот однажды, прогуливаясь по саду, она увидела человека, который собирался повеситься. Девушка остановила его и стала расспрашивать, в чем причина такого его отчаяния. Человек рассказал ей, что погряз в долгах и не может с ними расплатиться, а следовательно, попадет в рабство, которое для него хуже смерти. Тогда молодая женщина сказала:
– Возьми все, что у меня есть, и расплатись со своими долгами, только не лишай себя жизни.
По прошествии небольшого времени женщина прожила все, что осталось после уплаты долгов незнакомца, и не нашла другого выхода, кроме как пойти торговать собой. Прожив год в блуде, она сильно заболела. Во время болезни она решила креститься, но никто из соседей не откликнулся на ее просьбу позвать священника для крещения, потому что презирали ее как блудницу. И тогда явился к ней Ангел в виде того человека, которого спасла она от самоубийства, и отнес ее в храм, где ее крестил епископ. Когда же он понял, что свершилось чудо, то спросил женщину, чем она так угодила Господу. Женщина рассказала ему, что однажды Господь привел ей спасти человека, и сразу после этого рассказа умерла.
Выше любви к ближнему только любовь к Господу. Ради Господа человек может отречься от родных и близких. Святые отказывались от встречи со своими матерями и сестрами. Женщины с радостью отдавали на мучение детей, чтобы те через муки удостоились Царствия Небесного. Жены радовались, когда мучили мужей, потому что те стяжали мученический венец.
Авва Аммун Нитрийский пришел к авве Антонию и говорит ему: «Я больше тебя тружусь, почему же твое имя больше прославилось между людьми, чем мое?» Авва Антоний ответил: «Потому что я больше люблю Бога, чем ты».
Часть III. СТРАСТИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Так начинается голод:
С утра просыпаешься бодрым,
Потом начинается слабость,
Потом начинается скука,
Потом наступает потеря
Быстрого разума силы,
Потом наступает спокойствие.
А потом начинается ужас.
Даниил Хармс. 1937 г.
Глава 1. Рассеянность
Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч;
О, если бы ты был холоден, или горяч!
Но как ты тепл, а не горяч и не холоден,
то извергну тебя из уст Моих.
Откр. 3; 15-16.
Если попытаться нарисовать себе образ современного человека, то перед глазами предстает респектабельно одетый мужчина, который все время куда-то бежит, разговаривая на ходу по мобильному телефону. Мы все чрезвычайно суетливы, постоянно озабочены какими-то проблемами, вечно куда-то опаздываем, все время чего-то не успеваем. Мы мечемся от одного дела к другому и пытаемся уладить все проблемы одновременно – для каждого, наверно, очевидно, что сегодня человек слишком напряжен. Но эта очевидная характеристика нашего современника при ближайшем рассмотрении окажется поверхностной.
Суетливость не может быть признаком собранности и редко влечет за собой результативность. Суетясь, человек совершает массу бесполезных, а то и вредных действий. Эти действия отнимают время и силы, не приводят ни к какому положительному результату и, кроме того, ослабляют желание достичь изначальной цели. Зачастую целью становится уже сама суета, благодаря которой человек может выглядеть занятым, деловитым и серьезным перед своими сослуживцами или друзьями.
Как ни парадоксально, в основе этой суетливости лежит глобальная рассеянность.
Суета возникает там, где обнаруживается неспособность к результативной деятельности. Рассеянный человек, в первую очередь, не может сосредоточиться на том, что делает. Вроде бы он выполняет определенную работу, но мысли его в этот момент заняты иными проблемами, он переключается на эти проблемы, а голова как нарочно забита работой. Отчаявшись, он садится за книгу, но тут на него одновременно наваливаются мысли и о работе, и о проблемах. В итоге он мечется от одного дела к другому, не доводит до конца ни одной задачи, все делает спустя рукава, затем переделывает по двадцать раз, забывая то об одном, то о другом. Проблемы так и остаются неразрешенными, потому что наш персонаж забывает сделать тот звонок, который помог бы их разрешить. Вернее, он целый день помнит о необходимости этот звонок сделать, и эта навязчивая мысль мешает ему заниматься другими делами, но именно в нужный момент отвлекается на иной предмет и пропускает назначенное время. И даже книга оказывается прочитана кое-как: он вроде бы читает, но не понимает написанных слов, то и дело возвращается на несколько страниц назад, пытаясь хоть как-то вникнуть в незамысловатый сюжет.
День прошел, наш герой ложится спать уставшим, у него нет сил позаниматься с ребенком или пообщаться с женой. Этот обычный день, напряженный и деятельный, как все дни его жизни, не принес никаких положительных результатов. И, засыпая, человек безнадежно пытается понять, почему же так тяжело все в жизни дается, почему работа, которая должна занять полчаса, заняла целый день, почему столь незначительная проблема уже неделю не может разрешиться, почему в семье полный разлад. Но сосредоточиться он по-прежнему не может. И на следующий день все повторяется заново. Он думает, что все само как-нибудь образуется, но не делает никаких попыток что-либо изменить в своей жизни. Он предпочитает не совершать резких действий, видя в этом свою разумность и умение выжидать, но на самом-то деле он проявляет полное нежелание и неспособность совершать осознанный выбор. Он вообще боится совершить ошибку. И поэтому предпочитает по возможности обходить ситуации, требующие от него сознательного выбора. Пусть все идет, как идет.
Из страха совершить ошибку он живет так же, как все. Заблуждаться вместе с большинством не так страшно, как в одиночку. Наш герой соблюдает все предписанные правила и условности, соглашается с мнением начальства и на собраниях присоединяется к мнению коллег. Он не задается глупыми вопросами: зачем существуют эти правила и условности и кому они нужны. Магические слова «так положено» освобождают его от необходимости терзаться сомнениями. Он не задается вопросом: право ли большинство? На то оно и большинство, чтобы решать. В конце концов, он обычный человек, и стоит ли ему задумываться о таких серьезных вещах. На любой случай жизни у него запасены фразы: «все так говорят», «по статистике», «общепринятое мнение». Он конформист и не видит в этом своем качестве ничего плохого.
Впрочем, жить по правилам все время – это скучно. Поэтому порой он делает то, что хочется. Он может отпустить фривольную шутку в адрес босса, проехать на красный свет или вскружить голову молоденькой секретарше. Он не сможет объяснить, зачем это сделал. Ведь бывает, что просто захотелось. И его ужасно угнетает потом, когда молоденькая секретарша, заливаясь слезами, спрашивает, почему он ее бросил. Да не бросал он ее вовсе. Просто неделю назад ему хотелось, а теперь не хочется. Ему же неподконтрольны его желания. Проще нужно быть. Захотели – встретились, захотели – разбежались.
Он вообще не любит всей этой серьезности, всех этих разборок и психологического анализа. У него и так много проблем – и вот только не надо его грузить философией, моралью и нравственностью. Он ведь даже фильмов серьезных не любит. Боевички, комедии, детективы – это для него. Ему по вкусу массовое искусство. Жизнь слишком сложна, не надо умножать сущности без необходимости.
И лишь иногда у него возникает ощущение, похожее на задумчивость. Он устает от всей этой суматошной жизни и во время очередного праздника чувствует отвращение к этой пустоте, но день сменяется днем, а наш герой все так же крутится в водовороте суеты ненужных мыслей и бессмысленных дел.
Так вот, душа моя, все сейчас находится в когтистых лапах рассеянности. Жизнь частная в большом городе начинается только с темнотой, при которой и малое искушение превращается в страсть. Какое уж тут: «Бдите!». Напротив, вся жизнь, «окультуренная» адом, направлена на то, чтобы заглушить даже слабые голоски совести, голоса еще не окончательно погибших душ. И что эта «культура» несет? Идеи «нравственной свободы», суть культы Ваала и Астарты, культы пьянства, разврата, обжорства или культы человеческого тела... Никто ничего нового предложить не может – либо языческая рассеянность и неумеренность, либо Божественная бдительность и осмотрительность в потреблении[80]80
Свщ. Александр Краснов. Духовные беседы и наставления старца Антония. Без вых. данных. С. 122.
[Закрыть].
Рассеянность сродни состоянию опьянения. Человек, опьяненный грехом, теряет внутренний стержень. Он перестает координировать свои поступки. Его чувства, ум, тело не слушаются его воли и действуют сами по себе. Одурманенная рассеянностью личность перестает быть активной участницей своей жизни, отходит на роль зрителя. Находясь в состоянии рассеянности, мы не совершаем осознанного выбора, а принимаем происходящие с нами события как некую данность, с которой нет сил бороться.
Внешне рассеянность зачастую выглядит как атрофия воли, но безволие – это только верхушка айсберга. Так же как под действием алкоголя – неуправление своим телом. В более глубинном смысле рассеянность – это отсутствие целостности личности. Человек как бы распадается на части, и части эти не могут найти согласие друг с другом. В итоге человек оказывается в вечном конфликте с самим собой. Верх одерживают то одно, то другое стремление, и личность теряет устойчивость, постоянно перетекая из одного настроения в другое.
Корнем рассеянности можно назвать страсть уныния, когда душа человека пребывает в лени и праздности. Поддаваясь унынию, мы лишаемся собранности, сосредоточенности и превращаемся в аморфную, сонную массу, которая передвигается и меняется под воздействием внешних обстоятельств. Мы не только не способны на подвиг, мы вообще никакого труда к своей жизни прикладывать не хотим. Потому что наше «я» уже перестало быть «я», а стало чем-то весьма неопределенным, состоящим из произвольного набора секундных устремлений. Даже «я хочу» у нас трансформируется в «мне хочется», потому что нет «я» как активного субъекта, а есть «мне» как объект, или, скорее, как место действия неких непонятных нам самим сил. Ведь «я хочу» уже подразумевает некоторую активность и собранность, тогда как «мне хочется» – это пассивность, возведенная в абсолют, когда моя личность отказывается принимать участие не только в моих поступках, но даже в моих желаниях.
Наша рассеянность отражается и на нашей религиозной жизни, которая так же лишена собранности, как и жизнь светская. Особенно чувствуешь это в храме или во время домашней молитвы, когда в молитвенный текст то и дело вторгаются посторонние мысли: «знакомое лицо – где-то я уже видел эту женщину», «диакон сегодня хрипит – простудился, наверное».
А как легко мы умеем забывать о своей религиозности в житейских ситуациях! Мы живем по двойной морали. Мы приходим в храм, скромно одетые, со смирением на лице, набожно крестимся и всем своим существом признаем, что лгать – плохо, отвечать злом на зло – плохо, скупиться тоже плохо. Но за стенами храма – другая жизнь, и в ней мы существуем по совершенно иным законам. В светской жизни мы считаем нормальным лгать, отвечать злом на зло, скупиться. Мы не лицемерим, а именно двуличничаем. Мы зачастую не осознаем собственной непоследовательности. Многим даже в голову не приходит, что в храме и на работе можно жить по одним и тем же принципам. Способность жить по двойной морали тоже следствие рассеянности, признак отсутствия целостности человека.
Но мы не только веруем рассеянно. Мы идем дальше. Мы возводим эту рассеянность в принцип и уже пытаемся сделать ее фундаментом своей христианской жизни. Как часто приходится слышать от людей, называющих себя православными, что вера должна быть бездумной. Это распространенное мнение абсолютно неверно. Если у человека есть мозги, то они должны участвовать в его христианской жизни точно так же, как и остальные части тела. Иначе получится, что ум с сердцем не в ладу. Конечно, существуют блаженные, которые ради Христа принимают на себя вид лишенных ума людей; это цельные натуры, для которых сердечное знание не нуждается в логических подтверждениях. Но большинство современных людей привыкли мыслить логически, то есть отстраняясь от эмоций. В логическом мышлении самом по себе ничего плохого нет. И во все времена помимо блаженных существовали также философы и богословы, которые ставили свой ум на службу Господу! Они написали множество мудрых книг, питающих наш ум и по сей день.
А раз так, то следует подключать голову к своей религиозной жизни, иначе все может очень печально кончиться. И для начала следует разобраться, во что ты веришь, – ведь многие и этого не знают. Социологические опросы показали, что в России более половины людей, называющих себя православными, верят одновременно в переселение душ, хиромантию, Книгу перемен и прочие ложные фантазии. А некоторые, приходя на исповедь, говорят: «Батюшка, а мне не в чем каяться – я хорошо живу». Зачем тогда человек на исповедь пришел?
Даже если не брать вышеперечисленные крайности, бездумная вера все равно очень опасна. Христианин должен задумываться над своими поступками, должен совершать осознанный выбор между грехом и добродетелью, должен понуждать себя совершать одни действия и запрещать себе совершать другие. Любой из этих процессов требует рассудительности.
Нередко «бездумная вера» ведет к догматизму и формализму, что противно вере истинной. Религия начинает восприниматься человеком как набор правил, регулирующих его жизнь. С одной стороны, следовать правилам – это хорошо. Но, с другой стороны, форма не должна заслонять содержание. Формализм в христианской жизни недопустим. Можно каждое воскресенье ходить в храм, читать утренние и вечерние молитвы, соблюдать все посты и не получить от этого никакой пользы. Можно принимать все догматы Православия и не быть при этом верующим. Потому что вера – это не слепое принятие догмы, а полное и действенное согласие с догмой. Если нет этого внутреннего согласия, то Символ веры остается пустым набором слов, не рождающим желания менять свою жизнь и стремиться к Царству Небесному.
Так же обстоит дело и с правилами. Бездумное соблюдение поста (мол, в книжке написано, что так надо делать) никакой пользы не принесет. Если ты не понимаешь, зачем поститься, почитай духовную литературу или приди к священнику и задай вопрос. Если ты не понимаешь, для чего нужно причащаться, опять же читай или иди к священнику и спрашивай. Если ты в чем-то сомневаешься, не нужно прогонять эти сомнения, а нужно их рассеивать. Бери богословскую литературу, ищи ответы, общайся со знающими людьми, задавай вопросы, спорь, приводи свои аргументы. Потому что загнанные вглубь сознания сомнения никуда не денутся, они будут подтачивать твою веру, разрушать ее, сводить на нет твои усилия. Конечно, не все в Православии можно объяснить разумом, многое понимаешь сердцем, но оставлять ум в бездействии не годится. Впрочем, есть люди, которые ни в чем не сомневаются. Они живут по правилам, потому что так проще. Они исправно соблюдают внешние ритуалы и считают себя людьми церковными. Они привыкают к подобному образу жизни, и тот становится для них естественным. Они не задумываются, почему живут так, а не иначе. И не понимают, что хотят получить в итоге. С таким же успехом они могли бы заняться йогой, стать мусульманами или исповедовать буддизм.
В основе христианской жизни должны лежать личные отношения со Христом и вера в то, что каждый из нас искуплен Его Пречистой Кровью; должно лежать мое осознанное стремление ко Христу и жизни во Христе. Иначе зачем совершать огромное количество действий, стремясь неизвестно к чему?
А мы вот совершаем. У нас же ноги в церкви, ум на работе, а сердце в спальне. Соответственно телом мы бьем поклоны, головой решаем управленческие задачи, а сердцем спим. И собрать все свои части воедино возможности не представляется. Поэтому и вопрос, куда идти, не возникает. Ведь та аморфная масса, которую мы собой представляем, идти вообще не в состоянии. Она может только растекаться, притом одновременно во всех направлениях.
Рассеянность кажется такой безобидной чертой по сравнению с той же гневливостью или скупостью, что вроде и говорить-то о ней не стоит. Конечно, мы понимаем, что несобранность в некоторых ситуациях (например, в работе врача) может привести к тяжелым последствиям. Понимаем и то, что конформизм позволил существовать концлагерям. Но мы-то своей рассеянностью никому не вредим.
Беда в том, что христианская жизнь и рассеянность – две несовместные вещи. Христианин плывет против течения, а не сплавляется по реке жизни подобно бревну. Христианская жизнь начинается с осознанного выбора, который невозможно совершить по рассеянности. И дальше, в течение всей жизни, христианин каждую секунду сталкивается с выбором между щедростью и скупостью, целомудрием и блудом, воздержанием и чревоугодием, каждую секунду он должен совершить свой маленький выбор, и каждый этот выбор есть его выбор между жизнью и смертью, праведностью и грехом, Богом и сатаной. Отказ совершать этот выбор, предоставление решения случаю – это тоже выбор, и не в пользу Бога.
Христианская жизнь требует от человека постоянного активного присутствия, бодрствования и трезвения. Христианский подвиг невозможен без самодисциплины, без постоянного понуждения себя. Если вам очень хочется схалтурить, но вы во имя Божие заставляете себя сделать работу тщательно – это христианский подвиг. Если же вы по ошибке дали нищему сто рублей вместо десятки, то это к христианству никакого отношения не имеет; и если вам, как роковой женщине из рассказа Н. Тэффи, в два часа ночи взбрело в голову поехать в храм молиться – это тоже не имеет никакого отношения к христианству.
