Текст книги "Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире"
Автор книги: Галина Калинина
Жанр:
Религиоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Тщеславие дает человеку надежду убежать от смерти. Страсть тщеславия так сильна потому, что связана с самым глубинным и самым сильным нашим страхом: страхом смерти, страхом небытия. Поиск славы – попытка остаться в этом мире: пусть в памяти людей, пусть на обложке книги, пусть в старой видеокассете.
«Вторую категорию составляют те, кому жизненно необходим взгляд многих знакомых глаз. Это неутомимые устроители коктейлей и ужинов»[71]71
Милан Кундера. Невыносимая легкость бытия.
[Закрыть].
Такой вид тщеславия может выявляться очень по-разному. Эти люди – короли в своих небольших кругах. Они завоевывают определенные позиции и всеми силами поддерживают свой авторитет. Как правило, за такими людьми устанавливается определенный имидж*, «радушная хозяйка», «супермен», «рубаха-парень». Нередко имидж этот оказывается довольно случайным, но, закрепившись за человеком, он словно маска, прирастающая к лицу, уже не оставляет его в покое. Иногда даже забавно смотреть, как «радушная хозяйка» готова придушить любимых гостей, которые слишком буквально воспринимают ее образ, но на лице ее по-прежнему играет милая улыбка: «Как, вы уже уезжаете? (Ну наконец-то!). Почему же так скоро? (Ничего себе скоро: целую неделю гостили). Неужели такие неотложные дела? (Понятное дело, вам заняться нечем, а у меня вот забот накопилось по горло.)».
«Затем существует и третья категория: это те, кому нужно быть на глазах любимого человека»[72]72
Милан Кундера. Невыносимая легкость бытия.
[Закрыть].
Есть действительно довольно обширная категория людей, для которых тщеславие сводится к одобрению одного или нескольких людей. Мне встречались довольно неприятные в общении персонажи, которые оказывались просто ангелоподобными существами в отношении двух-трех близких людей. Можно было бы предположить, что они просто любят своих близких. Но это не совсем так. Здесь тоже выказывается определенный род тщеславия: люди такого типа нуждаются в постоянном одобрении любимого, они все время просматривают свою жизнь глазами близкого человека. Подобные отношения иногда складываются у сына с матерью, если она воспитывала ребенка одна. Дело не в безмерной любви сына к матери, а в том, что мать является для этого человека средоточием всего мира. Она для него – все люди в их совокупности. Ее похвалы достаточно, чтобы удовлетворить тщеславие, тогда как похвалы окружающих почти ничего не значат.
«И есть еще четвертая, редчайшая, категория; эти живут под воображаемым взглядом отсутствующих людей»[73]73
Там же.
[Закрыть].
Эта категория тоже крайне любопытна, поскольку ориентируется в своих поступках не на окружающих, а на некоторое мифическое существо. Особенно явно это выражается в случае смерти кого-нибудь из близких.
Человек, переживший серьезную потерю, постоянно смотрит на себя глазами несуществующего человека, делает что-то, чтобы угодить ему (украшает могилку на кладбище), ведет себя так, как тому бы понравилось, и так далее.
Тщеславие, как всякая страсть, может полностью овладеть человеком. Например, в большом спорте не одержимому тщеславием человеку делать нечего. Вообще любая система соревнований построена на тщеславии.
Соревновательный момент и соперничество порождают зависть.
Зависть – желание, чтобы окружающие не имели того, чего не имеет сам завидующий.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеей, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно? Никто!..
А ныне сам скажу – я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. – О, небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений – не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан –
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт![74]74
А.С. Пушкин. Моцарт и Сальери.
[Закрыть]
Зависть относится к числу смертных грехов, так как является источником ненависти, злобы, мстительности и богоборчества. Сальери восстает на самого Бога, так как ему кажется, что Бог неправильно наградил гением «праздного» Моцарта, а не его, трудолюбивого Сальери. Зависть скрывается в самых глубинах души, и ее часто нелегко распознать. В светской жизни слово «зависть» используется в достаточно узком значении, подразумевая желание чужого имущества или почестей. И мы сами нередко относим себя к числу независтливых людей исключительно потому, что не заримся на чужую машину или дом. И в то же время многие ли из нас умеют радоваться чужим радостям? Как часто мы с неодобрением смотрим на преуспевающего друга и стараемся изыскать в нем недостатки, которые умаляли бы его успехи. Мы говорим: «Да, он многого добился, но каким способом?!» Если же нашему знакомому удается достичь настоящих высот, мы вдруг чувствуем себя неловко рядом с ним, либо отстраняемся, стараясь общаться как можно реже и не особо обращаться с просьбами, либо же, напротив, то и дело норовим выказать свое дружеское расположение. Мы с легким содроганием смотрим на вынимаемые из кармана пачки денег... Нет-нет, «мы не завидуем», просто ощущаем легкий дискомфорт.
Часто завистливый человек стремится внешне умалить ценность того, что является для него предметом зависти. «Подумаешь, – говорим мы, – машину ты новую купил. Тоже мне радость. С ней возни столько, хлопот». Или, напротив, отговариваем приятеля от затрат: «В Испанию хочешь поехать? Не советую. Там в этом году погода плохая и пляжи грязные. Лучше в Крым. И тебе же дешевле станет». Или: «Ну зачем тебе компьютер? Для работы вроде не нужен, не то что мне. Так, разве для баловства. Пора бы относиться к жизни более ответственно».
Самое удивительное, что завидовать можно не только успеху, но и неудаче. Как часто в ответ на чужие жалобы у нас непроизвольно вырывается: «А мне все равно хуже, чем тебе. И болезней у меня больше, и денег меньше...» И нам сразу хочется быть очень несчастными, больными и бедными. Мы страстно желаем чужих бед, чтобы иметь возможность на них жаловаться.
Зависть (в отличие от той же гордости) мы стремимся скрыть и от себя и от окружающих как можно глубже, пряча свою завистливость за другими грехами.
Зависть таится по закоулкам души. Так нелегко бывает поймать ее и еще труднее назвать по имени. В отличие от многих других грехов, зависть часто скрыта от глаз окружающих и от нашего собственного взора. Осознание этого греха – первый и очень важный шаг к избавлению от него. Как непросто сказать себе: «Я завидую». Еще сложнее, произнеся эти слова, не искать оправдания своей зависти: этот коварный грех очень легко находит себе оправдание. «Почему другим – все, а мне – ничего? Чем я хуже?» – восклицаем мы, почувствовав легкое раздражение на преуспевающего товарища.
Сегодня зависть и тщеславие зачастую используются в качестве «двигателя торговли». Как вам такая реклама?
«Приготовьтесь ловить восхищенные взгляды! Ведь такому автомобилю позавидуют подруги и не только...»
Мало того, что я почему-то должен покупать вещь только для того, чтобы мне позавидовали, так и завидовать мне должен не кто-нибудь, а подруга или друг! И таких рекламных слоганов, играющих на самых низменных и отвратительных грехах человеческой души, – тысячи. И мы, и наши невинные дети невольно напитываемся этой мерзостью, вселяя в свои души отвратительные страсти.
Противостоять зависти нелегко. Человеку не под силу бороться с этим грехом самостоятельно, только с помощью Господа и духовного наставника. И поэтому увидеть в себе этот грех, если он есть, и исповедаться в нем особенно важно.
«Зависть есть меч обоюдоострый, который наносит вред обоим: как самому завистнику, так и тому, кому он завидует, но не прежде последнему, чем первому. Завистник, прежде чем сделает вред другому, прободает свое собственное сердце, тяжко страдает душою, изменяется в лице и горько вздыхает. Хорошо сказал св. Василий Великий завистнику: «О чем ты вздыхаешь? О своем ли несчастии или о чужом счастии?» И справедливо: завистник страдает не столько от своего несчастья, сколько от чужого счастья: он терзается сердцем, когда видит ближнего своего выше себя, в счастье и почете. И для Каина не столь горь ко было то, что Бог отверг его жертву, сколько то, что Он благоволил принять жертву его бра та; он не тужил о своей потере, а скорбел, смотря на счастье брата; он не думал исправить себя примером добродетели братней, но становился от того еще худшим. И сколько тот преуспевал пред Богом в добре, столько сей ожесточался во зле; тот возвышался в очах милосердия Божия, а сей нисходил в глубину погибели».
Свт. Димитрий Ростовский
Обидчивость.
В повседневной жизни мы считаем обидчивость или ранимость человека скорее его бедой, нежели виной. Конечно, попадаются люди с гипертрофированной ранимостью, которые вызывают своими постоянными обидами исключительно раздражение, но подобные случаи довольно редки. Чаще люди ранимые, уязвимые противопоставляются бездушным и циничным индивидуумам, у которых нет «нежных чувств», «слабых мест» и пр. Люди комфортные, самодовольные, самодостаточные нередко пугают окружающих. А к понятию «уязвимости», «ранимости» относится принципиальная способность человека на глубокие душевные переживания. Как ни странно, глубокими переживаниями люди почему-то считают преимущественно переживания негативные: скорбь, боль, обида и пр. Так, например, далеко не всегда верна пословица о том, что друг познается в беде. При углублении в познании человеческой природы становится понятно, что настоящая дружба и настоящая близость познаются вовсе не в беде, а именно в радости. Беда проверяет исключительно приятельские отношения. Радость же проверяет крепкую дружбу. Мы готовы прийти на помощь в самых сложных ситуациях, мы готовы одолжить денег, предоставить дом и еду. Но значительно труднее оказывается сорадоваться, чем сопереживать. В момент радости мы не чувствуем ни собственной значимости, ни собственной необходимости, мы играем роль статистов, которые вытеснены примой на второй план. И эта роль становится самой трудной, поскольку менее всего подходит нашим тщеславным самолюбивым натурам: она перемещает нас вглубь сцены и заставляет подыгрывать чужому успеху. Искренне сорадоваться умеют далеко не многие. Есть даже особый тип людей: когда у тебя все плохо – они лучшие друзья, как только жизнь нормализуется – начинаются конфликты, ссоры, недовольства.
Отступление это, хоть и увело нас несколько от темы разговора, тем не менее представляется крайне важным, поскольку демонстрирует тот факт, что умение испытывать негативные эмоции далеко не так однозначно предстает со знаком « + ». В конечном итоге наркоман, лишенный наркотика, тоже очень страдает, что, впрочем, не свидетельствует о его глубоком внутреннем мире.
Точно так и ранимость вовсе не говорит о душевной тонкости и чуткости. Напротив, многие психологи суверенностью заявляют, что обидчивость – проявление эгоизма: человек требует от окружающих любви и внимания, а не получая их, испытывает сильные негативные эмоции. Из этого мы соответственно можем сделать вывод, что обидчивость есть непосредственный результат тщеславия. Нас задевают чужая невнимательность, резкое слово, неудачная шутка. Этот забыл позвонить в день рождения, другой не оценил наш великодушный жест, третий не счел должным отблагодарить нас за услугу. Как же так? По нашим представлениям, весь мир должен вращаться исключительно вокруг нас. Все должны о нас помнить, нас замечать, нас ценить и любить. Ежели они поступают иначе, то мы обижены, задеты, раздавлены...
Мы так искренне и совершенно бескорыстно помогаем людям, а они, понимаете ли, не ценят! Мы говорим им: «Да что вы, не стоит благодарности», – а они и в самом деле не благодарят нас – каков удар!
Мы приходим к человеку с открытой душой, с лучшими намерениями, делимся с ним сокровенными тайнами, а он, воспользовавшись нашим доверием, устраивает подлости. Мы разочарованы, мы в отчаянии, мы обманулись в самых своих лучших ожиданиях, нас предали...
Что есть по сути своей обидчивость, как не тщеславие, не получившее удовлетворения? Любая обида подразумевает нанесение некоторого ущерба человеку, его личности. Когда мы ударимся, то чувствуем боль. Она является реакцией, спровоцированной инстинктом самосохранения, то есть любовью к телу (медицина давно объяснила, что боль – это реакция нервных клеток на аномалии в теле). Боль – сигнал о неисправности, сигнал, сообщающий о том, что нам нанесен ущерб. Боль, которую испытывает человек от обиды, является таким же сигналом. Как известно, внутренняя боль, то есть сильное огорчение, имеет порой такой отчетливый характер, что иногда выражается на физическом уровне в виде спазмов в районе грудной клетки, затрудняет дыхание, сковывает движения и провоцирует напряжение в теле. Боль душевная есть тоже сигнал о неисправности, проявление инстинкта самосохранения, любви к себе, самолюбия.
Кстати, напомним, что самолюбие и эгоизм – это искаженные греховные проявления той необходимой и здоровой любви к себе и к своей душе, которые вынуждают нас заботиться о своем спасении и бороться со своим ветхим «я».
Но как инстинкт самосохранения, тоже вполне естественный и натуральный, может обернуться в гипертрофированное оберегание себя от любого дискомфорта, так и гипертрофированная любовь к себе, к своей личности претворяется нередко в чрезмерную обидчивость.
Кроме того, можно заметить, что наиболее обидчивыми бывают те люди, которые более всего требуют к себе внимания. Подобное наблюдение опять же подтверждает нашу теорию. Люди самодостаточные, не нуждающиеся в постоянном подтверждении окружающими собственных достоинств, значительно меньше и мягче реагируют на чужие неблаговидные поступки и фразы в отношении собственной персоны.
Есть полезный совет в борьбе с обидчивостью, данный одним священником. Внушите себе такую простую и справедливую мысль: вам никто ничего не должен. Сразу станет легче жить и дышать.
«Если кто-либо из ближних причинит нам обиду – не допустим мы в своем сердце господствовать злобе! Помните, что в ином случае нашими слабостями сразу же воспользуется враг человеческого рода. Он будет, несомненно, внушать нам, что обида слишком велика и непростительна; станет раздувать малое в большое, представлять из мухи слона. Злоба же, войдя в сердце, не даст нам покоя ни днем, ни ночью, ни на молитве, ни на работе. Она будет точить наше сердце, да так сильно, что мы выбьемся совершенно из колеи. Смотрите же, не давайте места диаволу! И если заметим в своем сердце обиду на ближнего, то поспешим к примирению, если только это возможно. Бывает, правда, и так, что человек просит прощения, а обиженный не прощает. В таком случае, оставляя все на совести ближнего, станем очищать самих себя пред Богом и пред людьми» (Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский)
Застенчивость.
Многие психологи сходятся на том, что застенчивость есть также проявление излишнего тщеславия. Люди застенчивые, как правило, крайне строги к себе, оценивают себя по высшему счету и более всего на свете боятся допустить какой-либо промах. В тех или иных ситуациях во многих из нас проявляется застенчивость. Так, придя в незнакомую компанию, мы будем вести себя не так, как обычно. Почему? Просто мы не уверены, что наше обычное поведение, приемлемое в тех или иных кругах, покажется нормальным здесь, понравится здесь. Если мы сами так критично и негативно оцениваем свое повседневное поведение, то почему бы не изменить его в принципе, а не в исключительных ситуациях? Именно в этом отличие застенчивости от христианской скромности: застенчивость как проявление тщеславия есть лицемерие, потому что человеком движет не желание исполнить евангельские заповеди в отношении ближних, а житейское самолюбование.
Однажды одному из авторов пришлось наблюдать своего хорошего знакомого в непривычной для него обстановке. Вечный лидер, человек, находящийся всегда в центре внимания, вдруг совершенно стушевался и вел себя необычайно тихо и скромно. Перемена поражала. И только сейчас, осознавая, как связаны тщеславие и застенчивость, становится хорошо понятна его реакция на незнакомый коллектив. Он оказался в чужой среде, которая явно отнеслась бы к нему недоброжелательно, продемонстрируй он свое повседневное поведение. Мало того, и сама среда ему не сильно понравилась. Но незнакомая компания была связана с его другом, весьма близким человеком, мнением которого он дорожил. Таким образом, застенчивость, чувство неловкости, продемонстрированные в тот момент, выявили все то же тщеславие, то есть стремление, страстное желание получить у окружающих одобрение своего поведения и неуверенность, что окружающие поведение одобрят.
Любопытно отметить, что нередко комплекс неполноценности – застенчивость в острой форме – проявляется в ощущении, что весь мир на тебя смотрит, при этом смотрит неодобрительно, с насмешкой, с издевкой. Подобные ощущения, к примеру, возникают у закомплексованных подростков. Внутренняя нервозность доходит до абсурдных ощущений. Чудовищная рефлексия, вечный взгляд на себя со стороны: как я сел, как я встал, как я посмотрел. Застенчивость в высшей своей стадии делает человека центром вселенной в любой момент его жизни, устремляя глаза всех остальных обитателей мира исключительно на него.
Молодая женщина на сеансе у психолога жаловалась на то, что не может без дрожи в коленках входить в магазин, в котором работает продавщицей. Она входит, опустив голову и уставившись под ноги, так как точно знает, что взгляды всех мужчин в магазине устремлены на нее. Ей стыдно за свою фигуру, походку, осанку. Каждый вход в магазин превращается в пытку. На вопрос психолога, смотрела ли она когда-нибудь по сторонам и если нет, то как она может знать, что все взгляды устремлены на нее, девушка краснела и отвечала, что глаз никогда не поднимала, но точно знает, что все мужчины пристально ее рассматривают...
Ложь – стремление искажать истину в мыслях, словах или поступках.
Грех лжи, хотя первоначально бывает спровоцирован какой-либо из страстей, в конечном итоге сам по себе может превратиться в страсть. Ложь – отрицание истины, и отец лжи – сатана. Поэтому всякий грех уже есть ложь.
Мир наполнен ложью, он как кривое зеркало, искажающее Божий порядок. В той или иной степени все мы склонны лгать. Одни делают это открыто, другие говорят нечто похожее на правду, как бы полуправду. Обычно под грехом лжи подразумевается вранье, так или иначе осознанное. Но понятие лжи в христианской аскетике значительно шире. Вот как разделяет ложь прп. авва Дорофей:
«Есть три различных вида лжи: иной лжёт мыслию, другой лжёт словом, а иной лжёт самою жизнию своею. Мыслию лжёт тот, кто принимает за истину свои предположения, т. е. пустые подозрения на ближнего; такой, когда видит, что кто-нибудь беседует с братом своим, делает свои догадки и говорит: он обо мне беседует. Если прекращают беседу, он опять предполагает, что ради него прекратили беседу. Если кто скажет слово, то он подозревает, что оно сказано для оскорбления его. Вообще в каждом деле он постоянно таким образом замечает за ближним, говоря: он ради меня это сделал, он ради меня это сказал, он это сделал для того-то. Таковой лжёт мыслию, ибо он ничего истинного не говорит, но всё по одному подозрению, а от сего происходят любопытство, злословие, подслушивания, вражда, осуждения...
Некогда в бытность мою в общежитии было мне такое диавольское искушение, что я стал было по движениям и по походке человека заключать о его душевном устроении, и со мною встретился следующий случай. Однажды, когда я стоял, прошла мимо меня женщина с ведром воды; сам не знаю, как я увлёкся и посмотрел ей в глаза, и тотчас помысл внушил мне, что она блудница; но лишь только пришёл мне сей помысл, я стал очень скорбеть и сказал о сем старцу, авве Иоанну: «Владыко, что я должен делать, когда я невольно замечаю чьи-либо движения и походку, и помысл говорит мне о душевном устроении сего человека?» И старец отвечал мне так: «Что же? Разве не бывает, что иной имеет естественный недостаток, однако с великим усилием и трудами исправляет его? Потому и нельзя из этого заключать чьего-либо душевного устроения. Итак, никогда не верь своим догадкам, ибо кривое правило и прямое делает кривым. Мнения человеческие ложны и вредят тому, кто предаётся им»...
А словом лжёт тот, кто, например, от уныния поленившись встать на бдение, не говорит: «Прости меня, что я поленился встать»; но говорит: «У меня был жар, я до крайности утомился работою, я не в силах был встать, был нездоров», и говорит десять лживых слов для того, чтобы не сделать одного поклона и не смириться. И если он в подобном случае не укорит себя, то беспрестанно изменяет слова свои и спорит, чтобы не понести укоризны.
Также когда случится ему иметь какой-нибудь спор с братом своим, то он не перестаёт оправдываться и говорить: «Но ты сказал, но ты сделал, но я не говорил, но такой-то сказал», и то, и другое, чтобы только не смириться. Опять, если он пожелает чего-нибудь, то не хочет сказать: «Я этого желаю», но всё извращает слова свои, говоря: «У меня такая-то болезнь, и это мне нужно; это мне приказано», и лжёт до тех пор, пока не удовлетворит своему желанию. И как всякий грех происходит или от сластолюбия, или от сребролюбия, или от славолюбия, так и ложь бывает от сих трёх причин. Человек лжёт или для того, чтобы не укорить себя и не смириться, или для того, чтобы исполнить желание своё, или ради приобретения и не перестаёт делать извороты и ухищряться в словах до тех пор, пока не исполнит желания своего. Такому человеку никогда не верят, но хотя он и правду скажет, никто не может дать ему веры; и самая правда его оказывается невероятною...
Жизнию своею лжёт тот, кто, будучи блудником, притворяется воздержным; или, будучи корыстолюбив, говорит о милостыне и хвалит милосердие, или, будучи надменен, дивится смиренномудрию. И не потому удивляется добродетели, что желает похвалить её, ибо если бы он говорил с сею мыслию, то он сперва со смирением сознался бы в своей немощи, говоря: «Горе мне, окаянному, я сделался чуждым всякого блага», и тогда уже, по сознании своей немощи, стал бы он хвалить добродетель и удивляться ей... Но лживый человек, или боясь стыда – чтобы не смириться, или желая обольстить кого-нибудь и повредить ему, говорит о добродетелях и хвалит их, и удивляется им, как будто сам поступал так и знает их по опыту: таковой лжёт самою жизнию своею. Это не простой человек, но двойственный, ибо иной он внутри, и иной снаружи, и жизнь его двойственна и лукава...»[75]75
Прп. авва Дорофей. Поучения.
[Закрыть]
Ложь открытая отчетливо осознается говорящим. Она произносится намеренно, ради каких-то целей или, напротив, из страха перед наказанием. Иногда мы наблюдаем случаи «немотивированной» лжи. Вроде бы человек лжет чисто из «любви к искусству». Тем не менее впечатление это обманчиво. Если разобраться как следует, то становится видно, что ложью мы всегда так или иначе преследуем какую-то цель. Просто не всегда цель эта очевидна.
Нередко мы считаем совершенно естественным лгать и скрывать что-то от окружающих. Так, например, подростки, даже честные и правдивые с друзьями мальчики и девочки, считают вранье родителям или учителям абсолютной нормой и совершенно не переживают по поводу подобных обманов. Впрочем, вранье детей родителям – пример очевидный. И все взрослые люди знают, что это плохо. А сколь часты ситуации наоборот – когда родители врут детям, по пустякам и не только. Вот обыденный пример: мама смотрит телевизор, ребенок спрашивает, когда она придет к нему. «Через 15 минут», – не задумываясь, отвечает мама, прекрасно зная, что фильм закончится минимум через час.
Опоздав на полчаса на работу, мы на автомате выпаливаем, что автобуса долго ждали, будильник не прозвонил или что-нибудь в этом роде, даже не задумываясь о том, правду сказали или нет. Разговаривая по телефону с неприятным человеком, точно так же, не задумываясь, ссылаемся на несуществующие дела, чтобы закончить разговор. Отказываясь одолжить деньги, объясняем, что нет ни копейки, хотя только что получили зарплату.
Такая вот автоматическая ложь переполняет всю нашу жизнь. Мы не каемся в ней на исповедях, мы вообще не замечаем ее. Казалось бы, мы не всегда получаем от нее какую-то выгоду. Но это не так. Отвечая по телефону неприятному человеку: «Я занят», мы тем самым избавляем себя от скучного собеседника и в то же время остаемся в его глазах хорошим человеком. Мы говорим, что врем, дабы его не обидеть. Но это тоже не так. Потому что, если бы мы заботились о нем, то уделили бы ему больше внимания, а не искали способов от него отвязаться.
Есть и другой вид лжи, более скрытый, когда мы и сами почти верим в правдивость сказанного.
Так, если взять любую ситуацию в пересказе двух людей, то, как бы ни стремились они к правдивости рассказа, тем не менее, в повествованиях их обязательно обнаружатся некоторые различия. И дело здесь не в забывчивости, а в так называемом индивидуальном взгляде. Этот самый индивидуальный взгляд сводится в основном к стремлению выставить себя в более выгодном свете, чем окружающих. Бывают, конечно, редкие моменты откровенных рассказов, когда мы начинаем во всем себя обвинять, но значительно чаще мы стремимся оправдать все свои поступки, приукрасить намерения и смягчить неприглядные слова и жесты.
Мы редко называем подобные рассказы лживыми, скорее – преувеличенными, приукрашенными, неточными. А в то же время стремление к самооправданию тоже разновидность лжи. И нередко ложь эта настолько всасывается нам в кровь, настолько пронизывает все существо, что мы даже перестаем замечать, как велика разница между подлинным событием и нашим рассказом о нем. А рассказав свою историю разу по десятому, мы уже и сами начинаем верить в ее правдивость.
Впрочем, произнесение «правды» в обыденном смысле слова тоже не всегда хорошо. Грань между правдой и неправдой совсем не так очевидна, как кажется.
Так, например, ложь, служащая для примирения, – это не ложь вовсе, но как раз истина. Священник Александр Ельчанинов, приводя в пример рассказ о келейнике, ложью примирившем поссорившихся старцев, и совет отца Иоанна Кронштадтского «не только не передавать дурных отзывов, но передавать лучше несуществующие хорошие», заключает: «Наши дрязги, ссоры, злоба – это «не-сущее», хотя оно как-то существует, в то время как выдуманное доброе более реально, хотя оно и выдумано».
Д. и Н., два близких друга, поссорились. У Д. был день рождения, и он, несмотря на ссору, приглашает Н., но тот отказывается, ссылаясь на дела. Некто третий, пытаясь их примирить, говорит Н., что Д. очень расстроен отказом (хотя Д. выказал скорее, злость), а Д. сообщает, что Н. очень хотел пойти к нему на день рождения и огорчен своей занятостью в этот день (разумеется, и это неправда). В процессе примирительной операции посредник, придумавший «ложь во спасение», вдруг очень отчетливо осознал, что все произнесенные им «придуманные» слова – это самая настоящая правда, так как за внешней злостью поссорившиеся Д. и Н. действительно скрывали свои переживания.
Вообще, правда, истина не может способствовать разжиганию злобы, не может провоцировать человека на дурные поступки. Говорить правду, не утаивать правды вовсе не значит прибегать к другу с воплями: «Твоя жена тебе изменяет» – или с гордостью сообщать неприятному человеку: «Ты глуп, уродлив и вообще последний мерзавец».
Ложь как стремление искажать истину выражается во многих других грехах. Одно из наиболее распространенных проявлений лжи – это лицемерие. Этот грех, ненавидимый всеми в своих крайних проявлениях, в более слабой форме присущ очень многим. Ведь все мы ведем себя дома не так, как на работе, на работе – не так, как в компании друзей, Притом считаем подобную множественность личин совершенно нормальной и даже гордимся своей способностью подстраиваться под любое общество.
Очень часто лицемерие называют вежливостью. Действительно, что лучше: улыбаться неприятному человеку (и тихо про себя его ненавидеть) или прямо, всем своим видом показывать свою неприязнь? На этот вопрос можно ответить только: «Оба варианта хуже». Потому что испытывать к человеку неприязнь уже грех. И как бы это зло ни выражалось, чем бы ни усугублялось – лицемерием или грубостью, все равно будет плохо. Впрочем, нельзя считать лицемерием искренние попытки начать относиться к человеку лучше.
Лицедейство, столь много обличаемое древними отцами Церкви, можно увидеть не только на сцене. В повседневной жизни мы не так уж редко лицедействуем, надеваем на себя какие-то личины, меняем так называемый имидж. Диапазон лицедейства широк: от простого кривляния, сюсюканья с детьми до разыгрывания целых ролей в написанных нами же пьесах.
Самое страшное в лицедействе – это сознательное искажение своей личности (т. е. образа и подобия Бога в человеке) в угоду преходящим целям.
Еще одно проявление лживости – клевет-ничество – стремление опорочить, оговорить ближнего. Мы довольно часто пытаемся приписать окружающим какие-то нелицеприятные поступки, мысли, слова. Иногда с целью переложить свою вину на другого, иногда подчиняясь стремлению вызвать в людях неприязнь к ненавистному нам человеку. Довольно часто бывает, что, услышав хороший отзыв о ком-то из наших приятелей, мы начинаем вдруг неизвестно почему говорить о нем всяческие нелицеприятные вещи, сильно преувеличивая его недостатки. Мы начинаем высматривать дурные помыслы за самыми лучшими его поступками, приписывать ему разнообразные пороки, наполовину нами же придуманные. Пересказываем какие-нибудь его слова в искаженном виде или опуская смягчающий их контекст. «А П. называл тебя...», – говорим мы, не упоминая ни словом, что резкие речи П. произносились в момент сильного гнева. Попуская себе клеветничество, мы доходим до того, что готовы оболгать человека ради достижения своих корыстных целей. Впрочем, здесь уже можно говорить о совершенно сознательной клевете, когда мы заведомо сообщаем ложную информацию.
Лживостью же можно считать лесть. Кстати, ошибочно полагать, что льстивые слова могут произноситься из желания порадовать человека. За лестью всегда стоит корыстная цель, как правило, стремление завоевать расположение слушающего. Так как все мы очень любим слушать о себе приятное, то льстецу легче всего втереться в доверие.
Знаменитый американский психолог Дейл Карнеги разработал целую систему, «как льстить людям»: говорите о них самих, хвалите их детей и собак, улыбайтесь им и всячески демонстрируйте свое расположение – и вот все они у вас в кармане. И между прочим, знаменитая американская улыбка тоже уходит корнями своими в лесть: «Ты мне нравишься», – говорит своим оскалом продавец в супермаркете. И покупатель, попавшись на примитивную приманку, стремится завоевать еще больше симпатии, покупая в безумных количествах то, что ему совсем не надо.
