Текст книги "Сокровище для дракона (СИ)"
Автор книги: Галина Горенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
*Инсигния – (лат. insignia «украшения») – внешние знаки могущества, власти или сана.
**Камлать – шаманить, гадать, ворожить.
***Да здравствует Правитель! Да здравствует вседержитель! Да здравствует Цесс!
Глава 17. Учись, словно не можешь обрести и будто опасаешься утратить
Первый учебный день можно было так назвать с большой натяжкой. Встреча ректора и абитуриентов в актовом зале Медакадемии была назначена в полдень, когда ударит дворцовая пушка. Моя соседка так и не появилась, видимо она из тех, кто все любит делать в последний момент, хотя комендант сказала, что мне дюже повезло, ведь Катарина, так ее звали, являлась лучшей ученицей второго курса, среди студиозов всех четырех факультетов. Так что на завтрак я отправилась в гордом одиночестве, хотя сегодня я не нуждалась в обществе априори. Петляя по коридорам общежития, я удивилась безлюдной тишине, но встретившаяся мне по пути несса Кари объяснила, что в честь Коронации большинство таверн и рестораций устраивали празднества, а поскольку они были за счёт цесской казны, то гуляла не только Орумская знать, но и все желающие отметить это событие горожане. Так что вероятнее всего все еще спали, ведь едва исполнилось восемь леоров утра.
Столовая была чистая и просторная, столы, стоявшие в шахматном порядке, были покрыты льняными скатертями, а еда была простой, но вкусной и сытной. Хотя, по правде говоря, аппетита у меня не было совсем, всю ночь я проворочалась, и доселе удобная кровать и мягкое покрывало показались мне грудой камней и дерюгой. В голову лезли тревожные мысли, меня швыряло из одного состояние в другое, словно перелетную птицу, парящую в опасной близости от свирепой бури. То я сожалела о своем порывистом уходе, то понимание, что не могла поступить иначе боролось с мучающим меня неудовлетворённым желанием. Груди болели, прикосновение к обнаженной коже вызывало болезненные ощущения, и даже ледяной душ не привел меня в чувство, просто томление свернулось болезненным клубком где-то внизу живота, притаившись, а не расплескалось по всему телу. Так что после завтрака я решила отвлечься от непрошенных мыслей, мечущихся в моей беспокойной голове и добрая конная прогулка на свежем воздухе должна была этому поспособствовать.
Ещё на второй день по прибытию в Орум мне удалось арендовать лошадь, серую в яблоках трехлетку, для занятий по утрам. Кобылку звали Пятнышко. Она была спокойной и послушной, мы с ней сразу нашли общий язык, а за пару кусков сахара и большое яблоко она продала мне свою лошадиную душу, и мы стали лучшими друзьями. Не смотря на позднее утро в парке было так же безлюдно, как и в академии, что меня безусловно порадовало, так как виденное мной ранее обилие всадников и карет меня немного настораживало, если не пугало. Дело в том, что я привыкла к вольным просторам поместья, когда ветер свистел в ушах, а волосы от скорости скачки выбивались из-под шляпки, здесь же, я чувствовала себя словно на параде. Медленно и величаво, всадники красовались друг перед другом, только не умением держаться в седле, а породистыми жеребцами, модными туалетами и дорогостоящими украшениями. Для того, чтобы добраться до места выездки приходилось объезжать экипажи и двуколки, наводнившие парк, и удовольствие от прогулки меркло.
Но сегодня всё было идеально: светило яркое солнце, было по-утреннему свежо, и легкий ветерок холодил шею и щеки, моя новая амазонка была удобной и чрезвычайно мне шла, а самое главное всадников было крайне мало, и я наслаждалась сумасшедшей скачкой. Некоторое время Пятнышко шла галопом, а потом сменив аллюр перешла на рысь, я доверилась лошади в выборе маршрута лишь изредка корректируя направление и оказалось в той части парка, где еще не была. Спешившись, я подошла к питьевому фонтанчику, маленькой посеребренной уточке, из её клюва била тонкая струйка свежей воды, у меня даже слегка заломило зубы, такой холодной она была.
– Один раз может быть случайностью, второй совпадение, подождем закономерность третьего раза? – услышала я в спину. Я резко повернулась, не желая оставаться в неведенье, кто же цитирует восточную мудрость моего мира. Предо мной стоял давешний партнер по полонезу, он был так же хорош собой, как и на балу, его костюм для верховой езды был безупречен, в руке он держал стек, а явно породистый вороной жеребец, которого мужчина держал под уздцы, нетерпеливо бил копытом и стриг ушами. Я так и не узнала о нем ничего кроме имени, поэтому во внезапном уединении парка чувствовала себя некомфортно, хотя несс Винсенте стоял на достойном расстоянии и не предпринимал никаких попыток подойти ближе.
– Может быть нам хватит и двух? – сказала я, беря за поводья Пятнышко и просунув ногу в стремя, вскочила в седло, – Любая случайность несс – недоказанная закономерность. Я пришпорила кобылу и умчалась, не оглядываясь к конюшням.
По возвращении в свои покои меня ждал сюрприз, точнее два сюрприза. Первым было долгожданное знакомство с соседкой, ей удалось обаять меня с первых минут, а её внешность так походила на облик Софьи, что вначале я даже немного растерялась. К тому же Катарина оказалась умной и воспитанной и объяснила свой такой поздний приезд затянувшейся практикой, хотя небольшая доля тщеславия ей была не чужда – она похвасталась, что её, единственную из всего потока отправили набираться опыта в соседнее государство. Пусть и на границу к оборотням, но она всегда мечтала побывать в Стоунхельме и её желанию удалось осуществиться, правда не без небольшой доли удачи. Распределение на практику проходило жеребьевкой, без протектората, чтобы у всех были равные возможности. Этот подход мне импонировал, ведь тогда попасть на практику словно сыграть в лотерею, а я была немного азартной.
– У тебя есть планы после официальной части? – спросила Ката, она просила называть её только так – не любила полное имя.
– Пока не решилась. Мне надо бы сходить в библиотеку, а еще купить пару мелочей, – ответила я.
– Успеется, – махнула рукой соседка, – Питер Куртт, ну ты понимаешь, тот самый Питер Куртт, устраивает что-то вроде небольшого суаре*, только для избранных, у меня приглашение на две персоны, и ты пойдешь со мной. Отказ я не приму, надо вливаться в общество. Мне крайне неудобно было спрашивать кто такой Питер Курт, видимо тот самый… Поэтому я кивнула и уточнив, когда состоится званный вечер и во сколько мы должны выйти из общежития, решила, что время сходить хотя бы в библиотеку у меня будет.
А вот вторым сюрпризом стал еще один букет, который так же, как и первый, чудесным образом попал в мои покои, хотя двери и окна были заперты. Но если в прошлый раз были пионы, означающее пожелание счастья и удачи, то сегодня это были магнолии**, и я затаила надежду, что Себастьян всё же знал перевод с языка цветов. А что бы в том, кто отправитель букета, у меня не возникло сомнений, к нему прилагалась карточка, содержание которой заставило меня рассмеяться:
Некоторые люди пьют из фонтана знаний, а другие просто полощут горло. Уверен ты из первых, Сальватор.
С.
Большой актовый зал был заполнен на три четверти и архитектурно выглядел как амфитеатр, только с крышей, середина которого занята трибуной для лектора, окружали её концентрические*** кольца с местами для слушателей. Одногруппники Каты махнули нам и подвинувшись освободили место.
– Вот, смотри, тот брюнет в синем и есть Куртт, его отец граф, – кокетливо улыбаясь, она тянула меня на третий ряд к своим друзьям. – В прошлом году он ухаживал за мной, но я имела наглость отказать. Бедняга все еще не оставил попытки завоевать моё расположение, но боюсь ему ничего не светит. Я познакомилась с таким волком… – стойкое ощущение, что рядом Соня усилилось. Манера преподносить информацию, непоколебимая уверенность в собственной привлекательности и чувство превосходства над другими были мне так знакомы, что глаза защипало от непрошенных слез, тоска по сестре больно ударила меня под дых. При этом вышеперечисленные качества не делали девушку гордячкой, а добавляли пикантности в её самодостаточный образ. Немного отстраненно я кивнула молодым людям, которых представляла мне соседка, мне они казались совсем еще детьми, хотя, судя по летоисчислению Ориума были даже на пару лет меня старше. Ката стала восторженно делиться впечатлениями от практики, стараясь перебить рассказы одногруппников, а я немного отстраненно рассматривала аудиторию и собравшихся студиозов.
Ровно в двенадцать леоров громко бухнула дворцовая пушка. В тот миг и не квази позднее, в огромную аудиторию уверенным шагом, вошел мужчина в синей мантии преподавателя и магически закрыл за собой дверь, щелкнув пальцами. На лицах прекрасной половины слушательниц появилось глуповато-мечтательное выражение лица, некоторые девушки раскраснелись, а Ката не стесняясь, шепнула мне, что ректор красавчик и волокита, хотя со студентками он ни-ни. Ну что ж, боюсь эту закономерность доказывать не придется, ректором оказался Дирт Винсенте, а я сидела так, что практически оказалась на против него. И если раньше я была довольно тем, как удобно расположилась на сиденьях, то теперь не знала куда себя девать от возникшей неловкости. В руках у ректора были листки, видимо списки студиозов, он пристроил их на стол и встал за кафедру, оглядев острым взглядом аудиторию, он остановил его на мне всего на мгновение, и сохраняя удивительное самообладание приступил к приветствию. Все было кратко и, по существу.
На первый курс поступило ровно сто шестьдесят абитуриентов, по сорок на факультет, но статистика такова, что к окончанию второго семестра нас останется ровно в два раза меньше, кто-то окажется слишком ленив, кто-то брезглив, кто-то глуп, а кто-то и все вышеперечисленное. Пропуски разрешались лишь по уважительным причинам и по состоянию здоровья, объяснительные писались на имя декана, который в последствии назначит нам куратора. Покидать территорию кампуса можно в любое время, но с двенадцати ночи до шести утра работает один вход, и соответственно и выход. Охрана имеет право выборочно досматривать студиозов.
– А вот это что-то новое, – шепнула мне Ката и стала слушать дальше. Я была уверенна, что нововведение связанно с синей солью, в конце концов пусть хоть каждого досматривают, лишь бы искоренить эту гадость. Когда Рэйдж рассказал мне про наркотик, мне сразу вспомнился лучший друг Рафаила – Дмитрий Толви, они вместе учились, и он был частым гостем в усадьбе и городском доме. К сожалению, его участь была не завидна, единожды побывав в цветочной лодке**** он стал зависим, и более не смог обходиться без курения опиума, насаждая увлечение этой гадостью среди друзей, у коих был авторитетом. Пропадая в притонах все более низшего пошиба, он прожигал в них здоровье и состояние, и в конце концов оставил в них жизнь. Раф тяжело переживал произошедшее с другом, а мне на всю жизнь привил ненависть к любому использованию подобного вещества, я даже разругалась с матушкой, чего не позволяла себе никогда, так как наш семейный доктор, от женских болей прописал ей капли лауданума. Проникнувшись, мама выбросила капли, а отвар из валерианы, любистока и календулы прекрасно заменил наркотик.
Ректор быстро провел перекличку, опять же Катарина с грустной улыбкой сказала, что все, кто пропустил первое собрание, без уважительной причины, получат устное предупреждение, второе предупреждение будет монетизированно, а после третьего отчисляют. Строго тут у них, хотя профессия врача не оставляет места для безалаберности и разгильдяйства. А когда список студиозов закончился двери с щелчком отворились и несс Винесенте покинул зал.
Я действительно успела сходить в библиотеку и даже пообедать в столовой. Людей прибавилось и очередь за горячим была длинной, громкой и шебутной. Знакомые делились впечатлениями о проведенном лете, незнакомые – знакомились. Наскоро перекусив острым салатом и куриным шницелем с грибами, и сыром, я отправилась в комнату переодеваться. Ката уже вовсю примеряла платья у большого зеркала и наводила ненужную суету. Выряжаться как на бал я не собираюсь, платья у меня все достойные, и пусть в них нет так модных сейчас деталей, открытой спины, турнюров, и особенно бесстыже коротких подолов, открывающих не только бантики на туфельках, но и лодыжки, зато они сшиты модисткой, которая одевает половину знати Орума. По её словам.
Я была в бледно-голубом платье, с небольшим треугольным вырезом, длинными рукавами, тонким пояском на талии и затейливо вышитыми ирисами по подолу, украшенными стеклярусом, апатитами и александритами. И при этом, платье шло к моим глазам, и я чувствовала себя в нем уверенно, потому, как только мы прошли в городской дом графа Крутта, мое настроение упало ниже уровня моря. В гостиной противным голосом за какую-то, я уверена ничтожную провинность, отчитывала служанку Цесса Алисия. Я сразу хотела повернуть назад, но Катарина подхватила меня под локоть удивительно сильными пальцами и повела знакомить со всеми гостями. Здесь были в основном представители дворянства обучающиеся в Медакадемии, лишь двое мужчин были выпускниками и зашли поприветствовать второкурсников, чьими кураторами были на протяжении таля.
Мы подошли к хозяину вечера, и он принялся расточать комплименты в сторону Каты, не забывая в прочем отвешивать реверансы и в мою сторону, и все же, всё его внимание было на соседку, было заметно, что восхищение и теплота, с которой он отзывается о ней идут от самого сердца.
– Как вам академия и наш Церберус*****? – спросил меня наследник титула.
– О, я пока не сделала выводов, на сколько я знаю он преподаёт практическую хирургию? Думаю моё впечатление будет не полным, пока я не смогу оценить его как преподавателя, поэтому придержу свое мнение, вы позволите?
– Как можно что-то не позволить такой красивой несси, – ответил мне дамский угодник.
По большому счету суаре мне понравилось: я познакомилась с массой умных, начитанных и сведущих в медицине людей, среди них я себя чувствовала как рыба в воде, и даже если они поступали в общей массе легкомысленной знатью и праздными наследниками, Академия отделила зерна от плевел, и сейчас предо мной был будущий свет лекарской науки. Легкие закуски и никакого алкоголя, только освежающий пунш, тай и лаймонад, были предоставлены гостям, и даже Цесса воспринималось мной как неизбежное зло, пока я цедила приятный, охлаждающий напиток. Нестройной компанией мы отправились в кампус, дискутируя и споря о непрерывных и узловых методиках наложения швов. Катарина отправилась на ужин с дальним родственником, приехавшим только на коронацию, но его срочно вызвали в родовое имение, и он немедля отправился туда, отменив встречу. Ничуть не расстроившись она вернулась в общежитие намного раньше, чем планировала. Вероятнее всего именно благодаря этому я и осталась жива. Меня отравили.
*Суаре – званный вечер.
**Магнолии – благородство, настойчивость, упорство, "Все равно ты будешь со мной", "Я – твоя судьба".
***Кольцо, состоящее из двух окружностей с различными диаметрами.
****Цветочная лодка – по-особому спроектированная и украшенная комната для курения опиумной трубки, позволить себе снять такие покои могли лишь состоятельные люди, предаваясь запретному наслаждению зачастую с девушками из борделя такая оргия могла длиться несколько дней.
*****Cerberus – Церберус (лат.) – Цербер, охранник врат в Аид.
Глава 18. То немногое, что известно в медицине, известно лишь немногим медикам
Конечно, я слишком много на себя взяла. Отравить пытались не меня, а ненаследную Цессу, думаю это был такой отчаянный акт противников власти Себастьяна, чтобы подорвать, ослабить его статус, и испортить отношение с дружественной державой. Алисия кстати отделалась легким испугом, потому как по её собственным словам не пьет напитки «недокрасного» цвета. То есть её спасло, что кисличный морс был недостаточно алым для Её Высочества, по неволе задумаешься о смене поведенческих линий, может быть тоже не пить что-нибудь недостаточно красное, или не есть что-нибудь недостаточно зеленое?
В общем если бы не пришедшая раньше времени Ката и не обсуждающий что-то в это самое мгновение с комендантом Кари ректор, моё приведение уже бродило бы по коридорам академии завывая и предлагая выпить пунша на брудершафт. Во-первых Дирт влил в меня огромное количество магии, во-вторых сам отнес в лечебное крыло, да-да в медицинской Академии есть и такое, и пока меня укладывали на кушетку, магически диагностируя – чем это меня так и как это будем лечить, он приговаривал, что то вроде того, что Бруно ему штопором печень расковыряет, если с моей головы тут хоть волос упадет…
После анализа моей крови на токсичные вещества, для этого используют несколько магических камней, заговорённых на разные яды, в моей крови и желудке обнаружили концентрат из белладонны и вороньего глаза, в общем я чудом осталась жива, и это чудо теперь маячило под дверью лазарета и орало на подчиненных. Когда я пришла в себя, то первым делом увидела у своей койки незнакомого мужчину в белом халате, я дернулась, и попыталась забрать руку. Если в самом начале мне показалось что он считывает мой пульс, то с возвращением чувствительности к конечностям и спящего сознания я осознала, что он держит меня за запястье и нежно гладит меня по внутренней стороне ладони. Ласка была приятной, по коже волнами разбегалось тепло и приносило облегчение от ноющей боли в желудке и голове, но врачом человек не был, и я попыталась вытянуть руку. Но мне этого не позволили, увидев, что я пришла в себя, незнакомец сцапал мою руку сильнее и заговорил знакомым голосом:
– Ах, Теа, ты заставила нас всех перенервничать. Как ты себя чувствуешь? – Себастьян продолжил гладить ладонь и запястье с явными лечебными намереньями. Ох как же приятно.
– Мне уже намного лучше, спасибо. Только не убирай пожалуйста руку, – он что-то пробурчал себе под нос, но я не стала переспрашивать просто наслаждаясь близостью мужчины.
– Отраву в пунш подсыпала служанка, её нашли мертвой, отравлена тем же ядом. Целью была Алисия, но кроме тебя, так сильно никто не пострадал, у всех есть магиммунитет к натуральным ядам, у всех кроме тебя и Цессы. А она отказалась пить в последний момент.
– Дрэго, а почему её? – Не то, чтобы она не давала повода себя укокошить, всё же характер у неё премерзкий, могла уже успеть кому-нибудь насолить.
– А Жнец их знает. Брат избавился от нее отправив учиться как можно дальше, к тому же ходят слухи, он собирается вступить в союз, а Алисия чем-то мешала. Не знаю, но узнаю. – с угрозой сказал мужчина, наклонился, едва касаясь моих губ, поцеловал меня и направился к двери, – Элетто*, пожалуйста, будь осторожна, – и более не оглядываясь, вышел. Но последних слов я не услышала, за мгновение до них я провалилась в навеянный лечением сон.
Кто был заказчиком покушения на Цессу Демистана так и не нашли. Уже вечером следующего дня меня выпустили из лазарета, но пока я там находилась ко мне не пускали никого кроме лекарей и ректора. Про Себастьяна я не стала расспрашивать подробно, раз он пришел под личиной, значит хотел сохранить инкогнито. В общежитие меня сопровождала Катарина, она бессчётное количество раз повторяла как ей жаль и как сильно она чувствует себя виноватой, что потащила меня на званый вечер, впрочем, её вины в произошедшем было столько же, сколь и моей, поэтому я раз и навсегда прекратила эти покаянные извинения:
– Ката, оставь, пустое, так и быть, прощу. Но за это будешь прибирать в моей комнате и приводить в порядок мои платья до конца семестра, – я постаралась точно передать визгливый тон Алисии. И для полноты образа топнула ножкой. – В гневно было сузившихся глазах соседки заплясали смешинки, а я добавила, – ибо такова моя Цесская воля!
Учеба как водится, захватила меня всю, от макушки до кончиков пальцев на ногах, почему-то так всегда, если я отдавалась какому-то делу, то делала это полностью и без остатка. Безусловно, были знания, которые очень прочно перекликались с уже известной мне основой медицины, но поскольку я сознательно выбрала административное направление, теперь я смотрела на всё даваемые нам знания под призмой управленца и мне невероятно это нравилось. Так случилось, что в самом начале войны, дядя, опасаясь за мои жизнь и здоровье, как выяснилось позже вполне оправданно, задействовал все рычаги и связи, и пристроил меня в Крестовоздвиженскую общину сестёр милосердия**, но к тем из них, что были подальше от очагов военных действий и бушующей эпидемии тифа. И даже там, не смотря на благотворительную основу организации я столкнулась с воровством, коррупцией и бюрократией. Трезво рассуждая, я прекрасно понимала, что искоренить эти составляющие будь то государственная или частная организация очень сложно, но я постараюсь научиться, взять знаний столько, сколько мне дадут, и даже больше. К счастью, в моем расположении помимо библиотеки в самой академии была Большая Библиотека Орума, ей могли пользоваться не только студиозы и именно там, в основном были те книги, что меня интересовали, потому как моя нынешняя альма-матер все же имела другой профиль.
Кстати, в самом начале я не могла понять почему хирургическое отделение или например отделение педиатрии состоит из стольких же студентов сколь и административный курс, но затем Катарина объяснила мне, что многие с моего курса, после первого семестра, если сдадут его успешно, переведутся на освободившиеся места лечебных направлений. К сожалению, в институте многое при поступлении решали деньги и протекция и мне сразу стало чрезвычайно неудобно от испытываемой вины, особенно на практических курсах. Основная масса абитуриентов считала, что зачатков магии достаточно для того, чтобы стать хорошими врачами, лекарями или провизорами, и поступали, не задумываясь о том, что помимо престижа, статуса, уважения к людям этой профессии, есть еще адский труд, бессонные ночи, огромный пласт знаний необходимых к изучению и самое ужасное, это то, что порой смерть неотвратима. И многих ломает именно это, Ката сказала, что именно после первых реальных практик уйдет большинство. Видеть смерть старика на одре, не то же самое, что терять роженицу и младенца. К такому невозможно привыкнуть.
Девушек в Академии едва ли насчитывалось более пяти процентов, на нашем потоке их было семь, включая меня и Цессу. К её чести, могу сказать, что она была не глупа, схватывала на лету, делилась новаторскими мыслями созвучными моим, но весь образ портили отвратительный, избалованный характер и нетерпимость к недостаткам других. Для меня этого было довольно, чтобы снизить наше общение к самому минимуму и не искать её общества впредь, хотя многие закрывали на эти, для меня значительные черты, глаза, так как надеялись на её влияние и возможную помощь при устройстве на службу. Лекари, что не вели частную практику, практически приравнивались к военным и полицмейстерам, так же заключали контракт на несколько лет и были подневольными птицами, их моли распределить как в крупные больницы, а значит обеспечить хорошей практикой и достатком, так и в деревни – фельдшерами, хотя по опыту знала, что порой в деревнях тяжелых и интересных случаев больше, нежели в столичном госпитале.
Практически все преподаватели были профессионалами своего дела, любили свой предмет и подавали его интересно, разносторонне и так, что хотелось не просто прочитать лекции, а узнать что-то самостоятельно, независимо от начитанного на паре. Но, к огромному моему сожалению был один предмет, точнее лектор читающий эту дисциплину, с которым у нас сразу не заладилось. И если бы было дело в том, что его без сомненья необходимый базис знаний по статистике мне не давался, наоборот, к каждому предмету я готовилась как ни к какому другому, читала массу дополнительной литературы, а коллоквиумы и семинары практически полностью тянула на себе. Но Леремо Сааб был того сорта людей, что крайне категоричны в своих суждениях, а также обмотаны толстым слоем ваты из иллюзии собственной важности, непогрешимости действий и безнаказанности. Эта во истину ядовитая смесь заставляла его давить на нас своим авторитетом пытаясь донести до мира свою собственную, искаженную правду. В частности, то, что женщине не место ни в университете, ни на работе, ни, упаси Господи, в медицине. Тотальная, порою неконтролируемая мизогиния*** выбивала почву у меня под ногами на целый день. Не выдержав, я даже пожаловалась об этом Бруно в одном из писем. На что он мне ответил не обращать внимание, Сааба поставил на эту должность предыдущий ректор, которого в свою очередь, нынешний министр здравоохранения, обязал принять племянника. Но обнадежил меня тем, что экзамены всегда принимает комиссия, и, хотя ректору Винсенте было известно о недостойном поведении преподавателя, поделать он ничего не мог, а вот на экзаменах этот недостойный человек вел себя образцово и по большей части, если ты был готов к подведению итогов по предмету, ничего не мог противопоставить заслуженной оценке.
Четырежды в неделю: дважды по выходным, и дважды в будни до начала занятий, мне удавалось прокатиться на Пятнышке и отдохнуть от стен академии, размять спину от бесконечных сидений за книгами и зарядиться позитивом от добрейшего существа. Но не только поэтому эти дни были моими любимыми. Каждый раз, возвращаясь с конной прогулки, мое сердце замирало от предвкушения, какой же сюрприз в этот раз приготовил мне Дрэго. В тот раз я долго не замечала одинокую веточку белой акации лежащую на подушке, и никак не могла понять откуда идет дивный, ненавязчивый запах весны, а когда вдруг увидела нежно-молочную метёлку соцветиями, сразу поняла кто сделал мне сюрприз, столь деликатно намекающий на произошедшее****. Акация – это цветок сожаления и извинения. И мне виделось, оно было искренним. Затем были чёрная кувшинка, прежде ни разу не виденная мной, в нашем мире таких не водилось, но от этого она была еще более прекрасной и желанной, затем мужественная стрелиция, словно напоминание о внутренней силе дарителя и долгожданной победе, что непременно наступит, и гортензия, на них видимо он остановился, посылая их все время, лишь варьируя цвет от снежно-голубого до темно-лилового. К гортензии прибавились милые моему сердцу сувениры и сладости, вторые, я делила с удивленной Катой. Она решила, что я непременно заезжаю в кондитерскую, дабы приобрести лакомство: нежные слоеные булочки с красным перцем и корицей, предмет гордости кухарки Арду, что так нравились мне; крошечные кубики яблочной пастилы, присыпанные сахарной пудрой с кислинкой, напоминали мне привычный десерт Коломенской мануфактуры*****; шоколадные дольки, украшенные пеканом, миндалем и фисташками, а на самом деле, это было удивительным знаком внимания от мужчины которому я отдала свое сердце.
Как бы я не противилась, но с каждым днем моё чувство росло, и я вполне понимал тех женщин, что как беспечные бабочки летели на смертельное пламя, только вот неистовый огонь моего избранника, не был фигурой речи. Тоска по нему только усиливалась, каждый знак внимания выбивал меня из колеи на некоторое время и мне всё труднее было противится собственным желаниям, сны стали откровенней, и я даже порой ловила себя на том, что грежу о нем наяву.
Обычно, около семи мы с Катариной вместе ходили на ужин, невозможность встретится с одногруппниками, кои почти все были мужчинами, вынуждала нас приходить на ужин загодя, чтобы иметь возможность встретится и обсудить различные вопросы от учебных до личных. Но не в этот раз. Ката навела туману, толком не говоря куда идет, но уже то, что она накинула плащ для прогулки говорило о том, что она покидает кампус. Мне было не привычно, что она не делится со мной планами, порой соседка была крайне словоохотлива, в любом случае не мне было кидать в неё камни, у меня было слишком много секретов, чтобы требовать абсолютной честности.
– Я постараюсь успеть, но на всякий случай захвати мне пару булок и морс. Вот фляга, – протянула мне сосуд Катарина.
– Хорошо, но думаю кое-кто будет крайне разочарован твоим отсутствием, подруга. – Намекнула я на Куртта, мужчина действительно был влюблен не на шутку, при этом за те пару демов, что мне довелось с ним общаться, он проявил себя как достойный избранник. Соседка кажется тоже была к нему не равнодушна, но по секрету призналась, что её интересует карьера хирурга и она очень сомневалась, что наследник графа позволит своей суженой заниматься любимым делом. Наблюдая как Ката набрасывает плащ, я заметила выпавший крафтовый конверт:
– У тебя упало приглашение на свидание, – пошутила я.
Девушка побледнела, подняла сложенные листки и кивнув умчалась не прощаясь. Если бы я не знала как выглядит синяя соль, я бы и не обратила на сапфировые крошки на полу никакого внимания, но они были именно там, где упал конверт, и я ошарашенно смотрела на них, ничего не понимая. Мне как-то слабо верилось, что такая девушка как Катарина может быть связанна с этой мерзостью. Я собрала крупинки соли в платок, тщательно вымыла руки и решила поговорить об этом с Кристофом лично, а не писать в письме. Тем более, что приглашение на завтрашний бал-маскарад было доставлено мне еще неделю назад.
Элетто* – (ит.) – избранная.
**Крестовоздвиженскую община сестёр милосердия – была основана в 1854 году Великой княгиней Еленой Павловной, тогда как Российский Красный Крест был основан значительно позже, в 1867.
***Мизогин (с древнегреческого – женоненавистник) – это мужчина, испытывающий непреодолимую потребность в тотальном контроле над женщиной, приводящем к разрушению и уничтожению её личности.
****Акация – тайная любовь, целомудренность, одиночество. Акация – цветок сожаления и признания своих ошибок. Дарящий акацию, говорит: "Ты лучшее, что было в моей жизни", "Почему сейчас мы не вместе?", "Давай начнем все с начала!"
Водяная лилия (кувшинка) – даритель уверенно заявляет о своем красноречии, искренности и убедительности. А также говорит: "Чувства в моей душе бушуют".
Стрелиция – победа, мужественность, неординарность, целеустремленность. Стрелиция считается цветком сильных, храбрых и успешных людей.
Гортензия – "Вспомни обо мне"; скромность, искренность, надежда. Многие народы верят, что гортензия способна отгонять болезни и несчастья.
*****Коломенская пастила производилась на мануфактуре основанной в 1735 году, одна из трех непревзойденных фабрик по производству пастилы.
