Текст книги "Сокровище для дракона (СИ)"
Автор книги: Галина Горенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 22. Без тебя сегодняшние чувства были бы лишь обрывками вчерашних
Поцелуй длился всего мгновение, а я уже растеклась как мягкая ириска липкой лужицей у его ног. Жаркие воспоминания о единственной проведённой ночи нахлынули на меня словно внезапное цунами на морской берег. В груди защемило, лоно вновь предвкушающее запульсировало, голова закружилась словно я на карусели – меня подводит собственное тело. О предательский соблазн!..
– Что ты делаешь в моей постели? – возбужденно просипела я. Себастьян приподнял жесткими пальцами мой подбородок и поймав мой взгляд сказал:
– Я устал поддерживать иллюзию, что у тебя все еще есть выбор, Теана. У тебя его нет. И не было с самого начала. Я люблю тебя. Ты – моя. И нет ничего, и никого, что могло бы встать меж нами, – произнося это, он взял мою подрагивающую от волнения левую руку и на безымянный палец надел тонкое ажурное колечко.
Мгновение ничего не происходило, но затем, оно вспыхнуло, обжигая палец у основания и впиталось в кожу. Бледно-золотая вязь проявилась на том самом месте, где еще квази назад ноходилось кольцо!? Чем-то она напоминала рисунок венца Себастьяна. Что-то в последнее время я слишком часто и много времени провожу, распахнув в изумлении рот, но способ, который избрал мой Вседержитель, чтобы закрыть его мне очень понравился. Долго, со вкусом, наслаждаясь каждым мгновением мы целовались, стукаясь зубами, сплетаясь языками и лаская друг друга губами. С трудом оторвавшись, Виверн хрипло продолжил:
– Теа, милая, мне не требуется твой ответ, ведь Кольца Предназначения не обмануть. Ты станешь хранительницей нашего союза. – А затем он вложил золотой ободок в мои пальцы и протянул руку. – Но мне будет чрезвычайно приятно и радостно, если ты закончишь ритуал.
Без толики сомнения и малейшего колебания надела я золотой ободок на палец любимого. Он так же вспыхнул и расцвел ажурными завитушками, мое кольцо потеплело, запульсировало и стало еще ярче:
– Я тоже люблю тебя, – ответила я. – И, хотя я так и не услышала вопроса, но да, да, снова да, тысячу раз да, Себастьян.
И конечно же мой жених, тут же притянул к себе, и поцеловал, но не так как обычно, как таймом ранее, или в беседке, словно боясь спугнуть, а напористо, нагло, так неистово и всеобъемлюще вторгаясь в губы, что я просто не смогла не ответить ему, с той же силой и страстью, растворяясь в поцелуе, снося все выстроенные надуманные препоны и отвергая ненужные сомненья. Как-то вдруг совсем-совсем закончился воздух, а шее и щекам стало невыносимо жарко, с рычащим стоном Виверн откинулся назад, стараясь отдышаться, а я обнаружила свои руку под расстёгнутой сорочкой на груди любимого мужчины и почему-то засмущалась:
– Теа, милая, я же не железный, – просипел он. – Хотя одна часть моего тела, вполне могла бы посоревноваться в твердости с этим наиблагороднейшим металлом.
Спустя мгновение мой затуманенный рассудок наконец-то сложил сказанное Себастьяном в предложение и под громкий хохот мужчины меня просто сдуло с кровати. Путаясь в прихваченном покрывале, я тянула его на себя, чтобы прикрыть закрывающую преступно мало камизу. За него приходилось бороться с пошляком, что не просто не отдавал этот парчовый саван внезапной скромности, а еще плотоядно хихикал, подтягивая замотанную как мумию меня к себе. В результате я сдалась, отпустив оставшийся крошечный лоскут и гордо подняв голову я направилась в ванную комнату сверкая спиной и ягодицами, впрочем, могу сказать, что реванш моему оскорбленному достоинству я получила практически мгновенно, смех сластолюбца стих, а дверь в умывальню я мстительно закрывала под громкое возбужденное сопение и стон:– Любимая, я с тобой.
Намеренно плескаясь гораздо дольше необходимого мне для приведения себя в достойный вид времени, я вышла укутанная в махровую простынь, под которой был самый пуританский комплект белья, что я смогла найти. К чести, Виверна, он был полностью одет, обут, сидел в кресле, и даже застелил постель, наверное, что бы мягкий батист белоснежных простыней не навевал романтические ассоциации. И даже масса вышитых мною разномастных подушечек, была живописно раскинута по поверхности спального места. В те редкие моменты, когда мне удавалось побыть наедине с собой, своими мыслями и стремлениями я вышивала, убеждая себя, что так, я не даю пальцам забыть, что такое шов, но на самом деле художник из меня был мягко говоря бесталанный, а вот в вышивке мне удавалось передать красоту пейзажей родного края, любопытную мордочку любимой болонки матушки Фифи, а еще пусть не портретное, но все же сходство, Сони катающейся на своей монстре – механическом железном коне – велосипеде, и Рафаила, читающего у камина любимый Гяур Байрона. Именно подушку с изображением моего брата вертел в руках Цесс в чьих глазах застыл немой вопрос, в любом случае рано или поздно, мне нужно было рассказать всё то, что я помню о том моменте как сюда попала и кто я на самом деле. Но сейчас я просто пожала плечами и спряталась за ширмой, переодеваясь в любимое синее платье. Волосы пришлось заплести в косу, я так и не освоила эту науку, хотя Ката многократно показывала мне простые прически, что не требовали массы усилий, лишь толику умения, как раз которого у меня и не наблюдалось.
Накинув плащ, я обратилась к Величеству, которое восторженно взирало за моими приготовлениями к променаду:
– Ну что ж, карты на стол. Показывай скорее тайный ход, всё равно нам не пройти мимо коменданта Кари, – выражение лица у него стало на столько комичным, что я не могла не продолжить подначку, – ты знаешь, в самом начале, когда я только заехала в апартаменты, она мне сказала, что даже Цессу запрещено находиться здесь. Так что, боюсь, твоё обаяние и природный магнетизм не спасут меня от отчисления, если в моей комнате застукают мужчину. Тот бормоча что-то вроде «страшные умные женщины», то ли «умные страшные женщины» встал, протянул мне ключ и пройдя до ковра, слегка сдвинул его, открыв скрытую панель для замочной скважины. Немедля ни квази, я спустилась в общий холл пустой комнаты идентичной моей, но совершенно без мебели. Затем прошла следом за Себастьяном в открытый шкаф и оказалась, как я и предполагала ранее, в системе потайных ходов. По цепочке протоптанных следов можно было проследить выход, ну или вход, это кому как удобно и наконец-то вышла на свежий утренний воздух Соул парка. Себастьян протянул мне ключ, дубликат своего со словами:
– Теа, это очень серьезно, не говори, пожалуйста, об этих ходах даже Кате, от этого зависит твоя безопасность, ведь это не только для того, чтобы я мог беспрепятственно приходить в гости. Это и для того, чтобы в случае реальной опасности у тебя были пути к отступлению. С твой поразительной способностью вляпываться в самые различные неприятности, я считаю, что возможность отхода у тебя должна быть просто обязательна. Я понимающе кивнула. Эх, как будто мне самой не хочется тихо и спокойно закончить учебу, и начать приносить пользу, а не быть катализатором и бессменным участником различных авантюр. Пока я мысленно оправдывала свое невезение на неприятности и благодарила счастливый фатум за то, что я выпутываюсь из них с наименьшими потерями, Дрэго несколько раз щелкнул пальцами, с каждой попыткой становясь все мрачнее, после четвертой от него потянуло силой, птицы испуганно замерли на высокой ноте, воздух загустел и запахло яблоками и озоном, словно в саду перед грозой. Я взяла его за руку, которой он пытался что-то намагичить и поцеловала в костяшки сильной кисти. Один круглый, твердый пик за другим, а когда любимый отвлекся достаточно, чтобы перестать злиться и сосредоточиться, я укусила его за тыльную сторону ладони, и тот с шипением и хохотом с первого раза достиг смены личины, приобретя вид плотного шатена с многодневной щетиной.
– Моя Электа, – прошептал мне бородач и галантно сложив руку колесом, за которую я тут же схватилась, предложил выбрать куда пойдем. – Сегодня я весь в твоем распоряжении, любимая. – Не скажу, что я была слишком оригинальна, я хотела есть и урчание в животе прочно подтверждало, что это совершенно не голословное желание, а насущная потребность.
Целый день мы провели вдвоем, как простые горожане, наслаждающиеся праздностью выходного дня. Сначала мы позавтракали в моей любимой кондитерской, пробуя новые десерты, блаженствуя и балуя вкусовые рецепторы. Затем мы, гуляя по лавочкам и магазинчикам, тратя деньги на пустячные сувениры и покупая ненужные мелочи, дошли до прогулочной набережной, и не смотря на усилившийся ветер, я наслаждалась каждым мгновением ясного погожего дня в такой замечательной компании. Немного странно ощущался под рукой Себастьян, так как мои глаза все время обманывались, а все остальные чувства вопили о несоответствии, хотя если ради того, чтобы провести время вдвоем, допустим мне надо было бы изображать старуху или мужчину – не задумываясь согласилась бы. А еще мы очень много говорили.
– Ты знаешь, – заявил мне мужчина, наливая игристый вайн в рыбной ресторации, недалеко от пристани, куда мы зашли на поздний обед, или возможно ранний ужин, – когда ты, окровавленная свалилась мне под ноги, я чуть было не обратился вновь. Меня отвлекло появление Бруно. Мне кажется, уже тогда я влюбился. А когда ты швырнула в меня стаканом и оттягала за ухо, как нянюшка проказливого шалопая, я понял, что пропал окончательно и бесповоротно.
– Ну знаешь ли, ты так выразительно пялился на мою грудь, что уж никак не вызывал во мне ассоциации с воспитанником. Не знаю точно, когда поняла, что ты по-настоящему мне дорог, наверно тогда, когда ты отвел меня ночью в ту бухточку, и несмотря на то, что бессовестно подглядывал, всё же сдержался. А еще я уверена, что моё присутствие в походе тебе тоже не было особо нужным, – по его реакции я поняла, что попала в точку, – зато ты одним махом разделался с большинством заговорщиков. Ведь разделался?
Он поморщился словно от зубной боли, но решительно тряхнув головой рассказал всё, что знал сам. Культ удалось изничтожить под корень, слишком жадными до силы оказались адепты, но, к сожалению, то здесь, то там, нет-нет, да всплывали новые имена и фамилии.
– Как Сааб?
– Да, Теа, как Сааб, а так же его дядюшка, которого еще мой отец поставил министром здравоохранения, ты бы знала, что я нашёл, волосы встают дыбом, его не удалось взять живым, для всех остальных завтра выйдет достойный некролог, но будь моя воля… Рэйдж боится спугнуть остальных, а мы точно уверены в двух и подозреваем еще трех высокопоставленных дворян, министры, герцоги. Мне не понятно, неужели этим людям не хватало власти, силы, могущества, богатства, ради их амбиций погибло столько людей. И отец, о Великие, он не видел дальше своего носа. Его подозрительность и манию всячески стимулировал Ортего, и все же, так запустить страну… Мне было что сказать по поводу правления Стефано, но щадя чувства его сына я отделалась лишь фразой одного из мыслителей прошлого:
– Наказанием за гражданскую пассивность является власть злодеев*, Дрэго. – Я лишь несколько раз была в больнице, что лишь номинально являлась лучшей в стране и должна была являться кузницей кадров для всего Ориума, на деле же, творившиеся там безобразия можно было описывать долго и с употреблением стольких срамных слов, что я решила промолчать. Сейчас. Но когда придёт время летней практики, я так и быть воспользуюсь протекторатом Виверна и попрошусь туда. Мне есть что предложить нуждающимся в лечении больным и практически голодающим и падающим от усталости врачам. И всё это происходило с попустительства правительства, ведь Цесса, вот кто был главным спонсором, благодетелем и гарантом Его Величества. На содержание больницы выделялись колоссальные средства, но никто и никогда не следил за отчетностью.
– Что ж, не будем впадать в уныние, теперь моя очередь вершить историю, и я постараюсь оправдать надежды, возложенные на меня. Твои и свои. Кстати, давай поговорим о твоей учебе…
– Ну уж нет, Себастьян, я ни в коем случае не собираюсь бросать академию и собачкой сидеть подле твоих ног, тявкая, когда хозяин потребует, ожидая в награду сахарную косточку. Я надулась, раскраснелась и не заметила, как, стала размахивать вилкой, роняя крошки ризотто на белоснежную скатерть. Виверн рассмеялся, притянул меня поближе, отодвинув опасное оружие подальше и заверил меня в том, что как раз зная мою потребность приносить пользу и не быть обузой, а так же не дюжий ум, прекрасно разумеет и более того поддерживает моё желание развиваться и самосовершенствоваться, а уж то, что мое образование носит не праздный характер, а в будущем может принести реальную пользу несказанно его радует, и его распирает от гордости за свою избранную. От всех этих приятных моему самомнению комплиментов, я расползлась как опара и пришла в себя, только когда жених подвел меня к воротам в кампус.
– В пятницу, я познакомлю тебя с матушкой. Замену на последние две пары вряд ли найдут быстро, – прошелся он по преподавателю, ожидающему казни в застенках, – я пришлю за тобой экипаж. А потом мы поедем в Талаллин – твой названный отец должен дать согласие на помолвку, моя Электа. С этими словами он оглянулся и не увидев в сгущающихся сумерках никого, кто мог бы помешать его планам, притянул меня к себе и сладко поцеловал, поворачивая ко входу и слегка подталкивая в нужном направлении.
– Я люблю тебя, – услышала я в спину.
– И я тебя, – прошептала я, прекрасно зная, что он услышит.
*Автор изречения – Платон.
Глава 23. Ты – единственное море, в котором мой инстинкт самосохранения равен нулю… И когда я в тебе тону, то с улыбкой иду ко дну
Весь оставшийся дем я тряслась пред встречей с будущей свекровью – но то ли я ей действительно понравилась, то ли апатичной Цессе было всё равно.
– Твоя мама всегда такая безучастная ко всему? Или она настолько сильно переживает кончину твоего отца? – спросила я когда мы покинули покои Сабины Виверн, спустя всего двадцать таймов. Плавающий взгляд, блуждающая полуулыбка, вежливая до дурноты, еще молодая женщина решившая, что со смертью супруга её жизнь не имеет смысла. Я уже встречала таких дам, чаще всего мужчины находят в себе силы жить дальше, а вот жены почивших мужей как будто утратили якорь, и их поломанных судьбой относит всё дальше от берега, в бушующий океан скорби, горечи и страдания. И медицина тут была бессильна, им просто не хотелось жить.
– К сожалению мать всегда была очень зависима от Стефано, без его дозволения она не смела даже выбрать себе наряд не подобающего, по его мнению, цвета. Я помню её другой, но тогда я был совсем маленьким, еще до смерти отца от нее осталось лишь тень прежней женщины, к тому же моей жизнью она интересовалась еще меньше, чем он. – задумчиво проговорил Цесс, сжимая мою ладонь в экипаже, что вез нас в портальную башню.
Естественно, первым делом в понедельник я отправилась в библиотеку, посмотреть информацию на счет колечка, украшающего мой палец, и вообще, что-то я подустала от черных дыр – пробелов знаний в моей голове и поскольку я была на хорошем счету у библиотекаря, я смогла смягчить его настолько, чтобы взять большую геральдическую энциклопедию. Дубликат, которой который находился в Большой Орумской библиотеке был в единственном экземпляре и поэтому он трясся над ней, словно над непутевым дитятком сверхзаботливая мать.
Увидев узор на пальце Ката хмыкнула и поздравила меня с помолвкой, а через несколько таймов принесла мне множество кружевных митенок из своих запасов и посоветовала не светить вязью. Она решила, что моим женихом стал Рэйдж. Видимо её вполне себе буйной фантазии не хватило на то, чтобы приписать помолвку Цессу, а руна Иор*, чётко выделяющаяся на фоне остальных завитков, лишь подтвердила её догадку, ведь новый глава МагКонтроля слыл хитрым, изворотливым и самое главное мстительным и смертоносным как тайпан**. Кличка «Змей» уже прочно закрепилась за ним, а ведь он возглавил министерство всего пару демов назад. К тому же, ходили упорные слухи о родстве представителей данной фамилии с Великими, поэтому Кристофа боялись не только преступные элементы, но и оправданно опасалась высшая знать. Я не стала переубеждать её, и, хотя мне было чрезвычайно неудобно умалчивать столь деликатную новость об имени избранника, я считала, что для начала просто обязана поговорить с названным отцом, и лишь затем, рассказать подруге.
Две ночи я выписывала в одну из пустых тетрадок информацию, касательно всего, что мне может пригодиться из энциклопедии, от прав наследования до перечня и свойств хранимых Вивернами артефактов, от истории монархических регалий до сказаний о Хрустальных драконах. Кстати, я нашла очень интересные легенды о фресках Розового Дворца, что ж, мои опасения подтвердились: картины оживали для столь малого числа избранных, что в пору использовать их как лакмусовую бумажку для определения родства с Высшими, уровня магической силы и преданности трону. Но я так и не поняла почему мне удалось увидеть, как статичные полотна обретали новую жизнь. Этот вопрос давлел надо мной, я все возвращалась к нему в своих мыслях и, не выдержав, спросила об этом феномене Дрэго.
– Мало кто знает, Теа… – начал рассказ издалека Виверн, он посадил меня к себе на колени и зарывшись носом в волосы и дыша в шею, тискал, целовал, мял и гладил меня, словно гончар свои глиняные творения. Я с трудом сохраняла самообладание, а когда он нежно прикусил меня за шею, застонала в голос. – Прости, отвлекся, ты просто такая аппетитная сегодня и пахнешь сдобой и ванилью. Я и правда пахла кондитерскими изысками, так как посчитала, что явиться к Её Величеству с пустыми руками будет верхом невоспитанности, и набрала у Мозеса ассорти из любимых сладостей, в надежде, что мама любимого отнесется ко мне более благосклонно. – Эти фрески рисовал, ты не поверишь, но один из моих предков, Коул Виверн. Он жил больше трехсентов назад, и слыл великим артефактором и художником. В отцовском кабинете висела картина его пера, на ней была изображена легкая пастораль, пастушка и овечка, так вот если кто-то лгал отцу, она или краснела, или затыкала ушки, или поднимала подол короткого платья, демонстрируя стройные ножки. Отец обожал смотреть, как вруны признаются во лжи. К сожалению, кто-то прознал о свойствах картины и нет, не украл её, а испортил, пропоров ножом. Пастушка ушла, забрав пушистого ягненка, а артефакт правды перестал работать. – С явным сожалением он ссадил меня с колен, поправляя значительную выпуклость бриджей и печально вздыхая, – мы почти приехали…О чем это я!?… Ааа… Фрески знали, что ты моя судьба задолго до того, как я сам себе в этом признался. Ты ведь видела парящего Виверна парящего над троном?
– Да, он прекрасен.
– Ты помнишь, тот миг, когда я сцепился с Ортего в небе и по тебе прошёлся всплеск неконтролируемой энергетической мощи? – Я кивнула. – Он признал тебя, мой зверь, признал и выбрал парой. Именно поэтому силовое пламя не сможет причинить тебе вреда. Я пока еще с огромным трудом соображаю в звериной ипостаси, но в мозгу в этом состоянии бьется набатом лишь одна мысль Теа. Ты – моё сокровище. И я сделаю всё что угодно лишь бы ты была в безопасности.
Я зарделась. А потом сама разместилась у моего дракона на коленях и поцеловала его. Со всей страстью, на которую была способна. Мурча от удовольствия и разливающегося по телу возбуждения, я не заметила, как экипаж остановился. Себастьян держал себя в руках лучше моего, аккуратно он завладел моими руками, которые уже бессовестно шарили под его сюртуком и сказал:
– Любимая, мы прибыли к портальной башне, – поцеловал меня в нос, и пока я как слепой новорожденный котёнок оглядывалась, щурясь по сторонам и не понимая, где я нахожусь, и стараясь прийти в себя от неудовлетворенного желания и возбуждения, что затмили мой в общем-то трезвый обычно рассудок, помог мне выйти к зданию.
Выйдя из башни в Талаллине я не поверила своим глазам, в Оруме была золотая осень, теплая, радостная, пестрящая медовыми и багряными красками, с белым дымком пара изо рта по утрам и редкими свинцовыми тучами, набрякшими дождем. Здесь же царило лето, не июльская изнуряющая жара, но приятный, комфорт знойного августа. С порывом теплого ветра принесло запах моря: йода, водорослей и соли, я счастливо зажмурилась и вздохнула полной грудью. Интересно, а морские ванны еще принимают или вода уже остыла?… В любом случае, полежать в шезлонге с книжкой, можно будет уже завтра, в закрытой бухточке. Перед тем, как мы погрузились в экипаж, Себастьян сделал пару пассов рукой.
– Наконец-то. Никогда не любил наводить морок, у меня еще в Академии от него все чесалось. Сейчас не так сильно, но правое ухо страшно зудит. – пожаловался мне любимый. Его ухо и правда было нежно-розовое, беззащитное, и так мило просвечивалось на солнце, что я не удержалась и потянувшись к нему, привстав на цыпочки поцеловала, обняв Дрэго за шею, он подхватил меня за талию и не размыкая объятий мы погрузились в карету.
– У меня для тебя сюрприз, – сказал мне любимый, когда я перестала зацеловывать его ухо, шею, скулу и висок, – Бруно сегодня на вилле не будет, его еще вчера вызвали по делам в министерство. Нет-нет, не смотри на меня так, я к этому не имею никакого отношения. Новый министр здравоохранения хочет приобщить его незаменимые знания и не иссякающий энтузиазм к грядущим реформам.
– Ну хорошо, и что за сюрприз? – насупилась я, мне чрезвычайно не хватало возможности лично пообщаться, спросить совета, да просто помолчать с замечательным человеком, ставшим мне родным, если не по крови, то по духу, поэтому несмотря на приятное предвкушение, я немного расстроилась.
– Ну какой же это тогда будет сюрприз, – засмеялся Себастьян, – нетерпеливая моя.
Оставшуюся дорогу я пыталась заставить его признаться, что же такое он мне приготовил, и, хотя всегда любила приятные неожиданности, никогда не отличалась терпением, любопытство и непоседливость, свойственные мне, не давали мне в полной мере насладиться долгожданной возможностью побыть наедине с любимым. Себастьян смеялся над моей неусидчивостью и лишь подзадоривал меня, отказываясь давать отгадку. Когда я от нетерпения уже подпрыгивала на жестком сидении наемного экипажа, тот замедлил ход и через мгновение полностью остановился.
– Ну что ж, надеюсь тебе придётся по вкусу то, что я тебе приготовил, – сказал жених и утробно засмеялся, как злодей на ярмарочном представлении.
Когда я спустилась по ступенькам кареты, глаза, отвыкшие от яркого солнца, слегка защипало, но когда я проморгалась, то в прямом смысле слова замерла. В изумлении и восхищении. У деревянного причала закрытой бухточки рядом с поместьем Арду, стоял невероятной красоты круизный парусник. Кипенно-белые паруса, сверкающие и бликующие в свете заходящего солнца начищенные до блеска медные детали, стяг с изображением Цесского герба – ноги сами несли меня к яхте.
Fulgur*** – было написано на его борту.
– Это самая быстрая яхта нашего государства. Её сделали на судоверфи моего хорошего друга. Ты наверняка помнишь его, мы заезжали в поместье к маркизу Девону, во время нашего первого совместного "путешествия". Эту страшную, полную опастностей охоту на отступников Себастьян обозвал приключением щадя мои чувства, и не давая тяжелым воспоминаниям нарушить радостное предвкушение от его сюрприза. – Он должен на следующий дем вернуться из Сорумских Вар, где инспектирует одно из крупнейших производств и я представлю тебя уже как подобает. Как мою Электу, – предвкушающе разулыбался он.
Я все ещё не могла прийти в себя, восхищаясь невероятным, утонченным совершенством. По удобному трапу мы поднялись на палубу, где нас приветствовал экипаж Молнии. Себастьян проводил меня в каюту: большая, богато украшенная круглая гостиная имела две двери, одна вела в покои с кроватью по истине Цесского размера. Парчовый балдахин, шёлковый танский ковер на полу с изображение бушующего моря и грозового неба, испещрённого белыми молниями, два массивных, кожаных кресла и столик вишневого дерева явно были прикручены к полу, как и большое ложе, на нем лежало платье из тех, что я оставила в поместье. Не вычурное, простое, но элегантное. Темно-зеленый шелк, низкий вырез, украшенный вышивкой и бисером, рукава фонарики, и мягкий, струящийся подол. Мне оно подходило более, нежели то, в котором я проходила телепорт. Всё же контраст осени и лета заметно ощущался, и тонкая струйка пота, стекающая с моего виска, подтвердила это. Я немедля скинула более плотное, темно-синее платье тонкой шерсти, и с блаженством погрузилась в пенящуюся ароматом земляники и ванили ванну. Когда я заходила в каюту, Дрэго с видом дорвавшегося до долгожданных оловянных солдатиков мальчишки, бегал по палубе и крутил, и щупал всё, что попадалось на его пути, так что я не волновалась о внезапном приходе и нежилась в мыльном облаке достаточно, чтобы смыть с себя усталость и переживания нынешнего дня.
Когда я облачилась в наряд, практически на влажное тело и обула легкие шелковые туфельки в дверь постучали, впрочем, не дожидаясь какого-либо ответа с моей стороны, вошёл мой жених, уже переодевшийся в легкие брюки и свободную сорочку.
– Пойдем скорее, а то пропустим все самое интересное. – С этими словами протянул мне руку, и мы вышли на палубу. Безмятежное аквамариновое море и бледно-синее небо слились багряным на горизонте, крупными мазками розовые кучевые облака, словно овечки, отбившиеся от стада, бежали, силясь догнать своих кучерявых собратьев. Пока я освежалась, парусник давно покинул пределы бухты и берег, что был за моей спиной выглядел узкой, темно-зеленой полоской. Практически на носу корабля накрахмаленной белоснежной скатертью был накрыт стол на две персоны. Высокие, витые свечи были накрыты стеклянными цилиндрами, заслоняющими пламя от легкого, теплого бриза, а когда мы уселись, удобно расположившись на тяжелых, обитых парусиной стульях, нам принесли легкие закуски, салаты, и серебряное ведерко, заполненное колотым хрустким льдом и бутылкой розового игристого вайна. С ловкостью фокусника достающего кролика из шляпы под аплодисменты неискушенного зрителя, Виверн с глухим «пуф» открыл бутылку и разлил шипящий крошечными пузырьками напиток по бокалам. Обстановка была настолько нетривиальной и романтичной, что я с огромным трудом сдержала просившиеся слезы. Я буду неблагодарной хрюшкой, если вместо слов благодарности за потрясающий сюрприз расплАчусь, повергая Себастьяна, уверена, в панику, что он что-то сделал не так. Поэтому я собралась, глубоко выдохнула и приняв бокал и отпив прохладный колючий напиток, оставляющий вишневое послевкусие, широко улыбнулась.
– Это прекрасный сюрприз, спасибо любимый, – сказала я. Каждый раз когда наши пальцы переплетались, вязь символов и завитков вспыхивала мириадами искр и опадала, свечение то пульсировало, светясь ярче, то становилось приглушенным, как будто смотришь на солнечный свет сквозь неплотно сомкнутые веки. Я пока не знала как у моего дракона, но мой рисунок менялся и рос, сначала я не замечала, но, когда он стал виться по кисти и запястью, отрицать очевидное я перестала. Резко выдвинув вперед руку, стремясь показать ему золотые вензеля, я расхохоталась, не ожидая от меня такого внезапного маневра, Дрэго отпрянул, уронив вилку. Затем сцапал мою кисть и стал её крутить туда-сюда, а спустя мгновение присоединился к моему хохоту, и показал свою. Его линии были затейливей, глубже, змеились и клубились, словно живые. Движение их завораживало, и я, не удержавшись, прочертила несколько из них пальцем, слегка задевая ноготком.
– Как бы банально не прозвучали мои слова, но чем крепче наша связь, тем затейливее вязь. Эту присказку знают все, кто проходит ритуал вступления в союз по древнему обычаю. Поэтому мне невероятно приятно осознание того, что мы не исключение. А если ты не перестанешь так делать пальчиком, – его золотисто-смуглая кожа покрылась мурашками, а в глазах алело пламя, – мы не дождемся горячего, а кок обещал нам лангустов в сливочно-чесночном соусе. Я вновь провела по коже, еще сильнее надавливая на рисунок: – Мням… – сказала я – без сомненья нарываясь. Без слов, с абсолютно серьезным выражением лица, любимый поднял меня на руки и стараясь не оступиться, покрепче прижав, понес меня в каюту. Я счастливо прильнула к нему, расслабляясь в сильных, надежных руках.
Бережно, словно хрупкую ажурную вазу, Себастьян спустил меня с рук, и поцеловал, нежно и томительно, сладко и остро. Голова моя сразу закружилась, а ноги подкосились, я практически повисла на нём, а он, прижав меня покрепче, стал расстегивать крошечные пуговки на спине. С жаром отвечая на поцелуи, я шарила руками по его твердым, мускулистым плечам, гладила, сжимала, зарывалась в длинные светлые пряди на голове, пропуская их сквозь пальцы. Когда чуткие, горячие пальцы дотронулись до моей обнаженной кожи, я застонала, удовольствие от прикосновение пронзило меня словно молния, а тяжелый комок желания пульсировал, груди сразу потяжелели, и я не желая терпеть больше слои ткани между нашими телами, принялась судорожно снимать с Дрэго затейливо повязанный шейный платок и расстегивать скрытые петли сорочки. Распахнув рубашку, я уставилась на плоскую, загорелую грудь, покрытую легкими золотистыми волосками, и тонкую полосочку поросли, что тянулась от пупка под пояс бриджей. Огладила плоский пресс, провела ногтями по коже и целуя, покусывая соленое горячее тело, наслаждалась долгожданной близостью.
Я не заметила, как осталась в одной тонкой сорочке на бретелях и снеся и эту кружевную преграду, Себастьян вновь поднял меня на руки и положил на кровать, целуя обнаженную кожу и оставляя обжигающие, заставляющие плавиться меня в возбужденной истоме, отпечатки губ. Я выгибалась и охала, хрипела, сорванным от стонов голосом и комкала шёлковую простыню, а когда мой дракон положил ладонь на мой живот, прижав меня к кровати и раздвинул мне ноги, касаясь языком и губами самого сладкого местечка, я закричала в голос и забилась от нахлынувшего на меня оргазма. Расплавленная изморозь удовольствия, горячими волнами, словно бушующая волна прибоя обжигала и замораживала меня одновременно, перед глазами плыли круги, как будто я долго смотрела на солнце, влажное лоно пульсировало, а ноющая, требующая ласки грудь, смотрела в полог острыми, вишневыми сосками. Словно вняв их мольбам Дрэго стал вкушать ягодки поочередно погружая их в горячий рот и лаская длинными пальцами, он целовал мою шею, царапая чувствительную кожу отросшей щетиной.
