Текст книги "Сокровище для дракона (СИ)"
Автор книги: Галина Горенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Мне хотелось большего, много большего.
Я стала лихорадочно расстегивать сложную петлю дурацких брюк, но восставшая плоть, которой я невольно касалась, толкалась мне в руку сама, напрашиваясь на ласку. Я провела с нажимом по плотному бугорку, и мужчина резко втянул воздух сквозь зубы и бормоча что-то вроде «сама напросилась» одним движением выпустил твердую плоть и разместившись меж моих разведенных ног, стал дразнить меня, лаская набухшие складки обжигающей головкой, водя вверх и вниз и вызывая у меня во всем теле агонию неудовлетворенности. Думаю, он бы еще очень долго мучал меня лаская на грани, но я больше не могла терпеть, и когда горячее навершее его члена было напротив входа резко подалась вперед, прижимая его пятками за ягодицы. Смех его перешел в надсадный, капитулирующий хрип, он погрузился в меня на всю длину, я вновь удивилась тому, что оказывается такая вместительная, и стал двигаться, пронзая меня, рождая стремление и доселе неведомые желания. Я царапала его спину, стремилась к нему, стенала и упивалась собственной женской силой, властью над мужчиной, подаренной соблазнительницей Евой. Взмывая в небеса, я хрипло шептала имя любимого, как и он моё, несколькими мгновениями позже, изливаясь горячим семенем. Долго, мы лежали не в силах пошевелиться, хотя спустя несколько мгновений, Виверн скатился с меня, боясь раздавить меня собой. Не знаю зачем, ведь приятная тяжесть его тела была мне лишь в радость.
– Люблю тебя, – прошептал мне Себастьян, когда спустя леор, накинув поверх длиной камизы шёлковый халат с широкими словно крылья бабочки рукавами, мы стояли на носу Молнии и наблюдали на поверхности морской глади за играми двух лун. Всеми оттенками голубого переливалась ранее белая яхта, на столе, под странно преломляющими свет хрустальными крышками нас ожидал еще горячий морской деликатес, а в моей руке вновь пенилось розовое игристое.
– И я тебя, – сказала я, повернулась и не стесняясь более экипажа, как несколькими часами ранее, потянулась к его губам. Лангуста мы ели утром, уверена, он был так же хорош, как и вчечером.
*Иор (Ior) – руна Змея. Борьба и симбиоз женского и мужского начал.
**Тайпан или Жестокая змея – самая ядовитая змея на планете. Ее яд самый токсичный из всех живущих на суше змей в мире. Выделяемого этой змеей яда достаточно, чтобы убить 100 человек или 250000 мышей. Токсичность ее яда в 10 раз выше, чем у гремучей змеи и в 50 раз больше, чем у кобры. К счастью, тайпан не агрессивен, и к тому же, довольно редко встречается на пути человека в дикой природе.
***Fulgur – молния (лат.).
Глава 24. Разница между ложью и правдой в том, что у лжи всегда есть свидетели, а у правды никогда
Солнце уже достигло зенита, когда яхта причалила к деревянным сходням каменного пирса в бухточке Аквармундо. Идти было совсем недалеко, и мы решили прогуляться до дома пешком. Тропка, что ранее вилась меж зеленого ковра теперь практически слилась цветом с пожухшей травой, сонные стрекозы и бабочки всё еще перепархивали с цветка на цветок, но делали это так натужно и безрадостно, что сразу ощущалось: наконец и сюда добралась осень. Себастьян рассказывал массу историй из детства: оказывается каждое лето один месяц, до того самого момента, как поступить в университет, он проводил в поместье друга семьи. По его словам, это было самым счастливым периодом его отрочества, здесь быстро забывали, что пред ними наследник, да и сам Бруно не испытывал нужного пиетета перед будущим монархом и общался с ним как с любимым племянником, загружая каникулы повседневными делами, катался с ним на маленьком яле, рыбачил, брал его с собой по лекарским делам, в соседние деревушки и поместья, в общем давал именно то, что ему требовалось в тот момент, забота и участие.
Бруно уже ждал нас, нетерпеливо расхаживая по гостиной взад – вперед, заложив руки за спину. Едва нас увидев, он бросился меня обнимать, и бесконечно повторял, как сильно он скучал и как рад, что мы наконец-то соизволили его навестить.
– У нас для тебя новости, Арду, – сразу перешёл к делу Себастьян, – но прежде мне бы хотелось поговорить с тобой.
– Да какие ж это новости, девочка вся сияет, а ваша помолвочная вязь, так вообще, светится как маяк в тумане. Что ж дети, я несказанно рад, что так вышло, вы самые дорогие мне люди в этом мире и я от всего сердца желаю вам счастья.
Было видно, как любимый заметно расслабился. Несмотря на то, что одобрение Ардуано лично для меня не было принципиальным и не сыграло бы решающей роли, свой выбор я сделала уже давно, и вообще я уже в том возрасте, когда разрешение старших спрашивать не требуется, всё же, я была рада его получить, а уж как счастлив был Виверн. Я не погрешу против истины если замечу, что лекарь во многом заменил ему отца, и его мнение было для него чрезвычайно важным. В том, что Бруно одобрит выбор никто из нас не сомневался, а вот не обидится ли он на нас за то, что не посоветовались с ним, не посвятили в свои планы? Так что радость от спокойного принятия новости была непритворной.
– Через двадцать таймов подадут обед в малой столовой, приведите себя в порядок и приходите, я буду выпытывать у вас подробности, – сказал мужчина, и расхохотался, когда я вся покрылась румянцем, и даже мои уши были красными от стыда. Но румянец сошёл очень быстро, когда я вспомнила, о чем я собираюсь поговорить после обеда с обоими мужчинами. Я больше не могла скрывать правду о своем прошлом и том, как сюда попала. Да и не честно это было, не в моих правилах было столько лгать, так что, выдохнув и крепко поцеловав моего дракона перед дверью в свою комнату, возможно в последний раз, я пошла переодеваться к судьбоносному для меня обеду.
Потратив немногим больше условленного времени, я была готова. Простое, нежно-персиковое платье из муслина, с цветочной вышивкой и тонкими кружевами по лифу и подолу шло мне невероятно, розовая жемчужина на витой цепочке – один из «утренних подушечных» подарков любимого мужчины и шёлковые домашние туфельки дополнили мой образ. Волосы я распустила, заколов лишь самые короткие пряди. Мужчины поднялись со своих мест, когда я вошла в комнату, и после того, как я села, продолжили дискуссию, которой придавались ранее, до моего прихода. Что-то о медицинском довольстве армии на границе и трудностях с магами-лекарями коих крайне не хватало. Бруно настаивал на том, чтобы разрешить учебу простым гражданам, не имеющим магических талантов, но душою желающих помогать людям. На самом деле лекари-маги настолько привыкли полагаться на своё колдовство, что порой пренебрегают умением и практикой, во всём советуясь лишь с гримуарами и волшебными методами лечений, не полагаясь на наработанный опыт. Я была с ним полностью согласна и привела Цессу пример из моего потока, в большей массе слушатели моего университета бравировали лишь магическими способностями, а все знания, которые давали опытные лекари-преподаватели считали делом наживным. Моя соседка Катарина, я нисколько не умоляла её способностей, была страшная зубрилка и старалась постичь медицинское дело со всех сторон, получить знания из всех возможных источников, именно поэтому она была лучшей ученицей своего курса, именно поэтому её ждало успешное будущее и обширная практика. Даже сейчас она вела ожесточенную переписку с лекарем волчьей стаи, дискутируя о методах лечения и способах диагностики. Они невероятно разнились в наших странах.
За этой неспешной дискуссией и вкусным обедом настало время десертов и тая, а я наконец-то набралась мужества и попросила внимания, отвлекая мужчин от насущных тем.
– Мне нужно рассказать вам, кто я и откуда, – решительно начала я, пресекая возможные вопросы взмахом руки. Себастьян даже рот раскрыл, желая что-то сказать. – Я всегда помнила свое прошлое, но благоразумно предпочитала молчать, так как боялась угодить в лечебницу, что занимается душевнобольными. Сейчас же, проведя массу времени за историческими хрониками, познав реалии Ориума могу признаться – я не из этого мира.
– Теа… – просипел Себастьян.
– Нет! Позволь мне, я знаю, это звучит крайне странно, удивительно, невообразимо, но это правда. Последнее, что я помню, это как мы днем собирали раненных на поле и под моими ногами курился снаряд, затем раздался взрыв… Когда я пришла в себя – над головой было чужое ночное небо, незнакомые созвездия, вокруг удивительные растения и странные деревья. Потом ты, и… хвост. Боже, знал бы ты, как я испугалась хвоста! Дальше вы знаете. Простите меня. Я боялась. – Хлебнув остывшего тая, я продолжила рассказ и поведала им о солнечной системе, о том, как называется мой мир, краткую историю Империи Российской, про войну в которой служила сестрой милосердия, про будни и тягости, про радости и счастливые мгновенья, про родителей и сестру с братом. Я старалась не торопиться, но очень волновалась и перепрыгивала с мысли на мысль, запинаясь и путаясь. – Я не имею ни малейшего понятия, как я здесь оказалась. Ни единого намека, но знаю наверняка, из хроник и летописей – Великие обладали свойством пересекать пространство, и даже время. Сейчас эти знания утеряны, по крайней мере, за несколько месяцев мне не удалось найти ни одной ниточки, которая бы привела меня к этим знаниям.
На последних словах Виверн заметно напрягся, его рука слишком сильно сжала фарфоровую чашечку, и та треснула, порезав острым осколком ладонь мужчины. Махнув рукой «пустое», он промокнул кровь салфеткой и попросил меня продолжить, но… Я выдохлась! Переживания стольких месяцев, опасения, что меня разоблачат, невозможность раскрыть правду даже самым близким – все это стало для меня столь тяжкой ношей, что казалось, облегчив душу из меня выпустили весь воздух. Я ждала вердикта самых близких мне в этом мире людей с замиранием сердца, и казалось даже перестала дышать.
– Татьяна, – словно пробуя на вкус произнес моё имя Себастьян. Господь Всемогущий, как же приятно было вновь его слышать. – С моей стороны было не совсем честно умалчивать, но я боялся тебя спугнуть: то, что ты не отсюда, мы с Бруно поняли практически сразу. Проведя анализ дробин из бедра, мы выяснили, что на Твердыне нет таких сплавов, к тому же, порох у нас, никогда не содержал калиевую селитру, её залежи ничтожно малы, а дороговизна искусственного синтеза делает его производство бессмысленным. – Я благоразумно промолчала, что для получения этого вещества достаточно навоза и известки. И того, и другого в этом мире было предостаточно, но я не хотела становиться кем-то вроде ангела смерти принося с собой в этот мир, разрушительные знания моего. И хотя стреляет не оружие, а человек*, эти знания не пойдут на пользу Твердыни. – Твое воспитание, пусть и немного эксентричное, просто вопило о том, что ты из благородной дворянкой семьи, но, если бы в Оруме пропала несса брачного возраста, об этом стало бы известно по крайней мере в Магуправлении. Я могу привести ещё массу причин и доводов: одной из странностей было то, что ты узнав кто я, не свалилась мне спелым яблочком в руки, Я не набиваю себе цену, но любая девица, узнав, что наследник к ней неравнодушен, воспользовалась бы ситуацией, и как минимум стрясла с меня довольствие побольше, нежели морскую ванну и учебу в университете! Но по большому счету, милая, для меня, как и для Бруно, я смею говорить за нас двоих, кто ты и откуда не имеет большого значения. Я тебя люблю. Бруно ты словно дочь.
– Ты моя Сальватор, ты моя Теана, ты моя любимая и будущая Цесса. Я рад, что между нами нет более этой недосказанности и стены из отчуждений и опасений, но боюсь она была лишь в твоей голове, я сделал свой выбор. – резюмировал Себастьян. Мой Себастьян…
– И я, дочка, – сказал Бруно, стараясь сдержать слезы. Я же вовсю плакала. Облегчение затопило меня словно весенняя река в полноводье, голова счастливо кружилась, а в животе порхали бабочки. Казалось я сейчас взлечу вместе со стулом. Мои сладкие слезы смахнули сильные пальцы, родные руки притянули к своей груди, крепко усаживая на свои колени. Сегодня можно. Сегодня мне не будет стыдно пред Арду, за то, что мы попрали приличия, в конце концов, правила нужны лишь для того, чтобы иногда их нарушать.
– Но Таня, – вновь обратился ко мне Себастьян, – это знание опасно, никто!… Запомни, никто и никогда не должен узнать о тебе! От этого зависит твоя безопасность, к тому же, это очень мощный рычаг давления на меня, как на монарха. Я обязан жениться на гражданке Ориума, и, хотя фактически ты ею являешься, это все-таки уловка. Древний закон не подлежит изменению, так завещали нам Великие, хотя я пока не добрался до всех оригинальных летописей, но могу сказать одно – не все заветы были переведены правильно. Возможно, и в этом свитке есть лазейка.
Мы разговаривали до самой ночи и разошлись спать под утро. Они засыпали меня вопросами, я изумляла их ответами. Поочередно они удивлялись ширине моего кругозора и тому, что я, хотя это не свойственно женщинам и моего мира, столько знаю. Возможно, я всегда была чрезмерно любознательна, и когда меня мучал вопрос, я не забывала его и не успокаивалась, пока не докапывалась до решения или истины. Молодым людям моего мира со мной было скучно, я слыла синим чулком и зубрилкой, да в общем-то я гордилась своими знаниями и жизненной позицией, и я не понимала, как можно вести праздный образ жизни, спать до обеда и часами проводить у модистки или в чайном салоне, а не узнавать что-то новое…
Когда я, наверное, в двадцатый раз зевнула, скромно прикрыв ладошкой рот, Себастьян поцеловал меня в нос и подняв на руки, отнес меня в постель.
Я помню жаркие мужские объятия, сильные руки на талии, ласковый шёпот на ухо, и попытку меня разбудить, но я так и проспала практически до обеда, а проснувшись с удивлением обнаружила, что моего дракона рядом нет. Я облачилась в дневное платье к обеду, и приведя себя в порядок, в душе я чувствовала себя всё еще помятой и сонной. Меня приветствовал лишь Арду, объяснив отсутствие Себастьяна внезапно свалившимися срочными делами, он передал мне небольшую записку, в которой тот крайне извинялся за свой побег, но молил простить его за то, что не пожелал будить меня, дабы попрощаться. Он выразил сомненья, что успеет вернуться к моему возвращению, но обрадовал тем, что в академию меня сопроводит хозяин поместья. Пока не найдут постоянного преподавателя по статистике, его попросили заменить Сааба. Тот с радостью согласился, так как вынужденное отшельничество успело прилично опостылеть моему крайне деятельному названному отцу.
– Почему же ты не возвращался раньше, ведь твои обширные знания, инновационный подход, не дюжий ум в конце концов, это именно то, в чем несомненно, нуждалось министерство здравоохранения и Академия.
– Теа, – со вздохом сказал лекарь, – хотя, впрочем, вскоре ты попадешь во дворец, и сама все узнаешь, так что томить не имеет смысла. Я имел несчастье разозлить батюшку Себастьяна. До определенного момента он мне благоволил и всячески выделял меня из общей массы дворцовых подхалимов и прихлебателей.
– О, Великие, и чем же ты смог вызвать недовольство Его Величества? – мне казалось, честнее и преданнее Арду не найти человека.
– Я имел неосторожность полюбить не в ту женщину.
– Какая глупость, – начала было я, но потом, все детали головоломки встали на свои места – он отдал большую часть жизни за неё. За неё и её ребенка. И вот тогда Стефано обо всём и догадался. – Ты полюбил матушку Себастьяна, какая трагедия.
– Не рви из-за меня своё доброе сердце, филия**, я давно всё пережил, лишь постоянное одиночество угнетало меня, Цесс запретил мне появляться в Оруме, и мне пришлось бросить патронируемый госпиталь, всех пациентов и практику.
– Как скажешь. Тебе не известно, почему так внезапно умчался Себастьян? – спросила я, вдруг моё сердце сжалось от страха с такой силой, что перед глазами заплясали белые мушки.
– Нет, – но через час мы отправляемся, уверен в столице ты все узнаешь, – ответил мне лекарь.
Дорога была приятной, так как Бруно приложил массу усилий, чтобы меня отвлечь и успокоить мое тревожащееся сердце, мы разговаривали обо всем, и теперь, не таясь я делилась с ним медицинскими знаниями своего мира. А он, с непосредственностью неизбалованного ребенка восхищался ими. В Академию я прибыла вечером, и кажется обстановка ничуть не изменилась. Словно сонные мухи студенты возвращались в общежитие, не было паники, шушуканий, растерянности или каких-либо еще признаков надвигающейся беды, и я расслабилась поверив, что все хорошо. Зря.
У двери в наши с катой комнаты, прислонившись к стене и вытянув ноги, в явно несвежей одежде сидел Питер Куртт. Как только он увидел меня, он тут же вскочил и бросился ко мне.
– Вчера случился прорыв, Теа, Ката в это время была у волков. Её нет ни среди погибших, ни среди раненых. Она пропала. Бесследно.
* Стреляет не оружие, стреляет человек. Крылатая фраза Михаила Калашникова.
** Fillia – (лат.) – дочь.
Глава 25. Болезням бесполезно сообщать, как они называются
Утром Академию лихорадило, из каждого угла слышались всё новые и новые подробности магически-тектонического прорыва. Куртт же, поговорив со мной, покинул территорию академии, не предупредив ни одногруппников, ни куратора, ни, как в последствии выяснилось, родителей. Много позже я узнала, что он перевелся в Военную академию Ориума, когда даже спустя несколько демов о Кате и еще десятке пропавших без вести людей и волков не было никаких новостей. Практически сразу, я получила записку от Себастьяна, он рассказал, что с ним всё в порядке, но некоторое время прямой связи с ним не будет. Если я что-то хочу срочно передать, быстрее всего это будет сделать через Рэйджа, который остался в столице, прикрывать спину другу.
Эта планета всегда была обитаема, но давным-давно, еще до прихода Великих, самых страшных чудищ удалось собрать и запихнуть сначала в Темный лес, обернутый мощным магическим пологом, словно тюрьма строгого назначения, забором из колючей проволоки. Этот полог, был словно огромная стена, не пропускающая ужасных тварей мироздания наружу, затем ученым и магам удалось создать пространственно-временной карман. Путем нечеловеческих усилий сотен магов, людей и оборотней Темный лес более не существовал, демоны преисподней, а это были именно они, были отправлены в другое измерение, и десятки столетий о них не вспоминали, лишь зорко следили за тектоническим разломом плит пространственного кармана. Территориально он находился на границе государств Ориума и Стоунхельма. Объединенный форпост двух стран партнеров Кватры надежно охраняли пограничные силы, лучшие маги и военные. Что произошло – не ясно. На сколько велик был разлом и удалось ли тварям вырваться из многосентного плена тоже. Единственное, что рассказал мне Арду, то ли он не хотел меня волновать, то ли и вправду не знал подробностей, но в ночь с субботу на воскресенье на месте разлома произошло землетрясение, оно унесло жизни нескольких человек, что стало дополнительным питанием для чудищ, обитающих в пространственной яме, человеческие муки и страдания, а в особенности смерть придавали им силы и несколько сущностей попытались вырваться.
В общей комнате я нашла восторженное письмо от подруги, что хвалилась приглашением «её волка» погостить в стае. Вроде как он созрел до знакомства с родителями, а отец его так вообще был консультационной главой общины. Это что-то вроде того, когда новый вожак еще не выбран, а старый отошёл от дел, и на как раз-таки Выбор, Катарину и пригласил этот чёртов пёс. Я думаю, что сделал он это из корыстных побуждений, и девушку, влюбленную в него, продемонстрирует, и отменного врача хирурга получит, пусть и на время. Хотя на счет первого я бы уже не была так сильно уверенна. Питер внял моему совету, и пошёл по хорошо протоптанной до него тропке Онегина, как мантру повторяя себе под нос: «чем меньше женщину мы любим…» Ката вначале не обращала на видимую холодность никакого внимания, и даже радовалась тому, что Пит наконец-то стал обращать внимание на других несс, но потом она вдруг поняла, что ей очень не хватает его общества, чувства юмора, заботы, прекрасных, добрых глаз. Думаю, еще пару терилов и подругу можно было бы брать голыми руками…
Ректор Дирт отправился на поиски сестры, оставив вместо себя заместителя, который предупредил о некоторых изменениях в расписании и попросил в случае чего, обращаться непосредственно к нему. Несколько преподавателей отправились вместе с ректором, как наиболее сильные и опытные практикующие маги-лекари. После собрания, сидя в опустевшей столовой я вяло ковыряла вилкой рис, несколько дней у меня напрочь отсутствовал аппетит и всё время кружилась голова, вот и сейчас, я насильно впихивала в себя сарацинское пшено*, от него практически не было рвотных позывов, которые я относила на нервные переживания и невозможность помочь. Всем сердцем я стремилась туда, где был мой дракон и где пропала моя подруга, но объективно рассуждая, я понимала, что от меня сейчас не будет никакой пользы, я лишь помешаю, а Себастьяну придется тратить драгоценное время еще и на меня, поэтому сцепив зубы ждала весточки от любимого и старалась думать о хорошем.
– Из-за этой выскочки академию покинули два самых приличных несса, что тут делать, коли подходящего моей монаршей особе окружения здесь более не наблюдается. И ладно бы ректор, все же он ее родственник, – услышала я визгливый тон Цессы Алисии, – но Питеру то зачем сдалась эта коротышка, к тому же откровенно толстая, она отличница, да, но не умна, ей просто помогает братец.
Первый раз в жизни мне было стыдно за свое поведение. Никогда прежде, да и после, я на это очень надеюсь, я не уподоблялась базарным торговкам, что предпочитали решать свои проблемы таким незатейливым способом, но несмотря на то, что стыдно мне было, я не жалела ни об одном совершенном мною действии. Медленно встав, я прошла с полным подносом мимо рыжей гадины, и вывалила полную тарелку клейкой каши на её красиво уложенную, но совершенно пустую голову, а потом, хорошенечко потягала её за волосы, вырвав несколько прядей. Когда подоспевшие учителя все-таки оттащили меня от мерзавки, на ее голове, отчетливо были видны проплешины. А уж сколько всего нового выслушала о себе эта венценосная гадюка.
На ковер к ректору, точнее к проректору я попала впервые, поэтому не зная, чего ожидать тряслась как осиновый лист в ураган. Я, конечно, о содеянном не жалела, но последствий боялась жутко.
– Несса Бруно, – сказал преподаватель, – меньше всего я ожидал подобного поведения от вас. Как же вы докатились до такого непотребства? – Я было открыла рот, чтобы защитить себя, но мужчина не дал, – о, я прекрасно наслышан, что именно сказала ненаследная Цесса Демистана, и прекрасно понимаю ваши чувства. И жалею лишь об одном…
– О чем же? – спросила я опасаясь самого худшего – отчисления.
– Как это? Конечно, о том, что я не смог насладиться этим зрелищем сам, а лишь слышал подробности, пусть и расписанные в красках. Знали бы вы, где уже сидит у меня эта…кхм…несси.
876O43oo
– В печенке? – уже улыбаясь спросила я.
– Да не только, – ответил он, – у меня весь ливер от нее уже болит. Но вы, зря улыбаетесь. В наказание административный проступок я назначаю вам штраф. Два терила будите после пар помогать в прозекторской. Всё. Свободны.
И я пошла, силясь на засмеяться в голос и не запеть какую-нибудь дурацкую фривольную песенку. Да лучшего поощрения, чем проводить время в мертвецкой и придумать нельзя. Многих студиозов с моего потока пугали покойники, а я, привыкшая к смерти в результате страшных ранений без страха смотрела на скончавшихся в мирное время людей, от старости, болезни, да даже пара трупов причина смерти которых стала поножовщина в доках, не произвела на меня сильного впечатления. К тому же тут было стерильно, светло, кафельный пол и замечательный штат патологоанатомов. Моё стремление узнать как можно больше о больных, умерших и самое главное об административных потребностях они воспринимали стоически, отвечали на все вопросы, пускай иногда и нехотя, помогали, объясняли и делились всеми своими знаниями. Поэтому наказание меня воодушевило.
Вечером я получила записку от Себастьяна, он возвращался завтра и просил после пар быть в комнате. С трудом пережив в нетерпении следующие сутки я бросилась в объятия любимому сразу, как потайная дверка скрипнула, и он поднялся достаточно, чтобы схватить меня. Зарывшись носом в мои волосы, он жарко и щекотно дышал мне в ухо, бесконечно повторяя как сильно он скучал, и как волновался.
– Таня, я так рад, что тебе удалось собрать всё свое мужество и не бросится за мной, удивил меня необычным вступление Виверн. – Там было просто пекло. Жарко как в Соляре. Множество пострадавших и пропавших без вести. Я знаю про Кату, мне очень жаль, мы сделали все, что было в наших силах. Разлом закрыт пологом, его поддерживают одновременно более тридцати магов, он крайне мал, но сила, что рвется наружу очень опасна, даже если одна тварь вырвется, то придется плохо всем.
– Много пропало? Погибло? – спросила я с содроганием.
– Мертвы около тридцати, пропало без вести два десятка. Тела погибших все еще находят. В основном это волки. В этот день у них проходили испытания на главу клана, на них присутствовал Кёниг Стоунхельма, он сильно пострадал, но вне опасности. Главную залу почти полностью погребло под крышей форта, и мы до сих пор разбираем завалы, а разлом как раз пришелся на середину здания, опорные конструкции не выдержали.
– Ты на долго вернулся? – спросила я с затаенной надеждой.
– Да. Я там более не нужен. Схлопывание проведут уже сегодня. Кроме магов ритуалистов там больше никто не должен находиться. Я буду здесь, моя Сальватор.
И все же на пару леоров Себастьян покинул мои покои, ему нужно было во дворец, к тому же есть, кроме сладостей, у меня было нечего, а мне нужно было отрабатывать провинность в прозекторской, так что отпускала я его с легкой душой и надеясь на скорую встречу. И он не подвел. По возвращении меня ожидал еще теплый ужин и пенная ванна, не знаю, чего мне хотелось больше, смыть с себя сладковатый запах смерти и формальдегида или вновь бросится в крепкие и надежные объятия жениха. Есть мне по-прежнему совсем не хотелось, но Дрэго настаивал:
– Теа, милая, у тебя, несомненно, красивые глаза, но, когда они занимают всё лицо, мне становится страшно, меня не было всего несколько унов, а платья на тебе висят. Пожалуйста поешь, ведь я уже здесь, ты можешь больше не волноваться за меня.
– Хорошо, – сказала я. И стала накладывать себе ароматного картофельного салата и фаршированной рыбы. К моему огромному сожалению эта еда, как и вся предыдущая за день, в моем желудке продержалась ровно до того момента, как я её ела. Меня долго тошнило, скручивая внутренности, и едой, и желчью. Когда я наконец-то вышла Себастьян белый от переживаний расхаживал перед дверью.
– Любимая, а это не может быть признаком токсикоза? Возможно, ты понесла, ведь мы не думали о предохранении…Нет, не подумай, я буду очень рад, просто тогда нет смысла ждать окончания учебы. Тебе необходимо как можно…
– Нет, Себастьян. Только вчера у меня закончились лунные дни. Так что это точно не беременность. Прости. – было видно, как он расстроился. Глаза горели красным, пальцы нервно подрагивали, я поспешила его успокоить, – мне кажется я чем-то отравилась. Пру дней пища просто не держится в желудке. Уверенна все пройдет. Верь мне, я же врач в конце концов.
Он невесело рассмеялся: – Если завтра тебе не станет лучше – пойдем к лекарю.
– Один плюс, – засмеялась я, – далеко идти не придётся. Чего-чего, а этого добра ту навалом.
Ночью он обнимал меня, согревая горячими объятиями, нежно целовал и рассказывал о том, как скучал. Я не заметила, как провалилась в сон, обласканная и нужная, убаюканная тихим шёпотом низкого с хрипотцой голоса и терпким запахом полыни и можжевельника. Твердая подушка всю ночь под моей щекой вздымалась, а размеренное сердечное тук-тук-тук, убаюкивало меня вновь, если я в панике просыпалась, ворочаясь и пугаясь.
Хмурое серое утро не прогнало сумрак ночи, лишь слегка подсветило несмелыми осенними лучами сизое небо. На подушке, по-детски трогательно подложив под щеку ладонь, спал мой Цесс. Его густые четко очерченные брови были хмуро сведены и мне захотелось разгладить недовольные морщинки, что делали его лицо суровым. Протянув к нему руку, я слишком громко ахнула, тем самым разбудив мужчину. Сонно проморгавшись он тут же перевел на меня взгляд.
– Что-то случилась, милая?
– Да, и я не знаю, что это такое, – ответила я, в буквальном смысле паникуя. Я протянула ему руку.
– Одевайся, нам нужно срочно повидать Арду. Нет, оставайся здесь. Я сам приведу его.
Когда он ушел, я еще раз решила взглянуть на то, что так испугало и его, и меня. Там, где еще вчера вилась золотая помолвочная вязь все капилляры и сосуды до локтя почернели, испещряя черными реками и грязными ручьями бледную до синевы кожу, а ритуальные завитки и ногти стали темно-серые словно графит.
Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным.
*Сарацинское пшено – рис или любое другое белое пшено.
