Текст книги "Лето выбора (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Разве что за неимением лучшего.
Поэтому Никон сговорился с разведчиками, которых выслал Илья. Четверых пришлось сложить под кустик, остальные согласились, потом Счастливый поставил приманкой небольшой отряд – и расставил пулеметы.
Илья пошел вниз по склону, в этот момент в дело вступили пулеметы и в бок атакующим ударили конники, начисто вырубая ошеломленного противника.
Запах крови и запах взрытой копытами земли, запах дыма и пороха, конского и человеческого пота – все смешалось в прозрачном утреннем воздухе. И крики...
Жутковатая симфония смерти.
Крики боли, стоны, проклятия, ругательства и мольбы людей, крики коней... вы не слышали, как кричит раненная лошадь? Вам повезло...
Грохот орудий и треск пулеметов, свист рассеченного острым железом воздуха...
На войне – не страшно.
На войне умирают.
Пехота?
Так и на пехоту нашлось свое средство. Железная ж дорога!
То есть – дрезины. Которые тихо-тихо, без шума подошли ночью в нужное место, которые подвезли нечто нужное. Особой пехоты у Счастливого не было, но были орудия.
А вот и...
Грохотнула пушка. И еще раз, довершая разгром...
Или...
Не пушка?!
Никон, который с удовольствием наблюдал разгром врага, даже не вступая в бой сам (он что – идиот Алексеев?) обернулся. Грохот донесся не с той стороны в которую подвезли пушки.
Грохот донесся...
Проклятье!
Алексеева-то Никон разнесет в пух и прах!
Но есть подозрение, что железная дорога тоже потеряна.
***
Когда до Белкина донесся шум боя...
Не может такого быть?
Да вот еще как может! Когда сшибаются несколько тысяч людей и с одной, и с другой стороны, слышно очень хорошо. И пушки.
И пулеметы...
А еще – дрожит земля, которую обильно поливают кровью. Кровью людей, которым жить бы, да и жить. Кровью родных ее детей...
Она дрожит и плачет, она стонет и трепещет от ударов. И это тоже чувствуется...
Белкин знал, что идет бой. И... это не стычка, на которую рассчитывал Алексеев. О, нет! Здесь все серьезнее. А голоса пушек и вообще слышны издали.
– Тор, никак наши бьются?
Пахом был рядом. И чему бы тут удивляться?
Белкин вздохнул.
– У нас есть приказ. Выполняем. А пока... Федот, Силантий – давайте-ка назад. Посмотрите, что там за обстановка, да и доложите. Мы вас подождем... в леске.
Разведчики покосились на лесок и дружно кивнули.
Они сходят. А рота пока займется полезным делом. Установит мины, запалы... что бы там ни происходило, приказ командира надо выполнять.
И разведчики совсем не удивились, услышав взрыв.
***
Илью нашли после боя.
Прошли бы мимо, а то и добили, но... решили выслужиться.
Ясно же!
Мундир генеральский, весь вызолоченный, оружие дорогое... ладно! Оружие прикарманили. И деньги изъяли в свою пользу, пока тащили.
Привели.
Бросили под копыта коня Никона.
Счастливый смотрел с отвращением. Хотя... и чего было возмущаться? Илья всего лишь опустился до его уровня. До уровня человека, которому никого не жалко, который спокойно режет и расстреливает мирное население... да, этим грешил и Счастливый.
Только не в своей волости.
А вот когда война пришла подобным образом к нему в дом... понятное дело – обидно! Когда он раздает оплеухи – это драка правильная. А вот когда он их получает, уже гораздо хуже.
– генерал Алексеев, – с издевкой протянул Счастливый. – И что мне с вами делать?
Илья чувствовал себя откровенно плохо. Полет в кусты не прошел для него даром, мужчину крепко тошнило, кружилась голова, а сотрясение мозга было невооруженным взглядом видно.
Но пресмыкаться перед этой мразью?
Никогда!
Все равно убьют, так хоть душу отвести.
Витиевато и изобретательно Илья послал атамана в пешее эротическое путешествие.
Счастливый выслушал, не поведя бровью. Какая ему разница, что там кричит поверженный враг? Да пусть хоть с березы закукарекает! Решать, что с ним делать, все равно Никону. Кстати, о березах...
Нагнуть две крест-накрест, привязать Алексеева за ноги – и отпустить. А что останется, вороны расклюют.
Атаман спрыгнул с коня.
Вот играть на публику он умел отлично. Никон подцепил Алепксеева за воротник мундира, рванул... 'счастливчики' генерала пока не ободрали. Да и смысл?
Свое они еще соберут, а этого можно и так привести, чтобы атаман поверил – ему не пустышку подсунули.
– ты пришел на мою землю, как враг. Ты не жалел никого. Ни старого, ни малого. Ты обрек на гибель от голода моих людей. Ты приговорил к смерти целые семьи...
Алексеев почти не слушал.
А потом открыл рот – и цинично блеванул атаману на сапоги.
Злонамеренно. А вы что ожидали после сотрясения мозга? Даже если его там и немного было...
– Ах ты...!!! – пробрало Никона.
Зараза такая!
Всю малину... обблевал! Испортил картину атаману... не сволочь, а?
Даже насчет берез желание улетучилось.
– Повесить его, – бросил Никон, отворачиваясь.
Илья даже не дернулся, когда его поволокли к березе. Да, видно судьба такая была у этого дерева. Сорвали мундир, рванули с шеи цепочку медальона...
– Отдай! – рявкнул Илья.
Анна.
Гошка.
Может, Анна и простит его, когда узнает, что он ушел вслед за сыном.
Рывок вышел такой, что двоих 'счастливчиков' разбросало в стороны. Обернулся даже Никон, который брезгливо обтирал сапоги о траву..
– Что там еще?
– Да щас, батька... запляшет! Цацку ему, вишь, жалко! Малахольный...
– Что за цацка?
Как ни крути, чутье у Никона было.
Медальон оказался в его ладони, жалобно пискнула, открываясь, крышечка...
– Оп-па...
Сказал атаман, конечно, не совсем это, или в более крепких выражениях, но не стоит придираться. И кто бы не сказал, увидев под золотыми крышечками две миниатюры.
Мальчишка лет пяти? Это ладно, это понятно. Сын, небось...
А вот второе лицо, которое после выхода газет, в империи не узнал бы только слепой, или слабоумный...
– Императрица? – прищурился Никон.
– Отдай, ...! – рявкнул Илья. – Не твое... дело!!!
Никон задумался.
– Не мое? Вот как? А что у нас тут написано?
Ламермурский атаман не знал. Увы. Но переводчика нашел.
– Люблю навеки. Твоя Анна В.
Илья бессильно обвис в руках 'счастливчиков'. Что он мог сделать? Даже не самоубьешься – не дадут!
– Пока не вешать, – распорядился Никон.– В обоз его, спеленать и стеречь. Чтобы не сбег и не сдох. Надо навести справки.
Интересный ведь медальончик. Чужие лица в таких не таскают, а тут – что?
Любимая?
Любящая, что еще интереснее?
Какие отношения вас, генерал Алексеев, связывают с ее императорским величеством Анной? Это надо выяснить. Всенепременно.
Русина, Звенигород.
Трактирщик Василий, которого все давно и прочно знали под прозвищем 'Хомяк', да так, что он и имя свое позабыл, проснулся от странного чувства.
Что-то в окружающем его мире было не так.
Что-то...
А именно – отсветы огня в окне и подозрительный запах дыма.
– КАРАУЛ!!! ГОРИМ, МИРЯНЕ!!!
Хомяк заорал, как истинный хомяк. Очень даже они умеют верещать, и лучше их до этого не доводить. И защищать свое они умеют.
На улицу он выскочил уже почти одетый, так, обуться не успел. И прихвативший несколько ведер – воду носить.
Трактир и правда медленно, но верно занимался пламенем.
КТО!?
Впрочем, на этот вопрос Хомяк ответит потом. А сейчас...
Тушить!
Тащите багры, ведра, воду... тащите лопаты, будем землей закидывать... он в числе первых помчался к сараю, и раздавал всем инвентарь, отлично понимая, что цена лопаты и трактира – несопоставима. Даже если половину не вернут...
Вы знаете, сколько и чего у него в подвалах запрятано?
Да там всему Звенигороду хватит! И на лопаты, и на грабли!
Хомяк метался, спасал трактир, и казалось бы, все было уже неплохо, как...
Чья-то рука зажала ему рот. А потом по внутренностям разлился страшноватый холод, и мужчина провалился в темноту.
Он даже не успел понять, что умирает.
Митя, а именно он был автором переполоха, пожал плечами, глядя на осевшее грузное тело.
– Прости, Хомяк. Я предателям не доверяю, один раз продал, второй еще дешевле возьмешь. Покойся с миром.
И растворился в темноте. Специально поджег до полуночи, чтобы не так темно было. Специально поджигал не сильно – к 'Боевому хомяку' у него претензий не было, только к его хозяину.
И ждал подходящего момента.
Один удар. Только один, добавки не требуется.
А как приятно!
Митя удалялся с поля действия, сунув руки в карманы, и небрежно насвистывая нечто революционное. Свою работу он выполнил.
Теперь надо подумать насчет указа ее величества.
Хотя чего тут думать? Не выдернул бы его жом Тигр, как морковку с грядки, Митя еще тогда бы разобрался с лионессцами. У него уж и часть подготовительной работы была проделана.
Надо только самую чуточку доработать. Митя бы все посольство поднял на воздух, а ее величество очень просила не о мести, а об... как она это выразилась?
Образцово-показательном террористическом акте.
Чтобы пострадали все. И чтобы точно знали, за что именно пострадали.
А вот это требовало времени. Хотя определенные идеи у Мити уже были. Страшноватые такие... с другой стороны – они и заслужили.
Как пожар гражданской войны разжигать в чужой стране, как императора на смерть обрекать, предавать и подличать, так они первые. А как мученическую смерть принимать за все свои выходки, так простите? Мы в сторонке постоим?
А не получится. И в Борхуме у некоторых, не будем показывать пальцем, не получилось, и у вас, гады, не получится.
Митя прислушался к крикам позади, но шагу не прибавил. Подумаешь, дохлого Хомяка обнаружили! Они живут-то сколько?
Года три?
Вот, этот и так зажился на свете.
А теперь перейдем от хомячков к Тиграм.
***
Когда жом Тигр получил свое кольцо в конвертике – он и глазами своим не поверил.
И при всех выругался матом, чего вообще-то старался не делать.
А вы бы – не? Приносят вам красивый, розовый конвертик, весь надушенный, явно же дама писала, а из него достаешь кольцо – и в него продеты сушеная ромашка и прядь волос. Знакомых таких волос...
Сколько раз он запускал в них пальцы, когда... так! Отвлекаться не будем! Но волосы Яны жом Тигр узнал бы из сотни других прядей. Произвела дама впечатление.
– Кто это принес?
Порученец вытянулся в струнку, и доложил, что это передал молодой человек. И просил сказать, что будет ждать ответа.
Он конверт прощупал, проверил, ничего опасного не обнаружил, ну так может, и ничего страшного? Остались же в Русине еще торы? И почему одна из них не может назначить мужчине свидание?
Конечно, не сама, такое не подобает. Но вот послать кого-то с поручением...
– Зови, – распорядился жом Тигр. И прибавил уже поощрения ради. – Молодец, хвалю за службу.
– Рад стараться, жом Тигр, – вытянулся в струнку паренек. И умчался.
Как оказалось – за Митей Ромашкиным.
Хотя чего было и удивляться? Вошел, наглец, как к себе домой, улыбнулся, уселся без разрешения.
– Жом Тигр, мое почтение.
– И тебе того же. С чем пожаловал?
Митя ухмыльнулся еще гаже. Хотя куда бы еще? Разве что зубов поубавить нахалу?
– Как? А поговорить о погоде? А вспомнить старые добрые времена?
– Р-ромашкин!
– Что, даже чаем не напоите?
Тигр так сверкнул глазами, что Митя вспомнил – он не в зоопарке. Здесь решетки нет. А жаль. И перешел к делу.
– Надеюсь, вы узнали волосы?
– Допустим.
– Известная вам особа просила передать письмо и несколько слов.
– Письмо, – протянул руку жом Тигр. Распечатал, вчитался.
Что сказать?
Условия были императорские. Дураком надо быть, чтобы на такие не согласиться. Валежный идет на столицу, до его прихода можно ничего не делать.
Как – ничего?
Уцелеть, не дать растащить остатки по карманам, может, сформировать несколько частей из верных тебе людей, может, еще что...
Это надо продумать. Раньше жом Тигр не знал, к чему готовиться и чего ждать. То ли бежать, то ли лежать... сейчас у него такого вопроса не возникает.
Он остается.
И есть подозрение, что он войдет в новое правительство. Стоит это некоторого риска? Определенно!
Жом дочитал письмо и поднял глаза на Ромашкина.
– Что еще просила передать знакомая мне особа?
Митя, предсказуемо не удержался. Подошел поближе, наклонился к уху опасного человека, и тихо-тихо шепнул то, что услышал от Яны.
– Она просила передать, что вас любит.
Воистину, любовь – громадная сила. А чем еще можно объяснить то, что жом Тигр шарахнулся, как демон от храма, навернулся со стула и крепко приложился пятой точкой об пол?
Только магией любви.
Митя, правда, предусмотрительно отскочил. Оружие сразу не вытащит, а вот ногой и достать может. Жом Тигр кое-как пришел в себя и вызверился на Ромашкина так, что у матерого террориста коленки подозрительно задрожали.
– Я тебя за такие шуточки...
– На крови поклясться? – сразу же оборвал версию о шуточках Митя.
А вот теперь Тигр удивился. Искренне.
– Это... это не...
– Не розыгрыш. Что я – самоубийца?
– Но...
Редко кому удается увидеть настолько растерянного Тигра. Хоть в жизни, хоть в зоопарке.
– Она сама. Валежный не в курсе. Она попросила это передать, я и не стал спорить.
Было заметн6о, что Тигру хотелось задавать личные вопросы. Мужчина переборол себя и начал уточнять диспозицию Валежного, потом потащил Митю к карте Русины...
Пришлось пожалеть влюбленного и мимоходом рассказать о Яне. О том, что она умна,, очаровательна, ей по-прежнему плевать на все этикеты, а стреляет она вообще великолепно. Ей-ей, не будь она императрицей...
Молчу!
И еще раз – молчу...
Но напарница из нее получилась бы великолепная.
***
Проводив Ромашкина, жом Тигр уселся в кресло и уставился в стену невидящим взглядом.
Оказывается, и так бывает?
Любовь? Да выдумки это! Изобретение слабоумных и поэтов... или попросту – слабоумных поэтов. Как говорилось в одной шуточке – любовь, это когда денег нет, девку снять.
И вдруг...
Положим, признания от жома Тигра Яна могла ждать долго. И не дождаться.
Мужчина просто не понял бы, чего от него ждут. Но получив признание, впервые задумался.
Яна сказала, что любит его.
А любит ли он Яну?
Именно Яну, императрицу он знать не знал, а вот женщина, которая прикрывала его, чтобы не убили... которая делила с ним постель и кров, которая...
Которая оставила его. По своей воле.
Впрочем, теперь понятно, что в Звенигород она ввернуться не могла. Зачем она сюда ехала – надо будет еще уточнить. Но оставаться рядом с ним... это было бы самоубийством. Тот же жом Мишель...
Кстати говоря!
Надо озаботиться его судьбой!
Но это потом, потом. А увидь он Яну, мигом бы стало понятно, кто есть кто. И вряд ли этот день пережили бы и Тигр, и Анна. И написать об этом тоже было нельзя.
Этот вопрос снимался.
Но любовь?
Любит ли он Яну?
Тигр не знал ответа на этот вопрос. Соратников он уже предал. Во многом ради нее. Это есть.
Убьет он ради Яны? Да, безусловно. Хоть кого и хоть как.
Умрет он ради Яны? Тут пришлось задумываться дольше. Но ответ все равно получился положительным. Если встанет такой вопрос, его или ее жизнь, он выберет ее. Все равно... без нее жить можно. Но это как всю жизнь кушать еду без соли. Взвоешь волком.
Хм... а если встанет вопрос – Яна или Русина?
Но Яна и есть Русина! Здесь и сейчас, именно она символ и знамя, право и кровь, слово и вера. Именно она... и отделить ее от Русины не получится.
А значит, и выбирать не надо.
Так это – любовь?
Ответа все равно не было, но жом Тигр постановил считать свои чувства любовью. Может, и не так уж врут поэты?
Кто их знает. Но так и быть – за вранье вешать не будем. Только за шею.
Анна, Россия.
Как надо себя чувствовать в такой ситуации?
Анна не знала, вот и волноваться не собиралась. Ольга Сергеевна ждала их сегодня в ресторане, в час дня.
Вчера Анна отправила ей последнее письмо Сергея. Копию, конечно. И теперь собиралась поговорить.
Ольга Сергеевна не смирится и не успокоится. Это Анна отчетливо понимала. Но может быть, им удастся достигнуть какого-то соглашения? Не то, чтобы Гошке были нужны деньги, тем более Цветаевские, но деньги – это образование, это определенная защита, положение в обществе...
Это тоже важно.
И сама Ольга Сергеевна – хорошее приобретение для семьи. Если ее так рассматривать. Чтобы выживать и преуспевать в бизнесе, да еще за границей, надо быть не просто барракудой. Надо быть не иначе, как шестиголовой Сциллой. Вздумай она помогать, ей бы цены не было. Она бы любого врага сожрала и костей не выплюнула. А вместо этого она будет пытаться отобрать Гошку.
И то, что Боря может его усыновить, ничего не поменяет. Анне ли не знать, как можно разорить конкурента?
Ладно, великой княжне такое вроде бы и ни к чему, но счета ее проверять учили. И воров искать, и разбираться худо-бедно... научили. Анна даже не сомневалась, Ольга Сергеевна будет интриговать против Бори. Замужеством Анна не защитит сына. Она подставит и мужа, и дочь...
Да, дочку...
Пусть Кира и не воспринимает ее, как мать, но Аня-то любит ее всерьез.
– Анечка, вы уверены, что стоит с ней вообще разговаривать?
Анна развела руками.
– Яков Александрович, а жить под ударом – проще? Сначала похороны, теперь попытка разговора... пока – разговора. А что потом? Похищение?
Яков Александрович скромно промолчал. Но подозревал он то же самое.
Может быть и похищение. Цветаева – дама серьезная. А такие дела в нашей стране... да во многих странах они остаются висяками. Печально, но факт.
– Как хотите, Анечка. Я вас, конечно, подстрахую, и свидетелем побуду, но не думаю, что от разговора будет польза.
Анна вздохнула.
Польза?
Увы, Анна шла или договариваться – или убивать. Третьего варианта у нее просто не было. Если бы она осталась в живых. Если бы было время.
Если бы...
Времени не было. И третьего варианта от Хеллы тоже не было. Анна могла убить, но не могла больше ничего сделать. Смерть – слишком радикальное решение проблемы?
Так ведь нет другого выхода. Просто – нет.
***
Госпожа Цветаева ждала их в ресторане. Выглядела она замечательно. Ухоженная, холеная, волосок уложен к волоску, бриллианты в ушах и на пальцах поблескивают ледяным блеском, костюм стоит больше, чем годовой бюджет какой-нибудь союзной республики, улыбка...
Вот улыбки и не было. Была гримаса ядовитой гадины.
– Добрый день, Ольга Сергеевна, – поздоровалась Анна, подходя к столику.
– Добрый, – царственно (получилось плохо, но старались хорошо) кивнула дама.
– Добрый, а то как же, – состроил милейшего дедушку Яков Александрович. – Конечно, добрый, если я вас вижу. Госпожа Цветаева, вы уж поговорите с девочкой, а я тут рядом, за столиком посижу. А то случаются... недоразумения.
– Не в нашем случае, – звякнул льдинкой голос дамы.
Яков Александрович не стал спорить. Не в вашем?
Ну и ладненько. А он за соседним столиком посидит. Тем более, что и ресторан почти пуст. Так, человека четыре обедают, но они не помешают. Это ресторан дорогой, пафосный, из тех, в которых клиентов не заставляют толкаться стульями. Расстояние между столиками не меньше двух метров. Можно спокойно поговорить, и никто тебя не услышит, если не повышать голос.
Анна решила начать первой.
– Вы хотели о чем-то поговорить с моим сыном.
– Я хотела поговорить со своим внуком, – поправила Цветаева.
– Вам не кажется, что стоило бы это согласовать со мной? – Анна взяла меню, пролистала его – и кивнула официанту. – Кофе, пожалуйста.
– Какой именно...
– По-турецки. Будьте так любезны.
– Хорошо. А вы...
– Я пока еще подумаю, – скривила губы Ольга Сергеевна. – Подайте мне сырную тарелку и хорошее белое вино.
Официант принялся перечислять сорта вин и год производства, Ольга Сергеевна со знанием дела отклонила три названия и остановилась на четвертом. Анна молча ждала.
Понятно же, ей пытаются указать на ее место.
Забавно... Анна изучала интерьер ресторана. Лепнину на потолке, пухлощеких амурчиков, которые нацелили свои луки в посетителей, тяжелые занавеси, подхваченные золотым шнуром, темное дерево мебели, белые сугробы скатертей...
Скромненько, но миленько.
Когда Ольга Сергеевна отдала меню и отпустила официанта, ей пришлось даже побарабанить ногтями по столу, привлекая внимание собеседницы. Анна была вся в своих мыслях.
– Ах да. Я вас слушаю, Ольга Сергеевна.
– Нет, милочка, это я вас слушаю, – процедила Цветаева. – Вы меня позвали для разговора, ну так не стоит тратить мое время.
– Хорошо. Вы видели запись с вашим сыном?
– Это монтаж и подлог.
– Неправда.
– Я заявлю это в суде, а персонал клиники подтвердит, – фыркнула Цветаева.
Пусть попробуют не подтвердить! Сколько она им денег заплатила!
– Вы решительно настроены отобрать у меня сына? – уточнила Анна.
– Это – мой единственный внук.
– Вы не сможете отобрать у меня сына через суд.
– Ты – мать-одиночка, с сомнительной работой и почти без жилья. А репутацию я тебе подпорчу, не сомневайся. Тебе таракана не доверят, не то, что ребенка!
– Я выхожу замуж за Савойского. И Боря усыновляет Гошу.
– Подсуетилась, дрянь? – прошипела Цветаева. – Не поможет! Даже не рассчитывай.
Из ее глаз выглянуло такое, что Анне впервые стало страшно. По-настоящему страшно.
До этой минуты разговор шел на правовом поле. Суды, юристы... это было более-менее цивилизованно. А вот сейчас...
Так же смотрели освобожденцы, когда приговорили их. Когда ставили к стенке.
Когда стреляли.
В их глазах императорская семья даже людьми не была. Так... что-то прямоходящее. Оно говорит, конечно, ну так и попугаи говорят. Кто станет жалеть попугая?
Никто...
Ольга Сергеевна уже приговорила Анну. Как препятствие по пути к своей цели. Она не виновата, что у нее такой характер, она привыкла сметать все на своем пути. Но...
Как быть, когда под нож готовы бросить – все. Анна нужна Гошке – неважно!
Кира стала ему сестрой – плевать!
Савойский собирается усыновить мальчика – устранить препятствие!
Не человека, нет. Препятствие...
Рано или поздно дойдет до чего угодно, в том числе и до физического устранения. Анна в этом не сомневалась. Были попытки попортить ей репутацию, были попытки ее подставить, были попытки...
Чего еще ждать?
Похищения?
Шантажа?
Уголовного дела?
– Ольга Сергеевна, я даю вам последний шанс. Здесь и сейчас вы пишете мне бумагу с отказом от всех претензий, и я разрешу вам общаться с сыном.
Анна понимала, что не сработает, но решила дать этой стареющей женщине последний шанс. Хоть какой-то...
Или – дать этот шанс себе? Она не знала...
Цветаева предсказуемо не оценила ее слова. Хотя мягче Аня выразиться просто не могла. Только так... если ты согласна не лезть напролом, я дам тебе шанс наладить отношения. И рано или поздно тебя назовут бабушкой. Если нет...
Ольга Сергеевна приподнялась на стуле, оперлась ладонями на стол.
– Ты что о себе возомнила, дрянь? Ты, ничтожество, шлюха лесная, решила, что можешь со мной тягаться!? Да я тебя...
Анна молча выслушала монолог Цветаевой. Подумала еще секунду.
– Это решительное – нет?
– я тебя...
Угрозы Анна слушать уже не стала. Придворная жизнь учить хорошо разбираться в людях. И она видела – Ольга Сергеевна не отступится. Она не врет, здесь и сейчас она искренна, она просто не понимает, не хочет ничего понять.
У нее есть ЕЕ интересы. А дальше... какая ей разница?
Она сломала Сергея. Сломает Гошку. Сломает кого угодно...
Рано или поздно она окажется на пепелище. Уже оказалась. Но не поймет этого никогда. Не захочет понимать. Так и будет корежить чужие жизни с неотвратимостью бульдозера.
И Анна махнула рукой.
Мысленно, конечно. Она пыталась поговорить, она пыталась найти общий язык, ее не услышали и не услышат никогда. Дальше говорить не о чем. Поэтому...
Губы Анны почти не шевелились. Ни к чему.
– Умри во имя Хеллы.
***
Официант, который нес заказ к столику, даже споткнулся от неожиданности. Поднос, конечно, удержал, и даже кофе не разлил, но не каждый же день такое увидишь?
Когда сидят две женщины, разговаривают, причем одна абсолютно спокойна, а вторая явно горячится, вот, руками о стол оперлась... а первая все равно спокойна...
А потом та, которая ругалась, это сразу видно, лицо у нее было такое, что официант даже ее собеседнице посочувствовал. С такими рожами только в ужастиках сниматься. Без грима.
Настоящий-то ужас – не когда клыки, клыки – это пошлость и дурновкусие. Настоящий ужас – это когда вот такие глаза. Когда тебя приговорили...
А собеседница даже не шевельнулась. Официант слегка позавидовал. Руки лежат спокойно, поза не поменялась, спина – хоть ты линейку прикладывай – балерина? Или танцовщица, такая осанка только у них.
А потом та, которая угрожала, вдруг схватилась за горло, захрипела – и поползла вниз, цепляясь за стол. Потащила за собой скатерть, зазвенели приборы, жалобно звякнула, разбиваясь, ваза....
Официант поставил поднос на свободный стол и бросился на помощь. И мельком, краем глаза отметил, что вторая-то...
Она даже не шевельнулась, чтобы помочь.
Сидит спокойно, как на званом приеме, разве что не улыбается. Но и помогать не стремится. Хотя... а чего тут удивительного? Он бы тоже на помощь не рвался, после такой-то ссоры... перебьется!
На помощь бросился и Яков Александрович. Но этого не потребовалось.
Ольга Сергеевна Цветаева была безнадежно мертва задолго до приезда скорой помощи. Хелла была страшнее пистолета. Ни сбоев, ни осечек, ни промахов.
***
– Ну, барышня, вам кто-то ворожит, не иначе.
Яков Александрович был доволен по уши. Они с Анной выходили из полиции.
Допрос?
Чистая формальность. Все видели, что Анна просто разговаривала, не приближалась, не прикасалась, не пила ничего, не ела... да и Цветаева тоже съесть ничего не успела, так что репутация ресторана не пострадала.
С легкой же руки его владельца, ну и Савойскоого, которому позвонил старый юрист, экспертизу сделали тут же. Вскрытие...
Заняло это около трех часов, но вопросов не осталось. Инфаркт.
А вот нечего было так злиться, недаром говорится – лопнула со злости. Ладно, сосуд лопнул. Яков Александрович даже подозревать Анну не собирался – видел же!
Она просто разговаривала. А словами у нас пока еще убивать не умеют. Это вам не Гарри Поттер с его Авадой Кедаврой.
– Везение ли это?
Анна была печальна.
Да, вот так и проходится путь от человека до чудовища. Сначала, чтобы отдать долг. Потом чтобы спасти свою жизнь, репутацию, дочку... а потом – вот так?
Хладнокровно.
Останься этот человек в живых, он мог бы доставить множество проблем. Без него всем будет лучше. Убить, нельзя помиловать. А запятые расставьте по вкусу. Когда будете заказывать надпись на памятник. Она чудовище.
Безжалостное и равнодушное.
Монстр.
Хелла... хорошо, что я уйду. С таким даром жить не стоит.
Впрочем, вслух Анна ничего такого не сказала.
– Поверьте, везение. Эта зараза бы вас в покое не оставила. А вот сейчас.... Анна, вы понимаете, что ваш сын – наследник первой очереди? И Цветаева сама его признала своим внуком, и пытается получить над ним опеку?
– Н-нет? А зачем нам это?
Яков Александрович возвел очи горе.
Да-да, именно так! И именно очи... до чего ж непрактична современная молодежь! Вот он сразу подумал о самом важном, о наследстве. А эта девочка стоит, карими глазами хлопает. Красивыми, конечно, глазами, но тут красота не нужна. А вот денежка...
– Наследство, деточка. Наследство.
– Какое? – не поняла Анна.
Она убила ради безопасности сына. Но ради выгоды? Смеяться изволите?
– Вашего сына наследство, деточка. Вашего сыночка...
– Н-но...
– Завтра же соберу все бумаги, – отрезал юрист. – И подпишете, и понесу я их по судам. И не вздумайте даже слова сказать!
Анна, которая как раз и собиралась отказаться, сказать, что им ничего не нужно, даже рот закрыла. От удивления.
– Простите?
– Деточка, послушайте старого еврея. Вы мне сейчас, конечно, скажете, что сами справитесь. И я не возражаю, справляйтесь. Но если вы не предъявите прав на эти деньги, они пойдут государству. А у него и так всего много. Ну к чему нашему губернатору еще одна машина? Его что – на шесть частей надо разрубить, и возить в одной руки, а во второй ноги? Не захотите лично вы этими деньгами пользоваться, ну так и не трогайте их. Но я же в курсе ваших обстоятельств. Если вашему малышу понадобится еще операция? И не здесь, а за границей?
Анна задумалась.
Это правда. Деньги могли бы стать страховкой для Гошки.
– Допустим...
– Или если операция понадобится не только ему? К примеру, вы захотите кому-то помочь? Вы сами, лично... мало ли в мире несчастных людей?
Анна кивнула.
Это другое дело. Ладно... за три месяца наследство даже оформить не успеют. Но ее сын уже не станет обузой для Бори. Анна здраво оценивала своего любимого, Савойский от денег не откажется. Как он сам говорил, деньги дают независимость и комфорт. Их должно быть... не в избытке, а достаточно. К примеру, шесть загородных домов – глупость. Но свой домик в том же Сочи – вложение капитала. И сдается хорошо, и отдохнуть можно съездить, не платя бешеных сумм за гостиницу.
Пять машин – глупость. Но одну для бездорожья и одну для города – в самый раз. Анне он тоже предлагал купить машину, но женщина отказалась.
Еще не хватало ей принимать ценные подарки!
Пусть будет.
Анна опустила голову, чувствуя себя совершенной дрянью. Но.... Ради того, чтобы заработать эти деньги, сломали жизнь Сергею. Пусть эти капиталы послужат его сыну.
Когда-нибудь Гошка узнает все о своем отце. И может быть, придет к нему на могилку. И простит. За слабость, глупость, за отказ от сына, за предложение аборта, за безразличие к его судьбе... за все – и единовременно. И даже назовет своего сына Сергеем.
Не ради того, чтобы притянуть судьбу. А просто, показать, что простил.
Пусть так и будет.
– Делайте, как решили, Яков Александрович, – медленно опустила голову Анна. – Я согласна.
Старый юрист и не сомневался в этом. Сделает... еще как сделает!
Яна, Русина.
– Ваше императорское величество, вы меня не помните, но я часто бывал при дворе...
– Замечательно.
Яне всего-то хотелось выехать на природу и чуточку пострелять по мишеням. А то ей-ей, и до живых людей дойдет. Но... это дома, на кордоне, можно было выйти – и через десять минут оказаться на стрельбище. Отец специально оборудовал. И пали всласть. А здесь-то все иначе!
Императрица, жеванные мухоморы!
Надо собраться, надо предупредить всех заранее, надо поднять охрану...
Яна терпела. Но Валежному честно сказала, что если кто-то... если он ей хоть одну фрейлину подсунет – пусть пеняет на себя. Убьет она всех!
Цинично и безжалостно.
Валежный поступил, как настоящий военный. Не стал блеять сомнительные благоглупости о приличиях, да и какие на войне приличия? Вместо этого он приставил к Яне четырех телохранителей и попросил без них никуда не ходить.
Яна вздохнула и согласилась. Еще ей второго покушения не хватало.
Жом Зарайский сидел пока в подвале и пел соловьем. Валежный потрошил авантюриста, как рыбу Рассказал? Записали? Вот и ладненько, потом еще спросим. И если рассказы разойдутся в каких-то деталях, добавим вопросов...
