Текст книги "Лето выбора (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Глава 10
Владеющих ранцем,
Свисающим с плеч.
Русина, Звенигород
– Мои люди! Мои войска! Мои...
Не то, чтобы жом Пламенный сочувствовал Никону. Но наверное, это обидно. Когда тебя разбивают вдребезги, когда бежишь, что есть сил, когда бросаешь своих людей и прибываешь в Звенигород по железной дороге.
Ладно, Никон бросил не всех, часть. Но все же...
– Ты успокойся, Счастливый. Если ты орать будешь, ничего не изменится.
Никон выматерился.
– Что б ты понимал!
– Мы проиграли битву. Я понимаю. Но война еще не проиграна, о, нет!
– Мы не сможем удержать Валежного.
– Как знать, как знать...
– Никак, – отрезал Никон.
– У меня в руках столица.
– Это не помешает ему тебя повесить.
– Не рано ли ты сдался, атаман?
Никон махнул рукой.
– Пламенный, давай начистоту! Мне сейчас только с тобой по пути. Но это до твоей победы, потом ты меня сам сожрешь. А Валежный нас обоих схарчит, не подавится. И эта его... гадина!
Пламенный прищурился.
– Ты мне лучше расскажи, что там за история? С мужем императрицы?
– История, – выругался Никон. – Ты сам с ним поговори!
– С кем?
– С Алексеевым!
Пламенный кивнул.
– Поговорю, если доверишь. А там и дальше посмотрим. Для умных людей дело всегда найдется, даже не сомневайся.
Никон горестно вздохнул.
Дело – найдется. И место найдется, и вообще...
Прощай, независимый Хормель. Если бы он говорил с Пламенным с позиции победителя, там шансы были. А здесь и сейчас...
Нет их.
Вообще нет.
Тоскливо.
***
Честно говоря, больше всего Тигру хотелось пристрелить Дмитрия. И порадоваться.
Хоть душу отведет!
Нет, ну какая сволочь!
Какая!
Зараза!
Его пустила?!
Приходишь ты в свои покои, а этот гад сидит за твоим столом, курит твою папиросу, пьет твой дубовик... хорошо хоть твою бабу не...
Утешало, что Яна сама кому угодно и что угодно оторвет. В том числе и этому типу. Но... но как же бесит!
– У меня тут что – проходной двор?
– А были сомнения?
Тигр скрипнул зубами.
– Убью, зараза!
– Как вы с невестой похожи, – невинно заметил Митя, вежливо убирая ноги со стола. – Она меня тоже постоянно убить обещает.
– С невестой?
Нет, ну так над Тигром еще никто не издевался.
– Письмецо пожалуйте прочитать, – Митя протянул Тигру два конверта. – Надеюсь, оцените по достоинству.
Тигр кивнул.
Два письма.
Одно запечатано печатью, известной каждому в Русине. Белый воск, падающий сокол.
Второе – та же печать плюс личный перстень Валежного. Тигр подумал, и начал с первого. Яна оказалась краткой.
Мой милый друг!
Понимаю, что так не делается, но рискну.
Я хочу сделать вам предложение руки и сердца. Моих. А заодно и моего приданого. Мои люди в курсе дела и не возражают.
Свадьбу предлагаю сыграть в Звенигороде, когда я туда приеду.
Человек, который доставит вам это письмо, достоин моего уважения. Но доверять до конца ему не советую. Его склонность к шуткам может сыграть дурную шутку с ним самим.
В качестве свадебного подарка хочу получить от вас ваше кольцо – то, которое я уже примеряла. Вы же получите мой перстень. Условия вам изложит мой друг.
С любовью.
Яна.
Тигр плюнул на этикеты и сам уселся на стол. Потер лоб.
М-да...
Все у них, не как у людей. Но...
– Она – всерьез?
– Ей понравились ваши последние покупки, – коротко ответил Митя. – Она оценила.
– И это... все?
– Не все. Она просила передать на словах, что любит, но это не главная причина ее решения. Она одна не поднимет ношу, которую ей передал отец. Возможно, с вами...
– Да и я сомневаюсь.
– Вот-вот. Все сомневаются, но выхода нет. Придется как-то действовать, – поддел Митя. Удостоился негодующего взгляда, и махнул рукой. – Больше она ничего не сказала. Обещала все остальное при встрече.
Тигр тяжко вздохнул и распечатал второе письмо.
Валежный был краток.
Жом Тигр!
Не стану лгать, мне не нравится решение ее императорского величества. Но я принимаю его, как единственно возможное в данной ситуации. Не хочу лить русинскую кровь.
Зато обещаю, что буду следить за вами. И не допущу подлости и предательства.
Среди моих людей не все согласны с Ее выбором. Но я разберусь с этим. Все наши предложения остаются в силе. Решать, кто из ваших соратников чего стоит, вы будете сами.
А.А. Валежный.
– Слов у меня нет, – почти пожаловался Тигр.
– У меня их тоже не было, – порадовал его в ответ Митя. – Не сомневайтесь, жом, визгу будет до колокольни.
На визг Тигру было плевать.
– Своих я проконтролирую. Насколько смогу. А вот люди Валежного...
– Если вы проживете в предложенном статусе хотя бы год – уже чудо будет, – хмыкнул Митя. – Слишком уж шикарная добыча.
Тигр скрипнул зубами.
Яну?!
Не отдаст!
А Русину тем более!
– Ты сюда только за этим пожаловал?
– А что?
– Если я тебя решу отослать обратно?
– Не уеду. Но полагаю, буду полезен в Звенигороде. Авось, узнаю, куда идет взрывчатка. На какие-такие цели?
– Узнавай, – согласился Тигр.
В дверь постучали.
– Кто там?
– Жом Тигр, жом Пламенный просил вас спуститься в тюрьму.
– Что, уже? – удивился Митя. – Вот чутье у человека...
Тигр показал ему кулак.
– Минуту.
Минута была потрачена на то, чтобы чиркнуть спичкой и тщательно спалить в пепельнице оба письма. Потом еще растереть пепел и выкинуть его в камин.
А вот теперь можно и идти.
Ромашкин?
Как влез, так пусть и выбирается! Не хватало еще с ним возиться!
***
Когда в камеру к генералу Алексееву заявился сам Пламенный, Илья даже голову не повернул в его сторону. Только на пол сплюнул.
Пламенного это не огорчило.
– Сидите-сидите, молодой человек. Не вставайте, сделайте одолжение. Илья, как же вам не стыдно врать людям?
– Пошел ты...
– Да я бы пошел. Не жалко. Но императрицу вы так за что оболгали?
Илья, который был в курсе раунда 'Никон – Анна', ехидно рассмеялся. Он был не в курсе, что с врагами нельзя разговаривать.
Вообще нельзя. Никак.
Ни слова, ни жеста, ни звука – молчи. Не можешь молчать, так матерись, песни пой... да хоть что делай! Но не разговаривай с врагом! Иначе рано или поздно все выдашь. Враги ведь не обязательно идиоты...
Пламенный идиотом точно не был. Слово за словом он вытягивал из Алексеева историю его отношений с Анной. И все больше удивлялся.
Вот то, что рассказывал Илья, никак не могло быть о той женщине, которая сопровождала Тигра.
Скромная? Застенчивая? Боящаяся своей тени?
И чудовище, которое перестреляло половину нападавших, а потом совратило одного из лидеров Освобождения?
Знаете, тут надо либо шляпу снять, либо трусы надеть. А вместе оно никак не получается.
Пламенный плюнул на все, вызвал Тигра, и мужчины вцепились в Илью вдвоем. Теперь уже удивлялся и Тигр.
Под конец, плюнув, он принялся выспрашивать у Ильи о приметах на теле Анны. О родинках, о шрамиках...
Ладно. Шрамов у ее величества не было. Но родинки были. Илья проговорился. Те самые, судя по лицу Тигра. Но концы с концами решительно не вязались.
Расспросы продолжались больше четырех часов. Потом освобожденцы камеру покинули, а Илья остался. Уселся на одеяло в углу, обхватил голову руками.
Дураком он не был. И...
И взгляды Тигра тоже отлично заметил. И вопросы у него были... такие... он – ревновал? Анна что – с ЭТИМ!? Но такого просто не могло быть!
Потому что никогда не могло быть, вот и все!
Его хрупкая, нежная, любимая девочка не могла делить постель с освобожденцами. Не могла стрелять, словно снайпер. Не могла ругаться. Не могла... предать его. Бросить – не могла.
Или – могла?
Или – это НЕ ЕГО девочка?
Илья застонал. Вопросы просто взрывали измученный разум генерала. Может ли быть на месте Анны... кто-то другой? К примеру, незаконная дочь Петера? Или кузина, племянница... да мало ли бастардов наплодили Вороновы?
Теоретически – может.
Практически... Это нелогично! Невозможно, неправильно... ее бы опознали. Или это специально? Ради Русины?
Верить не хотелось. Думать не хотелось. Жить...
Жить тоже не хотелось. Но повеситься Алексееву не дали еще у Никона. Пришлось сидеть в камере и ждать – чего? Он и сам не знал.
Чего-то...
Маргоша?
Он и не вспомнил ни про жену, ни про ребенка. Словно и не было их...
***
– Тигр, ты сам уверен, что эта девка – императрица?
Тигр пожал плечами.
– Пламенный, я тебе что должен сказать? По морде сходство полное. По родинкам – тоже.
– Да, я заметил, как ты дергался.
Ну... дергался! И что?! Вообще бы Алексеева с радостью на части порвал! При одной мысли, что Илья... и его Яна!?
Тигру убивать хотелось! Всех!
Начать с Алексеева, закончить Пламенным! Чтобы рот не открывал, гад!
Яну?
А Яну отшлепать и запереть. И никому не показывать, пока... он что – рехнулся? И ему всерьез кажется идеальный вариант с босой, беременной женщиной и дома! На кухне?
Он подозревал, что готовить Яна не умеет. Но даже мысль, что вот он приходит, и его ждут... босой, беременной... и со сковородкой.
Или с револьвером.
Или...
Мысль бодренько дорисовывала варианты, опуская хозяина с небес на землю. Яна явно не согласится на такое. А вот описанная Ильей Анна согласилась бы с радостным визгом. Но это...
Это как описать блюдо, к примеру котлеты. Но они бывают из мяса, а бывают из тыквы. Вот, Илья описывал тыквенные котлеты. Рохлю и размазню.
А у его женщины характер был.
Но внешне-то сходство полное! Даже если бы нашли двойника, но как ему приклеить родинки? Нет, нереально...
– Так твоя это баба – или нет?
Тигр решил не вилять. И так с портретом засыпался, чего уж там...
– Мне кажется – моя. Но я до конца не уверен.
– А если ты ей напишешь?
– Угу, так себе и представляю, что с этим письмом Валежный сделает, – огрызнулся Тигр.
– А вдруг девушка о тебе скучает? Грустит, тоскует...
– Оно и видно. Бредишь ты, что ли?
Пламенный потер лицо руками, и уже другим тоном поинтересовался:
– Выпить есть?
– Есть. Самогон.
– Налей...
Рюмку он хлопнул залпом. И поглядел на Тигра уже совершенно иначе.
– Думаешь, уцелеешь, если она Звенигород возьмет?
– Вряд ли, – пожал плечами Тигр.
– Врешь. Думаешь.
– Валежный не пощадит. А решает он.
– Это понятно...
– Пламенный, а ты что задумал? Зачем тебе взрывчатка?
– Это уж мое дело.
– Ты уверен? – Тигр прищурился так, что Пламенному даже страшно стало. Так, на минуту. Но сдаваться он не собирался.
– Я – уверен.
– Рассказать не хочешь?
– А ты не хочешь рассказать, что за делишки у вас с Ураганом?
Тигр едва не фыркнул.
– В обмен на твою откровенность.
– Слушаю?
– Хочу закупить зерна. Да ты и сам наверняка знаешь. Передохнем же с голоду!
– Если удержимся – не передохнем.
– А народу сколько перемрет?
– Наплевать, – коротко выразился Пламенный. – Но делай, если хочется. И чего таиться было?
Тигр слишком хорошо думать о соратнике не собирался.
– Примазаться собираешься?
Пламенный даже плечами не пожал.
– Останемся при власти – внесу свою долю. Так и быть. Нет? Пусть хоть все передохнут, если решили над собой эту тварь терпеть.
Тигр качнул головой.
Вот, здесь они и различаются. Для Пламенного, пусть рухнет мир, но торжествует правда. Для Тигра... пусть мир еще постоит. А с правдой потихоньку разберемся. А насчет твари...
– Пламенный, подумай. Может, проще договориться с Валежным? Я знаю, есть намеки. И наметки есть...
– Какие? – насторожился жом.
– Какие-какие... Валежный же не идиот. Понимает, что без большой крови столицу не взять. Зато императрица у него не жената. И готова милостиво всех прощать... ну, до определенного предела.
– В консорты метишь?
Тигр невежливо поводил рукой вокруг головы, намекая, что у Пламенного – того-с. Крыша едет, приколачивать пора. Ему можно, он не из благородных.
– Ты себе это как представляешь? Я жом, меня народ не примет. Максимум – в любовники. Но и так будет неплохо, сам знаешь про фаворитов, которые династии на этом самом вертели.
Пламенный сморщился, словно лимон укусил. Понимал, что в фавориты не пойдет. Не пройдет по определенным параметрам организма. Там стойкость нужна, выносливость, а у него есть проблемы и с тем, и с другим. Не складываются активная сексуальная жизнь с революционной. Тут или одно – или другое.
– А я женат. Кстати – благодаря тебе.
– Я тебя венчал, что ли?
– А кто Гульку из Русины вывез?
Тигр и не подумал смутиться.
– Хочешь убивать – убивай. Могу отдать приказ ребятам, они ее защищать не станут.
– Если я не знаю, где она сейчас?
– Я тоже не знаю, – 'утешил' Тигр. – Когда напишут, обещаю рассказать.
Мужчины глядели друг на друга без малейшей приязни. Пламенный думал, что убил бы сволочь. Здесь и сейчас Тигр его предупреждал почти впрямую – не суетись. Выкинешь что – порву на клочья.
А сделать с ним ничего нельзя. Укрепился, окопался, да и сам крепок. Отобьется.
Тигр думал, что ему жалко.
Пламенный, как к нему ни относись, неглуп. Харизматичен, организован, умеет говорить и слушать, отлично разбирается в людях, убедит негра песок купить посреди пустыни. И вот такое сокровище пускать в расход? Обидно!
Отвратительное расточительство ценного человеческого ресурса.
Но и врагом Пламенный будет страшным. Уже – враг.
Власть он добровольно и не отдаст, и не поделится, сейчас Тигр в этом снова убедился. Хотя и зря. Власть ведь ценна не сама по себе. Это – инструмент. Как лопата, грабли, как нечто, созданное для дела. А просто власть...
Это как дракон.
Вот лежит он на горе золота – и что? Пузо чешет? Мертвое золото. Скучное.
Но возьми его, пусти в оборот, и станет намного интереснее! Живая власть. Живое золото. Движение жизни. Тигр это понимал, а Пламенный – нет.
Хотя... Тигру тоже не хотелось делиться властью. И в других обстоятельствах, он бы тоже сопротивлялся. Но не сейчас.
Слишком ценный приз стоит на кону.
Яна.
И Русина.
Почему-то вторая ему... ладно, нужна! Но без первой – все далеко не так интересно.
Распрощались мужчины вполне дружески. Согласно духу времени – с фигой в кармане и ножом за спиной. Каждый спешил воплотить в жизнь свои планы.
***
Никон лежал на кровати в отведенных ему покоях.
Прямо в сапогах лежал. Курил, мрачно смотрел, как под высоким потолком с лепниной собирается серебристый дым.
Мысли тоже были... дымные. Плохие мысли, невеселые...
Большую часть войска пришлось бросить. Самому воспользоваться поездом, и прибыть с наиболее доверенными в Звенигород.
Что будет с войском?
Ничего хорошего. Конечно, кто-то дойдет. Но кто-то и дезертирует. Это понятно. С другой стороны, выбора у его молодцев особенно нет. Валежный их расстреляет, не глядя, так что придется им сражаться. Но сейчас... сейчас ему грустно.
Карта генерала Алексеева оказалась пустышкой. У Пламенного за него можно будет получить... нечто. Но вряд ли много.
С мечтой о Хормеле Великом придется попрощаться навсегда. Пламенный властью не поделится. О, кстати! Легок на помине!
Никон посмотрел на Пламенного, который вошел, даже не постучав. Потом плотно прикрыл за собой дверь, задвинул засов...
– Ты не перепутал спаленки?
– И тебя с жамой Кисонькой не перепутал, – отмахнулся Пламенный. – Поговорим?
Никон поднял брови. Кажется, все не так радужно, как кажется с поля боя? И нет в стройных рядах единства?
– Поговорим. О чем?
– О твоей полезности. Как ты думаешь, если мы проиграем, нас отпустят с миром?
Никон язвительно фыркнул.
– Не дождешься.
– От Валежного? Определенно. И ты тоже.
Никон махнул рукой.
– Понимаю. Что ты от меня хочешь?
Пламенный хитро улыбнулся, и на миг стал похож на этакого 'доброго дедушку'. Присел на край кровати.
– У меня есть один план, который позволит нам выйти из этой ситуации без потерь. Но мне нужна будет твоя помощь.
Отказываться Никон не собирался.
– Предупреждаю. Если ты хоть слово не там скажешь... до вечера не доживешь.
Никон в этом и не сомневался. И доброй улыбочкой не обманывался. Крокодилы, говорят, еще и плачут. Но только когда едят.
Не хотелось бы стать закуской.
***
Долго искать Урагана не пришлось. Нашелся он на стрельбище. Стресс снимал.
Пять мишеней уже были похожи на решето. Шестая постепенно в него превращалась. Жом Тигр подождал, пока закончатся патроны, и кивнул... родственничку.
– Поговорим?
– О чем?
– О Пламенном, вестимо.
Ураган только вздохнул.
– Слушаю?
И прицелился.
Говорили они негромко, а хлопки выстрелов отличная маскировка. Да и рядом никого. Почему бы не поговорить?
– Мы с ним сегодня поговорили. Расставили все точки.
– И?
– Все. Надо брать власть.
Ураган задумался. Сказать это было проще, чем сделать. Вот если б Пламенный подавился икрой или отравился поганкой, было бы проще. Но подобраться к нему нет возможности. Не уехала б жама Голубица, шансы были бы. А так...
Нереально.
– Что ты предлагаешь?
– У тебя хорошие отношения с Броневым.
– Да.
– Поговори с ним. Амнистия – вещь хорошая. На тебе Броневой и Подсолнух. На мне Радикал и Ферей. Если перетянем их на свою сторону, считай, сопротивления не будет.
Ураган ненадолго задумался.
– Допустим. Но есть еще Огненный. Есть Никон. Есть...
– С теми мы ничего не сделаем. Я назвал только подходящих.
Ураган прицельно положил три пули в центр мишени. Поменял руку. Положил еще две.
– Я поговорю. Но и пути отхода подготовлю.
– Для себя, – четко сказал Тигр.
Ураган поднял сначала одну бровь, потом вторую. Вот так раз?
Здесь и сейчас Тигр фактически полагался на слово Валежного и на милосердие императрицы. А вот как именно его сдержат победители?
Ой, вопрос...
Могут и в тюрьму посадить, и из страны выслать, и убить по-тихому... да что угодно могут!
– Ты ТАК уверен?
Тигр качнул головой.
– Не уверен. Но и бежать не хочу. Понимаешь, права не имею. Мы это начали, мы втянули в это безумие всю страну, мы обязаны его разделить. Что бы ни случилось. Ты можешь уехать, у тебя есть... кому ждать. А я останусь. Иначе это даже не подлость. Это хуже и грязнее всякой подлости.
– С чего тебя на красивые слова потянуло?
– Вообще не тянет. Но ты меня понял?
– Вполне. Что будем обещать?
Еще две пули легли в центр мишени.
– Амнистию. Должности. Сейчас прикинем, – задумался Тигр.
Явившийся в Звенигород Митя его порадовал. Но и озадачил. Так что... работать и только работать.
А если его обманывают...
Честно говоря, Тигр считал, что он немножко должен Яне. За смерть ее семьи.
И немножко должен Русине.
И... не хочет жить в другой стране в положении загнанной крысы.
Так что – к бою! И – до победы!
Ида, Свободные герцогства.
Тор Рессаль чувствовал себя великолепно. И смеем заметить, выглядел он также великолепно.
Полосатые брюки со штрипками, ботинки великолепной телячьей кожи и такой же ремень, шелковый жилет с узором в мелкую розочку, дорогой сюртук...
Его с радостью приняли бы в любом салоне.
Но сейчас тор Рессаль держал путь к дому Иды.
Букет роз в руке, улыбка на лице, изящная трость... Армандо чувствовал себя почти властелином мира. А еще...
Он загадал для себя.
Если сегодня его не примут, он договорится с ребятами Кривого. И пусть ему эту гордячку упакуют в лучшем виде. Деньги есть...
От клинка и ее шавка не спасет.
А вот чего он не ожидал, так это крепкого мужчины с военной выправкой, который открыл ему дверь особняка. Но не растерялся.
– Могу я видеть тору Иду?
– Вы кто такой, тор? – без особой почтительности поинтересовался мужчина. А что? Видывали мы тех ламермурцев. Иных и постреливали...
Дохнут – как обычные жомы.
– Доложи ей, любезнейший, что тор Рессаль прибыл, – уже выкинул из головы слугу Армандо. Даже шляпу ему протянул. Ефрейтор Семенов едва ему в морду не дал.
Спасла тора только гражданская обстановка вокруг. Все ж они не на войне...
Понятно, и тут негодяя в морду можно, но лучше не в доме. Чтобы хозяйка потом не ругалась.
– Тор Рессаль?
– Да... ты что – остолбенел, что ли?
Армандо силком всунул мужчине шляпу в руки – и прошел в гостиную. Тора Ида была там, как он и рассчитывал. Сидела, играла во что-то с крестьянским мальчишкой. Второй, младший, устроился у нее на коленях. Довольны были по уши, все трое.
– Тора Ида, мое почтение.
На трех лицах сразу выразилось недовольство.
– Гав, – сказал Полкан. Ему тоже что-то не понравилось. Армандо только что плечами пожал. Его таким не смутить было. И протянул букет.
– Это для вас.
– Благодарю, тор.
– Что вы, тора Ида. Эти цветы ничтожны рядом с вашей красотой. Скажите, могу ли я пригласить вас на прогулку в парк?
Ида выдохнула.
Поймала взгляд ефрейтора Семенова, и расслабилась. Ей больше не нужно бояться. Ее защитят.
– Тор, я должна сказать вам, что нахожу вас омерзительным. А ваши притязания – мерзкими и бессовестными. Если у вас есть хоть капля порядочности, вы немедленно уйдете и из дома, и из моей жизни. Если нет... я прикажу вас выкинуть.
Армандо взбесился уже на второй фразе.
Это он – омерзительный!? Да я... да герцогини не брезговали!!! А ты тут кто?!
Возможно, знай он ответ, он бы признал за Идой такое право. Но – не знал. И потому....
– Ах ты...
– Собаку я на вас спускать не стану. Полкан, фу. Отравишься, – ангельским голоском пропела Ида.
– Я спущу. Потом пасть промоем и клизму сделаем, – пообещал Гошка.
Полкан клацнул на него зубами.
Клизму? А лечебный укус в попу не желаете?
Армандо кое-как справился с собой.
– Тора Ида, это ваше последнее слово?
– Решительное и бесповоротное, – кивнула Ида.
– Не пожалейте потом.
– О чем? О месте вашей любовницы? Без срамных болезней обойдусь, – отрезала дама, изрядно растерявшая в больнице хорошие манеры.
Армандо вылетел из дома, как ошпаренный.
Ну, ты...
Ну, я тебя...
В своем гневе он и про экипаж забыл. Так и пролетел несколько улиц пешком. Очнулся только когда его кто-то за плечо тронул.
Развернулся в гневе – и увидел перед собой знакомую морду...
– Ты?
– Не подскажете, как пройти в библиотеку?
Чего?!
А больше Армандо и подумать ничего не успел. Кулаком в лоб, ежели умеючи, хорошо оглушить можно. И не сдохнет. У таких голова, что чугунное ядро.
Только звездочки замелькали.
***
Когда Армандо очнулся...
Ох, как же ему стало неуютно.
Рессаль не знал, что Ида просила его не убивать. Все ж тор. И родня... тоже... не из бедных и скромных. Могут и не стерпеть убийства.
Не нужны им лишние эксцессы. Но солдаты и без того справились. Страшная это вещь, солдатская смекалка. Позволяет и из топора кашу сварить, и из шинели спальню устроить, а уж как в жизни устроиться поможет!
Красота!
Посовещались мужики, да и решили, что смерть – пустяки. А вот позор...
Журналисты, предусмотрительно приглашенные кем-то неизвестным, выли от восторга. ТАКИЕ фото им еще не попадались. Откуда бы?
Тор Рессаль, в дамском белье, привязанный к кровати, в интересной позе...
И – да.
На тему пассивного образа жизни тоже кое-что было. И активный партнер (Агафон отпирался, как мог, но дело решили десять золотых и глухая маска на все лицо). Журналисты взвыли от восторга.
Рессали из Ламермура – от ужаса.
Сам Армандо, когда до него дошло – вообще выл так, что волки в лесу от зависти дохли. Им такие тональности даже и не снились.
Это ж...
Он же ж...
Скандал набирал обороты.
Какая уж тут тора Ида!
Яна, Русина.
Ее императорское величество изволило уединиться. То есть – устроиться в палатке в гордом одиночестве, цыкнув на всех окружающих.
И – грызла семечки.
Да, вовсе не благородно, не воспитанно и даже не слишком аккуратно. Не умела.
Так получалось, что шелуха у нее разлеталась во все стороны. Находило на Яну это 'семечное настроение' раз в два года, валялась она в депрессии и думала, что жизнь не удалась.
Потом семечки заканчивались, и Яна принималась за дело. Как правило, отмывался дом, решались поставленные задачи, а депрессия...
Лучшее средство от депрессии – лопата! И зимой, и летом, одним цветом. Разница только в задачах. Летом очень полезно вскапывать огород, зимой чистить снег. Времени на депрессию попросту не остается.
По колышку деликатно постучали.
– Ваше... тора Яна, к вам тор генерал.
– Чавк, – разрешила Яна. – Пусть заходит.
И сунула в рот очередную семечку.
Валежный себя долго ждать не заставил.
– Тора Яна, все в порядке?
Яна кивнула.
– Вполне. Ощущения гадкие и предчувствие дурное, а так все нормально.
Валежный насторожился. Ощущениями на войне не пренебрегают. Это серьезно.
– Что именно вас тревожит, тора Яна?
– Не знаю.
Яна посмотрела на семечки и ссыпала их в карман. Все равно не дадут потосковать. Может, потом еще время улучшит?
– Я не знаю. Антон Андреевич, вы получили донесения из Звенигорода?
– Нет, тора Яна.
– От Чернова?
– Да. Он прямым маршем идет на Звенигород. Если все будет в порядке, вскоре они встретятся с жомом Броневым. Есть там такой...
– Серьезный противник?
– Очень. Это не Калинин. Это хищник, который и меня порой переигрывал.
Яна задумалась.
– Тор генерал, у нас есть союзники.
– Какие, тора Яна?
– Лионесс. Если я напишу кузине... полагаю, неподалеку от берегов Русины есть ее корабли.
– В Звенигороде их нет. А на остальную Русину их спускать... не надо.
Яна согласно кивнула.
– Перебьемся. Но кое-что сделать можно. К примеру, попросить ее не принимать на борт беглецов из Русины.
– Отличная идея, – согласился Валежный. – Помочь вам написать письмо, тора Яна?
– Пожалуйста.
Изюмский уже уехал, вернувшись к себе в поместье. И понять его было можно – у него дела, хозяйство, родные, близкие, за ними пригляд нужен. Стрелять каждый может, а хозяйствовать? Это не так легко и просто. Поэтому был Николай Николаевич отпущен императрицей. И обещал непременно приехать в Звенигород, после победы. Он не струсил, Яна это понимала. Но в тылу умелый управленец принесет намного больше пользы.
Придется обходиться военной дипломатией. Ну и ладно, они из Вэлрайо столько вытряхнули, что двадцати дипломатам на отписки хватит. Разберемся...
А к семечкам Яна так и не вернулась. Некогда.
И неохота.
Хотелось семейных пирожков с черникой. Ее любимых, поджаренных на сковородке в нарушение всех здоровых образов жизни. И парного молочка. Но эти удовольствия останутся до конца похода. Сама распорядилась так.
Будет питаться из солдатского котла, вместе со всеми, и никаких особых преференций.
Ладно еще – отдельная палатка и личный помощник. Денщик, практически. Чтобы воды с утра согреть, мундир почистить, ну и все. А так – нечего. Это армия, а не бордель. Ей служанку, потом лежанку, потом еще чего...
Перебьются!
Главное в нашей жизни умеренность! Суворов вообще под одной шинелькой спал, а через Альпы перешел! И остался в памяти человеческой. Яна на такую же славу не рассчитывала, но хоть как-то... пусть ее вспоминают, как своего парня, а не как капризную стерву.
Она не слышала разговоры у солдатских костров.
Она не вникала в сплетни, на которые солдаты горазды куда как больше кумушек на лавочке.
А то б она знала, что люди о ней очень высокого мнения.
Отметили и ее неприхотливость, и чувство юмора, и отсутствие всякого чванства, так свойственного торам, и неожиданно справедливые решения...
Отметили, что на мужиков она не кидается, ведет себя спокойно. Что с техникой ладит, что стрелять умеет...
И признали в императрице 'своего парня'. Подумаешь, баба! Ну, не повезло ей так родиться! Зато человек она хороший и правильный. Эх, дурак ты, Петер, не тем будь помянут! Иную бабу и на трон посадить можно! Это не твоя свистушка с поскакушкой, это та самая. Что и коня на скаку, и в горящую избу, и положиться на нее можно в любой ситуации.
Та самая.
Которую ищут, а когда найдут – быстренько удирают. Потому как рядом с такой надо мужиком быть не по названию, а по сути. А это сложно. С курицей-то оно проще, с ней всяк – петух! А с орлицей каково? Там не кудахтать, летать надо.
Получится ли?
Солдаты не знали. Но Яну приняли, и от всей души желали ей счастья.
***
Покончив с письмом, Яна посидела немного, посмотрела в стену.
А потом плюнула, да и пошла из палатки.
Авантюрно приподняв заднюю стенку, благо, конструкция позволяла. Прислушалась.
Да, где-то поодаль играла гитара. Конечно, не привычная семиструнка. Но все-таки, все-таки... хотелось выплеснуть тоску. Куда деваться?
Яна подошла потихоньку, и постояла, посмотрела на офицера, лениво перебирающего струны. Когда ему явно надоело, ее величество... да нет, просто девочка Яна с кордона, шагнула вперед – и протянула руку.
– Дашь гитару?
Офицер так ошалел, что послушно протянул требуемое.
Яна пробежалась пальцами по струнам, прикинула звучание. Она давно уже не пела. Последний раз, когда они гимн разучивали.
Но сейчас душа просила иного.
К примеру...
Блатные песни? Да кто ж его знает... но мужчины на кордоне песни о войне любили. И Яна тоже. Вот как хотите, не все песни о ней настоящие, но есть ведь и те, мимо которых не пройдешь.
Аккорд...
Еще один...
– Давным-давно была война...*
* – Давным-давно была война. Музыка А. Зацепин, слова Л. Дербенев.
Потом последовали баллада о красках. О маленьком человеке. О неизвестном солдате. О времени, которое выбрало нас... *
*– песни военных лет. Настоящие. Прим. авт.
Синий платочек, смуглянка....
Сколько этих песен, которые оставили отцы и деды? Сколько их, политых кровью солдат и присыпанных пылью дорог? Песен, которые не сложены поэтами. Песен, которые проросли из человеческих сердец и отданы, словно цветы.
Они звучат всего пару дней в году. А надо бы – каждый день. Ну хоть по одной, по две. Но именно тогда, когда их могут услышать. Именно в то время...
Яна пела.
Мужчины слушали.
Тихо-тихо. Словно вставали перед их глазами те дороги, и те солдаты.... А какая, в общем-то разница? Миры, века, чины, звания, города и языки?
А если просто любишь свою родину?
Если защищаешь то, что любишь?
Тогда и могут понять блестящие офицеры простого крестьянина. Неважно ведь, кто ты и откуда. Важно, что ты отдаешь жизнь за родину.
И мужчины слушали.
Стояли, вперемешку с солдатами. Стоял и генерал, который хотел, было, цыкнуть на императрицу... вежливо, конечно, и загнать ее в палатку. Стоял молоденький поручик, торопливо царапающий карандашом на листе... и один из солдат посмотрел на беднягу, как он мучается с сумкой, едва не прорывая лист плохим карандашом, да и подставил ему спину.
Пиши, пока поют...
Они стояли...
Яна поняла, что больше не выдержит, и отставила гитару.
– Простите. Торы, жомы... простите.
Императрицы не ревут ревмя. Уж точно не на виду у всех. И носы у них не краснеют, и не распухают, и вообще – не подобает!
До палатки Яна добежать успела. И даже заползти внутрь, и вцепиться зубами в подушку.
А потом громкий спор, который начался между двумя офицерами, заглушил напрочь все ее всхлипывания и стоны. Все будет хорошо.
Наверное.
Когда-то и у кого-то, пусть все будет хорошо. А она... она выбрала свою судьбу. Только вот иногда почему-то очень больно...
Анна, Россия
– Папа, здравствуй. Как ты? Как дела?
– Янка, если ты по делу позвонила, так и говори, а не морочь мне голову.
Петр Воронов человеком был конкретным донельзя. Дела?
Жив, здоров, не съеден, не надкусан. Дозвонилась же? Вот и отлично! А попусту воздух сотрясать нечего! Социальные ритуалы не для родных и близких придуманы. Они как раз для тех, между кем нет ничего кроме общей генетики. А так-то, может, и чужие это люди...
