Текст книги "Лето выбора (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Глава 6
И двигали спицу,
Влекущую дни.
Русина, Ковальск
Генерал Логинов оглядывал карту хозяйским взглядом.
Даже пальцами город погладил.
Ковальск.
Назван город был не просто так – славен город был своим оружейным мастерством. Здесь клинки ковали – платок перерубят, в кольцо согнутся, да и распрямятся, не сломаются.
Здесь оружие делали. Пистолеты, пушки лили, ядра...
Понятно, освобожденцы в него зубами вцепились. Но разгрызть этот орешек стоило. Логинов знал о разгроме Алексеева, и понимал, что дело... нет, это дело нехорошее. А в Ковальске еще и его давний 'приятель'. Генерал Калинин.
Да, вот такой парадокс жизни.
Если Логинов, будучи не из благородных, остался верен императору, даже мертвому, то Калинин был тором поколении аж в пятнадцатом, как бы не больше. И предал.
Предал, перешел на сторону врага, наплевал на всех своих предков...
Он, конечно, говорил, что предки служили не императорам, а Русине, но это – не повод служить подонкам!
А для Логинова освобожденцы подонками и были.
Какие-то соглашения?
Какие-то договоры?
Смеяться изволите, торы и жомы! Кто ж с капустными слизнями договаривается? Их травят и давят, вот и все дела.
Но если уж Калинин просит переговоры...
Вот и ехал сейчас Логинов под мелким, моросливым дождичком. Конь чувствовал недовольство седока, выгибал шею, фыркал, пытался закусить удила и всем видом показывал, что нисколько не рад поездке.
Хозяин тоже не радовался.
Они встретились под стенами Ковальска.
Два генерала, только один в парадной форме, весь начищенный, отглаженный, холеный, борода расчесана и смазана парикмахерским воском, а второй...
Бороду Логинов давно сбрил. Мешалась. И брился при первой же возможности, а та была не каждый день и даже не каждые три дня, так что сейчас он был украшен трехдневной седоватой щетиной. А мундир...
Понятно, денщик за ним следил. Как мог.
Но ведь поход!
Там пятно, которое ничем не выведешь, тут прожгли дырку, которую надо заштопать, здесь...
Походная форма парадной не станет. Да и не хотел Анатолий Васильевич наряжаться. Он что – девка на выданье? Ради кого красоваться? Ради предателя и подонка?
Смешно...
Калинин окинул его надменным взглядом.
– Что, Анатоль, стареешь?
Логинов даже не разозлился. Когда-то его это задевало.
О, да, когда-то он был готов на все, лишь бы стать своим в высшем обществе. Стать тором.... Он получил свое дворянство.
И плевать ему стало на все.
А уж когда началось все это безумие – вдвойне плевать! Война хорошо показывает, кто и чего стоит.
– Ты меня позвал о возрасте побеседовать?
– Нет, – не дрогнул Калинин. – Я хочу сделать тебе другое предложение.
– Слушаю.
– Прочитай.
На убеждения Калинин размениваться не стал. Не скажешь же при всех – назови свою цену? За такое и в морду можно. А намеков Логинов не поймет, в принципе.
Не то, что туповат. А... ограничен.
Верность какая-то глупая, честь... да кто сейчас, в наш просвещенный век, думает о такой ерунде? Понятно же, служить надо там, где выгодно. И заботиться только о себе.
Присяга?
А император обо мне много заботился?
Нет? Вот и не обессудьте.
Логичнов молча читал. Калинин знал, что написано в письме.
Жом Пламенный во-первых, сообщал о разгроме генерала Алексеева. Все, начали громить 'бывших', скоро они и правда историей станут!
Во-вторых, Пламенный писал, что императрица ненастоящая. А единственный, кто имеет право на престол – Мишель Воронов. Ему и надо присягать на верность.
И в-третьих, Логинову предлагали послужить делу освобождения. Если он перейдет на их сторону, получит полное прощение. Пусть только согласится...
Анатолий читал медленно. Понимал, что второго шанса у него не будет... после первого-то захотелось руки вымыть. Но надо дочитать до конца.
А вообще – гадость.
Иди-ка ты, мил друг, к нам, у нас кормушка посытнее... да у генерала от одной мысли все нутро переворачивало. Он что – свинья? Чтоб из любых рук жрать и хрюкать?
Убивал бы.
Может, еще и доведется?
Наконец, он дочитал, сложил листки и положил в карман мундира. Посмотрел на Калинина.
– Теперь я должен согласиться с радостным визгом?
– Ты против? – искренне удивился Калинин. – Вы ведь всерьез проигрываете! Месяц, может два...
– Проигрываем? Валежный скоро пойдет на Звенигород.
– А если марш не удастся? Вы ставите все на одну карту...
– Я буду играть до конца, – жестко сказал Логинов. – Ты сдашь Ковальск? Или мне вас штурмовать?
– Подожди, – Калинин смотрел почти с тоской. – Анатоль, пойми, того мира больше нет. Императора тоже нет. А эта девка... я читал о ней.
– Что именно?
Логинов Яну пока и в глаза не видел. Но Валежному доверял полностью.
Если генерал сказал – императрица, значит это она и есть. Чего тут сомневаться?
– Это подставная фигура...
– Которая как две капли воды похожа на отца? Калинин, ты меня за идиота принимаешь? Думаешь, про Царь-колокол никто не знает?
Калинин небрежно пожал плечами.
– Избавиться от шутников нереально. Вот и позвонил кто-то. Бывает...
Логинов издевательски фыркнул.
– Знаешь, если это действительно обман... я лучше умру ради этого обмана. Не хочу жить в той Русине, которую вы можете построить. Изуродовать. Это как дворец разломать, а на его месте нужник влепить, на большее у вас ума не хватит. Лучше уж помереть и этого не видеть.
– Это я тебе обещаю, сил хватит, – прошипел Калинин.
– Вот и переведаемся. Давно хотелось, – отмахнулся Анатолий.
– Ты настаиваешь?
– Нет. Я просто возьму Ковальск. И прикажу тебя расстрелять.
– Что ж, – оскалился Калинин. – Отвечу тебе той же любезностью. Можешь даже последнюю просьбу придумать. К примеру, поцеловать портрет императора.
– Императрицы, Жоржи, императрицы. У нас на троне императрица Анна Первая.
Как пишут в умных книжках, переговоры не увенчались успехом. Правда, расстрелом высоких договаривающихся сторон они тоже не увенчались. А как хотелось...
Калинин провожал врага злобным взглядом.
Быдло!
Быдло с невесть какой помойки... ладно, деревни! Быдло, которое волей случая встало... вровень с ним?
Нет!
Такое рядом с ним и встать-то не может! А он вынужден сражаться...
Калинин с усилием отогнал от себя мысль о поражении. Положа руку на сердце, Логинов действительно был более умным, талантливым, сильным...
Но признать это?
Калинин отчетливо понимал, он успокоится только плюнув на могилу врага. Только так... и побыстрее бы!
***
Штурм начался на рассвете.
У Логинова было сейчас около трех с половиной тысяч солдат. Два десятка орудий.
У Калинина – примерно десять тысяч штыков и сабель. Плюс полторы сотни тысяч человек в Ковальске. Не то, чтобы они собирались воевать, но... мало ли?
Есть еще откуда пушечное мясо черпать. Полной ложкой.
Анатолий Логинов понимал и свою уязвимость.
Его солдаты устали. Они измучены, они постоянно были в пути, давно не отдыхали, к тому же, у него большой обоз.
Не с барахлом – с людьми. Их разгром – смертный приговор для всех, кто в обозе. Ну... может, не совсем для всех, часть женщин точно для своего употребления оставят, а так – смерть. Но и выбора не было.
Если сейчас он возьмет Ковальск, у них будет отличная база для отдыха, склады, оружие, провизия... в конце концов, он сможет отлично дождаться Валежного именно здесь. Надо рисковать.
И Логинов решил рискнуть.
На рассвете он принялся обстреливать город. Не слишком сильно, не орудиями, чтобы не повредить склады. Но несколько дивизий, и два небольших пулемета повели свой разговор с освобожденцами.
Калинин не стал праздновать труса. И принялся отстреливаться. Все понимали, что это надолго. Но кое-кто понимал и другое. И собирался позаботиться о себе.
***
– Ты уверен, что надо?
Мирча Верич пожал плечами. Пристально посмотрел на командира.
– Волки воют. И сову я вчера видел.
– И что?
– Белую. Злую.
Его командир, Никола Фере, пожал плечами. Мирче верили. Было отчего. И дед его кое-что знал, и отец умел, ну и сам Мирча... его в части ценили. Мирча мог и кровь заговорить, и над раной пошептать, чтобы горячка спала, и главное...
Видел он.
Видел, кто вернется, а кого понесут.
Молчал, по большей части. Вмешивался пару раз, когда уж вовсе не обойтись было. Один раз, когда Фере решил разведчиков послать, Мирче подошел и сказал, чтобы не губили невинные души. Все полягут, сведений так и не добудут. Никола его тогда обругал.
Второй раз он ругаться не стал. Послушался.
Вот и сейчас...
Казалось бы, все на стороне Калинина и Освобождения. Оружие, боеприпасы, удача, позиция... да куда не ткни! И тут приходит Мирче, и принимается скулить.
Мы умрем, надо уходить...
Другого Никола бы нагайкой перетянул поперек хребта. А на Мирче смотрел, и понимал – верит. Так оно и будет. Погибнут все.
– Куда уходить-то будем?
Мирче понял, что командир согласен. И позволил себе выдохнуть.
Кажется, он останется жив?
Когда отец провожал его на войну, он раскинул кости. Выпали множество опасностей, война же... но серьезных две. Обычные – то не опасности.
Раны, болезни, кого это когда миновало? Бывает...
А вот две серьезных, которые могут привести к смерти...
Одна уже миновала. Мирче тогда чудом смерти избежал. Пуля, считай, в сантиметре свистнула, волосы опалила. И повторять опыт ему не хотелось.
Сейчас он сам решился.
Давило, жгло... как в таких условиях не посмотреть, что ждет?
Он и смотрел ночью. На огонь смотрел, через огонь, вот и увидел. Печати смерти на лицах.
Она уже коснулась большинства из присутствующих своим крылом. Уже ждала. И какая же она голодная...
Мирче затрясло. Волчий вой стал уже последней каплей, и он ринулся к командиру.
По счастью, Никола к нему прислушивался.
– Куда и когда? Этим вечером. Мы Кремль охраняем. Берем на себе оружие, сколько унесем, и вперед. Ударим во фланг Благому, прорвем его и уйдем к Логинову.
– Лишь бы нас там не повесили.
Мирче качнул головой.
Тревога, которая грызла его, словно большая крыса, постепенно отступала.
Обожралась.
– Не повесят. Попомни мои слова, нас просто отпустят домой.
– Твои бы слова...
– Верь мне.
И забегая вперед, как Мирче сказал, так и случилось.
***
Их остановили быстро. Не огнем, окриком. Батальон уже успел выйти из города, перестреляв по дороге несколько частей... своих?
Бывших своих.
Подвоха от них не ждали, удалось обойтись без погибших, так, с десяток человек ранили, но не слишком серьезно, идти смогут. Из города они вышли и шли на север от города, когда в землю перед ним ударила пуля.
– Стой! Кто идет!
Никола порадовался, что они шли тихо, не стреляли, не шумели...
– Командир шестнадцатого стрелкового батальона, Никола Фере.
С той стороны повисло молчание. Потом тот же голос с немалым подозрением уточнил.
– У нас нет такого батальона.
– У Логинова – нет, – объяснил Никола. – Можно мне подойди поближе? Мои люди не станут стрелять.
– Ладно. Иди сюда...
Никола сделал шаг, второй, оказался перед бруствером, из которого легко вылез незнакомый офицер.
– Тор Фере?
– Командир шестнадцатого стрелкового батальона, подполковник Фере. Указом императора.
– А потом?
Никола поржал плечами.
– Выбора не было. Наш полк оказался на территории освобожденцев. Калинин перешел на их сторону. Пришлось и нам... не то уничтожили бы сразу. А сейчас появилась возможность выбраться. Не хотим воевать за эту мразь со своими.
Слова были найдены правильные. Офицер чуточку расслабился.
– Перебежчики, значит...
– Бегут от войны. А мы не хотим стрелять в своих, – поправил Никола.
Офицер подумал, но недолго. Данный вопрос выходил за пределы его полномочий.
– Сложите оружие. Я провожу вас, подполковник, к генералу.
– меня одного?
– Вас и еще одного человека. Остальные подождут здесь.
Никола обернулся к Мирче и кивнул парню. Пошли, мол... знающий.
Но он видел.
Видел, как Мирче переводит дух.
Видел, как вытирает со лба капли пота.
И... он почувствовал это на долю секунды. Словно мороз пробежал по спине. Словно что-то ледяное коснулось головы. И в небе, высоко, он увидел белую сову.
Полярную.
Четко-четко, словно кровью на белой стене, Никола почти увидел эти слова.
Смерти вы избежали.
И мужчине стало легко.
Логинов! Пусть будет Логинов! У Никола сегодня второй день рождения, считай! Должен же кто-то его поздравить!
***
Такого подарка, как триста перебежчиков, Логинов не ждал. Но и отказываться не стал – дурак он, что ли?
Принял вполне радушно, разве что приказал сдать оружие. Но Никола этого и ждал.
Оружие они отдавали честь по чести, за исключением фамильных клинков. Но тут уж и Логинов сделал уступку. Родовой кинжал – не просто ножик для мяса, это ценность и память, в иных семьях клинкам по триста лет уж исполнилось.
Оружие генерала порадовало.
Перебежчики, которые заодно проредили ряды врага – тем более!
Но не оставлять же их в своих рядах?
Так что часть Никола Фере отправилась к своим. Домой. Путь им предстоял долгий, но приятный. А штурм – штурм продолжался.
***
Сильный дождь ухудшил видимость, и этим воспользовался полковник Гвоздев. Взяв с собой двести человек, он обошел Ковальск с тыла и попробовал пробиться через кузнечные предместья.
Ему повезло, Калинин не стал серьезно защищать кузнечные кварталы. К чему?
Вот заводы, фабрики, склады – дело другое. А дома? Что – дома!?
Людишки еще отстроятся!
Когда освободятся от оков!
Завязался бой, но Гвоздев ломился вперед, словно бронемашина через кустарники. И потихоньку шел вперед.
Против него бросили две части, но части новобранцев. Тех, кто был в данный момент на окраине.
Гвоздев разделал их под орех и пошел дальше.
Видя, что полковник не возвращается, и получив от него донесение, усилил напор и Логинов. В рядах освобожденцев постепенно начала нагнетаться паника.
Это у Никола была возможность уйти. А у кого-то желание было, а возможности не было.
А жить хотелось.
Что оставалось делать таким людям?
Ждать удобного момента. А потом удирать. Иногда – стреляя в спину соседа.
Освобожденцы сопротивлялись отчаянно. Понимали, что их не пощадят, и полк Калинина дрался, словно львы. Логиновцы кровью поливали каждую отвоеванную пядь, то продвигаясь вперед, то откатываясь назад, и тоже стояли насмерть.
Им тоже было некуда отступать.
Освобожденцы не сдались бы и не отступили, но Гвоздеву повезло еще раз.
***
Васька сидел на чердаке и ждал врага. Ну... хоть одного он стрельнет! А может, и не одного! Верное ружье несло на себе уже пять зарубок.
Пять освобожденцев.
Пять трупов... этого было мало, отчаянно мало! За убитого отца, который отказался работать!
За мамашу с малыми, которых выкинули на улицу из сожженного дома, и которые теперь ютились по подвалам.
Васька один о них заботился, приносил, что мог достать... много ли? Мало? Слишком мало для жизни. Голод, холод, отчаяние – убивают надежнее любого пистолета. Сильно болела мать, и Васька боялся, что новой весны она не увидит. Двое малых умерло. Трое еще осталось, и Васька был полон решимости поквитаться.
За каждого он возьмет по десять жизней. И двадцать – за отца. На меньший размен он был не согласен.
А вот...
Шум боя приближался.
Васька замер, насторожился...
А когда увидел старую форму на Гвоздеве, сильно обрадовался. И...
Он сам сидел в засаде.
Такого же снайпера он выцелил первым. И выстрелил.
Громко хлопнуло старое, еще дедовское ружье, которое чудом удалось спасти.
Покатился с крыши стрелок.
Оглянулся полковник Гвоздев. И кивнул своим людям проверить дом. Васька не сопротивлялся, когда его потащили вниз. А чего?
Свои же...
– Ты стрелял? – полковник был краток.
– Я.
– Благодарю. А сейчас иди домой, здесь все же опасно...
Минуту Гвоздев мог себе позволить потратить. Заодно и дорогу впереди проверят.
Васька размышлять долго не стал.
– Тор полковник! Разрешите помочь вам?
Гвоздев улыбнулся, но отказаться не успел. Потому что мальчишка лет четырнадцати продолжил:
– Я тут каждый переулок знаю. И где эти ... сидят – тоже.
Грубое слово невольно резануло уши. Потому что сказано было от всей души. И Гвоздев решился.
– Ладно. Пойдешь с нами. Но держись рядом со мной, понял?
Васька кивнул.
– Я вас проулками проведу! Хотите на площадь? К ихнему штабу?
Хотел ли Гвоздев?
О, да!
Пожалуйста, и можно без хлеба. А посолят они сами! Крепенько так посолят... и поперчат. Пулями и гранатами!
Забегая вперед, Васька уцелел в этой войне. И стал кем-то вроде сына полка. И родных он этим уберег. Обоз у Логинова и так был большой, нашлось место и еще для четверых человек. И обогрели, и прокормили...
Правда, воевать Васька не стал.
Как и отец, он занялся кузнечным делом. Но это будет потом, в далеком будущем. А здесь и сейчас он шел рядом с полковником и тихо рассказывал, что вон там засада, а у колодца сейчас орудие стоит... и вон в том проулке неладно...
Гвоздев внимательно слушал. Жизнь ему мальчишка уже сберег. Вот и людей сберечь поможет. Война не заканчивается в Ковальске. Каждого человека беречь надо...
***
По дороге к площади пришлось еще немного пострелять.
Увы, штаб оказался пустым. Понимая, что приходит белый полярный лис, Калинин подхватился и эвакуировался на электростанцию. Штаб он приказал поджечь, но тут уж нашла коса на камень. Не успели. Почему?
Ну... не успели.
А положа руку на сердце, часть центра в Калинине была деревянной. Побоялись попросту, что половина города выгорит. Те, кому Калинин отдал приказ были родом как раз из Ковальска.
Но Гвоздеву и так было достаточно.
Благодаря Ваське, он почти никого не потерял. А еще умудрился захватить два орудия, которые сейчас и развернул в спины освобожденцам.
Сопротивлялись они до последнего. Но удача оказалась не на их стороне. Боги войны кинули свои кости и Калинину выпало две единицы.
К вечеру город был окружен с трех сторон, и Логинов методично додавливал последние очаги сопротивления. Часть освобожденцев перешла на его сторону – жить хотелось. Этим уже не досталось таких хороших условий, как Никола, но и вешать их никто не стал. Лопату в руки – и разгребать!
Расчищать завалы, хоронить погибших, заботиться о живых... да мало ли дел найдется?
Оставалась в осаде электростанция, в которой засел Калинин.
Но Логинова это задержало ненадолго. Конечно, не хотелось разносить ее снарядами, потом отстраивать долго. Но... чего не сделаешь ради старого приятеля?
Калинин понял, что его карта бита, и предложил переговоры.
Анатолий Васильевич подумал некоторое время, и выдвинул свой ультиматум.
Калинин согласился.
Выбор был прост и печален. Своих людей Калинин спас. Их хотя и взяли в плен, но не расстреляли. А вот свою жизнь генерал, увы, не выторговал. Да и не торговался.
Все было просто и печально.
Стена электростанции.
Строй из десяти человек.
Короткие отрывистые команды.
И – слаженный залп.
Калинину было намного легче умереть, чем жить побежденным. Тем более человеком, к которому он всегда относился с отвращением.
***
Логинов был доволен и счастлив.
Взяв Ковальск, он получил огромные плюсы. Нет, не в карму. В карман.
Он захватил склады, заводы и фабрики по производству оружия.
Он перерезал пути снабжения Звенигорода хлебом. Не все, но часть, и это уже было приятно.
Он захватил золотой запас, который хранился в Ковальске. Личный, Калининский, ну и там еще всяких было по мелочи... так, около ста миллионов золотом.
А про восстания, которые начали вспыхивать в оккупированных освобожденцами городах и селах и упоминать не стоило. Так, приятное дополнение к основному блюду.
Логинов был счастлив.
Валежный потирал руки.
Яна троекратно прокричала 'Ура' и подписала приказ о награждении генерала Логинова орденом. А заодно и о даровании ему пяти процентов от захваченной суммы. Валежный был против, но Яна посчитала это правильным. И не прогадала.
Получив в свое распоряжение пять миллионов, Логинов решил, что надо делиться. И примерно два миллиона золотом разошлось по участникам похода.
Оставшиеся миллионы тоже нашли свое применение. Но это уже совсем другая история.
Яна, Русина.
Валежного Яна последнее время просто не видела.
Изюмского тоже.
Это так просто сказать – войско отправилось в поход. В исторических книгах пишут... и совершенно не понимают иногда, как все это сложно организовать.
Проверить, расставить всех по своим местам, организовать, еще раз проверить....
Из рассказов мужчин на кордоне Яна твердо вынесла правило.
Человека надо контролировать. И за любыми подчиненными должен быть тройной контроль.
Сказал – проверь. Или не так записали, или не так поняли, или вообще забыли и забили.
Записал – проверь. Или записали не то, или не так, или потеряли записи.
Сделал – тоже поверь. Есть большая вероятность, что сделано не то, не там или не так. Крупная такая вероятность.
Вот Валежный и проверял. На этот марш было поставлено практически все, что есть. А потому...
Понятно, косяки будут. Но они не должны стать той соломинкой, что сломает спину верблюду.
Яне оставалось сидеть и заниматься представительской частью работы. Скучать?
Вздохнуть бы!
Увы, ей досталось именно то, что девушка ненавидела всю свою сознательную жизнь. Дипломатия. Прослышав и о наличии императрицы, и о выборе мужа... вот, именно оно и началось. Яна ругалась, плевалась и сожалела, что нельзя вернуться в свой мир. А там...
Она взяла бы парочку ведущих ток-шоу – и придавила. Насмерть! Танком!!!
Красиво смотрится на телеэкране? У вас есть выбор из трех, или там, пяти женихов, у вас есть выбор невест...
А в жизни?
Это ж рехнешься!
И идут, и идут... и слова в простоте не скажут, правда, напрямую не сватаются, но штук двадцать признаний в любви Яна уже получила. И каждому влюбленному раздала 'домашнее задание'.
Кому одно, кому второе... а что?
Император должен уметь командовать страной. Иначе см. Петер Воронов и его личный песец. Пока ничего интересного (даже не кого – чего) Яне попросту не попалось. Увы.
Бог бы с ней, с внешностью, но ведь и все остальное никуда не годилось! Яне плевать было на родословную – она себе не пуделя выбирает. Ее не интересовали заслуги предков – она не агроном, чтобы все лучшее в земле искать. А личные заслуги...
Да не против она! Но не попадалось ей подходящего человека. Ей бы Наполеона Бонапарта, но – увы. Где-то он шлялся, так и не снимая сапог.
А люди шли...
Матушка-императрица, заступись.
Матушка-императрица, не попусти...
Матушка-императрица, все ведь будет хорошо, правда?!
А что им могла сказать Яна? Только стискивать зубы покрепче. Ребята, я не ваша выигрышная карта, я помру через несколько месяцев (Хелла, я, кажется, тебе даже благодарна за это?), я просто ищу на чьи плечи скинуть вас всех, а так мне ваша Русина...
И все же...
Нет!
Не безразлична!
Русина – это не просто пятно на географической карте.
Это умирающий у нее на руках Петер. Это Ида, которую она тащила на себе, стиснув зубы, лечила, учила, это Прасковья, крестьянка, которая так боялась за своих детей, это зеленые глаза жома Тигра, это ручки Мишки и Машки, которые цепляются за ее шею, отчаянные глаза их матери... это кровь убитых бандитов на снегу и бледное, решительное лицо Топыча, это плач и смех ее сына.
Это... родина?
Нет.
Тот, кто родился в России, может быть только русским. Хоть ты паспортами со всех сторон обляпайся и десять стран поменяй. Все равно, это в крови и костях. Русь, словно... словно эритроциты. Можно избавиться от них только после смерти.
Русина не станет никогда Россией. У нее будет своя дорога, свои ошибки, взлеты и падения, но она могла бы стать родным домом для Яны. Могла бы.
Те же леса, поля, березки.
Главное – люди, с которыми ее связали ниточки дорог и капли крови. Ее родные и близкие.
Но Яна умирает. Выбора у нее нет. А люди, которые глядят на нее с надеждой – есть. И словно прижигают ее этими взглядами. Словно клеймо ставят.
Больно. Внутри больно. Там, где живет душа.
Появление Валежного с опрокинутым, иначе и не скажешь, лицом, Яна восприняла почти с облегчением.
Если что-то случилось и она где-то нужна... есть шанс избавиться от всех гостей? А было их немало.
Купцы, фабриканты, торы и жомы, благородные и простонародье, все шли к Яне.
Увидеть, поговорить... ладно, хоть пару слов от императрицы услышать, свое прошение отдать... и надо слушать, принимать, быть любезной... они ведь не просто так, они убедиться хотели, что царь – настоящий. Не прогонишь, даже не рявкнешь от всей души.
Как же хорошо было на кордоне с браконьерами. Их можно было убивать!
***
– Тор генерал?
– Ваше императорское величество, у меня для вас плохие новости.
– Ближе к делу, – оборвала Яна.
– Генерал Алексеев в плену.
Яна потерла лоб, вспоминая.
– Вы говорили, что его полк разгромлен. А Алексеев или погиб, или пропал без вести. Что-то изменилось с той поры?
– Пришла весточка, – отбросил хорошие манеры Валежный. – Вот!
На стол полетело письмо. Яна взяла его двумя пальчиками, как дохлую крысу, осторожно развернула.
– Та-ак...
В достаточно вежливых выражениях Никон Счастливый сообщал, что у него есть товар, который обязательно заинтересует ее величество. А именно генерал Алексеев, ее супруг.
И не соблаговолит ли она выкупить означенного супруга? Цена, правда, не называлась, но и так было понятно, что дешево не отдадут.
К письму был приложен медальон, в котором Яна узнала...
Ладно, узнала бы Анна, Яна просто воспользовалась картинкой из ее памяти. Как Анна надевает медальон на шею Илье, и прядку своих волос туда вложила, понятно...
Дуреха романтическая.
Ладно, Яна не в претензии. Сама не намного умнее была, когда на Цветаева повелась. А вот что делать с Ильей?
Хотя... что за идиотский вопрос?
Яна посоветовала бы адресовать письмо его жене, и пусть выкупает, сколько полезет. Но есть подозрения, что номер не пройдет. Тогда что делать?
Хотя все просто.
– Антон Андреевич, получи вы эту писульку, вы бы что с ней сделали?
Генерал, который давно перестал стесняться, объяснил, как он употребил бы сие писево в нужнике. А до того бы и посланца в нем утопил. И напомнил, что сделали с его гонцом в Хормельской волости.
Яна прищурилась.
– Кто вам мешает поступить по своему усмотрению?
– Ваше...
– Тор генерал, – раздраженным тоном протянула Яна. – Я считаю, что подобные письма оскорбительны для императорской чести. Какой-то бандит будет что-то утверждать, да еще торговаться с короной? Корона не ведет переговоров с террористами. Запомните это, запишите и внесите в законы. Любой террорист должен быть убит. Можно быстро, но лучше медленно и мучительно. А потом те, кто оплатили его услуги. Точка.
Яна злилась не просто так.
Ладно, она не работает в силовой структуре, и наверное, чего-то не понимает, но...
Может, так бы и стоило?
Уничтожать террористов. Их семьи, их родных, их друзей, их дома... и солью посыпать? Ужасно звучит?
Да.
Люди погибнут?
Безусловно.
А сколько их погибнет, если террористы поймут, что враг (они ведь воюют с врагом) поддается?
В некоторых отношениях Яне очень нравился Израиль. Как там Нетаньяху сказал? Кто на наших граждан руку поднимет, ее лишится?
Очень правильная постановка вопроса. Валежному она собиралась объяснить то же самое, но при случае. Вот он и выдался. Времени на разъяснения тоже много не понадобилось. Генералу эта позиция была близка, как человеку военному.
– Ваше... тора Яна, вы понимаете, что Алексеева они убьют?
– Понимаю.
– И спокойно к этому отнесетесь?
– Тор генерал, – Яна смотрела ему прямо в глаза. – Илья Иванович Алексеев – не девушка на выданье. Он военный, он воевал. Он был готов к смерти. Да, это чудовищно, но я не позволю себе поддаться слабости. Где этот посланец?
– Там посольство. Десять человек.
– И их так просто пустили в город?
Яна едва не застонала. Проходной двор, жеванные мухоморы! Явные враги приезжают, вот просто так проходят... адмирала Колиньи тут тоже не вспоминают? Даже по пятницам?! Когда на него покушались и отстрелили бедолаге два пальца?*
*– Когда он поздно вечером ехал из Лувра, из окна в адмирала выстрелил наёмный убийца Франсуа де Лувье де Морвель. Пуля только ранила Колиньи в руку и его отвезли домой, а убийца успел скрыться. Прим. авт.
Яна не винила средневекового снайпера. Были подозрения, что оружие было некачественным, вот и получился недострел. Она бы не промахнулась.
И в нее вряд ли промахнутся. Ох, генерал, мало вас террористы учили. Надо бы добавить, но это потом, потом...
А пока...
– Проверили оружие и опечатали. Тора Яна, вы хотите...
Яна присела за стол. Опечатали они оружие! Детский сад, штаны на лямках! Распечатать никто не сможет? Купить или украсть новое уже в городе – не?! А ведь и запросто!
Ладно! Сначала дипломатия, потом головомойка.
Письмо должно быть коротким и доходчивым. Двух строчек хватит.
Корона не ведет переговоров с террористами.
Я, милостью Творца, императрица Русины Анна Первая, объявляю Никона Счастливого вне закона.
Приговор – смерть. Награда за голову – пятьсот золотых.
Подпись. Печать.
Так дойдет?
Должно дойти...
Яна протянула лист Валежному.
– Тор генерал?
Тор генерал похлопал глазами. Прочитал, еще похлопал. Потом дошло и глаза вспыхнули мстительным огнем. Видимо, достал его Счастливый. До печенок и селезенок.
– Ваше...
– Переписать? Есть замечания?
– Нет, тора Яна. Это идеально.
– Вы отдадите – или мне передать?
– Тора Яна, с вашего позволения... если вы все сделаете, это произведет впечатление.
Яна кивнула. Понятно, надо подтвердить, что она не кукла, что у нее есть своя воля и свой выбор. Что не Валежный ей управляет, а она сама способна зубки показывать.
И полезла в шкаф.
– Где там оно? О! Берем!
Яна принципиально не собиралась носить платья. Так что переодевалась она в военный мундир. И никакой юбки. Брюки в обтяжку, которые больше всего напоминали лосины и любимые ботинки – берцы. Летний вариант, но высокий и с хорошими такими носками – каблуками – платформами. Чтобы враг прочувствовал всю мощь императорского гнева. Яна настояла, чтобы в носок положили свинец. Пусть тяжелее, мышцы потренируем. Но какой пинок получится!
Быстро, четко... Валежный отвернулся. Все же тора Яна иногда перегибала палку. Понятно, она его не соблазняла, но неловкость все равно оставалась.
– Я готова. Все в порядке?
– Головной убор, тора Яна.
Яна послушно надела фуражку с аккуратным маленьким гербом Русины, поправила ее перед зеркалом, и улыбнулась себе.
– Отлично. Идем?
Белые и алые тона были ей к лицу. Правда, погон ей не полагалось, но что поделать? Она ведь не военный. Даже не мужчина. Она дама и полком командовать не может. Галун, гербовые пуговицы, манжеты и воротник – да. Бранденбуры – тоже. Но не погоны.*
*– бранденбуры – двойные петли из шнура или позумента, позаимствованные из гусарской формы, прим. авт.
Ордена, кстати, Яне тоже не полагались. Ни единого. Не за что. Да и самой себя награждать, что ли? Вот еще похабщина какая! Поздний Брежнев. Фу!
