Текст книги "Морские короли. Дороги судеб (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Я не знаю,  как.

Луис медленно поднялся из кресла. Рука легла  на эфес.

– А если ты сама сейчас...

Ведьма смотрела ему прямо в глаза. И он видел там обычный женский страх. Но и нечто другое тоже.

Вызов?

– Коли,  если хочешь. Я умру,  а вот ведьма останется. Я уже нашла себе преемницу.

Луис упал обратно в кресло. Злобно выругался,  и кубок,,  поднесенный ему,  осушил в два глотка,  даже не чувствуя вкуса.

– Что это?

– Вино на травах. Сама делала,  тебе сейчас надо.

– Вряд ли...

– поверь мне – надо. Второго бокала я тебе не предложу,  но хотя бы это... И... можешь давать матери,  когда боли появятся.

Тонкая рука чуть стукнула склянкой по столу. Луис вздрогнул.

– Боли...

– Да. Скорее всего,  они уже есть?

– Да.

Ведьма вздохнула.

– Прости. Арденом клянусь,  могла бы – помогла бы.

– Лжешь...

– тебе сейчас лгать – смерть к себе звать, – усмехнулась ведьма. – сам видишь,  что не лгу. Просто тебе хочется,  чтобы иначе оказалось...

Хочется....

Еще как хотелось. Вечная ведьма,  морская  ведьма, живущая тысячу  лет... А оказалось все так просто... преемницы,  ученицы.

– Ирион тебя порви!

Луис хлопнул дверью,  и вышел,  не оглядываясь. И даже не догадываясь,  что после его ухода женщина бессильно сползет по стене.

Ведьм действительно выбирали и обучали, она не лгала Луису. И главное,  чему их учили – чувствовать людей.

Она бы солгала,  она бы могла продать подкрашенную воду и запудрить разум красивыми словами и действиями.

Могла.

Но чутьем понимала – нельзя. Луис поймет,  что ему лгут,  и уж тогда пощады ждать не придется. А если он услышит правду  как она есть, будет хотя бы один шанс на жизнью

Мать умирает...

Жалко мужчину. Попросту жалко.

***

Луис во весь опор гнал коня к дому.

Нет-на-деж-ды.. Нет-на-деж-ды...

Копыта выстукивали свой печальный ритм по дороге, а Луис размышлял над своей неугодностью ни Ардену,  ни Ириону. Ладно – первый,  тот и ради Преотца не явится. Но Ириону-то только шепни?

Видимо,  шептали не там,  или не так...

Ведьмы – и те поддельные.

Мама,  ох,  мамочка...

Луис посмотрел на небо. Там занималась полоска рассвета. Мать ее никогда уже не увидит. Арден,  как же это все страшно,  жестоко и несправедливо...

И Луис повернул лошадь к дому. Он не вправе упускать ни одной минуты из оставшихся им с матерью. Точка.

***

К матери Луису попасть так и не удалось. Там был Эттан,  то есть ни о каком разговоре наедине речь идти не могла.

Там были лекари.

Жрецы, храмовые служители,  купцы... братья нагнали сюда всех,  кого смогли найти,,  и это наверняка еще не конец. Эттан так просто не смирится.

Луис потер лоб и направился к себе в комнаты. Молитвенник стоило перепрятать, пока есть время. А еще прочесть и обсудить его с матерью. Пока еще есть возможность.

***

Массимо даже не помнил,  когда он еще так хорошо отдыхал. Уж точно не в последний год.

Раньше?

Возможно. Только – возможно. В молодости мы принимаем как должное слишком много,  и совершенно не ценим то,  что нам дано. Например,  жизнь без боли по утрам. Или вкусную еду,  мягкую постель...

Здесь было и это,  и даже немного больше.

Купальня оказалась роскошной,  служанка – покорной и уступчивой,  ну и чего еще надо старому солдату для счастья?

***

Массимо даже не помнил,  когда он еще так хорошо отдыхал. Уж точно не в последний год.

Раньше?

Возможно. Только – возможно. В молодости мы принимаем как должное слишком много,  и совершенно не ценим то,  что нам дано. Например,  жизнь без боли по утрам. Или вкусную еду,  мягкую постель...

Здесь было и это,  и даже немного больше.

Купальня оказалась роскошной,  служанка – покорной и уступчивой,  ну и чего еще надо старому солдату для счастья?

Уж точно не разговора по душам. Но...

Служанка сообщила,  что после завтрака тьер Даверт ждет господина Ольрата у себя в кабинете. Она проводит.

И проводила.

Луис сидел за столом,  листая какую-то книгу. Задумчиво так, размеренно. Потом поднял глаза на Массимо,  и старый наемник смог только сочувственно вздохнуть. Да уж...

Ночь словно стесала все лишнее с лица Луиса. Остался костяк, обтянутый кожей. Под глазами залегли глубокие синие круги,  на лице пробилась щетина, скулы словно выдвинулись наружу...

– Присаживайтесь, господин Ольрат.

Массимо послушно опустился в указанное кресло.

– Итак... я еще не поблагодарил вас за помощь моей матери.

– Она...?

– Пока еще жива. Пока.

Сказано это было таким тоном, что Массимо не стал расспрашивать дальше.  Он знал, что ждет Вальеру впереди. Раненные в живот не выживают.

– Вы помогли ей,  я хочу помочь вам. Что я могу для вас сделать?

Массимо пожал плечами. А что тут скажешь?

Да ничего. Ничего ему не надо,  ничего ему не могут предложить.

Ни-че-го.

Луис смотрел понимающим взглядом.

– Вы хотели получить отпущение грехов?

– Да,  тьер.

– Я могу устроить вам исповедь у Преотца. Хотите?

Хотел ли Массимо? А что ему было еще хотеть?!

– Жддите здесь. Я поговорю с ним.

– С ним!?

– а вы еще не поняли? – Луис невольно улыбнулся. – Вы не знаете,  кому помогли?

– я недавно в Тавальене.

– А как звали в миру Преотца?

– Э...

– Его имя – Эттан Даверт. А моя мать – его единственная любовь.

Массимо захлопнул рот, звучно щелкнув зубами.

– А... э....

– Я понимаю,  что это неожиданно. И  тем не менее, Преотец сейчас здесь,  в этом доме.

Массимо был неглуп,  и сложить два и два вполне мог. Любовь. Преотец. Умирающая женщина.

– Но стоит ли отвлекать его сейчас?

– думаете,  после смерти матери ему будет лучше? Нет. Я попрошу отца поговорить  с вами сейчас,  а сам побуду с матерью.

Луис вышел, мягко прикрыв дверь. Массимо смотрел на нее в полном шоке.

Да уж.

Помочь любовнице Преотца,  попасть к нему на исповедь...

Такого он точно не ожидал. Подтверждение того,  что добрые дела всегда вознаграждаются.

***

Когда в комнату,  где она лежала,  вошел Луис,   Вальера испытала облегчение. Может,  она хотя бы ненадолго избавится от Эттана?

Хотелось бы.

Она любила Эттана,  все эти годы любила,  но представьте себе картину? Вот у вас дома живет опасный хищник. Тигр,  к примеру. Умный,  красивый,  сильный... а потом что-то случается,  и он начинает вести себя,  словно мышь. И вам и смешно,  и грустно, и тоскливо... и даже немножко стыдно за тигра.

Вот так себя чувствовала и Вальера,  глядя,  как Преотец целует ей руки и уверяет,  что только она... она одна...

Если бы она еще не знала,  сколько у него было любовниц. Ха!

– отец,  нам надо поговорить.

– Потом.

– сейчас, – Луис был неумолим. Эттан сверкнул глазами.

– не много ли ты на себя берешь,  сын?

– Человек,  который вчера принес домой маму, у меня в  кабинете. И я хотел бы,  чтобы ты принял его исповедь. Думаю,  ты ему это должен за вчерашнее, – Луис смотрел прямо в глаза Эттану,  и Вальера почти незаметно улыбнулась,  плывя в тумане обезболивающих.

А мальчик действительно вырос. Его оставлять не страшно. Справится.

Эттан думал недолго.

– Согласен. Ты побудешь в матерью?

– да,  отец.

Эттан вышел из комнаты широкими шагами. Хлопнула дверь.

Луис выждал пять минут. Потом выглянул за дверь для верности,  проверил прилегающие покои и еще раз – коридор. И опустил все засовы.

– Мам?

– так лучше,  сынок. Иди ко мне?

Луис уселся рядом с Вальерой на кровать,  коснулся тонкой руки. Жар.

Казалось,  по венам Вальеры течет огонь вместо крови. Лихорадка уже начала съедать ее,  но пока не затуманила разума.

– тебе больно?

– Нет. Мне дали хорошие лекарства. А привыкнуть к ним я просто не успею, – Вальера криво усмехнулась. – Ты заберешь шкатулку?

– Да. Я  прочитал молитвенник.

Луис инстинктивно понизил голос,  посмотрел  на мать. Глаза в глаза. Душа в душу.

– Мам... я правильно понимаю,  что в тебе крови Лаис больше,  чем в сегодняшнем герцоге?

– Да,  сынок. Мы прямые наследники,  пусть и по женской линии.

– При королях...

– Тогда это наследование считалось даже более прямым,  чем по отцу. Мужчина просто дает свое семя,  но растит его женщина. Вынашивает в своем теле,  делится кровью и молоком... Могут быть сомнения в отцовстве, но не в материнстве. И что?

– Вы никогда не хотели потребовать того,  что причитается по закону?

Вальера хмыкнула..

– У кого? У герцога Лаис? Ублюдка от коровницы с большими сиськами? Пффф...

– Это могло спасти твою семью от нищеты. Нет?

– Нет. Меня бы просто убили,  или случили с кем надо,  чтобы получить потомство. А потом все равно убили за секреты рода Лаис.

– Яды?

– да,  в том числе. Ты помнишь герб рода?

– Акула.

– Да. Пять герцогов,  пять родов,  пять гербов. Лаис – акулы. Хищные, страшные,  смерть, принесенная врагам королей. Карст – кстати говоря,  дельфин. Умные, преданные. Тимар – осьминог, липкий,  хищный, Атрей – кит, мудрый,  но сожрать никого не может,  зубов нет, Карнавон – касатка. Опасные твари.

– Карнавонов больше нет.

– Есть. Не знаю,  где и как,  но есть. Или Сенаорит уже хлестнуло бы.

– Что ты об этом знаешь?

– Мало,  сынок.  Мало. Знаю точно,  что все было завязано на кровь королей и герцогов.

– все – что? – искренне заинтересовался Луис.

– Вообще все. В том числе и вход в Королевский замок. Равновесная система. Пятеро герцогов,  один король...

– А Дион?

– Дион – не герцогство. Это был королевский бастард. Насколько ты знаешь историю королей?

– Ну... были,  умерли... Мам,  когда меня интересовала древняя история?

– Да уж. Тебя скорее интересовали сражения и лошади. Последний король породил бастарда и сделал его герцогом. И когда он понял,  что именно натворил,  когда Дион решил сесть на трон... Дальше сведения разные. То ли Дион решил навести на короля и его семью порчу через свою кровь,  а потом по нему ударило, то ли как-то еще.... я не знаю. Никто не знает. Может,  на Маритани можно найти списки со старых книг. Или...

– в архивах Преотца?

– Если Эттан узнает...

– Я буду осторожен.

Вальера покачала головой.

Осторожен? Луис?

Ну... может быть. Жаль,  что ее уже не будет. Но она приглядит за своим сыном... оттуда. Из Моря. За всеми своими детьми приглядит.

– Одним словом, Королевский замок недоступен. Род Короля пресекся.

– А что мы получили на хранение?

– Мы?

– Мама!

– Не знаю,  милый. Может быть,  в архивах дома Лаис и есть что-то. Какие-то сведения. Но – я не знаю.

– Мам...

Вальера смотрела на сына. И понимала,  что он – узнает. Обязательно узнает. Может, это и неплохо? Ее ребенку будет некогда горевать. А еще – он будет подальше от Эттана с его интригами.

– Забери шкатулку, родной мой. Сейчас забери.

Луис послушно сунул коробку под короткий плащ,  чем-то притянул к телу,  проверил – не выпадет.

– Так лучше. Мам... я люблю тебя.

И Вальера почувствовала,  как по ее щеке побежала слезинка. До сих пор она была сильной, самой сильной. И лишь сейчас...

Как же вы без меня,,  родные мои?

Луис осторожно стер слезинку со щеки матери – и вовремя. В дверь уже стучались.

Глава 11

Массимо в жизни не видел Преотца. Но его изображения, медальон с сапфиром на груди, тиару, летящие голубые одежды – это нельзя было не узнать. И старый наемник сначала склонился к поклоне, а потом и вовсе опустился на колени.

– Простите меня, Преотец, ибо грешен...

Эттан и так об этом догадывался.

Грешники – это очень удобная штука. Скажи им, что отпустишь грехи, и лепи, что пожелаешь. Тут главное – точный и тонкий расчет. Искупление грехов не должно быть слишком дешевым, все же это грехи, и, хе-хе, грех их обесценивать. Но грехи не должны быть и слишком дорогими. Много заломишь – и половины не получишь.

Правильно назначить цену греха – это искусство, и Эттан владел им в полной мере. Хотя чем больше он слушал, тем больше ему казалось, что отпускать Массимо нечего.

Убитые прихвостни Ириона?

Да за них награждать надо, а не наказывать.

А больше никто особо и не пострадал. Разве что сводницы, ворье и прочая шушера, которой и в Тавальене девать некуда. Хоть акулам скармливай, да рыбку жалко.

Но не отпускать же такого ценного человека восвояси? Поди, найди еще одного такого! Чтобы был свободен от всех обязательств, не знал, куда податься, не брезговал запачкать ручки и держал слово! Это – редкость.

А редкости должны принадлежать Храму, в частности, лучшим его представителям. Преотцу, к примеру.

Сии богоугодные размышления вовсе не мешали Эттану выслушивать исповедь со всем вниманием. А когда Массимо окончил перечисление грехов, тяжко вздохнуть.

– Да... большой грех на душе твоей, дитя Ардена.

– Верно, Преотец.

– Я понимаю, почему душа твоя не может найти покоя. Та кровь, которая оросила твои руки...

– Я убил их – и еще раз убью! За Маришку...

Эттан вздохнул еще более тяжко, и Массимо осекся.

– Не возмездие то было, дитя Ардена, но месть. Не получил ты благословения Храма на свои дела, вот и гложет тебя черная змея. Но изгони ее из своего сердца. И отпускаю тебе грехи, но обрекаю тебя долгом службы Храму. И срок твоей службе будет – три года. Потом же ты будешь чист и перед миром, и перед Арденом.

Конечно, Эттан угадал.

Глаза Массимо засветились радостью. Всего час назад у мужчины не было ничего. Ни дома, ни перспектив, ни... попросту – ничего. А сейчас у него есть определенность, цель в жизни и уверенность в своей правоте. Что еще нужно для счастья?

Эттан произнес формулу отпущения грехов и величественным жестом разрешил Массимо подняться с колен.

– На какое-то время ты останешься в этом доме, дитя Ардена. Чувствуй себя дорогим гостем. Позднее мы поговорим еще раз, и я укажу тебе путь служения.

Массимо склонился в почтительном поклоне. А когда выпрямился – дверь уже успела хлопнуть. Он остался один в кабинете. Подумал, прошел к столу и налил себе немного вина. Его же просили чувствовать себя гостем?

Что ж.

Массимо понимал сейчас Эттана и сочувствовал ему. Когда умирает близкий человек, обычно несчастным родственникам ни до кого нет дела, а Преотец нашел для него время. Пусть даже по просьбе своего сына.

И отпустил ему грехи.

На это Массимо и рассчитывать не мог.

Он подождет, обязательно подождет. И – отслужит. У Преотца не будет слуги вернее Массимо...

***

У Преотца не будет слуги вернее Массимо.

Тут мнения и Массимо, и Эттана совпадали. И первое, что собирался поручить мужчине Эттан – это поиск убийцы. Пусть Луис этим займется, и пусть берет Массимо в подручные. Кажется, кого-то Луис уже нашел, но ниточка порвалась?

Мальчишка, что тут скажешь. Вот если бы Эттан взялся за дело, он бы точно нашел всех. И убийцу, и заказчика.

Кто все-таки решил поднять руку на Вальеру? И главное – зачем?

Не могут ведь не понимать, что Эттан за такое шкуру сдерет и по ломтику акулам скормит. Никак не могут. А все же кто-то решился.

Надо расспросить предстоящих. Может быть, это кто-то из них. Или просто какое-то отребье?

Нет, это вряд ли. Ни одна трущобная крыса не кинется на кошку, ни одна не позовет к себе смерть раньше времени. Вальера не в первый раз ходила к старой ведьме, ее знали.

Сама ведьма ударила в спину?

Да, может быть и такое. Но тогда кто и что ей пообещал?

Кто из предстоящих метит на его место? Или это кто-то из оскорбленных купцов?

Предстоящий Эльнор мог бы быть доволен. Эттан прочно забыл о его существовании. Так прочно, что ему и в голову не пришло подозревать бывшего соперника. С глаз долой – из мыслей вон.

Ушел – и пёс с ним.

Принимать близко к сердцу угрозы Эттан и не подумал. Хотя мог бы вспомнить про безвременно убитую тьерину Меланию.

Даже и не задумался.

Была – и не стало.

Видимо, потому что мотив мести за ребенка был Эттану неведом. Если бы кто-то убил его детей, он бы отомстил, безусловно. Но из чувства долга.

Не любви, не боли, а вот именно – долга.

Так надо.

Вот за Вальеру он будет мстить по велению сердца. Все же столько лет вместе, мать его детей, его вторая половинка...

Ах, Вэли – Вэли. Как ты смеешь уходить так рано?

Зачем ты оставляешь меня?

***

Луис впустил отца, и поспешно исчез из комнаты, прежде, чем Эттан заметит что-то неладное. Помогла ему и мать, которая слабо позвала:

– Тан...

И Преотец устремился к умирающей женщине. Опустился рядом на колени, сжал тонкую руку...

– Вэли...

– Тан, я хочу уйти.

– Но мы еще не все попробовали!

Вальера вздохнула.

– Тан, это мое право. Я хочу уйти, не превращаясь в обезумевшее от боли животное, хочу вас запомнить такими, хочу просто закрыть глаза и уснуть, не отдавая себя в руки коновалов...

Эттан смотрел на любовницу.

– Вэли... я не могу так отпустить тебя.

– Я попрошу Луиса, он достанет для меня хороший яд. Я просто усну, и море примет мою душу.

– Вэли... умоляю!

– Тан, просто вдохни. Мои раны начали гнить, скоро все будет кончено и так. Меня не спасти, так нее мучай меня. Отпусти...

Эттан смотрел на нее несколько секунд. А потом вымолвил то, что надо бы раньше.

– Вальера Тессани, вы окажете мне честь стать моей супругой?

***

Если бы Вальера не лежала на кровати, то упала бы.

– Тан, ты с ума сошел!?

– Нет. Просто... Ты ведь так и не стала верующей, да, Вэли?

Вальера пожала плечами. Да, приличной прихожанки из нее не вышло. Те боятся умирать, молятся, чего-то просят, каются, мучаются...

Ее это не касается.

Она – Тессани!

– Тан, к чему этот разговор? Я честно выполняла все, что ты попросишь.

– По твоей вере, души тех, кто связан узами могут встретиться в великом море.

Вальера едва сдержала усмешку. Ах, как же Эттан привык перетолковывать все на свой лад! И как же ему не хочется проигрывать! А ведь ее смерть – это его проигрыш. Не справился, не уберег, не удержал...

– Могут. Тан, ты уверен?

Эттан пожал плечами, и в желтых глазах Вальера снова, как в открытой книге, прочла все его мысли. Если бы она осталась жива, ни о каком венчании и речи не шло бы. А она – умирает.

Почему бы нет?

А к чему бы – да?

Ее дети так и останутся незаконными, а она сама...

– Это не нужно, Тан. Я тебя и так никогда не оставлю.

Эттан пытался спорить, убеждать, что-то говорил, но впервые за долгие годы все его красноречие пропадало впустую. Вальера просто закрыла глаза.

Она лежала молча, не произнося ни слова, ни жестом, ни гримасой не выдавая себя, и Эттан, наконец, сдался.

– Когда?

– Через полтора часа.

– Так мало!?

– Мне хватит с лихвой. Пятнадцать минут на стряпчего, по пятнадцать минут каждому из детей и тебе. И – спать.

Эттан смотрел на женщину, с которой жил, с которой прижил четверых детей, и думал, что вовсе ее не знает. А теперь и не узнать никогда... так что же это было?

Обман?

Мысль оказалась настолько неприятной, что Эттан поморщился.

Вальера тяжко вздохнула. Даже на пороге смерти, и то...

– Тан, милый, если кто-то узнает, что я стала супругой Преотца... не давай никому такой повод для шантажа! Подумай о наших детях!

Эттан выдохнул с облегчением.

Ах, вот оно что...

– Вэли, я смогу это уладить.

– Убив человека, который будет посвящен в эту тайну? Не надо, Тан, не вешай на меня и этот грех...

Эттан покачал головой.

– Вэли...

– Я люблю тебя. И никогда не оставлю. Ты позовешь стряпчего?

– Да, любовь моя.

Эттан широкими шагами вышел из комнаты. Вальера усмехнулась ему вслед.

Ах, великий Преотец, как же вы предсказуемы! И как же вы любите свою власть – больше всего остального. Стоит только намекнуть, что вы ее можете потерять, и лепи из вас горшки и чашки. Увы и ах...

Вальера вздохнула.

Помереть – и то спокойно не дают...

***

Разговоры с детьми заняли не так много времени, все уже сказано. Еще раз обнять всех, попросить быть сильными, многозначительно перемигнуться с Луисом и поговорить со стряпчим.

Все свое состояние Вальера завещала старшему сыну. С тем, чтобы он позаботился о братьях и сестре.

Дочери следовало отдать все драгоценности.

Преотцу – фамильный портрет. Она заказывала его всего пару лет назад. На нем все вместе. И она, и дети... пусть напоминает. Может, Эттан его и искромсает в припадке ярости, или выкинет, но... вдруг?

Пусть будет.

И настало время умирать.

Вальера не боялась. Что такое душа?

Это вода. Она легкая, она сейчас взлетит вверх, потом каплями воды прольется в мировой океан и там обретет новую жизнь. Так всегда бывает, это правильно...

Арден, Мелиона... это для тех, кто послушен и управляем, кто не знает правды, чьи предки не служили Королям. Это красивая сказочка, придуманная умными людьми для простонародья, вот пусть чернь в это и верит. А Вальера, хоть и ходила в Храм, но верила только в себя и свои силы. Вот и воздалось ей по вере ее...

Луис медленно достал из кармана склянку с 'глотком моря', капнул три капли в чашу с водой. Простой, ледяной...

Вальера облизнула пересохшие губы.

– Я люблю вас, мои родные...

Лусия плачет, мальчишки сжимают кулаки, Эттан так зубы стиснул, что сейчас песок посыплется. А в глазах Луиса боль. Прости меня, малыш. Я так хотела остаться с вами...

За все прости.

И ледяная влага касается иссохшего от жара рта.

Вовремя.

Вальера понимает, что вовремя. Еще бы пара-тройка часов, и прекратит действие обезболивающее, она станет просто умирающим животным. Дети не должны видеть ее такой.

Губы Вальеры растягиваются в победной улыбке.

Честь и право древней крови – уходить из жизни по своему выбору, и обязательно – с улыбкой на губах. Дарованное Королями право.

Может, жила она и не так, как следует, но умереть хочется достойно.

В ушах слышится шепот моря, перед глазами встает синева... это оно?

Громадное, прохладное, чудесное, с золотым берегом и ракушками... жемчужницы? Как интересно... обязательно надо посмотреть...

Вальера сделала шаг вперед и нагнулась за первой же ракушкой, чувствуя себя вдруг ребенком. Совершенным ребенком, который удрал от родителей на морской берег...

***

Эттан медленно протянул руку и закрыл глаза любимой женщины.

Вальера ушла из жизни с улыбкой на устах. Лусия вскрикнула – и упала на грудь Родригу, содрогаясь в рыданиях.

Луис вышел из комнаты.

Эрико бросился к отцу, поддержать того под локоть, но Эттан только отмахнулся.

– Уйдите все. Оставьте меня с ней.

Ослушаться не посмел никто. Эрико вспыхнул и выбежал первым, едва не снеся по дороге сестру. В любое другое время ему бы за это досталось, но не сейчас. Нет, не сейчас.

Эттан опустился на колени рядом с ложем.

– Арден, милостивый, всемилосердный, услышь верного слугу своего...

Он медленно произносил заученные в юности слова, а на сердце лежал камень. Молись, не молись... не услышат. Впервые в жизни Эттан позавидовал своей пастве. Они-то веруют, им легче. А когда ты вот так, один...

Когда никто тебя не услышит, и обратиться не к кому, и поплакаться, и...

Больно.

Эттану было тоскливо и очень больно.

***

Лусия рыдала на груди у Родригу. Брат гладил ее по волосам, как-то пытался успокоить, но получалось откровенно плохо. Девушка буквально захлебывалась слезами.

Луис заглянул в дверь, подумал пару секунд, но заходить не стал.

Мать поручила ему младших, он за них в ответе, вот и...

Для Лусии сейчас лучше всего выплакаться, а Родригу плохо себя чувствует, если к делу не приставлен. Пусть приглядит за сестренкой.

А где у нас Эрико?

Эрико Луис не поймал. Братец уже успел сбежать из дома, и хотелось бы знать – куда.

Дверь спальни матери была заперта, оттуда слышались молитвы, и Луис узнал голос отца. Вот уж верно, как припечет, так и Ардену взмолишься.

А ему-то что делать?

Луис вошел в свои покои, уверенно достал шкатулку, коснулся перстня.

Потом надел его на средний палец левой руки.

Перстень пришелся настолько впору, что и снимать не захотелось. Но – надо. Ни к чему такое видеть.

Синий кристалл согревал пальцы теплом, искрился и переливался в свете свечей. Луис погладил его кончиками пальцев.

Уютно, спокойно...

И взялся за бумаги.

Всего несколько листков, а сколько можно вложить в сухие короткие строчки?

Луис читал, и перед ним возникали картины.

Он, словно наяву, видел последнего Морского короля.

Видел – и искренне сочувствовал мужчине.

Кровь королей – это серьезно. Не каждая женщина сможет выносить ребенка от короля. Более того, не всякий ребенок получится здоровым. Чаще всего Короли подбирали себе пару из герцогского рода, но иногда, когда родовые связи становились слишком тесными, приходилось разбавлять кровь.

А вот бастардов у Королей почти не было.

Не выживали почему-то....

Но – любовь.

Последний Король полюбил еще в юности. Девушка была прекрасна, как ожившая мечта. Золотые локоны, глубокая морская синева глаз, нежная улыбка, фигура, достойная Мелионы... Могла ли она отказать королю?

Если и могла, то не захотела. И – забеременела.

О причинах, по которым первенец Короля родился бастардом, было сказано очень сухо, Луис так ничего и нее понял. Король куда-то удалился.

Куда?

Зачем?

Не сказано. Просто девушка не подозревала о своей беременности, а когда узнала, не могла сказать Королю. Сына она родила, а сама умерла родами.

Его величество признал первенца, дал ему земли, титул герцога Дион, и стал воспитывать малыша. И совершил главную ошибку.

Спустя несколько лет его величество женился, кстати – на девушке из рода Карст. У них родилось несколько детей, все были довольны, все счастливы, кроме герцога Дион.

Первенца.

Любимца.

Незаконного сына, который не мог наследовать трон, пусть даже других наследников не останется. Закон в этом отношении был ирионовски строг. Незаконным – только деньги, если отец соизволит их выделить. Но трон – не место для ублюдков.

На листках было кратко сказано, что юный Дион не поладил с мачехой, что Элоиза Карст умерла в возрасте тридцати пяти лет, оставив малолетних детей, что сыновья и дочери Короля погибали один за другим, а Дион заключил союз с Атреем и собирался занять трон.

Такие простые строчки, но Луис видел за ними совсем другое.

Видел красавицу с королевским венцом в волосах, которая отвешивает пощечину юноше и шипит: 'ублюдок!'. Видел, каким гневом и обидой вспыхивают его глаза.

Видел того же юношу, но уже повзрослевшего, вливающего яд в кубок королевы...

Видел, как один за другим умирали дети короля.

Старший сын утонул, купаясь в море с братом. Младшему кто-то влил в вино тот же яд. Что и его матери. Одна из дочерей родилась безумной, но такое бывало, вторая была убита мужем в момент измены (и стоит ли спрашивать, кто нашел любовника, и кто подсказал ревнивцу нужный момент?), третья просто пропала невесть куда, не оставив ничего, кроме одежды на берегу моря...

Но передавать трон бастарду его величество все равно не захотел. Кровь, да не та?

Решительно не та.

Как понял из записей Луис, его величество до последнего не хотел верить в худшее. Разве его сын, его первенец, его любимец может так поступить? Разве он способен на подлость, на предательство?

Разве...

Когда любящий отец осознал истину, было уже поздно. И для его детей, и для него. Порча на крови штука сложная. И на Короля наслали именно такую порчу.

Он смог отразить ее, даже вернуть обратно, убивая своего сына, но и сам не выжил.

А перед смертью призвал к себе герцога Лаис.

Или...?

Луис задумался о том, что герцога Лаис призвали, да. А кого еще? Он бы поставил все на одну-единственную карту? На месте Короля?

Умирая, не оставляя наследников... Да?

Нет.

Атрей породнился с Дионом. Тимар тянет одеяло на себя. Остаются Лаис, Карст, Карнавон. Часть головоломки Лаис у него есть. А Карсты?

До Карнавонов Луису пока не добраться, но Карст...

Лусия выходит замуж за герцога Карста, а сопровождать ее к будущему супругу будет Луис. Обязательно. И в библиотеке Карстов пороется, и в семейных секретах, и... лишь бы шею не свернули.

Луис посмотрел на свечу.

Тоскливо, как же тоскливо...

Луис уронил голову в ладони, застонал от боли. За что? Мама, за что?

Я все сделаю как надо, я разузнаю о Карсте, чтобы не сломать жизнь сестре, я найду того, кто тебя убил, и он сто раз пожалеет, что на свет родился, но здесь и сейчас, я все бы отдал, чтобы ты была рядом. Чтобы была жива, чтобы не было этого ужасающего темного одиночества, чтобы не свивалась за окнами тьма змеиными кольцами, чтобы...

В дверь постучали.

– Войдите?

Кого не ожидал увидеть Луис, так это Ольрата с бутылкой.

– Не уважите ли старика, тьер?

Ни заискивания, ни подобострастия, просто Массимо посчитал, что не след Луису оставаться одному. Девчонка – та слезами исходит, один брат при ней, второй горечь ушел заливать, Преотец молится, а этот, вот, сидит, заперся... не надо так-то. Нет, не надо.

И Луис это отлично понял.

Ему предлагали не дружбу, ну какая может быть дружба между тьером, который и трех десятков не сравнял, и наемником, у которого пятый десяток на закате, но участие. Не сочувствие и сострадание, от которых у мужчины кулаки сжимались, а просто – плечо подставить.

Луиса не жалели.

Ему просто помогли в трудную минуту, ничего не требуя взамен. Как и его матери.

Тьер Даверт это оценил.

– Что ж, проходи.

Кивнул Массимо на удобное кресло, достал из стола дорогие серебряные кубки, заодно и шкатулку убрал подальше. Ни к чему такое видеть, даже самым доверенным. А Массимо пока еще доверия не заслужил. Проверить его еще надо, слишком уж вовремя он появился.

– Ты уверен, что нам хватит?

Массимо ухмыльнулся, и отвернул полу жилета. Там, в пришитом изнутри кармане, торчало горлышко еще одной бутылки. Насколько мог видеть Луис – с ромом.

Напиться и забыться?

Вряд ли. Столько спиртного здесь нет. А вот чуточку унять боль – в самый раз будет.

– Разливай?

***

Когда Эрико постучал в дверь неприметного домика, было уже поздно. Слуга не сразу отворил ему дверь, и Эрико воспользовался этим временем, как надо.

Благородного тьера тошнило.

Он уже успел побывать в нескольких тавернах и нахлестаться вина. Даже подраться успел, а боль не унял, да и как тут уймешь?

Мама ушла.

Никогда она больше не обнимет его, не поцелует, не шепнет на ухо: 'ты у меня все равно самый лучший', не...

Нет единственного человека, который его любил.

Нет, и не вернешь, и не исправишь ничего. Когда она прощалась, просила быть сильным, не обращать ни на что внимания, а уж она за своим родным сыночком присмотрит...

Только вот Эрико было сыном Эттана Даверта, и в вечность души не верил. Есть ли там что, нет чего, живем здесь и сейчас, один раз, а уж что да как потом...

Плевать!

Здесь и сейчас надо брать все, что тебе дают, потому что 'там и потом' может не быть ничего. Только пустота.

– Эрико!?

Элисса, выбежавшая на крыльцо, в одной ночной рубашке, была очаровательна. Распущенные по плечам золотые волосы, глубокие синие в сумраке глаза, белоснежное тело, просвечивающее сквозь кружево...

Эрико не выдержал, да и кто из мужчин сдержался бы на его месте?

Сгреб женщину в охапку, притянул к себе, вскинул на плечо и потащил по лестнице. Кажется, она что-то лепетала.

Кажется, пыталась отбиваться.

Кажется, плакала, когда он вошел в нее, утоляя свой голод, прогоняя пустоту и одиночество, но Эрико было все равно. Он мечтал забыться, и получил-таки свое, когда за сомкнутыми веками взорвались алмазные россыпи звезд. А всхлипывания девушки рядом с ухом казались несущественными.