Текст книги "Морские короли. Дороги судеб (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Первое, что она сделала, это стянула с себя платье служанки, не тратя времени на раздевание. Просто распорола кинжалом юбку, лиф и рукава. Тряпка упала на мостовую, впрочем, Алаис знала, что валяться ей там недолго. Ткань тут недешева, подберут, постирают и к делу приладят.

Платок сдвинуть пониже на глаза. На посох опереться – и заковылять по улицам.

Опасно ли это?

Да. Но так же,, как опасно ходить по улицам города ночью, в двадцать первом веке. Примерно то же на то же.

И там и тут могут изнасиловать, ограбить, убить, ладно, изнасиловать – это не наш случай, геронтофилией тут не страдают, но ограбить или убить вполне. И здесь, и там надо соблюдать свои правила.. которые Алаис узнала из болтовни проституток.

Избегать переулков, избегать неосвещенных улиц, избегать темных подворотен, идти только по тем улицам, которые вымощены камнем – они главные. Те, которые мостились досками – не подходят, они быстро перейдут в переулки, а там и до грабителей недалеко. По освещенным улицам стража ходит, а по темным – нет.

Как выбрать таверну?

Надо выбирать ту, где в названии есть золото. Не 'Золотой олень' или там 'Золоченный петушок',, а само название должно быть написано золотом. Это означает, что таверна дорогая, если уж хозяин расщедрился.

В таких тавернах вина покупают только с королевской печатью следят, чтобы не было платяных зверей, стараются не обижать постояльцев... дерут три шкуры, да и ладно!

Деньги есть! Пока – есть.

Алаис,  не долго думая,  отправилась в первую же таверну, которая попалась на ее пути и отвечала заявленным требованиям. Толкнула дверь посильнее... заперто!

Сильно она не расстроилась. На худой конец,  она могла переночевать на чьем-нибудь крыльце, или влезть на крышу,  на это у нее сил хватит. Тут главное выбрать дом без собаки.

Но таких жертв не понадобилось.

Уже вторая таверна гостеприимно раскрыла перед ней свои двери. Пусть она уже готовилась закрываться,  пусть хозяин одарил бабку с горбом и клюкой не самым дружелюбным взглядом – неважно!

Алаис проковыляла к стойке.

– Помоги,  сыночек! Во имя Мелионы Милосердной,  помоги?

– не подаем,  бабушка.

Трактирщик,  матерущий мужик лет сорока,  цепко глянул на Алаис,  и ту аж дрожь пробрала.

Да,  это вам не фольклорный персонаж,  здесь трактирщики  – ребята очень неглупые и хваткие. Три шкуры сдерут...

А выбора все равно нет.

На стол легла серебряная монета.

– Помоги,  а,  сынок? Я же в матери тебе гожусь, глядишь,   и твоей бы маме кто помог?

– Обойдусь без таких мамаш, – любезности не стало больше, но монета со стойки пропала. – Чем помочь-то, бабуся?

– Переночевать бы мне? Сынок, не найдется ли у тебя комнатки?

– Комнатка найдется. А чего так поздно?

– Невестка из дома выгнала,  змея подколодная! Гадина морская! Дочь Ирионова... – Алаис ругалась долго и без особого вкуса,  повторялась,  всхлипывала,  история выходила душераздирающая.

Бедная-несчастная бабушка, приехала к сыну, а тот отлучился по торговым делам. А невестка ее и на порог не пустила.

Гадюка!

Алаис причитала, жаловалась, шмыгала носом, но не плакала. И не по возрасту, да и грим потечь может, и минут через десять увидела на лице трактирщика нечто вроде усталости. Поверил или нет, но особого отторжения у него история не вызвала, ему бы спать лечь...

Сговорились на небольшой комнатушке под лестницей. Конечно. Это было крайне непрестижно и неудобно, но Алаис заверила мужчину, что завтра-послезавтра ее сынок вернется, а тогда уж она и съедет. А на пару ночей переночевать – и ладно! Чай, она не королевская дочь – так деньгами сорить!

Предоплату трактирщик попросил вперед, получил несколько медяков за остаток ночи, а завтрак – отдельно, и Алаис оказалась в небольшой комнатушке. Крохотное окошко, узкая кровать, тюфяк, который набивали, не иначе как кирпичами, тощее одеяло, на которое шерсть пошла пополам с колючей проволокой, ночной горшок под кроватью и даже запах затхлости – все это не имело никакого значения.

Свободна!

Неужели она свободна?!

Э, нет...

Она сделала только первый шаг.

Удрать – полбеды, теперь важно не попасться. А еще...

Алаис обернулась вокруг, потом выскользнула из комнатки, нашла в углу зала старую метлу – и затащила ее в комнатушку. Подперла ей дверь, придвинула туда же ночной горшок – и вытянулась на кровати.

Неудобно?

Ничего, представим, что это ортопедический матрас. Или массажное кресло. И – спать. Завтра день будет еще тяжелее, а ведь никуда не денешься – надо. Пока она в столице – она в опасности. Ей надо выбраться из города, а лучше – и из страны, тогда можно будет перевести дыхание. Отсыпайся, девочка, отсыпайся пока можешь. А завтра, с новыми силами, начнется игра в прятки.

Завтра будет новый день.

Уже проваливаясь в сон, Алаис подумала о Маркусе Эфроне. Интересно, удалось ли ему вырваться?

А, неважно. Пусть удерет, пусть попадется – для ее плана и то, и другое в самый раз.

***

Маркус отбивался от наседающих стражников. Парировал удар, полоснул одного из них кинжалом поперек горла, мужик захрипел и упал на колени. Из-под пальцев показалась ярко-алая кровь.

Не жилец.

Остальные шавки, видя такое дело, замешкались.

Маркус бросил взгляд на дом – и заорал, что есть силы:

– ПОЖАР!!! ГОРИТЕ!!!

И это было чистой правдой – из распахнутой двери валили клубы дыма. Часть стражников обернулась – и тут же бросились тушить пожар. Не до сражений в такой-то миг, тут полгорода выгореть может.

Оставшиеся замешкались, растерялись, что делать – то ли к Маркусу, то ли помогать с пожаром – и мужчине этого хватило.

Оглянуться, броситься к калитке, благо, на заднем дворе всегда есть калитка. Засов?

Где он? Рука никак не нашаривает его, а стражники приближаются. Дичь опасна, только вот они в темноте не понимают, на кого охотятся. То ли грабитель забрался, то ли что еще? Вот его и не стараются схватить и скрутить, а ведь навались они всеми силами, могло бы получиться.

Маркус толкает дверцу плечом – и та легко поддается, распахиваясь наружу.

Маркус едва не упал, он-то толкал, что есть силы, а тут открыто! Темные улицы принимают его, скрывают следы, путают, позади шумит погоня, но мужчине это лишь добавляет сил. И в себя он приходит только в порту. Куча старых ящиков, нестерпимо воняющая рыбой, принимает его в себя, скрывает от противника, позволяет перевести дух.

Маркус знал столицу.

Он бывал здесь не раз, бывал с отцом, у них тут свои интересы, и... свои люди – тоже. Сейчас он переведет дух, подождет, пока затихнет погоня, и пойдет на кожевенную улицу. Там есть человек, который его и примет, и спрячет.

Таламир наверняка будет его искать, это и в воду не гляди, ближайший месяц ему придется отсиживаться где-нибудь в тайнике, но это и неплохо. Дать весточку отцу, чтобы тот не волновался, и – ждать. Выжидать подходящего момента.

Больше Эфроны в столице не появятся. Да и вообще – надо что-то решать. Ясно, что им при Лидии не жизнь, но что делать?

А что тут поделаешь?

Королева – девка продажная, взял ее король за красоту, а так там ничего нет. Ни благородства, ни древней крови – ничего. Только вот сына она родила, и править при нем будет еще долго, и трон под ней пошатывается. Вот и опирается на таких, как Таламир, на безродье, крестьянскую кровь...

Знает, что реши аристократы ее свергнуть...

Не удержится.

Нет, никак не удержится.

Мысль была страшноватой, но... чем Эфрон не король? Если уж эта девка на троне расселась, ноги раздвинув?

Древней крови в них, почитай, и побольше, чем в некоторых, а знамя восстания... да те же Карнавоны!

Уничтожен древний герцогский род, ни за что, подло, исподтишка... ах да, Алаис! Что ж, на вдове можно жениться не хуже, чем на невинной девушке. А и родится у нее отродье от Таламира – придавить, как щенка от беспородного пса.

Интересно, что сталось с женщиной, которая его выпустила. Тарла?

Маркус попробовал припомнить лицо. Нет, неясно. Морщины, седые волосы, платье служанки... может, она еще при Карнавонах была в доме? А когда их убили, возненавидела Таламира?

Вполне может быть.

И возненавидела, и постаралась ему отомстить, как смогла. Выпустила пленника, подожгла дом... интересно – это все, что она сделала, или он чего-то не знает?

Неважно! еще узнает.

Но сейчас ему надо добраться до своих.

Маркус попробовал встать на ноги.

А неплохо. После дней, проведенных в цепях, куда как неплохо. Кинжал удобно ложился в руку, меч был чуток длиннее и тяжелее того, к которому привык мужчина, но на безрыбье...

Ему надо добраться до кожевенного квартала – и пусть Арден примет души тех, кто решит ему помешать!

***

Таламир узнал о пожаре только утром.

Мужчина честь честью провел ночь в королевской опочивальне, а потому...

Простите, монтьер, мы вас искали. По дворцу искали, подметки стирали. К королеве в спальню?

Да кто ж в здравом уме будет вас искать у ее величества? Это ж невозможно! Самоубийство!

И слуг можно было понять. Лидия не отличалась добротой характера, сунься кто к королеве – такое бы устроила! Тюрьма бы раем показалась!

Домой Таламир мчался, как на пожар. И все равно опоздал. Городской особняк Карнавонов встретил его открытыми настежь воротами, выбитыми окнами, вытоптанным двором и – тремя телами.

Слуги толпились тут же, во дворе, и узрев Таламира, попятились назад. Мужчина не удостоил их и взглядом, глядя на тела.

Алаис?

Ир-рион! Не мог змеиный  хвост не подложить, гад! Если жена погибла, не оставив наследника – это плохо. Очень плохо. У самого Таламира прав – шиш да маленько, охотники на титул найдутся...

Мужчина подошел к первому телу и потянул за простыню.

Стражник.

Служанка.

Старый слуга.

И!?

Где Алаис?

Вид Таламира был поистине страшен в эту минуту, потому что слуги сжались в плотный комок, попятились, а потом вытолкнули вперед дворецкого. Мужчина тоже был не в восторге, но говорить пришлось. И отвечать за всех – тоже.

– Монтьер... несчастье! Страшное несчастье!

– Где. Моя. Жена?

Дворецкий затрясся еще сильнее.

– Не знаем, монтьер.

– Что!?

– Монтьер, ее нигде нет! Ни тела, ни госпожи! В ее постели нашли вот эту дуру... – мужчина кивнул на служанку. Таламир пригляделся.

Тарла?

И что она там делала?

– Монтьер, она просто лежала. Связанная. Когда пожар начался, мы к герцогине, а лестница горит, мы через окна, да пока веревки искали, пока лестницы... она задохнулась. Дым же...

– А когда пожар начался? – вкрадчиво поинтересовался Таламир, и услышал полный рассказ.

Около полуночи, точнее никто не смотрел, со двора послышался шум и звон стали. Оказалось, что пленник каким-то образом вырвался на свободу. Пока его пытались схватить и скрутить, начался пожар. Естественно, слуги бросились тушить его.

Воины?

К дворецкому присоединился десятник стражи.

Эфрон?

Да, не узнали. Рубите голову, монтьер, а только ночью, да неожиданно, да как на грех – тучи были, где уж тут Эфрона узнать? Подумали, грабитель залез, вот и начали окружать. Он отбивался, одного убил, вот тела лежат, сами видите, в горло угодил, а как пожар начался, так все закричали – и он утек! Ловить некогда стало!

Погоню послали, да ведь думали, простой воришка, вот и не гнали его сильно. Так, спугнули...

Остальные двое?

Про служанку вы знаете, у слуги сердце не выдержало.

Чужие?

Нет-нет, больше в доме чужих не было. Никого.

Госпожа герцогиня?

С вечера все Тарлу гоняла, то одно ей не так, то второе, все уж спать легли, а она никак угомониться не могла. А потом?

Потом никто ничего не знает. Как пожар начался, так ее никто и не видел.

Таламир скрипнул зубами, но наказания раздавать не спешил. Надо разобраться во всем подробно. Осмотреть дом, что тут, как тут...

К обеду он уже жалел о своем милосердии. Впрочем, это никогда не поздно.

Картина складывалась печальная.

Алаис гоняла служанку. В этом ничего удивительного не было, жена у него далеко не дура, все она видела, все понимала, и доносчицу не любила. Не прогоняла, но и спокойной жизни не давала. Чай, не в первый раз. Легла бы заполночь, и Тарла бы легла. Другое дело, что Алаис могла спать, сколько пожелает, а Тарле весь день носом клевать... такая мелкая, чисто женская месть.

Бывает.

Этот вечер ничем от других таких же не отличался.

Потом Тарла каким-то образом оказывается связанной в кровати Алаис, Маркус Эфрон вырывается из подземелья, а в доме начинается пожар.

Нелогично?

Это если ничего не знать.

В кухне стражник был, но он рассказал, что оглушила его – Тарла! Принесла белье, он мельком увидел, повернулся к ней спиной... кто б не повернулся? И получил чем-то тяжёлым по затылку.

Таламир распорядился выписать негодяю с десяток плетей, но и сам понимал, что наказывать мужика не за что. Разве только зло сорвать.

Кто бы ждал такого подвоха?

Оглушив негодяя, Тарла взяла ключи и выпустила Эфрона. Ключи, кстати, нашлись в клетке. Где они лежат...

Слуги, конечно, не знали. Но Тарла-то была приближена к господам. Могла она подглядеть?

Могла. Таламир криво усмехнулся, думая, что 'слуги не знали' звучит просто смешно. Все они знают, работа такая. Господа не знают, а они разнюхают! Подлое сословие! Вот и эта предала. За деньги ли, еще за какие обещания...

Как они сговорились с Эфроном?

Когда?

Да видимо, когда он мерзавку отправил в подземелье. Уж что ей пообещал аристократишка – неясно, но могла обиженная женщина напакостить подобным образом?

Еще как могла!

Алаис ее тиранит, Таламир наказал, ну и... отомстила.

Не учла одного – она Эфрону даром не нужна оказалась, а вот Алаис...

Мог Маркус добраться до его жены?

Мог, еще как мог. Вот Тарла его наверняка и провела, дел-то! В доме тихо, стражник оглушен, все спят, слуги в пристройке, она ничем не рисковала. А вот Алаис...

Зная его супругу – что ей будет выгоднее? Остаться или уйти с Эфроном?

А вот тут Таламир задумался.

Алаис – женщина неглупая, она могла сопротивляться, могла поднять крик, но если ее не видели во дворе, если Эфрон был один, значит, она ушла с ним по доброй воле. Так, а что с ее платьями?

Краткая ревизия показала, что вся одежда Алаис на месте.

Ушла по своей воле? Или вообще в плаще служанки и ночной рубашке? Потому что не хватает только сапожек...

Но почему!?

В любовь к Эфрону Таламир не поверил ни на минуту. Ни на секунду. Не тот Алаис человек, чтобы вестись на подобную приманку. Но что могло ее заставить удрать? Что?

Ирион!

Вот он дурак!

Лидия!

Алаис отлично знала, что ночи он проводит в постели королевы, что он намеревается представить супругу ко двору... и? Какие она могла сделать выводы?

Любовь, ненависть, ревность – это все чепуха, не те у них отношения. Но что-то же она подумала? Чем-то Эфрон ее напугал...

Таламир не был глуп, и мозаика медленно, но складывалась. Да именно так.

В столице он отдалился от супруги, уделял все внимание ее величеству, и кто посмел бы на его месте поступить иначе? Могла Алаис подумать, что ее бросят в угоду королеве? Или, того интереснее, получат от нее ребенка-второго, да и убьют?

Могла, ох как могла. Алаис девочка неглупая, и если уж Таламир рассматривал эту ситуацию, то она тем более должна была ее просчитать. Тогда, получается, что она сбежала с Эфроном по доброй воле?

Вот это вряд ли. Никто ей не мешал сделать нечто подобное еще в Карнавоне. Или... там побег не увенчался бы успехом?

Таламир застонал, стиснув пальцами виски. Голова просто разрывалась и от боли, и от предположений, сказывались бессонная ночь и выпитое вино. Мысли, словно разлетевшись на осколки, царапали череп изнутри.

Наконец, мужчина тряхнул головой и принялся размышлять.

Итак – кто выпустил Эфрона?

Тут все понятно. Тарла. Она же привела его к Алаис, после чего служанку оглушили, связали и сгрузили на кровать женщины.

Что было дальше?

Эфрон сделал Алаис какое-то предложение. Явно не руки и сердца, это просто смешно. Только вот что можно предложить такой, как она?

Смешной вопрос.

Карнавон.

Алаис нужен только Карнавон. И... месть за смерть близких. Ир-рион!

Тут-то пасьянс и сложился, заставив мужчину похолодеть от простого понимания.

Нелюбимая – не значит нелюбящая. Пусть семья не любила Алаис, но кто сказал, что она их ненавидела? Даже она сама ни разу этого не произносила. Она говорила о своем уродстве, о своих мечтах, но никогда – никогда! – не говорила, что ненавидит свою семью за то, что они сделали с девочкой. И вот за семью она могла мстить.

Прекрасно понимая, что если останется, то ее жизнью будет распоряжаться Ант, а через него и королева, понимая, что отомстить не удастся, в лучшем случае она сможет передать свою месть детям, да и то сомнительно...

Тогда... получается, что она сбежала не просто так? И найти ее не удастся?

Ант выдохнул.

Алаис продумывала все. Нет сомнений, что дурачка Эфрона она тоже поставит себе на службу. И не отпустит, пока он будет ей выгоден.

А еще – Эфрон не отпустит последнюю из Карнавонов. Так что искать надо двоих. Супружескую пару, брата и сестру, и обязательно смотреть в глаза женщины. Глаза и волосы Алаис изменить не сможет... или сможет? Парики, краска – Таламиру ли не знать?

Остаются только глаза.

Ладно. Сейчас все упирается в простой вопрос – супруга уже сбежала из города или нет? Могла... Таламир аж застонал, понимая, что полдня у Алаис было, а значит, в городе ее, скорее всего, нет. И искать надо на дорогах. Ладно. Людей он разошлет. А как проверить корабли, которые ушли из порта? Она ведь могла быть на любом из них, они могли... надо съездить в порт. Мало ли кто ее заметил? Их заметил?

Если Эфрон прикоснулся к Алаис хоть пальцем – ему не жить.

Не из-за большой любви, нет. Просто это его женщина, его имущество, и Таламир свернет шею любому, кто покусится на его собственность.

Итак.

В порту нужно поставить своих людей. На воротах – тоже. И ждать.

Бесконечно Эфрон прятаться не сможет, Алаис тоже, рано или поздно он найдет свою супругу, и... свернет ей шею?

Ну, нет.

Сначала сделает ей наследника, а потом свернет шею.

***

Алаис в этот момент вовсе не думала о супруге. Ей надо было как следует устроиться в городе. Не сбегать же отсюда?

Нет, конечно.

Таламир будет искать ее, и искать активно. Что бы сделала она на его месте?

Поставила своих людей на воротах и принялась прочесывать город. Так не надо отказывать супругу в сообразительности.

Что он сделает, если никого не поймает?

Решит, что супруга сбежала. До того, как перекрыли ворота. Шанс у нее был, с раннего утра, например. И успокоится рано или поздно.

Вот это время ей и надо переждать в городе.

Не то, чтобы Алаис не размышляла над таким вариантом.

Она могла бы попробовать сбежать ночью – ладно, утром из города. Только вот не создана она для бродяжничанья. А зная Таламира, ее уже сегодня объявят в розыск. Да и просто – напарника нет, а одинокая девушка или одинокий молодой парень, которые не умеют за себя постоять, быстро станут мишенью работорговцев. Не затем она сбегала из добровольного рабства, чтобы оказаться в рабстве принудительном. Не Эфрона ж в напарники звать?

Интересно, спасся или нет? Впрочем, на ее участь это сильно не повлияет.

Можно было бы попробовать уплыть на корабле. Но...

Вот вы капитан корабля. К вам приходит девушка и просит принять ее на борт – срочно. Приходит ночью, одна, скрываясь, этакая белоручка, заступиться за нее некому, да и ошибки она какие-нибудь совершит... итог?

Либо забортная водичка, либо корабельная шлюха, либо рабский рынок. В разных сочетаниях.

Нет, так дело не пойдет.

С утра она честь по чести позавтракала, расплатилась с хозяином трактира, попрощалась и выползла на улицу, кряхтя так, что позавидовали бы все персы.

Ей надо найти себе норку, отъесться, отоспаться, прикинуть, чем зарабатывать на жизнь, а когда ее перестанут искать, она уедет честь по чести. Уедет спокойно, освоившись с этим миром и со своим местом в нем...

Эти мысли совершенно не мешали дряхлой старухе брести по улице, оглядываться, шаркать ногами, кашлять, сморкаться, плеваться и вообще – почти разваливаться на ходу. Артистизм?

Жить хочется. Вот и приходится номера откалывать.

Алаис медленно ползла по улице, изучая вывески, пока одна из них не приглянулась девушке.

'У тетушки Магдалены'.

Вывеска была исполнена золотом, дом производил впечатление чистенького и уютного, а белые ставни и красные мальвы в палисаднике перед ней делали домик почти родным.

И Алаис решительно толкнула дверь.

***

Внутри было вполне достойно, ничуть не хуже, чем снаружи. Чистенький пансион, аккуратный и красивый. На первом этаже таверна, но для чистой публики. Столики покрыты скатертями в красно-белую клетку, на окнах цветы и занавески, полы натерты воском...

За стойкой в углу, видимо, сама тетушка Магдалена – статная женщина лет сорока, с рубенсовскими формами, скромное коричневое платье оживляется белым передником, русые волосы убраны под чепчик, голубые глаза глядят спокойно и пристально. К ней-то Алаис и подползла, поминутно охая и хватаясь то за поясницу, то за сердце.

– Ох... здоровьичка тебе, доченька.

– И вам здоровья, бабушка.

Особой приветливости Магдалена не проявляла, но и заявить: 'не подаем' тоже не спешила.

– Нельзя ли у вас комнатку снять?

Голубые глаза впились в Алаис. Да так, что женщина почти физически почувствовала, как просвечивают ее кошелек, как взгляд проникает под грим, и даже глубже – в душу... хорошо, что глаза не видно под низко повязанным платком.

– У нас дорого, – после минуты молчания произнесла Магдалена.

– Чай, не по золотому в день берете?

– Нет. На золотой у нас можно пять дней жить, бабушка.

– Только жить – или столоваться?

– Завтрак и ужин я подам, обед отдельно, если пожелаете.

Алаис подумала, и кивнула.

– Тогда вот за десять дней задаток. Может... ох, годы мои тяжкие, и подольше задержусь...

При виде денег Магдалена ощутимо подобрела. Даже улыбнулась.

– А что ж за нужда, бабушка?

– Скажи уж прямо. дочка – чего тебе, старой, дома не сидится? – заскрипела Алаис. Улыбнулась, показывая вычерненные зубы. – Так за деньгами я сюда и приехала. Сестра у меня померла, вот, наследство получить надобно, да и домой, к внучкам...

– А что ж внучки – не смогли с вами поехать?

В голосе Магдалены звучал подтекст – тебя ж страшно выпускать, ты по дороге развалишься! Сработало!? Ура!

– Так некому больше поехать-то со мной, – Алаис подчеркнуто печально вздохнула. – Сын в отъезде, пока еще вернется, дочь в тягости, внуки малы еще, чай, не они за мной, а я за ними приглядывать стану...

– Ах, вот оно как...

– Да так вот, дочка. Всю жизнь ради них кладешь, а потом оказывается, что и в старости пахать-от надо, – Алаис горестно вздохнула. – Вот и плывет бабка старая на корабле, сегодня уж отдохну, а завтра и к стряпчему...

– Давайте я провожу вас в вашу комнату, – правильно поняла намек Магдалена. – А как...

– Звать-от меня? Зови бабушка Тая. Или госпожа Лернен, коли хочешь.

– Пойдемте, бабушка Тая, – Магдалена решительно сняла с гвоздика ключи от комнатки. – А сумки ваши...

Сумок у Алаис не было, кроме рюкзака. Так это дело поправимое.

– На корабле остались. Где ж мне с собой тяжести таскать, чай, не молоденькая, – Алаис упорно подделывалась под простонародный говор. – Капитан придержать обещал, а завтра и весточку ему дам.

– Да у меня мальчик на побегушках есть, мигом слетает.

Ирион! Вот этого Алаис не предусмотрела.

– Благодарствую. Может, вечор мы с ним и сходим...

– Как скажете, бабушка Тая.

Перед Алаис открылась дверь в небольшую комнатку. Отлично! Просто то, что надо!

Угол комнаты занимала здоровущая кровать под балдахином. Рядом, на тумбочке стояли медный таз и кувшин для умывания. В углу – здоровущий сундук для пожитков, на нем замок, в который воткнут ключ. Кладите, закрывайте, пользуйтесь.

Еще в комнате был стол и два кресла.

Занавески на окнах, салфетка на столе, салфетка на тумбочке, все простенько, но чисто и аккуратно. Алаис широко улыбнулась.

– Спасибочки, дочка. Я уж тогда полежу чуть, а то с той качки кости болят... возраст, чай, не юный...

Магдалена сочувственно покивала, и оставила клиентку одну. Алаис тут же задвинула засов на двери и от души потянулась. А потом принялась осматривать комнату на предмет глазков, подслушек и прочего.

Не нашла. Разве что дымоход... кажется, Дюма писал, как мушкетеры кого-то там подслушали через дымоход? Ладно, она все равно тут разговаривать не собирается. А вечером сходит 'на корабль', прикупит в какой-нибудь лавке сундук или что-то вроде, да и прикажет доставить. Или лучше просто матерчатую сумку? Наверное, второе. Всегда можно сказать, что не с ее артритом брать что-то тяжелое в путешествие...

А платье можно купить и в лавке старьевщика, если не по фигуре будет, так и лучше.

Алаис улеглась на кровать, вытянула гудящие ноги. Да, и обувь. Надо бы купить сапоги на пару размеров больше, чтобы сапог надевать прямо на сапог. Все же ее обувь, хоть и засвинячена до беспредела – именно что дорогая, качественная, красивая, а еще – маленькая. Маленькие руки и маленькие ноги – аристократизм. Это плохо, очень плохо...

Таламир будет искать ее, и сам, и, наверное, силами королевской гвардии. Да, при дворе он надолго станет посмешищем, тут и королевская протекция не поможет. И если искать ее будут гвардейцы...

Алаис сильно подозревала, что напрягаться гвардия не будет. Выскочек нигде не любят, а Таламир – он и есть. И место свое получил частично через постель. Тьфу!

Алаис тоже платила когда-то своим телом за определенные бонусы на работе, но... не любила она этого! Ох, не любила. И Таламира не любила.

И все же, все же...

Может стоило остаться?

Она не Алаис Карнавон, она могла бы приспособиться, могла бы получить выгоду, могла бы устроиться при дворе...

Нет, не могла бы.

В любой стае выживают свои. А она? Благодаря отцу и политике рода, Карнавоны – отшельники. Демонстративно избегающие королевского двора уже несколько поколений. То есть поддержки у нее нет, не считать же Таламира? Его бы самого кто поддержал, потому как появятся рядом с королевой более увесистые... эммм... органы – и лететь ему из дворца. Даже если и не лететь.

Дети от Алаис нужны, а их мать – вовсе даже ни к чему.

Королева ей не простит происхождения и ума, Таламир – ума и происхождения, вся придворная шушера последует за предводителями, да и попросту – на кой черт ей этот гадюшник? Администрации мало было? Нет уж!

Она отдала юриспруденции малым не тридцать лет, и не собирается растрачивать новую жизнь на дрессировку придворных пираний. Пусть этим займется кто-нибудь другой.

А чем будет заниматься она?

Алаис откровенно не знала. Удрать куда подальше, купить себе домик, выйти замуж, завести детей – все то, чего не додали в прошлой жизни. Почему нет?

А как же мои родные?

Голос прозвенел в голове так неожиданно, что Алаис сама испугалась.

Как же Карнавон?

Тьфу ты, Ирион! Женщина даже не сразу разобралась со своими мыслями. А ведь они принадлежали еще той Алаис Карнавон. И это остатки ее личности требовали отстоять свое право на земли герцогства. И отомстить за родных.

Ага, мечты...

С другой стороны. А вот чего она сама хочет?

Действительно жить в глуши? Это хорошо в двадцатом веке, когда ни рабов, ни господ. А тут немного другие порядки. Если ты крестьянка, то можешь вляпаться просто потому, что у благородного тьера плохое настроение. Убьют ради развлечения. Или групповуху устроят. Или еще что-то веселое и интересное. Маркиз де Сад писал о развлечениях знати, а Таня в свое время прочитала его опусы. До сих пор помнилось, как насиловали все, в чем дыры были, как издевались, убивали...

Нет уж! Ей такие развлечения ни к чему. И муж не защитит, не в это время.

Если кто помнит Дюма, знаменитый д´Артаньян лапал г-жу Бонасье малым не на глазах у ее супруга, и галантерейщик и слова лишнего не промолвил. Почему? А жить хотел.

Продырявят же, и фамилии не спросят. Оскорбили благородного господина, вот он и погорячился. Готов заплатить штраф! Целых два золотых, или даже три!

Здесь это тоже практикуется. Пусть Алаис, с ее своеобразной внешностью ни под кого не подложат, но поиздеваться-то могут!

Вывод – чтобы хорошо жить в этом времени и месте, надо быть благородной. Чтобы быть благородной, надо либо вернуть себе свой титул и дом, либо грохнуть супруга и вторично выйти замуж. Пока оба варианта попросту невыполнимы. Против королевы ей не выгрести.

Свергать королеву?

Ну-ну...

Тем более, что она правит не сама по себе, а от имени сына, как регент. Малолетний король, при нем заботливая мать... единственный вариант для Алаис – это вернуться, когда короленок подрастет. Если у него будут такие же теплые отношения, как у Людовика Четырнадцатого с матушкой, шансы у нее будут. А если нет...

А ведь обидно. Попасть в тело герцогской дочки, стать герцогиней... но есть и еще один вариант, о котором стоит подумать. В случае смерти дражайшего супруга, Алаис становится вдовствующей герцогиней. А все ее дети, поскольку нажиты в законном браке, считаются детьми ее супруга. Ну, если супруг от них не откажется. Но если помрет, то отказаться ему будет затруднительно.

А ведь идея...

Спрятаться на время.

Найти себе единомышленников, найти людей, которые будут отстаивать твои интересы, потом проплатить убийство супруга, и вернуться в облике вдовы с ребенком. И нагло хлопать ресницами, мол, он сам нас спрятал, сам приказал уехать, сам,  все сам...

Почему?

Не знаю... он мужчина,  он умный,  он познал дао, сяо и мяо, он говорит,  а я танцую, и вообще – как вы можете меня спрашивать о таких вещах? Я же любимого мужа потеряла,  ыыыыыыыыыыыыы! И красный бантик с туфельки впридачу.

Хм-м....

Что нужно для такого предприятия?

Деньги,  деньги и еще раз деньги.

Папа, хоть ты и гад был редкостный, а все равно – спасибо. Всех захоронок Карнавона мне не то, что на войну – на столетний мир хватит! В деньгах недостатка не будет, а вот в союзниках...

Алаис прикусила губу.

Союзники... хотя бы советчики. А ведь есть человек,  которому она небезразлична. Один,  но есть.

Кузина Ланнисия.

Можно для начала отправиться к ней,  а там подумать,  куда двигаться дальше.

Да,  так она и поступит. Через пару месяцев она отправится в Лаис,  к кузине Ланисии. Именно туда выдали замуж кузину,  за графа... графа Кларендон! Вот!

Лаис – тоже из старых герцогств, на Сенаорит там плевать хотели. Карнавонам не посочувствуют,  но и не выдадут,  так что...

Лаис!

К тому же это созвучно с ее именем. Может,  там ее будет ждать удача?

С тем Алаис и придремала на кровати. Спать все равно хотелось, даже больше,  чем есть. Сколько она за последнее время перенервничала,  вот организм и наверстывал,  чем мог. В частности – сном.

Алаис спала,  и ей снилось море. Теплое и родное. Она гуляла по пляжу и собирала жемчужницы. На ладони ей выкатывались маленькие перламутровые шарики,  а ракушки она бросала обратно в море. Что-то шептали волны, уютно пахло геранью...