Текст книги "Красота требует средств"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Нет.

– Ну и зачем тогда он тебе?

Ленка выбралась из-под подола шелкового, густо расшитого жемчугом и серебряной нитью платья и, стянув его с вешалки, приложила к себе.

– Ну как, – спросила она, – красиво? – И нацепив на голову уже облюбованную ею зеленую шляпу с перьями, закружилась с платьем в руках перед зеркалом.

Платье действительно идеально подходило по цвету к шляпе. Оно тоже было выполнено в зеленой гамме, только более светлого оттенка. Но буфы на рукавах и часть корсажа были отделаны бархатом точно такого же темно-зеленого цвета, как и ленты на шляпе. Короче, получился идеальный ансамбль.

– Изумительно, – согласилась я. – В этом наряде ты будешь королевой бала. Но разве ты себе еще не все приготовила? Я думала, что ты давно уже полностью экипирована. Если бы у меня была возможность поучаствовать в королевской охоте, я бы за полгода приготовила себе наряд.

– Ага, и оплачивала бы его полугодовой прокат, – хмыкнула Ленка. – Очень разумно, нечего сказать. Нет, я, разумеется, все для себя уже выбрала, правда, не за полгода, а вчера. И на балу я буду в синем платье с вырезом каре и с белым кружевным воротником. По-моему, мне это очень пойдет.

Я представила себе рыжеволосую Ленку, затянутую в синий шелк или бархат, с огромным стоячим воротником, как у сказочных волшебниц.

– А зачем же тогда тебе это? – Я указала на платье, которое Ленка держала в руках. – Или ты хочешь, как настоящие придворные дамы, менять туалеты по три раза на дню?

Ленка отрицательно мотнула головой.

– Нет, это для тебя. – Она развернула меня лицом к зеркалу и, приложив к моим плечам облюбованное ею зеленое платье, велела придерживать его на груди и на талии. – Сейчас шляпу еще на тебя наденем, и ты у нас будешь просто красавица. – Ленка сняла со своей головы шляпу и, нахлобучив ее на меня, отошла на два шага в сторону полюбоваться. – Ну что, нравится? – спросила она.

Я посмотрела в зеркало. Оттуда на меня смотрела растрепанная и взмокшая от многочасовых примерок особа в огромной шляпе набекрень и свисающих на лицо перьях.

– Здорово! – ответила я.

Потом мы примерили еще пять разных туалетов, промучились сами и промучили двух других девушек, которые помогали нам выбирать одежду, и остановившись наконец на трех платьях – одном для бала, другом для охоты и третьем для маскарада, – загрузили все это в Ленкино авто и отбыли по месту жительства моей мамочки и ее нового мужа Поля Ардана. Поль, правда, не был таким уж новым мужем. Скоро пять лет, как они женаты. Но тем не менее отношения у этих немолодых уже людей были на редкость трепетными и вдохновенными.

Поль ухаживал за мамочкой так, как не каждый жених ухаживает за своей невестой в последний месяц перед венцом. А мамочка, ценя такое к себе отношение, изо всех сил старалась соответствовать образу той самой невесты (в переносном смысле, разумеется), ради которой мужчина готов свернуть горы или что-то в этом роде. А если говорить конкретно, то просто никогда не выходила к мужу в старом халате, которого, впрочем, у нее никогда и не было, не ложилась в постель с физиономией, намазанной жирным кремом, и не цепляла на голову бигуди. То есть фактически ничего такого особенного и не делала.

Нагруженные портпледами с историческими платьями и коробками с не менее историческими шляпами мы вывалились с Ленкой из машины возле подъезда маминого дома. Ленка непременно хотела повидаться с моими родственниками и своими глазами увидеть, как здесь теперь поживает моя мама.

– Ужасно хочется посмотреть, на кого же тетя Наташа променяла такого шикарного мужчину, как Викентий Павлович, – сказала она. – Пока не увижу ее нового мужа, не уйду.

Однако Ленке не повезло, как назло, в этот день Поль сильно задерживался на работе. Он, как и мама, профессиональный переводчик и всю последнюю неделю работал на симпозиуме эндокринологов, съехавшихся в Париж со всего света.

С утра до вечера он вел синхронные переводы с английского на французский, с французского на немецкий и с немецкого на английский. Впрочем, нет, с немецкого на английский скорее всего переводили либо немцы, либо англичане. У них это должно было получаться лучше.

Но и без того у Поля все равно было много работы, и к вечеру он сильно уставал. А сегодня, ко всему прочему, он должен был присутствовать на званом ужине в честь какого-то именитого английского ученого, и следовательно, рабочий день у него мог затянуться до самой ночи. Поэтому к ужину Поля не ждали.

Однако Ленке посчастливилось познакомиться с легендарным членом нашей семьи, самым кошмарным из всех наших родственников, включая близких, дальних и непрямых, с Ферапонтом Семеновичем Воробейчиком, то бишь с дедом Фирой.

Фира – это двоюродный брат покойного мужа отцовой сестры, тети Вики, и по большому счету наше с ним родство весьма относительно. Он так же, как и тетя Вика, проживает на Украине в славном городе Киеве.

Однако в последнее время они вместе с тетушкой все больше и больше живут у нас в Москве. Вернее, не в самой Москве, а на даче в Подмосковье. Видно, скучно старикам становится вдали от близких родственников, вот они и задерживаются у нас в гостях все дольше и дольше.

Тем более что Фира наш скучать не любит. У него живой веселый нрав и патологическая тяга к приключениям. И тяга эта у него настолько сильная, что если в течение дня у Фиры не произошло ничего из ряда вон выходящего, то этот день, по его мнению, прожит зря. Поэтому он и у себя на родине в Киеве постоянно попадает в самые разные переделки и приключения, и в Москве нам покоя не дает.

Вот, к примеру, возила я его на прошлое Рождество в Париж и так измучилась с этим кошмариком, что навеки зареклась еще раз брать его куда-нибудь с собой. Чего только он в тот раз не вытворял.

То в приличном доме устриц обожрался и потом полночи в ванной блевал, и я уже думала, что помрет наш старик от такого отравления.

То в компании с проститутками и трансвеститами в полицию попал, и нам пришлось мчаться через весь город и забирать его из обезьянника, перемазанного с головы до ног губной помадой.

А перед самым вылетом в Москву он вообще у нас пропал. Мы сходили с ума, не зная, где его искать. А этот кошмарик спокойно сидел в привратницкой и как ни в чем не бывало любезничал там с консьержкой мадам Ренар.

Он, кстати, и теперь там сидел.

И вообще все свое свободное время Фира проводил в привратницкой, будто бы ему там медом было намазано.

И что интересно, несмотря на то, что Фира не говорил по-французски, а мадам Ренар не знала русского языка, им это совершенно не мешало. Каким-то непостижимым образом эти двое умудрялись понимать друг друга без слов. Вернее, они говорили, но каждый на своем языке, и все было понятно.

Увидев нас с Ленкой, нагруженных большими пакетами и коробками, Фира, естественно, заинтересовался, что это мы такое принесли. И, бросив на время мадам Ренар, выскочил из привратницкой и потопал вслед за нами к лифту.

– А что это вы, Марьяночка, так поздно? – осведомился он, косясь на пакеты и коробки. – Мы с Наташенькой уже давно ждем вас не дождемся, а вас все нет и нет.

Не будучи знаком с Ленкой, Фира постеснялся напрямую спросить, что мы принесли в пакетах. А я, зная нездоровую страсть старика к приключениям, еще не решила, сразу ему признаться, что мы с Ленкой будем участвовать в маскарадной охоте, или по возможности попытаться оттянуть это сообщение до утра.

Если рассказать обо всем Фире сегодня, то он обязательно начнет канючить, чтобы мы его тоже с собой на охоту взяли, и вечер будет безнадежно испорчен. А если рассказать завтра... А как я, собственно, смогу рассказать завтра, если костюмы мы привезли сегодня? Фира же обязательно поинтересуется, что это за наряды и зачем они нам нужны.

Нет, надо было об этом подумать заранее и не тащить все наряды из машины в дом. В конце концов можно было вообще ничего не говорить ни про какую охоту, а сказать только, что я просто поеду к Ленке в гости.

Короче, хорошая мысля приходит опосля, и только сейчас, столкнувшись с Фирой лицом к лицу, я осознала, какую сделала ошибку, привезя Ленку с костюмами сюда, в мамину квартиру. Если он узнает про охоту и про то, что его туда не возьмут, то он просто умрет от горя.

Выйдя из лифта на нашем этаже, я торопливо нажала на кнопку звонка, чтобы поскорее встретиться с мамой и избавиться от Фириных расспросов. Мама открыла дверь и, увидев нас, нагруженных множеством огромных пакетов, ахнула:

– Марьяша, Леночка! Что это вы такое накупили?

В отличие от меня мама почему-то сразу же признала в неотразимой Элен Лакур невзрачную толстушку Ленку Лысенкову, и даже непонятно, как ей это удалось. Все-таки с тех пор, когда они виделись в последний раз, прошло двадцать пять лет, и Ленка очень сильно изменилась. Разве мама этого не заметила? Но мама все заметила.

– Леночка, – воскликнула она, – ты прекрасно выглядишь! Похорошела, постройнела. Очень рада тебя видеть. Ты в Париже в качестве туриста или приехала на какой-нибудь симпозиум? Ты ведь, кажется, была урологом, если я не ошибаюсь?

У мамы феноменальная память. Все, что когда-нибудь видела или слышала, она непременно запоминает навсегда. Лично я от такого объема лишней информации, наверно, просто сбесилась бы. Зачем нужно помнить всякую всячину о всяких малознакомых людях? Какая от этого польза? А вот мама помнит.

Впрочем, не будь у нее такая хорошая память, не была бы она таким классным переводчиком. Мало того, что она в совершенстве знает английский, французский и итальянский, так теперь она еще самостоятельно изучает испанский и собирается замахнуться на японский. Вот и про Ленку, как выяснилось, она помнит, что та выучилась на уролога. Я этого не знала, а она знает. Вернее, я, наверно, знала и когда-то ей об этом сказала, а потом напрочь забыла, а она вон, поди ж ты, все помнит. Впрочем, женщина-уролог – явление довольно редкое. Может, поэтому мама и запомнила.

– Мама, Лена уже несколько лет живет в Париже. Она замужем за известным парижским антикваром Пьером Лакуром, и кстати сказать, они пригласили меня на пару дней к себе в гости в загородный особняк, а потом на королевскую охоту.

И как это у меня вырвалось – на королевскую охоту – просто ума не приложу? Вот уж правду говорят: язык мой – враг мой. Я с испугом покосилась на Фиру. Как он там, расслышал, что я сказала про охоту или нет? Но тот, как ни странно, молчал и ни о чем не спрашивал, и была надежда, что, возможно, он ничего не понял.

Мама снова ахнула и всплеснула руками.

– Ну надо же, Леночка! Какая новость! Пьер Лакур! Я знаю одного антиквара Пьера Лакура. Но даже и не предполагала, что это твой муж.

Мама была чрезвычайно рада, что у нее в Париже появилась новая знакомая, тем более что она знала ее еще маленькой девочкой. В так называемой эмиграции – хотя мамочка, конечно же, не является эмигранткой, просто она вышла замуж за иностранца, – это имеет очень важное значение. В эмиграции даже старый враг, с которым ты когда-то что-то не поделил в прежней жизни на родине, тут же автоматически становится новым другом, которому прощаются все прошлые обиды и встрече с которым рады до невозможности. В эмиграции некоторые понятия несколько смещаются.

– Да, тетя Наташа, – ответила Ленка, – я теперь Элен Лакур. А откуда вы знаете моего мужа?

Однако мама пропустила Ленкин вопрос мимо ушей и продолжала бурно радоваться встрече.

– Ну надо же, – ахала она, – какая приятная неожиданность! Как здорово, что вы с Марьяшей встретились. Я очень рада. Однако что это за королевская охота такая, на которую ты ее пригласила? Какая-то новомодная вечеринка? И что это за пакеты и коробки, которые вы принесли? Показывайте, что вы купили.

– Да-да, – тут же присоединился к ней Фира, – какая такая королевская охота?

Судя по всему, информацию о намечающемся мероприятии он все-таки не пропустил мимо своих ушей, а молчал и не задавал лишних вопросов просто из соображений такта. Благовоспитанность свою перед Ленкой, так сказать, показывал, интеллигентный наш.

Я сразу стала врать, что это просто вечеринка так называется, и ни к какой охоте это мероприятие вообще не имеет отношения.

Но Ленка, не знакомая с моим заполошным родственником, вовремя не сориентировалась и вместо того, чтобы по-умному промолчать, выдала всю информацию про костюмированный бал с охотой и маскарадом и описала все это во всех мыслимых и немыслимых красках.

Я даже боялась смотреть в Фирину сторону. Сейчас он узнает, что на бал мы собираемся ехать без него, и начнется что-то невообразимое. А Ленка между тем продолжала:

– Во время охоты все должны будут скакать на лошадях и стрелять из луков. После охоты намечается бал-маскарад с танцами. Танцы, разумеется, предполагаются не современные, а в духе старого времени. И для тех, кто не силен в полонезах, будут организованы краткосрочные курсы. Хотя в общем-то ничего сложного во всем этом нет. Все это достаточно просто. И те, кто ходит, например, на аэробику, вполне смогут с этим справиться даже без предварительной подготовки.

Фира вытянулся в струнку, как полевая мышь на дозоре, и ловил каждое Ленкино слово прямо на лету. Он, как я знала, на аэробику не ходил и полонезы танцевать не умел.

Впрочем, это не значит, что на аэробике разучивают такие танцы, как полонез. Конечно же, нет. Просто у кого есть навык быстро заучивать новые движения, тому гораздо легче освоить незнакомый танец за короткое время.

Я-то, как большинство современных женщин, фитнес-клуб посещаю регулярно, а если точнее, то не менее трех-четырех раз в неделю, и для меня после рок-н-ролла и джайва выучить полуобморочный полонез или какую-нибудь часть из Марлезонского балета – это просто раз плюнуть. А вот Фира очень забеспокоился.

– А что это за танец такой... майонез? – спросил он. – Что-то я никогда про такой не слыхивал.

По старости лет Фира, очевидно, плохо расслышал название танца и спутал полонез с майонезом.

– Майонез? – захохотала Ленка. – Ну что вы, Ферапонт Семенович, какой майонез?! Полонез! Это такой медленный и нудный танец, который раньше танцевали на всех балах. Ну в восемнадцатом веке, например.

Ленка еще не знала, почему старик так заинтересовался танцами. А вот я уже догадывалась, какая сцена может последовать за этим невинным на первый взгляд вопросом. И не ошиблась.

В следующую минуту Фира вцепился в мою руку мертвой хваткой и, сделав самые что ни на есть жалостные глаза, со слезой в голосе загнусил:

– Марьяночка, как бы мне хотелось перед смертью на лошадке поскакать и полонез на балу исполнить.

Это была старая, заезженная песня старика, которую он исполнял с завидной регулярностью. Стоило ему только что-нибудь сильно захотеть, так он сразу же начинал меня шантажировать своей скорой и неминуемой смертью, которая должна была наступить в самое ближайшее время.

Вот, например, в прошлый приезд в Париж он слезно просил меня сводить его перед смертью в мюзик-холл «Мулен-Руж» на полуобнаженных девушек посмотреть.

Ну, разумеется, перед смертью это самое необходимое. Без этого просто никак нельзя умереть.

Теперь вот поохотиться перед смертью захотел.

Впрочем, тут я старика всецело понимала и желание его разделяла полностью. Я бы и сама если не душу, то по крайней мере очень многое отдала бы за то, чтобы поучаствовать в таком замечательном мероприятии, как бал-маскарад и костюмированная охота. И хотя мы с Фирой совсем не кровные родственники, а так – седьмая вода на киселе, но что касается страсти к приключениям, тут у нас с ним, как говорится, генетическая связь. И его, и меня просто хлебом не корми, а дай поиграть в каких-нибудь очередных «казаков-разбойников».

– Фира, голубчик, ты с ума сошел! – ахнула мама. – Какая лошадка? Ты же себе голову разобьешь.

Фира тут же кинулся к маме объяснять ей, что он, дескать, самый лучший в мире наездник, как тот Карлсон, который самый лучший в мире поедатель пирогов и варенья. И наверняка доказал бы ей это, если бы Ленка не встряла в разговор и не спасла ситуацию.

– К сожалению, – сказала она, – пригласительные билеты на королевскую охоту рассылаются за два месяца, а без приглашения на территорию замка попасть никак нельзя.

Услышав, что мероприятие будет проходить на территории замка, Фире совсем поплохело, и он схватился за сердце.

– Замок... – пролепетал он и, закатив глазки, сделал попытку упасть в обморок. – О боже! – Он уже начал оседать на ближайший к нему диван, но вдруг на полпути передумал и, подскочив к Ленке этакой блохой, с ехидством осведомился: – Но если все билеты давно уже разосланы, то как же тогда Марьяночка туда попадет?

Вот же каким недобрым и завистливым оказался на поверку старик. Не ожидала я от своего родственника, которого, кстати сказать, уже второй раз на свои собственные деньги привожу в Париж, такого некрасивого поведения.

– Марьяшу пригласил мой брат, – не моргнув глазом, соврала Ленка. Она наконец вникла в нашу непростую ситуацию и, осознав, что собой представляет дед Фира, стала помогать мне выбираться из создавшегося положения. – Эдик приехал погостить к нам на пару недель, и для него были оставлены два билета. Для него и для его спутницы. Но девушка, с которой он должен был идти на бал, неожиданно сломала ногу и сидит теперь дома вся в гипсе.

– Серьезно? – с сарказмом в голосе осведомился Фира. – Прямо-таки вся? Так я и поверил. Скажите лучше, что просто не хотите меня брать с собой.

Фира скроил смертельно обиженную физиономию, надул губы и, нарочито громко шаркая тапками по полу, удалился в свою комнату смотреть телевизор.

Не будучи большим знатоком иностранных языков вообще и французского языка в частности, из всего множества разнообразных программ, которые показывало французское телевидение, Фира выбирал исключительно мультфильмы. Там ему и без слов все было ясно. Впрочем, не зря же говорят: старые, что малые, и тем и другим нравятся сказки.

А мы, оставшись в сугубо женском обществе, решили сначала отметить новообретенное знакомство с Ленкой Лысенковой, то бишь с Элен Лакур. А когда отметили – сначала выпили одну бутылку шампанского, а потом открыли и начали пить вторую, – то кому-то вдруг пришла в голову идея (кажется, даже это была мама) взять и нарядиться во взятые напрокат театрально-карнавальные костюмы.

За этим, собственно, занятием нас и застал вернувшийся с банкета Поль.

Открыв квартиру своим ключом (было уже довольно поздно, и Поль не решился будить звонком жену), он тихо вошел в холл и тут же наткнулся на отражение в зеркале полуголой, а точнее, почти что совсем голой Ленки, которая в этот самый момент находилась в процессе переодевания.

Она только что скинула с себя бархатное платье с глубоким декольте и белым стоячим воротником, предназначенное для бала, и собиралась примерять мою зеленую амазонку или, точнее, то платье, в котором я планировала выступать на королевской охоте.

При этом свое платье она уже сняла, а мою амазонку еще не надела. И поэтому стояла посередине холла в одних только розовых стрингах, а это значило, что все равно, что без ничего. Их, эти стринги, не всякий человек и с хорошим-то зрением разглядит, а уж про Поля с его близорукостью, да после банкета и говорить было нечего.

Короче, увидев в своей квартире такое безобразие, в смысле голую женщину, Поль решил, что либо он здорово перебрал на банкете и теперь ему в собственной квартире голые бабы мерещатся, либо он просто ошибся дверью.

То, что он открыл дверь своим собственным ключом, а чужая дверь вряд ли так легко поддалась бы, ему почему-то в голову не пришло.

– Пардон, мадам, – с испугом произнес Поль, – я, кажется, дверью ошибся, – и он поспешил ретироваться обратно на лестничную площадку. А Ленка, увидев в доме незнакомого мужчину, взвизгнула и опрометью кинулась ко мне в ванную. Я в это время как раз примеряла там очередное платье.

– Там какой-то чужой мужик пришел! – позабыв со страху про весь свой светский лексикон, вытаращив глаза, выпалила Ленка. – Ты представляешь, он вошел, а я голая?!

– Представляю, – протянула я и, с трудом оторвав взгляд от своего нереально прекрасного отражения в зеркале, взглянула на Ленку.

Из всей одежды на ней была одна только шляпа – моя, кстати, шляпа со страусиным пером! – которую она мяла в руках, пытаясь ею прикрыться.

– Ты с ума сошла! – заорала я. – Ты же сломаешь перо!

Я попыталась вырвать шляпу из Ленкиных рук, но та ее крепко держала и не отдавала. Послышался треск ткани, и еще бы мгновение, и мы порвали бы головной убор на две части. Но нас остановил донесшийся из холла восторженный голос Поля.

– Натали, боже, Натали, ты королева! То есть нет, ты лучше всякой королевы. Ты просто богиня!

Мы с Ленкой выглянули из ванной, чтобы узнать, что там произошло, и увидели мамочку, облаченную в Ленкин охотничий костюм времен королевы Анны.

В этом платье она выглядела не просто на двадцать лет моложе своего возраста, а действительно, как королева. Темно-вишневый чрезвычайно узкий бархатный лиф так искусно утягивал мамочкину талию, что в сочетании с пышными и длинными рукавами создавалась полная иллюзия нереально тонкой, прямо-таки осиной талии. Платье действительно очень шло маме и подчеркивало ее все еще довольно стройную фигуру.

– Ты просто красавица, Натали! – громко восхищался Поль. – Это платье удивительно идет тебе. Но что случилось? То есть я хотел сказать, что это за наряд? И вообще, – он окинул комнату изумленным взглядом, – что тут у вас происходит?

– Королевская охота, – сказала я, выходя из ванной. – Эти наряды мы взяли напрокат для участия в маскараде! Нас пригласили!

Мы с Ленкой вышли из ванной: я в платье восемнадцатого века с кринолином и декольте чуть ли не до пупа, Ленка вообще без платья, в смысле в банном халате. Но Поль не обратил на нас никакого внимания. Все его внимание было приковано к мамочке.

– Какая еще охота? – удивился он. – Кто это вас пригласил?

Он решил, что мама тоже собирается вместе с нами на охоту, и ему не понравилось, что он узнает об этом только теперь.

– Натали, – обескураженно произнес он, – какая такая охота? Ты что, разве умеешь охотиться? И потом кто это тебя, интересно, пригласил?

Мы с мамой рассмеялись. Нас пока еще забавляла ревность ее нового супруга. Поль очень любит мамочку и до сих пор, несмотря на то, что они женаты уже пять лет, заметно ревнует ее ко всем окружающим столбам.

Меня, правда, такая его пылкость несколько настораживает, а ревность так и вовсе уже давно довела бы до ручки. Я таких фокусов в принципе не люблю. А вот мамочка пока еще держится. Но это и понятно. У нее по сравнению со мной выдержка просто железная, да и мудрости, наверно, побольше. Ну а потом им же уже почти по шестьдесят...

– Дорогой, познакомься с Марьяшиной школьной подругой, – сказала мама, отвлекая Поля от охотничьей темы. – Я только сегодня узнала, что Леночка, то есть Элен Лакур, оказывается, уже давно замужем за французом и живет в Париже. Ты помнишь Пьера Лакура? Мы как-то обедали в одной компании с ним и...

Мама запнулась, видно, вспоминая, с кем еще они тогда обедали, но, так и не вспомнив, сказала, что это было в ресторане «Бристоль».

– Ты помнишь?

Поль рассеянно кивнул и поцеловал Ленке руку.

– Очень рад, – сказал он. – Конечно же, я прекрасно помню... и вас, и вашего мужа... Однако, Натали, кто же все-таки пригласил тебя на охоту?

Поль был настолько обескуражен тем, что его жену кто-то куда-то пригласил и сделал это без его ведома, что все остальное в этот момент перестало для него существовать, а он, в свою очередь, перестал отдавать отчет своим словам. Ну надо же было сморозить такую глупость: «...и вас помню, и вашего мужа». Как будто бы он с Ленкой прежде был знаком. Пьяный он, что ли? Я взглянула на маму.

Однако, судя по выражению ее лица, я поняла, что Поль не просто что-то не то сказал, а в чем-то проболтался.

И хотя по маминому лицу, как правило, никогда ничего нельзя понять. Она, как железная леди, в любых ситуациях умеет держать себя в руках. Это у нее профессиональное. Все-таки переводчику такого класса частенько приходится быть не только переводчиком, но еще и дипломатом. Не в прямом, разумеется, смысле, но все-таки...

Но я-то ее знаю уже, слава богу, сорок лет и могу догадаться, когда она спокойна, а когда нервничает. Так вот сейчас мама как раз нервничала.

Может быть, Пьер присутствовал на том обеде с другой женщиной? Впрочем, что в этом такого особенного? Как будто другая женщина не может быть просто деловым партнером?

Я украдкой посмотрела на Ленку. Как она отреагировала на слова Поля? Заметила что-нибудь или нет?

Однако Ленка никак не проявила своих эмоций. Она низко наклонила голову и стала старательно подворачивать чересчур длинные рукава халата. Лица ее в этот момент я не видела, но, судя по поджатым губам, можно было предположить, что слова Поля не прошли мимо ее ушей.

Мама тоже заметила перемену в Ленкином настроении и сделала мужу страшные глаза.

– Поль, мне кажется, ты сегодня очень устал, – дипломатично сказала она. – Может, выпьешь чего-нибудь на ночь и отправишься в постель? Впрочем, кажется, на банкете ты уже сегодня достаточно выпил. Так что иди, дорогой, отдыхай, а мы тут еще немного посумерничаем в женском обществе.

Поль не сразу понял, что мы тут собираемся делать. Очевидно, русского слова «посумерничаем» раньше ему слышать не приходилось. Однако спорить с женой он не стал и, пожелав всем спокойной ночи, послушно отправился в свою спальню.

Однако посумерничать в чисто женском обществе нам не удалось. Как только ушел Поль и мы снова уселись за стол, вернулся с переговоров Димка. Впрочем, откуда он вернулся на самом деле, было неизвестно, потому что какие могут быть ночью переговоры?

Димка прибыл во Францию из Алжира, где в последнее время по контракту с одной французской фирмой он строил для африканцев мосты. Теперь срок действия его контракта с этой фирмой истекал, и он пребывал в раздумьях, заключать ли ему новый контракт или вернуться домой в Россию.

Войдя в квартиру и увидев трех дам в весьма экстравагантных нарядах – двух в декольтированных платьях с кринолинами и одну в мужском махровом халате, – Димка так же, как и Поль, сначала подумал, что ошибся дверью и не туда попал.

Он с испугом уставился на незнакомую ему Ленку и, пятясь задом к двери, несколько раз произнес:

– Пардон мадам, пардон, пардон... – и попытался скрыться за дверью.

– Дима! – со смехом окликнула его мама. – Не уходи так скоро. Мы еще даже не успели познакомить тебя с нашей новой... то есть старой... то есть, тьфу, молодой... в общем познакомься с нашей Леночкой.

Шампанское, как все газированные алкогольные напитки, быстро бьет по мозгам. А поскольку мы допивали уже вторую бутылку, то ничего удивительного не было в том, что мамочка начала путаться в определениях.

Димка всмотрелся в наши раскрасневшиеся физиономии и, узнав в расфуфыренных и декольтированных дамах своих родственников, с облегчением вздохнул.

– Господи, а я уж подумал, что ошибся дверью. Что тут у вас происходит?

Он подошел к маме, поцеловал ее в щеку, потом галантно приложился к Ленкиной ручке, а потом мимоходом взъерошил мне на макушке волосы. Вот так всегда – ко всем с почтением, а мне что-то вроде подзатыльника.

Для посещения главного офиса Димка вырядился в лучший свой выходной костюм и выглядел сегодня довольно импозантно.

Он вообще у нас мужчина видный, один только рост чего стоит – не полных два метра. А еще у него светлые коротко стриженные волосы и голубые глаза. И хотя на первый взгляд ничего такого особенного в этом вроде бы и нет, но тем не менее почему-то всем женщинам Димка очень нравится. Уж не знаю, почему.

Вот и Ленка, как только увидела его в дверях, так сразу же сделала на него стойку. Я это сразу заметила. Только что сидела за столом, как куль, завернутая в банный халат, а как только Димку увидела, так сразу же вся приосанилась: спинку выгнула, грудь вперед, губки бантиком и все такое прочее. Смешно даже.

– Лена, – я специально повысила голос, чтобы та пришла в себя и перестала так нахально таращиться на Димку, – ты, наверно, помнишь Диму Воронцова? Он жил с нами в одном доме на одной лестничной площадке.

Димка согласно кивнул и уселся рядом со мной за стол.

– Было такое, – сказал он, – помню.

А Ленка ничего не сказала и продолжала молча таращиться на него.

– Ну что ты? – рассмеялась мама. – Как же они могут помнить друг друга, когда прошло столько лет? Они же тогда еще были маленькими.

Димка снова согласно кивнул, а я саркастически усмехнулась.

«Не такими уж и маленькими!» – подумала я. Тем более, что я отлично помнила, как этот «маленький», – я скосила на Димку глаза, – бегал тогда на свидания к своим подружкам.

Вообще-то, если честно сказать, по моим воспоминаниям Димка маленьким никогда и не был. Для меня он всегда был большим, потому что даже в свои десять лет вел себя, как взрослый мужчина.

Вот, к примеру, был один такой случай. Мне тогда было пять лет, а Димке соответственно девять. Было это очень давно, когда еще были живы Димкины родители, и мы с ним тогда еще не были братом и сестрой. Это уже потом, когда в квартире Воронцовых приключился пожар и во время пожара погиб Димкин отец, а потом случайно погибла Димкина мама, он стал жить в нашей семье, и мы стали вроде как родственниками. А тогда мы были с ним просто детьми из одного двора.

Так вот, однажды я попросила у него велосипед, чтобы прокатиться. У меня тогда еще не было двухколесного велосипеда, а у Димки был. И вот поехала я на его велосипеде и, что называется, не справилась с управлением, и врезалась в сарай. Велосипед упал в одну сторону, я в другую, панамка в третью.

И вот лежу я на земле и думаю, что сейчас прибежит Димка и станет меня убивать. Велосипед-то я ему сломала.

А он подбежал, поднял меня с земли и вместо того, чтобы надавать мне подзатыльников, спросил, что у меня болит.

Меня это тогда поразило до глубины души. И наверно, с тех самых пор я была в Димку тайно влюблена, правда, недолго, а где-то класса до девятого. Но потом это прошло, и я стала влюбляться в своих одноклассников. Но тем не менее, когда Димка уходил на свидания со своими взрослыми девчонками, я его страшно ревновала, а девчонок этих тихо ненавидела.

– Так что же у вас тут все-таки происходит? – снова спросил Димка, с удовольствием рассматривая наши декольтированные плечи. – На карнавал, что ли, куда-нибудь собрались или еще чего?

Он отодвинул с моего лица белое страусиное перо, которое изначально украшало мою прическу, но потом неудачно сползло и закрыло один глаз.