Текст книги "Круиз с покойником"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Мне ее взгляд был понятен. На яхте находились посторонние люди, и не просто посторонние, а коллеги отца по университету, и совершенно ни к чему было, чтобы они стали свидетелями скандала между двумя немолодыми людьми, которые сварятся из-за женщины. Глупо и смешно. Но это только со стороны выглядит смешно. Нам же теперь было вовсе не до смеха. Мало того, что по кораблю разгуливает маньяк, так теперь еще и Поль свалился нам на головы. Ну зачем он только приехал? И как он, кстати, вообще сюда попал?

– А я и правда с неба свалился, – радостно сообщил нам Поль. – На вертолете прилетел. – И он указал на стоявших неподалеку парней, прибывших вместе с ним на «Пирамиду». Те с серьезными минами шушукались о чем-то с Борисом, и никакого вертолета рядом с ними не было.

– Я скучал по тебе, Натали, – проникновенным голосом сообщил Поль и, взяв мамочку за руку, с чувством уставился ей в глаза. – А когда узнал, что у вас случилось несчастье, сразу же прилетел на помощь.

«Интересное дело, – подумала я, – как это он, будучи в Париже, мог узнать, что у нас случилось несчастье? Не всевидящий же он наконец. Или же ему мама обо всем сообщила?»

Я посмотрела на маму – сообщала она или нет? Но судя по выражению ее лица, кажется, не сообщала. Более того, она тоже была сильно удивлена осведомленностью собственного мужа.

– А откуда же ты узнал про несчастье? – спросила она. – Кто тебе об этом сказал? – И она строго посмотрела на Димку.

Может быть, это он позвонил Полю и обо всем сообщил? И теперь к двум убийствам и одному маньяку у нас прибавится еще и грандиозный скандал.

Но Димка тут же отрицательно замотал головой.

– Да что я самурай, что ли? – начал отнекиваться он, очевидно, имея в виду камикадзе. – Что я не понимаю, что ли? – И толкнул меня в бок, призывая в свидетели.

Я согласно кивнула.

Да, действительно из нашей семейки никто на такую глупость был не способен. Даже Фира. А где, кстати, он? Что-то давно его не было видно.

Я с беспокойством завертела головой в поисках старика. Когда беды приходят одна за другой, не хватало только, чтобы еще и Фира выкинул какой-нибудь фортель. А он на это дело – мастак. И за ним постоянно нужен глаз да глаз.

Поль жестом пресек наши препирательства, улыбнулся и кивнул в сторону Бориса.

– Это мне Борис сообщил, – сказал он и махнул Борьке рукой. Тот махнул Полю в ответ. – Я звонил ему, чтобы узнать про ваши дела. Ты же никогда не скажешь, если у тебя какие-нибудь неприятности. А я беспокоился.

Мы с Димкой хмыкнули – беспокоился он, как же! Да ревновал просто, вот и все его беспокойство. Поэтому и с Борькой связь держал. Небось все выведывал, какие там у мамы с отцом отношения. Смех один с этими ревнивцами, да и только!

– А когда к вам полетел вертолет, – продолжал Поль, – я полетел вместе с ним.

– Вместе с вертолетом? – уточнила я.

– Да-да, вместе с вертолетом. – Поль не понял моей иронии и радостно закивал головой.

– Из Москвы? – снова уточнила я. – А как же ты в ней оказался? Ты же ведь, кажется, был в Париже.

Тут Поль по-настоящему смутился и начал мямлить что-то про какие-то переговоры, на которые его якобы срочно вызвали из Парижа и, дескать, только поэтому он и оказался в Москве и так далее и тому подобное... Короче, врал, как сивый мерин, и при этом почти не краснел. Почти.

Мы с Димкой с пониманием переглянулись. Все понятно. Ревнует Поль мамочку к бывшему мужу, забеспокоился, как бы чего не вышло. Ох, любовь, любовь.

Я с умилением взирала на Поля и мамочку, которые, держась за руки, смотрели друг другу в глаза, и прозевала момент, когда на горизонте появился отец.

Он был еще не в курсе дела, что на «Пирамиде» появился его злейший враг, то есть «человек, укравший у него жену». Это отец так называл Поля. По его словам выходило, что будто бы это Поль во всем виноват. Что это, дескать, он разрушил их с мамочкой семейное счастье и украл у него жену. А то, что папашка на протяжении долгих лет жизни постоянно изменял своей любимой жене и заводил бесконечные романы и романчики со всякими разными аспирантками и ассистентками, слава богу, хоть не со студентками (кодекс чести отец чтил свято, со студентками – ни-ни!), так вот про это он как-то забывал.

Однако надо было что-то срочно предпринимать. Нельзя было допускать, чтобы эти двое встретились без подготовки на глазах у изумленной публики. Мало ли что сгоряча может выкинуть отец – сплетен потом в университете не оберешься.

И я ринулась ему наперерез.

– Папа, – я схватила отца за руку и, развернув на сто восемьдесят градусов, потащила назад подальше от Поля, – ты знаешь, что вертолет прилетел?

Отец хотел было от меня вырваться, но, услышав про вертолет, тут же остановился.

– Это который за трупами, что ли? – тихо спросил он и с опаской оглянулся по сторонам – как бы его никто не услышал. – Уже прилетел? Быстро. А как же мы... ну это... как же мы будем... это делать? Ну ты понимаешь... Люди же кругом.

Отец интересовался, как же мы будем перегружать трупы с яхты на вертолет на глазах у всего честного народа. Мы же договорились сохранять конспирацию, чтобы гости, не дай бог, ни о чем не догадались и ничего не узнали и чтобы эта речная прогулка не была омрачена для них никакими убийствами. Меня этот вопрос, честно говоря, тоже интересовал. Действительно, как же мы будем перегружать трупы, когда почти что все гости находятся сейчас на палубе, и мимо них так просто с трупом наперевес не прошмыгнешь.

– А давай пойдем у Бориса спросим, – предложила я. – Может, он знает?

Я по-прежнему старалась отвлечь внимание отца от Поля и мамочки, которые до сих пор, как назло, все еще торчали на верхней палубе, а Димка, олух царя небесного, не удосужился увести их куда-нибудь подальше с отцовых глаз, как будто бы не понимал, что, чем позже Поль попадется отцу на глаза, тем меньше у нас будет неприятностей. Ну просто зла на него не хватало! Наконец он сообразил-таки, что с палубы нужно уходить, и вся троица, к моему большому облегчению, исчезла в дверях спального отсека.

– Ну слава богу! – выдохнула я, проводив глазами спину Поля. Хоть на какое-то время встреча двух соперников откладывалась.

Но рано я успокоилась. Не успели еще в дверях исчезнуть Поль и мама, как на палубе появилась «по-утреннему» расфуфыренная Лялька. Судя по сменившемуся прикиду, она уже успела заскочить в свою каюту и переодеться. Теперь на ней красовался бледно-зелененький льняной костюмчик то ли от Лагерфельда, то ли от Юдашкина. Впрочем, конечно же, не от Юдашкина. Лялька в одежде страшный сноб, и в этом вопросе пророков в своем отечестве для нее не существует. Но суть не в этом. А в том, что завидев нас, Лялька не спеша приблизилась и, несмотря на то, что никто ее за язык не тянул, взяла да и брякнула:

– Да, Викентий Павлович, – противно растягивая слова, сказала она, – уж если что с самого начала не заладится, то и дальше ничего хорошего не жди.

Она скользнула по мне взглядом и, никак не отреагировав на мои телепатические посылы, ничего пока отцу не говорить, как ни в чем не бывало продолжила:

– Вы уже, наверно видели Поля Ардана? Неплохо, кстати, выглядит и. загорел так...

Отец не понял, о чем это Лялька говорит, и уставился на нее с недоумением.

– О чем ты, Лерочка? – спросил он. – При чем здесь этот французишка?

Я в последний раз сделала Ляльке страшные глаза и дернула ее сзади за лагерфельдовский жакетик.

– Молчи, несчастная, – шепнула я ей на ухо.

Однако и это не возымело действия. Более того, высоко задрав свои выщипанные брови, Лялька удивленно молвила:

– Что-то я вас не понимаю. К чему эта позиция страуса? – Лялька вернула брови на место. – Уж если Поль оказался на «Пирамиде», то никуда от этого не денешься, и, как правду ни скрывай, она все равно наружу вылезет.

Отец во все глаза пялился на Ляльку и никак не мог понять, о чем это она толкует. При чем здесь Поль? Как он мог оказаться на яхте? И он потребовал у меня разъяснений.

– Марьяша, в чем дело? – В его голосе послышались нервные нотки. – Объясни мне, пожалуйста...

Я бросила на Ляльку злобный взгляд и, тяжело вздохнув, сообщила отцу про внезапный приезд, а точнее прилет, его заклятого врага Поля Ардана.

– Ума не приложу, зачем его сюда принесло, – ради солидарности добавила я. – И без него проблем хватает.

Последние слова я произнесла непроизвольно и тут же об этом пожалела. Услышав про проблемы, отец сразу же вскинулся и завелся с полуоборота.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил он. – То, что я не умею держать себя в руках? – Отец развернулся ко мне всем корпусом и упер, что называется, руки в боки.

Отвечать было бессмысленно. Когда дело касалось Поля Ардана, наш отец – рафинированный интеллигент и умница – мгновенно слетал с катушек и превращался в какого-то оголтелого скандалиста. Он язвил, грубил, делал в отношении Поля нехорошие намеки, хамил и сварился. В общем вел себя совершенно непотребным образом и разве что только не дрался. И на том спасибо.

Я зло посмотрела на Ляльку.

– Проболталась? Ну вот сама теперь и расхлебывай. А я лучше пойду узнаю насчет транспортировки трупов.

Я покинула отца и Ляльку и направилась в сторону капитанской рубки. Там на возвышении возле открытой двери стояли и разговаривали между собой Борька и капитан, а рядом топтались парни-спецназовцы из группы поддержки – ну те, которые прибыли на «Пирамиду» вместе с Полем Арданом. Вернее, Поль Ардан прибыл вместе с ними. О чем они говорили, слышно не было – говорили они тихо, вполголоса. Но судя по их озабоченным лицам и по тому, как растерянно они поглядывали по сторонам, было ясно, что говорили они о трупах и даже, скорее, не о самих трупах – что о них уже говорить? – а о перегрузке их с яхты на вертолет. Действительно, как при наличии на палубе более десятка гуляющих и ничего не подозревающих об убийствах гостей сделать это конспиративно и незаметно? Непонятно.

Я подошла к Борьке и тронула его за рукав.

– Прошу прощения, – сказала я, – а трупы мы сейчас будем перегружать или на следующей стоянке?

Парни из допохраны как-то странно на меня посмотрели. Наверно, я что-то не то сказала или неправильно сформулировала свой вопрос, то есть как-то цинично это у меня получилось, как будто бы грузить трупы для меня было самым обычным делом.

Я смутилась и покраснела, вернее, почувствовала, что начинаю краснеть – а я этого страшно не люблю, – и теперь могла уповать только на свою смуглую кожу. Все-таки у смуглянок румянец не такой заметный, как у белокожих.

– Я... в смысле... может, народ на экскурсию увести, – попыталась поправиться я, – ну чтобы не видели всего этого?..

Я уже и не рада была, что вообще подошла со своими вопросами, но Борька мое предложение одобрил.

– Правильно, Марьяша, – сказал он, – хорошая идея. Действительно надо бы куда-нибудь всех увести. Быстренько организуй какую-нибудь экскурсию, а мы здесь с ребятами за это время все уладим. Вот, кстати, познакомься, – Борька указал на парней, – Женя и Сеня – бравые парни. Рядом с ними можешь чувствовать себя в полной безопасности.

«Ага, – подумала я, – про Климова ты тоже самое говорил. Однако на деле все вышло совершенно иначе. На яхте уже два трупа, да и на меня, между прочим, тоже покушались».

Но ничего такого я вслух не сказала, а напротив улыбнулась парням и назвала свое имя.

– Марианна, – сказала я, – можно просто Марьяша.

Парни посмотрели на меня с удовольствием и тоже разулыбались.

– Семен, – представился один, который был повыше ростом и с карими, даже почти черными глазами. – А это Евгений, – он указал на голубоглазого блондина, – мой брат.

Двух более непохожих друг на друга мужчин трудно было себе представить. Семен был смуглым брюнетом с синими от пробивающейся щетины щеками. И если бы не цивильный прикид и не правильная русская речь, его вполне можно было бы принять за гостя с Кавказа. Он был похож одновременно на Гарри Каспарова и на Адриано Челентано (еще до того, как последний начал лысеть). А вот Евгений выглядел совершенно иначе. Русопятый парень с выгоревшими бровями и облупившимся от солнца носом, внешне он совершенно не походил на своего брата. Он и ростом был пониже, и в кости поуже, да и вообще был совершенно другим.

– Вы, вероятно, двоюродные братья? – предположила я.

Парни хохотнули.

– Родные, – ответил Семен. Видно, среди братьев он был старшим и все переговоры вел единолично.

Я только присвистнула. До чего же причудливы капризы матери-природы.

Женя с Сеней мне понравились. Может, действительно, с появлением этих парней на яхте мы сможем почувствовать себя несколько спокойнее? Хотя навряд ли. У нас ведь и раньше была охрана в лице господина Климова. Однако, что это нам дало? Да ничего. Сначала произошло одно убийство, потом – второе. А бог, между прочим, троицу любит...

Поэтому лично я уже до самой Москвы почувствовать себя в полной безопасности не смогу. Ну действительно, как можно предугадать, из-за какого угла выскочит этот оголтелый маньяк и столкнет тебя с лестницы или выбросит за борт? Как? Да никак. А он – этот маньяк – между прочим, постоянно находится где-то рядом, более того, он – один из нас.

Я невольно оглянулась и посмотрела по сторонам. Кто же это может быть? Кто-нибудь из команды иди же один из гостей?

А гостей тем временем на палубе все прибавлялось. Ничего не подозревая о произошедшем на «Пирамиде» несчастье, они весело болтали, смеялись и дурачились. Им-то в их неведении было хорошо. Они отдыхали и радовались жизни. А я вот, полная нехороших подозрений, теперь уже по-другому присматривалась к каждому из них. Все они, конечно же, милые и хорошие, а некоторые даже очень симпатичные, как, например, Кутузов, но тем не менее кто-то же из них все-таки убийца. Знать бы только, кто.

На корме, возле перил, стояли Кутузов и Альбина.

Чуть поодаль в плетеных креслах сидели академик Прилугин со своей Еленой Ужасной и наш Фира. Они о чем-то беседовали и смотрели на пристань.

Борька с ребятами из охраны уже куда-то исчезли, и на их месте теперь стояла и смотрела вдаль жена профессора Соламатина. Глазами она устремилась далеко за горизонт, а ушами вся была здесь, на яхте. Она явно прислушивалась к разговору между Прилугиными и Фирой, вернее, к тому, что плел академику наш словоохотливый старик. И неужели ей это было интересно? Какую уж такую необыкновенную информацию она могла почерпнуть из Фириной болтовни? Тем более, что наш дед, как правило, либо что-то фантазировал для красоты рассказа, либо просто врал. Третьего не дано. Но Евгения Матвеевна тем не менее все-таки подслушивала.

И тут я подумала: а ведь эта дама просто кладезь информации. Постоянно за всеми подсматривая и подслушивая, она же всегда все видит, слышит и все подмечает. И вполне возможно, что она видела или слышала что-то такое, что могло бы пролить свет на все происходящее на «Пирамиде». Может, она даже убийцу видела. Надо будет аккуратненько обо всем ее порасспросить.

Я еще раз оглядела всех, находившихся в этот момент на палубе. Кто же из них? Обаяшка Кутузов? Престарелый академик Прилугин? Красавчик капитан? Один из матросов?

Нет, никто из них на убийцу как-то не тянул. Все были милые симпатичные люди. Такие не убивают.

Правда, капитан вызывал у меня некоторое недоверие, уж не знаю, почему. Несмотря на всю его импозантность и хорошие манеры, было в нем что-то для меня неприятное, хотя и трудно объяснить, что. Но он был давним знакомым Бориса, а Борька вряд ли стал заводить дружбу с маньяком.

Короче, никаких свежих идей в мою голову не приходило, и мысли крутились по кругу.

А может быть, это все-таки Кондраков? Я вспомнила, как вчера ночью мокрый после неудачного утопления и маловменяемый Василий Иванович с отрешенным видом сидел на палубе и бубнил что-то себе под нос. Потом, правда, говорят, он вышел из ступора и даже разбуянился и начал кричать, что это он убил Веронику и именно из-за этого решил утопиться. Однако по его словам выходило, что он ударил жену по лицу и та упала на кровать. А от этого не умирают. Нет, можно, конечно, и от этого умереть, если, конечно же, неудачно упасть. Но у Вероники была разбита голова и по мнению доктора Никольского, уж точно не в результате падения. Рана была глубокая и рваная. При этом Климов нашел на полу возле кровати осколок от чего-то стеклянного, скорее всего от пепельницы, которой, кстати сказать, в каюте не оказалось. Выходит, что кто-то ударил Веронику пепельницей по голове, а потом выбросил ее, например, за борт. Конечно, это мог быть и Кондраков. Почему бы и нет? И вся его истерика с признанием могла быть только для отвода глаз. Дескать, если человек сам признается в убийстве, то скорее всего он ни в чем и не виноват. Но при чем здесь тогда Аллочка? Ее-то зачем убивать? Где логика? Ничего не понятно.

Нет, Димка, конечно же, прав – нам теперь надо всем вместе держаться. Иначе нас всех переубивают тут по одиночке без всякой логики. И некому будет потом жаловаться.

Я оглянулась и поискала глазами Димку. Куда он опять подевался, мой телохранитель? Грозился ведь не отходить от меня ни на шаг, а теперь вот исчез куда-то. Или он меня только по ночам охранять собирается?

Я покрутила головой в поисках своего телохранителя, однако его нигде не было.

На экскурсию по Ярославлю мы отправились ограниченным контингентом.

Димка с Борисом и Климовым остались на «Пирамиде» с трупами разбираться, а с нами в качестве охраны пошли недавно прибывшие бойцы – Сеня и Женя. Борька сказал, что нам теперь без охраны никак нельзя – мало ли что может случиться. Поэтому Сеня и Женя зорко следили за порядком в нашей компании и никому не позволяли отбиваться от коллектива.

– Не отставайте! Подтягивайтесь! – то и дело слышались их голоса. – Вперед, вперед! – Как будто мы не на экскурсию шли, а следовали по этапу.

Особое внимание, как я заметила, охранники уделяли доценту Кутузову. Из всех мужчин он был самым молодым и, по их мнению, лучше других подходил на роль убийцы. Глупость какая! Ну какой из Кутузова убийца? Разве может такой веселый и обаятельный мужчина, который к тому же чрезвычайно любит женщин, убивать этих же самых женщин? Конечно же, не может. И зря Сеня с Женей так подозрительно на него смотрят. Скорее всего это не Кутузов.

Впрочем, потом я заметила, каким нехорошим взглядом Сеня буравил спину академика Прилугина – выходит, что он и его подозревал.

А у профессора Соламатина так и вовсе напрямую спросил, не любит ли тот ночные прогулки.

Следователь какой выискался. Зачем же так прямо в лоб спрашивать? Ведь договорились же действовать скрытно и аккуратно.

Я шла позади всей компании и поочередно примеряла плащ убийцы на каждого из гостей.

Однако ничего толкового у меня не получалось.

Симпатичного балагура Кутузова я никак не могла представить с окровавленной пепельницей в руке.

Прилугина и Соламатина – тем более.

– Нет, – сказала я сама себе, – этого не может быть.

– Чего не может быть? – спросил Степка.

Он шел рядом со мной и с самой пристани не отходил от меня ни на шаг. Видно, получил указания от Димки охранять меня персонально.

– Я говорю, что не могу поверить, что среди нас может быть убийца, – ответила я. – Ну ты посмотри, – я указала на идущих впереди экскурсантов. – Ну кто из них и, главное, зачем мог убить двух молодых женщин?

Степка слегка пожал плечами.

– Да кто их этих маньяков разберет? Может, они и сами не знают, зачем убивают. Ты же слышала про серийных маньяков. Один, к примеру, убивает только проституток, другой – женщин в светлых пальто, третий – все равно кого, но обязательно раз в месяц и так далее.

Я с сомнением покачала головой.

– Вот ты говоришь, маньяк. А откуда бы ему здесь взяться, этому маньяку, сам подумай. Команда состоит из проверенных-перепроверенных людей, гости тоже люди не с улицы, их отец по тридцать лет уже знает. Ну а о родственниках я вообще не говорю.

Я несколько повысила голос, и Степка, больно сжав мою руку, посоветовал не кричать.

– Тише, – сказал он, – Евгения Матвеевна уже навострила свой локаторы и явно прислушивается.

И действительно идущая впереди нас мадам Соламатина вся прямо-таки превратилась в слух. Она даже несколько притормозила и отстала от мужа, чтобы только лучше нас слышать. Интерес к чужим разговором был настолько огромен, что даже ее массивная спина, обтянутая трикотажной кофточкой в синюю и белую полоску, и та выражала сильнейшее любопытство.

– Господи, – вздохнула я, – и не устанет же она всех и всегда подслушивать. Мне бы уже давно надоело.

Как будто бы я когда-нибудь кого-нибудь подслушивала. Я взяла Степку под руку и велела немного поотстать.

– Так вот, – продолжила я почти шепотом, когда расстояние между нами и Соламатиной увеличилось до невозможности что-либо услышать, – откуда на «Пирамиде» мог взяться маньяк? Вся команда у Бориса – сплошь из трижды проверенных людей. Все надежные, как пистолет «Макаров». Ну сам подумай...

Степка отрицательно помотал головой.

– Я не знаю, при чем здесь «Макаров», – сказал он, – но когда убивают подряд двух женщин, это наводит на подозрение. И не забывай ты сама только чудом осталась жива. На тебя ведь тоже было совершено покушение. Дело ясное. Маньяк охотится за молодыми красивыми женщинами и убивает их.

Последнее замечание про молодых и красивых, в числе которых была и я, мне понравилось, и оспаривать его я не стала. Однако в маньяка все же как-то не очень верилось. Ну откуда ему здесь взяться? Откуда?

И меня все больше и больше беспокоила мысль насчет тети Марго.

Как-то странно все получается. Сначала она грозится убить бывшего мужа, потом этой же ночью вдруг убивают Веронику, а на следующий день, то бишь сегодня, с лестницы падает и ломает себе шею Аллочка Переверзева. И сообщает нам об этом не кто-нибудь, а именно тетя Марго.

Короче, оба убийства прямо или косвенно связаны с ней.

Впрочем, что это я? Конечно же, косвенно. Прямых-то улик никаких нет. И вообще скорее всего это бред моего воспаленного воображения. Подумать такое про милейшую тетю Марго, которую я знаю с детства. Конечно же, бред. Я даже говорить об этом никому не стану, а то меня потом совесть замучает. Обвинить в убийстве невинного человека!

Я посмотрела на идущих впереди маму под руку с Полем и тетю Вику под руку с тетей Марго. Ни дать, ни взять – милое семейство на пленэре. И как мне только могло в голову прийти, что убийцей могла быть тетя Марго? Нет и еще раз нет. Но тогда кто же?

Я ходила следом за всеми по территории Спасо-Преображенского монастыря – главной достопримечательности города Ярославля – и ничего вокруг не замечала: ни церквей, ни куполов, ни чего другого, даже голоса экскурсовода не слышала. В мозгу у меня все время билась одна и та же мысль: кто убил Веронику и Аллочку, кто пытался меня утопить, кому все это надо?..

Я даже не заметила, как отбилась от общего коллектива. Только что все были рядом, и вдруг я оказалась одна в закутке между церковью и каким-то строением, а вокруг ни души.

Я огляделась и прислушалась, соображая, в какую сторону нужно идти.

Голос экскурсовода доносился откуда-то слева, только непонятно было, откуда. И вообще наш ли это был экскурсовод или какой-нибудь другой. В это время дня экскурсий на территории Спасо-Преображенского монастыря было видимо-невидимо. Только вот там, где оказалась я, почему-то никого не было.

Я пошла на голос и уперлась в небольшое каменное строение, чуть ли не вплотную примыкающее к церкви. Что это было – непонятно. Музей – не музей, сарай – не сарай. Так, может, оттуда доносились голоса?

Я пошире приоткрыла тяжелую, кованную железом дверь и попыталась проникнуть внутрь.

«Наверно, там продолжение экскурсии», – подумала я и протиснулась в узкую щель.

Меня даже не смутил тот факт, что шире дверь почему-то не открывалась, и значит, вряд ли тетя Вика или мадам Соламатина смогли бы пройти этим же путем. Уж они-то с их габаритами точно в такую щелку не пролезли бы. Но поскольку русский мужик только задним умом крепок, обо всех этих нюансах я сообразила чуть позже, когда уже прошла в темноте несколько шагов и спустилась по каменным ступенькам вниз. Хотя вниз-то уже зачем нужно было спускаться, когда и так было понятно, что никакой это не музей, и просто я не туда зашла? И вот когда наконец до меня это дошло, позади вдруг со скрежетом захлопнулась дверь, и я оказалась в кромешной тьме.

Сначала я просто оцепенела от ужаса. Темнота, никаких голосов уже не слышно. Да наверняка их здесь и не было. Скорее всего это мне показалось, что голоса доносились откуда-то отсюда. Просто это моя дурацкая привычка лезть всегда не в те двери. Не в фигуральном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Это у меня еще с детства.

Если, к примеру, я не знала точно дорогу и мне приходилось выбирать, в какую сторону идти – направо или налево, я всегда выбирала не то, что нужно. Тогда я стала сама себя обманывать. Если внутренний голос подсказывал мне, что идти нужно направо, я специально шла налево, и наоборот. Но и это не помогало. Короче, в какую бы сторону я ни пошла, всегда приходилось возвращаться и идти в другую.

Однажды, когда я еще училась в текстильном институте, со мной произошел такой случай. Для подготовки дипломного проекта мне понадобились какие-то эскизы, и я отправилась за ними в одну из наших институтских художественных мастерских. Мастерская эта располагалась не в самом здании института, как это обычно бывает, а в подвале жилого дома. В ту пору такое часто встречалось. Адрес и то, как туда добраться, я знала. Но поскольку прежде я там никогда не бывала, то, помня о своей неспособности к ориентированию, выехала на всякий случай пораньше – мало ли что может случиться. Может я по своему обыкновению, как всегда, сверну не в ту сторону или еще что. Короче пришла я по адресу, вошла в подъезд, спустилась по лестнице вниз и оказалась на маленькой лестничной площадке. Ну, думаю, добралась. Лестница, вижу, чистая, светлая, значит здесь не картошку с велосипедами хранят, а учреждение работает, и значит я на верном пути. Но, как говорится, рано я обрадовалась. На лестничной площадке было две совершенно одинаковых двери без каких-либо надписей и табличек. То есть, кому надо, тот и без табличек знает, что за этими дверями находится, а другим и знать не положено.

Таким образом я оказалась перед выбором, в какую дверь сначала постучаться – в ту, что находится справа или в другую, которая слева и чуть-чуть приоткрыта. Я постояла, повертела головой то в одну, то в другую сторону, послушала свой внутренний голос и, особо к нему не прислушиваясь, – все равно ничего дельного он не скажет, – пошла туда, где было приоткрыто. Действительно к чему ломиться в запертые двери, когда имеются открытые?

Я распахнула пошире дверь и, оказалась в небольшом темном коридорчике, повертела головой туда-сюда и увидела еще три таких же безликих двери, на которых тоже не было никаких опознавательных знаков. Просто тупик какой-то.

Я снова постояла, повертела головой и увидела, что ближайшая ко мне дверь тоже вроде бы немного приоткрыта. Впрочем, если бы я присмотрелась к ней повнимательнее, то заметила бы, что она была не столько приоткрыта, сколько не плотно закрыта. Да и вообще она была какая-то странная – двустворчатая и без ручки. Но меня это почему-то тогда не смутило. Подцепив пальцем одну створку, я кое-как ее приоткрыла и, протиснувшись в щелку, оказалась в каком-то кабинете.

«Ну слава богу, – успокоилась я, – кажется дошла».

И опять же мне было невдомек, почему это письменный стол в этом кабинете стоит не как положено у окна и «лицом» ко входу, а прямо у самой двери. Я еще тогда на бумаги, те, что лежали на столе, взглянула. Нет, не из любопытства, разумеется, я вообще по жизни не любопытная, а только для того, чтобы понять, туда ли я все-таки попала или не туда. Увидев на фирменных бланках название своего родного института, я совершенно успокоилась и с облегчением вздохнула – значит, я правильно пришла. Однако где же хозяин кабинета? Я стояла посредине комнаты и не знала, что же мне делать дальше – ждать или уходить.

Я попереминалась с ноги на ногу и начала было уже опять нервничать, когда вдруг услышала доносившиеся из-за стены голоса и заметила еще одну дверь в углу кабинета, возле самого окна. Пройдя через весь кабинет и деликатно постучав в эту дверь, я стала ждать, когда же мне предложат войти. Однако никто мне ничего почему-то не предложил. А даже наоборот, после того, как я постучала, голоса за дверью тут же смолкли и наступила полнейшая тишина. Я была в замешательстве. Что же теперь делать? Это сейчас я, не раздумывая, вошла бы в любой кабинет, а тогда, в двадцать с небольшим лет...

Я снова постучала и прижалась ухом к двери. Там по-прежнему молчали, но потом все же отозвались.

– В-войдите, – донесся из-за двери сдавленный голос.

Я вошла, поздоровалась и стала скороговоркой докладывать цель своего визита. А передо мной за письменным столом сидит молодая девушка, примерно моего же возраста, а рядом с ней на стуле бородатый дядька (потом он у меня был руководителем дипломного проекта). Ну короче, говорю я, говорю, а они меня даже не слушают, а только таращатся на меня в полном изумлении и молчат. А потом бородач меня спрашивает:

– А как вы туда попали? – и показывает на свой кабинет.

Я удивилась.

– Как попала? Через дверь, разумеется.

– Через какую?

Бородач прошмыгнул в свой кабинет, и через минуту оттуда донесся его гомерический хохот.

В общем выяснилось, что я проникла в его кабинет через стенной шкаф, который почему-то не был заперт. Всегда обычно заперт, а сегодня его кто-то открыл. И надо же было такому случиться, что именно сегодня меня и принесло в эту мастерскую. Представляю, каково было его изумление, когда он на минутку вышел из своего кабинета в предбанник, и вдруг оттуда раздался стук.

Короче, в тот раз моя полная неспособность к ориентированию мне даже пошла на пользу – с дипломом у меня проблем не было. А Михаил Александрович Серенко, который стал руководителем проекта, всякий раз начинал хохотать, как только меня видел. Да и на кафедре после этого случая еще долго ходила легенда про привидение из шкафа, про меня то есть.

Однако похоже, что теперь моя манера вечно лезть не в те двери сыграла со мной злую шутку, хотя в свете последних событий с убийствами о шутках вообще речь не шла.

Я кинулась было обратно к дверям, чтобы крикнуть, что здесь человека закрыли – меня то есть, но в последний момент испугалась. А ну как это убийца. Он откроет дверь и набросится на меня. И что тогда? Мне ведь с ним одной не справиться.