Текст книги "Круиз с покойником"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Я даже покрутила головой в поисках какого-нибудь зеркала, чтобы убедиться в правоте своих мыслей.

Однако когда в зеркальной дверце раздвижного шкафа я увидела свою разрумянившуюся от коньяка физиономию, то даже удивилась.

Прежде я считала, что утопленники выглядят совсем иначе. А тут нате вам. Глаза горят, на щеках румянец. Удивительно даже. Впрочем, это уже действовал коньяк. От него же и мои глаза вскоре сами собой стали закрываться. И уже засыпая, я услышала, как Лялька спрашивала у Димки, почему я оказалась в воде и каким образом он меня выловил. Мне это тоже было очень интересно, но сил бороться со сном не было, и я решила, что узнаю об этом завтра.

На утро я проснулась живой и здоровой, что, разумеется, радовало. Но мало того, что проснулась я в чужой постели, так еще и с мужчиной в этой самой постели. Просто безобразие какое-то! И хотя этим мужчиной был всего лишь Димка, все равно было возмутительно.

Совершенно нельзя заболеть. Только потеряешь бдительность, как к тебе в постель тут же кто-нибудь залезет.

Правда, Димка лежал совершенно одетый и поверх одеяла, но все равно это было безобразие. Что у него своей каюты, что ли, нет?

Я тихонько сползла с кровати на пол и, с трудом дотянувшись до висящего на спинке кресла Лялькиного халата, стала прямо там на полу в нечеловеческих условиях пытаться его на себя натянуть. Как назло, все рукава у халата повывернулись, и я никак не могла попасть руками куда надо, а когда все-таки попала, то оказалось, что халат я надела наизнанку. Но это уже были детали. Главное, что я хоть что-то успела на себя натянуть, потому что до этого я была совершенно голой – мои мокрые шмотки Лялька с меня еще вчера сняла. А Димка между тем уже проснулся.

«Интересно, когда он открыл глаза, я уже успела одеться или нет?» – задала я себе вопрос и с подозрением покосилась на Димку, развалившегося на Лялькиной или, точнее, Борькиной кровати. Он же взирал на меня с полным удовольствием.

– С добрым утром, дорогая! – приветствовал он меня. – Как спала? Надеюсь хорошо?

Какие-то новые и очень подозрительные нотки в его голосе заставили меня напрячься. Я с настороженностью взглянула на Димку, а он, потянувшись и закинув обе руки за голову, с улыбкой произнес:

– Как видишь, дорогая, ты провела ночь в одной постели с мужчиной и теперь, как порядочный человек, я обязан на тебе жениться.

Димка препротивно улыбнулся и добавил:

– А я человек порядочный.

– А я нет, – буркнула я и еще туже затянула пояс халата на своей талии. – И вообще, какого черта ты здесь делаешь?

Я с утра обычно нехорошая. Пока кофе не выпью, пока в себя не приду – просто не человек, и чувство юмора в это время суток у меня напрочь отсутствует. И Димка, гад, знает это и нарочно издевается.

– Вообще-то я тебя здесь охраняю, – сказал он.

– Это от кого же, интересно?

Димка встал с кровати, потянулся, провел пятерней по волосам (в последнее время он стал стричься очень коротко, и расческа ему была фактически не нужна), отодвинул слегка штору и выглянул в окно.

– Если ты помнишь, вчера на яхте произошло убийство, – понизив голос, произнес он. – А потом кто-то пытался укокошить и тебя. Забыла, что ли?

Весь гонор с меня тут же как рукой сняло. Я вспомнила вчерашнюю ужасную ночку.

– Да, действительно, Веронику убили, – пролепетала я. – А кто, кстати, убил? Кондраков?

Димка открыл маленький, красного дерева холодильник-бар, и достав оттуда пакет с грейпфрутовым соком, разлил его по стаканам.

– Говорит, что он, – Димка протянул мне запотевший стакан. – Но что-то не очень верится. Слишком уж он любил эту куклу...

Вспомнив, что о покойниках говорят либо хорошо, либо ничего, Димка на слове «кукла» осекся и замолчал. Я же, напротив, молчать не могла.

– Почему же это не верится? – не согласилась я. – Кажется, вчера он был достаточно агрессивно настроен, когда увидел Веронику с капитаном. Даже пощечину ей залепил чуть ли не при всех.

Я залпом выпила сок, который налил мне Димка, и протянула ему пустой стакан.

– Еще.

Димка налил мне полный стакан.

– Это у тебя после вчерашнего коньяка сушняк, – как бы между прочим сказал он и тут же добавил: – Ну и здорова же ты пить, мать! Полстакана вчера махнула и даже не поморщилась.

Димка радостно хохотнул, довольный своей шуткой, а я даже не обиделась. Слишком много чести всякий раз обижаться на все его глупости.

– Так почему же тебе не верится, – ставя пустой стакан на прикроватную тумбочку, снова поинтересовалась я. – Человек сам признается в том, что убил свою жену. Мотив убийства налицо – ревность.

Но Димка отрицательно помотал головой.

– А чего же он тогда топиться побежал? – спросил он. – С какой такой радости?

Димка понял, что сказал глупость, и плюнул в сердцах на искусственную пальму, стоявшую в углу за креслом.

– А того и побежал, что сначала в состоянии аффекта убил жену, а потом, когда очухался и увидел, что он на самом деле натворил, то в состоянии уже другого аффекта решил наложить на себя руки. Ферштейн? Это называется непредумышленное убийство.

Продемонстрировав знание уголовного кодекса, я снисходительно взгляну ла на Димку. Однако это не произвело на него никакого впечатления. Он по-прежнему был не согласен.

– Нет, не похоже как-то. Кондраков утверждает, что ударил Веронику рукой по лицу, правда, довольно сильно, так, что та даже упала на кровать. Ударил и ушел. Сказал, что не хотел ее видеть и пошел пройтись по палубе. Но у Вероники разбит затылок, и в ране Владимир Сергеевич обнаружил крошечные осколки стекла. Значит, удар был нанесен уж точно не рукой, а возможно, бутылкой или хрустальной пепельницей. Кстати, ни того, ни другого в каюте не обнаружено. То ли убийца принес орудие убийства с собой, то ли использовал то, что подвернулось под руку, а потом выбросил. Благо, есть куда – река за окном. Ферштейн? – передразнил меня Димка.

Я пожала плечами.

– И потом не забывай, – добавил он, – тебя вчера тоже пытались убить. И уж точно это был не Кондраков. Зачем бы ты ему сдалась? К тому же в это самое время он сам топился. А значит что? – Димка выразительно выгнул бровь. – А это значит, что это был кто-то другой. Вот только кто?

«Хороший вопрос, – призадумалась я. – Кто? Кто – убийца, и зачем я ему сдалась? Нет, даже не так. Зачем мы с Вероникой ему сдались? Что такого общего могло быть между мной и Вероникой, чтобы мы с ней вместе могли перейти кому-нибудь дорогу? Ничего умного не приходило мне в голову. Во-первых, мы очень разные. По крайней мере я так считаю. Во-вторых, мы и виделись-то с ней не более трех-четырех раз за всю их с Кондраковым совместную жизнь. Короче, ситуация была совершенно непонятной».

– Слушай, Димыч, – уже не таким уверенным голосом спросила я, – А может быть, на корабле завелся маньяк?

Если предположить, что это действительно так (хотя, конечно же, это бред) и этот маньяк хотел меня убить, но с первого раза у него ничего не получилось, то вполне вероятно, что он может предпринять и вторую попытку. А перспектива повторного нападения меня совершенно не вдохновляла. А ну как во второй раз ему повезет больше?

От этой страшной мысли меня всю аж передернуло, и, вытаращив глаза, я в ужасе уставилась на Димку. А тот сосредоточенно смотрел в окно, молчал и думал, но потом, увидев мои испуганные глаза, махнул рукой и деланно рассмеялся.

– Ну уж сразу и маньяк, – отмахнулся он. – Придумаешь тоже. К тому же заводятся тараканы и крысы, а не маньяки. И потом откуда ему здесь взяться? – Он снова улыбнулся, правда, уже не так весело, а потом не сдержался и вздохнул.

Я отвернулась к окну и загрустила. «Откуда-откуда, – проворчала я про себя. – Оттуда, откуда все маньяки берутся. И в конце концов маньяк он там или не маньяк, какая разница, если убивает он насмерть».

Я сидела и рассуждала сама с собой. В общем-то Димка скорее всего прав – вряд ли Кондраков пытался меня утопить. С какой стати? Что я ему такого сделала? Но с другой стороны, это совершенно не значит, что он не мог убить собственную жену. Мало ли что он говорит, что ударил Веронику только по лицу и ушел. А может быть, все было совершенно не так? Может, он и не уходил никуда? Я вскинула на Димку глаза.

– Слушай, Димыч, а есть ли у Кондракова свидетели, что он уходил из каюты? – спросила я. – Может быть, он все врет?

Димка сидел на корточках возле кровати и зашнуровывал кроссовки.

– Чего не знаю, того не знаю, – ответил он. – Я вчера не столько Кондраковым, сколько твоей персоной занимался. Мне уж как-то было не до него. Вот соберемся после завтрака все вместе и все обсудим. А сейчас одевайся и пошли на выход. Если честно, есть очень хочется.

– Слушай, – перебила я Димку, – но если на борту произошло убийство, то нам надо немедленно заявить об этом в милицию. – У нас же на борту труп!

Димка с сомнением покачал головой.

– Надо-то оно, конечно, надо, – сказал он. – Но не будем же мы заявлять в какой-нибудь сельский участок.

– Да как же так? Ведь если мы сейчас же не заявим в милицию, то потом нас обвинят не только в замазывании и затаптывании следов, но и в сокрытии самого преступления. Ты представляешь, чем нам это может грозить?

Но у Димки были другие соображения.

– Это ничто по сравнению с тем кошмаром, который может нас ожидать, если мы действительно заявимся в какой-нибудь провинциальный милицейский участок.

– Это почему же? Что такого страшного может нас ожидать?

Димка встал с кресла, подошел к холодильнику-бару и достал оттуда две груши и яблоко.

– Будешь? – протянул он мне фрукты.

Я машинально взяла грушу, но потом, подумав, отложила ее в сторону. В ситуации, когда на борту яхты где-то рядом находился труп, есть было как-то кощунственно, а точнее, просто кусок в горло не лез.

И если в самое ближайшее время мы не сдадим этот труп в какой-нибудь морг, то, значит, нам придется прожить с ним до самой Москвы, а это не много не мало – двое суток. То есть нам нужно будет есть, спать, дышать, сознавая, что где-то рядом лежит мертвая Вероника.

– О господи, какой ужас! – пролепетала я.

Но Димка мой возглас понял по-своему.

– Вот именно, – согласился он. – Именно ужас. Для начала арестуют «Пирамиду», потом для выяснения наших личностей задержат всех гостей на трое суток. Ты представляешь радость от такой ситуации академика Прилугина или несчастного Джеда Маклахена, который уже второй раз попадает с нами в аналогичную переделку. Тогда на даче его самого чуть не укокошили, теперь вот это... И потом подумай, насколько хорош уровень местных так называемых следователей, у которых часто и образования-то всего неполных десять классов. – Димка посмотрел на меня и похлопал по плечу. – Да ты не бойся, – сказал он с улыбкой, – все решится. Борис уже связался с Москвой, переговорил с кем надо, и сегодня сюда вертолетом будет доставлена дополнительная вооруженная охрана. Так что зря ты раньше времени перепугалась. Все будет в порядке.

Димка хлопнул меня по плечу и велел идти в свою каюту одеваться.

– А я тебя провожу, – сказал он. – После вчерашнего нападения я теперь с тебя глаз не спущу. А то не ровен час опять за бортом окажешься.

В коридоре мы, как назло, тут же столкнулись с четой Соламатиных. Они, по всей вероятности, шествовали в кают-компанию на завтрак, и, судя по их безмятежным и улыбающимся физиономиям, про ночное происшествие ничего пока еще не знали.

Профессор приветливо с нами раскланялся, а его супруга окинула меня заинтересованным взглядом. Мне даже как-то неприятно стало.

– И чего вытаращилась? – пробурчала я тихо себе под нос, когда Соламатины остались уже далеко позади. – Какое ее дело, что я из Борькиной каюты вышла? Может, я к подруге заходила доброго утра ей пожелать?

Димка хохотнул и также тихо ответил:

– Ну во-первых, ты из Борькиной каюты вышла не одна, а с мужчиной, а во-вторых, на тебе халат наизнанку надет.

Я глянула на свою, а вернее, Лялькину одёжку (халат-то на мне был ее) и, ужаснувшись увиденному, ускорила шаг.

Оставшееся до собственной каюты расстояние я преодолела очень быстро. Так быстро, что Димка едва только поспевал за мной. У меня же не было ни малейшего желания встретиться в коридоре с кем-нибудь еще. Зачем мне были нужны свидетели того, что я ночевала в эту ночь не в своей каюте? Еще подумают что-нибудь не то...

Однако мне фатально не везло. Все обитатели яхты, как назло, стройными рядами тянулись на завтрак, и мы встретили практически всех. При виде меня и Димки все почему-то понимающе улыбались и желали нам доброго утра. Просто кошмар какой-то.

Однако когда мы добрались наконец до моей каюты, и я смогла спрятаться за спасительную дверь, все мысли о моем внешнем виде тут же вылетели из головы, потому что только теперь, увидев спящую на кровати Дульку, я вспомнила про свою собаку.

– Господи, – охнула я, – ну что я за собачница такая. Бросила животное на целую ночь в полном одиночестве и даже не вспомнила о нем ни разу.

Я подхватила собачку на руки и, сжав ее в объятиях, принялась истово наглаживать.

– Бедная моя, бедная – причитала я. – Бросили бедное животное на целую ночь.

Но Дулька таращила на меня свои черные глаза-пуговки и ничего спросонок не понимала. Зачем ее разбудили? Чего хотят? Боюсь, что она даже и не заметила моего отсутствия. Впрочем, теперь, окончательно проснувшись, она была рада, что мы снова вместе. А я дала себе слово, что до самой Москвы буду всюду таскать ее с собой и ни за что больше не брошу одну в каюте.

Я быстро приняла душ. Несмотря на вчерашнее длительное омовение в Волге, лишний раз помыться никогда не помешает. Высушила феном волосы, оделась, даже накрасила ресницы и, подхватив под мышку Дульку (я же дала себе слово всюду брать ее с собой), вышла из каюты. О строгом Димкином наказе никому не открывать дверь и никуда одной не выходить я, естественно, сразу же забыла.

В коридоре я встретила Альбину Александровну. Сегодня на ней были надеты светло-бежевые свободные брюки, такой же светлый льняной пиджак с короткими рукавами и зеленый декольтированный топ. Все это очень шло к ее фигуре.

«А у этой Альбины еще вполне приличная шея, – отметила я, – и грудь тоже. Она это знает и демонстрирует».

– Доброе утро, Альбина Александровна, – поприветствовала я доцентшу, – вы уже позавтракали?

– Доброе утро, Марианна Викентьевна. А вы на прогулку? – Альбина указала на Дульку и погладила ее по голове.

– Да, то есть нет, мы в кают-компанию завтракать. Так вы уже поели?

Доцентша снова погладила Дульку по длинной шерстке и подняла на меня удивленные глаза.

– На завтрак с собакой? – спросила она. – И что же она там будет делать? Сидеть с нами за одним столом?

Вопрос Альбины поставил меня в тупик.

«Да, действительно, – подумала я, – что же она там будет делать? Наверно, тащить с собой собаку в пищеблок – это уже перебор. Ладно, оставлю ее одну еще на немного, но потом уже только вместе».

Я уже хотела было повернуть обратно в свою каюту, когда услышала голос Кутузова. Они вместе с аспиранткой Аллочкой спускались по лестнице.

– А почему бы и нет? – произнес Кутузов. – Я вот недавно отдыхал в Турции, так в нашем отеле жила одна пожилая бельгийка с точно такой же собачкой. – Кутузов подошел ближе и ласково потрепал Дульку по голове. Так вот каждое утро и каждый вечер эта дама приносила собачку в ресторан отеля, где мы завтракали и ужинали, сажала ее на стул и кормила с руки. И никого это, представьте, не раздражало, а даже наоборот. Правда, нашлась одна дама... из наших, – Кутузов усмехнулся, – все возмущалась, зачем собак в столовую пускают. Она так и говорила, – хохотнул он, – «в столовую». А остальные ничего, только умилялись, глядя на эту парочку.

Я поглядела на Альбину. Умилилась она словам коллеги или нет?

Но, как я и предполагала, доцентша не умилилась. Слова Кутузова она восприняла как оскорбление и стояла бледная и даже злая.

«А мы их еще за один стол посадили, – подумала я. – А он вон как хамит».

Я постаралась как-то сгладить ситуацию.

– Нет-нет, – сказала я, – Альбина Александровна совершенно права. Это я как-то не подумала. Да у нас за столом и свободных мест-то совсем нет.

Еще надо было добавить: «и дополнительных приборов не поставили...»

После кошмарной ночки с убийством и утоплением я с самого утра вела себя не совсем адекватно. Ну куда я действительно поперлась с собакой? Совсем, что ли, с ума сошла? Не все же в конце концов любят животных. Некоторые их вообще терпеть не могут. И такое соседство за завтраком им может быть неприятно.

– Подождите меня, пожалуйста, Альбина Александровна. Я только собаку отнесу.

Я просто не знала, чтобы мне такое сделать и сказать, чтобы хоть как-то сгладить грубость слов Кутузова и хоть как-то приободрить обиженную женщину.

Я побежала обратно в свою каюту, кинула бедную Дульку на кровать и снова выскочила в коридор. Но увы, Альбины там уже не было. Не было там и Кутузова с Аллочкой.

Тогда я побежала в кают-компанию в надежде, что доцентша уже там, но она вообще к завтраку не явилась. Видно, решила от обиды голодовку объявить. Ну что тут скажешь? Неудобно получилось. А все я со своей собакой. И чего это я вздумала тащить ее с собой? Хотя Кутузов тоже мог бы быть поделикатнее.

Впрочем, отсутствие за столом Альбины было очень даже кстати. Без нее и без Кутузова, который уже позавтракал и отбыл теперь с Аллочкой Переверзевой на утренний променад, мы могли без помех обсудить события прошлой ночи и обменяться информацией. Я, например, ничего не знала про то, что было после того, как меня выловили из воды, потому, что большую часть ночи проспала и все пропустила. Все остальные не знали, каким образом я оказалась за бортом и кто меня туда выбросил, опять же потому что я большую часть ночи проспала и никому ничего не рассказала. Я ведь уснула практически сразу, как только Димка влил в меня коньяк. Хотя, кто меня туда выбросил, я и сама не знала. Короче, нам было что рассказать друг другу.

Я вошла в кают-компанию, когда завтрак уже шел полным ходом. Все ели, пили, переговаривались и не подозревали, что ночью на корабле произошло страшное убийство. И очень хорошо, что не подозревали. Чего им попусту нервничать? Пусть лучше вообще ничего не узнают, а то останется от юбилея нехороший осадок. Действительно, кому ж такое понравится – юбилей с убийством? Ясное дело – никому. А посему наша задача теперь заключалась в том, чтобы гости вообще ничего об этом не узнали. Пусть и дальше продолжают веселиться и отдыхать.

Я поздоровалась сразу со всеми, пожелала им приятного аппетита и, усевшись на свое место за пустой стол, стала исподволь наблюдать за отдыхающими.

Ни Ляльки с Борисом, ни Димки пока еще не было. Они почему-то задерживались. Не было также и Борькиного телохранителя Климова, которого, по моим наблюдениям, вообще никогда вовремя нигде не бывает. Всюду он поспевает почему-то последним.

И тут же, как бы в опровержение моих мыслей, к столу подошел Климов и, пожелав мне доброго утра, уселся напротив. И это при том, что мы его, между прочим, пересадили вчера за другой стол.

– Прекрасно выглядите, очаровательнейшая Марианна Викентьевна, – произнес он с ядовитой улыбочкой. – Как спали?

В интонациях Климова явно прослеживались ехидные нотки, и мне это как-то сразу не понравилось. Что это он, собственно, имеет в виду? На что намекает? На то, что Димка ночевал в моей спальне? Вот нахал! Да какое ему дело до того, где и с кем я спала? Тем более, что ни с кем я не спала, да и спальня к тому же была не моя, а Лялькина. И вообще…

Я посмотрела Климову прямо в глаза.

– А какое, собственно ...

Я хотела сказать, какое, собственно, его собачье дело, где и с кем я спала, и чего он вообще лезет не в свои дела, и собиралась наговорить ему кучу всяких гадостей, потому что этот нахальный секьюрити давно меня уже раздражал, а от его гнусных улыбочек меня просто тошнило. Но, на его счастье, ничего этого я сказать не успела, потому что к столу подлетел взмыленный Димка и, плюхнувшись на соседний стул, злобно прошипел:

– Я что тебе говорил? – Димка налил себе полный стакан минеральной воды и залпом его выпил. – Я тебе говорил, чтобы ты без меня и шагу по кораблю ступить не смела. Какого черта ты без меня из каюты вышла? Я уже полкорабля обегал, думал, что тебя опять за борт выкинули.

Я постучала по столу.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – плюнула я трижды через левое плечо. – Еще не хватало, чтобы меня каждый день за борт бросали. Так и утонуть недолго.

Димка попытался убить меня взглядом, но у него ничего не получилось, и он стал накладывать на свою тарелку ветчину и овощи. Я последовала его примеру.

Наконец в кают-компании появились Борис и Лялька. Лялька выглядела, как всегда, отлично, хотя и не надела к завтраку ни одного из своих умопомрачительных туалетов, а всего лишь натянула на себя скромненькую футболочку и обыкновенные джинсы. Видно, сказалась ночевка в спартанских условиях обыкновенной каюты. А где, кстати, они провели сегодняшнюю ночь? То, что не в моей каюте, – это точно. Там их не было. В их каюте ночевали мы с Димкой. Тогда где же были они? Интересно даже.

– Всем доброго утра, – бодро провозгласил Борис и, галантно пододвинув Ляльке стул, уселся рядом.

– Как спалось? – это он спросил уже у меня.

И мне опять показалось, что он, также как и Климов, не просто так спрашивает, как мне спалось, а с каким-то подвохом. И я, честно говоря, уже начала злиться. Сначала напоили коньяком, потом в бессознательном состоянии оставили ночевать в чужой каюте, приставили охрану, а точнее, подложили в постель мужика, а теперь все дружно надо мной же и издеваются. Вот сволочи!

Я уже хотела им высказать все, что думаю по этому поводу, но тут Борька, слегка пригнувшись к столу и подавшись вперед, тихо произнес:

– После завтрака все собираемся в моей каюте. Надо обсудить события прошлой ночи и разработать план действий на будущее. Боюсь, как бы ситуация не вышла из-под контроля. Кондраков совсем плох. Владимир Сергеевич опасается суицида. Мы переселили его в каюту моториста, предварительно изъяв оттуда все колющие и режущие предметы, однако случиться может всякое.

– А шнурки и ремни изъяли? – встряла я. – Можно же не обязательно зарезаться. Можно и удавиться.

Я, наверно, говорила слишком громко, потому что Борька, сделав мне знак замолчать, резко выпрямился на стуле и нарочито громко заговорил на другую тему. Я оглянулась. В нашу сторону смотрела любопытная профессорша Соламатина. Кажется, она опять нас подслушивала.

После завтрака все собрались в большой каюте Бориса. Все – это те, кто был в курсе трагических событий прошлой ночи, а именно: Димка, Лялька, отец, Борис, Климов и я. Фира со Степкой хоть свидетелями происшествия и не были, но на совещание прибыли самыми первыми. Степка об убийстве Вероники узнал от Димки, а Фире отец проболтался.

Все рассредоточились по каюте и уселись по разным местам. Борис с отцом заняли кресла возле журнального столика, мы с Лялькой и Фирой залезли на царскую кровать, Димка со Степаном сели прямо на пол, вернее, на ковер, возле шкафа, а Борькин телохранитель Климов остался стоять. Ему посадочного места не хватило, да оно ему было и не нужно. Ему сподручнее было руководить процессом стоя. А Борька сразу так и объявил, что, пока мы не доберемся до Москвы, расследованием убийства будет заниматься Климов.

– Ему, как бывшему оперативнику, и карты в руки. Вы согласны со мной?

Борька задал вопрос из чисто риторических соображений. Вряд ли ему требовалось наше согласие или мнение. Ему по большому счету и своего мнения было вполне достаточно, уж коли он его принял. Однако, как говорится, не на таких напал. Лично я усомнилась в правильности такого решения. Все-таки на яхте произошло убийство, а это не шутки. По моему разумению, надо было сразу заявить в милицию, а не устраивать здесь самодеятельность. Точно такого же мнения придерживался и отец. После Борькиного заявления он заерзал в кресле, с беспокойством поглядел сначала на меня, потом на Димку, а потом, повернувшись к Борису, растерянно произнес:

– Все это, конечно, замечательно, что в таких сложных обстоятельствах рядом с нами находится, так сказать, профессионал. – Он указал на Климова. – Но я думаю, что нам все же надо бы сообщить обо всем в милицию.

Голос отца был не очень-то твердым, да и интонации были какими-то неуверенными, и не потому, что он не знал, как в таких ситуациях нужно поступать, в смысле, что нужно делать, когда происходит убийство. Тут и ребенок знает, что первое, что нужно сделать, – это заявить в милицию. Просто в данном случае все мы находились в гостях у Бориса. А в чужом доме, как говорится, хозяин – барин. И что он решит, то и будет.

Борька налил себе полный стакан сока, одним махом выпил половину и, отставив стакан в сторону, произнес:

– Обещаю, что все будет строго по закону. Ни у кого, кроме, разумеется, убийцы, никаких неприятностей не будет.

Он посмотрел на отца, и тот заметно смутился.

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли, – сказал отец. – Я беспокоюсь не за себя, а как раз за вас. Вы пригласили нас на свою яхту, и теперь у вас же из-за нас могут быть неприятности.

Отец снова посмотрел на меня и на Димку, как бы призывая нас в союзники.

Я тут же согласно кивнула. Конечно же, отец был прав. Надо было немедленно остановиться в каком-нибудь населенном пункте и обратиться в милицию. Если же мы не сделаем этого в самое ближайшее время и поплывем вместе с трупом в Москву, то я не берусь предугадать последствия нашего антигражданского поступка. Как мы будем объясняться в Москве, почему мы несколько дней скрывали преступление, а заодно и самого преступника от правоохранительных органов.

– Между прочим, яхта, на которой произошло убийство, принадлежит тебе, – напомнила я Борису. – И если ты принимаешь решение, не обращаясь в милицию, плыть дальше в Москву, то в общем-то, по моему личному разумению, и отвечать за это решение придется скорее всего тебе. Короче, если у кого и могут быть неприятности с законом, так это у тебя. – Я посмотрела на Борьку, потом на Ляльку, потом обвела взглядом всех остальных.

Борька на мои слова только отмахнулся.

– Никаких неприятностей у меня не будет. Об этом можете не беспокоиться. В конце концов у нас на борту есть врач, который засвидетельствовал факт смерти и время ее наступления, а у Игоря, – он кивнул на Климова, – есть лицензия частного детектива. Так что все разборки с правоохранительными органами я беру на себя. И потом, Викентий Павлович, – Борька повернулся к отцу, – не забывайте, что на борту находятся ваши гости. И я думаю, что будет лучше, если мы проделаем все тихо – без шума и пыли. И они вообще ничего не узнают об убийстве. Иначе воспоминания о вашем юбилее на многие годы станут для всех в вашем университете притчей во языцех. Вы не согласны со мной? – Борис выжидательно посмотрел на отца, а тот сразу же замахал руками.

– Конечно-конечно, Борис Григорьевич. Я с вами полностью согласен. Просто я беспокоюсь...

– Не надо, не беспокойтесь, – остановил его Борька. – Все будет нормально. И уж если говорить о беспокойстве, то побеспокоиться сейчас надо совсем о другом. Не забывайте, что, помимо убийства Вероники, вчера была совершена еще одна попытка убийства. Кто-то покушался на Марьяшу, да у него, слава Богу, ничего не вышло. И именно поэтому мы здесь сегодня и собрались. Сейчас у нас первоочередная задача разработать план действий по обеспечению всеобщей безопасности, ну и по возможности по выявлению преступника. Сейчас нам всем нужно быть особенно осторожными и бдительными. От наших действий может зависеть безопасность не только нас самих, но и всех присутствующих на яхте.

«Вот тут он совершенно прав, – согласилась я с Борькой. – Лично я уже давно беспокоюсь. Мало того, что какой-то псих (Кондраков это был или кто-нибудь другой) прикончил Веронику, так он еще и на меня, гад, покушался, уж не знаю, чем я ему не угодила».

Впрочем, был ли это один человек или их было несколько, мы пока не знали и могли только строить догадки. А по части оперативных догадок у нас теперь имелся свой собственный специалист – бывший мент и оперативный работник Игорь Климов.

И пора бы ему было уже приступать к построению этих самых догадок, а то мы так до самой Москвы доедем и ничего не придумаем.

Впрочем, Климов давно уже был готов приступать и даже неоднократно порывался это сделать, но где ж ему было с нами тягаться. Мы ему даже слово вставить не давали – все про милицию базарили. И когда наша дискуссия пошла уже по третьему кругу, Борька наконец не выдержал и, подняв вверх руку, авторитетно заявил:

– Все, хватит! – Он хлопнул рукой по журнальному столику. – Кончай базар! – Это его заявление возымело действие – мы вздрогнули и сразу же замолчали. А он улыбнулся и как ни в чем не бывало совершенно спокойным голосом продолжил: – А теперь слово предоставляется моему другу Игорю Климову. Прошу выслушать его внимательно и в дальнейшем все его распоряжения выполнять беспрекословно. Давай, Клим, начинай.

Борька откинулся в кресле, сложил на груди руки и, слегка нахмурив брови, приготовился слушать.

Мы тоже притихли и уставились на Борькиного телохранителя, и тот наконец начал:

– Значит, так, – сказал он. – Через полчаса мы прибудем в Кострому, загрузимся там сухим льдом и полным ходом отправимся в Ярославль. Там нас уже будет ждать вертолет...

– Сухим льдом? – удивился дед Фира. – А зачем нам лед? Для коктейлей, что ли? – Он с непониманием уставился на Борькиного телохранителя – Но до коктейлей ли нам теперь, когда на корабле приключилось убийство?

Он повернулся ко мне в ожидании разъяснений. Я пожала плечами.

– Труп надо обложить, чтобы не испортился, – ответил Борька. – Жарко ведь. – И достал из холодильника еще один пакет сока. – Пить кто-нибудь хочет? Ляля, подай, пожалуйста, стаканы.

После упоминания о трупе, который может испортиться, от сока все дружно отказались, а Фира так и вовсе выскочил из каюты.

– Я на минуточку, – с трудом выдавил он из себя. – Я, кажется, утюг забыл выключить. – И пулей вылетел в коридор.

Все проводили его понимающими взглядами.

«Как же, утюг, – с сарказмом подумала я. – Да наверняка блевать побежал. Вот лезет вечно не в свое дело, а потом у самого же неприятности. Гулял бы сейчас по палубе со старичками, природой бы любовался. Так нет же, ему, видите ли, с ними скучно, ему, видите ли, с молодыми веселей. Сам-то как будто не старик».

– Так, значит, труп... мы повезем с собой? – тоже с трудом выдавил из себя отец и окинул всех растерянным взглядом.

Перспектива двое суток путешествовать с трупом на корабле его явно не вдохновляла. Мне это тоже как-то не понравилось (я покойников вообще боюсь), и я с беспокойством оглянулась на Ляльку. Может, все-таки можно придумать какой-то другой выход? Но та только плечами пожала и показала глазами на Бориса. Дескать, хозяин – барин.