Текст книги "Сюрприз под занавес"

Автор книги: Галина Гордиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 15

Субботний завтрак проходил в полной тишине. Лишь Динка то и дело болтала с Софи, весело рассказывая ей про брата Мишку и умнейшего кота Константина, которого она лично дрессирует. Не кот – сокровище.

Лапу подает!

Тапочки приносит!

Садится по команде!

Софи, к искреннему изумлению присутствующих, смеялась, кивала, задавала вопросы и совсем не выглядела огорченной недавними событиями.

Зато Вера Антоновна казалась угрюмой как никогда. Она подавала на стол, уносила грязные тарелки, наливала гостям чай или кофе и смотрела на них с нескрываемой неприязнью.

Временами домработница бросала короткий взгляд на стену, где еще вчера утром висели левитановские этюды, и на ее лице появлялась болезненная гримаса.

Лелька Веру Антоновну прекрасно понимала: уж очень дикая замена. Голубые прямоугольники на обоях исчезли. Их прикрывали Динкины рисунки. Те самые, что девочка лично наклеила на картон. Не очень ровно, если честно. И чуть-чуть заляпала клеем.

Почему-то Софи выбрала именно их. Хотя сама Динка горячо уговаривала повесить те, что клеил Петя. Аккуратные и чистые. Именно поэтому они Динке нравились.

Но Софи отказалась, и теперь в гостиной плавала над серым морем туч одинокая рыба-солнце, а в питерском дворе-колодце чахлые тополя упрямо тянули к ярко-синему небу тонкие ветви.

Лелька украдкой рассматривала присутствующих. И удивлялась, как мало нужно человеку, чтобы переступить невидимую грань. Грань, отделяющую от мира законопослушных и просто честных людей.

Деньги!

Ради них идут на убийство, на воровство. Идут, наверняка оправдывая себя. Не понимая, что переступив черту, хоронят себя сегодняшнего. Навсегда. И вместо человека оставляют жить… Зверя?

Нет, пожалуй. Звери чище. Честнее. Им нет нужды лицемерить. И играть чужие роли они не станут. Если только где-нибудь в цирке. Не по своей воле.

Смешно. Сидят за одним столом девять человек. Нет, семь. Динку с Софи можно исключить.

Значит семеро. И все лица дышат искренностью. Все сочувственно поглядывают на Софи и с осторожным подозрением друг на друга.

Однояйцовые близнецы!

И среди семи – несостоявшийся убийца и вор. Кто?

Лелька грустно улыбнулась: она догадывалась. Вернее, знала. Теперь бы решить, что делать. Это самое сложное.

Лелька не сомневалась: проще оставить все как есть. Раз молчит Софи. Раз она смирилась с потерей.

Может, действительно не нужно вмешиваться? Ведь уже завтра утром они расстанутся, чтобы никогда не встретится. Разъедутся по разным городам.

Два «но».

Первое – Софи вправе любого из них счесть вором. Это если она не догадывается о покушениях. Наверное, нет. Иначе бы вызвала милицию. Убийство – не пара исчезнувших эскизов.

Так вот совсем не хотелось, чтобы старушка подозревала Тамару или ее, Лельку. Софи наверняка это больно. Она любила Нину. Принимать «Нинушиных» внучек за презренных воришек…

Может, она поэтому молчит?

Лелька неохотно попробовала кашу: именно Софи совершенно случайно подсказала ей, кто вор. Когда рассматривала Динкины работы, выбирая две для гостиной. Машинально поглаживая их чуткими дрожащими пальцами, будто ощупывая.

Правильно – подобное среди подобного. Очень умно.

Лелька криво улыбнулась: если то, что она вытрясла перед завтраком из Маши и Динки, правда…

Вора ждут несколько очень неприятных минут!

А что сказать Софи?!

Ох уж эта Динка!

Лелька снова исподлобья посмотрела на завтракающих: «Да-а, не будь Маша полнейшим профаном, все бы закончилось вчера вечером.»

Лелька стопроцентно уверена: Епифанцева не смогла бы смолчать. Помчалась бы собственноручно вытрясать душу из бессовестного воришки. Выдирать волосы, царапать, пинать и пробовать на зуб.

Ведь по его милости Маша вчера весь день не находила себе места. По его милости мысленно примеряла арестантскую робу и растирала ноющие в предвкушении наручников запястья.

Второе «но» – любые нарывы нужно вскрывать. Первые преступления не выжигают души. Если вовремя остановить.

Лелька нашла взглядом два лица и озадаченно сдвинула брови: не в тюрьму же их! Глупо. Они не опасны. Пока.

Гласность – вполне достаточно. Уже наказание. И прощение. Ведь отныне ты чист!

Но как, как все это провернуть?!

Лелька вздрогнула от неожиданности, когда Электрон коснулся ее руки и прошептал:

–Откуда такая озабоченность?

Лелька внимательно посмотрела на красивое смуглое лицо, немного виновато покосилась на младшую сестру и неопределенно пожала плечами.

–Да так.

Сидевшая напротив Элечка враждебно выпалила:

–Некультурно разговаривать за общим столом шепотом!

Маша Епифанцева подавилась кашей. С готовностью отодвинула полную тарелку и сказала себе: она не англичанка, чтобы умирать над овсянкой!

Маша почти с благодарностью обернулась к Эльвире: вовремя эта кукла вылезла со своим замечанием. Только зря задела именно Лельку. Прицепилась бы к Вобле, не жалко. Или к Кролю ушастому. Или к Смуглому.

Но к Лельке – зря. Это она… неосторожно!

Маша потерла руки: в душе запели боевые трубы.

Очень своевременно запели, нужно сказать. А то над столом уже мухи на лету засыпали. И все кроме Динки с Софи смотрелись не живыми людьми, а мумиями египетскими.

Маша весело ухмыльнулась: Ванька, муж единственный, и слов-то таких не знает. А она, Маша, неплохо над собой растет. Еще чуть-чуть, и можно считать —стала интеллигенткой.

Это обязывало, и Маша горячо пообещала себе выбирать выражения. И вообще – соответствовать.

Маша весьма изящно промакнула губы салфеткой – нужно и дома такими обзавестись, льняными, не бумажными – и вежливо воскликнула:

–Некультурно, деточка, другое – делать замечания старшим!

Элечка покраснела и сжала кулачки, собираясь с духом. Она ненавидела эту мерзкую, чересчур смазливую девицу. Петечка на нее ТАК смотрел…

Вот и сейчас!

Это нечестно!

Подыскать достойный ответ Элечка не успела. Маша смерила ее убийственным взглядом и самым сладким тоном посоветовала:

–И еще, деточка, некультурно с утра пораньше вываливать свой бюст на обеденный стол!

Элечка ахнула. Наталья довольно ухмыльнулась. Петя сделал вид, что увлечен трапезой, и начал наконец поедать овсянку. Лелька с Электроном одновременно улыбнулись и тоже склонились над тарелками. Тамара посочувствовала Румянцевой: Машка явно вышла на тропу войны.

Динка прошептала Софи:

–Я ставлю на Машу, а ты?

–Мне ее жаль,– не согласилась Софи.

–Машу?– удивилась Динка.

–Элю.

Динка хихикнула. Софи громко воскликнула:

–Сегодня прекрасный день!

Маша с Элечкой прекратили обжигать друг друга ненавидящими взглядами и уставились на хозяйку. Вера Антоновна водрузила на стол блюдо со свежей клубникой и пробормотала:

–Главное – последний. Что уже неплохо.

–Верочка,– укоризненно попеняла ей Софи,– не нужно так.

–Что – Верочка? Я уже шестьдесят семь лет Верочка. Картины-то пропали, как и не было! Что уж глаза-то закрывать? Правда, она и есть правда,– возмущенно заявила домработница. Махнула рукой на притихших гостей и горестно закончила: – Вора привечаем!

Над столом повисла мертвая тишина. Только Динка с аппетитом уничтожала свою порцию клубники. И чавкал у ее стула бессовестный Крыс, нагло выпрашивающий угощение.

Лелька звонко сказала:

–Вера Антоновна права.

–А вы бы уж помолчали,– с неприязнью посмотрела на нее Наталья.– Приехали сюда целой гоп-компанией…

–С ребенком, с собакой!– пискнула Элечка. Мстительно покосилась на Машу и выкрикнула: – Подруг подозрительных привезли!

–И все из Череповца,– прошипела Наталья.

–Да уж, не питерские,– весело парировала Маша. – Нам толкнуть Левитана негде. Ни знакомств нужных, ни людей сильно денежных…

–Точно,– буркнула Тамара. – Это в Питере скупщиков и коллекционеров как грязи. А мы всего лишь скромные провинциалы.

Лелька улыбнулась: Тамара никогда не отличалась смирением. Искренне любила Череповец и считала его очень энергичным и перспективным городом. Всегда уверяла сестру, что Череповец через десяток-другой лет станет крупнейшим промышленным центром России. И злилась, когда ей напоминали об экологии. Кричала – мол, слишком умные все стали – и малину есть, и губ не испачкать…

Лелька отставила в сторону чашку с кофе и сказала:

–Бессмысленно голословно обвинять друг друга…

–И глупо разъезжаться, не узнав имени вора! – перебивая, рявкнула Маша.

Душа Епифанцевой жаждала справедливости. И не откладывая, прямо сейчас, сию же секунду. Поэтому Маша встала, набрала в грудь побольше воздуха и грозно прорычала:

–Я вовсе не хочу, чтобы на меня пальцем указывали! Пусть сознается, гад, сам и при всех!

–Сильно сказано, – признал Электрон.

–Да кто ж сам сознается? – удивилась Элечка чужой глупости.

–В самом деле, признались бы,– неуверенно произнес Петя.

–На душе легче станет, да? – понятливо спросила Динка.

Подбросила в воздух ягоду, поймала ее ртом и звонко рассмеялась. Крыс заскулил. Динка сочла его негодование вполне справедливым и следующую клубничину подбросила над псом.

Маша раздраженно заявила:

–Все равно вора вычислим!

–Кто это? – ехидно поинтересовалась Наталья. – Уж не ты ли?

–А хоть бы и я!

–Вор громче всех кричит – держи вора,– в сторону довольно громко шепнула Элечка.

–Это ты про меня?! – сжала кулаки Маша.

–На воре шапка горит,– невинно протянула Румянцева.

И тут же взвизгнула: метко брошенная Машей сочная клубничина размазалась по ее бюсту. Маша победно захохотала. Элечка схватила недоеденное пирожное. Вера Антоновна грозно рявкнула:

–А ну прекратить безобразия!!!

Элечка всхлипнула, но с пирожным рассталась. Маша показала ей язык. Вера Антоновна всплеснула руками и сказала хозяйке:

–Ты ж посмотри что делается! Картины украли, да еще и драку затеяли! А ведь я говорила – зря ты это придумала, зря…

Софи покачала головой и мягко сказала:

–Ладно тебе, Веруся. Один провинился, а ты всех шельмуешь – нехорошо. Да и не стоят эскизы того. Вон, Диночкины рисунки сегодня повесили – ничуть не хуже.

Динка захлопала в ладоши. Крыс загавкал. Наталья потрясенно протянула:

–Не стоят?

–Это вы про Левитана? – приподнял брови Электрон.

Очень элегантно приподнял, Тамара зубами заскрипела от злости. Она никак не могла простить подлому человеку утреннюю сцену: он втянул ее в комнату как мешок с картошкой! Последней! Даже Крыс оказался дома раньше!

Отставил в сторону как стул какой, прикрыл окно и отряхнул руки. Будто испачкался! А потом смеялся с Динкой и Лелькой, а на нее, Тамару, и не взглянул ни разу.

Она ему этого никогда не простит. Никогда!

–Лелька говорила – он за бешеные деньги сейчас на аукционах ушел бы, ваш Левитан, – воскликнула Маша. – А Лелька – она все знает!

–Софи не о том,– улыбнулась подруге Лелька.

–А о чем? – возмутилась Маша, она не любила неясностей.

Остальные вопросительно уставились на хозяйку, явно ожидая объяснений. Элечка прошептала Пете, мстительно поглядывая на «череповецкую банду»:

–А то и не Левитан вовсе был. Зря они старались!

Петя промолчал. Он как и все смотрел на Софи, пытаясь понять сказанное.

Софи пересела в кресло. Погладила подбежавшего к ней Крыса и обернулась к гостям. Голос ее звучал задумчиво.

–Леля права, я не о рыночной цене.

Все молчали.

–Вы знаете, те два эскиза – подарок. Когда их писали, они почти ничего не стоили. На рынке, я имею в виду. Просто знак внимания. Дружеский жест. Что-то на память. Для моей семьи не играла роли цена, мы же не собирались продавать. Так – семейная реликвия. Две картины в гостиной, два привета издалека.

Маша шумно вздохнула.

«Как странно слышать, что баснословные деньги для кого-то не играют роли. Жаль, Ваньки здесь нет, мужа единственного. То-то бы рот разинул, таракан рыжий. А то все только на бабки и меряет…»

Софи рассмеялась:

–Ведь по сути – это просто рисунки. Срез бытия на небольшом листе холста или бумаги. И ценность – весьма субъективна. Для меня – а мне недолго осталось, – Диночкины работы ничуть не менее ценны.

Динка прекратила есть свою клубнику, уселась на подлокотник кресла и благодарно поцеловала Софью Ильиничну в щеку. А потом всхлипнула: ее страшили разговоры о смерти. И было очень жаль Софи с ее больным сердцем: зачем, ну зачем Софи умирать?!

Софи нежно улыбнулась девочке.

–Не плачь, моя хорошая. Старые люди большей частью не боятся смерти. Она, моя маленькая, не точка, всего лишь запятая.

Динка захлюпала сильнее и уткнулась носом в плечо Софи. Элечка помрачнела. Наталья смотрела равнодушно. Лелька – грустно. Остальные, казалось, думали о своем. Одна Вера Антоновна раздраженно гремела тарелками, составляя их на поднос.

–Но-но-но, – укоризненно воскликнула Софи, оглядывая притихших гостей. – Выше нос! Вопрос-то чисто философский. Ведь смерти, дорогие мои, не существует для уходящих. Тяжело остающимся.

Софи усадила Динку на колени и прошептала ей:

–Малышка, не плачь, я ведь жива! А когда меня не станет, об этом узнаешь ты, но не я. Забавно, правда?

Динка размазала по лицу слезы и спросила:

–Ты правда так считаешь?

–Честное слово,– кивнула Софи.

Она вытащила носовой платок и осторожно вытерла Динкины щеки. Подумав, серьезно сказала:

–Все, что когда-либо приходило в голову людям, как мечта, как сказка, рано или поздно осуществлялось. Вспомни ковры-самолеты, сапоги-скороходы, блюдечко с наливным яблочком – предтечу телевизора, гусли-самогуды… Жизнь после смерти – тоже одна из сказок, моя милая, притом самая древняя. Разве нет? Это та последняя загадка, которую я разрешу уходя…

Софи нежно покачивала прижавшуюся к ней Динку. Крыс уложил тяжелую морду на ее туфли и смешно вздыхал. Вера Антоновна, поджав губы, заявила:

–А все ж таки картины стащили, что б ты тут не говорила!

Софи грустно заметила:

–Об одном жалею – хотела их Диночке на память оставить. Нинушкина правнучка, ты ж понимаешь…

Вера Антоновна сморщилась, будто уксуса хлебнула, и отвернулась. Элечка ахнула. Наталья поджала губы. Петя растерянно пробормотал:

–Диночке?

Электрон рассмеялся. Тамара с Машей изумленно переглянулись. Лелька запротестовала:

–Да что вы! Мы бы не взяли! Музейные полотна! Нет-нет-нет.

–Глупости говоришь,– недовольно буркнула Софи.– Не музейные полотна, а весьма средние эскизы. Так их сам Левитан оценивал, дед вспоминал. А что имя… Ну, Левитан, и что? Такой же человек как ты или я. Вон, Диночка, может, не хуже писать будет.

Софи встала, подошла к двум детским рисункам, долго всматривалась в них. Лицо ее просветлело. Она задумчиво пробормотала:

–Душа вложена, фантазия, вот вам и настоящее искусство. А холодное мастерство художника в наши дни… Зачем? Когда есть фотография?

Софи провела пальцем по картону, улыбнулась рыбе-солнцу, обернулась к гостям и весело воскликнула:

–Ничего! Три оставшихся работы Левитана не пропадут. Веруся уже отнесла их в банк. В две ячейки положила. В одну – для Лели с Диночкой и Тамары, в другую – для Наташеньки.

Лелька схватилась за покрасневшие щеки. Наталья побледнела и отвернулась. Электрон зааплодировал. Элечка смотрела зло, глаза ее неприятно посветлели. Рассеянный взгляд Пети блуждал по комнате, ни на чем подолгу не задерживаясь. Маша восхищенно глазела на подруг.

Тамара пролепетала:

–Не нужно мне, честное слово не нужно, я в этом не понимаю ничего, вот Лелька, она…

–Это в память о Нинуше,– строго перебила Софи.– Ты на нее похожа, детка. На молодую. Вылитая Нинуша, поверь мне. И характер такой же. Упрямая!

Тамара потрясенно молчала. Софи печально пояснила:

–Если б не Нинуша, я бы в блокаду продала крымский пейзаж. А может и остальные следом ушли бы. Она не позволила, да! Карточками поделилась, свои-то я, ворона эдакая, потеряла. Жизнь мне тогда подруженька спасла. И картины эти. Я Нинуше еще в сорок первом обещала: умирать буду, внукам твоим крымский пейзаж оставлю. Пусть знают, что бабушка для них сберегла. А ты – не возьму. Молчи уж!

Элечка обиженно сказала, глядя в сторону:

–Честным людям всегда не везет!

–Это кто ж тут нечестный?! – подскочила Наталья, лицо ее мгновенно залилось краской.

–Не я ведь,– хмыкнула Элечка.

–Право же, – неопределенно пробормотал Петя, – зря ты так…

–Как? – с любопытством спросил Электрон.

–Так… так резко, – помявшись, буркнул Петя.

Маша стукнула ладонью по столу и почти восхищенно заметила Лельке:

–Глянь, они нас сейчас по земле размажут! Ущемленные мои! Честные-пречестные! Лучше бы сознались, кто картины из гостиной умыкнул!

–Это ты на кого намекаешь, лахудра?!– взвизгнула Элечка.

–Скажу прямо,– фыркнула Маша. – Троих человек, нет – четверых, я полностью исключаю. Однозначно, как говорит мой любимый Жириновский.

–Это кого? – заинтересовался Электрон, его зеленые глаза откровенно смеялись.

–Не тебя,– огрызнулась Маша.– Лельку, Томку, себя и Динку, понял, нет?

–А мне за что ж такая немилость?

–Не люблю красивых! Пусть и мужиков,– фыркнула Маша. – К чему мне конкуренты?

–Спасибо за комплимент, и все же?

–А я тебя знать не знаю!– жизнерадостно объявила Маша. – А их – как себя, родную, и всю насквозь честную-пречестную!

–Честную,– прошипела Эльвира.– Не верится что-то.

–Вот-вот,– кивнула Маша.– Я о том же. Не хочу, чтобы даже ты, кудельки с кудряшками, принимала меня за вора. Так что кайся, укравший! Мы простим!

Петя, Наталья и Эльвира смотрели настороженно. Электрон по обыкновению смеялся. Тамара с Лелькой все еще не могли прийти в себя от шока: они увезут домой по эскизу Левитана.

Каяться никто не хотел.

* * *

После завтрака Лелька сказала, что ей срочно нужно кое-куда сбегать. На пару часов, не больше. Вот сейчас сходит, примет душ, а потом быстренько на вокзал.

Машу удивить трудно. Она лишь кивнула. Зато Тамаре такое Лелькино заявление совсем не понравилось. Призрак еще одного племянника, чумазого и наверняка вороватого с пугающей скоростью обрастал плотью.

Оставалась единственная надежда – маленький бродяга не появится на вокзале. Забудет время, номер вагона, что-нибудь перепутает, или старик не пустит – тоже причина.

Тамара грозно сдвинула брови: сама Лелька ей в своих похождениях так и не призналась. Не знала, что Тамара все видела и слышала. Лицемерно заверила, что они с Динкой рассвет встречали. Это в белые-то ночи!

Ничего, сейчас запрыгает. Или пусть раскалывается. И про альбомчик, альбомчик расскажет! То-то Софи обрадуется, как узнает, что он пропал. Правда, она, кажется, подарила его Динке…

И все равно – так врать!

Тамара отбросила в сторону Гоголя и насмешливо поинтересовалась – что именно старшая сестрица забыла на вокзале? Или она не купила заранее обратный билет? Странно-странно…

Маша, которая точно знала, что ОДИН билет до Череповца Лелька купила, озадаченно покосилась на подругу: и правда, зачем ей на вокзал?

Тамара злорадствовала: Лелька чувствовала себя явно не в своей тарелке. Откровенно врать старшая сестрица никогда не умела, поэтому сейчас краснела и бормотала невнятно, что билет ей нужен детский. Она… она просто не хочет спать с Динкой на одной полке. Деньги у нее есть, зачем им тесниться?

Наивную Машу ее объяснение вполне устроило, а Тамара горестно вздохнула: выкрутилась. Вот вам и честная-пречестная. Вроде и соврать не соврала – не придет Сергей, она Динку на его место положит – и правды не сказала.

Тамара переживала свое поражение, а Лелька шепотом давала Маше последние наставления. Значит, она через полчаса уедет на Ладожский вокзал, а Маше придется – это очень важно…

Тут Епифанцева выглянула в коридор и мстительно улыбнулась. Всплеснула руками и завопила на всю квартиру:

–Ты все же ее вычислила, голубушку?!

Проходившие мимо Наталья с Элечкой переглянулись, заглянули в комнату и вопросительно уставились на Лельку.

Тамара разозлилась: опять клоунада, надоело! Схватила книжку и выбежала вон. Предварительно покрутив пальцем у виска.

Лелька оглянулась на незваных гостей и пролепетала:

–Кого?

Маша бросила прокурорский взгляд на Наталью с Элечкой и решила накала не снижать. Пугнуть двух каракатиц как следует. Заслужили!

Она сузила глаза, склонилась к Лелькиному уху и прошипела так, что услышали бы и из коридора:

–Убийцу!

И по-детски искренне порадовалась эффекту.

Да она талантлива! Может, шепнуть Ваньке, чтобы пристроил ее на сцену? Мог бы, таракан рыжий, расстараться и прикупить для единственной и горячо любимой жены какой никакой театрик…

Эффект действительно впечатлял: Элечка позеленела и отпрянула в сторону. А Наталья ухватилась побелевшими пальцами за косяк и, заикаясь, пробормотала:

–К-какого уб-бийцу? При ч-чем т-тут убийство?

Мимо прошли Электрон с Петей, но в комнату заглядывать не стали. Электрон лишь приподнял левую бровь, услышав Наташины слова. А Петя покачал головой.

Зато Лелькино лицо стало ледяным, и Маша искательно улыбнулась подруге. Она вовсе не хотела погубить расследование. А в том, что оно ведется, Маша ни капли не сомневалась. Нужно знать Лельку!

Понятно, двух дурочек необходимо срочно успокоить. Пока они не переполошили весь дом. Пусть считают, что речь вообще не о Питере. Может, о Череповце?

Маша посмотрела на перепуганных девиц и передумала: ломать собственную игру? Из-за этих фифочек?!

Она хмыкнула, поманила пальцем Элечку с Наташей и прошептала:

–Я не в курсе. Двое лишь знают.

–Кто?– едва шевельнулись побелевшие губы Элечки.

–Кто?– выдохнула Наталья.

–Лелька и…

–А второй?! – глаза Натальи стали огромными.

–Сам убийца!

И тут Лелька все испортила. Дернула Машу за волосы и укоризненно воскликнула:

–Маша, как тебе не стыдно пугать девочек? Что ты несешь?!

–Сов-соврала?– пролепетала Наталья.

–Ну конечно!

А Элечка всхлипнула и убежала.

* * *

Маша мерила шагами маленькую Тамарину комнату и озабоченно бормотала:

–Хорошенькое задание – запоминать абсолютно все, что произойдет именно на этих квадратных метрах. Поименно и поминутно. Причем лучше записывать, чтобы не забыть. И ни на шаг отсюда!

Маша споткнулась и окинула взглядом свое временное пристанище. Оно вдруг показалось совсем маленьким и тесным.

Тюрьма! На целых два часа!

Выглянувшее утром солнце снова скрылось, и Маша затосковала: точно тюрьма. Лелька с ума сошла – что за дурацкое поручение?

Как назло в комнате пусто, Маше даже некому пожаловаться на жизнь. И сумка с драгоценным блокнотиком осталась в ее спальне. И косметика. И тряпки. И стихи Осипа… как его… э-э… Ман-дель-шта-ма забыты на столе.

А ведь Маша его, Мандельштама – изумительно заумное имя! – вечером специально извлекла из шкафа. Чтобы Томке нос утереть. Час на полках рылась в поисках экзотики. Даже расцеловала книгу, как нашла. И стих вызубрила с первой страницы, чтобы никто и усомниться не мог – не для кокетства томик у Маши.

Как там? Э-э-э…

 
—«Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука…»
 

Маша планировала: Журжина Цветаеву перед сном читать начнет или Гоголя – умная, видишь ли! – а она, Маша, перед ее физиономией, будто случайно, своим Мандельштамом помашет.

Пусть утрется, мышь серая! А то взяла привычку честных людей «Мертвыми душами» пугать.

Без заветного Мандельштама Маша почувствовала себя окончательно осиротевшей. И никому не нужной. И потрясающе тупой.

Маша ничком бросилась на тахту: и что она здесь делает? Одна? Ничего непонимающая и несчастная?

Как назло, Динка с Крысом где-то болтались. Наверняка у Софи. Чирикали о своем. И Томка, зараза, испарилась. Сто процентов – где-то Смуглому глазки строила.

Маша немного пострадала, пожалела себя, любимую и всеми забытую-заброшенную, и поплелась к столу. За ручкой и бумагой. Раз Лелька велела записывать, пусть читает!

Маша сгребла в одну стопку Динкины шедевры и решила, что задание почти выполнено. Рабочее место готово. Осталось начать. И кончить.

Она поморщила лоб, высунула язык и написала: «Дневник Маши Епифанцевой. За одно единственное число, за сегодняшнее. Проба пера.»

Маша подумала, что теперь никто не удивится, если случайно наткнется на ее каракули.

«Имею я право вести дневник? Само собой. И пусть рискнет жизнью тот, кто усомнится вслух!»

Маша пожевала ручку и добавила строчкой ниже: «Может, у меня талант? Буду писать все, что со мной произойдет. Даже если пукну.»

Маша поставила точку и засомневалась. Вдруг показалось, что последнее слово звучит как-то…

Ну не произносят интеллигентные девицы таких выражений! Бедняжки и знать не знают, что они существуют. И если им придется… э-э…

Тут Маша решила срочно исправиться и забыть грубые слова. Она вымарала последнее предложение и похвалила себя: растет на глазах!

В комнату никто не приходил, и Маша заскучала. Открыла пошире дверь: может так кто-нибудь купится?

Вернулась к столу и записала: «Открыла дверь.»

И чуть не выругалась вслух, забыв о приличиях: по коридору кто-то промчался. И она не успела тормознуть. И понять – кто именно такой шустрый. Ну что за невезуха?

По счастью, Машино одиночество подходило к концу. Минут через пять гости пошли потоком. Маша едва успевала вести учет.

Для начала в комнату заглянул Электрон и поинтересовался, куда исчезли остальные. Маша ехидно улыбнулась и уточнила:

–Ты имеешь в виду Томку? Так она где-то здесь болтается.

И возмущенно хмыкнула, когда Смуглый исчез: чем его приворожила Журжина? Эта мышь серая и краситься-то толком не умеет!

Затем прискакала Динка, сбросила все свои рисунки на палас и звонко закричала:

–Петь, я готова!

Они с Кроликом битый час рассматривали Динкины акварели. И Петр повесил на стену те, что были наклеены на картон. В «художественном беспорядке».

Маше не понравилось: лучше бы рядком.

На пороге появилась бледная Элечка. Немного понаблюдала за присутствующими, но заходить не стала. Вздохнула и убежала.

В отличие от нее, Наталья в комнату зашла. Постояла за спинами Динки с Петром, с откровенной брезгливостью всматриваясь в рисунки и пытаясь что-то понять. Поджимала губы и качала головой.

Труд оказался непосильным. Наталья пожала плечами, что-то проворчала и неохотно ушла.

Маша видела: ей явно нечем заняться. И пригласи она Воблу поболтать, та с удовольствием бы задержалась.

Но Маша не могла. Лелька ей строго-настрого велела оставаться только наблюдателем. Безмолвной видео-камерой.

Где-то хлопнула дверь, и Машины глаза округлились от возмущения: «А если я захочу в туалет?! Ну Лелька и садюга!»

Все случившееся уже записано, и Маша обернулась к двум любителям искусства. Других объектов в поле зрения все равно не имелось.

И хмыкнула: ну, эти тут надолго! Раз Динка приволокла из ящика с игрушками еще два альбома. Уже Ритины. И гордо сгрузила Петру на колени.

К Машиному изумлению, кролик ушастый не возражал. И даже заявил, что с удовольствием посмотрит и остальные альбомы. Мол, в прошлый раз Диночка ему показывала один… Кажется, там на обложке ласточки были. Или чайки?

Динка покраснела и почему-то замотала головой, но сказать ничего не успела. В комнату забежала Тамара, заглянула в шкаф, потянула с полки свитер и вдруг обернулась к Маше и спросила:

–Лелька еще не уходила?

–Куда? – глупо спросила Маша.

–На вокзал.

–Ну ты даешь – не уходила. Она еще не пришла!

–Не пришла? Еще?– прошептала Тамара.

Вытащила из шкафа Лелькину сумочку, заглянула в нее и вынула кошелек. Затем паспорт и Динкино свидетельство о рождении. Озадаченно посмотрела на документы, на деньги и пробормотала:

–Без них на вокзале делать нечего.

Маша сдвинула брови и раздраженно воскликнула:

–Хочешь сказать – она еще в ванной?

–Н-наверное.

Маша шарахнула кулаком по столу, и листок с ценными наблюдениями мягко спланировал на пол. Маша этого не заметила. Она была вне себя.

Столько времени тут страдает! Протирает задницей стул! Скрипит пером! Карябает всякую чушь, параллельно работая над слогом – вся страница исчеркана! Молчит, будто ей язык удалили! А Лелька, бессовестная, до сих пор нежится в ванне! Душ она, якобы, собралась принимать! Это ж сколько времени…

Маша открыла рот: да уже добрый час прошел. Половину назначенного срока она, Маша, считай, отбыла. А… а получается, он еще и не начинался, срок ее?!

Маша странно хрюкнула, покраснела и пулей вылетела из-за стола. Перепрыгнула через стопку Динкиных драгоценных рисунков, через ноги Ушастика, пнула неудачливого пупса и помчалась вытаскивать Лельку из воды.

Маша была в таком гневе, что даже не обратила внимания – дверь ванной закрыта снаружи. И выключен свет.

Машинально распахнула ее, влетела в крошечное помещение и едва не упала, споткнувшись о что-то.

Тамара, бежавшая следом, включила свет, и обе девушки закричали от ужаса: перед ними лежала Лелька. С разбитой головой.