Текст книги "Фишка (СИ)"

Автор книги: Галина Голубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

    Конечно, Женька быстро растаял, всячески успокаивал и утешал бедную Любаню и взял ее под свою опеку. Помогал по дому, снабжал продуктами, гулял с ребенком, покупал ему игрушки и находил мыслимые и немыслимые способы подработать, чтобы иметь возможность помогать им. Но однажды пришел к ней с целой сумкой провизии и застал у нее на кухне мужика в одних трусах. Он сидел за кухонным столом в тапочках бывшего Любаниного мужа, одетых на босу ногу, и с шумом наворачивал окрошку.

    – Это Петя, – пояснила Любаня, – пришел помочь мне, полочку повесить.

    – Ну и как, повесил? – подчеркнуто спокойно спросил Женька.

    – Повесил, – с вызовом ответила Любаня.

    Женька оставил пакеты с продуктами и ушел.

    Вечером он напился, а на следующий день запретил себе даже думать о Любане, а Димке говорить с ним о ней.

    Запретить-то запретил, но Димка видел, как ему было больно.

    Специалист по полочкам прожил у Любани недолго. Она его сама прогнала – работать не хотел, перебивался случайными заработками, да и те тратил только на себя. Но по слухам, которые Женьку, конечно же, интересовали, Любаня одна не оставалась. Правда, все так же ненадолго.

    Но однажды они встретились. Совершенно случайно, как посчитал Женька. И надо же было такому случиться именно тогда, когда Женьке понравилась, наконец, девушка, которая пришла к ним работать после окончания института.  Димка видел ее, и ему показалось, что это не она понравилась Женьке, а, скорее, он ей. Миловидная, не по-современному скромная, но, по сравнению с Любаней, несколько болезненного вида.

    Димка вообще обо всей этой ситуации имел свое мнение. Так, он абсолютно не поверил в то, что Любаня встретилась Женьке совершенно случайно. Наверняка до нее тоже дошли кое-какие слухи о нем. Но, тем не менее, Женька воспылал к ней новой страстью.

    Еще бы! Любаня с рыданиями молила его о прощении, называла себя мерзкой предательницей, говорила, что ей ничего от него не нужно, кроме того, чтобы он не думал о ней плохо и не отталкивал от себя...

    Женька, конечно же, все простил. Мало того, опять начались ухаживания, подарки, которые Любаня благосклонно принимала, а затем и длинные разговоры о будущем. Любаня горячо раскаивалась в своих поступках, признавала, что была неправа, говорила, что ребенку в первую очередь нужен хороший отец, а не эти мелькающие перед ним безучастные мужские морды. Убеждала, что они с сыном любят Женьку, никогда не забывали о нем и вообще считают его благородным человеком...

    Женька слушал, кивал, соглашался с ней, но молчал. Он часто и подолгу задерживался у Любани, как и раньше помогал по дому, покупал ребенку одежду, книжки, гостинцы, чему тот был очень рад, и давал Любане деньги на хозяйство.  Короче, вел себя как муж и отец ребенка. Но ни с какими переездами и обустройством не спешил. Любаня ни на чем и не настаивала, проявляла терпение и согласие со всем, что бы ни происходило. А когда Женька уже думал, что у них, наконец, будет настоящая семья, она вновь неожиданно вышла замуж.  Даже пригласила Женьку на свадьбу.

    – Ты мой самый близкий друг, – ничуть не смущаясь, сказала она.

    Димке больше всего было непонятно, как это Женька  прошляпил, что у Любани кто-то есть? Да еще и не однажды. Ведь не с Луны же сваливались эти женихи.  Неужели Женька был настолько ослеплен? Или это она такая ловкая?

    Хотя... Не зря, видно, Женька тянул время. Наверное, в глубине души все же ждал от Любани очередного сюрприза. Вот и дождался.

    А теперь Любаня опять одна. Развода пока еще не было, но и мужа уже нет. Не потому ли Женька и ездил в отпуск так далеко и так надолго? Боялся, что опять попадется на ее удочку?

    – Ты сам к ней пошел? – спросил Димка.

    – Да. Приехал, а в ящике полно записок. Во всех почти одно: «Я тебя жду, ты мне срочно нужен, нам надо серьезно поговорить». И записки такие... Не как всегда. Не ноет, но и не приказывает, как бывало. Любаня-то меня изучила лучше, чем я сам себя знаю. Видно, сейчас почуяла что-то. Мне тоже кое-что понять хотелось. Ну, я сразу и пошел. Все равно когда-то с этим разбираться придется.

    Женька замолчал. Димка с интересом смотрел на друга. Тон его был непривычным. Не таким, как раньше, когда речь заходила о Любане. Слышалась и ирония, и какая-то твердость, решимость, даже раздражение. И что-то еще, незнакомое, новое.

    – Выпьем, давай. За нас теперь, чтобы хватало на все сил и терпения, – предложил Женька, наполняя рюмки.

    Они чокнулись и выпили.

    Женька вяло ковырнул вилкой в тарелке, отставил ее и откинулся на спинку стула.

    – Представляешь, – вдруг горячо заговорил он, – вот она стоит передо мной, что-то рассказывает, объясняет, убеждает, а я ее почти не слышу. К себе прислушиваюсь. Вспоминаю, сравниваю и удивляюсь. Больше всего сам себе – да что же это такое со мной было? Столько лет! Как в угаре каком-то жил. Да и не жил, а словно спал и сон кошмарный видел. А теперь смотрю на нее и ничего не чувствую. Ну, того, что прежде. Внешность самая обычная, а тон капризный, амбициозный. Гонора выше крыши. Конечно, любить ее можно, но только нельзя ей давать собой пользоваться, не знает она предела. Да и рассчитывать на ответное чувство не стоит – ей любить не дано, не умеет она. Себя-то еще как-то любит, ну, так, по-своему, а к другим холодна, даже к собственному ребенку. И вот смотрю я на нее, а сам невольно свою бабушку вспоминаю. Ведь троих детей вырастила, а к старости никому не нужна оказалась, но все же осталась доброй.  Никаких у нее претензий нет, и только любит всех и до сих пор ждет. Все надеется, что когда-нибудь и в гости соберутся. Жалко так ее стало. Понял я, что есть все же человек, которому я действительно нужен и кто по-настоящему любит меня. Перевернулось во мне что-то. Оборвалось, лопнуло. А, может, переболел, выздоравливаю так.

    Димка слушал его, а сам все время думал о Ленке. Перед глазами возникало ее лицо, то смеющееся, то задумчивое. А в душе шевелилось неясное беспокойство, почти тревога.

    -... Короче, сыт я, кажется, своей любовью по горло. Захотелось уже окончательно выздороветь. Но тебе кайф портить не хочу, – добавил Женька, уловив, что его друг заметно погрустнел.

    – Допьем, что ли? – кивнул Димка на бутылку, не желая больше думать, отчего это ему так не по себе.

    Среди ночи Димка внезапно проснулся. Ему приснилась Ленка, их прощальная ночь и ее последний взгляд через окно его гостиной. И Димка вдруг понял, отчего в нем поселилось и растет беспокойство: его тревожили последние разговоры с Ленкой. Ее тон изменился, и не заметить этого было нельзя, как бы она ни старалась. А она старалась. Чувствовалось, что сдерживает себя, и Димку это настораживало. Было в ее голосе что-то похожее то ли на смущение, то ли на горечь, то ли на обычную усталость. Димка пытался ее расспрашивать, но Ленка отнекивалась, говорила, что ему просто кажется. А иногда ссылалась на то, что у нее много работы, новых впечатлений и сложностей и что-то бормотала про разность часовых поясов. Димка ей не возражал, даже сам пытался успокоить и ее, и себя, объясняя состояние Ленки трудностями адаптации. Но ведь сначала было не так.

    Первую неделю они разговаривали каждый день. Звонил в основном Димка.  Говорил, что скучает, что ему так ее не хватает, что не ожидал, что без Ленки все стало неинтересно. И все время расспрашивал ее о самочувствии.

    Ленка счастливо смеялась в ответ, говорила, что все нормально, только вот ночью никак не может уснуть, а днем клюет носом. Но все относятся к ней с пониманием, многие сами это проходили и поэтому работой ее пока сильно стараются не нагружать. Но она все же пытается поскорее вникнуть, втянуться, тем более что все здесь с готовностью помогают ей и опекают ее.

    Димке все было интересно знать. Он расспрашивал ее о коллективе, особенно о том, какой он – мужской или женский и каков возраст работников. Ленка отвечала, что почти все молодые, женщин и мужчин практически поровну, и среди них в основном семейные пары, которые работают здесь уже давно. Ей было даже удивительно, что она сюда попала.

    Дней через десять Ленка совсем освоилась и даже звонить стала сама. Узнала, что она имеет право на сколько-то там личных звонков за счет фирмы.  Признавалась, что тоже скучает, хочет оказаться хоть на несколько минут у себя дома и не переставала удивляться тому, что она, уснув в самолете, через несколько часов проснулась уже в другой, далекой стране. Говорила, что порой не знает, что принять за сон – то, что было, или то, что происходит сейчас.

    Димка ждал этих звонков, ловил каждое ее слово и очень эмоционально реагировал на любую информацию, исходившую от Ленки. Ему важно было все, что она рассказывала, каждая мелочь – он старался ничего не упускать.

    Она описала ему дом, который арендовала ее фирма для своих сотрудников и в котором она теперь жила – большой и красивый особняк в три этажа с зимним садом и бассейном, громадный охраняемый участок с парком, вышколенную обслугу, состоящую в основном из американцев, и свою просторную, но уютную квартирку с застекленной лоджией.

    А потом был разговор, когда Ленка сообщила, что уже приняла все дела и что те, на смену кому она туда поехала, устраивают вечеринку и затем сразу улетают в Европу в отпуск. Это означает, что когда они вернутся, ее командировка закончится.

    Меняться все стало именно после этого разговора. Ленка дня три не звонила, и Димка, не выдержав, позвонил сам. Он почему-то решил, что она заболела. Но Ленка чувствовала себя нормально, только была какой-то притихшей и то ли растерянной, то ли смущенной, разговаривала односложно, и Димке даже показалось, что она чем-то расстроена.

    Он не стал ее долго мучить и перезвонил через пару дней. Однако и этот разговор был не намного лучше. Димка словно клещами вытягивал из нее слова, но узнал только то, что оба отпускника уже уехали, и Ленке приходилось теперь работать за двоих, поэтому она сильно устает и не высыпается. Может, оттого и вялая такая? Димка сразу принялся ее утешать – адаптация у некоторых людей проходит длительно и тяжело... А Ленка благодарила его, но, как бы между прочим, сказала, что не стоит звонить так часто: ему это дорого обходится, а ее немного отвлекает и расстраивает. Даже предложила попробовать переписку – не так уж долго идут эти письма, зато как романтично. Да и написать в них можно намного больше и интереснее. Ну, а там, глядишь, и командировка ее закончится.

    Димка встал с постели, тихонько, стараясь не разбудить родителей, прошел на кухню, заварил себе чай и задумчиво уставился в ночное окно.

    Нет, ну он же помнит, как они разговаривали каждый день, взахлеб обменивались своими маленькими новостями, и он чувствовал, что она тоже скучает по нему, и что душа ее рвется обратно. А теперь... Такая огромная разница! Разговоры стали реже, короче и намного прохладнее. Ленка о себе уже ничего не рассказывает, а все только о работе. В чем же дело? Может, и правда такая трудная адаптация? Смена часовых поясов, климата, образа жизни, окружения и много еще чего, о чем Димка, возможно, и не догадывается? Или все намного проще: с глаз долой – из сердца вон? А, может, в сердце у нее и не было ничего? Бывает же так. Вон, как у Женькиной Любани.

    Димка невольно улыбнулся. Да их даже сравнивать нельзя! Нет, у Ленки, возможно, просто нервы расшалились от всех этих перемен. Может, она тоже переживает, как и он.

    «А что? – подумал вдруг Димка. – Может, она считает, что пока она там, я тут с кем-то... Она же не знает, что кроме нее мне никто не нужен. Что я ее люблю!  Черт! Да я завтра же... – Димка от досады чуть не стукнул кулаком по столу. – Да-а, как представишь себя на ее месте... Незнакомая страна, все другое – пища, вода, климат, наверное. Да и люди тоже, условия, что там еще. А в работе какая ответственность! Да и разница во времени... Конечно, трудно ей, женщина все-таки».

    А он тут сидит и выдумывает что-то. Да она нуждается в элементарной поддержке. Вот он возьмет и в самом деле напишет ей огромное письмо. И все ей расскажет: и какая она необыкновенная, и как он скучает без нее, как ждет  встречи и как ее любит. Да-да, ведь это правда, он давно уже не сомневается в этом.

    Но любовное письмо, даже письмо вообще, оказалось не таким простым делом, как думалось сначала. Димка несколько раз начинал писать, но тут же рвал лист.  Уже самая первая фраза никак не давалась ему. «Здравствуй, Леночка!», «Дорогая Леночка!», «Леночка, привет!», «Милая Леночка!», «Любимая моя Леночка!» и множество других вариантов так и остались пока в проекте. Димка решил, что сначала просто напишет письмо, а потом  по его духу подберет и подходящее приветствие.

    Он добросовестно написал целую страницу, перечитал ее и схватился за голову.

    «Черт! Это же метеосводка, а не письмо к любимой девушке».

    Ну, да, на дворе уже октябрь, и листья опали, и дожди начались... Нет, не получается у него с письмом. Надо же! Оказывается, книгу и то было легче написать. Нет, уж лучше звонить. Даже если Ленка и будет недовольна. Просто, действительно, не стоит это делать слишком часто, отвлекать ее от работы. А если бы вот так его дергали? Ну, правда, если б звонила Ленка... Но сказать ей, что любит, он может и по телефону. Вот только соберется с духом. И так, чтобы это к месту было. Может, уже в выходные. В воскресенье. Чтоб не отвлекать Ленку от работы.

    И Димка с облегчением выбросил порванные листы в мусорное ведро.

    А в субботу Зойка собирала вечеринку. Домашнюю. Праздновала день рождения.

    Она пригласила все отделение. Семейных позвала даже парами. А когда подошла к Димке, смущенно призналась:

    – Мне так у вас тогда понравилось, Дмитрий Вадимович. Такая обстановка теплая, свободно, весело, все свои. До сих пор вспоминаю. Я пока не в своей квартире живу, но мне тоже так хочется, без посторонних. И готовлю я вкусно.  Приходите.

    – Спасибо, Зоя, – ответил Димка, а сам подумал: «Да у меня как раз половина посторонних и гуляла. И откуда только эти самые свои их привели? Я тоже до сих пор вспоминаю».

    Вспоминал Димка часто, но не вечеринку, а то, что было потом. Ведь именно тогда у них с Ленкой все и началось.

    Идти не хотелось, но отказаться было неудобно: коллеги могли подумать, что он не хочет с ними общаться в неформальной обстановке.

    Зойка снимала двухкомнатную квартиру недалеко от их больницы. Под вечеринку отвела комнату побольше, но уже с порога пахло банкетом: квартира была украшена воздушными шариками и блестящими ленточками серпантин.  Зойка расстаралась: посреди комнаты стоял украшенный цветами длинный праздничный стол, который ломился от еды, напитков и фруктов. На тарелках для гостей белоснежными пирамидками возвышались накрахмаленные льняные салфетки, а вдоль стола по самому его центру в ожидании своей очереди выстроились разноцветные свечи в декоративных подсвечниках.

    Гости, и в самом деле, были все свои, разве что из семейных пар Димка кое-кого не знал. Но в остальном получилась настоящая корпоративная вечеринка, только по-домашнему. Но совсем не то, что было тогда у Димки. Да и Зойка была полной противоположностью той, которую он увидел у себя. Ну, просто букет из скромности, воспитанности и этикета.

    Вообще-то вечер удался. Произносили тосты, пили, закусывали, танцевали и наперебой рассказывали медицинские анекдоты и курьезные случаи из своей врачебной практики. Короче, веселились.

    Но Димка скучал. Ему даже взгрустнулось. Он опять вспомнил свою вечеринку

и, конечно, Ленку. И образ ее уже неотвязно находился рядом, что бы он ни делал.

    Когда гостей опять потянуло на танцы, Димка почти демонстративно уединился, взяв в руки какой-то журнал, и с самым серьезным видом стал его изучать. Он листал его до самой чайной церемонии, до чая с тортом, испеченным самой Зойкой. Это был знак, что вечеринка подходит к концу. А когда приглашенные стали постепенно расходиться, Димка даже испытал чувство облегчения.

    Провожая гостей, Зойка с милой улыбкой подносила каждому на посошок шампанское. Предложила и Димке наполненный шампанским фужер, предлагая чокнуться с ней. Он еще раз поздравил Зойку с днем рожденья, чокнулся с ее бокалом и выпил.

    Проснулся Димка под утро. Голова была тяжелой. Он даже не сразу сообразил, что находится в Зойкиной постели и совершенной голый. Зойка спала рядом.

    От неожиданности Димка  резко сел и обхватил голову руками. Он был в ужасе.

    «Что вчера произошло? Как я здесь оказался? Есть ли этому  хоть какое-то объяснение? Не от холода же я сюда залез», – завертелись в голове панические мысли. Он поспешно вскочил и стал лихорадочно одеваться.

    – Ты уже проснулся? – вдруг сонно спросила Зойка. – Еще рано. Да и выходной.  Можно подольше поспать.

   – Мы что, были вместе? – хмуро спросил Димка, дрожащими руками застегивая пуговицы на рубашке.

    – Странно, – оскорбилась Зойка. – Ты разве не помнишь? А вчера совсем другим был, такой... Я даже не устояла.

    – Я что, напился? Мне казалось...

    – Так. По пьянке, значит? А я-то подумала... Это что у вас, у мужиков, принято так, говорить потом, что пьян, мол, был, ничего не помню? Я ведь не шлюха какая-то, чтобы со мной так обращаться, – повела атаку Зойка.

    – Зоя, извините, но я и вправду ничего не помню. Сам никак не пойму, что это такое со мной случилось. Никогда не бывало ничего подобного. Я и выпил-то совсем чуть-чуть.

    – Да ладно, – смилостивилась Зойка, – чего уж там. Я не в претензии.

    – Нет, в самом деле, простите меня. Может, со здоровьем что-то? Голова до сих пор словно не моя. А может, шампанское повлияло?

    – Бросьте, Дмитрий Вадимович, – перешла вдруг на «вы» Зойка, выбравшись из постели и стыдливо заворачиваясь в халат, – хватит извиняться, вы ни в чем не виноваты. Вы же не насильничали. Все было по обоюдному желанию. И, в конце концов, мы же не старшеклассники какие-то, мы взрослые люди. Не стоит воспринимать так трагически мимолетный секс. А я обещаю вам, что на нашей работе это никак не отразится. Хотите, я вам чай заварю?

    Димка отказался.

    – И все же извините, Зоя, вы славная девушка, но другого объяснения не нахожу. Наверное, я и вправду перебрал, – виновато сказал он и ушел.

    Но сам он не верил тому, что сказал. "Я ведь почти не пил. Как же тогда могло получиться, что мы оказались в одной постели и... Черт! – размышлял он, шагая

по хлюпающей под ногами октябрьской грязи. – Да неужели все было? Но я же ничего не помню. Совсем ничего. Ну почему? А если было? Тьфу, черт! Мерзость какая. А Ленка? Ленка! Черт! Черт!" – застонал Димка и опять схватился за голову. Голова гудела. Он даже будто слышал этот гул. И так хотелось спать! – "Неужели я всю ночь... ну, был с Зойкой? Хорошо, что сегодня воскресенье. Еще можно отоспаться. Черт! Скорей бы до дома добраться..."

    Проснулся Димка к вечеру. Отец работал в кабинете, мать на кухне гладила его белый халат к завтрашнему рабочему дню.

    – Как себя чувствуешь, сынок? – спросила она, внимательно вглядываясь в его лицо. Голос ее был не очень добрым.

    – Уже неплохо, – ответил Димка. – Кажется, перегулял вчера.

    – Да уж. Я всю ночь глаз не сомкнула.

    – Прости, мам. Я не нарочно. Так получилось. Наверное, захотел почувствовать себя взрослым. Я больше не буду, – попытался отшутиться Димка, но чувствовалось, что ему не до шуток.

    – Может, кефирчику? – пожалела сына Лидия Михайловна.

    – Да нет, спасибо. Я лучше по воздуху пройдусь.

    Он шел, не обращая внимания на моросящий дождь, и в голове его роились все те же назойливые мысли, а душу все больше распирало чувство вины перед Ленкой. Как он теперь сможет с ней говорить? А смотреть ей в глаза? Держать ее за руку? Черт! Он сам себе противен. Он не знает, что теперь делать. Может, Женьке позвонить?

    Но друг ничего ужасного в этом событии не усмотрел.

    – Я могу понять твои чувства, – сказал он. – Неприятно, угрызения совести и все такое. Могу. Но только если ты давал ей клятву верности, чтоб ни с кем ни-ни.   Да, ты порядочный человек, но пока не окольцован и не давал никаких обещаний, имеешь право выбора. Ты же свободный! Так что сильно не переживай.

    – Да не выбирал я эту Зойку, в том-то и дело. Даже под хорошим градусом не потянуло бы. А тут за весь вечер пара-тройка бокалов шампанского...  Непонятно. Может, патологическое опьянение? Все симптомы налицо.

    – Это что еще за ерунда?

    – Далеко не ерунда, вполне медицинское определение. Патологическое опьянение потому так и называется, что может наступить даже от небольших доз алкоголя. Начинается внезапно. Координация движений не нарушена, но поведение человека резко меняется. Могут появиться и агрессия, и страхи, и бредовые идеи, ну и прочее. Приступ короткий, всего несколько часов, и заканчивается глубоким сном. Кстати, сопровождается амнезией, – прочел короткую лекцию Димка.

    – А, я знаю. Это потеря памяти. Что, с тобой все это и было?

    – Потеря памяти, – вздохнул Димка, – я ничего не помню. И, между прочим, глубокий сон тоже был, я потом целый день проспал.

    – Ни фига себе! С чего ж такая хрень бывает?

    – Да уж бывает. Ну, недавние заболевания и травмы мозга в прошлом – это не ко мне. А вот бессонницы, переутомление, эмоциональное напряжение... Но не настолько же я слаб.

    – И что, ты теперь всегда?..

    – Нет-нет, повторно это случается крайне редко. Можно сказать, никогда.

    – Ф-фу, – выдохнул Женька, – а я уж испугался.

    Димка рассмеялся. Разговор с Женькой успокоил его. Они еще немного поговорили, а потом, не удержавшись, Димка все же спросил:

    – Жень, а у тебя было когда-нибудь так... Ну, чтоб с кем-то...

    – Было, – признался Женька. – Я еще тогда на Любаню сильно обиделся.

    – Так ты назло?

    – Да нет, назло не получится. Просто... Ну я же все-таки не Буратино, живой человек.

    – А-а, – Димка опять засмеялся. Теперь он мог не думать об этом случае.

    Но не думать о Ленке он не мог, а позвонить ей никак не решался. Тем более сказать ей теперь, что любит ее.

    Ленка позвонила сама. Она как будто и не заметила, что прошло уже три

недели со дня их последнего разговора, но голос ее был тихим и грустным.

    «Словно почувствовала что-то», – подумал Димка.

    Разговор получился вялым и коротким. Ленка сказала, что в Нью-Йорке холодная осень и часто идут дожди.

    – А у нас уже белые мухи летали, – подхватил тему Димка.

    – Ну, ноябрь все-таки.

    – Да, уже ноябрь. Но сейчас потеплело. Это тоже не всегда хорошо. Такую резкую смену погоды многие плохо переносят. Больных много... А ты как себя чувствуешь?

    – Мерзну что-то. Голова часто болит, и все время спать хочется.

    – Не надо терпеть головную боль. Следует принять таблетку и лечь в постель, -

тон у Димки, вопреки его желанию, получался заискивающим.

    – Я знаю, – протянула Ленка и замолчала.

    Сердце Димки сжалось.

    – Хочется домой?

    – Хочется, – чуть не плача ответила Ленка, – но... Командировку опять продлили.

    «Так вот почему она так расстроена!» – осенило Димку.

    – На сколько?

    – Пока на месяц, а что будет дальше – неизвестно.

    – Как это неизвестно? Ваши отпускники уже должны были вернуться.

    – Они уволились. Оба. Им сейчас ищут замену. Когда пришлют, тогда моя командировка и закончится. А пока...

    – Так ты там уже пятый месяц за двоих пашешь? – возмутился Димка. -

Это же безобразие! Что у вас за контора такая?

    – Ничего, я уже привыкла. Да и замену найдут быстро. Сюда многие просто мечтают попасть, но отбор строгий. Я все же надеюсь, что к Новому году буду уже дома. Это скоро, так что пока не пиши, а то письма могут опоздать.

    – А у меня с ними так ничего и не получилось. Пробовал, но... Не силен я в

этом. Лучше звонить.

    – Не надо, а то я расстраиваюсь. Сама позвоню, хорошо?

    – Хорошо, – согласился Димка, почувствовав вдруг, что у него словно гора с плеч свалилась.

    – Ну, пока?

    – Пока, Лен. Целую.

    – Я тоже, – совсем упала духом Ленка, и в трубке послышались короткие гудки.

    Кошки на сердце у Димки все же скребли, но он с облегчением подумал, что нескорый приезд Ленки ему на руку. Он дает время придти в себя и избавиться, наконец, от мешающего ему общаться с Ленкой чувства вины. А когда Ленка будет уже здесь, они начнут все сначала.

    День не заладился  с самого утра, хотя ничто не предвещало неприятностей.  Лидия Михайловна, как обычно, готовила завтрак мужу, а Димка, собравшись на работу, уже допивал свой чай, стоя у окна и любуясь тихо падающим снегом.

    – Земля уже покрылась снежком, – сказал он. – Красиво.

    – Растает быстро, на сырую землю снег ложится, – ответила Лидия Михайловна,

переворачивая сырник на сковороде.

    Внезапно серое небо осветила молния, и раздался гром. От неожиданности рука Димки дрогнула, и на рубашке расплылось темное мокрое пятно.

    – Черт! – воскликнул Димка.

    – Дмитрий! – строго сказала мать, но, оглянувшись, всплеснула руками: – Надо быстрее переодеться, а то на работу опоздаешь. Пойдем, я тебе другую рубашку дам. Надо же, – добавила она, – это к какой-то нечаянности.

    – К чему?

    – Ну, к неожиданности какой-то. И гром, когда идет снег, тоже что-то означает.

    – Мам, ты что, в приметы веришь?

    – Верю – не верю, но знаю, – улыбнулась Лидия Михайловна.

    – К хорошей неожиданности?

    – Это кому как повезет.

    Димка в приметы не верил, но мысленно перебрал всех своих больных, оценивая их состояние, а заодно на всякий случай положил бумажник во внутренний карман пиджака.

    Но неожиданность подстерегала его с другой стороны.

    В вестибюле больницы его поджидала взволнованная Зойка.

    – Дмитрий Вадимович, мне надо с вами поговорить, – сказала она, увлекая его в самый дальний угол.

    Новость Димку ошеломила.

    – Как же так? – растерялся он. – Ты не ошиблась?

    – Тесты показали, – сказала Зойка.

    – Но ведь прошло всего ничего, чуть больше месяца. Ты уверена?

    – Тесты показывают и меньший срок.

    – Ну, это даже хорошо. По крайней мере, еще есть время все поправить.

    – Нет, – решительно сказала Зойка, – я на это не пойду. Я боюсь. Я же врач, знаю, что бывает после первого аборта. Я не хочу рисковать своим здоровьем. К тому же и резус у меня... Да и не по-божески это... Ну что мне теперь делать? – Зойка отвернулась и заплакала.

    – Не знаю. А от меня ты что ждешь?

    Зойка молчала и тихонько всхлипывала.

    – Ну, для начала ты хотя бы успокойся.

    – Да-а, на меня теперь всю жизнь в деревне пальцами показывать будут.  Заклюют все. И родные, и соседи. Да и ребенка обзывать будут. Скажут, нагуляла.

    – А, кстати, ты уверена, что это именно я?..

    – У меня же никого больше не было, – чуть не в голос зарыдала Зойка.

    Димка оглянулся и посмотрел по сторонам, но на них никто не обращал внимания.

    – Так. Во-первых, возьми себя в руки, – решительно сказал он, – мы все-таки на работе. А, во-вторых, нельзя обсуждать такой серьезный вопрос вот так, на бегу.  Прежде чем принять какое-то решение, мне надо хорошо подумать. Честно говоря, я в шоке. Сейчас могу обещать только то, что затягивать с этим не буду.

    Зойка молча кивнула.

    – И я очень надеюсь, что никто не будет знать о нашем разговоре и вообще об этой истории.

    Зойка опять кивнула и первая пошла в раздевалку.

    – Да, это уже не шутки, – сказал Женька, когда Димка пришел к нему со своей бедой.

    – У меня ощущение, что моя жизнь остановилась. Дальше я должен жить не так, как сам собирался, а так, как нужно кому-то другому, причем, совершенно чужому мне человеку, – сокрушался Димка. Я не хочу ее даже видеть, а не только жить с ней. Я люблю Ленку. Черт! О Ленке я теперь должен вообще забыть. Жень, я не знаю, что мне теперь делать. Это тупик.

    – Не паникуй. Выход есть из любого положения, надо только его найти. У меня

хоть и небольшой опыт, но все же есть. Самое важное, что я понял, это то, что в большинстве своем женщины лживые, коварные и хитрые. Они такие фишки умеют проделывать! Вот, Любаня. Кто бы мог подумать, что такая простушка и милашка может подобные фортели выкидывать? Так, оказалось, что и это еще не все. Она мне как-то в порыве откровенности призналась, что ее первый муж узнал, что их ребенок не от него, потому ее и оставил. И еще посмеялась, что по статистике чуть ли не треть мужиков не знают, что воспитывают чужих детей. Так что и ты смотри...

    – Да она вроде не из таких. Не замечал, чтобы с кем-то гуляла или чтобы ей на работу звонили. Да и с пациентами, хоть и молодой врач, держится строго.

    – Вот-вот, врач, а так лопухнулась, – сразу вскинулся Женька. – Может, я и недоверчивый, но это тоже, знаешь, странно. Должна бы сообразить...

    – Я понял. Спасибо тебе, Женька. Хорошо, что ты у меня есть.

    – Да ладно тебе, – смутился тот.

    – А что ж я теперь Ленке-то скажу?

    – Это еще зачем? Да и что говорить-то? Ведь еще ничего не произошло. Так, одни переговоры.

    Димка прислушался к словам друга, и его решение созрело быстро.

    – Я понимаю, – сказал он Зойке, – чего ты ждешь от меня, но я не обязан за все отвечать один. В том, что случилось, есть хорошая доля твоей вины. Ты же врач! Ты не могла не видеть, в каком состоянии я находился, должна была хотя бы принять определенные меры. А если уж и допустила такое, что ребенок был зачат в нетрезвую ночь, то должна быть готова и к тому, что последствия могут быть самыми серьезными. И наверняка понимаешь, что и во время беременности, и во время родов тоже бывает всякое. Так что я не придумал ничего справедливее, как дождаться рождения ребенка. Если он родится здоровым, и подтвердится мое отцовство – да-да, не иначе, – то я обещаю, что не оставлю это дитя без отчества и фамилии. До этого я не могу на тебе жениться, поскольку нас сейчас не связывает ничего такого, ради чего я мог бы на это пойти: ни любовь, ни расчет, ни еще не родившийся ребенок. Пока, поскольку произошла не совсем понятная для меня случайность, я воздержусь от опрометчивого шага. И ты меня очень обяжешь, если и дальше до поры, до времени никто не будет знать ни об этой истории, ни о нашем уговоре.

    Зойке ничего не оставалось, как согласиться с ним и ждать. Димка же старался возможно меньше сталкиваться с Зойкой на работе, не говоря уже о совместных праздниках и других коллективных мероприятиях. А свой почти демонстративный отрыв от коллектива Димка объяснял нехваткой времени. «Пишу следующую книгу, – говорил он, – катастрофически не успеваю».