Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Гафур Гулям

 
Перо, пустой чуждайся фразы,
не отставай и не спеши!
Ты подчиняешься приказам
народа доблестной души.
 
 
Гераклу, связанному в яме,
подобен разум в путах тьмы.
Принес нам Ленин ясный самый
свет, озаряющий умы.
 
 
Ты наделен чудесной властью,
поэт, петь вольным языком.
Воспой же нам дорогу к счастью
и мудрый ленинский закон.
 
 
Когда с народом связь ослабла,
забудь о песнях и молчи.
Ищи в цветах полей и яблонь
от вдохновения ключи!
 
 
Не торопись, перо стальное, —
ты у народа в толмачах.
Я вижу небо над страною —
в горячих ленинских лучах.
 
 
Когда от жизни изобильной,
друзья, я смертью буду взят,
пусть над холмом моим могильным
перо, как знамя, водрузят.
 

1945

Перевод В. Луговского

 
Поры грозовой не забыть никогда,
пылающий бой
                         не забыть никогда.
 
 
Друзей, чьи сердца закалила война, —
всех призванных в строй
                         не забыть никогда.
 
 
Глаза, словно уголь, в котором сверкнул
огонь золотой,
                        не забыть никогда.
 
 
Победу добудем! Но наших друзей,
что спят под землей,
                        не забыть никогда.
 
 
«Им вечная слава! Да здравствует жизнь!» —
наш клич боевой
                        не забыть никогда.
 

1946

Перевод Н. Ушакова

 
Бесшумно падает снежок —
гусиный пух летит кружась.
Природы зимний сон глубок,
снег на твои ресницы лег,
вздохнешь – и он слетит тотчас.
 
 
Ручей оделся звонким льдом…
Слегка прищурясь, смотришь ты:
светло и празднично кругом,
гонимы легким ветерком,
летят снежинки с высоты.
 
 
Белы сады, земля бела.
Забудь, что здесь луга цвели,
снежинки вьются без числа,
как будто снежная игла
снует вблизи, снует вдали.
 
 
Кидают наземь облака
жемчужинок летучий рой.
Оделись ветки лозняка
прозрачной, хрупкою корой.
 
 
Как через сито снег частит,
и каждый кустик, каждый склон
сверкает, искрится, горит,
мерлушкой белой опушен.
 
 
Иль это девушка, шаля,
письмо возлюбленного рвет?
Нет, это первый снег идет,
сердца народу веселя.
 
 
И каплей масла в молоке
желтеет солнца круглый глаз.
С летящей мглой земля слилась,
огранки правильной алмаз
дрожит и тает на руке.
 
 
Окно закрыли звезды мне,
их много,
                 им потерян счет…
Весь мир в серебряном огне.
Пишу стихи я.
                        Снег идет.
 

1946

Перевод Т. Стрешневой

(12 ноября, 6 часов утра, 1946 г.)

 
Заря на темный небосвод живую краску льет,
Венера, ясная звезда, светлеет поутру.
И воробьеныш на стрехе готовится в полет,
и в ранних хлопотах снует старуха по двору,
и ото льда вода в арыке синяя с утра,
и побелели кудри трав от инея с утра.
 
 
Суворовцев высокий дом с асфальта подобрал
свою разостланную тень, и вновь светла панель.
И фанфарист: «Подъем! Подъем!» – надувшись, заиграл,
и Саша щеткой что есть сил шерстит свою шинель.
В весенней утренней заре такая бодрость есть.
И в маленькой его груди кутузовская гордость есть.
 
 
Лишь час назад начав свой путь на площади Ходры,
трамвай прогрохотал перед крыльцом у нас.
И круглый месяц, чтоб заснуть тихонько до поры,
с трибуны неба, побледнев, скатился и угас.
С «Текстиля» слышен бас гудка – настал работы срок.
И шум Бозсу издалека доносит ветерок.
 
 
Как длинный черный караван меж солнечных лучей,
плывет мазутный жирный дым, а хлебокомбинат
всю ночь без устали шумел, и от его печей
струится сытости, тепла и счастья аромат.
Угля трещат в печи торцы, уж хлебы подошли
В райпищеторге продавцы прилавки подмели.
 
 
Окутавший аэродром серебряный туман,
рыча, пропеллеры секут и режут на куски.
И самолетов косяки плывут из дальних стран.
Над изобильною землей пути их высоки.
«Снесите, соколы, от нас друзьям большой салам.
Москва? Кавказ? В счастливый путь летите, братья, к нам!»
 
 
Машины, раздвигая лбом сияющий рассвет,
гудят на весь Узбекистан, друг друга обходя;
и хлопок, бел, как горный снег, как яблоневый цвет,
плывет меж стен, на облака немного походя.
Для сбора хлопка горожан на помощь ждет кишлак.
Их провожают до полей Салар и Куркилдак.
 
 
Показывают три часа вокзальные часы,
с московской точностью состав доставил паровоз.
И путники спешат узлы поставить на весы.
С прибытием, друзья! Экспресс вас хорошо довез?
Широкогрудый город мой, встречай своих гостей!
Дорожную усталость их водою смой скорей!
 
 
Напротив дома моего – специалистов дом.
За этим вот большим окном живет мой друг Попов.
Минула ночь, а лампы свет не гас в проеме том.
Работе преданный, Попов ей жизнь отдать готов.
Заря сквозь музыку в окно вплывает, заалев,
сегодня за ночь музыкант из нот соткал напев.
 
 
Почти по-заячьи пуглив у акушерки сон.
Дремоту робкую у ней забота гонит с век.
Раздался вдруг младенца крик, – о, как прекрасен он!
Сегодня в ночь на белый свет родился человек.
С утра над городом плывет как бы далекий гром,
и в общий хор свой голосок принес родильный дом.
 
 
На улице поднялся шум. В чем дело? У Олмас,
смеясь, чернила пролила шалунья Хадича;
бегут учиться школяры, уже девятый час.
Я и не спал еще, а ночь дотлела, как свеча.
Дневное солнце поднялось на высоту копья.
И начинает пир труда рабочая семья.
 
 
Как поцелуя одного не хватит на всю жизнь,
так этот стих, что поцелуй, и сладостен и мал.
Но утра моего заря позолотила высь,
еще день жизни впереди, он только что настал.
Его сокровища трудом себе добуду я.
Писать стихи, писать стихи до ночи буду я.
 
 
Твоя заря, родной Ташкент, прекрасна для меня.
Как друг, ты примешь всё мое и мне свое отдашь.
Теплей весны твоя зима, а ночь светлее дня.
Я не сменяю ни на что тебя, мой древний Шаш.
Узбекистана красота, веселья чаша ты.
Востока светлое окно, столица наша ты.
 

1946

Перевод П.Шубина

 
Кем ты был,
                     кем ты стал,
                                         чем богата душа твоя?
О сердце, дай полный отчет,
                                                   ничего не тая!
Есть в крови твоей
                                    притязанье на первенство.
Радуга – твоя соперница.
Ты оспариваешь у нее
лучезарность,
                         сердце мое!
Как сияет, горит по весне
солнце в капле —
                                  солнце во мне!
Благодатна сладость жизни!
                                                   Она
и в крупице соли
                               заключена.
Ждет под снегом весну фиалка.
Спит земля, дыша тяжело,
спят снега на земле вповалку,
а ячмень, лишь станет тепло,
язычок свой вытянет,
                                         влаги жаждая.
Всё и вся – бытие,
клеточка каждая.
Скрыта в атомах мощность вулканов злая.
В электрический волосок
тайну рек
                вгоняет воля людская,
разноцветен
                       и одноцветный цветок.
Всюду жизнь – ее напряженье.
Сам покой – загадка движенья.
Среди размышлений,
                                       полных радости
                                                                   сокровенной,
тает ночь, —
                      я светлей не знавал ночей.
Излученьем действительности,
                                                        как лучами рентгена,
я пронизан весь
                            до мозга костей.
Триста биений сердца
                                      до Нового года.
Жизни равно
биенье одно.
Каждый кирпич
                           нами созданного
                                                         мира свободы —
это наша душа.
                          О мой мир,
                                              за твое торжество
я отдам свое сердце.
                                       Всё биенье его.
Новый год мы встречаем…
                                               В эту ночь друзья прилетели.
Старый год оставляет
                                           Новому году на память
очень многое —
                                 всё, что мы сделать успели.
Словно том недочитанный
                                              с павлиньим пером меж листами.
Пирамиды, сфинксы…
                                       Навои, Аристотель…
                                                                              и сонмы
древних песен —
                             не вечные образцы
                                                                достижений на нашей планете.
О дыханье современников,
                                                ты лишь одно способно
обновить на звезде нашей древней
                                                                   воздух тысячелетий!
О битва кровопролитная,
                                             в которой
                                                               мы победили,—
испытанье терпения
                                     и мужества
                                                             нашего стана!
Знамя
             каждой нашей дивизии
                                                     в силе
написать
                кровью павших
                                            тысячу новых дастанов?
Фархадгэса огни —
                                    как драконовых глаз
                                                                         горенье,
как сверкающий водопад.
                                               А берега Сырдарьи —
словно том
                     из собрания
                                          исторических сочинений, —
приходи и читай
                            от зари и до новой зари.
Счастье истинное —
та земля, где родился ты,
                                             где трудился
Мать, цветник, колыбель,
                                           мастерская твоя, пот со лба…
И могила твоя в день кончины твоей,
                                                      то, чем жил, чем гордился, —
вот она,
               мать-земля твоя…
                                              Совесть твоя и судьба?
На земле твоей
                              осуществлены
                                                           права,
составляющие гордость
                                           каждого человека,
поднята высоко твоя голова.
Счастлив ты,
                       носящий
                                        имя узбека.
Партии
                спасибо!
Партия – источник света!
За нее бокал
                      поднимаю
                                           этот!
 

1947

Перевод В.Соколова

Посвящается второй годовщине Победы

 
Нынче в пять, на рассвете,
в окно заглянула луна,
ложе ночи сполна
застелила серебряной тканью,
а собаки не лают… Кругом тишина.
Ночи,
жизни изнанка,
бытия половина вторая,
вы таким послужили подспорьем
нашим трудным и яростным дням!
А теперь
мы вдвойне
оценить вас сумели —
мы, не спавшие
тысячу триста ночей…
О, такое не снилось
и Шехерезаде!
 
 
Нынче спим по ночам.
Долгожданная наша Победа
простирает над нами
два светлых, могучих крыла,
осеняет и сны,
и творимые нами дела,
а бумага бела,
и нельзя не писать мне про это…
Тебе не в чем, земля, упрекнуть нас.
Два года прошло.
Мы ничуть не забыли
святое свое ремесло:
украшать этот мир!
И из крови, тебя запятнавшей,
вырастают тюльпаны,
и хлебом засеяно минное поле,
из недавних развалин,
белея,
встают города…
 
 
Навсегда.
Этот мир неделим!
Убеждаемся снова и снова —
неделим, как само это краткое слово.
Неделим наш народ
в небывалом единстве своем,
солнца свет неделим,
и вода в убегающих реках,
неделима отчизна
в душе человека,
неделима и песня,
которую все мы поем…
Неделим этот воздух
и легкое это дыханье.
Только хлеб
для гостей
мы ломаем на дастархане!..
 
 
Словно свет на воде —
ожидание в нашей душе.
Но становится прошлым
медлительное сегодня,
долгожданное завтра
полновластно вступает в права,
вот уже и черешня поспела,
ей от роду – два,
мы ее посадили в том мае,
в день девятый…
 
 
И правда – два года прошло!
 
 
Сколько их впереди,
этих радостных лет созиданья!
Мы садовники мира,
но мужество в наших руках,
и история знает:
ссориться с нами – непросто.
Подоткните же полы,
рукава закатайте —
наступило великое время труда!
Наше мужество, наше единство
и наша земля —
вот на чем мы стоим,
вот где вечное наше богатство.
 
 
Нашей юной Победе – два года.
Они – как два светлых крыла,
осеняющих светом
творимые нами дела.
И бумага бела,
и нельзя не писать мне про это…
 

1947

Перевод А. Наумова

Здоровый человек любит песню.

(Из высказываний Ю. Ахунбабаева)

 
Эй, солнце, вместе мы встаем,
       и от зари к заре
ты спутник мой. Давай дружить
       на голубом дворе!
 
 
Сейчас умоюсь я, мой друг,
      и выпью молока.
Пока я завтракаю, ты
       не прячься в облака.
 
 
В окошко загляни, склонись
       над книжкою моей, —
в ней строки Ленина горят
       светлей твоих лучей.
 
 
А после – в школу поскорей.
       Там ждут уроки нас.
Через высокое окно
       войдешь ты в шумный класс.
 
 
Ты на уроках нам свети.
       Ты будешь с нами там,—
а это лучше, чем брести
       по скучным небесам.
 
 
Звонок последний прозвенит —
       и мы пойдем с тобой
играть в веселую игру,
       а после – на покой.
 
 
Ты – за дома. А я – домой.
       Но встреча впереди.
Ты завтра, друг мой золотой,
       пораньше восходи!
 

1947

Перевод В. Сикорского

(Ответ английскому лорду, назвавшему нас племенем)

 
Как велик мой народ!
О величии предков потомкам
говорят города,
что древнее седых пирамид,
полустертая надпись
на древнем хорезмском обломке
о преданиях нашей
земли говорит.
 
 
И когда в старину,
возводя минарет или насыпь,
наш мудрец логарифмом
рассчитывал прочности их,
предки черчиллей всяких,
что мнят себя высшею расой,
не умели еще сосчитать
даже пальцев своих.
И когда нашей тканью
свою наготу прикрывали
народы Востока,
то предки
сегодняшних «важных господ»,
эти все англосаксы,
не знали и не представляли,
что такое хлопчатник
и как он растет.
 
 
Но нигде, никогда
не кичились мы древнею славой,
хоть мы больше, чем те господа,
похвалиться б могли…
Братством наших республик
народ мой гордится по праву,
тем гордится, что сам он
хозяин родимой земли.
 
 
И вот эта свобода,
и дружба, и братство
не по нраву пришлись
джентльменам иным,
им не нравится мир наш
и наше богатство,
наша древность и молодость наша
не нравятся им.
 
 
Как они бы хотели
расправиться с нами,
заковать нас в оковы,
чтоб мы не поднялись опять,
и, как негра на хлопковом поле
в своей Алабаме,
им под ржанье шерифа
хотелось бы нас линчевать.
Но о чем бы врагам ни мечталось,
чего б ни хотелось,
хлопкороб не уронит кетмень,
что держать он привык.
Мы угроз не боимся,
мы заняты делом,
хоть и слышим вдали
поджигателей яростный крик.
 
 
Но не в силах их вой погасить
беговатские топки,
и колеса турбин от него
не замрут никогда.
Этот крик не заставит
сомкнуться коробочки хлопка,
всё мы видим,
всё слышим
и не прерываем труда!
 
 
Славься, наша Отчизна,
земля золотая,
в белой пене снегов,
в белой пене полей.
Славьтесь, люди труда,
мастера урожаев,
чье искусство
старинных преданий древней.
 

1948

Перевод Н. Гребнева

 
Чтоб написать стихотворенье о весне,
фиалки многих весен собирал я,
чтоб алых роз костры весной смеялись мне,
кусты колючие усердно прививал я.
 
 
К шиповнику привил ту розу я,
и вот сейчас над алыми цветами
запели два залетных соловья,
справляя свадьбу лунными ночами.
 
 
Что ж, таковы обычаи весны…
И тут меня два парня посетили.
Они, торжественны и смущены,
к себе в колхоз на свадьбу пригласили.
 
 
Две горлинки укрылись меж ветвей…
Меня чужие тайны не смущают,
не первый год под крышею моей
они гнездо заветное свивают.
 
 
Я каждой паре говорю: живи.
Благословляю каждое растенье…
О Родина моя, земля любви,
весеннее мое стихотворенье!
 

1948

Перевод С. Сомовой

 
Взгляните на крыши узбекских домов!
На них семицветьем играет заря.
Знаменами маков покрыты они,
как флагами в праздничный день Октября.
 
 
И всюду на каменный пол мостовых
роняют серебряный пух тополя.
Верблюды линяют. Ягнята кричат.
Ковры клеверов расстилают поля.
 
 
Весна. И мальчишки веселой гурьбой,
как птицы, урюк облепили в саду.
Они наверху, средь ветвей, гомонят,
а я под деревьями тихо бреду.
 
 
О, как бы хотел я в охапку собрать
и сласть кок-султана, и маков настой!
Однажды прожив свое детство, навек
в душе сохранил я родство с детворой.
 
 
Мне память далекие годы хранит,
вздохнешь – и теплом наполняется грудь.
Но детства, вздыхай не вздыхай, как стрелы,
что выпустил, снова в колчан не вернуть.
 
 
Я, в молодость вечно влюбленный поэт,
не склонен к тому, чтоб о прошлом тужить,
и всё же хотел бы в советские дни еще раз
счастливое детство прожить.
 

1948

Перевод В. Журавлева

 
Мы чествуем ныне в свободной стране
тебя, Алишер, гражданин и поэт.
Как львиное эхо, твой голос в горах
гремел, не смолкая, полтысячи лет.
 
 
Нам песни твои согревали сердца,
борьбу воспевали и славили труд.
Вскормленные грудью Отчизны, они,
как матери ласковый зов, не умрут.
 
 
Любовь с материнским впитав молоком,
узнав в ней и честь и Призванье свое,
ты песнями славил к Отчизне любовь,
к богатствам ее и красотам ее.
 
 
Страданье живому судьбой суждено, —
за счастьем – невзгода, за смехом – беда.
И были отпущены в жизни тебе
для счастья секунды, для горя – года.
 
 
Но счастьем твоим был бушующий ум,
как ливень обильный, могучий как смерч.
В лучах его света увидели мы
конец Тимуридов, их жалкую смерть.
 
 
Ты был точно лев на железной цепи,
вместилище мудрости, чести пример.
До звезд искрометных твой вздох долетал,
любовь кто посадит на цепь, Алишер?
 
 
Читаю, как в книге, гератский рассвет
по дням твоей юности, бурной, как гром,
и черную ночь Хорасанской страны
я вижу в ненастном закате твоем.
 
 
Мы творчество славим твое, Алишер,
богатое светом, как солнечный день.
У входа в светилище разума ты
свою положил золотую ступень.
 
 
Полтысячи лет отшумело. Но нам
дни жизни твоей, точно детство, близки.
А завтрашний день, будто сокол ручной,
следит за движением нашей руки.
 
 
Полтысячи лет прославляет узбек
тебя, Алишер, гражданин и поэт,
и будет от чистой души восславлять
еще и столетья и тысячи лет.
 
 
Великий учитель, провидец судеб,
отцом ты приходишь в наш праздничный дом,
газели твои наполняют сердца
любовью, и радостью, и торжеством.
 
 
Навеки в сознании сохранены
бессмертные строки – шах-бейты твои.
Они как нефрит в драгоценных серьгах,
как в рощах заливистые соловьи.
 
 
Да, мы не из тех, кто не помнит родства,
в истории славен узбекский народ.
И если, враги, вы не верите нам —
прочтите хоть то, что писал Геродот.
 
 
Для вас – муравьиная куча Восток,
сподручнее так вам оружьем бряцать.
Но правда истории бьет по рукам,
кто вздумал бы славу ее отрицать.
 
 
Исток человечества, старый Восток
был славен величием творческих сил,
соцветие гениев в небе ночном горит,
как созвездие вечных светил.
 
 
Раздвинулись шире просторы земли,
и вспыхнуло ярче сиянье зари,
когда на узбекское небо взошел
поэт Навои – как звезда Муштари.
 
 
Хотите Фархада увидеть – прошу
приехать в наш солнечный Узбекистан.
На стройках здесь каждый рабочий – Фархад,
к нам древних мечтаний пристал караван.
 
 
Тенистые здесь вам покажут сады,
и белый хлопчатник, и зреющий хлеб,
как счастья достигли Фархад и Ширин,
добром одарив Мирзачульскую степь.
 
 
Взгляни, Алишер, как мечтанья твои
достигли у нас завершенья поры:
свет тысячевольтовых ламп Ильича
светлее, чем свечи дворцов Байкары.
 
 
Взгляни, Алишер, как в боях и труде
клад дружбы великой нашел человек.
И ты не о нас ли в сказаньях мечтал,
провидел не наш ли сияющий век?
 
 
Герои в сраженьях, в искусстве, в труде,
любви бескорыстной и дружбы пример,
не мы ли живем в той чудесной стране,
которую видел в мечте Алишер?
 
 
Мы чествуем ныне единой семьей
тебя, Алишер, гражданин и поэт.
Рождая отзывное эхо в сердцах,
к нам песни твои шли полтысячи лет.
 
 
И видишь – дошли и вошли в наш дворец,
в мир дружбы народов, в наш день золотой.
Так здравствуй, наш добрый, наш солнечный век
и алое знамя над нашей страной!
 

1948

Перевод В. Журавлева

 
Когда-то Навои, воздав хвалу каламу,
забыл чернильницу… Но в темноте ночной,
о черноглазая, прищурившись упрямо,
ты скромным зеркальцем блестишь передо мной.
 
 
Хочу, чтоб капелька в тебе любая стала
горящей, словно кровь отважного бойца.
Ты славу громкую моим стихам стяжала,
сама ж молчальницей осталась до конца.
 
 
В любом моем труде есть и твоя частица,
ты, помогая мне, ночами не спала.
Хоть с виду ты черна, но нечего стыдиться, —
ведь главное, чтоб мысль всегда была светла.
 
 
А в яростные дни, когда война пылала
и жгучим мщением душа была полна,
порой об извергах писать ты не желала:
«Уж не настолько, – говорила, – я черна!..»
 
 
…Стихи дописаны. Спасибо, дорогая!
Чернила кончились? Давай я подолью.
Вдвоем трудились мы. Тебя я поздравляю,
а выйдет книга – книгу подарю.
 

1948

Перевод С. Северцева

 
Проходит лето.
                     Тот, кто скажет: «Вот,
жаре конец» – и всё, —
                                       мне жалок тот.
Достойно лето слов иных.
                                             О нем
писать пристало огненным пером.
 
 
Писать о вишнях спелых, как заря.
О том, что молодость прошла не зря.
Звенит в лугах ее напев простой,
как дуновенье ветра в летний зной.
 
 
Встань на заре.
                          В рассветный выйди сад —
деревья, просыпаясь, шелестят.
Ты ветвь привил —
                              гляди, как расцвела!
В ней робко дышит розовая мгла.
 
 
Здесь соловьиной трели чистый звук
прерывистой свирелью грянет вдруг,
И ты замрешь.
                         И тишина кругом,
и только розы зыблются огнем.
 
 
Как золотая пуля с высоты,
шмель, прогудев, свалился на цветы.
Чилляк созрел,
                        его прозрачна гроздь
и косточки-зрачки видны насквозь.
 
 
Наполнен лаской каждый летний день.
Благодарим мы царственную тень
за холодок,
                    за лиственную дрожь,
за то, что персик
                             сам с восходом схож.
 
 
Блестит хлопчатник, как скопленье звезд.
Масудахон проходит вдоль борозд.
Кусты к ней мягко и покорно льнут,
поклон свой благодарный отдают.
 
 
Ты погостить приехал в Маргилан —
природа накрывает дастархан:
корзины слив,
                          подносы миндаля
тебе несет колхозная земля.
 
 
Люблю я, наработавшись за день,
к дувалу тихо прислонить кетмень
и на кошме,
                   сев рядом, с кем дружу,
есть не спеша горячую гуджу.
 
 
Я тем горжусь,
                        что сам пшеницу жал,
зерно молол
                      и в печь хлеба сажал,
что землю я воспел в стихах моих, —
там слово «труд» мне ближе всех других.
 
 
.. Позор тому,
                        кто лето напролет
жил тунеядцем за народный счет.
Таких мы гнать немедленно должны,
лентяй нам враг —
                                нам трутни не нужны!
 
 
Земля богатство нам дает сполна,
но знай,
              ухода ждет всегда она, —
сняв урожай,
                     бери кетмень опять,
чтоб вновь колосьям силу набирать.
 
 
Гляжу в окно.
                      Летят на глинозем
плоды джиды серебряным дождем —
роняет сад осеннюю парчу…
Дастан о лете я писать хочу!
 

1948

Перевод Т. Стрешневой