Текст книги "Исповедь"

Автор книги: Габриак де

 
И Бога нет со мной. Он отошел, распятый,
и грешные молитвы осудил.
Молиться перед Ним и благостно и свято
           я больше не могу. Я не имею сил.
 
 
А ночью перед Ним по прежнему лампада,
молитвенный немеркнущий цветок.
И только я молчу. Моих молитв не надо,
           в них сердца моего непросветленный сок.
 
 
В них слабая душа, лишенная покрова,
земная, жадная, последняя любовь…
А Он – Он на кресте. На нем венец терновый,
           и на руках запекшаяся кровь.
 
 
Он смотрит на меня и пристально и строго,
как прежде, – говорить не станет Он со мной,
но в тягостном пути как мне идти без Бога,
           одной, совсем одной.
 

Апрель-май 1922

 
           Тихо свет ложится лунный
в сумраке долин…
За решеткою чугунной
           пленный сарацин…
 
 
           Острый меч лежит у входа
и расколот щит…
Он томится там два года
           и всегда молчит.
 
 
           Черный шелк – его ресницы,
гордый взор поник…
Я в окно его темницы
           брошу пять гвоздик…
 
 
           И за ставнею узорной
вспыхнет в первый раз
пламень жгучий, пламень черный
           непокорных глаз…
 
 
           Говорят, – во всем Толедо
я прекрасней всех…
А над мавром злым победа
           разве это грех?
 

 
Вот глаза мои снова закрыты,
И душа моя снова пуста, —
Все я слышу жестокие чьи-то
Слова.
 
 
Багряные тучи заката,
Как парус большой корабля.
Она уплывает куда-то,
Она уплывает – Земля.
 
 
И тучи – как парус кровавый,
И ветер касается щек…
За вечной, за утренней славой
Туда – на Восток!
 
 
Каштанов душистые свечи,
И белой сирени кусты…
Для вечной, для радостной встречи
Земля облачилась в цветы.
 
 
Счастливой невесты убранство —
Деревья в весеннем цвету.
А путь в голубые пространства,
Туда, в высоту!
 
 
Сверкающий парус заката —
И мчится, ликуя, Земля…
Ты видишь – Архангел крылатый
Стоит на корме корабля.
 

7 мая 1922

СТИХОТВОРЕНИЯ 1922–1928 (Петроград)[57]57
  Стихотворения 1922–1928 (Петроград)
  Разговор с Ириной – посвящено И. Карнауховой.
  Ирине – посвящено И. Карнауховой.
  «Пусть все тебе!..» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Это все оттого, что в России…» – автограф в альбоме Э. Голлербаха.
  «Земля в плену. И мы – скитальцы…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «И вот опять придет суббота…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Юдоль твоя – она не в нашей встрече…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  Воле – обращено к В. Н. Васильеву.
  Ирине – обращено к И. Карнауховой.
  «Красное облако стелется низко…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Он сказал: „Я Альфа и Омега…“» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Туман непроглядный и серый…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Вошла любовь – вечерний Херувим…» – акростих «Во имя нашей муки»
  «Ты сам мне вырезал крестик..» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Ты сказал, что наша любовь – вереск..» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Чудотворным молилась иконам…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  «Ненужные стихи, ненужная тетрадь…» – последнее стихотворение в «Черном альбоме» (тетради, которую Архиппов подарил Васильевой для записи стихов).
  «Да, целовала и знала…» – памяти Н. Гумилева.
  «Опять, как в письме, повторяю я то же…» – надпись на книге Евгения Архиппова «Дальняя Морена».
  «Ах, зачем ты смеялся так звонко…» – обращено к Юлиану Щуцкому.
  Н. В. Ш. – обращено к Н. В. Шаскольской-Брюлловой.


[Закрыть]

 
Под травой уснула мостовая,
Над Невой разрушенный гранит…
Я вернулась, я пришла живая,
Только поздно, – город мой убит.
 
 
Надругались, очи ослепили,
Чтоб не видел солнца и небес,
И лежит, замученный в могиле…
Я молилась, чтобы он воскрес.
 
 
Чтобы все убитые воскресли.
Бог, Господь, Отец бесплотных сил,
Ты караешь грешников, но если б
Ты мой город мертвый воскресил.
 
 
Он тобою удостоен славы
От убийц кончину воспринять,
Но ужель его врагов лукавых
Не осилит ангельская рать?
 
 
И тогда на зареве заката
Увидала я на краткий миг,
Как на мост взошел с мечом поднятым
Михаил Архистратиг.
 

1922

 
Так много лет душа была крылата,
Но ты велел мне пасть,
Ты отнял все, что раньше было свято,
И дал взамен мне страсть.
 
 
Ты сам отвел слабеющие руки,
И нет путей нигде…
Моя любовь – она родилась в муке,
Сомненьях и стыде.
 
 
Ты погасил молитв горячий пламень
И заградил уста,
Ты вместо сердца дал тяжелый камень, —
И вот душа пуста.
 
 
Меня гроза Господня посетила
И возмутила кровь…
Но я боюсь – вдруг не достанет силы,
И обратится в ненависть любовь.
 

21 июня 1922

 
Сегодня в эту ночь никто не будет рядом, —
А как мне хочется прикосновенья рук,
           Заботливого взгляда,
Чтоб мой утих испуг.
Сегодня, в эту ночь одна я понесу
           Воспоминаний бремя.
 

1922, Ночь под Иванов день

 
Ведь оно почти-что стало
           Сердце голубым…
Я и раньше это знала
           По глазам твоим.
 
 
Был какой-то пламень тайный
           В самой глубине.
Не прохожим, не случайным
           Ты пришел ко мне.
 
 
Это было знойным летом —
           И горит с тех пор
Негасимым легким светом
           Голубой костер.
 
 
Прямо в сердце я целую,
           Мы опять вдвоем…
Слышишь, милый, аллилуйя
           В небе голубом?
 

2 июля 1922

 
Драгоценная жемчужина
           Вот в руках моих опять.
Разве это мной заслужено,
           Чтоб и это вновь отдать?
 

 
Сегодня пели громко, громко
           Колокола.
И снова сердце было ёмко,
           Душа открытою была.
 

 
Не здесь, не здесь на этом зыбком месте,
           Легла твоя стезя,
Два города, которых вместе
           Любить нельзя.
 

 
Нельзя уехать без благословенья
Того, кто так привык
Делить с тобой и темные сомненья
И радости неповторимый миг.
 

 
Я знаю, что надо,
Когда-нибудь надо уйти..
Пускай горит пред образом лампада
Пока ты в пути.
 
 
Божья Матерь всех скорбящих
Оградит тебя в пути…
Сердце бьется чаще, чаще —
Знаю – надо отойти.
 

 
Твои пути еще не правы,
И плоть твоя горит огнем,
Но я лучи нетленной славы
Провижу на челе твоем…
 

 
Опять, опять стою над бездной…
И больше не наступит день…
Ты говорил: «Броней железной
Земное сердце ты одень»…
 
 
Но и во тьме твоей темницы,
Поругано судьбой,
Оно все будет биться, биться,
Дышать и расцветать – тобой.
 
 
Его слепой и жадный голод
Я утолю стезей иной, —
Пусть сердце возвратится в холод
Вот этой бездны ледяной.
 
 
И станет звездочкой колючей
Земной огонь, застыв во льду.
Моей тоской себя не мучай —
           Я перейду!
 

19 сентября 1922

 
Парус разорван, поломаны весла,
Буря и море вокруг.
Вот какой жребий судьбою нам послан,
Бедный мой друг.
 
 
Нам не дана безмятежная старость,
Розовый солнца заход.
Сломаны весла, сорванный парус,
Огненный водоворот.
 
 
Это – судьбою нам посланный жребий.
Слышишь, какая гроза?
Видишь волны набегающий гребень?
Шире раскроем глаза.
 
 
Пламя ль сожрет нас? Волна ли накроет?
Бездна воды и огня.
Только не бойся! Не бойся: нас трое.
Видишь, кто встал у руля!
 

 
Еще в сердцах пылали грозы,
И вечер был, как утро, тих,
И вот одни и те же розы
Тогда цвели для нас двоих.
 
 
И те же губы. Те же руки
Касались наших губ и рук,
Когда в слезах, огне и муке
Пред нами разомкнулся круг…
 
 
Мой милый друг, мой друг любимый,
Я все стерплю, я все приму —
Пусть только крылья Серафима,
Тебя хранящие незримо,
Души твоей покроют тьму.
 

2 октября 1922

 
Когда душа оскорблена и стонет,
Тогда склоняется, как призрак, над столом
Чужая женщина в изорванном хитоне
           С сурово сжатым ртом —
 
 
Лицо испуганной, замученной Сивиллы,
           А пальцы ног в пыли…
Откуда ты? С какой чужой могилы —
           Неведомой Земли?
 

 
Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю, —
Сорван парус и в трюме вода, —
Я неверного друга люблю
           Навсегда, навсегда.
 
 
Пахли руки смоленым канатом,
В левом ухе блестела серьга,
Говорил, что он будет мне братом,
           Подарил жемчуга…
 
 
Отчего, отчего я не знала,
Что любви наступает конец?
Зашиваю я парус линялый, —
           Ночью в море уходит отец…
 
 
Ах, не плыть, ах, не плыть кораблю,
Если сломаны мачты и руль, —
Я неверного друга люблю,
           Но верну ль?
 
 
И не надо мне белых жемчужин, —
Я их завтра Мадонне отдам,
Я скажу Ей, что милый мне нужен,
Не подарки, а только он сам.
 
 
Я повешу Мадонне на свечи
И серебряный якорь и крест…
Только сердце сломалось в тот вечер,
Когда он мне сказал про отъезд…
 
 
Ах, не плыть, ах не плыть кораблю,
Если нет капитана на нем…
Я неверного друга люблю,
           Но не быть нам вдвоем.
 

 
И все нежней и все любовней
Прикосновение руки…
Ты помнишь – в маленькой часовне
Мы покупали образки?
 
 
И шли дорожкою кленовой,
Шуршали красные листы,
И вот, не говоря ни слова.
Простили мы: и я и ты…
 
 
Пусть это утро станет гранью
Ненарушимою для нас…
Навстречу новому страданью
Не поднимай печальных глаз.
 
 
Здесь, на Земле, всё так иначе!
Но неизменна и близка
В твоей руке, всегда горячей,
Моя холодная рука…
 

3 октября 1922, Смоленское кладбище.

 
Я знаю: нет того, что было, —
Мы оба умерли тогда, —
И все ушедшие года
Лишь наша общая могила.
 
 
Есть только чудо воскресенья
И первой радостной любви —
Года пути, года паденья
Во имя нас благослови.
 

 
Пусть все тебе!
Моих путей не надо.
Душа огонь, в котором только ты.
Средь обступившей темноты
Один лишь ты – мучительная радость.
           В моей судьбе.
 
 
Ты, только ты.
Твоих воспоминаний
Я приняла мучительный рассказ,
Он для меня сверкающий алмаз —
И всех цветов прекрасней и желанней
           Твои цветы.
 

 
Не восходит месяц,
Нет на небе звезд,
Кто же мне осветит
Потемневший мост?
 
 
Кто по шатким бревнам
Так переведет,
Чтоб не хрустнул черный
Под ногою лед?
 
 
Храм давно уж заперт,
Спят колокола, —
Если бы на паперть
Я взойти могла!
 

 
           Разве тебе так страшен
этот неправедный суд.
Сердце в пылающей чаше
           пусть к небесам вознесут.
 
 
           Прочь от земной темницы
в Божий чертог;
там, где нельзя разбиться,
           там только Бог.
 
 
           Встретил там Ангел Белый,
благословляя двух: бедное
жадное тело
           и ослабевший дух.
 
 
           Ты не жалей о многом,
здесь никого не зови,
там совершиться пред
           Богом жертва любви.
 

1922

 
Мечом двусторонним
пронзает Господь,
и все воспаленней
изнемогает плоть…
 
 
Она, как мертвец простерта
под огненным мечом…
И грубый пальцев знак не стертый
клеймит плечо…
 
 
На алчущих губах неутоленной дрожью
еще горит порыв…
Но, стоны заглуша,
ее бойся и смирись: к небесному подножью,
во тьме себя раскрыв,
омытая поднимется душа.
 

Июнь 1922

 
Это все оттого, что в России,
Оттого, что мы здесь рождены,
В этой темной стране,
Наши души такие иные,
Две несродных стихии они…
           И в них – разные сны…
 
 
И в них – разные сны… Только грозы,
Только небо в закате – всегда.
И мои и твои…
И не спящие ночью березы,
И святая в озерах вода,
И томленье любви и стыда,
           Только больше любви…
 
 
Только больше любви неумелой
И мучительной мне и тебе…
Две в одну перелитых стихии —
Они в нашей судьбе…
 
 
Пламенеющий холод и белый,
Белый пламень, сжигающий тело
Без конца,
Обжигающий кровью сердца
           И твое, и мое, и России.
 

Июнь, 1922

 
           Все то, что я так много лет любила,
все то, что мне осталось от Земли:
мой город царственный и призрачный
           и милый, и под окном большие корабли…
 
 
           И под окном в тумане ночи белой
свинцовая и мертвая вода…
Пускай горит минутной жаждой тело,
           горит от радости и стонет от стыда…
 
 
           Все то, что на Земле мучительно и тленно,
я ночью белою не в силах побороть,
и хочется сказать: она благословенна,
           измученная плоть…
 
 
           Пусть жажда бытия всегда неутолима,
я принимаю все, не плача, не скорбя,
и город мой больной, и город мой любимый,
           и в этом городе пришедшего тебя.
 

Июнь 1922.

 
           По старым иду мостовым…
Зеленая плесень
по ставням ползет неживым…
Он больше не тесен
мой город – он пуст,
он просторен,
и шаг мой повторен
унылыми вздохами плит…
Пускай не срывается с уст
твое неотступное имя,
чтоб звук его не был убит,
           пленительный звук.
 
 
           Пускай пред глазами твоими
цветущие лягут поля,
и острая радость проснется
грядущих неведомых встреч,
а здесь мне тебя не сберечь,
здесь сердце почти что не бьется,
здесь вся умирает земля,
           и город, и я…
 

Июнь 1922

 
Около церкви березка,
точно свеча
белого воска,
неугасимо горит…
Около церкви я жду долгие годы,
жду средь могильных заброшенных плит:
 
 
Вечер настанет.
Ангел-Хранитель
темные воды
крылом осенит…
Божья обитель
восстанет,
Колокола зазвонят…
Гаснет закат
           в липком тумане.
 
 
Милый, не все ли равно,
завтра, сегодня ли чудо,
только б свершилось оно,
           только бы голос оттуда.
 

Август 1922

 
Богоматери скорбен темный лик,
а руки Ее – в покое…
Больше не надо тяжелых вериг,
пусть станет сердце такое,
как у Нее было в миг
Ангельской вести.
Хочешь, помолимся вместе
           Вечной Невесте.
 
 
           Пусть только руку поднимет Она,
и боль утолится скорбящих,
и в сердце войдет тишина,
и солнцем оденет весна
темные голые чащи…
В обретенную гавань придут корабли,
и время приблизится Встречи…
«Упование всех концов земли
           и сущих в море далече»…
 

Август, 1922

 
           Она ведет к каким-то высям
твоя душа – мою любовь,
гляди, гляди, из этих писем
           сочится пламенная кровь…
 
 
           И розы расцветают, розы,
в пурпурных розах весь твой путь,
и вместе с кровью льются слезы,
           прими, прими, но не забудь,
 
 
           что капли слез – лишь капли счастья,
благословенный летний дождь, —
что в этой благодатной страсти
           души сияющая мощь.
 

Август 1922

 
           Каких неведомых преддверий
еще с тобой коснемся мы,
друг другу данные из тьмы,
           чтоб вмести ждать, чтоб вместе верить,—
 
 
           чтоб вместе обрести ковчег
неизреченной благостыни,
еще не явленной поныне,
           но пребывающей вовек?!
 
 
           И плоти душная темница
полна нетленной красоты,
когда со мною рядом ты,
           и вместе хочется молиться.
 

24 августа – 4 сентября 1922

 
Ты придешь, мой желанный Жених.
Слишком долго ждала…
Знаю блеск твоих лат золотых,
За плечами – два белых крыла.
 
 
Знаю горечь пустынных дорог
И затупленный битвами меч…
Ты души не берег,
И не мог ты беречь.
 
 
Расточал, расточал, расточал,
Оскуденья ни в чем не боясь.
Только нищий в деянии мал,
Ты – богатый, ты – князь…
 
 
И душа огневая росла,
Черный путь – это путь голубой.
И сияли два белых крыла
За тобой.
 
 
Я свечой на дорогах твоих
Свое сердце зажгла, не таясь…
И я жду, мой желанный Жених,
Заповедный мой князь.
 

Август 1922

Ю. К. Щ.

 
           Земля в плену. И мы скитальцы,
и жизни не закончен круг,
но вот мои коснулись пальцы
           твоих прохладных рук…
 
 
           Какие здесь свершились сроки,
и чей здесь преломился путь?
Мы все в плену, мы – одиноки…
           Иди, иди, но не забудь,
 
 
           что к сердцу подступили слезы,
что замолчали ты и я,
провидя пламенные розы
           божественного бытия…
 

13 августа 1922.

Ю. К. Щ.

 
           И вот опять придет суббота, —
день наших встреч, —
дрожа зажжется позолота
от тонких свеч…
И вот Архангел на иконе
поднимет меч,
и будет голос на амвоне
дрожать от слез…
И будет в сердце тихий отдых.
И Сам
Христос
по облакам
пойдет, прорезывая воздух,
навстречу нам.
 

Осень 1922

 
Юдоль твоя – она не в нашей встрече…
Любви отравлена вода….
И вот угас, быть может, в первый вечер
Архангельский огонь, блеснувший нам тогда.
 
 
Не верь себе, как я себе не верю,
У нас с тобой другая есть стезя, —
Щадя любовь от муки лицемерий,
Уйдем с путей, где вместе нам нельзя.
 
 
Ценой души, в себе несущей пламя,
Куплю ли я обмана краткий час?
Отверзлась бездна – и она меж нами;
Мы смотрим лживыми и жадными глазами…
Умей понять связующее нас.
 

26 сентября 1922

 
           Вот и окна мои занавешены,
и горит огонек пред иконой.
Перейдешь мой порог
затомленным,
           неутешенным.
 
 
           Будешь плакать и звать себя коршуном
и молить об одном,
чтоб с тобой мое сердце осталось…
Все трудней, все больнее, все горше мне,
но превыше всего моя жалость.
           Мое сердце – твой дом.
 
 
           Для тебя мои окна украшены,
и по осени розан цветет…
Вижу, милый, душа заблудилась,
но пребудет Господняя милость.
Не рыдай, не терзай, не упрашивай;
           все пройдет.
 

30 сентября 1922

 
Всё тою же проходим мы дорогой,
Но лист опал, но темны глуби вод.
В осенней буре созревает плод.
В ночь зимнюю рождает Дева Бога.
 
 
Под снегом спит до времени трава,
И дышит и творит во тьме душа земная…
Благодарю тебя за все твои слова!
Как много дал ты, сам того не зная!
 

7 сентября 1922

 
           Поля любви покрыты медуницей,
а наверху сияет синева…
У нас с тобой замученные лица,
           и сказаны все до конца слова.
 
 
           Порывом налетевшей бури
разорван благостный покров,
твоим цветам недостает лазури,
           в моей лазури нет твоих цветов.
 
 
           И нам двоим здесь суждено томится,
земной любви нигде не утоля.
Под небом голубым покрыты
           медуницей благоуханные поля.
 

23 ноября 1922

 
Страна моя. В тебе единой
моей судьбы веретено…
В твоих лесах, в твоих равнинах
любовью сердце крещено.
И от тебя – звериный голод
и чуда жаждущая кровь…
Дай пронести сквозь мрак и холод
такую русскую любовь.
 

1

 
То не ветер в полях над ракитою
Снежной россыпью вьется вокруг,
То не сердце вздыхает убитое —
           Обо мне запечалился друг…
 
 
Не поможешь словами волшебными,
Не утопишь в заморском вине,
Не замолишь в соборе молебнами,
           Не забудешь во сне.
 
 
Плачет девица в тесовой горнице,
Плачет днем и ночами не спит, —
Так ко мне ли, убогой затворнице
           Ты стучишься в покинутый скит.
 
 
Коли горем не тронулся девичьим,
Так моей ли слезой изойдешь,
Обернулся Иваном-Царевичем,
           А взглянула, за поясом нож.
 
 
Не курила крещенским я ладаном,
Не кропила святою водой,
Предреченным пришел, да негаданным,
           Ничего, что такой.
 
 
Где уж быть нам святыми и чистыми,
Как прикинемся, так и живем…
Мчимся в тройке с звонками да свистами,
           Полыхая бесовским огнем…
 
 
Будто мороком сердце ужалено,
Только морок желанней, чем явь,
По морям, по лесам, по прогалинам,
           Вскачь и вплавь.
 
 
В очи бесы нам машут рябинами,
Рассыпаются звоном в ушах…
Крылья, крылья блестят лебединые
           В камышах…
 
 
Эх, не молодцу с тройкой управится,
Если руки от хмеля дрожат…
То не белая Лебедь-красавица…
           Обернешься ли, милый, назад.
 
 
Мы с тобою не цепью прикованы,
Обручились единым крестом…
Эти губы не в церкви целованы —
           Постучи под девичьим окном.
 
 
Оба, оба с тобой мы бездомные, —
Белой Лебеди в очи смотри,
А зеленые очи, аль темные
           Все равно не видать до зари.
 
 
Разольется ночами бессонными
Неуемный разбойничий хмель…
Буду ночью стоять пред иконами,
           Расплетая твою же кудель.
 
 
Неизбывную радость узнала я,
Только радость зовется тоской…
Нитка желтая, синяя, алая,
           А узор-то мудреный какой.
 
 
Не порву, все по нитке распутаю,
Двух концов узелком не свяжу,
За твою ли за душу беспутную
           Все молитвы, как песню, твержу.
 

2.

 
           Господи, помилуй нас.
Все мы крещеные,
да не тем крестом,
души у нас не прощенные,
распаленные
           дьявольским огнем.
 
 
           Молимся, не поднимая глаз…
Господи, помилуй нас.
           Не проходит хмель…
Огненная купель
душу опалила…
Господи, помилуй.
 
 
           С Твоих вершин
до наших глубин
опусти ангельские мечи…
Господи, растопчи…
 
 
Со святыми упокой…
А его-то душу сделай такой,
как слеза умильная…
Охрани ото зла…
Сердце мое – зола
кадильная,
тлен и прах…
Свет зажги Ты в его очах…
Грешного не отжени,
сохрани…
 

3.

 
           И зовет, зовет за окном метель,
и поет, поет под рукой кудель…
 
 
           Нитка тянется,
свечка теплится…
А грехи твои все замолены
словом святых,
           кровью мучеников…
 

1 октября 1922

Ю. К. Щ.

 
Красное облако стелется низко,
душный и дымный огонь…
Сердце отпрянуло, сердце не близко,
душно и стыдно – не тронь.
 
 
Нам ли идти этой страшной дорогой,
красным туманом дыша.
Бьется и плачет, кричит у порога
наша душа…
 
 
Красное пламя ее ослепило
дьявольской бездны печать…
Только не надо, не надо, мой милый,
так тосковать.
 
 
Нашей любви неизменная ласка
выше соблазнов земли…
Видишь, за облаком красным, вдали,
башни Дамаска.
 

1 ноября 1922

Ю. К. Щ.

 
Он сказал: «Я Альфа и Омега».
Он замкнул нас всех в одном кругу,
За окном кружатся хлопья снега,
С этой ночи вся земля в снегу.
 
 
С этой ночи в моем сердце пламя
Тоже стало, как кусочек льда,
Ты ушел с печальными глазами,
Слезы в них, как синяя вода…
 
 
Если б знать, когда рука Господня
Снимет с душ последнюю печать.
Ты прости, что я пришла сегодня,
Ты прости, что я устала ждать.
 

2 декабря 1922

 
Туман непроглядный и серый,
А в сердце – большая звезда,
Ты звал ее раньше Венерой,
Но ты без меня был тогда.
 
 
Тогда над путями твоими
Горели чужие огни —
Звезды лучезарное имя
В тебе исказили они…
 
 
Но пламя и снежные бури
Не властны над нашей судьбой,
Звезды нашей имя – Меркурий,
С тех пор, как мы вместе с тобой.
 

1923

 
Вошла любовь – вечерний Херувим
От света крыл весь пламенем объятый,
И вспыхнули янтарные закаты
Молниеносным запевом за Ним…
 
 
Я здесь с тобой… Я увидала латы,
Небесный путь в святой Ерусалим,
Ах, кто не шел, надеждою томим,
Шел за рукой ведущей и крылатой.
 
 
Единственным и тягостным путем,
Изведав боль, быть может, слишком рано,
Мы в слепоте беспомощно бредем.
 
 
У нас в сердцах – зияющая рана,
Как жалкий дар правдивого обмана…
Идем… Куда? Ужели не вдвоем?
 

Сентябрь 1923

 
Скажи, в каких небесных картах
Для новых звезд указан путь?
Ночное небо, словно бархат, —
Ему открой навстречу грудь!
 
 
И только жди в молчаньи ночи,
Не забывая никогда,
Что там, где сердца средоточье,
Должна взойти твоя звезда.
 
 
Терпи и жди в полночном мраке, —
В твоей написано судьбе,
Когда все сердце станет факел
Звезды, сияющей в тебе.
 
 
И будет путь в нее же вкраплен,
Из сердца перекинут мост
Навстречу падающим каплям
Осенних звезд.
 

12 декабря 1923