Текст книги "Сибирь, союзники и Колчак т.2"

Автор книги: Г. Гинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Переговоры о буфере еще не закончились, как Политический Центр приказал долго жить.

Ошиблись эти дипломаты и в другом отношении: соглашение с большевиками оказалось невозможным даже для социалистов-революционеров.

Ледяной поход

В то время как происходило свержение правительства и укрепление большевиков, по снегам Сибири, несмотря на свирепые холода и отсутствие каких бы то ни было баз, двигались на восток остатки колчаковской армии. Их вел славный вождь, герой волжских походов генерал Каппель.

Куда шли эти войска, что их ожидало? Они сами не знали. Им было ясно лишь одно – что кругом большевики и что они должны уходить. Их поддерживала надежда, что где-нибудь да найдут они не большевистскую власть; их вели вера в их вождя и ненависть к большевикам.

После падения Омска остановить отступавшие войска и привести их в порядок не удалось. Отведенные в тыл части первой армии подымали восстания под лозунгом «гражданский мир». Еще войска не успели подойти к Новониколаевску, как он оказался уже большевистским. Они пошли дальше по направлению к Томску – там оказалось то же. Рабочие угольных копей близ Томска перерезали путь отступавшей армии, ей пришлось пробиваться с оружием в руках. Дальше повторялась та же история.

Штаб главнокомандующего остановился в Ачинске, между Томском и Красноярском. Здесь произошел, вероятно не случайно, страшный взрыв снарядов.

Красноярск, этот сибирский Кронштадт, тоже выкинул красный флаг.

Что делать?

Армии уже не было. Все рассыпалось, перемешалось. Войска шли с огромными обозами. Транспорт был целиком захвачен чехами. Дети, женщины, больные – все ехали вместе с воинскими частями. Сыпнотифозных привязывали к лошадям и саням, чтобы они не выскочили.

Только единство настроения спаивало всю эту беспорядочную массу людей в одно целое, но она утратила привычное руководство и должна была неизбежно рассыпаться.

Но грозная опасность помогла этой беспорядочной массе опять стать армией.

Она находилась под Красноярском. В тылу красные успели уже взять Ачинск. С юга подходили партизанские отряды Щетинкина. Красноярский гарнизон вел переговоры с большевиками.

Брать Красноярск было невозможно – для этого было недостаточно патронов. В этих обстоятельствах генерал Каппель отдал приказ обойти Красноярск и идти вперед, на восток. Приказ этот выразил общее стремление. Каппель приказал идти. Значит, какой-то просвет впереди есть, и не задумываясь над тем, куда, сколько тысяч верст, с какими средствами – тронулись вперед.

Несколько колонн с юга и севера, преодолевая сопротивление красных, обошли Красноярск и вновь сошлись.

С этого момента движение принимает планомерный характер. Приказ начальства строго выполняется, его ждут, ему верят.

Неожиданно для всех генералы приказывают идти на север, по реке Енисею. Этот путь был избран потому, что красные не могли предвидеть подобного маневра, а между тем по берегам рек всегда располагаются деревни, а гладкая замерзшая река представляет лучший путь сообщения. Воскрес инстинкт предков, расселявшихся по берегам рек, и ушкуйников, уходивших за тысячи верст от родных мест по водным путям.

Шли по Енисею, потом пошли по реке Кану и вышли опять к магистрали, где соединились с авангардом армии, благополучно прошедшим через Красноярск. Шли при тридцатиградусном морозе по льду, но быстрая река Кан еще плохо промерзла, во многих местах лед не выдерживал тяжелого груза, и из-подо льда выступала вода. Пришлось побросать сани с лишним грузом.

Вследствие недостатка пимов и тулупов многие отмораживали себе ноги, а некоторые и вовсе замерзали. Обморозился и сам генерал Каппель, который с 4-й уфимской дивизией прокладывал дорогу по извилистой реке, среди дикой и безлюдной местности, личным примером увлекая других.

У Канска был бой. Дорога была опять очищена, и, по-прежнему не зная, что ожидает впереди, армия продолжала продвигаться.

Повстанцы не решались вступать в бой и уходили в тайгу, освобождая путь. Голодная и оборванная армия не теряла присутствия духа. По бесконечно длинным сибирским путям тянулся такой же длинный, как будто бесконечный обоз. По-прежнему ехали жены, дети и больные тифом, которые переносили тяжелую болезнь на открытом воздухе как будто даже легче, чем в госпиталях. Мороз умерял горячку.

Только в Нижнеудинске, который был взят с боя, армия получила суточный отдых, первый от начала похода.

Генерал Каппель с отмороженными ногами продолжал ехать верхом на лошади. Он рисковал жизнью для поддержания духа солдат. Героем он остался до конца. 25 января он ослабевшей рукой подписал приказ о передаче командования генералу Войцеховскому. Труп его был принят в чешский эшелон и перевезен в Читу.

Глубоко в душе каждого каппелевца отозвалась смерть любимого вождя. Любовь к нему, вера в него рассеивали мрак безнадежности. Теперь, когда Каппеля не стало, казалось, тучи сгустились, горизонт стал еще темнее, и лютая сибирская вьюга, залепляющая глаза, скрывающая от человеческих глаз внешний мир, казалось, стала еще злее.

Но, связанные единством настроений, привыкшие повиноваться, солдаты и офицеры выслушали приказ нового главнокомандующего и опять тронулись в путь. Вновь потянулся бесконечный обоз с женщинами, детьми и больными, и вид этой двигающейся, не знающей отдыха, не поддающейся отчаянию лавины внушал даже на расстоянии трепетное ощущение богатой духовной силы исторического народа, не знающего границ ни терпению, ни настойчивости.

Армия вскоре разделилась на три группы, из которых одна продолжала движение вдоль большого тракта, одна пошла несколько южнее, и небольшая часть избрала направление на Верхоленск—Баргузин, с расчетом перейти через Байкал в северной его части.

Главной группе пришлось выдержать бой под Зимой. Тут отличилась Боткинская дивизия; поддержали ее в этом деле чехи.

7 февраля 1920 г. войска подошли к Иркутску. Красные потребовали от них сдачи оружия. В ответ на это решено было взять Иркутск.

Храбрые революционеры находились в паническом состоянии. 7 февраля они убили адмирала Колчака и председателя Совета министров Пепеляева. Других политических арестантов вывезли из города, опасаясь их освобождения и восстановления правительства.

Иркутск мог бы быть взят, но 8 февраля на имя генерала Войце-ховского чешским командованием была дана следующая телефонограмма:

«Для того, чтобы не подвергнуть обстрелу ст. Иркутск с находящимися на ней чехословацкими войсками при возможности боя из Глазкова в г. Иркутск и в целях избежания преследования со стороны Ваших солдат железнодорожных служащих и их семейств, которые населяют Глазково, что вызовет естественное прекращение работ на станции и тем задержит нашу эвакуацию, я, замещающий командующего чехословацкими войсками генерала Сырового, решил ни в коем случае не допускать занятия Глазкова Вашими войсками. Пригород Глазково по моему настоянию очищен от советских войск, который ввиду изложенных обстоятельств объявляю нейтральным местом. Прошу немедленного оповещения об этом постановлении командующего группой генерала Войцеховского и всех начальников его частей в целях избежания возможных недоразумений. Подлинный подписали: начальник Н-й чехо-словацкой дивизии полковник Крейчий. Начальник штаба подполковник Бируля. Ст. Ин-нокентьевская, 8/11 1920 года. № 57/а».

После этой телефонограммы оставалось только обойти Иркутск, воспользовавшись очищением предместья Глазкова и свободным путем к Байкалу. В течение 11, 12 и 15 февраля войска перешли через озеро при сильном ветре по гладкому льду. Этот переход в обетованную землю, Забайкалье, был нелегок. Лица людей потеряли обычные формы. Много лошадей пало, не выдержав этого переезда.

Северная группа, шедшая на Верхоленск, подверглась еще большим испытаниям. Она выдержала бой с сильным отрядом, высланным для задержания ее из Иркутска. Немногим из нее удалось достичь Байкала; в числе этих немногих, кроме солдат, был образцовый отряд томской милиции.

Геройский поход как будто окончился. Но от Байкала до Читы пришлось идти еще шестьсот верст, как и раньше, без средств, при страшном морозе, повсюду отбиваясь от партизан и поневоле обижая крестьян реквизицией корма и лошадей.

В конце февраля каппелевцы стали прибывать в Читу.

Большевики всё те же

Следом за каппелевцами шли регулярные советские войска.

Их ждали с нетерпением. Людям, которым головокружительные успехи большевиков казались следствием не слабости тех, кого они разбили, а революционной силы советской власти, «настоящие» большевики представлялись в ореоле величия, совсем другими, не похожими на местных.

И действительно: пришли другие большевики. Приехал Смирнов, наместник московской власти; он стал единоличным распорядителем Сибири. Приехали комиссары с властными нотками. Они были почище колчаковских администраторов, даже военных. Меры их были крутыми, а обращение только одно: «Молчать, слушаться, повиноваться».

Большевики изменились. Но в чем? В приемах управления, где свойственный им характер деспотизма стал проявляться ярче. В этой деспотичности оказалось больше стройности.

Но не этого ждали те, которые радовались свержению Омского Правительства и предательски подготовляли его. Те иркутские демократы, которые предали большевикам все эшелоны с беженцами и обрекли на смерть тысячи беззащитных людей, те, по чьей вине лучшие части армии должны были пройти две тысячи верст мучительного пути к неизвестности, бросая больных и оставляя за собой трупы, разоряя крестьян, и без того обозленных, обрекая страну на еще большие жестокости будущих столкновений и расправ, – все эти заслуженные деятели ждали, что придут большевики просвещенные, гуманные, которые протянут им руку дружбы, признают свободы и предоставят возможность воспользоваться этою дружбой и свободой, чтобы подготовить новый переворот.

Но эти надежды быстро рассеялись. Большевики изменили свою внешность, но не внутреннюю сущность. Сейчас же задавлена была печать, пущена в ход чрезвычайка, все насилия, которые совершались агентами омской власти, померкли перед чудовищностью нового истребления русской интеллигенции и расы.

Большевики были те же.

Письмо социалистов-революционеров

Немного времени прошло после воцарения большевиков в Сибири, как та самая партия, которая помогала торжеству большевиков, стала слезно жаловаться на них. Я приведу послание социалистов-революционеров с самыми небольшими сокращениями.

«Дорогие товарищи. Хотелось бы вам дать возможно более полные сведения о состоянии партии и советской России. Но для этого пришлось бы писать громадный доклад, что теперь невозможно. Постараемся дать все, что знаем, в самом сжатом виде.

Вообще, о положении дел в России можно заранее предположить, что вами еще не изжиты иллюзии относительно изменения позиции большевиков, а это вызывает у вас тягу, и сильную тягу, по словам приехавших товарищей, к соглашательству с большевиками. Но если бы возможно было вам попасть в обстановку советской России, то для вас не было бы таким заманчивым соглашательство с большевиками во что бы то ни стало. К сожалению, мы не имеем возможности послать вам печатных трудов самих коммунистов и различных советских органов. Пока что в Иркутске таких трудов чрезвычайно ограниченное количество, но все сведения, которые вам сообщаются, заимствованы исключительно из источников официальных.

1) Продовольствие.

Одним из самых жгучих является продовольственный вопрос. Он отнимает больше всего времени и забот у граждан советской России и у различных организаций, ему посвящают немало времени профессиональные союзы, различные рабочие коллективы, он порой заслоняет собой все остальное. Сейчас в Москве выдается по ³/₄ (три четверти) фунта хлеба на два дня. Знакомых вы не узнаете: постарели, исхудали. Эта зима была невероятной. Если бы два года тому назад кто-нибудь сказал, что человек может прожить и не умереть, живя так, как прожили мы, – никто бы не верил. Горячей пищи почти не ели, питались почти исключительно всухомятку. Спали, не раздеваясь всю зиму, в шубах. Многие деревянные дома в Москве сожжены на дрова, среди некоторых кварталов торчат одни трубы, как после пожарища. Так в Москве, а в провинции, где процветает большее самодурство, еще хуже. Продовольственное дело все целиком находится в руках советской власти. Продовольственными организациями собрано за весь 1919 год 100 миллионов пудов хлеба. И если хлеб все же был, то благодаря мешочникам. По словам Ленина, потребляющие губернии получили через продовольственные органы 20 с десятыми миллионов пудов и столько же от мешочников. Это в то время, когда запрещена совершенно свободная торговля. К настоящему времени заготовлено, после взятия Сибири, 150 миллионов 300 тысяч пудов хлеба (Рыков). К концу весенней кампании ожидается, что будет заготовлено 200 миллионов пудов. Запасы были пополнены из Сибири. Лучшим выполнением считалось 30% раскладки по губерниям. Характерна раскладка: например, Пензенская губерния должна была поставить, согласно нарядам, 19 миллионов пудов, тогда как в лучшие годы избыток хлеба в губернии едва превышал 4 миллиона пудов, т. е. бумажные предположения раздувались и выполнение оставляло едва заметный след в потреблении. Естественно, что вопрос о снабжении крестьян всем необходимым приобрел первенствующее значение. Но и это остается лишь в области пожеланий, ибо ни мануфактуры (нет хлопка), ни металла (например, вместо 80 миллионов пудов в 1918 г. изготовлено лишь 4 миллиона пудов) нет, а потому все мечты о товарообмене брошены как несбыточные. Само собой понятно, что повышенные требования, предъявленные деревне, карательные отряды, продовольственные, громадный недостаток семян вызвали сокращение посевной площади. В Самарской губернии, например, 1/б всей посевной площади не будет засеяна из-за недостатка семян. Еще более удивляет безропотная передача крестьянами бывших помещичьих владений совхозам (советские государственные хозяйства). Причина понятна – крестьянство само не ищет увеличения земельной площади. Нет ни живого, ни мертвого инвентаря, не существует и стремления получить избыток хлеба. Чтобы покончить с продовольственным вопросом, нужно указать на то, что мяса было самое незначительное количество, хватавшее едва для санаторий. Жиров – никаких. Овощи – в весьма незначительном количестве. О колониальных товарах и говорить не приходится.

2) Транспорт.

Расстройство транспорта достигло невероятных размеров. Вот цифры: больных паровозов в ноябре 1919 года – 51%, в январе – 58%, в феврале 1920 года – 60%. Новых паровозов совершенно не строится. Работающие паровозы прошли каждый в среднем через четыре капитальных ремонта, не считая среднего и текущего, тогда как, по правилам, после трех капитальных ремонтов паровоз может выполнять лишь роль маневрового паровоза. Для поддержания существующей нормы и для того, чтобы к 1924 году наладить транспорт, необходимо ремонтировать 8% паровозов; в советской России выпускается всего лишь 2 Ремонт сейчас идет по так называемой системе Ларина. Система состоит в том, что главное внимание обращается на текущий и средний ремонт, капитальный же почти не производится, а самое существенное то, что по системе Ларина починка производится таким образом, что один паровоз составляется из трех однотипных. Такая чисто хищническая система, по отзывам самих большевиков, даст лишь возможность несколько задержать падение провозоспособности дорог. Считается чуть не чудом, об этом трубят на весь мир, что удалось приостановить неподачу подвижного состава на 15% (в сентябре 1919 года на 15% и в феврале 1920 года на 15%) и увеличить грузоподъемность одного паровоза с 9 тысяч пудов на 11 тысяч пудов (в мирное время 40 тысяч пудов). Нисколько не лучше обстоит дело и с вагонами. Рельсы не меняются, не меняются даже шпалы. Пермская дорога производит ремонт шпал путем накладывания на них дощатых накладок под рельсы. Разрушено громадное количество мостов. Плохо ремонтируется и самое полотно.

3) Топливо.

Запасы твердого топлива в 1920 году сильно повысились благодаря занятию Урала и Донецкого бассейна, где запасы достигали 80 миллионов пудов. Шахты разрушены, рабочие-шахтеры разбегаются. Такое положение вызвало усиление деревянных заготовок, но и тут в 1919 году вместо предположенных 14 миллионов кубов заготовлено 5 миллионов кубов. Такое состояние топлива вызывает остановку громадного количества предприятий, как и невозможность заготовить и своевременно подать необходимое сырье. Значительно лучше обстоит дело с жидким топливом. Победа над Деникиным дала многое. В Майкопе имеется запас нефти до 10 миллионов пудов. В Баку нефти – колоссальное количество. В Баку накануне занятия были переполнены нефтехранилища, но беда в том, что вывезти нефть долгое время не удастся, так как весь наличный Каспийский флот уведен англичанами в Персию. Теперь проектируется для вывозки нефти постройка новых путей.

4) Количество рабочих (цифры председателя секции металлистов).

В настоящее время насчитывается рабочих до 800 000 (промышленных). До войны было около 4 с половиной миллионов. Уменьшение в 4 раза. Утечка рабочих объясняется тем, что около 15% служат в красной армии (цифра Троцкого), масса ушла в деревню, и значительное количество пошло на службу в советские учреждения. По данным комиссара Милютина – около 1 миллиона рабочих, по данным Рыкова – 1200 тысяч. В Петрограде, например, к январю 1918 года было до 300 тысяч рабочих, к 1 августа того же года – около 90 тысяч, причем наблюдается дальнейшее сокращение. Сормово, вместо 32 тысяч – только 8 тысяч. Причем сам по себе факт сокращения количества индустриальных рабочих, представляющий одно из наиболее ужасных явлений, усугубляется тем, что идет колоссальное сокращение производительного труда, вызываемое, главным образом, недостаточным питанием. Увеличились прогулы рабочих, вынужденных мешочничать. Оплата рабочих производится по твердым тарифам. Это вынуждает рабочих на фабриках брать плату натурой и затем по бешеным ценам продавать товары на Сухаревке, которую в шутку называют «главрынком».

Такое положение вызывает недовольство рабочих, но система специальных запугиваний, общий режим держат рабочих в повиновении. Зато усиливается тяга в деревню и кустарничество. Принимаются теперь самые решительные меры. Проектируется введение Тейлоровской системы. Курсируют специальные поезда с инструкторами-пропагандистами системы Тейлора; введена милитаризация труда, но, по словам Альперовича, многие заводы не могут вести работы из-за отсутствия рабочих. Одновременно в текстильной промышленности безработица настолько сильна (многие фабрики стоят из-за отсутствия сырья), что популярен лозунг: «Текстильщиков на лето нужно отправить на полевые работы».

Среди рабочих пользуются успехом меньшевики. В Туле на выборах в советы меньшевики (а они единственная легальная партия) получили 25% (большевикам пришлось исправить положение посылкой усиленной делегации от красноармейцев, в результате получилось их большинство). Нужно сказать, что большевики не стеснялись в тех местах, где, по расчетам, было их большинство, проводить выборы по мажоритарной системе, тогда как меньшевики везде проводили пропорциональную систему. Так же в Харькове. В Москве на выборах в совет меньшевики пользовались успехом, и если им удалось провести очень незначительное число делегатов, то только благодаря режиму. Когда, например, стало известно, что рабочими Александровского узла выбран Мартов, то выборы решили кассировать, а рабочих перевели на уменьшенный паек. И лишь благодаря личному письму Мартова на имя Ленина, где Мартов грозит сделать приведенный факт достоянием европейского рабочего движения, кассация отменена и рабочие переведены на нормальное положение. Меньшевики получили подавляющее большинство и в Харькове. С.-р. (эсеры. — Ред.) не фигурируют, как соперничающие с меньшевиками, потому что переведены на нелегальное положение.

Теперь много кричат о затее Троцкого – «трудармиях», но, по словам ответственных большевиков, «трудармии» – это лишь политический ход, не больше. Производительность труда составляет одну сотую, максимально одну тридцатую часть нормального труда.

Усиливается кустарничество. Число кустарей достигает громадного количества. К ним относятся бережно. Лучше пусть кто-нибудь производит, чем никто.

5) Настроение деревни.

Крестьянство враждебно к советской власти. Среди крестьян популярен лозунг «долой коммунистов и коммунию». Во многих местах советской России идут восстания. Армия «зеленых» в некоторых местах растет за счет массовых дезертиров и вербуется путем притока крестьян из волостей после усмирения восстаний. В Тульской губернии были случаи, когда при усмирении восстания села сожжены дотла.

Особенно сильные восстания в Тамбовской губернии. Там, в Кирсановском уезде, больше года существует отряд Антонова. Часты случаи расстрела крестьян. В Сибири имеются также случаи восстаний крестьян. Алтайская губерния, особенно Бийский уезд, Минусинский уезд Енисейской губернии, также ждут крестьянских волнений.

Мы знаем все сообщаемое со слов Федоровича и Коногова, 4 дня тому назад вернувшихся из Москвы. Для окончательной характеристики положения в России нужно добавить, что блокада продолжается и что Россия пока что ничего из-за границы не получила. Во всероссийском совнархозе (судя по статьям) почти предрешен вопрос о предоставлении иностранцам концессий. Пока мы от выводов воздержимся. Подчеркнем только одно: партия отказалась от вооруженной борьбы с советской властью.

6) Политическое положение.

С.-р. везде, и в России и по Сибири, на нелегальном положении (исключение – пока что один Иркутск), сидят в тюрьмах целые организации.

Из центрального комитета сидят четверо: Донской, Е. Ратнер, Морозов и Берг; последние уже были довыбраны в ЦК на 9-м совете партии. Теперь в партии ставится вопрос о переработке партийной программы согласно изменившимся условиям.

Работать страшно трудно, так как часты случаи провалов. Уже в феврале арестована нелегальная типография ЦК. Объясняется это значительным числом провокаций, которые находят объяснение в том, что до сих пор часты случаи ухода наших товарищей к коммунистам.

Кратко:

Кооперация стала органом советским. Подчинена советской власти во всем. Центросоюз, его правление – большевистское. Ломка идет по всей России. Закупсбыт слился с Центросоюзом. О политике большевиков по отношению к кооперации вы узнаете из резолюции – листовки ЦК. Несмотря на то, что так много говорится о монополизации торговли и заготовке всех продовольственных продуктов, частный капитал процветает, приняв нелегальные, но вполне ощутимые формы. В Москве Сухаревка охватывает район от Мясницкой до Самотека. Все это пространство заполнено морем народа: торгуют решительно всем, сделки совершаются миллионные; запродажа партий товаров происходит вагонами; борьба с Сухаревкой стала большим вопросом. Сухаревке посвящаются специальные статьи в специальных органах. ВЦК заявляет, что все товары, имевшие хождение по Сухаревке, попадают туда из советских фабрик и складов, но важно, кроме того, то, что частная торговля растет и ширится. По словам Каменева (его доклад в московском совдепе), в Москве 18 000 рабочих и красноармейских лавок. Каменев приходит к выводу, что бороться с частной торговлей в том виде, какой она приобрела в Москве, советской власти не под силу. С одной стороны, закрытие этих лавочек обрекает рабочих на еще большую голодовку, а с другой стороны – чтобы бороться с лавочничеством, нужно довести кадр милиции до 40 000, причем нет никакой гарантии, что не начнут открываться милицейские лавочки.

Вот всё, что в общих чертах мы можем сообщить вам.

С товарищеским приветом Всесибирский Краевой Комитет партии социалистов-революционеров».

Меньшевики и большевики

Не менее интересна декларация меньшевиков, оглашенная в заседании московского Совета рабочих и крестьянских депутатов 6 марта 1920 г.

«Товарищи. Мы, члены фракции РСДРП, явились на это первое собрание новоизбранного московского Совета немногочисленной группой. Среди полутора тысячи членов этого Совета нас насчитывается 4—5 десятков, и влияние, которое мы можем своим голосом оказывать на его решения, ничтожно.

Но совершенно иначе представляется положение дел тому, кто захочет взглянуть правде в лицо и отдать себе отчет в действительных настроениях, чаяниях и надеждах тех трудящихся масс, от имени которых хочет говорить московский совет.

Наша партия вступила в избирательную борьбу, ослабленная тем режимом бесправия и насилия, которому она подвергалась в течение более чем двух лет. Лишенная печати, загнанная в тиски нелегального существования, без свободы слова и организаций, без возможности сколько-нибудь тесного и постоянного общения со своими собственными организациями, осыпаемая ежедневно бесчисленными клеветами, наша партия столкнулась на выборах лицом к лицу с партией коммунистов, в монопольном пользовании которой находятся и печатный станок, и зал для собраний, и средства передвижения и связи, к услугам которой вся мощь государственной власти, весь аппарат государственного управления, все материальные средства государства.

Эту избирательную борьбу нашей партии пришлось вести на почве избирательной системы и выборной инструкции, которые не только не обеспечивали свободного выявления воли трудящихся, но мало знают себе равных в истории в смысле подавления и искажения этой воли.

Не будем уже говорить о бесчисленных случаях прямого насилия над волей избирателей, застращивания, давления и других злоупотреблений, имевших место в ходе избирательной кампании. Но нельзя замолчать кричащее неравенство избирательного права для различных категорий трудящихся. Неслыханные привилегии, предоставленные находящимся в руках коммунистов верхушкам организаций, как, например, московскому губерн. совету профессиональных союзов, сто тридцать участников которого послали сюда почти сотню (94) депутатов. Избирательная география, произвольно кромсавшая избирателей, как это было видно, например, с советскими служащими, 24-часовые сроки для заявления кандидатур посильны в современных условиях только той партии, которая располагает монополией средств связи: сообщения и передвижения. Обязательное открытое голосование, сплошь и рядом в присутствии прямого начальства. И, наконец, почти открытое слияние официальной избирательной организации с организацией коммунистической партии. Кто решится утверждать, что при этих условиях результаты выборов могут сколько-нибудь точно отражать действительную волю и настроение трудящихся.

И вот, если в этих условиях наша фракция появляется здесь в составе пяти десятков членов, если в этих условиях почти везде, где только наша партия имела возможность выставить своих кандидатов, почти без исключения, избиратели – будьте пролетарии станка или пролетарии прилавка и конторки – ей отдавали подавляющее большинство своих голосов, то мы имеем право сказать: удельный вес наш в этом зале далеко ниже удельного веса нашего в трудящихся массах. И мы знаем, что в нашем голосе будут звучать мысли и воля не только тех трудящихся, которые послали нас сюда, но и всего пролетариата, не утратившего классового самосознания».

Дальневосточная неурядица

Мрачную картину представила собой большевистская Сибирь, но не блестящи оказались дела и на небольшевистском Дальнем Востоке.

После падения власти адмирала Колчака Дальний Восток, как это и предсказывалось, распался. Накануне своего пленения, видя безвыходность создавшегося положения и, несомненно, в припадке отчаяния адмирал подписал следующий указ:

Указ Верховного Правителя

«5 января 1920 года. г. Нижнеудинск.

Ввиду предрешения мною вопроса о передаче верховной всероссийской власти главнокомандующему вооруженными силами юга России генерал-лейтенанту Деникину впредь до получения его указаний, в целях сохранения на нашей Российской Восточной Окраине оплота государственности, в началах неразрывного единства со всей Россией:

1) Предоставляю главнокомандующему вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа генерал-лейтенанту атаману Семенову всю полноту военной и гражданской власти на всей территории Российской Восточной Окраины, объединенной Российской верховной властью.

2) Поручаю генерал-лейтенанту атаману Семенову образовать органы государственного управления в пределах распространения его полноты власти.

Верховный Правитель адмирал Колчак.

Председатель Совета министров В. Пепеляев.

Директор канцелярии Верховного Правителя генерал-майор Мартьянов».

Указ этот остался на бумаге. Читинской власти не признал ни Владивосток, где свергнут был генерал Розанов и воцарилось приморское земство, присвоив себе верховную власть, ни Благовещенск, который поспешил стать советским, ни генерал Хорват, который с полным основанием поспешил отказаться от признания верховенства над общероссийской концессией в Китае какой-либо местной власти.

Дальний Восток рассыпался.

Стали появляться юмористические правительства, произошли потрясающие события в Николаевске-на-Амуре, где какие-то сверхбольшевики, изуверы, сожгли целый город и перерезали все население, но за целый год не произошло ни одного отрадного факта, который создал бы хоть какой-нибудь просвет.

Бесплодны оказались все попытки создать дальневосточный буфер из областей, которые не могут существовать собственными средствами. Тщетны оказались надежды и на союзников. Даже японцы ушли, увидев, какие громадные затраты им пришлось бы нести и как ничтожны были бы выгоды от принятия на содержание нежизнеспособного буферного и буффонадного государства.

Никто не выиграл от иркутской драмы: ни русские, ни иностранцы.

Падение омской власти и интересы союзников

Обзор иркутских событий должен был показать, что успех восстания зависел в значительной степени от того пассивного содействия ему со стороны союзников, которое они оказывали мятежникам, мешая решительным действиям правительственных войск и покровительствуя захвату железнодорожной полосы отрядами народно-революционной армии.

Чем руководствовались при этом союзники, сказать трудно. Предполагать, что все они наивно верили в политический вес и силу социалистического блока, едва ли можно. Надо остановиться, прежде всего, на отрицательном моменте: они все отказались от поддержки омского правительства и адмирала Колчака, которые не сумели предупредить катастрофы. Рассчитывать на восстановление фронта, оказывать поддержку в форме снабжения, снова отодвигать момент, когда восстановятся нормальные экономические сношения с Россией – все это признано было невозможным.