Текст книги "Радиоконтакт с потусторонним миром"

Автор книги: Фридрих Юргенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

НЛО-мания. – Мне все надоело. – Вещи начинают говорить. – Неужели я становлюсь шизофреником?

Я должен признать, что не могу дать убедительных и правдоподобных объяснений описываемого феномена, и не думаю, что кто-либо другой в состоянии разгадать тайну этих «голосов ниоткуда». И хотя сегодня я уже сформировал собственную точку зрения, основанную на определенных фактах, которая более или менее отвечает моей логике и здравому смыслу, я ни в коем случае не исключаю возможность других объективных объяснений. По природе я не отношусь к числу упрямых догматиков, лишенных критичности или самокритичности.

Я достаточно честен, чтобы признаться читателям, что тогда, в 1959 году, мне пришла в голову одна мысль, которая впоследствии оказалась несостоятельной. Я связал таинственные голоса на пленке с так называемыми Неопознанными Летающими Объектами (НЛО). Число встреч с НЛО превысило 100 000, и практически нет страны в мире, где не наблюдались бы эти таинственные летающие объекты. Идея о том, что мужской и женский голоса на пленке как – то связаны с командой НЛО, не казалась притянутой за уши.

Кроме того, наблюдения и приключения, пережитые моей семьей и мной самим, только укрепляли мое предположение, что мы можем иметь дело с инопланетянами. Я избавлю читателя от детальных описаний и попрошу его не делать ложного вывода, что я склонен к фантазированию и различным комбинациям. Я всегда старался быть трезвым и объективным и, если и делал ложные выводы, основанные на своих действительных наблюдениях и открытиях, то это было то же самое, что происходит с большинством исследователей. Нужно иметь мужество признать свои ошибки. Ошибки и ложные выводы неизбежны на пути к открытиям. Так было и будет всегда, пока есть люди, умеющие думать и чувствовать.

Короче, мы с женой вынуждены были признать, что наши надежды и ожидания не осуществились. Нам было стыдно самих себя, и мы чувствовали себя обманутыми и одураченными этими неведомыми существами.

Я вспоминаю, как в тот момент, когда мне все надоело, и я уже собирался выключить магнитофон, я услышал в наушниках мужской голос: «Пожалуйста, подожди, подожди, выслушай нас…». Но я не стал больше ждать и слушать. Вместо этого я закрыл крышку магнитофона, собрал все пленки и решил раз и навсегда покончить со всей этой глупостью. Я был очень расстроен и всю вину за эту неудачу, которой вполне можно было избежать, возлагал на «призраков», сделавших из нас полных идиотов.

Мы быстро собрали вещи, закрыли коттедж и дом у озера и уехали в Стокгольм. Я чувствовал облегчение, хотя наш отъезд больше напоминал бегство.

Вернувшись домой, я первым делом закрыл все пленки в ящичке с инструментами, а магнитофон засунул под письменный стол, чтобы он не мозолил мне глаза. У меня была почти аллергическая реакция на все, что связано с записью, и я даже не мог заставить себя прослушать еще раз свои пленки, чтобы дать объективную оценку происшедшему. Мы, люди, не любим, когда над нами смеются, и нам не нравится выглядеть в глазах других идиотами. Мы предпочитаем объявить себя жертвами чьих-либо козней, нежели признать, что пали жертвой собственной глупости и самообмана.

Когда моя горечь более или менее рассеялась, я начал более спокойно размышлять над тем, что же произошло тогда в лесу в Моэлнбо. Я решил начать с самого, как мне казалось, слабого пункта, потому что хотел подвергнуть концепцию об инопланетянах тщательному анализу.

Как утверждают исследователи НЛО, так называемые контактеры видят в инопланетянах более совершенный тип живых существ, сеющих страх и смятение среди живущих на Земле. Часть тех, кто верит в НЛО, пытаются превратить это в современную суррогатную религию, некую межпланетную оккультную идеологию.

В течение тысячелетий, особенно во времена кризисов и опасностей рождались всевозможные секты, оккультные учения, движения «спасителей мира», которые подпитывались частично религией, частично политикой и идеологией. Мы тоже попались на крючок такой идеологии. Тем не менее, я считаю, что в противоречивом вопросе с НЛО нет дыма без огня. Вопрос лишь в том, что есть факт, а что обман и выдумка, и как найти искру истины в потоке противоречий.

Я не сомневался в том, что феномен голосов на пленке связан с парафизическими и парапсихологическими процессами и может быть исследован лишь при объективном и совершенно беспристрастном подходе.

Прошел октябрь. Мой магнитофон все еще находился в «ссылке» под столом.

И тут произошло нечто, что вызвало у меня удивление и беспокойство.

Все началось со странных звуков, которые стали раздаваться вокруг меня в течение дня. Например, однажды, когда я сидел в своей мастерской, я услышал короткие возгласы, слова и обрывки слов, которые раздавались из шума дождя за окном, и которые явно шептал женский голос. Большая часть фраз повторялась и звучала то по-немецки, то по-шведски: «Оставайся на связи. – Оставайся на связи с оборудованием. – Пожалуйста, послушай. – Ежедневный контакт с помощью оборудования. – Пожалуйста, пожалуйста, послушай!..» Те же самые слова я слышал в огне, потрескивающем в печи, и в шелесте бумаги. У меня не было никаких сомнений в том, что это звуковой феномен, а не игра моего воображения. Я ясно различал звучание и тембр того же женского голоса, который уже не раз слышал на своих пленках.

Я не находил себе места. Я сопротивлялся этим вмешательствам, будившим во мне представления о сказочных образах и историях с привидениями. Кроме того, я начал подумывать о шизофрении, для которой слышать голоса это типичный симптом. Это пробудило во мне мрачные предчувствия, и хотя я чувствовал себя «нормальным» и здоровым, осадок подозрения в душе остался.

Неужели я стал жертвой душевной болезни? Эта мысль казалась мне смехотворной. Я всегда крепко спал, и меня никогда не беспокоили никакие страхи или галлюцинации. У меня отличная способность концентрироваться, и мои душа и тело тоже, казалось, были в порядке. И все же я слышал вокруг себя голоса – даже в вибрирующем звуке электробритвы я ясно различал женский голос, шепчущий: «Пожалуйста – оставайся на связи – послушай – послушай – слушай с оборудованием – пожалуйста, оставайся на связи….»

Только мое раненое самолюбие не позволило мне последовать этой просьбе, ведь что может быть проще, чем записать голос на пленку? Если голоса действительно существуют, если это не слуховая галлюцинация, то пленка их зафиксирует. А когда они будут записаны, это станет объективным доказательством их существования, и любое подозрение на шизофрению отпадет раз и навсегда.

Я находился в состоянии сильного нервного напряжения. Моя способность слушать необыкновенно развилась. Как-то внезапно у меня это стало очень хорошо получаться. Это было поразительно. Быстро и непроизвольно эта способность развилась во мне – потрясающее переживание, захватившее меня. От отчаяния я даже начал курить, одновременно стыдясь этой своей слабости.

Глава 8

Борис Сахаров – мой друг юности. – Путь в молчание. – Я переживаю шок.

В ноябре ко мне в Стокгольм приехали двое немецких друзей. Чтобы сделать им приятное, я преодолел внутреннее сопротивление и в первый раз за долгое время достал свои пленки. У меня все еще не было никакого каталога своих записей. В спешке я дал послушать своим друзьям только пленку с лаем собаки.

В последний вечер перед отъездом моих знакомых я совершенно случайно напал на след друга юности, о котором ничего не слышал 27 лет. Он к тому времени стал одним из самых известных преподавателей йоги во всей Германии. Я говорю о Борисе Сахарове, написавшем несколько хороших книг по йоге, которые, наверняка, знают те читатели в Германии, которые интересуются данной темой. Нас с Борисом связывала юношеская дружба. Мы выросли в одном городе, Одессе, наши отцы оба были врачами и, следовательно, коллегами. Нас связывало глубокое желание найти скрытый смысл жизни.

В последний раз я видел Бориса в Берлине в 1932 году. Он тогда жил у моих родственников в Шарлоттенбурге. Несмотря на большие способности и выдающийся талант к иностранным языкам, он все время испытывал материальные затруднения. Без сомнения ему не хватало практицизма. Кроме того, он был иностранец, а Германию в то время охватил катастрофический экономический кризис. Борис зарабатывал на жизнь, работая таксистом. Он работал в основном ночью, а днем разрисовывал рекламные щиты и объявления и старательно изучал йогу и астрологию. Мы потеряли связь с начала Второй мировой войны.

Мои немецкие друзья пообещали мне узнать его адрес, и я с нетерпением ждал дня, когда смогу связаться с моим другом Борисом.

Тем временем моя способность слушать развивалась с удивительной быстротой. К счастью, я уже начал привыкать к ней и принял ее как неизбежный факт, так что меня это больше не угнетало.

Однако я никоим образом не искал сближения с моими анонимными «друзьями из космоса». Меня не устраивали объяснения парапсихологов, спиритистов, оккультистов, исследователей НЛО и им подобных, потому что я хотел знать наверняка и убедиться во всем на собственном опыте, а не довольствоваться объяснениями других.

Постепенно я стал успокаиваться, хотя все еще не преодолел неприязни к голосам на пленке.

Однажды вечером я лежал на кушетке в своей мастерской и пытался взглянуть на события объективно. В целом я чувствовал свою вину за разрыв связи с этими неведомыми существами. Я ощущал глубокое опустошение, болезненную утрату и не знал, можно ли возобновить прерванный контакт без риска пережить новое разочарование.

Я пытался представить себе перспективу своей жизни, потому что хотел найти ее основной смысл. В чем же действительно он состоит, смысл человеческой жизни?

Я вспомнил, как, будучи ребенком, я переживал состояние безграничного мира и счастья, состояние, лишенное ощущения времени, и как с годами такие моменты безмолвной радости стали навещать меня все реже и реже.

И другие события промелькнули в моей памяти: война, революция, брак, развод, счастье творчества, разочарования и успех. И над всем этим сиял вечный свет тех впечатлений, истинных и бесконечных. Без сомнения, именно они составили мой внутренний стержень, и я задавал себе вопрос, сможет ли эта «безмолвная радость», это глубокое погружение в тайное помочь мне ответить на мои вопросы.

Постепенно я погружался в состояние мира и безмятежности и обретал внутренний покой, продолжая при этом бодрствовать и полностью осознавая все происходящее вокруг.

Затем произошло нечто, чего никогда раньше не было. Я услышал приглушенный мужской голос, доносившийся с расстояния не более 3 ярдов: «Послушай меня – участвуй в работе.». Голос говорил по-немецки.

У меня перехватило дыхание, и я почувствовал ледяные тиски в горле. Я одним движением вскочил, поспешно открыл окно и начал вдыхать морозный зимний воздух.

Я был в шоковом состоянии, но одновременно чувствовал облегчение. Контакт, самый четкий за все это время, произошел в самый подходящий момент!

«Послушай меня, участвуй в работе.», – разве это не призыв продолжить совместную работу? В эту минуту мне стало ясно, что контакты, начавшиеся год назад, не должны быть прерваны, потому что все это намного серьезнее и важнее, чем я себе представлял до сих пор.

Я быстро отошел от шока. Освежающее чувство восстановленной духовной связи наполнило меня радостью и вернуло мне прежнюю уверенность.

Несмотря на все ошибки и недоразумения, мои невидимые друзья не забыли обо мне, и после того, как начало было положено, я решил еще до Рождества возобновить контакты с помощью магнитофона.

Глава 9

Мой магнитофон становится радиоприемником. – Рождественский сюрприз. – Кто это так шумно дышит?

Однажды вечером, не успел я включить магнитофон, как в комнату вошел Фредди Т, мой американский друг. Когда он увидел крутящуюся пленку, он кивнул и наполовину шутливо, наполовину скептически произнес: «Я – Томас». Сразу за этим последовал мужской голос, сказавший по-шведски: «Хвастун».

Так, в этот вечер голоса вернулись снова.

Среди них я узнал неутомимый женский голос на верхненемецком, который, используя различные частоты, пытался пробиться ко мне все последние два месяца. Сейчас ее голос звучал с пленки, и я ясно слышал мягкий и выразительный тембр, выдававший теплые и сильные чувства.

В последующие дни появился новый феномен. Он заключался в том, что во время записи на пленке фиксировалась радиопередача. Микрофон стоял на своем обычном месте в мастерской, а радиоприемник находился в гостиной и во время моих сеансов записи был всегда выключен. Большинство записанных передач вещалось Шведской радиовещательной компанией, но время от времени попадались отрывки передач иностранных радиостанций, довольно громкие по звучанию. Самым любопытным было то, что сразу перед началом записи радиопередачи слышался щелчок «Включение», за которым следовал шелестящий звук, создававший впечатление, словно кто – то регулирует ручку громкости.

Однажды вечером я сидел у магнитофона. Я включил его на запись и погрузился в размышления. Я хотел услышать голоса моих невидимых друзей, а не ничего не значащие радиопередачи. Не успел я поразмышлять как следует, как высокий тенор быстро произнес по-английски и по-немецки: «Послушай наш голос!».

Когда я понял, что причиной всех недоразумений до сих пор были мои собственные поступки, мое душевное равновесие и радость от работы вернулись, и я решил «пригласить» своих невидимых друзей на празднование Рождества. Я вставил в магнитофон новую пленку, подсоединил микрофон и решил записывать наши семейные разговоры во время праздника.

Результат этих первых записей был удивительно интересным. В самом начале были слышны голоса, говорившие одновременно по-немецки и по-шведски. Они были не лишены чувства юмора. Выделялся один женский голос – он говорил по-шведски с явно французским акцентом.

На следующий день я воспроизвел записи, как всегда, на медленной скорости и открыл странный звуковой феномен. Я услышал шепот, в котором, к моему огромному удивлению распознал неутомимый женский голос, который многократно обращался ко мне по имени, и различил слово: «Помоги». Голос говорил по-немецки и по-шведски и вставил несколько слов по-итальянски.

Интересно, что голоса пытались произнести мое имя, например, ко мне обращались «дядя Пелле», как обычно называют меня дети моей жены. Чаще можно было услышать «Фридрих», «Фридель», Фредди», «Фредерик», «Федерико» и наконец, «Фридибус». Все эти варианты, казалось, имели целью рассеять мои сомнения и убедить меня в том, что ко мне обращаются лично. В первый день Рождества произошло уникальное событие, о казавшее на меня очень положительный психологический эффект.

Мое оборудование уже некоторое время находилось в режиме записи. Время было после обеда, и я находился в мастерской один. Я как раз собирался надеть наушники, как вдруг раздалось тяжелое дыхание, которое можно было услышать и через наушники и без них.

Звук был настолько громкий, что я испытал настоящий шок. Затем я сообразил, что он обязательно запишется на пленку. Он явно напоминал тяжелый выдох, сделанный дважды. Это походило на то, как если бы кто-то демонстрировал технику дыхания. Затем легкие освободились, и можно было слышать свистящий звук бронхиальных мембран.

После второго выдоха мужской голос сказал по-немецки: «Как холодно!».

Это было первое, что прозвучало и в комнате и через наушники, и оно записалось на пленку. Если воспроизвести запись, можно услышать, как я вхожу в мансарду, подхожу к столу и надеваю наушники.

Все эти звуки ясно различимы, так же, как и любопытное пыхтение и возглас: «Как холодно!».

И снова у меня было 100 % доказательство, что я не страдаю галлюцинациями, что это не сон, не фантазия и не душевное расстройство. Я поблагодарил в душе своих невидимых друзей за то, что они избавили меня от последних сомнений и решил обратиться за советом к известному шведскому ученому. Но прежде, чем я расскажу об этом, я должен попросить читателя набраться терпения, потому что мои записи скрывали еще два приятных сюрприза, которые я обнаружил примерно через 2 недели. В своем рвении и неопытности я не обратил внимания на голос в самом начале записи.

В начале января я получил печальные вести. Мой друг Борис Сахаров погиб в автомобильной аварии в октябре 1959 года. Его жена была в коме и находилась в больнице в Байройте. Я получил эту новость от немецкого издательства, которое отправило мне также опубликованную книгу Б. Сахарова «Большой секрет». В ней было бесчисленное множество фотографий, на которых был запечатлен Борис в различных позах йоги. Эти фотографии вернули мне воспоминания о нашем детстве и юности и оставили в душе боль от потери друга.

На последней странице можно было увидеть Бориса, выполняющего дыхательные упражнения. Он стоит со втянутой диафрагмой, освобождая легкие, и улыбается. Когда я более внимательно рассмотрел эти фотографии, я сразу вспомнил о двух «выдыхающих» звуках и решил еще раз прослушать эту пленку.

В этот раз я был более внимательным и в самом начале обнаружил приглушенный мужской голос, который несколько напряженно, но на ясном немецком произнес: «У оборудования… Твой Борис!». Имя «Борис» было произнесено затрудненно. И с дребезжащим «р».

Итак, это был мой верный друг Борис, раз и навсегда развеявший все мои сомнения.

А теперь вернемся в январь 1960 года. Ободренный своими четкими записями, я решил проконсультироваться по телефону с одним известным шведским ученым.

Глава 10

Первая «публичная» демонстрация – Невидимкам предоставляется слово. -

Настоящее оцепенение.

Я знал имя доктора Бьеркхема уже много лет. Я читал о его экспериментах по глубокому гипнозу. Этот талантливейший ученый имел степень доктора философии, теологии и медицины, и я думал, что как психиатр и парапсихолог он сможет распознать истинное значение моих контактов. Имя доктора Бьеркхема было хорошо известно за пределами Швеции, у него было очень много работы, и я беспокоился, смогу ли с ним связаться.

К моему удивлению, у нас состоялся очень положительный телефонный разговор. Этому человеку не нужно было долго объяснять, он сразу понял суть дела. Доктор Бьеркхем пообещал навестить меня у нас дома в Стокгольме в понедельник 28 декабря 1959 года.

Кроме доктора Бьеркхема я решил пригласить своего друга Арне Вайсе с супругой, работавшего в Шведской радиовещательной компании, с которым мы вместе подготовили множество радиопередач. Кроме того, присутствовала моя сестра Элли – она гостила у нас на Рождество – и сестра моей жены Анника, которую я специально пригласил на эту встречу.

Наши гости прибыли ровно в 18.00. После легкой закуски мы перешли в большую комнату, где некоторое время провели в беседе. Хотя царило приподнятое настроение, тем не менее, чувствовалось какое – то напряжение, становившееся все сильнее.

Лично я чувствовал себя немного неуверенно. Я сравнивал себя с режиссером театра, не знающим, явятся ли его актеры к назначенному представлению или нет.

Я сел рядом с доктором Бьеркхемом как можно дальше от магнитофона и включенного микрофона.

По просьбе собравшихся я включил магнитофон на запись, пока мы беседовали. Запись шла через микрофон в присутствии 7 свидетелей и при полном электрическом освещении. Поскольку я собираюсь описать многочисленные записи, сделанные в разных режимах, я постараюсь в своем отчете сосредоточиться только на самом главном.

Было около 19.30, когда я включил магнитофон на запись и одновременно воскликнул: «Есть!». Позже, когда мы слушали запись, мы обнаружили мужской голос, вставивший: «Poskala!», но никто из нас этого не заметил. Итак, мы начали запись с названия одного шведского города.

Когда наш младший сын Петер на минуту вошел в комнату, женский голос назвал его очень специфическим прозвищем, имеющим отношение к его внешности. Голос говорил по-немецки и по-шведски, но в обоих случаях слышался финский акцент. Это послание носило чисто личный характер, поэтому его не стоит здесь передавать.

Через некоторое время мужской голос, звучавший так, как если бы он принадлежал пожилому человеку, немного в нос, но достаточно ясно произнес: «…tantoparties…». Мы разговаривали только по-шведски, и я как раз ответил на вопрос сестры, сказав: «monga, monga», что означает «много, много». На пленке за этим следует фраза «tantoparties», представляющее собой комбинацию итальянского слова «tanto» (много) и английского «parties» (вечеринки). Это было похоже на продолжение моего ответа. Так как никто из нас в действительности не слышал голосов, мы продолжали непринужденно беседовать.

То, что произошло потом, было очень странно. Одна из присутствовавших женщин обратилась к доктору Бьеркхему с вопросом, на который он ответил в своей обычной спокойной манере. На пленке же прозвучала совершенно иная серия слов. Мы услышали то, чего он не произносил: «StackarslillaBjork» (Бедняга Бьерк!). Возможно, это имело отношение к его серьезным проблемам с сердцем, которых, однако, благодаря его самообладанию, никто не замечал.

Позже появился тот же самый женский голос, который назвал Петера его прозвищем. После короткой паузы он выкрикнул: «tanner– tanner!». Никто из нас этого не заметил, пока шла запись, и мы были очень удивлены, когда проиграли пленку.

Этот голосовой феномен, прозвучавший, кстати сказать, несколько механически, так поразил Арне Вайсе, что он внезапно вскочил, подошел к микрофону и громко приказал нашим невидимым гостям покинуть дом.

Я попытался исправить неприятную ситуацию, объяснив с улыбкой и юмором, что все мы здесь собрались именно для того, чтобы услышать голоса. Я шутливо заметил, что нам следует быть повежливее с нашими неизвестными посетителями. Но в душе я был в шоке, потому что боялся, что Арне распугает всю мою «команду».

Когда магнитофон снова включился на запись, я громко спросил, что мы можем сделать для наших невидимых друзей, и чего они ожидают от нас.

Анника предложила устроить минуту молчания, во время которой мы сидели, не произнося ни звука, а затем я воспроизвел эту часть пленки. В тишине комнаты прозвучал неутомимый женский голос, прошептавший с глубокой выразительностью: «Вы всего лишь смертные…».

В течение некоторого времени не происходило нечего особенного, и мы продолжили нашу оживленную беседу. Я рассказал Арне о случае с «выдыхающими звуками», когда незнакомый голос произнес: «Как холодно!».

Арне снова схватил микрофон.

«Где Таннер?» – несколько раз спросил он ясным и твердым голосом. «I Sverige!» (В Швеции!) – прозвучал спокойный ответ.

«Я не верю, что вы есть! – энергично добавил Арне, еще не слыша ответа. – Вы не существуете! Как вы ответите, если вы не можете ответить?».

«Вздор!» – ответил тот же самый голос, который мы слышали при воспроизведении пленки.

«Где холодно?» – упорствовал Арне и несколько раз повторил свой вопрос, однако ответа не последовало.

Большинство из нас чувствовало себя неловко. Какая – то неуверенность, или, лучше сказать, страх перед неизвестностью стал ощущаться в комнате. Напряженность нарастала.

Позже, когда доктор Бьеркхем и сестра моей жены Анника ушли, мы с Арне решили продолжить запись в мастерской.

Кто-то из женщин, кажется, жена Арне, предложил посидеть тихо и дать магнитофону поработать какое-то время.

То, что из этого вышло, было очень странно. Мы сидели тихо в течение трех минут. На пленке можно услышать приглушенные звуки улицы. Внезапно мужской голос решительно и выразительно произнес: «Grecola!».

Несколько секунд царила тишина, затем жена Арне нарушила молчание: «Если бы мне не было так страшно, я бы сходила на кухню. Моника, пойдем со мной?». Сын Эльз-Мари спал на кухне.

Только три года спустя я узнал, что означает «Grecola», и произошло это благодаря доктору Альфу Альбергу, навестившему меня в 1963 году. «Grecola» – слово, употреблявшееся в Римской империи и носившее оттенок пренебрежения. Это было латинское прозвище трусливого грека. Его можно было бы перевести как «трусливый маленький кролик».

Здесь я должен особенно подчеркнуть, что в большинстве записей значение отдельных, кажущихся бессмысленными слов выяснялось намного позже, иногда через несколько лет. Как бы банально и бессвязно они не звучали, во всех них скрывались особенное значение и смысл.

Читатель наверняка задаст вопрос, что означают, к примеру, слова «tanner– tanner!». Мы тоже тщетно ломали над этим голову, но никто из нас не смог предложить удовлетворительного объяснения. В 1963 году я был в гостях у женщины из Центральной Швеции. Ее жених покончил жизнь самоубийством, и она в отчаянии собиралась сделать то же самое.

В таких случаях объяснения, утешения и проповеди не помогают. Только истинное сочувствие и понимание могут смягчить и облегчить боль потери и одиночества.

Позже между нами состоялось множество телефонных разговоров, а однажды я получил от нее книгу, написанную английским ученым доктором Л. Джонсоном. Она называлась «Большая проблема». Книга вышла в свет перед Второй мировой войной. Женщина обратила мое внимание на страницу, где приводилось послание, принятое одним медиумом от умершего. «Исследуйте все возможные способы беспроводной коммуникации! Мы, умершие, готовимся войти с вами в контакт таким образом. Все зависит только от длины волн…».

Когда я листал книгу, мой взгляд упал на слово «Таннер», напечатанное два раза на одной странице. Это была фамилия одного известного английского медиума.

А теперь вернемся обратно в декабрь 1959 года, когда мы с Арне начали сеанс записи у меня в мастерской.

Мы оставили женщин – жену Арне Эльз-Мари и мою сестру Элли – в гостиной, отнесли магнитофон в мастерскую, поставили микрофон в углу, закрыли за собой дверь и включили оборудование. Арне беспокойно ходил взад и вперед. «Холодно, как холодно!» – произнес голос на пленке. Арне, не слыша этих слов, зафиксированных только магнитофоном, продолжал мерить шагами комнату.

«Кажется, они ждут, чтобы мы что-то сказали., – заметил он и продолжил вполголоса, – впрочем, им тоже нужно сделать паузу».

«Ничего подобного», – перебил его голос на немецком языке, слышимый только на пленке.

«Нет, мы останемся у оборудования., – здесь голос переключился на шведский, – . с утра до вечера и до глубокой ночи». И закончил по-немецки: «Холод, какой же в вас холод!»

Эта фраза была произнесена громким голосом и без сомнения, была ответом на многократно повторенный вопрос Арне.

Двое экспертов по аудиозаписи из Стокгольмского университета позже изучили эту пленку.

К этому я еще вернусь.

Голос, произнесший фразу «Холод, какой же в вас холод!», звучал несколько хрипло. Он напомнил мне голос, сказавший в самом начале «tanto– parties». Когда мы дали нашим женщинам послушать запись, это произвело настоящую сенсацию. Все говорили наперебой, и только Арне сидел, глубоко задумавшись. Позже он признался, что понял смысл ответа. В нас царит холод, когда мы чего-то боимся. До того, как наши гости ушли, Арне включил магнитофон еще раз. Мы были вдвоем в мастерской, и я сказал что-то вроде: «Пока разум сам не осознает, что может существовать и другая сфера бытия, никакие доказательства не помогут».

«Но, Фридель, – перебил меня Арне. – Я думаю.». «GoerNi?» (Действительно? – по-шведски), – весело вставил мужской голос. Так закончился наш эксперимент вечером 28 декабря.