Текст книги "Секретная сотрудница"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– А для чего тебе это? – удивленно спросила она. – Или ты собираешься писать бульварный роман?

– Пожалуйста, солнышко, не задавай лишних вопросов… Эти материалы нужны мне сегодня. Тебе все ясно? – официальным тоном спросил Турецкий.

– Ясно, господин надзирающий прокурор, – так же официально ответила Лиля. И обиженно заметила: – Может, ты мне все-таки скажешь, что случилось? Или это опять не женского ума дело?

Вместо ответа Турецкий подошел к ней, мягко обнял и нежно поцеловал в губы.

– Прости, солнышко, больше ничего рассказать не могу. И нечего на меня дуться… Все, иди. Мне подумать надо.

Поправив волосы, девушка собралась уходить, но в дверях неожиданно сказала:

– Кстати, чуть не забыла: тебе мужчина какой-то звонил. Говорит, старый знакомый…

Александр Борисович недоуменно повел бровью.

– Как фамилия?

– Не знаю. Он не представился.

– По общегородскому звонил?

– Нет, по внутреннему… Я спросила: что передать? А он: «Спасибо, я еще перезвоню».

– Ладно, разберемся, – кивнул Турецкий и задумчиво уселся за стол.

Среди его многочисленных и разнообразных знакомых было не так уж много людей, которые могли запросто позвонить сюда по внутреннему телефону Генпрокуратуры. Кто же это мог быть? Какой такой старый знакомый? Может, кто-нибудь из давно уволившихся «важняков»? Впрочем, скоро это выяснится…

Тут Александр Борисович неожиданно вспомнил, что, спеша на медосмотр, он сегодня некоторым образом еще не завтракал. А думать на голодный желудок было форменным преступлением против собственного здоровья. Покосившись на телефон, который с его появлением замолчал, как отрезанный, он резонно заключил, что звонивший при желании непременно позвонит еще. Затем встал. Создал на столе видимость своего присутствия на рабочем месте. И выйдя на улицу, зашагал в сторону ближайшего кафе.

Цены его, как всегда, «приятно» удивили. Расплачиваясь за более чем скромный завтрак, Турецкий вновь с горечью подумал, что в стране, где жить на зарплату могут либо полные дураки, либо самоубийцы, не воровать и не брать взяток было своего рода подвигом. Особенно для работника юстиции. Но радости от такого идейного подвижничества он, увы, не испытывал.

– Вы позволите? – деликатно осведомился, пристраиваясь к его столику, худощавый скромный мужчина лет сорока, в таком же скромном костюме без галстука. Судя по всему, это был товарищ по несчастью, живущий на зарплату и не умеющий брать взяток.

– Пожалуйста, – занятый своими мыслями, ответил Турецкий.

Покончив с едой, он неторопливо вытер губы необычной салфеткой, которые, очевидно в целях экономии, были нарезаны из рулона туалетной бумаги, и уже собирался уходить, когда мужчина напротив, не поднимая глаз от тарелки, негромко произнес:

– Одну минуту, Александр Борисович… Турецкий бросил на него удивленный взгляд.

– Я звонил вам сегодня утром, – тихо продолжал мужчина. – Уверен, вам уже передали… Мне необходимо с вами поговорить. Это очень важно. Пожалуйста, уделите мне немного времени.

Начало было совершенно неожиданное и весьма интригующее. Как говорится, в лучших шпионских традициях.

– Я вас слушаю, – смерив незнакомца пристальным взглядом, настороженно произнес Турецкий.

– Желательно не здесь, – по-прежнему не поднимая глаз, возразил незнакомец. – Нельзя, чтобы нас видели вместе… За углом стоит моя машина. Старенькая зеленая «Лада»-трешка. Выйдя отсюда, сделайте вид, что голосуете. А я подъеду и вас подберу.

Тут мужчина на мгновение поднял голову, и Турецкий увидел его глаза, взволнованно блестевшие за стеклами немодных роговых очков. Этого мгновения ему было вполне достаточно, чтобы понять – перед ним действительно сидел какой-то старый знакомый. Но главное заключалось в том, что в его глазах не было фальши. Это были глаза человека, которому можно верить.

Александр Борисович согласно кашлянул. И как ни в чем не бывало невозмутимо вышел на улицу.

Балашихинская городская больница

День

– Мишка, ты что, сдурел, что ли? Да отпусти, медведь, а вдруг зайдет кто-нибудь?!

Уединившись в ординаторской, лейтенант Еремин нетерпеливо тискал свою подругу, молодого врача здешнего терапевтического отделения Любу Королеву.

– Не бойся, – жарко целуя ее, пропыхтел он. – Все же на обеде…

– Да пусти ты! – наконец вырвалась девушка. И оправляя на груди халатик, укоризненно добавила: – Как в кино сводить – так не дождешься от тебя. А как по углам за сиськи дергать…

– Люб, ну ты же знаешь, – виновато оправдывался Еремин, – работа, будь она неладна.

– Ну так увольняйся! И вообще, хватит: берешь меня замуж – так бери. А нет – отвали подальше.

– Опять свое заладила… А жить где будем? У тебя с моими напряги. У меня с твоей матерью…

– Ладно, хватит! – отрезала девушка. – Если любишь – придумай что-нибудь! Для того ты и мужик.

Еремин уныло поскреб бритый ежастый затылок:

– Легко сказать, придумай, – вздохнул он. И чтобы сменить тему, поинтересовался: – Слышь, Люб, ну как там парнишка этот, которого мы с Женькой в лесу подобрали? Точно псих или только прикидывается?

– Сам ты псих, – авторитетно заметила молодой врач. – И как тебя еще в милиции держат?

– Люб, я серьезно. Надо же как-то выяснять личность: кто такой, откуда? Говорить хоть начал?

– Нет пока, – вздохнула девушка. – Степаныч осмотрел его, говорит – шок. Последствия глубокого нервного потрясения.

– Как же это?

– Не знаю. Думаю, кто-то его сильно напугал… С виду мальчик совершенно здоров. Только ноги сильно поранил. Вообще такое впечатление, что он действительно в больнице лежал и его готовили к операции. Вся брюшная полость предварительно была обработана йодовым раствором. На локтевом сгибе левой руки – характерный след, будто у него кровь из вены брали. Ну, мы ему тоже все анализы сделали. И обнаружили следы психотропных и снотворных препаратов…

– Чертовщина какая-то. Говоришь, готовили к операции?

– Ну да! Причем выглядит все так, будто в последний момент от этой операции отказались, – подтвердила девушка.

– Откуда же он такой взялся? – озабоченно произнес Еремин. И пижама на нем вроде больничная…

– Пижама точно больничная. Только клейма на ней нет. У нас обычно все белье специальным клеймом помечают. Порядок такой. А на этой – ничего. Будто со склада.

– Да, странно все это… Значит, придется ждать, пока он заговорит.

– Кстати, Марь Иванна, нянечка наша, возле него всю ночь просидела. Так вот, она сказала, будто он в бреду все твердил про каких-то мертвецов, подземелье какое-то и плакал.

– Блин! Так чего же ты молчала?! – оживился Еремин. – Это ведь самое главное! Где она живет, эта Марь Иванна?

Записав адрес, молодой оперативник напоследок предупредил:

– Ты вот что, Любаш, чует мое сердце – дело это темное. Присматривай тут за парнишкой. И главного своего предупреди, чтоб никого постороннего к нему не допускал. И никаких лишних разговоров. А как очухается – сразу звони мне в управление. Все поняла?

– Угу.

– Ну, мне пора. Давай хоть поцелую на прощание…

– Может, вы для начала представитесь? – произнес Турецкий, когда зеленая «Лада» тронулась с места и не спеша покатила тихими старинными переулочками.

Сидевший за рулем худощавый незнакомец в роговых очках неловко извлек из кармана пиджака очень знакомое удостоверение и показал его своему попутчику.

– Следователь авиатранспортной прокуратуры Кулик Аркадий Викторович, – представился он, – так что мы с вами в некотором роде коллеги.

– Любопытно, – заинтересовался «важняк». – Только почему-то не припоминаю нашего знакомства.

– Это неудивительно. Ведь мы с вами не виделись со времен юрфака.

Турецкий покосился на собеседника, прокручивая в памяти знакомые лица своих бывших однокурсников.

– Я учился на два курса старше, – пояснил коллега. – Лично мы, конечно, знакомы не были, однако неоднократно встречались. Помню, вы еще дрались за место в сборной МГУ по самбо с моим однокурсником Борей Немировским. А потом, кажется, даже с ним подружились.

Александр Борисович удивленно вскинул брови.

– Вы знали Борьку?

– Он списывал у меня конспекты, – улыбнулся Кулик.

– Но мне он почему-то о вас не рассказывал.

– Не успел, наверное. Слишком торопился в свою Америку…

Наконец Турецкий вспомнил это лицо. Эти близорукие серые глаза за роговыми очками. Похоже, с тех времен их владелец так и не сумел купить себе новые. Действительно, вместе учились. А потом – гляди, куда его занесло! Поистине, неисповедимы пути Господни.

– Я вижу, вы меня узнали, – продолжая колесить по центру, заметил Кулик. – Так что очень рад лично познакомиться. Как говорится, много о вас наслышан, Александр Борисович, – смущенно добавил он.

Турецкий выразительно кашлянул. Вся эта необъяснимая игра начинала понемногу действовать ему на нервы.

– Простите, я что-то не совсем понимаю, какое отношение имеет ко мне авиатранспортная прокуратура? И вообще, к чему вся эта нелепая шпиономания?

– Это вы извините, что отнимаю у вас время, – настороженно поглядывая в боковое зеркало, виновато начал Кулик. – Но дело, о котором я хочу вам сообщить, представляется мне чрезвычайно важным. И кроме всего прочего, это несомненно по вашей части. Не исключено даже, что мне случайно довелось узнать некоторые детали очень серьезного преступления.

– Но почему вы решили обратиться именно ко мне?

– Потому что я вас знаю. И уверен, что вам можно верить.

Наконец, зарулив в тихий московский дворик, коллега из авиатранспортной прокуратуры заглушил мотор и повернулся лицом к своему пассажиру.

– И что же это за преступление? – скептически произнес прокурор.

– Сейчас расскажу. Но сначала я хотел бы попросить вас… Словом, если эти сведения вас заинтересуют, постарайтесь нигде не упоминать моего имени.

– Боитесь, коллега? – усмехнулся Турецкий.

– Не за себя. А вот если что-нибудь случится с семьей…

– Понимаю. Но у меня, между прочим, тоже семья.

– Вас не посмеют тронуть.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Вы, Александр Борисович, слишком известная фигура как в нашей системе, так и в преступном мире. Насколько мне известно, вас там уважают и… боятся.

– Чрезвычайно лестно… Но что же все-таки вы хотите мне сообщить?

– Так вы обещаете не упоминать моего имени? – взволнованно спросил Кулик.

Поколебавшись, Турецкий кивнул:

– Обещаю.

Затем извлек из кармана сигарету, испросив у некурящего хозяина разрешение, закурил и приготовился слушать.

– Моя работа, уважаемый Александр Борисович, разительно отличается от вашей. Никакой романтики. Опасных приключений. Сплошная и неприглядная рутина.

– Почему же неприглядная?

– Я занимаюсь расследованием авиационных происшествий, – вздохнул Кулик. – Угонов. Аварий. Катастроф. Нередко сопровождающихся огромными жертвами. А место подобной катастрофы это, как вы понимаете, не самое привлекательное зрелище…

– Пожалуй, – согласился прокурор.

– За годы своей работы я, знаете ли, всякого насмотрелся. Нередко такого, чего непривычный человек и не выдержит…

– Что конкретно вас заставило ко мне обратиться?

– Вы знакомы со статистикой авиакатастроф, случившихся у нас за последнее время?

– Довольно поверхностно. А что?

– В середине июля в аэропорту Белграда из-за отказа электрооборудования разбился при посадке транспортный самолет Министерства чрезвычайных ситуаций. На его борту находился груз медикаментов и гуманитарной помощи для жертв засухи в Африке. Переброска осуществлялась под эгидой российского отделения Красного Креста. Самолет летел транзитом и должен был совершить посадку для дозаправки.

– Кажется, весь экипаж погиб? – спросил Турецкий.

– Совершенно верно. Девять членов экипажа и три человека, сопровождавших транзитный груз.

– И что же вы там обнаружили?

– В составе специальной комиссии я осматривал место этой катастрофы. Поэтому то, что вы сейчас узнаете, мне довелось увидеть собственными глазами.

– Вы меня заинтриговали.

– Среди обломков самолета, вернее, того, что от него еще осталось после взрыва и пожара, мне попались на глаза остатки специальных контейнеров – их называют сосуды Дьера, а предназначены они для транспортировки и хранения живых человеческих органов, необходимых для пересадки…

Турецкий невольно вздрогнул и насторожился. Не может быть! Неужели это была та самая непредвиденная случайность, о которой только вчера говорил Костя Меркулов?!

– Поверьте, я не дилетант в медицине, – продолжал Кулик. – И сразу их распознал. Таких контейнеров на борту, очевидно, было несколько. И после изучения их остатков нам удалось установить, что на момент аварии в них находилось то, что можно однозначно определить как «внутренние органы человека, полученные путем хирургического вмешательства».

– Невероятно, – покачал головой Александр Борисович.

– Простите, что именно?

– Не имеет значения… В сопроводительных документах на груз было упоминание о наличии на борту подобных контейнеров?

– В том-то и дело, что нет! Только продукты, медикаменты, палатки. Это меня и поразило.

– Комиссия зафиксировала факт их обнаружения?

– Разумеется, – замялся Кулик. – Как обычно, был составлен детальный протокол осмотра места летного происшествия. Но…

– Что?!

– На следующий день из Москвы прибыла еще одна комиссия и составила новый протокол, в котором об этой находке даже не упоминалось!

– Как это «еще одна комиссия»? Откуда?!

– Якобы из министерства… Но я подозреваю, что это были люди из ФСБ. Знаете, такие характерные лица и совершенно непререкаемые полномочия. Кроме того, они взяли со всех нас подписку о неразглашении обнаруженных фактов. Это меня тоже насторожило… Как и то, что вокруг этой катастрофы сразу была организована непонятная информационная блокада, а место падения самолета наглухо оцеплено югославской полицией… По-моему, достаточно, чтобы заподозрить неладное.

– Вполне достаточно, Аркадий Викторович, – нахмурившись, кивнул Турецкий. – Вы даже не представляете, какую помощь мне оказали…

– Так вы тоже считаете, что упомянутые факты необходимо проверить?

– Более того, могу даже конфиденциально вам сообщить, что Генпрокуратура уже заинтересовалась информацией о незаконной торговле донорскими органами. Но необходимы доказательства. К примеру, официальное заключение вашей комиссии, зафиксировавшее факт обнаружения «левых» контейнеров. А его, как я понимаю, у вас нет.

Кулик взволнованно промокнул платком вспотевший лоб.

– Я чувствовал, что это серьезно. Чрезвычайно серьезно. И опасно. Простите, что пришлось обставить все таким образом. Но у меня есть серьезные подозрения, что за мной следят… Сам не знаю, как я на такое решился? Но, в общем, Александр Борисович, мне удалось на свой страх и риск сделать копию протокола и… И теперь я готов передать ее вам, в Генеральную прокуратуру.

– Что же вы сразу не сказали?! – обрадовался «важняк». – Это же именно то, что нам нужно! Когда вы сумеете передать мне эти документы?

– Сегодня вечером… Нет, лучше завтра. Я позвоню вам по внутреннему телефону и назначу время и место встречи… Знаете, я очень рад, что вы меня выслушали и разделяете мои опасения.

– Ведь мы с вами коллеги? – улыбнулся Турецкий, протягивая руку. – Разве не так?

Вешняковская улица

Давно у Риты не было такого отвратительного настроения. С утра все буквально валилось у нее из рук. На душе было тоскливо и тревожно.

На первый взгляд причин для этого не было. Минувший вечер закончился вполне благополучно. Зловещие мордовороты, изрядно напугавшие Риту своими угрозами, похоже, остались довольны тем, как она выполнила их неожиданный «заказ» и больше не давали о себе знать. Но на душе у нее все равно остался неприятный осадок.

Своего вчерашнего клиента Рита «обработала» без особого труда. Юрий Владимирович, или попросту Юраня, как величали его друзья, почему-то был изначально на взводе. Держался напряженно и заметно нервничал. Но в ее умелых руках очень скоро расслабился и развернулся на всю катушку. Рите даже не пришлось прилагать особых усилий: войдя в раж, клиент сам непрестанно подзывал официанта и делал все новые и новые заказы.

Потом, как и предполагала Рита, оба статиста незаметно улизнули (разумеется, не заплатив), и она осталась с клиентом наедине. Для нее это была самая трудная часть вечера. В таких случаях большинство мужчин либо начинали безудержно хвастать своей крутостью и успехами в бизнесе, либо откровенно «снимали» Риту на ночь и обещали ей поистине золотые горы. Но это были в своем роде издержки производства.

Плененный ее неотразимым обаянием, Юрий Владимирович повел себя несколько иначе. Им внезапно овладело неудержимое желание выговориться. Это было естественно и тоже нередко случалось в ее практике. В порыве хмельного откровения некоторые мужчины безоглядно выбалтывали такое, что едва бы решились повторить даже под страхом смерти. Но приоткрыть душу первой случайной девушке из ресторана было для них совершенно в порядке вещей.

Говорил он долго и путано. Из всего сказанного Рита поняла только, что ее клиент безнадежно запутался, связавшись не по своей воле с какими-то темными, явно мафиозными делами. И виною тому был некий Паук, «кровосос и падла», в сети которого бедный Юраня доверчиво попался. Чем занимался этот Паук, Рита так и не сумела понять. Но, по словам ее клиента, был он такой отпетый мерзавец, что даже удивительно: как его до сих пор земля носит. Впрочем, в подобные откровения Рита благоразумно старалась не вникать. Так было лучше для ее собственной безопасности. Мало ли что могло наутро прийти в голову ее протрезвевшему клиенту? Однако исповедь Юрани ее невольно заинтересовала…

Слушая этот пьяный бред, Рита отнюдь не забывала о главной части поставленной перед нею задачи. Дав клиенту выговориться, она с помощью своего обаяния легко сумела убедить его, что не все еще потеряно и еще не поздно отыграться. Слово «игра», как ее и предупреждали, произвело на Юраню магическое действие. И подхватив девушку под руку, он решительно направился в казино, где в слепом азарте за какой-нибудь час проиграл буквально все, что у него оставалось.

В конце концов, вернувшись в ресторан, он снял с запястья золотые японские часы и, подозвав официанта, заказал последнюю бутылку «Наполеона», чтобы разделить с Ритой свое горе.

Эту заключительную сцену она потом вспоминала со стыдом и отвращением. Раздавленный случившимся, взрослый мужчина рядом с ней прямо на глазах превратился в тряпку. Он беспомощно хныкал. Говорил, что теперь уж ему точно «кранты» и остается только пустить себе пулю в лоб. Клял на чем свет стоит ненавистного Паука. И себя самого за то, что сразу не нашел в себе мужества обратиться в милицию. А затем и вовсе начал умолять девушку спрятать его куда-нибудь подальше, где его не найдут ни Паук, ни вся его мафиозная компания… Так продолжалось до тех пор, пока специальная машина не отвезла этого беднягу домой вместе с другими гуляками…

Проснувшись, Рита первым делом позвонила Ленке Никулиной, чтобы разобраться с ней за вчерашнее. Но телефон у «подруги» не отвечал, и разборку пришлось отложить на некоторое время.

Потом из подмосковного санатория ей позвонила мать и напомнила о данном Ритой обещании не забывать хотя бы раз в неделю заглядывать в ее квартиру, вытирать пыль и поливать цветы. Делами свой дочери она не интересовалось. Вернее, интересовалась лишь настолько, насколько это способно было не повредить ее драгоценному здоровью.

Рите ужасно не хотелось выходить из дома, тащиться по жаре на другой конец Москвы. Но выбора у нее не было. Если эти проклятые цветы засохнут, мать снова закатит ей скандал со слезами и обвинениями в неблагодарности. Уж лучше пожертвовать ради собственного спокойствия еще одним выходным днем.

О своих взаимоотношениях с матерью Рита давно предпочитала не думать. Это было и грустно, и бесполезно. Тем более что изменить тут ничего уже было нельзя. Как все неисправимые эгоисты, ее мать всегда считала себя центром мироздания, отчего всю свою жизнь страдала и заставляла страдать других. Особенно своих близких.

По этой причине Рита больше любила отца, хотя и между ними тоже никогда не было полного взаимопонимания. Полковник КГБ, он внезапно умер от инфаркта еще в самом начале «демократических» реформ, так и не сумев пережить крушения той системы, служению которой всецело посвятил свою жизнь.

После этого пропасть между матерью и дочерью окончательно стала непреодолимой. Все закончилось неизбежным разменом их трехкомнатной квартиры на двухкомнатную и однокомнатную, причем в разных концах Москвы. Большая, разумеется, досталась матери; меньшая – Рите. Встречаться они, по молчаливой договоренности, старались как можно реже. При этом мать не забывала время от времени звонить дочери, главным образом для того, чтобы лишний раз упрекнуть ее в равнодушии и неблагодарности.

Кроме того, у Риты был старший брат, человек импульсивный и непредсказуемый. С детства главной его мечтой было навсегда уехать из этой, как он выражался, «проклятой страны». И с тех пор как несколько лет назад он наконец перебрался в Америку, ни мать, ни сама Рита ничего о его дальнейшей судьбе не знали. Однако в душе она никогда не осуждала своего брата…

На улице было сущее пекло. Когда Рита добралась пешком до станции метро, она успела пожалеть, что поддалась на увещевания матери. Трястись в подземке ей предстояло долго. Поэтому, чтобы не скучать, она решила купить газету – неважно какую, главное, убить время.

Заглянув в витрину газетного киоска, Рита выбрала одну из популярных столичных газет умеренно желтого окраса и вынула из кошелька пятидесятитысячную бумажку.

– Ой, девушка, а у меня не будет сдачи… – с виноватой улыбкой ответила ей благообразная киоскерша, похожая на старую заслуженную учительницу.

Рита с досадой поморщилась – придется идти менять. А тут еще какая-то расфуфыренная хабалка нетерпеливо пихнула ее в бок монументальной грудью, прошипев что-то насчет «всяких», которые всем мешают.

Проще всего было, конечно, плюнуть и немедленно уехать. Но представив себе невыносимую скуку предстоящего долгого пути в окружении таких вот невозмутимо читающих хабалок, Рита молча стиснула зубы и пошла менять деньги.

Обойдя впустую с десяток коммерческих палаток (известно, как продавцы относятся к подобным просьбам), она наконец добилась своего и, перебирая на ходу засаленную драную мелочь, снова вернулась к газетному киоску.

– А вот и эта девушка! – указав на нее пальцем, неожиданно заявила «заслуженная учительница».

Только сейчас Рита начала понимать, что тут происходит нечто странное. Возле окошечка стояла та самая расфуфыренная хабалка и громко собачилась с киоскершей. Причиной скандала был пропавший кошелек, и подозрение самым естественным образом пало на Риту. Естественно для всех, кроме нее.

– Ну как же, девушка, – сказала «заслуженная учительница», которой явно не улыбалось обвинение в присвоении чужих денег. – Ведь это вы только что подходили?

– Она! Точно она! – возопила пострадавшая. – Надо милицию позвать! Проститутка!..

С трудом отбившись от столь неожиданных обвинений, Рита в конце концов получила свою газету и под гневные вопли хабалки ошеломленно зашагала к метро, чувствуя себя так, будто ее с ног до головы окатили грязью.

«Проклятая страна, – с горечью думала она, спускаясь в подземелье. – Прав был Андрюшка: чтобы здесь жить, надо либо стать святым, либо окончательно превратиться в животное…»

Купленная ею газета оказалась того особого сорта, который особенно нравится читающей публике. В самом деле, что может быть интереснее сплетен, скандалов, слухов? Однако читать ее Рита почти не могла. Ее душило бессильное возмущение. Только слепо перелистав несколько страниц, она понемногу успокоилась и начала осознавать прочитанное. Внезапно девушка насторожилась. Ее внимание невольно привлекла небольшая заметка с фотографией.

«Сегодня, около девяти часов утра, – с волнением прочла Рита, – в своем офисе выстрелом из пистолета в голову покончил жизнь самоубийством директор-распорядитель гуманитарного фонда «Интермед» при российском отделении международного Красного Креста, бывший заместитель министра здравоохранения Муранов Юрий Владимирович. Услышав выстрел, сотрудники фонда немедленно вызвали милицию. Однако прибывшей на место оперативной группе оставалось только констатировать смерть. Начато расследование, о результатах которого пока ничего не сообщается. Остается лишь гадать о причинах этого загадочного самоубийства. Не исключено, что виною тому стала разнообразная коммерческая деятельность, которой занимался покойный. В частности…»

Расправив завернувшийся уголок газеты и мельком взглянув на помещенную рядом фотографию самоубийцы, девушка неожиданно вздрогнула и похолодела.

Это был Юраня!

В Генпрокуратуру Турецкий летел как на крыльях (Кулик высадил коллегу в другом районе возле станции метро). Хотелось побыстрее обрадовать Костю известием, что его довольно необычная теория о взаимном притяжении случайностей оказалась неожиданно верна. Что с успехом и подтвердил новый поворот в этом, казалось бы, изначально «зависшем» деле.

Однако самого заместителя генерального прокурора на месте не оказалось.

– Константин Дмитриевич на заседании в мэрии, – пояснила его верная секретарша (и тайная поклонница) Клавдия Сергеевна. – Потом у него совещание в Минюсте. А потом еще в Контрольном управлении Президента…

– Ясно, – кивнул Александр Борисович. А про себя подумал: «Стареет Костя. Профессиональным сидельцем заделался».

Разговор с Куликом заметно воодушевил Турецкого. Появилась долгожданная ниточка, которая вполне могла помочь распутать весь клубок этого загадочного преступления, похожего на задачу со многими неизвестными. Саша едва удержался от соблазна тотчас за эту ниточку потянуть. Можно было немедленно отправиться в российское отделение международного Красного Креста и начать поиск отправителя «левого» груза, обнаруженного среди обломков разбившегося в Белграде самолета. Вдруг им окажется та самая неизвестная гуманитарная организация, о причастности которой к этому преступлению упоминал в своем письме профессор Ленц?! Но, поразмыслив, Турецкий решил сегодня ничего в этом направлении не предпринимать. Сначала нужно было получить документы Кулика. Тщательно все изучить. А затем уже начинать расследование. И наконец, главное: если коллега из авиатранспортной прокуратуры не преувеличивал и за ним действительно велась слежка, а всю историю с катастрофой кто-то держал под контролем, то любые поспешные действия в данном направлении могли привести к самым непредсказуемым последствиям.

В результате Турецкий вернулся к своим первоначальным планам на этот день, в которые входило посещение московской квартиры профессора и поиск возможных улик его убийства. Еще вчера там успела побывать дежурная следственно-оперативная группа, которая осматривала дачу в Фирсановке, однако никаких возможных улик не обнаружила. Сегодня Александр Борисович решил проверить все лично.

В середине дня в сопровождении вчерашних ребят с Петровки, 38, он вошел в просторную трехкомнатную квартиру покойного, располагавшуюся в одном из монументальных «сталинских» домов на Кутузовском проспекте. Подобно даче, квартира была обставлена довольно скромно, что свидетельствовало о простоте и скромности ее хозяина. Единственное, что сразу производило неизгладимое впечатление, это огромная библиотека, в которой помимо книг по медицине оказалось и множество художественных произведений на разных языках.

По словам домработницы, пожилой интеллигентной женщины, которая в отсутствие профессора присматривала за квартирой, ничего подозрительного за последнее время здесь не произошло; все до единой вещи мирно пребывали на своих местах, и, кроме нее самой, никто посторонний в квартиру не входил.

На первый взгляд оснований сомневаться в этом у Турецкого не было. Однако профессиональная интуиция подсказывала ему, что за этим мирным спокойствием явно скрывается какая-то загадка. А интуиция, между прочим, ни разу до сих пор не подводила.

Тщательно осмотрев всю квартиру, Александр Борисович сосредоточил внимание на двух вещах: старой телефонной книжке и небольшом семейном фотоальбоме. Уединившись на кухне, он принялся скрупулезно их изучать.

Судя по записям в телефонной книжке, у профессора Ленца некогда был довольно обширный круг друзей и знакомых. Однако против большинства фамилий теперь стоял зловещий черный крест, что однозначно свидетельствовало о смерти этих людей. Так что опрашивать было, в сущности, некого. Обращало на себя внимание, что покойный был пунктуален до мелочей и при этом большой аккуратист: все имена были написаны полностью тем же четким каллиграфическим почерком, что и злополучное письмо. И вдруг, листая пожелтевшие страницы, Турецкий обнаружил довольно нехарактерную запись: какой-то московский телефонный номер, а против номера – три цифры – «017». Что бы это могло значить? Если номер внутреннего телефона какой-нибудь организации, то где имя абонента? Что это была за организация? И кто скрывался за этими тремя цифрами: мужчина или женщина? В любом случае этот загадочный номер необходимо было прояснить.

Аналогичную загадку Александр Борисович обнаружил и на страницах фотоальбома. Первые снимки в нем датировались началом пятидесятых годов. Ни детских фотографий профессора, ни лиц его родителей и родственников в альбоме по известным причинам не оказалось. Зато было много снимков жены и маленького сына. Того самого Яшки-подлеца, о котором упоминал доктор Градус. Многие фотографии были сделаны на даче в Фирсановке. Однако вовсе не они привлекли внимание Турецкого. Альбом был оформлен в хронологическом порядке и тоже отличался скрупулезной аккуратностью. На этом фоне отсутствие нескольких снимков, датируемых концом семидесятых – началом восьмидесятых годов, выглядело довольно странно. Тем более что сами фотографии были, что называется, вырваны с мясом… Что было на этих снимках? Кто и почему их вырвал? И наконец, когда это про изошло?

Пригласив домработницу, которая обслуживала профессора уже около десяти лет и хорошо знала в доме каждую вещь, Александр Борисович показал ей альбом и спросил: как она может объяснить странные пустоты на его страницах? Женщина была взволнована и озадачена. Разумеется, она, с разрешения покойного, иногда просматривала альбом. В последний раз – где-то в начале лета. И по ее утверждению, все фотографии тогда были на месте! Турецкий почувствовал, что напал на след. Это была еще одна загадка. К сожалению, какие именно снимки исчезли, женщина так и не сумела припомнить…

Осмотр квартиры длился несколько часов. Затем, прихватив с собой в качестве вещественных доказательств телефонную книжку и семейный альбом профессора, Александр Борисович вернулся в Генпрокуратуру, где его с нетерпением уже поджидал Меркулов.