Текст книги "Побег с «Оборотнем»"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава четырнадцатая

Упыри пробежали буквально через минуту, размахивая ружьями и палками. Стиснув зубы, согнувшись в три погибели, Турецкий рывками начал продвигаться к лесу. Упругие стебли кукурузы хлестали по щекам, вязли ноги. Изнывая от нетерпения, он добрался до края поля, съежился за косогором. Метров тридцать – до милицейских «Жигулей» с работающим мотором, дорога в оба конца, за дорогой редкий лес, и как в нем собирается спрятаться Валюша? Бритвой по горлу отдаленные крики, он напрягся, едва не сделал стойку. Метрах в трехстах от его укрытия юркая фигурка перенеслась через дорогу, побежала в лес. Прошло немного времени – еще двое перебежали почти одновременно. Затем еще двое. Потом один – последний. Распахнулась дверь милицейской машины, появился молодой сержант в фуражке, сдвинул ее на затылок, озадаченно почесал извилины, проводил глазами последнего в «кавалькаде». Снял с приборной панели рацию, прикрепленную к проводу, начал что-то удивленно в нее говорить. Турецкий перекатился через канаву, затаился в бурьяне на обочине. Пустить такое дело на самотек он уже не мог. Встретиться с Валюшей он бы предпочел на этом, а не на том свете. Работник милиции – в гордом одиночестве, грешно не воспользоваться. Сержант стоял к нему спиной, продолжая излагать руководству ценные наблюдения. Турецкий подкрадывался сзади к машине. Сержант закончил отчет, воткнул на место рацию, сунул руку в салон, извлек за ствол короткий автомат Калашникова с откидывающимся прикладом… и застыл, отвесив челюсть, обнаружив рядом с собой хмурого мужика с «Вальтером». Пистолет, разумеется, был направлен не в небо.

Сержант натужно сглотнул, моргнул правым глазом. Он был совсем еще молодой, безусый, отсутствие опыта работы в органах отчетливо читалось на физиономии.

Турецкий подошел, держа пистолет в вытянутой руке. Лицо сержанта перекосила дрожащая ухмылка, очень уж хотелось показать, что и ему не чуждо самообладание.

– Мысли роятся в голове? – усмехнулся Турецкий. – Смотри, чтобы ни одна не укусила.

– Стрелять будешь? – выдавил сержант. – Чего же не стреляешь?

– Не хочу, – буркнул Турецкий. – Автомат не выпускай, хорошо? Положи его справа на переднее сиденье, только плавненько, без рывков. Я буду следить, давай.

Сержант послушно выполнил распоряжение. Разогнул спину, мялся, не зная, куда пристроить руки.

– Представься.

– Мартынов… – хрипло выдавил милиционер. – Сержант…

– Вижу, что не фельдмаршал. Куда приписан?

– Венское РОВД…

– Венское? – Турецкий рассмеялся. – И чем ваш город знаменит? Венскими вальсами? Венскими стульями?

– Венек… Поселок на этой стороне железки. Восемь тысяч населения, маслосырзавод…

– Ладно. Цель приезда.

– Поступило сообщение, то в Безрукове за переездом видели опасных преступников. Их преследуют местные жители, капитан Онищенко по просьбе коллег из Дубовска дал распоряжение… поддержать поимку… – сержант начал зеленеть.

– Ладно, расслабься. Наручники есть? Конечно, есть, какой же мент без наручников?

Он защелкнул браслеты у сержанта за спиной.

– Полезай на заднее сиденье, и без глупостей.

– Эй, послушайте… вас же все равно пойма…

– Давай не будем гадать! – разозлился Турецкий, хватая парня за воротник, – Исключительно для твоего же блага, дружище. Представь, что я оставлю тебя здесь – без машины, без оружия – тебя же из органов попрут, да еще и под суд попросят. Так что сиди, не рыпайся, – он хлопнул дверцей, запрыгнул на переднее сиденье, одобрительно покосившись на автомат с пристегнутым рожком. Включил передачу, глянул в зеркало. Сержант корчился, не находя приемлемой позы.

– Странный ты какой-то преступник…

– Не преступник я, – Турецкий отпустил сцепление. – Бывший следователь Генеральной прокуратуры Турецкий Александр Борисович. Не слышал о таком? Посмотри в Интернете. Преступники здесь – милицейская верхушка Дубовска. Советую, парень, поосторожнее выполнять распоряжения руководства, а то посадят за пособничество преступным элементам…

* * *

Причин щадить чужую милицейскую машину не было никаких. Турецкий несся по кочкам, сжимая руль. Подлетал сержант на заднем сиденье.

– Эй, давай понежнее, это тебе не телега…

– Заткнись, Мартынов… – он резко затормозил. Он видел Валюшу где-то здесь. От основной дороги, тянущейся вдоль кукурузного поля, отпочковывалась еще одна, уходила под углом в лес. Старая, колдобистая, заросшая чертополохом и подорожником. Мысли вертелись. Как бы поступила Валюша, выбежав на эту дорогу? Убегать по редкому лесу, где тебя прекрасно видно, рискуя за что-нибудь запнуться, или все же воспользоваться дорогой, по которой и бежать приятнее?

– Куда ведет дорога? – гаркнул Турецкий, выбрасывая левую руку в окно.

– Село Успенское, – прохрипел практически свалившийся с сиденья Мартынов. – Глушь, депрессивное поселение… До него отсюда версты четыре…

И он решил рискнуть. Повернул налево, покатил, ускоряясь. Лес по обе стороны дороги карабкался с холма на холм. Спрятаться в таком невозможно, кустов практически нет, деревья растут далеко друг от друга, трава низкая, а кое-где вообще никакой травы, голая земля…

Дорога пошла под уклон. Он придавил педаль тормоза – горький опыт бездумной езды уже имелся. Верной дорогой он шел – у левой обочины на камне сидел мужчина, отдувался, держался за сердце. Видимо, тот самый бедолага, что бежал последним. Турецкий затормозил, обернулся.

– Ну-ка, одолжи свой головной убор, – стащил с сержанта фуражку, нахлобучил на себя, надвинув козырек почти на глаза. Распахнул дверцу. Мужчина медленно повернулся. Он был не первой молодости, измазанный в грязи, с перекошенным морщинистым лицом, всклокоченный, пот стекал со лба, оставляя грязные разводы, он судорожно мял грудную клетку в том месте, где, по его мнению, было сердце.

– Где девчонка? – строго вопросил Турецкий. – Вы поймали ее?

– Т-там… – натужно вымолвил сердечник, поведя подбородком вниз по дороге, – туда она побежала… Сейчас парни ее поймают… Мы все делали, как нам говорили, Прохор с хлопцами поймают ее…

– Молодец, медаль получишь, – буркнул Турецкий, захлопывая дверь. Сбросил фуражку, отжал сцепление и вскоре въехал в низину, заросшую непроходимой жимолостью. Наконец-то! – сердце радостно застучало. Уж здесь-то она спрячется! Продираться через эти кустарники бесполезно, можно только ползать под ними, цепляясь за многочисленные ветки. Дорога петляла между островками ершистой зелени. Он вертел головой. Есть! По высокой траве гуськом бежали двое. У одного охотничья берданка на плече, у другого какая-то оглобля. Сунулись в один кустарник, повозились там, вылезли, побежали дальше.

– Эй, бойцы! – гаркнул Турецкий командным голосом, не выходя из машины. – А ну, ко мне!

Двое, как по команде, повернули головы, переглянулись. Дружно пожали плечами и вприпрыжку бросились исполнять приказание. Турецкий приоткрыл дверцу, переставил ноги на землю, передернул затвор, не показывая автомат. Подбежали представители деревенской голытьбы. Запыхались, труженики. Тот, что с оглоблей, – коротенький, усеянный веснушками, с приоткрытым ртом, натруженными кривыми руками. У второго внешность – не в пример бандитская: лысоватый, нос с горбинкой, короткая шея, подтянутый, жилистый, опасный. Он и почуял, что дело неладно. Насторожился, ощеренный рот блеснул золотым зубом.

– Эй, командир!

Турецкий выставил перед собой автомат. Некогда раскладывать приклад.

– Брось берданку, приятель. Оба на землю!

Озарение мелькнуло в глазах лысоватого. Уж больно похож был этот мужик за рулем… Второй позеленел, попятился, бросив свою оглоблю. А первый, вместо того, чтобы поступить разумно, вскинул ружье. Отличиться решил, ну и ну. Турецкий выплюнул короткую очередь. Тот завыл, падая на колено, схватился за простреленное бедро, завалился боком, принялся кататься по земле. Нога окрасилась кровью. Второй заверещал, пустился наутек. Турецкий выбрался из машины, дал короткую очередь в воздух. Тот словно споткнулся, рухнул на колени, уткнулся мордой в траву, завыл дурным голосом.

– Вот так и лежи! – крикнул Турецкий. – Сейчас подойду.

Для начала он подошел к тому, кто представлял большую опасность. Поднял берданку, выбил патрон из патронника, перехватил ее за ствол, размахнулся, треснул затвором по валуну. Забросил ружье в кусты. Парень держался за ногу и смотрел на него мутными глазами.

– Больше не встретимся, не волнуйся, – уверил Турецкий, – Рубашку порви и замотай ногу, истечешь же, недалекий.

Покачал головой, отправился дальше. Коротышка, видно, посчитал, что его сейчас убьют. Сжался в упругий ком… и вдруг завизжал, как роженица, бросился на Турецкого с растопыренными клешнями! Турецкий ударил его по скуле казенником – тут и мастерства особого не надо. Парень сделал на мгновение осмысленное лицо, но тут же глаза его закатились, он повалился навзничь, да так и остался лежать с физиономией великомученика.

Подавляя рвотный рефлекс, Турецкий вернулся в машину. Осмотрелся – куда, интересно, остальные подевались? Крякнув, втиснулся за руль.

– Ты и впрямь такой хороший? – мрачно поинтересовался сержант. – Я думал, ты их убьешь.

– Убивать грешно, – наставительно сказал Турецкий. – Тебя не обучали этому в школе милиции? Убивать можно только в том случае, если есть угроза твоей жизни или жизни окружающих. Элементарно, Мартынов.

– Так вы… и вправду следователь?

– Смотри, – Турецкий сунул ему под нос удостоверение, – имя, отчество, фамилия. Детективное агентство «Глория». Лучшие годы жизни проработал важняком при Генеральной прокуратуре. В текущий отрезок времени продолжаю работать на упомянутую организацию.

– Так, может… это, – парень смутился, – снимите браслеты?

– С какой это стати? – Турецкий положил на колени автомат и повел машину за ближайший к лесу очажок жимолости. Там развернулся, втиснул автомобиль в заросли, чтобы не отсвечивал с дороги, отворил дверцу, прислушался.

– Так я вам верю… – сержант покраснел.

– Знаешь, дружок, – Турецкий быстро посмотрел ему в глаза, – я тебе тоже почти верю. Но именно вот это «почти» меня и настораживает.

– Послушайте, – заволновался Мартынов, – как я понимаю, где-то по окрестностям бродят еще двое отморозков. И девочка, которую они вот-вот могут убить. Вдвоем мы быстрее и вернее справимся.

– Я тоже не промахнусь, – усмехнулся Турецкий, – но все равно спасибо, приятель. Без иронии.

Он выбрался из машины, осмотрелся. Пригнувшись, добежал до ближайшего косогора, устроился в мягкой траве. Отсюда просматривалась вся котловина, заросшая кустами. Она была довольно обширная – есть где разгуляться. Ждать пришлось недолго. Он уже догадывался, что банда разделилась. Видимо, видели, что Валюша побежала в эти дебри, и поспешили их заблокировать. А потом сжимали круг. Но процесс прервался с появлением Турецкого. Автоматные очереди насторожили тех, кто был на обратной стороне. Они появились – хоть и с опозданием. Дрогнули ветки стелющейся ивы, мелькнул силуэт, юркнул за бугор. Поднялся на колени, прислушался. Человек перебежал, распластался за кочкой. Из соседних зарослей появился ствол, погулял из стороны в сторону, словно таракан, шевелящий усами. Двое вышли, стали сходиться. Они приближались к своим обездвиженным товарищам, растерянно озираясь по сторонам. Одно из тел лежало неподвижно – не настал еще час пробуждения. Второй пытался привстать – он так и не принял мер к остановке кровотечения. Турецкий побежал обратно к машине.

– Явились, не запылились… – пробурчал, запуская передачу. Машина выбралась из кустов, покатила с горки. Парни остановились, появление характерно раскрашенного автомобиля не могло остаться незамеченным. Но сам факт их пока не насторожил – как-никак они работали на милицию. Избытком интеллекта парни не отличались. Тот, что был при оружии, встал, широко расставив ноги, положил обрезанную берданку на плечо, спокойно ждал. Второй сместился от греха подальше с видного места, присел на корточки.

Среагировал «оруженосец» лишь после того, как до машины осталось метров пятнадцать. Турецкий перешел на вторую передачу. Парень соотнес физиономию в окошке с физиономией на фото, которое им, безусловно, дали посмотреть, глаза наполнились ужасом. Обрез уже летел с плеча, когда Турецкий вдавил педаль акселератора в пол. Он уже понял, куда тот метнется, упредил за мгновение, руль вправо, пригнулся, остерегаясь выстрела. Но пальнуть деревенский детина не успел. Огромные глаза источали ужас, вопль застыл в горле… Удар был сильный. Его отбросило на несколько метров. Тормозить на траве было сродни танцам в пуантах на льду. Машину заносило из стороны в сторону. Матерился сержант на заднем сиденье. Машина покружилась посреди поляны и встала. Турецкий вывалился наружу. Мельком глянул на пострадавшего – нормально, жить будет, но тройку-другую переломов зарастить придется. Забросил в кусты обрез. Последний из бандитов уже улепетывал, петляя, как заяц. Очередь в небо эффекта не возымела. Пули поверх головы тоже не действовали.

Тот уже влетал в кустарник, из которого пришлось бы долго его выковыривать, когда свистнула коряга, зацепила ему макушку, не причинив вреда, но бедняга решил, что это пуля догнала, упал на землю, скорчился, завыл от страха. Упругое тельце вытряхнулось из кустов, и когда Турецкий, тяжело дыша, прибежал на место «трагедии», экзекуция была в разгаре. Исполняя суматошную индейскую арию, практически не используя литературный русский язык, Валюша пинала скрюченное тело. Она действительно была похожа на маленького индейца – курточка в клочья, растрепана, на лбу отпечаталась грязная ладошка, глазки горели безумным блеском. Бандит выл, закрывая голову руками – он так и не разобрался в ситуации.

– Фу, как некрасиво, Валюша, – сдерживая смех, он оттащил бранящийся комочек от поверженного врага. – Говорить научили, как бы теперь научить молчать.

– Господи, Турецкий… – она зарылась в его объятиях. – Мы сделали все правильно, да? Ох, и показали мы им кузькину мать…

Он оставил в покое последнего негодяя, руки марать не хотелось. Никакого оружия у этой деревенщины не было. Он лопотал что-то невразумительное, защищался руками. Не теряя времени, Турецкий потащил Валюшу к машине. Она уже приходила в себя. Но, увидев на заднем сиденье настоящего скованного милиционера, вновь разволновалась. Поморгала, не веря своим глазам, попыталась перекреститься видимо, впервые в жизни, оттого и получилось потешно.

– Здравствуйте, – сказала она, села на переднее сиденье, надвинула на голову капюшон и сжалась в комочек.

– Здравствуй, ребенок, – вздохнул Мартынов.

– Я уже не ребенок, – огрызнулась Валюша.

– Не ссорьтесь, – Турецкий тронул с места машину. – Наш сержант полностью понимает и разделяет нашу обеспокоенность текущими тревожными событиями. Он всего лишь оказался в ненужном месте в ненужное время. Никакой он не оборотень.

– Но мы же не будем проверять, дожидаясь с ним ночи? – Валюша показала из-под капюшона один глаз.

– Да уж, рисковать не стоит, – рассмеялся Турецкий, – как говорится, доверяй, но остерегайся. Кстати, напомни мне позднее, сержант, чтобы я переписал номер твоего служебного удостоверения. Если все закончится благополучно, будешь представлен к правительственной награде. Если нет – то сядешь.

Глава пятнадцатая

Они распрощались с впавшим в задумчивость сержантом Мартыновым перед изгибом проселочной дороги – метрах в семидесяти от оживленного асфальтированного шоссе.

– Благодарю за службу, товарищ милиционер, – с чувством поблагодарил Турецкий, – теперь иди, выполняй свои супру… тьфу, служебные обязанности.

– А как я пойду их выполнять? – тот попытался открыть машину, но не смог найти ручку сведенными за спиной руками.

– Ничего, у тебя получится, – уверил Турецкий, – несколько попыток, и ты справишься. Прости, но мы обязаны дать себе фору. Запоминай: вот в этот хлам я кладу ключи от наручников, – он сунул ключики в бардачок. – Вот сюда бросаю магазин от автомата, запоминай место, – он отцепил рожок с патронами и бросил метров на двадцать в траву. – Прости за вандализм, но это тоже надо, – он вырвал провод рации из приборной панели. Задумался, оценивающе посмотрел на надувшегося сержанта. – Сотовый есть, Мартынов? Только не ври.

Сержант залился краской.

– Есть, – резюмировал Турецкий. Сержант скосил глаза на боковой карман форменных брюк. Пришлось устраивать личный обыск. На древнюю модель сотового аппарата «народной» корейской марки можно было смотреть только со слезами.

– Уважаю, Мартынов, – пробормотал Турецкий, – взяток ты точно не берешь. И работаешь не за зарплату – за идею. На, Валюша, – он сунул телефон девчонке, – бережно отнеси и положи в траву. Ну, все, пожалуй, – он дружелюбно подмигнул сержанту. – Ты же не Гудини, Мартынов? Прощай, не поминай лихом…

Они бежали, взявшись за руки, до дороги, а потом еще шли по обочине, чтобы сержант не мог разглядеть, на что они сядут. Водитель третьей по счету машины среагировал на протянутую руку. Это был разболтанный «зиловский» «бычок» с алюминиевой коробкой вместо кузова, на которой с трудом проступала надпись «Продукты». Водитель средних лет, среднего ума и среднего (судя по запрошенной сумме) достатка.

– Поехали, – пробормотал Турецкий, подсаживая Валюшу, – тряхнем своими миллионами. Не забывай, что ты моя дочь, – шепнул он ей на ухо.

– Какие-то вы потасканные, – подметил водитель, бросив на них внимательный взгляд. – Чем вы там занимались в лесу? Грязью обливались?

– Мы с папой археологи, – не моргнув глазом, сообщила Валюша, сразу же поставив Турецкого в затруднительное положение.

– Да неужто? – изумился водитель. – Тогда поня-ятно. Ну и как оно?

– Кости мамонта нашли, – врала и не краснела Валюша. – На глубине двадцать метров.

– И что это значит? – шофер немного растерялся.

– А это лишний раз доказывает, что мамонты жили в норах, – выпалила Валюша. – Сколько лет пытаюсь доказать это папаше, а он не верит.

Шофер пару раз хлопнул глазами и расхохотался.

– А серьезно?

– Лгунья она патологическая, – подал голос Турецкий. – Просто решил вот с дочерью съездить на природу. Машина сломалась – ее на эвакуаторе увезли, а сами измазались, как черти, устали дико…

– Да уж, папочка, больше я с тобой на природу ни ногой, – пробормотала Валюша.

– А в Щечине у вас что? – настаивал любопытный водитель.

– А там приятель обещался подобрать, – врал «с колес» Турецкий. – Не из Щечина мы, что мы там не видели? Депрессилово полнейшее.

– Это точно, – расхохотался водитель. – Проблем с работой в Щечинн никаких. Работы нет – какие с ней проблемы?

Они проехали в компании компанейского водилы двадцать километров, сошли на окраине Щечина – с одной стороны озерная гладь, с другой дома, погруженные в зелень яблоневых деревьев. Проводили глазами тарахтящий грузовик.

– Ну и зачем мы сюда приехали? – озадаченно посмотрела по сторонам Валюша.

– Ума не приложу, – пробормотал Турецкий. – Просто хочется кроху покоя.

Он схватил Валюшу за руку, они перебежали дорогу, погрузились в приозерные заросли…

На этом озере не было ни души. Крохотную бухту опоясывали заросли тальника. В заросшей ряской воде резвились рыбки, выпрыгивали из воды, ловили плавучих насекомых. Природа дышала невиданным спокойствием. Пять часов вечера (и куда умчался день?), солнце, теряющее яркость в преддверии заката, застыло перед глазами в безоблачном небе.

– Снимай с себя все и иди мойся, – приказал Турецкий, устраиваясь на бугорке.

– Вот-таки все? – насторожилась девчонка.

– Все, – подтвердил он. – Чистота – залог здоровья.

– Где-то я это уже слышала… А ты не будешь подсматривать?

– А что бы ты хотела? – он засмеялся. – Ты говоришь таким тоном, словно если я не буду подсматривать, так ты и мыться не пойдешь.

Она запыхтела, разобиженная, сбрасывая с себя обноски. Турецкий закрыл глаза, расслабление потекло по телу.

– Знаешь, Турецкий, – продрался через звон в ушах злобный детский голосок, – женщины больше всего на свете не любят две вещи.

– Я знаю, – отмахнулся он. – Когда в них не видят человека и когда в них не видят женщину. Иди купайся, дай отдохнуть.

Он старался ни о чем не думать, гнал мысли, крадущиеся в мозг. Получал удовольствие от состояния абсолютного покоя. Но не мог изгнать из себя полностью страх. Страх в этой местности становился второй натурой. Как-то тихо сделалось на озере. Оборвалось недовольное ворчание, затихли всплески воды, жалобное повизгивание. Встревоженный, он поднял голову. Все в порядке, голову Валюши, бороздящую водную гладь метрах в десяти от берега, трудно было перепутать с блуждающей кувшинкой. Успокоенный, он опустил голову, начал вспоминать, какой сегодня день. С некоторыми оговорками остановился на том, что сегодня понедельник. В пятницу утром они с Нагибиным приехали в Дубовск. Практически четыре световых дня. Бедная Ирина… Допустим, пару дней она крепилась, не звонила, памятуя о последней ссоре, но потом-то уж ее душа не выдержала, наверняка набрала номер, хотела выяснить, почему он не звонит. О чем, интересно, она беседовала с полковником Короленко?

Прошлепали голые ножки, раздались какие-то странные звуки – видимо, Валюша подпрыгивала, выколачивая воду из ушей.

– А я видела, видела, – радостно сообщила она, – ты подсматривал!

– Ты еще не оделась? – спросил он, не открывая глаза.

– Нет, а что?

– Не могу избавиться от мысли, что ты собралась меня соблазнить.

– Да больно надо, – надулась девчонка, – ты же вчетверо старше меня. Ты даже в отцы мне со скрипом годишься. Я что, по-твоему, совсем больная? Как это по-научному…

– Геронтофилия, – подсказал он. – Я что, так плохо выгляжу?

– Нет, – она захохотала, – просто я издеваюсь над тобой. Ты выглядишь отлично. Но все равно ты втрое старше меня. Хотя знаешь, – она задумалась, – мысль, в сущности, интересная. Учитывая то, что жить нам, судя по всему, осталось хрен да маленько…

– Валюша, заткнись, пожалуйста, – взмолился он, – дай мне спокойно отдохнуть.

– Фу, Турецкий, какой ты бука…

Она завозилась, шуршала грязная одежда. Когда он открыл глаза, она уже была одета, как-то удивленно рассматривала концы своих волос, которые умудрилась дотянуть до глаз.

– Почему так странно устроено природой, Турецкий? Солнце делает кожу темной, а волосы светлыми?

Она предельно выгорела на солнце за два дня, волосы пожелтели, кожа сделалась почти черной, отливала бронзой.

– Считай, на курорт съездили, – пошутил он. – Зато теперь будешь жизнь-ценить.

– И маму слушаться, я знаю, – кивнула она. – И навсегда усвою правило: не делай людям добра – не будет тебе зла. Уймись, Турецкий, жизнь – всего лишь игра. Задумано не очень, зато графика сносная. Как ты думаешь, мы уже до какого уровня добрались?

– До предпоследнего, – пробормотал он. – Тебе полегчало после купания?

– О, никаких сомнений, Турецкий. Я заново родилась, вся такая посвежевшая, одухотворенная, ощущаю себя земной и грешной. Одного не пойму: если после купания влезать в ту же грязную, потную, вонючую одежду, то какой смысл в купании?

Он тоже плохо понимал. Собственные слова о «предпоследнем уровне» заставили забыть про ласковое солнышко и прервать ленивые размышления – не искупаться ли самому? Он потянулся к телефону, включил. Тот чихнул – эсэмэска пришла.

– Надо же, какое событие, – пробормотал он, – денежки дотопали. Ну и проценты тут у вас…

– Что-то долго они топали, – ухмыльнулась Валюша, – ты просто давно не включал телефон.

Заработал рингтон – плаксивая песенка о любви. Они уставились на аппарат, как на бомбу.

– Это не мама? – на всякий случай спросил Турецкий.

– Не, – подумав, сообщила девчонка, – на маму я такую мелодию настроила – от смеха умереть можно.

– От смеха – это еще ничего… – он нажал зеленую клавишу, осторожно поднес телефон к уху.

– Кто это? – буркнул Меркулов.

– А кого бы ты хотел? – развеселился Турецкий. – Мишель Обаму?

– Я похож на Роберта де Ниро? – фыркнул Меркулов. – Это он, по собственному утверждению, не имел за всю жизнь ни одной белой женщины. За людей таковых не держит. Только с черными – и жены у него черные, и любовницы.

– Не знал, – признался Турецкий.

– Да, почему не звонишь?! – вспомнил Меркулов. – Я уже весь издергался!

– Мы бегали с Валюшей по пересеченной местности. Последний эпизод, заимствованный из голливудского «роуд-муви», завершился совсем недавно. Позволь, я не буду, Костя, перед тобой отчитываться и извиняться?

– Ладно, – подобрел Меркулов. – Твоя истеричная информация о том, что милицейское руководство Дубовска сеет зло в подведомственном ему регионе, ушла в вышестоящие инстанции. То бишь в Следственный комитет при Генеральной прокуратуре и Министерство МВД. Не скажу, что информация вызвала дикий восторг, и все мгновенно поверили твоим словам. Полковник Короленко и его управление пользуются заслуженным авторитетом…

– Я похож на сочинителя страшных сказок? – изумился Турецкий.

– Ты похож на человека, у которого нет ни одного доказательства. Зато эмоций – хоть отбавляй.

– Мы с Валюшей уже два дня бегаем по Тульской области от этих людей! Эти парни, пользующиеся заслуженным авторитетом, всего лишь хотят нас убить! Работники милиции в присутствии Короленко на наших глазах застрелили майора Поличного, у которого не было никакого оружия. Клевреты Короленко могут в рекордные сроки мобилизовать криминальные элементы и отмороженных люмпенов, раздавая им недвусмысленные приказы…

– Ты хочешь сказать, что я тебе не верю? – возмутился Меркулов. – Знаю тебя тысячу лет, и еще бы тысячу не знал, какие у меня основания тебе не верить? И какие у тебя основания сочинять громоздкие небылицы? На твое счастье, так считаю не только я. Поэтому с минуты на минуту с одной из московских вертолетных площадок в Дубовск с дозаправкой в Туле вылетает группа из шести человек. Возможно, уже вылетела. Старший в группе – следователь Следственного комитета Желтков. Ты помнишь Желткова?

– Помнил когда-то…

– Имеются основания ему не доверять?

– Мне кажется, он был приличным парнем…

– Он и остался приличным парнем. Он тоже тебя помнит. Прошу зарубить на носу – у группы нет официальных полномочий. Эта акция, скажем так… не вполне разрешенная. Цель командировки – обеспечить безопасность тебе и семейству Латыпиных. В планы группы не входит арест и помещение под стражу дубовских оборотней. Для принятия данного решения наши власти должны созреть и перезреть, а до этого пройдет еще вагон времени. Если ты предоставишь хотя бы парочку улик…

– Я понял, – перебил Турецкий. – Где мы встретимся с Желтковым?

– Если группа вылетает в Дубовск, то лучше всего там и встретиться, – логично предположил Меркулов. – Это произойдет, я думаю, не раньше чем часов через пять. У Желткова есть номер, на котором ты сидишь. Так что береги трубку. В крайнем случае, если не будет возможности договориться заранее, встреча произойдет на площади, где сходятся три проспекта. Понимаешь, о чем я говорю?

– Да.

– Отлично. А вот я, признаться, полный профан в вашей топонимике и топографии… Это все, Турецкий. Остался последний вопрос. Где Нагибин?

– Ему звонили?

– Да. Он не отвечает.

– Плохо… Ладно, я выясню.

– Удачи там тебе, – съехидничал напоследок Меркулов. – Обязательно сообщу Ирине, что ты нашел себе в командировке молодую, шуструю, решительную, комсомолку, спортсменку, активистку. Пусть порадуется женщина.

– Она еще и пионерка, – пробормотал Турецкий.

– Поздравляю, растешь, – хихикнул Меркулов и повесил трубку.

От сердца отлегло, когда Нагибин после двадцатого гудка взял наконец трубку. Отчетливо стучали колеса вагона – следователь прокуратуры возвращался домой после успешно проваленной командировки. Почему не дозвонились ранее, было ясно, как божий день: Олег Петрович был в стельку пьян. Он бормотал что-то неразборчивое, икал, пускал пузыри, тщился вымолвить несложное слово «алло».

– Олег Петрович?

Полилась непереводимая тарабарщина. Нагибин страстно хотел произнести что-нибудь разумное, доброе, вечное, но с каждым бульком только сильнее унижал чувство собственного человеческого достоинства.

– Молодец, Олег Петрович, – похвалил Турецкий, – ты все-таки сделал это. С днем рождения тебя, дорогой.

«Придется снова звонить Меркулову, – подумал он, – пусть срочно доставят к перрону позолоченную карету скорой помощи».

День клонился к вечеру, когда они покинули окрестности гостеприимного озера, выбрались на дорогу. Водитель черной «Волги», бампер которой был трогательно перевязан бельевой веревкой, излишней любознательностью не отличался. Он ехал в Дубовск, и сумма, предложенная Турецким, вполне его устроила.

– Я посплю, папуля, хорошо? – прошептала Валюша, прижалась к его плечу и сразу же засопела. Водитель покосился на них в зеркало, недоуменно поджал губы. Уж дочка точно не в папу. «В маму», – подумал Турецкий.

Машина исправно бежала, обгоняя немощные «Москвичи» и продукцию Волжского автозавода. На окраине Дубовска из кустов выскочил бравый инспектор ГИБДД, призывно замахал полосатой палкой. Водитель чертыхнулся, направил машину к обочине. Миленько, подумал Турецкий, нащупывая рукоятку «Вальтера».

– Чего же ты так несешься-то, приятель? – проворчал он.

– Так здесь девяносто можно, – возмутился водитель.

– Но не сто же девяносто…

По счастью, это был обыкновенный инспектор ГИБДД. Валюша даже не проснулась. Инспектор вежливо представился, без интереса глянул на пассажиров, алчно осклабился водителю. Что же вы, гражданин такой-то, правила нарушаете? Знаков не видите?

– Нет, товарищ инспектор, я вас не видел…

Тот медленно обошел машину, не без удовольствия осмотрел бельевую веревку, поманил водителя в кусты, где спрятал свою машину. Составляли протокол долго, обстоятельно, с соблюдением всех процессуальных формальностей. Затекли ноги. В попутном направлении проехала патрульная машина, Турецкий заранее узрел ее в зеркало водителя, сполз на спинку сиденья.

– Турецкий, ты куда поплыл? – прошептала Валюша, хватая его за рукав. И снова засопела. Рукоятка «Вальтера» вдруг сделалась какой-то горячей. Машина проползла без остановки, покатила дальше, набирая скорость. Вернулся злой, как барракуда, водитель, изрыгая пролетарские ругательства, завел машину, поехал…

Турецкий попросил остановить на проспекте маршала Конева, недалеко от открытого спортивного сооружения, от которого они, собственно, и стартовали вчера гонку. Легкие сумерки уже стелились по земле, людей на улице почти не было.

– Давай не будем, папусик, выходить, давай еще покатаемся… – взмолилась Валюша, когда он сделал попытку ее разбудить. Пришлось извлекать ее из машины доступными средствами.

– Вы здесь живете? – полюбопытствовал водитель.