Текст книги "Золотой омут"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– А что за друг такой? Откуда взялся? – прервал монолог Каштановой Гордеев.

– Он не взялся, – рассмеялась Ольга, – он всегда был. Сережка Лепшев – они с Вадиком еще со школы вместе, в университет на один факультет поступили, только Вадик в аспирантуре остался, а Серега после университета во Францию уехал работать. Теперь там живет, говорит, скоро гражданство получит.

– Так, значит, вы с Лепшевым встречались в Париже?

– Да, конечно, мы в гостинице-то почти не жили, все свободное время с Сережкой проводили. Он город как свои пять пальцев знает, в такие места нас водил потрясающие… В интереснейшие музеи, ночные клубы, на выставки. Лучшего экскурсовода я себе и представить не могла. Да и с Вадиком они почти три года не виделись, болтали без умолку, как девчонки. Рты не закрывались.

– О чем болтали-то?

– Да обо всем! Я вообще половины слов не понимаю, когда они разговаривают, сплошной сленг компьютерный, как будто на иностранном языке общаются, я даже и вдумываться перестала. А однажды совсем с ума сошли! Какие-то клады искать решили, книжек в детстве перечитали, наверное. А главное – все так серьезно, какие-то планы строили. Я брату потом рассказала про это, мы так смеялись с ним. Он говорил: «Твой Вадик будет искать клады с помощью Рамблера».

– Клады? – переспросил Гордеев. – А что за клады такие?

– Да не знаю я, говорю же, крыша у них поехала с этими компьютерами. Я ему говорила, что он скоро своей собаке домашнюю страничку сделает, а опоздав на автобус, будет искать кнопку «backspace».

– Значит, больше во Франции вы не встречались ни с кем из знакомых? А когда в Москву вернулись, что было?

– Да ничего, все как обычно – целыми днями в университете. Правда, комнату мою ограбили на следующий же день после приезда, наверняка кто-то из своих, – знали, что я из Франции вернулась. У нас ведь наркоманов очень много, они постоянно в общежитии воруют. Вообще жить невозможно из-за них стало. Прямо не МГУ, а Гарлем какой-то. На каждом углу наркотиками торгуют. За предыдущий год на моей только памяти три передоза со смертельным исходом. А сколько их всего – и не сосчитать. Милиция каждый день ездит.

– Да, печальная картина. А что с ограблением? Что пропало?

– Да у меня там все равно ничего ценного не было. Я вещи свои не успела у Вадика забрать. Только он у меня ноутбук свой оставил зачем-то. Вот его и унесли. Вадик из-за него переживал очень.

– Какой ноутбук? – насторожился Гордеев.

– Да очень дорогой, мы его из Парижа привезли. Стильный такой, красивый, его, кажется, Лепшев ему подарил. Я, в общем-то, и не вникала особенно.

– Зачем же тогда Вадим дорогую вещь оставил у вас в общежитии? Он ведь знал, какая у вас там обстановка?

– Просто попросил, чтобы я его с собой взяла. А мне что, трудно?

– А в этом ноутбуке было что-нибудь? Вы не знаете? Какая-то ценная информация, например.

– Ну вообще-то он тяжеленький был, но что там – я не знаю, я его несколько раз включала, чтобы свою информацию хранить.

– А когда появился ноутбук?

– В Париже, я же говорю.

– Может быть, какие-то события предшествовали его появлению?

– Да нет… Ничего особенного.

– Что за информацию вы там хранили?

– Материалы по своей диссертации.

– Парижский архив? – спросил Гордеев.

– Да, – удивилась Ольга, – а вы откуда знаете?

– Работа такая, – уклончиво ответил Гордеев, – скажите, а у вас сохранились копии ваших материалов?

– Да… На дискетах.

– В вашей комнате?

– Да… – ответила Каштанова, не понимая, почему Гордеева интересуют такие мелочи.

«Что-то я там не видел никаких дискет… Впрочем, надо будет еще раз проверить», – подумал Гордеев.

– А вы можете сказать, что конкретно вы хранили в ноутбуке?

– Посетитель! – Гордеев вздрогнул от неожиданности. В дверях, еле помещаясь в проеме, стояла дежурная медсестра. – Я же вам сказала: только тридцать минут, а вы здесь уже почти час сидите.

– Сделайте одолжение, оставьте нас еще на пять минут, и я ухожу, – попросил Гордеев.

– Никаких пяти минут! – взвизгнула сестра. – Уходите, сейчас врач с обходом придет, мне влетит из-за вас.

– Ну хорошо, подчиняюсь. Вы поправляйтесь, Оля, я к вам зайду еще.

Гордеев попрощался и вышел из палаты. От запаха лекарств жутко разболелась голова. Оказавшись в больничном дворике, Гордеев глубоко вдохнул в себя свежий, уже по-осеннему холодноватый воздух.

Рядом степенно прогуливались пациенты и их посетители. Все разговаривали приглушенными голосами, нигде не было слышно смеха или хотя бы просто веселых интонаций. Как будто радоваться на территории больницы считалось кощунственным.

– Как же я ненавижу эти больницы! – опять повторил Гордеев.

Он понимал, что самого главного выяснить не удалось… Но след взят – Гордеев чуял это каким-то двадцать пятым чувством, которое вырабатывается у следователей и, как выяснилось, не утрачивается, когда они переходят в адвокаты…

«Еще не раз придется здесь побывать, – думал Гордеев, направляясь к своей машине, – слишком много белых пятен, непонятного и неувязок…»

– А теперь срочно домой, – приказал он сам себе.

16

Юрий Гордеев любил одиночество. Тогда ничто не отвлекало его от размышлений и он мог спокойно работать. А работал Юрий Петрович своеобразно: редко когда он салился за письменный стол. Обычно располагался либо в удобном кресле перед телевизором, либо на кухне, раскладывая бумаги между чашками, тарелками, заваривая кружку крепкого чая или черного, густого кофе.

– Так-с, начнем разбираться, – пробормотал Гордеев себе под нос, грея руки о горячую чашку с нарисованной на ней забавной мордочкой Микки Мауса.

«Слишком много непонятного в этой истории… Во-первых, почему в материалах следствия не полностью зафиксированы показания потерпевшей? Ведь описание нападавших – это не та незначительная деталь рассказа, которую можно опустить. Не думаю, что следователь Володин до такой степени впал в маразм, что не может отличить важное от второстепенного. Складывается впечатление, что кто-то специально хочет подставить Лучинина. Но с какой целью? И тут возникает «во-вторых». Что за ноутбук оставался у Каштановой? Если верить ей, то это достаточно ценная вещь для Вадима. Так почему же он принес его в комнату к Ольге? Вероятно, чувствовал какую-то опасность, грозящую ему, не ощущал надежности своего дома и думал, что у Каштановой хранить ноутбук будет вернее.

Но, как выяснилось, глубоко ошибался. Конечно, можно предположить, что компьютер украли случайные воры, как это часто бывает в общежитиях. Но возможно, тут не простое совпадение.

Может, ноутбуком заинтересовались в связи с теми материалами, которые в нем хранила сама Ольга?..

Неплохо было бы выяснить: связано ли нападение на Каштанову с делами Вадима, и если связано, то как? Но с какой стати бандитам понадобилась Оля? Ведь, судя по всему, она действительно не знает, почему и за что пострадала. Или она гораздо умнее, чем пытается казаться, и все-таки что-то скрывает? Весьма возможно… Вообще такое ощущение, что и Лучинин, и она скрывают нечто очень важное. Косвенным образом это подтверждает и то, что документы, которые изучала Ольга, затребовала прокуратура…»

Гордеев чувствовал, что именно тут и кроется разгадка. Но что именно скрывают Лучинин и Каштанова, он понять не мог…

«Вот это и надо будет попытаться выяснить завтра, когда опять наведаюсь в эту чертову больницу. Неужели мой крест – постоянно ходить по больницам, моргам, тюрьмам? Когда переходил в адвокаты, думал, все будет красиво. Зал суда, подсудимые, потерпевшие, родственники, судьи – и все с замиранием сердца слушают мои цветистые речи. Восхищаются доселе невиданной интеллектуальной мощью, логичностью выводов, проницательностью и необыкновенным даром убеждения… А потом все немедленно соглашаются со мной, рукоплещут – и сторонники и противники. Последние тут же переходят в разряд сторонников. Потом непременно поздравления, благодарности, восхищение. Бешеный взлет карьеры, имя, высеченное в граните где-нибудь возле Кремля. – Гордеев усмехнулся про себя. – А что получается на самом деле? Кругом одна грязь. Такая работа. Вот что, Юрий Петрович, ложись-ка ты спать. Завтра будет длинный, беспокойный день».

Засыпал Гордеев с тяжелым чувством. Что-то тревожило его. Было странное ощущение, что он опустил нечто важное. Какую-то очень значимую деталь, без которой загадка не будет решена.

Эта неясность мучила его, Гордеев никак не мог заснуть, вертелся с боку на бок. Снова и снова прогонял в голове свой разговор с Каштановой. Наконец ему удалось забыться сном…

Гордееву снилось, что от него зависит чья-то жизнь. Чья – он не знал. Человек скрывался за каким-то туманом. Юрий Петрович бежал куда-то, спотыкался, падал. Пытался подняться и снова побежать, но не мог пошевелиться. Что-то черное и страшное наваливалось на него, и Гордеев не мог освободиться. А человек все больше и больше скрывался за туманом. Наконец он исчез совсем, и Гордеев понял, что опоздал.

Проснулся Гордеев очень рано и практически невыспавшимся. Минут пятнадцать лежал в кровати. Голова побаливала. Даже вспоминать о работе не хотелось. Было желание укутаться одеялом и проваляться так весь день, вставая только для того, чтобы поесть или сварить кофе.

«Может, действительно устроить выходной? – подумал Гордеев. – А что такого? Лучинин в тюрьме, Каштанова в больнице. Куда они денутся?»

Но откладывать дела нельзя. Адвоката, как и волка, кормят ноги. Так что делать нечего – пришлось подниматься. Гордеев нашарил под кроватью тапочки, не глядя засунул в них ноги и побрел в ванную.

«Черт! Приснится же такая галиматья. Как будто пахали на мне всю ночь. Старею, что ли? То кошмары по ночам снятся, то бессонница мучает. Пора тебе, Юрий Петрович, отпуск брать. Поехать бы куда-нибудь на природу. На Селигер, например. С друзьями, с палатками – и недельки две отдохнуть бы. Рыбки половить, искупаться. А потом лещика закоптить – и с пивком его возле костра. Красота!»

Погрузившись в столь приятные мечты, Гордеев машинально почистил зубы, умылся, выпил чашку кофе с бутербродом и уже через полчаса вышел на улицу.

«Что-то не нравится мне эта история с Францией, ограблением и нападением. Слишком много событий приключилось за несколько дней со скромной аспиранткой МГУ» – так думал Гордеев, поднимаясь на третий этаж больницы. Минуя стол дежурной (ее на месте не было), он сразу направился в пятую палату.

Ольги Каштановой здесь не оказалось. Ее кровать была пуста. Загипсованных старушек тоже не было…

«Что такое? Перевели ее, что ли?» – подумал адвокат.

– Девушка, скажите, пожалуйста, а куда делась Каштанова из пятой палаты? – выйдя в коридор, обратился Гордеев к медсестре, которая успела вернуться на свое место.

Сегодня дежурила другая – совсем молоденькая, с длинной русой косой. Внимательный взгляд ее глаз из-под очков говорил, что обмануть ее будет не так-то просто.

– Каштанова? А вы ей родственник? – Девушка поднялась из-за стола.

– Да нет, я по работе, – беспечно ответил Гордеев.

– По какой еще работе? – подозрительно покосилась на адвоката дежурная.

– Ну… – Гордеев вспомнил, что Каштанова была аспиранткой, – она работала у нас на полставки.

– А-а… Вы разве ничего не знаете? – Дежурная как-то странно глянула на него.

– Нет, а что я должен знать?

– Видите ли, – девушка замялась, подбирая слова, – Ольга Каштанова сегодня ночью скончалась.

– Как это – скончалась? – изумился Гордеев. – Я вчера разговаривал с ней, не могу сказать, что она была здорова, как космонавт, но, во всяком случае, стабильна. Она разговаривала, даже смеялась! Она не могла скончаться!

– Понимаете, это так внезапно получилось… – потупила глаза медсестра. – Никто не ожидал. Врачи хотели ее выписывать через пару дней, а вот ночью внезапное кровоизлияние в мозг.

– Какое кровоизлияние? О чем вы говорите? – Гордеев начал терять терпение. – У молодой девушки ни с того ни с сего кровоизлияние?

– Но ведь на нее же напали, сильно избили, всякое могло случиться, – оправдывалась медсестра.

– Во сколько это случилось?

– Я точно не знаю. Я только с утра заступила на дежурство. Ее уже увезли.

– Хорошо. Тогда я хочу увидеть труп Ольги Каштановой.

– Но это невозможно!

– Почему?

– Вы ей даже не родственник! А доступ к телу разрешается только родственникам, и то по специальному разрешению.

– Кто должен дать разрешение?

– Какая вам разница? Я же сказала, только родственникам. А вы?

– Я адвокат.

– Как это – адвокат? Что еще за адвокат? – нахмурилась медсестра. – Вы же говорили, что с работы.

– Ну-у правильно. Она работала у нас в… юридической консультации на полставки. Переводчицей, – с трудом вывернулся Гордеев.

– Ну мне все равно. У вас есть какие-нибудь документы, разрешение?

– Какое разрешение? Не забивайте мне голову какими-то бумажками, черт возьми! Погибла молодая девушка!

Гордеев почувствовал, что его эмоциональная реакция только добавляет подозрительности медсестре. Он решил сбавить обороты, но было уже поздно.

– Вот что, гражданин, – вспылила наконец она, – вы здесь не кричите и не командуйте. У меня инструкция. И я ее обязана выполнять! Уходите, а то позову охрану, и вас выведут.

«Да, похоже, призывами к совести этих людей не проймешь. У них, видите ли, инструкции! Придется найти другой способ попасть в морг», – подумал Гордеев.

– Ну хорошо… – согласился он. – Нельзя так нельзя. Я вас понимаю. До свидания…

– До свидания, – с недоумением произнесла медсестра, которая, не ожидала такой неожиданной перемены настроения посетителя.

Он спустился по лестнице и вышел из больничного корпуса.

– Скажите, а где морг? – спросил он у дворника, лениво подметающего двор.

– Да вон, – указал тот черенком своей метлы в угол двора.

Гордеев решительно пересек чахлый больничный садик и оказался перед невысокой постройкой барачного типа. Он открыл дверь и шагнул за порог. Изнутри сразу же повеяло холодом и сладковатым запахом формалина.

И тут вход в морг Гордееву преградил выросший как из-под земли огромный детина, до самых глаз заросший жесткой рыжеватой щетиной. Когда-то белый, халат его приобрел землисто-серый оттенок, а из всего комплекта пуговиц на нем сохранились только две. Из-под халата виднелась светло-голубая майка, а из-под майки – грудь, покрытая рыжими волосами. В руках мужчина держал огромный бутерброд с докторской колбасой и смачно чавкал.

«До чего же мил, – подумал Гордеев. – Колоритная фигура. Хрестоматийный санитар морга. Стивен Кинг полжизни бы за такой типаж отдал».

– Тебе чего тут? – почти не шевеля губами, зато не останавливая процесс жевания, произнес детина.

– Мне бы в морг попасть.

– Чевой-то? Нечего тебе там делать, – твердо ответил детина, оглядев Гордеева с ног до головы.

– Посмотреть… – Ничего лучше Юрий Петрович придумать не смог.

– Ничего там интересного, одни жмурики, поверь на слово, – отрезал детина. – Вон иди домой и по телевизору жмуров смотри. И приятно, и никуда таскаться не надо…

Мысль о том, что просмотр «жмуров» по телевизору – приятное занятие, никогда раньше не приходила в голову Гордееву. Хотя, может быть, по сравнению с реальным моргом это гораздо приятнее…

– Понимаешь, я фотокорреспондент, криминальной хроникой занимаюсь. – Гордеев врал вдохновенно. – Журналисты статьи пишут, а мне оформлять. Милиция нас не любит, на место происшествия не пускает. Что делать?

Детина почесал затылок:

– Что делать? Ну я не знаю, брат…

– Деньги-то зарабатывать надо? – настойчиво спрашивал Гордеев.

– Надо…

– Жену и детей кормить надо? – не отставал адвокат.

– Надо, – снова согласился детина.

– Ну вот… Так помоги, братишка. Можно я тут у тебя какой-нибудь трупик колоритный выберу, сфоткаю? Ну и в газете напечатаю…

– Э, мужик, – замахал руками тот, – у нас тут криминала нет, нечего тут фотографировать.

– Да это мне без разницы, главное, чтобы жмурик был, а там – дело техники, подретушировать, на компьютере подрисовать – и как живой… то есть мертвый… но криминальный.

Мужик подумал, проглотил очередной кусок своего бутерброда и наконец сказал:

– Ну ладно. Только ты это, в обмороки падать не будешь?

– Не буду…

– А то имей в виду – приятного там мало. С непривычки можно и сознание потерять. Бывают такие… слабохарактерные, – с презрением в голосе произнес детина.

– Ничего, переживу.

Гордеев шел за санитаром по длинному коридору, выложенному кафелем. Звук шагов гулким эхом отдавался во всех закоулках больничного морга. Где-то капала вода. Наконец санитар остановился и отпер одну из дверей.

– Ну давай, смелей, выбирай себе жмурика, какой понравится. – Широким жестом он указал на столы, на которых лежали накрытые простынями трупы.

– А чем пахнет так отвратительно? – поинтересовался Гордеев.

– Да ты не морщься, не морщься, – хохотнул детина, – это просто формалин. Ничего страшного. Я к нему так привык, что уже на свежем воздухе голова болеть начинает. Какого тебе жмура?

– Ну такого… Чтобы поинтереснее. – Гордеев внимательно разглядывал комнату.

– Вот тут редкий экземпляр вчера притащили. Мужик килограммов двести весит, в камеру не поместился, так на столе и лежит под простыней. – Санитар ткнул пальцем в глубину зала. – Показать?

– Да уж нет, спасибо. Поэстетичнее у тебя ничего нет?

– А что? – удивился санитар. – Чем тебе толстый мужик не нравится?

– Может, например, девушка молоденькая?

– Слышь, Корреспондент, а у тебя странные представления об эстетике, – покачал головой санитар. – Ты, случаем, не того?

– Чего? – не понял Гордеев.

– Ну этот… Который с трупаками. Некрофил.

– Нет… Понимаешь, если умерла молодая девушка, так глубинный смысл появляется, мысль о безжалостности смерти, которая не щадит никого.

– Ясно. Рассуждаешь как-то мудрено… Ладно, как раз сегодня ночью принесли подходящий экземпляр. Девчонка молодая. Иди за мной.

Они подошли к одному из столов. Санитар откинул простыню. Это была Каштанова. Гордеев склонился над телом Ольги.

Поверить, что она, вчера еще живая и разговорчивая, лежит тут, на оцинкованном столе, без признаков жизни, было трудно… Но факт остается фактом – Ольга Каштанова действительно умерла.

– Ну как? – поинтересовался санитар.

– Нормально… Сейчас осмотрю и щелкну.

– Ага… Ну давай, – согласился санитар, с аппетитом откусывая от своего бутерброда, – а я пока тем мужиком займусь… Напрасно ты его не стал снимать. Очень примечательный трупик.

На первый взгляд определить, от чего умерла Ольга, не представлялось возможным. Синяков и шрамов было так много, что определить, появились ли новые по сравнению со вчерашним днем, не представлялось возможным. А если медсестра была права и Каштанова действительно скончалась от кровоизлияния в мозг?

Гордеев продолжал изучать труп. И вскоре обнаружил нечто интересное.

На шее девушки отчетливо виднелся свежий темный рубец. Гордеев достал перочинный ножик и осторожно раздвинул края раны. Судя по всему, она была глубокой. И действительно совсем свежей.

Ольгу Каштанову убили!

Гордеев стремительно бросился к выходу.

– Эй, фотограф, ты куда? – крикнул санитар вслед. – Что, не выдержал все-таки? Слабый какой! А я ж тебя предупреждал, что противно. Поди ж ты! Какие все нежные! – проворчал он, засовывая в рот последний кусок своего огромного бутерброда.

«Значит, кровоизлияние! Как бы не так! А след от удушения на шее откуда? – негодовал Гордеев. – Что произошло в этой несчастной больнице? Почему медсестра соврала? Что она хочет скрыть? Сейчас я тут всех поставлю на уши!»

Гордеев мигом взлетел на третий этаж.

– Мужчина! Я же сказала, чтобы вы уходили! Что вам еще здесь надо? – возмутилась медсестра.

– Ну-ка, девушка, – Гордеев оперся ладонями о ее стол и буквально навис над медсестрой, – немедленно расскажите мне, что случилось с Каштановой!

– Я вам уже сказала!

– Я знаю, что это неправда.

– А я тут при чем? Откуда я знаю? Что вы вообще ко мне привязались с этой Каштановой? Я сегодня в девять заступила, она уже в морге была. Я что, по-вашему, про каждого выяснять должна, кто от чего помер?

Гордеев выслушал сестру и пришел к выводу, что она действительно может ничего не знать…

– Чье было дежурство ночью?

– Киселевой.

– Вчера днем она же здесь была? – Да.

– Где она?

– Откуда я знаю? Дома, наверное.

– Где ее адрес найти?

– В регистратуре.

Выяснив адрес Киселевой, Гордеев бросился к машине. Как назло, из одного затора он попадал в другой, и так до бесконечности…

«Надеюсь, что эта Киселева хоть как-то прояснит ситуацию, – думал Гордеев, стоя в пробке. – Каштанову убили, это же ясно как день. В больнице полно народу, неужели никто ничего не заметил, не увидел? Такого не может быть! Кроме того, – осенило Гордеева, – с ней же в палате лежали две сТарушки. Они-то куда делись?»

Внезапно пошел сильнейший ливень. По асфальту заструились сначала ручейки, потом они превратились в полноводные реки. Вода, пузырясь, устремлялась в водостоки, у которых образовались водовороты.

Движение практически парализовало, лобовое стекло вода заливала так сильно, что Гордеев даже выключил ставшие бесполезными «дворники».

Улица наполнилась гудками машин. Кое-где раздавались недовольные крики водителей, нервы которых были на пределе. Совсем рядом два автомобилиста крыли друг друга матом по причине того, что один загородил проезд другому…

А дождь не унимался.

Только через полтора часа промокший до нитки Гордеев (машину пришлось оставить далеко от подъезда) звонил в дверь квартиры медсестры Светланы Киселевой.

– Вы к кому? – Дверь открыла девочка-подросток лет четырнадцати.

– Прости, скажи, пожалуйста, а Киселева Светлана Викторовна здесь живет?

– Здесь.

– Можешь ее позвать?

– Нет. Дома только мама. А тетя Света сегодня домой уехала.

– Домой? А далеко ее дом?

– Далеко. В Ульяновске.

– Ну и ну, – присвистнул Гордеев. – И давно она уехала?

– Нет, около часа назад. А вы кто?

Юрий Петрович ничего не ответил. Он уже мчался вниз по лестнице.

«Главное – успеть перехватить ее, иначе все пропало… В Ульяновске ее в жизни не найдешь… Хотя, если не успею, придется ехать… Адрес наверняка известен…» – проносилось у него в голове.

Нарушая все правила дорожного движения, Гордеев рванул на вокзал. Садовое кольцо, как обычно, было забито. Он петлял дворами, выезжал на встречную полосу, летел на красный сигнал светофора…

«Господи, меня, наверное, за всю мою долгую жизнь столько не материли, сколько за одну эту поездку на вокзал», – подумал Гордеев.

Но уже через двадцать минут Гордеев был у окошка справочной службы Павелецкого вокзала.

– Девушка, скажите, когда отходит поезд на Ульяновск?

– Через девять минут.

– С какого пути?

– С третьего.

– А я могу узнать у вас, в каком вагоне едет нужный мне человек?

– Вообще-то я не могу давать такую информацию.

– Девушка, милая, это вопрос жизни и смерти, – взмолился Гордеев.

– Ну хорошо, только никому не рассказывайте, – улыбнулась девушка. – Как зовут вашего нужного человека?

– Киселева Светлана Викторовна.

Девушка быстро застучала пальчиками по клавиатуре компьютера. Через минуту она сказала:

– Вот, есть Киселева. Четырнадцатый вагон, двадцать шестое место.

Гордеев побежал к поезду, расталкивая людей, спотыкаясь о дорожные баулы и чемоданы. Вслед ему неслась непрерывная брань, на которую он не обращал внимания. Наконец он нашел нужный ему поезд, отставил орущую «ты куда» проводницу в сторону и буквально ворвался в вагон.

Здесь яблоку негде было упасть. Плацкартный вагон был битком набит отъезжающими, провожающими и их вещами. Гордеев с трудом пробирался через чемоданы, сумки, баулы, какие-то тюки. Наконец он добрался до нужного ему места и заметил знакомые со вчерашнего дня иссиня-черные локоны.

– Добрый день!

Медсестра подняла голову.

– З-здравствуйте. – Судя по всему, меньше всего на свете она рассчитывала встретить тут Гордеева.

– Светлана Викторовна, куда же вы убегаете? Вернее, от кого? – наклонился он над медсестрой.

– Что вам надо? – вздрогнула женщина. – Кто вы такой?

– А вы разве меня не помните, я приходил вчера к Каштановой во время вашего дежурства.

– Помню. И что вам надо?

– Я хочу знать, что произошло с девушкой, – без обиняков поинтересовался Гордеев.

– Для этого вы примчались за мной на вокзал?

– Как-видите!

– И совершенно напрасно. – Медсестра быстро взяла себя в руки. – Гораздо проще было бы запросить историю болезни в больнице.

– И все-таки. Отчего она умерла?

– Ольга Каштанова скончалась прошлой ночью от кровоизлияния в мозг.

– Это официальная причина смерти?

Пассажиры, которые потихоньку рассаживались по своим местам, внимательно слушали разговор, поэтому Гордеев перешел на шепот. Медсестра последовала его примеру.

– Да. Официальная. Об этом составлен акт и сделана запись в истории болезни.

– Послушайте, мне абсолютно наплевать на то, что написано в истории болезни, – взвился Гордеев. – Я хочу знать, отчего умерла Каштанова!

– Отстаньте от меня, я вам уже все сказала, – прошептала Киселева.

– Вы сказали неправду, а если и дальше будете продолжать в том же духе, устрою так, что вас с этого поезда снимет милиция.

– Но я же ничего не сделала!

– Светлана Викторовна, – Гордеев справился с собой, еще понизил голос и заговорил спокойным, мягким тоном, – я понимаю, что вы от кого-то убегаете. Если вы сейчас расскажете мне правду, то благополучно доберетесь до своего родного Ульяновска, если же нет, я не могу гарантировать вам безопасности.

– Что вы имеете в виду? Какой еще безопасности? Вы что, хотите сказать, что со мной может что-то произойти? Вы мне угрожаете?

– Нет… Я вам не угрожаю, помилуй бог. Но те люди, которые убили Каштанову, вполне могут сделать то же самое и с вами. Поэтому в ваших интересах рассказать мне все, как было. Тогда я помогу вам.

– Я не могу вам рассказать, – женщина теребила в руках край шарфа.

– Почему? Кто-то угрожал вам?

– Да, – подтвердила она, сделав паузу.

– Я обещаю, что с вами ничего не случится, если вы все мне расскажете.

– Обещаете?! Я вас вижу второй раз в жизни. Почему я должна вам верить?

– Я адвокат, – Гордеев достал визитку, – вы можете на меня рассчитывать в любом случае. Я полностью гарантирую, что информация, которую вы мне сообщите, не будет известна больше никому.

– Ну хорошо, – сдалась наконец Киселева. – Вчерашней ночью было мое дежурство. Должно быть, я задремала и проснулась около трех часов, потому что мне показалось, что кто-то закричал. Я встала и пошла проверить, все ли в порядке. Когда я заглянула в палату к Каштановой, то увидела, что какой-то мужчина душит ее. Я вскрикнула, он подбежал ко мне… Он угрожал мне ножом, пообещал расправиться со всеми моими родными, если я кому-нибудь что-нибудь расскажу. Я клялась, что не сделаю этого, но все равно я боюсь. Они убьют меня, если я не уеду.

Киселева заплакала.

– Вы можете описать этого человека? – Гордеев посмотрел на часы. До отхода поезда оставалось совсем мало времени.

– Нет, не могу, – покачала она головой. – Была ночь, очень слабый свет. Я поняла только, что он не русский.

– То есть?

– Ну я не знаю, он с акцентом говорил.

– С кавказским?

– Да, откуда вы знаете?

– Догадался. Птица говорун отличается умом и сообразительностью. Скажите, ведь с Каштановой в палате лежали еще две женщины. Куда они делись? Тоже кровоизлияние в мозг? Или вы еще что-то придумали?

– Их перевели в другую палату в тот вечер.

– По какой причине?

– У нас есть другие палаты. Они более комфортабельные, там лучше обслуживание, лекарства, еда, но за них нужно платить довольно приличные деньги.

– У вас в больнице лежали две престарелые миллионерши?

– Почему? – удивилась Киселева.

– А вы можете себе представить, что эти бабушки заплатили из своей пенсии?

– Да нет, конечно! Какой-то мужчина помог сделать это.

– Что за мужчина?

– Такой представительный, высокий, на армянина похож. Он сказал, что из благотворительной организации «Старики и дети» или что-то в этом роде. Он и оплатил для бабушек отдельную палату и попросил перевести их немедленно. Старухи счастливы были, просили его привести к ним, хотели поблагодарить. Я пошла его искать, а его и след простыл.

– Ну и больницы у нас! Значит, только плати деньги, а кто ты и откуда взялся – это никого не волнует…

– Послушайте, – Киселева вдруг побледнела и прижала ладонь ко рту, – это был убийца, да? И нет никакой благотворительной организации, так ведь?

– Похоже на то, – мрачно ответил Гордеев.

– Провожающие! Освободите вагон, – вдруг грозно крикнули за его спиной.

– Ну что ж, удачи вам, Светлана Викторовна, в дальнейшей медицинской практике, – пожелал на прощание Гордеев и вышел из вагона.

«Как тщательно было продумано убийство, – думал Гордеев, идя по заплеванному, замусоренному перрону к машине. – Даже денег на старушек не пожалели. Отдельное им спасибо, что не убили».

С такими мыслями Юрий Петрович вышел за пределы Павелецкого вокзала и сел в машину. Пробки к этому времени рассосались, движение наладилось, и Гордеев с удовольствием вел автомобиль на юго-запад Москвы. Он собирался поговорить с Надей Галкиной, подругой Ольги, о которой ему сказал Вадим.

Вскоре Гордеев уже парковался неподалеку от величественного здания Московского государственного университета. Каменная громадина уходила шпилем в небо. Повсюду, как всегда, были студенты. Серьезного вида девушки с книгами и конспектами в руках прогуливались по аллеям парка. Группа студентов обоего пола уютно расположилась на траве с пивом и многочисленными пакетами чипсов. Несколько темнокожих студентов смешно ругались матом, тщательно выговаривая каждое слово.

Несколько минут Гордеев любовался открывшейся картиной, а потом уверенным шагом вошел в главное здание и нажал кнопку лифта.

«Интересная история получается у нас с этой Каштановой. На иного банкира за всю его жизнь меньше покушений случается, чем на нее – простую аспирантку. Что-то здесь определенно не так, надо бы поподробнее выяснить, что собой представляла эта девушка. А кто может знать о ней лучше, чем люди, прожившие с ней несколько лет бок о бок? Пожалуй, только родная мать, но Каштанова не москвичка, значит, будем общаться с господами студентами», – думал Гордеев, поднимаясь в лифте.

Наконец лифт остановился. «Хорошо они здесь устроились. И университет, и общежитие в одном здании – не надо далеко ходить, можно спускаться на лекции в домашнем халате, а на большой перемене бегать домой вздремнуть. Но возможно, поэтому бандатам так просто удалось попасть к Каштановой в комнату».

– Простите, можно отнять у вас минутку? – остановил Гордеев девушку, пробегающую мимо с алюминиевой кастрюлькой в руках.

– Что такое? – остановилась та, запыхавшись.

– Скажите, вы знаете Надю Галкину? Она вроде должна жить на этом этаже.