Текст книги "Золотой омут"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Я больше ничего и не помню. Он налетел, ударил. Потом накинул на шею петлю… Я очнулась, когда меня кто-то положил на кровать. Это были вы?

– Да. И не благодарите. Это у меня хобби такое. Спасать женщин из лап хулиганов.

– У вас это хорошо получается, – слабо улыбнулась Файзуллина.

В коридоре послышались гулкие шаги.

– У вас есть какой-нибудь пакет?

– Вон на дверной ручке. Возьмите.

– Спасибо. – Гордеев схватил пакет и сложил в него бумаги, подобранные в комнате Каштановой.

В дверях появился Шикалов. За его спиной стояли два охранника в камуфляже и с автоматами наперевес.

– Ушел, гад. Не успели перекрыть все выходы. Он из окна на втором этаже сиганул вниз, выбежал за территорию, поймал тачку и скрылся. И так быстро, главное… Даже номера не успели заметить. – Шикалов залпом изложил все новости. – А как у вас дела? Вижу, все нормально.

Рация Шикалова запищала и затрещала, неестественно громкий голос из динамика спросил какого-то орла.

– Орел слушает, – ответил Шикалов, – прием.

– Беркут. Тут внизу «скорая»… Прием.

– Давай их сюда, Беркут, на пятый этаж, быстро. – Голос Шикалова гремел по всему этажу. – Конец связи.

Гордеев вышел в коридор. Из дверей блоков выглядывали разбуженные или потревоженные шумом аспиранты и студенты.

– Ты не уходи, пожалуйста, – попросил Шикалов Гордеева. – Мне свидетели будут нужны. Я потом тебя на служебной машине домой отправлю.

– Да у меня своя есть… И я не собираюсь никуда уходить. Я все понимаю. Не забывай, я все же адвокат И бывший следователь.

– Значит, договорились.

14

К утру Гордеев был вконец измотан ночными приключениями и многочасовыми разбирательствами с опергруппой, которая прибыла на место для расследования убийства дежурной по этажу Черниковой Светланы Михайловны.

Все, что ему было известно, Гордеев изложил с исчерпывающей полнотой. Единственное, о чем он не стал распространяться, так это о бумагах из комнаты Каштановой, которые он подобрал и спрятал. Но никто его об этом и не спрашивал.

Не стал Гордеев говорить следователям и о том, что Светлана Михайловна была единственным свидетелем, который видел Каштанову целой и невредимой после того, как Лучинин убежал в свою лабораторию взламывать сервер банка…

Несмотря на усталость и ноющую боль в носу, который несколько распух после удара неизвестного, Гордеев сразу же отправился в Бутырки на свидание с Лучининым. Однако дежурный по СИЗО явно не намерен был вести беседу с Гордеевым.

– В свидании с заключенным Лучининым вам сегодня отказано. – Дежурный зевнул и принялся что-то записывать в журнал, игнорируя присутствие адвоката.

– Почему? У меня есть разрешение следователя.

– За драку в. камере и нанесение тяжелых телесных травм другому заключенному Лучинин помещен в отделение для дисциплинарного наказания.

– В карцер?!

– Да, в карцер. А выходить оттуда, по правилам внутреннего распорядка, он не имеет права даже для встреч с адвокатом. Приходите через три дня.

Гордеев понимал, что спорить бессмысленно. Он набрал номер служебного телефона Володина. Трубку поднял помощник Васильев:

– Евгения Николаевича сегодня не будет. И завтра тоже. – В голосе помощника слышалось нескрываемое злорадство. – До свидания.

В трубке послышались короткие гудки. Гордеев убрал мобильник в карман и потер переносицу.

«Неудачный день. Надо вытаскивать парня, но как?» Гордеев съездил в больницу и узнал, что Ольге Каштановой лучше, она пришла в себя, но очень слаба. Беседовать с Каштановой Гордеев пока не стал. «Пусть наберется сил. Приеду позже. А пока в МГУ…»

Гордеев похвалил себя за то, что заранее навел у Шикалова справки об историческом факультете МГУ. Иначе ему пришлось бы изрядно побродить по университетскому городку, прежде чем найти длинное серое здание из стекла и бетона, на одном из этажей которого, собственно, и размещался истфак. Тем более никаких вывесок тут не было. Гордеев оставил машину на проспекте Вернадского на стоянке у ворот студенческого городка и вошел в здание. Миновав вахту и книжные магазинчики, набитые гуманитарными изданиями, Юрий Петрович поднялся на факультет. Профессора, доктора исторических наук Любови Сазановской, научного руководителя Ольги Каштановой и завкафедрой отечественной истории советского периода, в ее кабинете не оказалось. Соседние двери тоже были заперты.

Пришлось искать расписание занятий. Вскоре Гордеев обнаружил в сетке фамилию Сазановской. На второй паре она читала лекцию студентам-филологам. Если верить расписанию, это была лекция о математических методах исследований в истории. «Тоска зеленая такое слушать, а уж читать…» – мысленно посочувствовал профессорше Гордеев. Хотя кто его знает, может быть, эти самые математические методы – ее главный конек и дело всей жизни. Мало ли чудес на белом свете…

Мимо, о чем-то весело переговариваясь, проходили две девушки.

– Доброе утро, – вежливо обратился к ним Гордеев. – Вы не подскажете, когда заканчивается пара?

– Через… – одна из девушек взглянула на часы, – тридцать минут.

– Спасибо!

Прежде чем пара закончилась, Гордеев успел перекусить в буфете, подняться на седьмой этаж и найти аудиторию, в которой Сазановская читала лекцию. Из двери наконец выкатился поток студентов-филологов – лекция закончилась.

Гордеев заглянул в аудиторию. Женщина бальзаковского возраста в строгом костюме и очках в роговой оправе расписывалась в журнале, который обычно носят старосты групп. Наконец со всеми формальностями учебного процесса было покончено. Гордеев зашел в аудиторию.

– Вы ко мне? – Сазановская теперь собирала в папку свои листки.

– Да.

– По какому поводу?

– По поводу дела Ольги Каштановой.

– Бедная девочка. – Сазановская покачала головой. – Я знаю о том, что случилось в общежитии… Ее ведь зверски избили?

– Да.

– Это просто кошмар, – покачала головой профессор. – Вы следователь?

– Нет. Я адвокат Вадима Лучинина. Вот мое удостоверение.

– Вадима? – удивилась Сазановская. – Разве он как-то связан с нападением на Олю?

– Похоже, следователем надо быть вам, – улыбнулся Гордеев.

– Возможно. Знаете, работа историка, разбор архивных документов чем-то напоминает работу следователя. Поиск фактов, сопоставление, выводы…

– Только от этих выводов невиновные люди не страдают… – вставил Гордеев.

– Это как сказать… Впрочем, я могу много распространяться на эту тему. Судя по вашим словам, как я понимаю, от выводов следователя пострадали невиновные люди?

– Да. А именно Вадим Лучинин.

– Так все-таки при чем здесь он? – спросила Сазановская, пристально глядя в глаза Гордееву.

«Железная леди, к ней на кривой кобыле не подъедешь… Придется быть кристально честным. Только так можно завоевать ее доверие», – с уважением подумал Гордеев, а вслух произнес:

– Вадим как раз и обвиняется в нападении на Ольгу.

– Хм… – фыркнула Сазановская. – Это же бред! Полнейшая чушь! Никогда и ни за что не поверю в это! Они были друзьями, а даже если бы не были, Вадим Лучинин не такой человек, чтобы поднять руку на женщину!

– Вот именно об этом я и хотел бы поговорить с вами. Можете уделить мне некоторое время?

– Да, сейчас у меня нет никаких дел. Окно между занятиями.

– Отлично.

– Тогда давайте спустимся в мой кабинет. Там все и обсудим. Вы курите?

– Нет. Бросил.

– Счастливчик, – улыбнулась профессор, доставая из портфеля пачку «Данхилл». «Даже по марке сигарет видно, что она привыкла быть независимой… – отметил Гордеев. – Ну что ж, для меня это очень хорошо».

Профессор Сазановская оказалась чрезвычайно интересным собеседником. Она много рассказала об Ольге, о Вадиме, об их взаимоотношениях. Гордеев лишний раз утвердился в невиновности Вадима.

Самым тяжелым в общении с Сазановской было остановить информационный поток, который обрушивался на каждого, кто ей импонировал. Гордеев оказался благодарным слушателем. За сорок минут он получил столько знаний по советской истории, сколько не получил за весь учебный год в десятом классе средней школы.

«Еще несколько дней такого же интенсивного расследования, и я вполне смогу стать не только профессиональным хакером при помощи Вадима, но и не менее квалифицированным историком». Гордеев делал вид, что с интересом внимает госпоже профессорше, но когда ее занесло в область сравнительной цивиллологии, адвокат вежливо, но неуклонно перевел разговор на интересующую его тему.

– Скажите, а Каштанова тоже использует цивилизационный подход в своей кандидатской? – ввернул Юрий Петрович.

– Нет. Она занимается более прикладным междисциплинарным исследованием на пересечении источниковедения и культурологии… – легко ответила Сазановская, а Гордеев подумал, что понять смысл этой фразы можно только при достаточно долгом размышлении…

– И как называется кандидатская? – кивнул Гордеев, сделав вид, что понимает, о чем идет речь.

– «Сохранение культурных ценностей русской эмиграцией первой волны (по материалам Пражского архива)».

– А можно посмотреть ее работу?

– Работа еще не завершена.

– Ну те фрагменты, которые она уже сделала.

– Конечно, если вы считаете это необходимым.

– Был бы вам очень благодарен.

– Пройдем на кафедру, там несколько компьютеров. Один из них стоит на столе Ольги. На нем она и работает над своей диссертацией.

Кафедра оказалась небольшой комнатой, забитой письменными столами, на которых стояли компьютеры. За одним из столов сидела девушка и что-то набирала с листа на клавиатуре.

– Это Лена, наш секретарь. А это адвокат Гордеев Юрий Петрович, – представила Сазановская девушку и Гордеева друг другу. – Лена, за каким столом обычно работает Каштанова?

– Вон за тем. – Лена, не оборачиваясь, ткнула в соседний стол.

– А материалы по диссертации?

– Там же в ящике она хранит все свои бумаги.

– А можно эти бумаги посмотреть? – осторожно поинтересовался Гордеев.

– Конечно, можно, если это принесет пользу, – я под свою ответственность разрешаю. Только надо принести ключ от ящика.

– А разве он не у Каштановой?

– Конечно, у Оли есть свой ключ, но на всякий случай дубликаты хранятся и у нас. Лена, милочка, не сочти за труд, сбегай, пожалуйста, за ключом от ящика Каштановой.

Секретарша встала из-за стола и вышла.

– Знаете, это ведь научная работа, – улыбнулась Сазановская, – а среди ученых своя конкуренция. Свои причуды. Вот и приходится все держать под замком.

– Я понимаю, – ответил Гордеев.

Через минуту секретарша принесла ключ.

Сазановская решительно открыла ящик стола и вытащила несколько папок.

– Вот они, кажется. Почерк Ольги. Смотрите…

– Можно ненадолго взять эти бумаги с собой и дома спокойно посмотреть?

– Нет, к сожалению, нельзя, – покачала головой Сазановская. – Это чужие бумаги. Впрочем… Вы думаете, это как-то связано с избиением Ольги? – Профессор внимательно посмотрела на Гордеева.

– Не знаю. Для этого я и хотел бы изучить все связанное с работой Ольги. В нашей жизни может быть все что угодно… Может быть, это как-то прольет свет на преступление.

– Ну ладно, – после недолгого раздумья решилась Сазановская. – Под вашу и мою ответственность. Берите, только ничего не потеряйте и не перепутайте. Сюда вложено очень много труда, уж поверьте. Девочка столько работала… И в архивах, и в нашей библиотеке…

– А в каких архивах?

– В ГАРФе. Там находятся документы из Пражского архива, которым она занималась.

– Спасибо… Видимо, мне придется и туда съездить.

– Конечно… Я даже могу сказать, с чем она там работала… Вот материалы Ольги… Даю вам их на несколько дней. Потом вернете.

– Договорились. Я вас не подведу.

15

Пробок, к счастью, не было, и Гордеев быстро миновал проспект Вернадского. Через Лужнецкий мост и Хамовнический вал он выехал на Комсомольский проспект. Его целью был ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации.

Прежде всего нужно найти таинственных посетителей Ольги, о которых рассказал Гордееву Петр Терехов. Но перед тем как их искать, надо будет переговорить с самой Каштановой. Может, она наведет его на след. Но и об Ольге необходимо разузнать как можно больше. В частности, все, что не связано с Вадимом. Например, о ее научной работе. Как там называется тема ее кандидатской? Надо будет посмотреть записную книжку…

Не доезжая до Зубовского бульвара, Гордеев свернул налево и вскоре уже входил в здание ГАРФа, занимавшего целый квартал. Заручившись разрешением директора и получив разовый пропуск, Юрий Петрович вышел во внутренний двор архива. Ему нужен был бывший спецфонд, располагавшийся отдельно от общего зала. Найдя нужный подъезд, он поднялся в маленький зал спецфонда. В этом зале стояло несколько столов, и все они были заняты. Люди сугубо научного вида, склонившись над стопками старых, потрепанных документов, читали, делали выписки… «Эх, – подумал Гордеев, – вот она, архивная работа. Сидишь за столом, никто не мешает… Никуда бегать не надо, никто на твою жизнь не покушается… Красота! Поступить в аспирантуру, что ли?»

– Добрый день, вам что-нибудь нужно? – Приятная невысокая женщина в голубом халате подошла к Гордееву.

– Да. Мне надо поговорить с Панчевой Людмилой Тимофеевной.

– Это я. Я вас слушаю.

– Юрий Гордеев. Адвокат, – представился он, – Я сейчас веду одно дело…

– Давайте выйдем из зала, не будем мешать исследователям…

Гордеев проследовал за Панчевой. Они остановились на лестничной площадке. Панчева внимательно посмотрела на Гордеева:

– Итак?..

– Я занимаюсь делом о нападении на Ольгу Каштанову, аспирантку МГУ. Она работала у вас в архиве по теме… – Гордеев достал блокнот и нашел соответствующую запись, – «Сохранение культурных ценностей русской эмиграцией первой волны (по материалам Пражского архива)».

– Да, – подтвердила Панчева, – Каштанова занимается у нас в архиве. Правда, в последнее время я ее не видела. Она сказала, что едет во Францию к своим старикам…

– К каким старикам? – насторожился Гордеев.

– В какой-то специальный дом престарелых для эмигрантов первой волны, обломков Российской империи, так сказать. Этот дом поддерживается американским Толстовским фондом или что-то вроде этого. Там они и доживают свой век. Я специально не интересовалась. Ольга перед поездкой забежала и сказала, чтобы я вернула на место отложенные ею дела.

– Вы не знаете, в Прагу Каштанова не ездила?

– Зачем?

– Ну, тема ее кандидатской связана с Пражским архивом, может быть…

– Господин адвокат, – Панчева улыбнулась, – ей не было нужды ездить для этого в Чехию.

– Почему?

– Так называемый Пражский архив находится в Москве. Уже более полувека. Его создали в тридцатые годы русские эмигранты при содействии чехословацкого правительства. Он действительно изначально располагался в Праге. Со всего мира в архив стекались уникальные документы, книги, газеты, воспоминания генералов и писателей, простых людей, переживших смуту, и аристократов, художников, матросов… Архив аккумулировал все, что было связано с русской диаспорой и русской историей…

– Но как же он оказался в Москве?

– Когда в Чехословакии к власти пришли коммунисты, это уже после войны, в конце сороковых годов, они подарили весь Пражский архив Советскому Союзу. Его перевезли сюда. Им сначала занималось Министерство госбезопасности…

– А эти-то что в нем забыли?

– Во-первых, именно МГБ ведало тогда всеми архивами, а во-вторых…

– Во-вторых, – закончил за нее Гордеев, – там были собраны досье на врагов советской власти? Так?

– Верно, – кивнула Панчева. – По спискам из Пражского архива многих эмигрантов, из тех, кто не успел покинуть Чехословакию и Польшу, арестовывали и отправляли в лагеря… Уже при Хрущеве библиотека Пражского архива была передана в Ленинку, а все остальное осело в наших фондах.

– И что, за пятьдесят лет его не изучили вдоль и поперек?

– Представьте себе, нет. Его сначала закрыли в спецфонде, а потом, в девяностые, многим было не до изучения. Помните, историки, да и не только, оказались на грани выживания. Правда, отдельные сборники архив публиковал, да еще на Западе кое-что выходило. Но это капля в море.

– Архив так велик?

– Это огромное скопление документов. Сотни тысяч дел. Только в последнее время российские историки стали получать гранты на исследования. И вновь вернулись к нам…

– А можно будет мне просмотреть дела, которые изучала Каштанова? Хотя бы те, что она листала перед поездкой во Францию.

– Да, только не в ближайшее время…

– Почему? – удивился Гордеев.

– Вчера эти дела затребовала Московская прокуратура.

– Интересно, – опешил Гордеев, – и в связи с чем же?

– Как нам объяснили, по тому же делу Каштановой. Сейчас я готовлю документы для передачи дел на временное хранение в архив прокуратуры. И все записи Ольги Каштановой тоже передаются туда.

– Какие записи?

– Тетрадь с выписками, которые она делала, просматривая документы. Так что, если вам срочно нужно ознакомиться с делами, обращайтесь в прокуратуру.

– Спасибо за консультацию. – Гордеев был несколько озадачен. – До свидания.

– Всего хорошего. – Панчева открыла дверь и вошла в зал.

Гордеев в раздумье спускался по лестнице.

Конечно, с одной стороны, поездка в архив была неудачной. Но тот факт, что прокуратура затребовала документы, которыми занималась Каштанова, сам по себе говорил о многом. И главное – что Гордеев идет в правильном направлении… Правда, на полшага отставая от Володина.

Прежде всего следовало съездить в больницу, навестить Ольгу Каштанову… Разговор с ней уже нельзя откладывать, появилось слишком много вопросов, на которые Гордеев не мог найти ответа. Ну а потом в прокуратуру, добиваться свидания с Лучининым. «Как там у Черчилля? Россия – секрет, завернутый в загадку и окутанный тайной… Дело Лучинина будет, пожалуй, похлеще…» Юрий Петрович хмыкнул. Именно такие дела он и любил расследовать больше всего.

«Не выношу больниц. И все, что с ними связано…» – снова подумал Гордеев, остановившись у массивной деревянной двери, выкрашенной в мерзкий коричневый цвет. Ручка двери, в свое время тоже выкрашенная, теперь потерлась, и сквозь коричневую краску проступали островки предыдущих слоев: желтых, белых и т. п.

– А кто ж их любит, милок? – отозвалась случайная старушка, которая тоже оказалась у больничных дверей.

– А? – не понял Гордеев. Оказывается, свою фразу о нелюбви к больницам он произнес вслух.

– Ну что, заходить-то будешь или как? – Старушка нетерпеливо подергала его за рукав. – А то меня пропусти вперед. – У тебя-то времени много, милок, а вот у меня мало. Мне торопиться надо.

Гордеев посторонился, старушка открыла дверь и шагнула внутрь. Адвокат, размышляя над парадоксальностью фразы, которую произнесла старушка, проследовал за ней.

В нос тут же ударил тяжелый, густой запах, который бывает только в медицинских учреждениях. Гордеев огляделся: тусклые серо-голубые стены, банкетки, обтянутые грязно-коричневым потертым дерматином, потрескавшийся кафельный пол, выложенный в шахматном порядке тускло-красной и желтой плиткой, – короче говоря, обычная картина для больниц. В холле по углам сидели родственники больных, которые держали в руках увесистые сумки, набитые продуктами. На лицах посетителей застыла тревога. Впрочем, иногда в холл спускались сами больные, в пижамах и больничных халатах. Чтобы не тревожить родственников, они старались держаться как можно свободнее – шутили и рассказывали анекдоты из больничной жизни.

– Разговаривают два врача в коридоре, – краем уха услышал Гордеев, – один другому говорит: «Ты помнишь, в восьмой палате один симулянт лежал?» – «Да, помню…» – «Вчера, подлец, умер!»

Родственники жалобно захихикали. Своеобразие больничного юмора было им недоступно. Больные же, наоборот, смеялись раскатисто и от всей души. Темы болезни и смерти были им близки как никогда…

В углу Гордеев углядел окошко с надписью «Регистратура».

– Добрый день, – обратился адвокат к регистраторше – необъятных размеров девушке в белом халате и с ярко-белокурыми локонами, выглядывающими из-под туго накрахмаленного колпака.

– Ну чего надо? – немедленно среагировала та, раздраженно вскинув голову, отчего локоны пришли в движение.

– Вы удивительно любезны, девушка, – невозмутимо ответил Гордеев.

Регистраторша скривила губы, что, очевидно, должно было изобразить улыбку. И даже пару раз хлопнула ресницами, на которых чудом удерживалось немереное количество туши. Локоны потихоньку остановили свое беспорядочное движение.

– Мне надо узнать, где лежит больная по имени Ольга Каштанова.

– Каштанова… Ольга… – Регистраторша заглянула в потертую канцелярскую книгу. – Каштанова… Так… Вот, есть такая. Травматология, третий этаж, там у дежурной спросите.

– Спасибо, нимфа. – Гордеев подмигнул ей и направился к лестнице. Регистраторша вздохнула и проводила Гордеева томным взглядом. Очевидно, «нимфой» ее здесь не называли никогда.

Третий этаж почти ничем не отличался от первого, разве что банкеток не было, а дежурная медсестра казалась сестрой-близняшкой девушки из регистратуры. Ну разве только локоны у нее были иссиня-черными.

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, в какой палате лежит Ольга Каштанова? – обратился к ней Гордеев.

– В пятой, а вы ей кто? – не поднимая головы от огромного, на целую газетную полосу, сканворда, ответила медсестра. Оторваться и впрямь было нельзя – она аккуратно вписывала в клеточки длинное и сложное слово «трансцендентальный».

– После «е» надо вставить букву «н», а после «д» не «и», а «е», – подсказал Гордеев, заглядывая в сканворд.

– А? – всполошилась сестра. – Где?

Гордеев показал, и медсестра, справившись с нелегкой задачей, перешла к обычному своему занятию – то есть начала грызть ручку.

– Я к Каштановой, – напомнил Гордеев.

– А, да, простите. Так кто вы ей?

– Адвокат. Гордеев Юрий Петрович.

Дежурная заинтересованно вскинула глаза на посетителя. Гордеев с трудом выдержал ее оценивающий взгляд. Видно, девушке раньше не приходилось сталкиваться с адвокатами.

– Ну проходите, только посещение не дольше тридцати минут, – наконец ответила медсестра, которая, очевидно, удовлетворилась результатами осмотра. – Врачи больше не разрешают. Тем более она недавно из реанимации.

– Где ее палата?

– Вторая дверь налево.

– Спасибо. – И Юрий Петрович удалился, провожаемый взглядом медсестры.

В палате, рассчитанной на шесть человек, занятыми оказались только три кровати: на двух ближних к дверям лежали две старушки с симметрично загипсованными ногами. Старушки читали две половинки одной газеты «Московский комсомолец» и даже сами, казалось, были сестрами.

На дальней койке, у окна, лежала молодая девушка со сплошным синяком вместо лица. Правый глаз ее был закрыт полностью, вместо левого осталась только маленькая щелочка. Рука в гипсе покоилась на груди, другая безвольно вытянулась вдоль тела.

Гордеев подошел к девушке:

– Здравствуйте, вы Ольга Каштанова?

– Да… Как вы догадались? Меня сейчас даже знакомые вряд ли узнали бы, – слабо улыбнулась девушка.

– По возрасту, – нашелся Гордеев. – Вы здесь одна молодая.

– Судя по моему теперешнему виду, даже это сейчас установить сложно.

– Ну вы не правы. Все не так страшно. Скоро заживет, – улыбнулся Гордеев, хотя даже он не ожидал увидеть такое. Девушку действительно били сильно и беспощадно…

– А вы кто? – наконец спросила она Гордеева.

– Юрий Петрович Гордеев. Адвокат вашего друга – Вадима Лучинина, – представился Гордеев. – Вы можете рассказать все, что с вами произошло в тот день?

– Могу.

– Вам не трудно говорить?

– Трудновато… но ничего. Правда, я уже рассказывала. Следователю.

– Я вас попрошу повторить. И если вдруг что-нибудь всплыло в памяти – расскажите. Только постарайтесь вспомнить все в подробностях, ничего не пропустить.

– Попробую. Правда, это будет сложновато, я тогда очень испугалась.

– И все же постарайтесь, прошу вас. От этого зависит судьба Вадима.

– Хорошо… Я аспирантка МГУ, живу в общежитии. В тот день я пришла довольно поздно, около восьми вечера…

– Вы всегда приходите в это время?

– Часто… В тот день тоже было много дел на кафедре. Только переоделась, собиралась выйти на кухню – поесть приготовить, как в дверь постучали. Я открыла, и тут же в комнату ворвались двое мужчин и набросились на меня.

– Вы запомнили, как они выглядели?

– Нет, конечно, не до этого было. Тем более они в черных масках были.

– Ну хотя бы какие-нибудь приметы.

– Ничего особенного – обычный средний рост, телосложение тоже обычное. Правда, мне показалось, что они с кавказским акцентом говорили. Хотя они почти не общались между собой – некогда было.

«Как странно, протокол Володина я прочитал очень внимательно, но про маски там ни слова», – подумал Гордеев.

– К вам ведь приходил следователь? – на всякий случай еще раз спросил он.

– Да, приходил.

– А вы уверены, что рассказали ему про этих двоих?

– Конечно, рассказала.

«Чудеса, не мог же Володин этого забыть. Что-то у него опять не складывается», – подумал Гордеев.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил он.

– Вы бывали когда-нибудь в нашем общежитии? Если да, то, наверное, помните, какие там маленькие комнаты, а у аспирантов и того меньше. Достаточно человеку встать между кроватью и столом, и другой уже не пройдет к двери. Один из этих двоих встал в проходе, а другой подскочил ко мне, схватил за волосы, бросил на кровать и начал бить по лицу.

– Ни с того ни с сего?

– Да. Я чудом смогла вырваться, сделала шаг к двери, но второй перехватил меня, кинул на пол, и они уже вдвоем стали избивать меня ногами. Я уже не в силах была сопротивляться, попыталась забраться под кровать, но они не давали. Только и оставалось, что сжаться в комочек и спрятать лицо. Хотя, как видите, мне и это не помогло. Я уже даже с жизнью попрощалась.

И знаете, такие мысли глупые в голову лезли: что забыла часы из ремонта забрать, что ключ От раздевалки на кафедре не оставила, еще ерунда какая-то вспоминалась. Кричать я не могла, сдачи дать тоже, сопротивляться невозможно было. Лежу на полу, а сама как будто эту картину со стороны наблюдаю. Уже даже не страшно, не больно, странно как-то, словно фильм смотрю. Они бы меня наверняка убили.

– Они прекратили сами?

– Нет… Просто случай спас. У нас же в общежитии особые правила совместного проживания. Отличные от привычных. То есть стучаться у нас не принято. И вот, на счастье, ребята-соседи вломились – то ли денег хотели занять, то ли еще что, – вот они-то их и спугнули. То есть «спугнули» – неправильное слово, не очень-то эти двое испугались, совершенно спокойно вышли, один из них меня еще и ударил на прощание. Ребята обалдели, не поняли, что происходит. Сначала ко мне кинулись, а эти двое спокойненько так в коридор, потом на лестницу – и исчезли. – Девушке стало трудно говорить, и она замолчала, тяжело дыша.

– Не волнуйтесь, постарайтесь подумать, мог ли вам кто-нибудь отомстить таким образом? Может быть, ссора какая-нибудь была, неприятный разговор? Может, в ревности дело, в конкуренции? – пытался прояснить ситуацию Гордеев.

– Да в какой конкуренции? О чем вы говорите? Я же аспирантка, кандидатскую пишу, студентам преподаю, небольшую стипендию получаю – завидовать-то нечему. И не ссорилась я ни с кем. Да и нет у меня знакомых, способных на такое.

– Ох, не зарекайтесь, поверьте моему опыту. Бывает, жена мужа заказывает, сын – отца, а жертвы и не предполагают, что их близкие на такое способны.

Она только отрицательно покачала головой.

– Оля, расскажите мне, чем занимается Вадим, как вы с ним познакомились?

– Да обычно, никакой романтики. Хотя смешно получилось. Мы пять лет в одном университете учились, а познакомились только когда в аспирантуру поступили.

– Немудрено, – улыбнулся Гордеев, – МГУ – это же целый город в городе. Там можно десять лет ходить, так и не встретившись.

– Да, вы правы, тем более я геологический заканчивала, а он у нас информатик, программист. А это разные корпуса. Но Вадим, как говорит его научный руководитель, очень способный, почти гений. Так вот, я, когда только в аспирантуру поступила, на кафедре была вроде как девочка на побегушках. Чайку там заварить или, если научная руководительница пошлет, в магазин сбегать могла, бумажки разобрать, ведомости заполнить. Короче говоря, занималась всем чем угодно, кроме науки. Однажды даже ремонт на кафедре делала, не сама, конечно, работягами командовала, сколько нервов – описать не могу!

– По поводу знакомства с Вадимом, – напомнил Гордеев.

– Да. У нас на кафедре как-то раз все компьютеры зависли. Какой-то вирус с почтой пришел, в общем, я в этом ничего не понимаю, но факт в том, что вся работа стала. Ну и, разумеется, разбираться с этим поручили мне. А одна девчонка знакомая посоветовала к Вадику зайти, слухи о нем по всему университету ходили. Вадик пришел, все буквально за пятнадцать минут наладил, а потом мы болтали до позднего вечера. Он так много знал, так рассказывал интересно, шутил непрерывно. Так весело было! Так мы и познакомились. Ну потом еще раз встретились, потом снова какие-то проблемы с компьютерами… Ну, короче говоря, стали дружить. А еще он за мной ухаживал очень необычно. Правильно говорят, что у компьютерщиков мозги по-другому работают. Он мне каждый день посылал цветы, только не настоящие, а картинки на компьютер.

– Оригинально, – вставил Гордеев.

– Да. – Ольга попыталась рассмеяться – и тут же сморщилась от боли. – Он даже в любви первый раз признался по электронной почте. Подруги надо мной смеялись тогда, говорили: «Вот поженитесь вы с ним, в дом два компьютера купите и будете по «аське» общаться».

– Что это? – спросил Гордеев.

– Это такая программа специальная, по которой можно очень быстро и удобно общаться в Интернете. Ну это шутки все, на самом деле Вадик очень внимательный и ко мне серьезно относится, даже не ездит без меня один никуда. Вот недавно его на международную конференцию по защите компьютерных программ послали во Францию. Так он перед поездкой два месяца ходил и добивался, чтобы мне тоже с ним поехать разрешили. Руководство все против было, конечно, но Вадик условие поставил, сказал: «Если она не поедет, я тоже дома остаюсь». Ну тогда уж они сдались, мы вместе улетели.

– А когда это было, можете припомнить? – заинтересовался Гордеев.

– Конечно, что тут вспоминать, мы вернулись за несколько дней до того, как это все со мной случилось.

– Скажите-ка, Оля, а во Франции что-нибудь необычное, может быть, произошло.

– Нет, ничего необычного абсолютно. Вадик целыми днями своими делами был занят, а я по Парижу гуляла. Я ведь до этого дальше Сочи не выезжала никогда. А тут – Париж! Город мечты!

– Это верно, – подтвердил Гордеев.

– Бывали в Париже?

– Приходилось…

– Потрясающий, волшебный город, я вам скажу. Старинные дома, улочки кривые, Монпарнас, Лувр. Чувствуешь, как будто попала в сказку. А я ведь французский в школе изучала… Всю жизнь в учебниках читала: «Париж – город контрастов», но что это значит, не задумывалась. А приехала и увидела все собственными глазами. Люди – черные, белые, разные. Арабов много, ничуть не меньше, чем самих французов. На автомобильной стоянке очень респектабельный, стильный, богатый мужчина паркует шикарную машину, и тут же сидит оборванный, грязный, пьяный нищий. И они прекрасно сосуществуют друг с другом. Эстетическое чувство первого не страдает от такого соседства. Второй не чувствует зависти и злобы по отношению к другому за его более удачливую жизнь. Оба довольны. Фантастика! Стройные, загорелые красотки выходят из спортивных автомобилей, рядом в парках гуляют двухсоткилограммовые домохозяйки с четырехэтажными бутербродами в руках. И те и другие счастливы. Сумасшедшие трудоголики-клерки бегают целыми днями с бумагами и документами, выкрашенные в люминесцентные цвета панки с утра до вечера валяются на безупречных газонах и курят травку. И движение сумасшедшее, и люди бегут куда-то постоянно. По сравнению с Парижем Москва – обитель спокойствия. Я бы никогда не смогла там привыкнуть. А друг Вадика говорит, что это только так кажется, через месяц даже замечать перестаешь, что вместе со всеми также бегаешь.