Текст книги "Золотой омут"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

9

Посещение больниц всегда вызывало у Гордеева неловкое чувство. Ему было стыдно, что он такой высокий, уверенный в себе, сильный и пышущий здоровьем человек, вторгается в «сию юдоль горестей и страданий». Поэтому он испытал некоторое облегчение (хотя от этого показался себе крайне омерзительным типом), когда узнал, что Ольга Каштанова еще не пришла в себя.

– Она в реанимации, – сказали ему в регистратуре, – посещение исключено.

– А что с ней?

– Каштанова в коме. Состояние ее стабильно тяжелое.

«Значит, общаться с ней не надо, может, это и к лучшему. Лучинин все равно сегодня выйдет из Бутырской тюрьмы. Пусть сам общается со своей девушкой».

Гордеев вышел на крыльцо больницы и с наслаждением вдохнул полной грудью чистый сырой осенний воздух, без больничных запахов. Юрий Петрович постоял несколько минут возле машины – на этот раз он решил не пользоваться общественным транспортом, да и машину удалось починить, затем сел в нее, завел и осторожно поехал вдоль улицы, стараясь не задеть понатыканные вдоль дороги автомобили.

Весело гомонящая толпа студентов из только что подошедшего автобуса чуть не сбила Володина с ног. Следователь поднялся по ступеням к центральному входу главного здания Московского университета. Володин никогда особенно не любил двери-вертушки и потому несколько замешкался, пропуская перед собой очередную порцию молодежи в здание, прежде чем вошел сам.

Дежурный милиционер на проходной объяснил Володину, как найти сектор Д, где жили аспиранты. Пройдя мимо каких-то маленьких магазинчиков, телефонов-автоматов и столовой, Володин добрался до лифта и поднялся на пятый этаж. Найти 525-ю комнату не составило никакого труда. Правда, она оказалась запертой. Следователь постучал, но никто не ответил.

«Идиот, – мелькнула у Володина мысль, – а позвонить предварительно было нельзя?»

Он постучал еще раз, погромче. Мимо прошли какие-то девушки, обсуждая проблемы буддизма или чего-то вроде этого, – Евгений особенно не прислушивался. Неизбывный запах общаги всколыхнул его память.

«Хотя о каких звонках может идти речь? В общежитиях телефоны редкость. А сотового у нее наверняка нет…»

Он собрался было уже уходить, как за запертой дверью услышал какие-то звуки.

– Кто там? – Из-за двери послышался недовольный, заспанный голос.

– Мне нужна Айвара Файзуллина…

– Минутку.

Спустя некоторое время щелкнул замок и дверь отворилась. В дверном проеме появилось невысокое черноволосое, взлохмаченное существо неопределенного возраста в ярком, цветастом, довольно потертом халате. На ее щеке отпечатались красные рубцы от подушки.

– Чего надо? – грубо проговорила девушка.

– Я следователь Московской прокуратуры. – Володин показал свое удостоверение. – Евгений Володин…

– Очень приятно, – крайне неприветливо ответила та, потирая глаза, – и чем обязана? Что случилось-то? Вроде я ничего такого не натворила.

– А я совсем по другому делу.

– По какому?

– Тут недавно было совершено нападение на вашу соседку.

– А-а… Кажется, понимаю. Вы, конечно, по поводу Ольги Каштановой… – констатировала та и повернулась спиной к Володину. – Подождите, я сейчас. Только переоденусь.

Файзуллина скрылась за дверью правой комнаты, что-то ворча себе под нос. Левая была опечатана. «Комната Каштановой», – понял Володин. Он зашел в маленькую квадратную прихожую-тамбур и приоткрыл две другие двери. Это оказались душевая и туалет. Из крана текла вода, а в раковине зияла большая пробоина.

– Входите! – послышалось из-за правой двери.

Следователь вошел в маленькую комнатку, почти келью.

«Метров шесть квадратных, не больше», – отметил он про себя.

Комната была буквально забита тяжелой мебелью коричневого цвета. «Интересно, каким образом все это тут поместилось», – подумал Володин, разглядывая два стола – большой и маленький, два стула и секретер и крепкую кровать с металлическими спинками-дугами, которая занимала едва ли не половину помещения. Прямо у двери располагался встроенный в стену высокий платяной шкаф с оригинальной дверцей из согнутых по дуге реек. При открывании эта дверца скользила вдоль стенки шкафа и ныряла внутрь конструкции. Вся мебель, очевидно, была поставлена здесь еще при строительстве высотки и с тех пор не менялась. Да и поменять ее вряд ли бы удалось, даже если бы кто-то захотел это сделать. Вытащить мебель из комнаты было совершенно невозможно. А уж втащить новую – абсолютно исключено.

Девушка села на кровать и предложила Володину расположиться за большим столом, что он и сделал.

– Что же вы не позвонили? – строго спросила Айвара. – Меня могло и не быть дома.

– А у вас есть телефон?

– Конечно, – та пожала плечами, указывая на большой аппарат из черного эбонита. Аппарат, кажется, тоже был ровесником этого здания. – В комнатах аспирантов есть телефоны. Не знали?

– Нет, – честно признался Володин.

– Странно. Меня ведь уже допрашивали. И я дала свой телефон.

Володин достал папку с показаниями Файзуллиной, которые он получил в числе бумаг, присланных Апариным. Действительно, ее номер телефона был указан на самом верху страницы. Он решил не акцентировать на этом внимание (авторитет следователя прежде всего!) и сразу перейти к делу.

– У меня к вам возникли дополнительные вопросы. – Володин достал заранее подготовленный протокол допроса и зачитал вводную часть о правах и обязанностях свидетеля Файзуллиной Айвары Рашитовны. – Вам все ясно?

– Пока да. – Айвара зевала, потирала глаза и, кажется, не слишком вслушивалась в то, что говорил Володин. – Кроме того, мне это уже один раз читали.

– В ваших показаниях меня заинтересовало вот что. Вы говорите, что не были свидетелем избиения соседки Каштановой. Это так?

– Да. Как я могла быть свидетелем, когда все происходило в мое отсутствие? А даже если бы была – комнаты-то разные.

– Вы сказали, что всегда уходите, когда к ней приходит Вадим Лучинин. Правильно?

– Угу, – кивнула Айвара.

– Почему вы так делаете? – Володин посмотрел прямо в глаза Файзуллиной. Его стальной взгляд мало кто мог выдержать. Эта свидетельница не была исключением. Она сузила глаза, а потом и вовсе отвела их в сторону. Все это она проделала молча. Возникла неловкая пауза. В тишине Володин услышал, как в мусорной ведре шуршат тараканы. – Так почему же?

– Понимаете, – наконец произнесла Файзуллина, – есть вещи, о которых трудно говорить…

– А вы все-таки скажите.

– Это личное…

– Ничего. Я ведь следователь, меня подробности личной жизни интересуют, только если это может иметь значение для следствия. А не из праздного любопытства. Я должен поймать преступника, – твердо произнес Володин. – И если для этого мне нужно узнать что-то о личной жизни, то я это узнаю.

– Ну я очень хорошо отношусь к Вадиму… – сказала Файзуллина.

– Но это не повод, чтобы каждый раз уходить из своей комнаты, – перебил ее Володин. – Так почему вы так делали?

– Вы не дослушали… Я не могла слышать, как они постоянно ругаются между собой. Просто не могла.

– А они часто конфликтовали? – Следователь сделал в своем блокноте несколько пометок.

– Да… Довольно часто. Причем Вадим всячески оскорблял Олю.

– А вы не знаете, на какой почве происходили эти конфликты?

– Не могу сказать… Он, кажется, постоянно высказывал ей какие-то свои претензии.

– Ревность? – предположил Володин.

– Да, может быть… Ольга тоже его ревновала к любой прохожей женщине. Кричала… Ругалась…

– Понятно… Ну а почему вы все-таки уходили из дома? Ведь вас это не касается?

– Да, конечно, не касается… – согласилась Айвара, – но понимаете, я такой человек. Восточная женщина… Я так воспитана… Не могу слышать, как кто-то конфликтует. Если ругаются, лучше уйти. Я не могла все это слушать и потому каждый раз уходила…

– И часто это происходило? Я имею в виду, такие скандалы, когда вам приходилось уходить?

– Не очень… Раньше их вообще не было. Но в последнее время такое случалось довольно часто…

– Вы сказали, что Вадим вам симпатичен?

– Как человек. Мне было его немного жаль…

– Почему? Из-за скандалов?

– Да.

– В тот день, когда была избита Каштанова, между нею и Лучининым тоже была ссора?

– Да. Даже более ожесточенная, чем прежде. И я сразу же ушла.

– Сколько времени вы отсутствовали?

– Часа четыре.

– Где вы были?

– Гуляла по Москве, потом пошла в кино. На «Гарри Поттера».

Володину показалось, что в комнатке необычно душно. Давно не ремонтированные батареи топили вовсю, трубы заметно протекали (под батареей даже стояла миска), и комнатка напоминала мини-парную.

– А когда вы пришли, все уже произошло?

Файзуллина кивнула:

– Олю увезли, Вадима не было…

– Ну что ж, – заключил Володин, закрывая блокнот, – большое спасибо, и простите за беспокойство.

– Ничего, – ответила Файзуллина, зевая в ладошку, – в следующий раз звоните.

– Надеюсь, что следующего раза не будет, – сказал Володин и попрощался.

Собственно, кое-что полезное для следствия он выяснил. Вадим и Ольга постоянно конфликтовали. Это имело огромное значение. Теперь дело Ольги Каштановой приобретало для Володина необычную важность.

И главное – Лучинина не надо выпускать из тюрьмы. А значит, самолюбие следователя по особо важным делам Володина спасено.

Гордеев приехал в прокуратуру, надеясь застать там Володина и добиться немедленного освобождения Вадима Лучинина. Однако помощник следователя сказал, что Володина нет на месте и, когда он приедет, неизвестно.

Гордеев не ушел, а решил подождать Володина у проходной, чтобы не упустить его. Он знал, как любят некоторые следователи тянуть с освобождением из-под стражи подозреваемых или обвиняемых, даже если дело закрывалось (что случалось крайне редко). Следователи считают, что выпустить из тюрьмы подследственного, невиновность которого доказана, – это все равно что признать собственный непрофессионализм. То есть, по их мнению, хорошая, профессиональная работа – это когда человек осужден. И чем дольше он пробудет за решеткой, тем лучше.

Примерно через сорок минут к проходной подъехала машина и из нее вышел Володин. Гордеев швырнул недочитанный журнал на соседнее сиденье и выскочил из машины.

– Евгений Николаевич, – окликнул он Володина уже у самой проходной, – я к вам по поводу Лучинина…

– Хорошо, я вас приму. – Володин взглянул на часы. – Примерно через полчаса. Мне надо завершить кое-какие следственные действия.

Через тридцать минут Гордеев решительно вошел в кабинет Володина:

– Добрый день!

– Здравствуйте. По какому вы делу, Юрий Петрович?

– По делу Вадима Лучинина. – Вопрос Володина показался адвокату подозрительным. «Будто ой не знает, по какому я делу пришел», – подумал Гордеев.

– Я вас слушаю, – индифферентно ответствовал Володин.

– Вы, очевидно, в курсе новых обстоятельств в этом деле? За отсутствием состава преступления надо прекратить следствие и немедленно освободить моего подзащитного из-под стражи… – Гордеев решил сразу взять быка за рога. – Вот документы, присланные из банка. Лучинин абсолютно невиновен.

Володин равнодушно взглянул на документы и небрежно бросил их на стол:

– Эти обстоятельства мне известны. Я уже прекратил дело по обвинению Лучинина по 272-й и 273-й статьям Уголовного кодекса. Вот постановление.

– Но почему он тогда до сих пор не на свободе?! – воскликнул Гордеев.

Ответ прогремел как гром среди ясного неба:

– Потому что Вадим Лучинин привлечен в качестве обвиняемого по делу о нанесении умышленных тяжелых телесных повреждений потерпевшей Каштановой Ольге Константиновне.

– Не может быть… – Гордеев был изумлен.

– Еще как может, – усмехнулся следователь. – Конечно, я мог и не показывать вам до окончания следствия эти материалы, но кое с чем я позволю вам ознакомиться. – Володин подтолкнул к Гордееву папку с документами. На лице Володина появилось нескрываемое торжество. – И будьте уверены, я сделаю все, чтобы Лучинин получил на полную катушку. Да, к сожалению, у вас только пятнадцать минут, мой рабочий день заканчивается ровно в восемнадцать ноль-ноль.

Гордеев взял папку. Времени делать выписки из документов у него не было. Но он не зря гордился своей фотографической памятью на документы. Он быстро просмотрел первые протоколы и наконец добрался до показаний свидетелей и актов экспертизы. И чем больше читал Гордеев, тем мрачнее становилось у него на душе.

«Поторопился я списывать это дело в свой индивидуальный архив, – думал он, листая протоколы, – тут еще побегать придется».

На лице же адвоката была изображена полная безмятежность. Еще утром освобождение Лучинина представлялось Гордееву технической формальностью. Теперь шансы на такой исход становились равными нулю.

Из документов выходило, что именно Лучинин жестоко избил Ольгу Каштанову. Соседка по блоку слышала, как Вадим и Ольга страшно ругались и оскорбляли друг друга, причем это происходило неоднократно. Дежурная по этажу видела, как Вадим выскочил из комнаты и помчался вниз по лестнице. Ольгу обнаружили парни-аспиранты, зашедшие стрельнуть сотню-другую до стипендии. При задержаний на Вадиме была рубашка со следами крови. Экспертиза показала, что группа соответствует крови Каштановой. Оторванная пуговица, найденная в комнате Ольги, также была от рубашки Лучинина. При задержании Лучинин пытался вырваться и что-то кричал о какой-то Ольге, но что именно – опера не запомнили. Царапины на щеке Лучинина оставила Ольга. Это подтвердило лабораторное исследование частиц кожи, которые удалось обнаружить под ногтями Каштановой.

– Время… – Володин посмотрел на часы, потом решительно поднялся и забрал у Гордеева папку. – Мой рабочий день окончен. Завтра – милости просим.

Адвокат молча встал.

– Хорошо, завтра я сделаю выписки. До свидания! – Гордеев посмотрел в глаза Володину и вышел в коридор.

«Итак, придется все начинать сначала. Бедный Вадим, – думал Гордеев, заводя мотор. – Хотя, скорее, бедным будешь ты, если Лучинин окажется виновен».

Соглашение о защите Лучинина было стандартным и гарантировало клиенту помощь по всему спектру проблем уголовного, гражданского и административного права. А вот гонорар зависел от успеха защитника…

10

Вадим мучился от невозможности что-либо предпринять, от своей беспомощности. Он тупо смотрел на экран телевизора, где показывали очередной сериал о борьбе доблестных ментов и агентов против криминальной нечисти, заполонившей просторы родины-матери. Вадим не следил за сюжетом, ему были глубоко безразличны страдания ментов по поводу очередного «глухаря» – нераскрытого дела. Он слушал вполуха комментарии сокамерников по поводу туфты, которую допускали постановщики фильма. Судя по мнению знатоков, которые собрались в камере, фильмы процентов на восемьдесят состояли из этой самой туфты.

Но и эти комментарии также были ему глубоко безразличны.

Вадим думал только о том, когда же его выпустят.

Он нарушал одну из главных тюремных заповедей – не считай дни до освобождения – и оттого чувствовал себя всеми забытым и покинутым. Время для него не остановилось, а тянулось бесконечно и мучительно долго.

Вадим не слышал, как в камере поднялся шухер, и не обратил внимания на то, что контролер выкликнул его фамилию:

– Лучинин. На вызов!

Вадим продолжал сидеть, погруженный в свои мысли. В камере повисла неловкая тишина. Все смотрели на Вадима, он же не двигался с места. Наконец сосед толкнул его в бок:

– Ты че, студент, офигел совсем, тебя кличут…

– Лучинин, на вызов, я сказал! – повторил контролер. В его тоне прозвучали угрожающие нотки, которые не сулили Вадиму ничего хорошего.

Вадим тяжело поднялся. Кровь пульсировала у него в висках и отдавалась ноющей болью в затылке. На лбу появилась испарина. Все тело ломило. Ноги налились какой-то тяжестью. Его начал бить легкий озноб. Лучинин с видимым усилием дошел до двери. «Не хватало только в обморок свалиться у всех на глазах». Вадим собрал всю свою волю и вышел в коридор.

Гордеев оставил машину в нескольких, квартал ах от главного здания МГУ. Новые обстоятельства в деле Лучинина почти что вывели его из себя. Гордеев знал, что в таком состоянии он может много наворотить такого, ю чем ему придется впоследствии горько сожалеть. Чтобы успокоиться, а заодно еще раз проанализировать все факты, Гордеев решил, никуда не торопясь, пройти немного пешком. Как всегда, зонт он с собой не взял, и крупные холодные капли дождя попадали ему на лицо, на волосы, скатывались за ворот куртки. Студенты, студентки и просто прохожие обгоняли эту странную фигуру, со стоическим спокойствием шествующую под дождем, который все усиливался…

Через крохотную проходную Гордеев прошел без особого труда. Он оставил милиционеру свой паспорт.

Адвокат обратил внимание на доску объявлений, которая висела на стене рядом с проходной. На самом видном месте было вывешено объявление за подписью коменданта общежития. В объявлении сообщалось о ЧП – зверском избиении аспирантки Каштановой О. К., проживающей в комнате 525 сектора Д. Всем, кто что-либо знает об этом преступлении, предлагалось звонить по телефону. Телефон был вписан от руки. Гордеев заметил для себя, что это был номер служебного телефона следователя Мосгорпрокуратуры Володина.

– Извините, как пройти в сектор Д? – вежливо спросил охранника Гордеев.

– Сейчас выйдете во внутренний двор и направо.

– Спасибо.

Послышался звук автомобильного клаксона, и охранник пошел открывать ворота, чтобы пропустить машину. Гордеев, недолго думая, вынул ручку и написал рядом со служебным телефоном Володина номер своего мобильного. «Хоть это и не совсем честно, зато справедливо, чем черт не шутит». Вернувшийся охранник с подозрением посмотрел на Гордеева.

– Вам чего еще?

– В общежитии до какого часа можно пребывать?

– Только до одиннадцати вечера, потом всё… Не опаздывайте, а то придется платить за ночное пребывание. И паспорт свой сможете взять только утром.

– Я понял. Спасибо, – поблагодарил Юрий Петрович и вышел из домика-проходной во внутренний двор главного здания.

– …А сейчас ты ответишь на мои вопросы. – Володин посмотрел на Вадима тяжелым, пристальным взглядом. Иногда, когда он находился у себя в кабинете один, следователь специально перед зеркалом тренировал такой взгляд. И получалось это у него, надо сказать, неплохо.

Однако Вадим не обратил внимания на старания Володина. Он сидел на стуле и пытался побороть болезненную, нервную слабость, которая внезапно охватила его еще в камере.

– Я не буду отвечать без моего адвоката, – с усилием произнес Вадим. – Я ни в чем не виноват… Я… Я не нанес никакого вреда банку, наоборот…

– Мне это известно…

– Но тогда почему?.. – До Вадима с трудом доходил смысл брошенной Володиным фразы. Но следователь вел какую-то свою игру и распространяться на эту тему не стал. Володина интересовало совсем другое.

– Здесь вопросы задаю я, – ответил Володин фразой, которую на протяжении десятков лет произносят все без исключения следователи в разговорах со своими подопечными.

– Я не буду отвечать ни на какие вопросы. Вызовите моего адвоката.

– Твое дело переквалифицировано. И теперь формально у тебя нет адвоката.

Володин врал без зазрения совести, но Вадим этого не знал. Он испуганно посмотрел на следователя:

– Что значит «переквалифицировано»?

– Повторяю, вопросы здесь задаю я! – повысил голос следователь.

Вадим промолчал, обдумывая свое положение. Однако Володин не дал ему времени. Он немедленно спросил:

– Тебе знакома Каштанова Ольга Константиновна?

– Да. Мы… Она моя девушка. Что…

«При чем тут Оля, – подумал Вадим, – какое она имеет отношение? Стоп! Я говорил об Оле адвокату… И следователь задает мне вопросы о ней. Странное совпадение. Неужели они заодно?»

– Что вас интересу…

Володин отпустил своего помощника Васильева и сам вел запись протокола допроса. Он сделал пометку и оборвал Лучинина на полуслове.

– И часто ты с ней встречался?

– Да.

– Как часто?

– Почти каждый день.

– Когда ты встречался или видел Каштанову в последний раз?

– Что с Ольгой? – Вадим начал заметно волноваться. – Скажите, что с ней…

– Отвечай на вопрос! Когда ты видел Каштанову в последний раз? – рявкнул на Лучинина Володин.

Вадим испуганно взглянул на следователя. До него начало доходить, что он, похоже, попал в еще более опасную ситуацию.

– В тот день, когда меня задержали в лаборатории…

– Где ты видел Каштанову?

– У нее в комнате, в общаге… В общежитии то есть…

– Во сколько это было?

– Я– пришел к ней в половине второго.

– Что ты делал в комнате Каштановой?

– У меня был обеденный перерыв, и я поднялся к ней из лаборатории.

– Зачем?

– Пообедать…

– Ага, понятно… Обед тебе не понравился, и ты ее за это избил! – раздался за спиной Вадима саркастический мужской голос.

Вадим вздрогнул от неожиданности и обернулся.

Этого высокого и сухопарого мужчину он никогда не забудет. Все внутри Вадима сжалось от страха, который вызывал безжалостный взгляд стальных глаз мужчины. Этот взгляд преследовал Вадима еще с того, первого допроса, который и проводил этот мужчина, который, кстати, не назвался. Но судя по тому, как он вел себя с Володиным, он не только имел право самостоятельно допрашивать обвиняемых, но и был начальником следователя.

– Добрый вечер, – подал голос со своего места Володин.

– Для кого добрый, а для кого и нет. – Голос у Апарина был неприятно резкий и высокий и плохо гармонировал с его внешностью. Апарин прошел к столу, взял стул и сел напротив Вадима, но так, чтобы видеть и Володина. – Разрешишь поприсутствовать на допросе?

– Конечно, – кивнул Володин и перевел взгляд на Вадима.

– Тогда продолжай, – разрешил вошедший.

– Во сколько ты ушел от Каштановой? – продолжил допрос Володин.

– Примерно в начале четвертого…

– Что вы с Каштановой делали эти полтора часа?

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – мотнул головой Лучинин.

– Тогда я отвечу за тебя, – усмехнулся Володин, – мне это известно не хуже. У меня есть свидетельские показания.

– Какие еще показания? – возмутился Лучинин.

– Около восьми часов ты начал орать на Каштанову, она оправдывалась. Тебе это не понравилось, и ты ее избил. Жестоко. Зверски.

– Я не ссорился с Ольгой. – Вадим пытался оправдываться. Смутно он сознавал, что тонет в зыбучем песке следовательских вопросов и, чем больше сопротивляется, тем больше увязает. Но на это утверждение он не мог не ответить. – Я не мог. Я ведь ее люблю…

– Так была ссора с Каштановой? – Володин поднялся из-за стола, подошел к Лучинину вплотную и угрожающе склонился над ним, так что Вадим почувствовал неприятный запах его тяжелого дыхания, – Была или не была? Отвечай!

– Да… Нет, нет, я не ссорился с Ольгой. – Тупой, животный страх охватывал Вадима все сильнее. И он не знал, как избавиться от этого страха.

– А свидетели показывают, что ты с ней ссорился. И не в первый раз.

– Понимаете, это трудно объяснить…

– И не надо… – спокойно подал голос Апарин. – Понимаешь, Лучинин, если ты врешь в одном, мы не сможем поверить тебе ни в чем другом. Поэтому лучше говори правду.

– Я не трогал Олю… Это правда.

– Так ее любил, что даже избил, – прокомментировал со своего места Апарин.

– Я не избивал…

– Ты ее избил. Ты… Больше-то некому, – ласково проворковал Апарин. – Запираться совершенно бессмысленно.

– Я не буду больше отвечать на вопросы. – Вадим сопротивлялся как мог. Ему становилось все хуже и хуже. Туман застилал его глаза, подступала тошнота. – Я требую адвоката!

– Он требует! А то, что девушка при смерти, это тебя не волнует?! Она в реанимации, в коме! По твоей вине! Врачи до сих пор борются за ее жизнь, ты знаешь об этом?!! – Володин нависал над Лучининым и орал на него. – Или же тебе наплевать?

– Ольга? При смерти?.. В реанимации? – Вадим был оглушен таким известием. – Не может быть… Этого просто не может быть…

– «Не может быть»!! У нее был выкидыш! Она ждала ребенка, ублюдок. Сколько ударов в живот ты ей нанес? – Володин продолжал орать. – Ты бил так, что разорвал плодный пузырь. Ты убил еще не родившегося ребенка…

Апарин поднял ладонь, и Володин умолк. На лице начальника было написано: «Ты, брат, ври, да не завирайся. Меру соблюдай».

– Ольга беременна?.. Я не знаю… – Вадим растерялся. Слишком много шокирующих фактов обрушилось на него. – Я ничего об этом не знал…

– Ну вот теперь знаешь, – сказал Володин, сбавляя обороты.

– Я ничего не буду говорить без адвоката… – упавшим голосом повторил Лучинин.

– Ты, убийца, еще требуешь адвоката? Бывают наглые люди, но такого, как ты, вижу впервые!

– Да… – волны тошноты накатывали на Вадима, – адвоката… Позвоните моему адвокату…

– Есть у нас сейчас адвокат? – обратился Володин к Апарину.

– Есть. Даже два. И оба в пресс-хате, – небрежно ответил Апарин, подошел к Лучинину, взял его за подбородок и поднял лицо вверх, чтобы Вадим видел его глаза. – Туда ты и отправишься.

Вадим закрыл глаза.

– Так, – обратился Апарин к Володину, – ну а теперь я с ним наедине поговорю.

Лучинин услышал, как стукнула тяжелая, обитая железом дверь камеры.

– Ну-с, – наклонился над ним Апарин, – начнем, пожалуй…