Текст книги "Запоздалый приговор"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

12

Пока Роман колдовал над отбивными, салатами и другими закусками, Светлана и Римма просматривали в зале семейный альбом. Мальчишки, Артур и Алекум (одного назвали в честь отца Романа, а второго – в честь его старшего брата), играли у себя в спальне, собирая железную дорогу, подаренную Риммой. Квартира у Светланы с Ромой была трехкомнатная, они купили ее всего два года назад, и Светка была безмерно рада такому шикарному, в ее понимании, расширению площади. До этого приходилось обходиться съемными одно– и двухкомнатными.

– Дамы, кушать подано! – Роман торжественно внес исходящее паром и запахами блюдо, установил его в центре покрытого нарядной скатертью разборного стола.

– Тебе помочь? – Светлана, проявив инициативу, метнулась на кухню.

Когда они наболтались обо всем на свете, Роман спросил:

– Когда тебя ждать в следующий раз?

Римма пожала плечами. Она улетала через два дня.

– Планируем всей семьей приехать следующим летом. Но впереди целый год. Я обязательно сообщу заранее.

– Ну конечно… – протянул Роман. – Ты теперь у нас дама заграничная, куда нам, бедным трудягам!

– Да брось ты, Рома, мне что, расписку написать?

– Было бы неплохо! – вставила Светка и хихикнула. Совсем как раньше.

– У вас теперь есть мои координаты. Не потеряемся, – пообещала Римма.

– Будем надеяться. – Светлана подняла бокал, в котором рубиновым цветом искрилось вино. – За скорую встречу за этим столом! – И уже тише, подмигнув подруге, добавила: – Ужасно хочется с твоим Клаусом познакомиться.

Роман послал ей сосредоточенный взгляд, и Светка тут же поджала губки.

– Я, может, хочу взять квалифицированную медицинскую консультацию! А ты сразу о чем подумал?

– О твоем языке, – беззлобно ответил Рома.

Светка развела руками.

– Уж какой есть!

Рома включил телевизор и сразу «огокнул», хлопнув себя ладонью по колену.

– Проучили депутата по самые помидоры! – Лицо его озарила довольная улыбка. – Нет, девчонки, вы только посмотрите…

Римма слушала, смотрела… и ничему, собственно, не удивлялась. Все происходило так, как и должно было происходить. Диктор сообщил, что сегодня в столичной прессе появились компрометирующие снимки и другой материал на госдумовского «патриарха» и лидера одной из ведущих фракций. Экран высветил материалы из утренней газеты.

«Дальнейшие перспективы карьеры уважаемого депутата кажутся туманными. Можно только представить, как оживится оппозиция, с которой господин Шерстяк вел бесконечные дебаты и, можно сказать, настоящую войну по любым вопросам, порой совершенно несущественным. Возможно даже, что на некоторое время в среде народных избранников наступит перемирие…»

А дальше… дальше пространные комментарии по этому поводу давал его соратник по фракции Виктор Анатольевич Реутов. Он говорил, что все еще надо проверить, что возможен монтаж и фальсификация, и вообще он не готов судить своего коллегу. Вместе с тем он вовсе не торопился уйти от журналистов… Римма молча смотрела него. То, что он любит говорить, она знала от Юрки Шаповалова. Народный депутат Виктор Анатольевич Реутов часто вещал с трибуны о всяких важных вещах и, выражаясь словами Шопика, говорил «ни о чем». В этом он стал походить на Шерстяка. А может, уже и не только в этом? Римма вглядывалась в лицо человека, которого когда-то любила, и поражалась произошедшим с ним переменам. Серые глаза уже не искрились, не источали тепло, а потухли и, она бы сказала, выцвели. Вокруг них появились преждевременные морщины, которые обозначались и на лбу, и в уголках рта. Виски тронула седина. И все лицо как-то осунулось, потеряло прежний здоровый цвет, точно из него высосали жизнь. Это был уже не прежний Виктор, уверенный в себе и заражающий окружающих своей энергией, а смертельно уставший от жизни человек, который лишь отстраненно наблюдал за всем, что происходило вокруг него…

– А с ним ты виделась? – осторожно спросила Светка.

– Еще нет. И, честно сказать, большого желания не испытываю.

– И правильно! – одобрил Роман, подливая подругам вина, а себе коньяка. – На фиг он тебе теперь нужен, засранец! Только душу растравишь.

– Не думаю, – задумчиво проговорила Римма, рассматривая нежно-красные подушечки собственных пальцев, проступавшие с обратной стороны наполненного бокала. – Не думаю…

Много, очень много произошло за прошедшие годы. Да и сами эти годы – немалый срок. Она уже давно не была той наивной девочкой из провинции, которая до умопомрачения влюбилась в «своего принца». Влюбилась в первый раз, думая, что это на всю жизнь. А все обернулось совсем не так, как она себе представляла. Но оказалось, что ни делается, все к лучшему.

Римма, пробыв в Москве эти несколько дней, с удивлением обнаружила, что желание посмотреть Виктору в глаза, поговорить с ним в последний (а она была уверена, что так оно и будет) раз пропало как-то само собой… В самом деле, зачем? Посмотреть в глаза? Услышать из его уст сбивчивые и лживые (а она была уверена, что именно такими они и будут) объяснения? Все, что она наметила, она сделает и так… И сделала.

Странно, но сейчас никакого чувства удовлетворения и уж тем более радости Римма не испытывала, наоборот, ощущала опустошенность и даже разбитость. Но, с другой стороны, она ведь сама хотела чего-то подобного. Она вымучила улыбку и подняла бокал:

– Давайте за то, чтобы в стране было поменьше таких вот…

– Засранцев! – охотно подсказал Рома.

– Вот именно.

Реутов нашел Алексея Романовича в его кабинете надане, с красным оплывшим лицом, на котором едва проступали под тяжелыми мешками век мутные, дикие глаза.

– Ты это видел? – раздраженно потряс он в воздухе свернутой трубочкой газетой.

– А-а! – вяло протянул Шерстяк и махнул рукой. – Видел уже…

Виктор заметил на столе перед воинствующим народным избранником развернутый номер точно такой же газеты. Он швырнул свою Шерстяку под нос.

– И что теперь, позволь узнать, собираешься делать?

Шерстяк уставился на него щелочками похмельных глаз, как будто только что обнаружил в своем кабинете, заулыбался во весь рот, указал пальцем на свободное кресло.

– Ви-тя! Садись, Витя!

– Спасибо. Но ты не ответил на мой вопрос.

– А? Что?

– Что с этим вот, – Виктор ткнул пальцем в фотографию на первой полосе газеты, где хозяин кабинета красноречиво «соединился» с салатом в компании полуобнаженной нимфетки, – собираешься делать, Алексей Романович? А?

– А ну их всех на… – Шерстяк отмахнулся от воображаемых «их». – Давай лучше выпьем, Витя!

– Ты уже свое выпил, сполна! Ты хоть понимаешь, что ты не только себя подставил?! – Виктор распалялся все больше. – Ты всех нас подставил!

– У-у-у! – зарычал Шерстяк и громыхнул кулаком по столу. – Мы им еще покажем, где раки зимуют! И где земля сибирская!

– Какие тут раки? Какая, к черту, земля? Алексей Романович, ты хоть предполагаешь, кто это мог сделать? – Виктор опять ткнул пальцем в газету.

– Бог предполагает, а человек… – Шерстяк запнулся, наморщил, копаясь в основательно подсевшей памяти, лоб. – А что делает человек, Витя?

– Кто мог сделать эти снимки? – настойчиво, уже не повышая голоса, повторил тот.

Первый раз он говорил со своим патроном и соратником в таких тонах. Первый раз почувствовал жгучее желание прибить его здесь же, в его собственном кабинете, на даче, похожей на дворец шейха.

Шерстяк пожевал губами, помычал, наконец выдал:

– Думаю, это та журналистка, мать ее за ногу. Больше некому было. Анютка на такое… – Он покрутил головой. – Кишка тонка.

– Какая еще журналистка?

– Шикарная такая, заграничная. Я не помню уже.

– И где ты ее подцепил?

– На вечеринке, в доме… Как его? – Шерстяк безнадежно махнул рукой. – Давай лучше выпьем! Плохо мне, Витя, ой как плохо…

– Ну а лицо ты хоть запомнил? – продолжал допытываться Виктор.

– He-а… уже не помню. Но она мне кого-то напомнила…

Чем больше говорил Шерстяк, тем больше в голову Виктора закрадывалось подозрение. Алексей Романович, потом Ольга, точнее, ее фирма. Ольга сказала ему, что Римма в Москве… Сначала он не поверил, это было похоже на пьяный бред. Но теперь… Значит, месть?! Римма мстит тем, кто испоганил в свое время ее жизнь. Тогда кто следующий на очереди? Он? Нет! Тысячу раз нет! Это не могла быть ЕГО Римма. Она на такое не способна. Это просто чудовищное совпадение.

Голос Шерстяка вернул его в кабинет.

– Я знаю, что я сделаю! – кричал тот, размахивая у себя перед носом пистолетом. – Я уйду с честью, как уходили офицеры! Голубая кровь! Лучшие сыны матушки-Расеи!

– Брось, Алексей Романович! – Виктор потянулся к нему, пытаясь отобрать оружие.

Шерстяк отвел руку с пистолетом назад, стрельнул в него своими опустошенными глазами-пуговками, почти прошептал:

– Нет, Витя! Не мешай. Только кровью можно смыть позор. Понимаешь?

Виктор нажал кнопку вызова охраны, вмонтированную в письменный стол. Два крепких парня появились, как джинны из бутылки.

– Отведите Алексея Романовича в спальню, – распорядился он.

У господина Шерстяка отобрали оружие и, подхватив под руки, поволокли к двери. Он что-то объяснял парням о превратностях судьбы, своей собственной и всей России. Ему согласно кивали. А Виктор почувствовал сильнейшее омерзение – и к Шерстяку, и где-то глубоко внутри к себе самому. Но Римма! Оставалась еще его Римма. Единственное светлое пятно в окружавшей его последние годы грязи. Он, правда, лично приложил руку, чтобы испачкать и его. И все равно ее необходимо найти, во что бы то ни стало.

Подгоняемый такими мыслями, Виктор вылетел с дачи Шерстяка, едва не сбив своим «БМВ» перебегавшего дорогу кота. Да что такое какой-то бродячий кот по сравнению с тем, что ему предстояло как можно скорее выяснить!

Но где ее искать? Где она может быть? У нее была подруга, как же ее звали… Она работала в «Шашлычной» перед Рижским вокзалом. Столько лет прошло, вряд ли она там осталась. Но, по крайней мере, это был его единственный шанс…

Но Виктор опоздал. Когда он приехал в Шереметьево-2, Римма уже проходила таможенный досмотр. Он подбежал к загораживающему барьеру, она что-то почувствовала, повернулась и вздрогнула. Подошла к нему. Постояла, покачала головой и вернулась к таможенникам.

Он еще увидел, как она проходит пограничный контроль. Потом пошел в бар. Взял себе сто граммов водки без закуски. Выпил и закурил сигарету. Взял еще. Пить сразу не стал, сходил в туалет. В этот момент к его столику на секунду подошел рыжебородый мужчина. Когда Виктор вернулся, все было, как было. Стоял пластиковый стаканчик с водкой. Он выпил ее и пошел к своей машине. Когда сел за руль, почувствовал усталость. Эх, выспаться бы по-настоящему. А что мешает? Сейчас как раз стоило бы провалиться в глубокий, долгий сон. И чтобы ничего не снилось.

14

Света придерживала за руль трехколесный велосипед, подстраховывая братишку. Генрих с упоением крутил педали, деловито отдавал команды:

– Налево! Теперь направо! Направо!

Из сада разносилось майское благоухание, смешиваясь удома с запахами аккуратно высаженных в клумбах цветов. В прозрачном воздухе носились бабочки и жучки. На козырек Светиной бейсболки села большая синяя стрекоза. Генрих заметил, вытянул в ее направлении указательный пальчик.

– Вертолет! Вертолет! – залопотал он, хихикая и совершенно позабыв про педали.

Света выпрямилась, отпустила руль. Стрекоза сорвалась и умчалась в небо. А Генрих продолжал держать палец вытянутым, выкрикивая уже:

– Мама! Мама вернулась!

Света обернулась. Римма стояла на дорожке, ведущей от калитки, и молча наблюдала за ними. На крыльцо, услышав возгласы сына, вышел Клаус. Увидев ее, поспешил навстречу. Римма смотрела на них, торопящихся к ней со счастливыми, радостными лицами, и лишь одно чувство, необъятное, как раскинувшееся над ней голубое небо, наполняло каждую ее клеточку: она дома, среди тех, кто дорог ей и необходим, как глоток свежего воздуха, кого она любит и будет любить всегда, что бы ни произошло и где бы она ни была. И если есть в мире то, ради чего стоит страдать и из последних сил цепляться за жизнь, так это они – ее семья.

Генрих умудрился добежать до нее первым. Римма подхватила его на руки, прижала к груди.

– Мама, меня вчера укусила оса! – не то пожаловался, не то похвастался он, показывая ей средний пальчик.

Она расцеловала его.

– До свадьбы заживет, милый. Все заживет…

Часть девятая СУД ДЕКАБРИСТОВ

1

Адвокат со стаканом ледяного боржоми плюхнулся на стул. Турецкий осмотрел его критически и сказал:

– Нечего тут трудовых людей загарами дразнить.

– Рассказывай давай, – проигнорировал подначку Гордеев. – Делись аналитическими подвигами.

– Вот, – Турецкий протянул ему лист бумаги. – Специально для тебя, тугодума, распечатал.

Там были данные на пассажирку рейса Москва – Цюрих Римму Хаузер.

«Римма Хаузер-Кравцова, 29 лет. Гражданство российское и швейцарское. Проживает в Лозанне. Уроженка г. Конаково Тверской области. В Конаково сейчас живет ее мать. Римма Хаузер-Кравцова замужем за Клаусом Хаузером (49 лет), владельцем частной клиники «Хаузер». Хаузер-Кравцова имеет двоих детей, девочку и мальчика. Руководит туристическим агентством «Хаузертур».

– Выпить что-нибудь есть? – спросил Гордеев ровным голосом.

– У тебя вода еще не кончилась.

– Я говорю, выпить найдется что-нибудь?

– Юрка, ты чего? – забеспокоился Турецкий.

– Саня, мы идиоты!

– Только обобщать не надо, пожалуйста. Если ты тут что-то разглядел, то скажи мне спасибо, поскольку пока ты загорал…

– Саня, эта Римма Хаузер перебила клиентов у «Интертура», понимаешь?!

– Откуда ты знаешь?

– Я их видел, этих клиентов, они мне говорили, что предпочли «Интертуру» швейцарскую фирму.

– Ну так что же? Мало ли швейцарских фирм…

– Нет, ты не понимаешь, теперь же все сходится. Я чувствовал, что во всей этой истории не хватает действующих лиц. И вот они вышли на сцену. Точнее, спектакль уже закончился, и это мы заглянули к ним в гримерку…

Турецкий скривился:

– Я тебя умоляю, говори по-русски, ладно?

– Девушка с фотографии и Римма Хаузер-Кравцова – с большой долей вероятности одно и то же лицо, верно?

– Не с какой-то там долей, а и есть одно и то же лицо. Пока кое-кто загорал и купался, я проверил, кто там жил в Конаково под таким именем. Вот смотри. – Турецкий выложил несколько школьных фотографий.

Это несомненно была та же самая девушка.

– Мать ее действительно там живет, – прокомментировал Турецкий. – Раиса Петровна. Мужа похоронила несколько лет назад, живет одна. Во дворе старая овчарка.

– Ты что, туда спутник посылал?

– Примерно. Пока ты купался.

– Да не купался я, – угрюмо сказал Гордеев. – Там холодное течение пришло.

– Ну, хотя бы так, – Турецкому полегчало. – Бог есть.

– Саня, вот что, надо позвонить ее маме. Что-то наплести. Узнать, кто у ее дочери тут есть в Москве. Дело в том, что в «Интертур» она же приезжала не с мужем, понимаешь? Ее сопровождал мужчина с рыжей бородкой, явно славянского типа. Молодой, лет тридцати. И улетала Хаузер-Кравцова опять-таки одна. Хотя, вероятно, Реутов пытался ее проводить.

– Хм… – Турецкий задумался, изучая потолок.

Гордеев не мешал, понимая, что мастер обдумывает маневр.

Через две минуты Александр Борисович набрал номер матери Риммы Хаузер-Кравцовой и сказал с малопонятным акцентом, дикой смесью эстонского и грузинского.

– Слюшай, Раис Петрович, здравствуй, дорогай-яя! Меня Рим-ммма просиль передайт ее другу в посылька, а я адрес потеряль, такой растяп, да?! Что делать бюдем?! Со стыда сгорать срочна-аа!!!

– Ой, батюшки, – запричитала женщина. – Ну что же делать, правда, а? Ну привозите ко мне, что ли!

– Нэт, – строго сказал Турецкий. – Я мочь доставляйль только в Москва-город-сити-таун. Зарубайт нос!

Через полминуты он протягивал Гордееву адрес «лучшей подруги Риммы еще со школьных времен, на которую можно положиться»:

– Учись, студент.

– Боюсь, это нереально, – вздохнул Гордеев. – Тебя бы и жена родная сейчас не узнала.

– Правда? – заинтересовался Турецкий. – А что, это мысль: надо отвалить куда-нибудь на вечерок – звоню Ирке и… – Он немного поразмышлял. – Нет, боюсь, волноваться буду, она все равно просечет.

2

Гордеев зашел в кирпичное сооружение под названием «Шашлычная» – неподалеку от Рижского вокзала. Какая-то женщина давала официанткам нагоняй за грязные столы, хотя, на взгляд Гордеева, все сверкало чистотой.

– Где я могу видеть Светлану Губину-Гусейнову? – громко поинтересовался он.

– А вы кто?

Вместо ответа он протянул свою визитную карточку, сообразив, что это она и есть.

Светлана внимательно ее изучила, потом окинула ладную фигуру адвоката всеохватывающим взглядом, и в глазах у нее зажглись веселые искорки.

– Как интересно, – пропела она. – Никогда не встречала живых адвокатов!

– Неужели вам только жареные попадались? – в тон ей ответил Гордеев. – Вы их как подаете, с луком? Я люблю ялтинский, знаете, такой красный, сладкий. Правда, в последнее время он испортился, стал такой же, как все, какая досада, вы не находите?

Она присела за дальний столик и поманила его пальцем. Официантки делали вид, что их это не касается, но на самом деле пялились во все глаза, пока Светлана их не шуганула.

Разговорились они буквально через несколько минут. Гордееву сразу же показалось, что он давно знает эту свойскую, еще молодую и красивую женщину. Но главное, конечно, было не это, а то, что лучшая подруга Риммы Хаузер-Кравцовой рассказывала про нее откровенно и с удовольствием. Видно было, как она любит ее и как гордится ее успехами. И как тоскует по ней. Она знала всю историю перемещения Риммы из Конаково в Москву, а отсюда в Швейцарию и рассказала ее Гордееву подробно и со вкусом. Рассказала, между прочим, и как в день своей гибели Реутов, как-то узнавший, что Римма в Москве, принесся к ней сюда, в «Шашлычную», а потом полетел в аэропорт…

– Прямо сериал можно снимать, – оценил адвокат. – Знаете, похоже, он ее все-таки любил.

Светлана презрительно махнула рукой.

– Тоже мне – любил. Любил бы – не бросил. Себя он только любил, это же яснее ясного. Вот Шопик был в нее влюблен, это – да, – с легкой грустью сказала Светлана.

– Шопик – это кто?

– Юрка Шаповалов, наш однокашник, из Конаково. Да только Римка его к себе не подпускала. Она вообще недотрога была. Пока этого спортсмена не встретила. Ну и дура, я ей всегда говорила. Только, наверно, неубедительно.

– Так что же Шопик? – напомнил Гордеев.

– А что Шопик? Шопик – это чистое золото, а не человек. Он из армии в отпуск пришел всего-то на несколько дней и сразу в Москву мотанул, хотел ее увидеть. Жить тогда без нее не мог. В «Шашлычную» приехал, хорошо, что на меня напоролся, а то бы еще натворил дел. Я его буквально силой заставила уехать!

Мне тогда казалось, что все у нашей Римки уже тип-топ. – Светлана вздохнула. – Кто же знал, как оно получится? Потом я жалела, конечно. Не надо было вмешиваться. Пусть бы он ее нашел. Может, это и была ее настоящая судьба, кто знает? Я вообще только недавно поняла. Никогда не надо вмешиваться.

– Вы мудрая женщина, – заметил Гордеев.

– Фу, – сказала Светлана. – Мудрая… мудрая только черепаха. Вы так сказали, будто мне сто лет.

– А сколько вам?

– Ну, вы наглец, – притворно возмутилась она. – А вам что за дело?

– Так, любопытно просто, – улыбнулся он.

– Все равно не скажу.

– Ладно. Так что же Виктор? Он вам не понравился тогда, девять, или сколько там, лет назад?

– Напротив. Слишком уж был хорош.

– С кем ни говорю, все это повторяют, – кивнул Гордеев. – Понять бы только, что за этим стояло.

– А зачем вам? Все уже быльем поросло.

– Так уж и быльем. Реутов погиб всего полтора месяца назад.

– Я имела в виду, у них с Римкой – все позади. Мне кажется, он был из таких, знаете – пошел на охоту, убил медведя, ободрал лисицу, принес домой зайца, мать зарезала утку и сварила кисель…

– Попробовал, а он горький, – закончил Гордеев.

– Откуда вы знаете? – удивилась Светлана. – Это же наша, конаковская поговорка!

– Так уж и ваша, – засмеялся Гордеев.

Она недоверчиво потерла нос.

– А можно и я вам задам вопрос?

– Валяйте.

– Вы женаты?

Он с улыбкой покачал головой. Она тоже улыбнулась пошире.

– У Риммы кроме вас и Юры Шаповалова в Москве есть друзья?

– Ни единого человека.

– Вы так уверены?

– Убеждена.

– Спасибо, это важно. Скажите, Света, а этот ваш Юра, Шопик, он в Москве постоянно живет, да? Он вообще кто?

– Он журналист, в газете работает.

– В какой?

– Не помню. Я их не читаю, только телепрограмму если. Это вам с моим мужем надо, он про политику все знает.

– Ну вот, – огорчился Гордеев. – Так сразу и с мужем. И при чем тут политика?

– Да политика эта проклятая, как выясняется, всегда при чем. А у Юрки в газете всегда полно политики, скандалы всякие-разные…

– Римма с ним виделась, когда приезжала?

– Конечно, она же у меня спрашивала, как его найти…

– А как он внешне, ничего?

– А вам-то что? – удивилась Светлана. – Или вы того… мальчиками интересуетесь?

Гордеев даже поперхнулся от смеха.

– Нет, – сказал он, откашлявшись, – просто вы его так живо описали… Он на одного моего знакомого похож, а фамилию его я и не знаю, понимаете ли, он тоже Юра и тоже журналист.

– Ну… У нашего Юрки бородка такая рыжая. Плотный, высокий.

Так, понял Гордеев, этот мужик приходил с Риммой в офис к Реутовой. Секретарша его точно так и описала. Но зачем он нужен был Римме? В качестве охраны? Или тут что-то другое?..

– Нет, – огорченно сказал он. – У моего приятеля нет бороды. А у вас фамилия кавказская, верно? У вашего мужа есть борода?

И тут, как по заказу, появился Роман. Вид у него был вполне цивилизованный, и даже без бороды, но взгляд – напряженный. Гордеев сразу понял, что это муж, и у него почему-то действительно испортилось настроение.