Текст книги "Кто правит бал"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

13

Визит старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры в ФСБ не вызвал особых проблем. После звонка Меркулова в ФСБ примерно через час бюрократическая машина совершила необходимое число оборотов и тактов, в итоге Турецкому предоставили возможность встретиться с бывшим начальником Ожегова.

Формальная причина для визита – выяснить, кто именно из сотрудников ведомства и с какой благой целью посетил место гибели своего бывшего коллеги, а также откуда им стал известен сам факт смерти Ожегова, весьма сомнительно, чтобы информация прошла по официальным, так сказать, каналам. Следовательно, остается предположить, что покойного «вели» с момента его приезда в Москву. Главная же задача, поставленная Турецким самому себе, была сформулирована так: дать понять, что нам кое-что известно о материалах, хранившихся у Ожегова, и о том, как они к нему попали. Попытаться выяснить, с кем он встречался перед смертью.

Турецкого долго томили по разным приемным, препровождая от одного кабинета к другому. Соответственно он настроился на разговор с мрачным, неприятным человеком, в чине полковника или скорее подполковника, которому известно все обо всех на свете, в том числе и о самом Турецком, только относительно Ожегова он будет пребывать в полном неведении.

Турецкий уже почти видел своего собеседника, стал придумывать ему особые приметы, но в результате оказался в обществе двух генералов.

Его принял сам первый заместитель директора ФСБ Иванов, в кабинете которого присутствовал генерал-полковник Расторгуев, также заместитель директора ФСБ, возглавляющий борьбу с организованной преступностью.

На воображаемого мрачного деятеля тянул только Иванов – мелкорослый, со своими постоянно полузакрытыми глазами. Расторгуев в данное амплуа не вписывался абсолютно: был он высокий, скорее подтянутый, чем худой, около пятидесяти лет, с жидкими, слегка седыми, тщательно уложенными волосами, аристократическим лицом и низким носовым голосом, в его речи то и дело проскакивали патетические интонации, как будто он только что вернулся с торжественного собрания и пребывает под впечатлением услышанного.

Иван Францевич Иванов, видимо, страдал каким-то врожденным дефектом век. Они были тяжелыми, набрякшими и едва приподнимались над глазами, кроме того, он был небольшого роста, поэтому, чтобы взглянуть на лицо собеседника, ему приходилось высоко задирать голову. Седые коротко остриженные волосы начинались почти от бровей, не оставляя даже намека на высокий лоб интеллектуала, губы почти не просматривались – настолько они были тонкими. Зато рукопожатие чувствовалось еще несколько минут после того, как он отпускал руку.

Турецкому улыбались и предложили чаю.

– Вы были в свое время непосредственным начальником Ожегова? – спросил Турецкий Иванова.

– Он приходил три дня назад, искал сослуживцев, старых знакомых, – как будто не расслышал вопроса генерал.

– А Ожегов не говорил, какое дело привело его сюда? Ведь, насколько мне известно, он много лет просидел среди своих овощей-фруктов, в столицу носа не казал, говорят, неплохо себя чувствовал. Не ностальгия же его замучила.

– Он ничего не объяснил в точности. – Иванов легко поднялся и стал мерить кабинет короткими шагами. – Не вдаваясь в детали, обстояло все примерно так: он якобы собирался получить от кого-то чрезвычайно важные документы, – генерал сделал эффектную паузу, – которые требовали соответствующей реакции. Но все должно было пройти тихо, без шума. И главное, они не должны были попасть не в те руки.

– То есть он просил поддержки или сам предлагал вам свои услуги?

Генералитет и этот вопрос оставил без внимания, и Турецкому пришлось продолжить:

– Он хотя бы намекнул, о чем идет речь? И почему вы обо всем этом рассказываете мне, если документы Ожегова столь важны?

– Нет, не намекнул. А почему вам… У нас должны быть причины вам не доверять?

– Нет, полагаю. Но согласитесь, у вас несколько больше возможностей разобраться в этом деле. К тому же эти документы такая вещь…

– Что вы имеете в виду?

– Чтобы реакция на них, как вы говорите, была соответствующей, реагировать нужно лично. К тому же остается источник документов…

– Мы искали эти бумаги и не нашли, – веско высказался Расторгуев, опередив своего коллегу, у которого, видимо, тоже было что сказать. – А вы, очевидно, невнимательно слушали. Повторяю: главное, чтобы они не попали не в те руки. И доверять можно только себе. Быть может, у вас в этом плане обстановка лучше, хотя обольщаться не советую. Мы предоставим вам несколько фамилий, это бывшие сослуживцы Ожегова, он мог к ним обратиться. Мы, разумеется, также параллельно проверяем эти контакты, но это не должно вас смущать. Вы удовлетворены?

– Простите, последний вопрос. Как вы узнали о смерти Ожегова?

– Естественным образом. До свидания.

Турецкий решил для себя, что после скандала с подставкой Храпунова фээсбэшники на некоторое время сменили линию поведения и теперь играют в добрых, честных партнеров, готовых поделиться любой информацией. Только попроси.

Однако цена этой информации наверняка три копейки в базарный день – ничего нового, такого, что бы мы до того не знали, они нам не сообщили.

14

Турецкий с утра сидел в своем кабинете и в сотый, наверное, раз только за сегодняшний день перечитывал одну и ту же фразу с последней страницы ожеговской папки: «Если у тебя есть фонтан, заткни его, – дай отдохнуть и фонтану. 47 64 16 19 25 13 23 40 32 89 2 6 35 19 43 32 22 97 21 9 69 23 53 10 38 23 24 30 62 11 47 16 13 21 3 10 35 20 9 11 33 13 78 4 8 90 29 19 20 14 56 22 15 5 19 15 11 10 77 27 21 45 8 26 21 22 28».

Отдавать с таким трудом найденный текст на расшифровку соответствующим специалистам Турецкий с Грязновым не рискнули, и Костя Меркулов поддержал. Ведь утечка информации может происходить откуда угодно.

Позади шефа на почтительном расстоянии пристроилась красная от напряжения Маргарита, та же сакраментальная фраза была выписана у нее на листике и еще десяток исписанных лежали рядом.

То, что это ключ к шифру, и то, что каждое число означает букву, было несомненно. Точнее, не каждое число, букв во фразе меньше, но, по крайней мере, каждой букве соответствовало число. Турецкий, промучившись накануне, к тому же на нетрезвую голову, решил привлечь к своим криптографическим изысканиям свежие молодые силы. «Нужно было сразу ехать сюда, запрягать членов следственной группы, а не пьянствовать, по обыкновению, со Славкой, – клял он себя в который раз, – коньячок – он, конечно, хорош для пробуждения неожиданных ассоциаций, но только не для кропотливых расчетов».

Но члены следственной группы разъехались выполнять поручения Турецкого. Свободной оказалась одна лишь Маргарита. Молодое пополнение, выслушав задание, сразу возгордилось оказанным доверием, выдало фонтан идей, однако ничего такого, до чего Турецкий не дошел бы сам, среди них не было.

Очевидно, что при таком способе шифровки (буква – число) нужно каким-то образом отмечать конец слова, но одиннадцать повторяющихся чисел либо одиннадцать закономерно изменяющихся во всей этой абракадабре Турецкий не обнаружил. Маргарита тоже. Посовещавшись, они пришли к выводу, что перед словом определенным способом должна быть указана его длина. Все равно оставались лишние числа, зачем они нужны – одному богу известно.

Турецкий спал плохо, проклятая цифирь преследовала его всю ночь, поэтому на третьем часу утреннего бдения его стало понемногу смаривать. Из оцепенения его вывел истошный – или так только показалось с больной-то головы? – вопль Маргариты:

– Александр Борисыч! Знаю!

– Что?

– Чтобы увеличить надежность шифра, в зашифрованный текст нужно случайным образом добавить лишнюю информацию. Есть такая теория, кажется…

– Погоди, – перебил Турецкий, слегка покачивая головой, чтобы унять шум в ушах, и усиленно моргая, – сделай кофе и объясни толком, что значит «лишняя информация» и что значит «случайным образом». Как ее потом отсеять?

– Алгоритм должен позволять отсеивать, – сказала Маргарита с умным видом, – числа не на своем месте, слишком большие или слишком маленькие… Вам кофе как обычно или совершенно убойный?

– Что значит «убойный»?! – разозлился Турецкий больше на дурацкий шифр, чем на Маргариту, а еще больше на себя – за опрометчиво данное себе же обещание, пока не раскусит его – спиртного в рот не брать. – Давай кофе, не выделывайся.

Маргарита обиделась, отчего Турецкий разозлился на себя еще сильнее. Однако идея, высказанная Маргаритой, пришлась ему по душе. Выкинуть ненужные цифры к черту – вот это по-нашему. Хотя, говоря строго математически, задача только усложнялась (где они, лишние цифры?), Турецкий накинулся на нее с небывалым энтузиазмом.

Пока Маргарита варила кофе, он уже все понял и обрадовался, как ребенок, с трудом удержался, чтобы не побежать за ней хвастаться.

– Смотри сюда, – сказал он, как только она появилась на пороге с чашкой. – Первое слово – если, 47 64 16 19 25. 64 – долой. 47: четыре буквы, семь добавляем к номеру каждой в алфавите (ё пропускаем), получаем: илсе, наоборот: если. И так далее, учись, пока я жив.

– Круто, Александр Борисыч! Но идею-то про лишние цифры я вам подсказала.

Окончательная расшифровка заняла еще часа три, но рутинную работу Турецкий поручил Маргарите, а сам ходил вокруг и поторапливал.

Обнародовали содержимое при полном сборе бригады. Пришел и Меркулов. Не мог он отказать себе в удовольствии поприсутствовать при историческом триумфе Турецкого.

Большая часть расшифрованной информации относилась к столь славно провалившейся совместной акции РУОПа и МУРа по ликвидации уголовной аристократии во время всероссийской сходки в Москве. Сведения были предельно исчерпывающими: время, место, количество и состав задействованных подразделений.

– Не иначе Мефистофель поработал, – тихо ругнулся Грязнов, удивляясь, кто мог докопаться до этих данных. МУРовскую часть операции он разрабатывал лично и никого, абсолютно никого, не посвящал во все детали.

Далее был список:

Фроловский, Мамаев, Иванов, Кирсанов, Свиридов, Крестецкий, Невзоров, Снегирь… – Анатол.

И еще таблица:

Мамаев – 115,

Кирсанов – 94,

Крестецкий – 38,

Снегирь – 23.

– Прошу высказываться, – предложил Турецкий по праву хозяина кабинета.

– Похоже на то, что перед нами действительно список руководителей или, по крайней мере, членов пресловутой «Кремлевской команды», – откликнулся Грязнов.

– А тебя не смущает, что половина фамилий из этого списка нам неизвестна, в то время как вторая половина – люди знаменитые хотя бы тем, что так или иначе светились в ходе нашего расследования? – задумчиво спросил Меркулов.

Грязнов не нашел, что ответить, и Турецкий, который имел больше времени для знакомства с материалами, у которого была щедрая на идеи Маргарита и у которого уже сложилась своя версия, взял слово:

– Давайте предположим, что настоящие, живые люди скрываются только за нечетными фамилиями. Четные фамилии – это псевдонимы тех же людей, которыми они, возможно, пользуются, чтобы скрывать свое истинное лицо. Таким образом, мы сразу сможем объяснить и табличку. В ней, как видите, псевдонимы и соответствующие им цифры. Я бы, конечно, мог предположить, что это IQ соответствующих товарищей или количество баллов в рейтинге на популярность, но боюсь, все гораздо банальнее – это, скорее всего, суммы денег. Только вот не знаю, тысячи или миллионы и в рублях или долларах.

15

Грязнов пошел на серьезный должностной проступок, если не сказать больше. Впрочем, не в первый раз. Самое время было заняться рыбной ловлей, где роль наживки играл Турецкий. И вместо того, чтобы посадить ему на «хвост» парочку оперативников, Грязнов попросил об этом своего племянника. В такой работе Денис был непревзойденным асом.

Денис с напарником – Демидычем держались от машины Турецкого на почтительной дистанции. И у Турецкого и в машине прикрытия были установлены жучки. Они вели их на поводке длиной примерно полкилометра. Своих подопечных они практически не видели – собственно, этого и не требовалось. Не чаще чем раз в полчаса они приближались метров до двухсот, чтобы проверить, не сели ли наблюдаемым на хвост. Трижды проезжали контрольные точки в заранее условленное время. Демидыч при этом стоял в боковом проулке, а Денис снимал «полароидом» едущих следом за Турецким. Они колесили по столице уже целый день, но результата пока не было – то ли слежка велась чрезвычайно профессионально, то ли Турецкий и вправду оставался чистым: фээсбэшники на приманку не клюнули.

К вечеру набралось около шестисот фотографий автомобилей случайных попутчиков. Денис просмотрел их раз десять – у него все плыло перед глазами, он стал забывать, как выглядела машина на снимке, на который он усиленно пялился пару секунд назад. В конце концов скорее каким-то чудом, нежели в результате целенаправленных усилий, он обнаружил повторение. Бежевая «шестерка», номер «Д 34–32 МЯ», крупным планом заснята дважды, даже трижды. Он опознал ее, выглядывающую из-за махины «лендровера». Причем следят-то, скорее всего, не за Турецким, а за ними!

…Денис высмотрел «шестерку» в потоке машин, она держалась далеко сзади.

– Давай на Объездную, – скомандовал он, благо они были недалеко, – попробуем поиграть в открытую.

На Объездной преследователи отстали еще сильнее, но все равно находились в пределах видимости.

– Разворачиваемся, внаглую пристроимся им в хвост.

Демидычу, имевшему солидный оперативный стаж, план Дениса был явно не по душе, но спорить с начальством он не стал, только крякнул неодобрительно. Они проехали мимо своего хвоста навстречу, снова развернулись и оказались теперь сзади него. Бежевая «шестерка» дала полный газ и резко ушла вправо на первом же повороте, вырулив на какую-то малоезженую дорогу.

– Куда они прут? – прокричал Денис: ветер свистел в открытое окно, заглушая даже шум мотора.

– Не знаю, – прокричал в ответ водитель, – километров через пять какая-нибудь Малая Кацапетовка. Если они знают здешние проселки, уйдут, как пить дать, – и уже тише добавил: – И на хрен было вообще за ними гоняться, сделали бы вид, что не замечаем.

– Там тоже не дураки сидят, – возразил Денис, расслышавший таки последние слова.

Им повезло: в трех километрах от Объездной дорога была перекопана. Преследуемые, вылетев из-за поворота, не успели затормозить и двумя колесами завалились в яму, «шестерка» накренилась, колеса вращались с бешеной скоростью, но это не помогало, машина продолжала медленно оседать, все больше наклоняясь на сторону водителя. Демидыч тоже едва успел затормозить – остановился метрах в пяти от противника. Насколько Денис успел разглядеть, оппонентов было двое. Пока водитель отчаянно давил на газ, пассажир, видя, что им не уйти, выставил в окно автоматный ствол и дал очередь не целясь, даже не глядя.

– Задний ход, – крикнул Денис. Он выхватил пистолет, но стрелять пока не решался.

Они отъехали метров на шестьдесят – семьдесят, скрылись за поворотом, вылезли из машины и, не сговариваясь, стали обходить противника с разных сторон. Те тоже покинули ставший бесполезным автомобиль и укрылись в несчастливой для них канаве. «По огневой мощи фээсбэшники (фээсбэшники ли – еще вопрос), вполне возможно, нас превосходят», – прикинул Денис. Тем не менее отступать он и не думал. Своего напарника он не видел, но знал, что тот где-то неподалеку, наверняка занял уже удобную позицию.

Он описал широкий круг, обогнул край ямы, упиравшийся в высокий холм, скатился по склону и зашел на противника с тыла.

Страха Денис не испытывал – только охотничий азарт. Карабкаясь по-пластунски в засохших бурьянах, он подошел к краю траншеи и собирался осторожно заглянуть вниз, маскируясь за архиколючим кустом шиповника, но нарвался на очередь. Он сумел отпрянуть в последнее мгновение, одна пуля разодрала куртку на левом плече. Тут же он свесил руку вниз и выпустил наудачу целую обойму и сразу откатился на несколько метров в сторону. Плечо ощутимо кольнуло – видно, все-таки его задело. Секунд сорок все было тихо. Денис отполз еще на несколько метров, сменил обойму и стал прикидывать, что делать дальше: спрыгнуть вниз – рискованно, оставаться на месте – бессмысленно. В это время раздались два выстрела несколько в стороне – там, где, очевидно, залег Демидыч. Забыв обо всем, Денис сиганул в траншею, стреляя перед собой.

Метрах в десяти, прямо под тем кустом шиповника, лежал убитый им минуту назад фээсбэшник. Над левой бровью – аккуратная дырка. Денис представил себе развороченный затылок, и ему стало нехорошо. Стараясь не смотреть на покойника, он рванул вперед, держа пистолет в полусогнутой руке на уровне груди. За поворотом траншеи – никого. У противоположного края его поджидал Демидыч, он был цел и невредим.

– Ушел гад, – сообщил он раздосадованно, – я не стал стрелять, хотя мог его снять. А он, козел, дважды в меня пальнул. Где второй?

– Там. – Денис махнул рукой за спину. Только теперь он осознал, что убил сотрудника ФСБ при весьма сомнительных обстоятельствах. Пусть это была самооборона, все равно история эта может выйти ему боком.

И не ему одному.

Турецкий надел наушники и проверил магазин своего табельного «Макарова». Далеко впереди белела мишень. В соседней кабинке Грязнов пытался показать класс: стрелял с двух рук по двум мишеням одновременно. Получалось у него, в общем, неплохо, хотя пули ложились слишком далеко друг от друга. Турецкий решил взять кучностью. Он высадил всю обойму – пулевые отверстия образовали сплошную дыру размером с пятирублевую монету.

– Круто? – осведомился он, когда мишени подъехали к стрелкам.

– На спор, выстреливаю любую фигуру, – завелся Грязнов, видимо, не удовлетворенный своими результатами, – или давай лучше в крестики-нолики.

Он вытащил из кармана маркер и начертил на мишени сетку 20 на 20 сантиметров. Бросили монетку, Грязнову достались нолики и право первого хода. Едва прищурившись, он виртуозно уложил пять пуль в кружочек в правом верхнем углу сетки.

Турецкий вскинул пистолет с намерением заблокировать центр поля, тщательно прицелился и нажал на спуск. Но в момент выстрела его вдруг что-то толкнуло в сторону, как будто несильный хук слева. Пули веером ушли в потолок, в ушах раздался грохот, а наушники оказались на полу, и как они умудрились свалиться с головы, было непонятно.

– Мазила, – обрадовался Грязнов.

Турецкий поднял наушники и с удивлением обнаружил аккуратную сквозную дырочку в правом, как раз параллельно поверхности щеки.

– Славка! Или я рехнулся, или в меня стреляли.

– Горазд ты сочинять объективные причины для собственных промахов. Стреляй уже!

– Смотри, недоверчивый ты мой. – Турецкий продемонстрировал другу наушники, и они оба растерянно оглянулись.

В тире больше никого не было. Стреляли они в подвале ГУВД, и мероприятие не было запланировано заранее. Просто осточертело все. Гэбэшники, ротозеи из региональных органов, тут еще Денис в переделку попал, да и перспектива по новой углубляться в дело Невзорова тоже не радовала. Решили разрядиться.

Разрядились, называется.

Грязнов стрелой метнулся осматривать все закоулки, которых, как таковых, собственно, и не было, никаких средневековых тайных ниш за коврами и даже окна, через которое мог стрелять снайпер. Турецкий заглянул в каморку, где спокойно попивал чаек добродушный пухленький смотритель тира Егорыч. Он тоже ничего не видел и ничего не слышал.

Примерно просчитав траекторию выстрела, Грязнов отыскал на полу сплющенную пулю, хотя таких там валялось предостаточно и с уверенностью утверждать, что эта – именно та, было невозможно.

– Славка, у тебя в штате нет случайно бестелесных сотрудников? Мы бы тогда сразу вычислили злодея…

– А может, рикошет? Может, это ты сам в себя?

– Или мы слишком близко подобрались к кому-то. Кто-то занервничал.

– Тогда почему не добил? Ведь мог же добить. Одним выстрелом больше, одним меньше…

– Слава, ты уверен в этом Егорыче, мог он купиться?

– Купиться он может и мог бы, но пальнуть и ускакать козликом, так, чтобы мы не заметили, вряд ли. Ему же уже за шестьдесят.

– Да, тут ты прав. И из-за угла стрелять не могли, судя по дырке. Убийца стоял прямехонько у меня за спиной.

– Так почему не попал?

– А ты хотел, чтобы попал?

– Нет. Наверное…

– Наверное?!

– Смотри, у тебя голова, как у лошади, а стреляли с пяти шагов, не больше, ты что, маятник качал?

– Не помню, может, отклонился.

В тир вбежал молоденький дежурный лейтенант.

– Вячеслав Иванович! Вам звонят из Генпрокуратуры, сказали, очень срочно.

– Это не ты звонишь? – поинтересовался Грязнов у Турецкого.

– Не-а.

– Значит, Костя.

Пока они поднялись в кабинет Грязнова, Меркулов уже отключился, но секретарша записала все, что он хотел передать: «Оба! Срочно!»

Меркулов встретил их долгим осуждающим взглядом, заканчивая телефонный разговор, и взглядом пригласил садиться.

– Меня только что вызывали в администрацию Президента…

Турецкий и Грязнов молча ждали, что Костя скажет дальше. Только ради того, чтобы пожаловаться на очередной клистир со стороны начальства, он не стал бы требовать их срочно, да еще вдвоем.

– Вы для себя решили, вообще, Невзоров был хороший или плохой?

– Хороший, – кивнул Турецкий.

– Плохой, – возразил Грязнов.

– Неоднозначный, – уточнил Турецкий.

– Ясно, – вздохнул Меркулов. – Очень сжато изложите, что у нас есть сегодня по этому делу.

– Новый взгляд?

– Наираспоследнейший.

– Невзоров проник в суть и свойства «Кремлевской команды», и за это его убили, а после и его друга, который шел по его стопам. Когда в него стреляли, он как раз собирался доложиться своему гэбэшному начальству, – высказался Турецкий, они с Грязновым как раз накануне обсуждали сведения, выуженные из папки Ожегова.

– Или наоборот: он продался той же «Кремлевской команде» с потрохами, и его замочили хорошие «кроты», чтобы он их не выдал, – продолжал настаивать на своей точке зрения Грязнов.

– Подведем итоги: в одном вы солидарны, «Кремлевская команда», как ее ни называй, существует и Невзоров каким-то образом был с ней связан. И кто у нас кандидат номер один на роль руководителя этой структуры?

– Фроловский, – выдохнули сыщик и следователь.

– Аргументы?

– Он значится первым номером в расшифрованном списке, – напомнил Турецкий, – напротив него – самая крупная сумма… И если это действительно он, то как человек, обладающий огромной властью и информацией, способный реагировать на малейшие наши телодвижения, Фроловский представляет собой чрезвычайную опасность.

– Хм, – сказал Меркулов.

– И потом, в Турецкого час назад стреляли, – вскользь сообщил Грязнов.

– Та-а-ак, – протянул Костя. – Почему не доложились?

– Так ты сам не дал. Сразу начал про администрацию. Что там, кстати, было?

– Кто стрелял? Где? И почему ты жив? – пропустил вопрос мимо ушей Меркулов.

– Еще один сердобольный, – возмутился Турецкий, – все вы моей смерти хотите!

– В тире стреляли. Кто – неизвестно. Миллиметраж классный: чуть левее, и через Сашкину башку на звезды смотреть было бы можно.

– И как это связано с данным расследованием?

– А с чем это еще может быть связано? Других серьезных дел у меня сейчас нет. По крайней мере, таких, где подозреваемые имели бы тяги везде и всюду. Не с крыши же кирпич уронили. Это любой дурак мог бы. А в милицейских подвалах, в присутствии самого врио начальника МУРа – это особая, редкая наглость нужна.

– А Фроловский, значит, и есть человек, обладающий той самой редкостной наглостью?

– В тихом омуте… – прокомментировал глубокомысленно Грязнов. – Я, конечно, не спец, это вот Сашка с ним коньяки распивал.

– Это странно, – задумчиво произнес Меркулов. – Фроловский не псих и не маньяк, значит, если даже почувствовал, что земля под ним нагревается, в первую очередь попробовал бы уговорить, купить, шантажировать, наконец. Что-то подобное имело место?

– Нет, – пожал плечами Турецкий. – Ты зачем нас звал-то, Костя?

– Я выяснил, что Невзоров был каким-то образом завязан на Германию. Он сотрудничал в нашем торгпредстве в Мюнхене, и прежде чем спускать собак на премьера, советую вам сначала проработать эту линию. Либо она нас выведет на того же Фроловского, либо…

– Либо выяснится, что его застрелили немецкие шпионы и диверсанты, – закончил мысль Грязнов.

– Кроме того, возбуждаем дело по факту покушения на обожаемого А. Б. Турецкого.

…Разрабатывать связи Невзорова в Германии можно было тремя способами. Напрячь старого знакомого Питера Реддвея, попросить его поделиться слухами вокруг русских в Мюнхене. Реддвей руководил специальным международным учебным центром, можно сказать, антитеррористической академией, созданной по инициативе президентов США и России и канцлера ФРГ и действующей под непосредственным контролем ООН и в контакте с НАТО. Неофициально заведение называлось «Пятый левел» – пятый уровень, и располагалось как раз в Южной Баварии, в Гармиш-Партенкирхене. Турецкий два месяца работал у Реддвея – читал лекции, сошелся с ним и даже воспользовался его обширными связями, расследуя дело о серии убийств в Российской государственной библиотеке. Связи у Реддвея действительно были более чем обширные: он фактически занимал пост, приравненный ни много ни мало к заместителю директора ЦРУ США. Иметь таких друзей всегда полезно, тем более что Питер, по классификации Турецкого, относился к категории мужиков стоящих и понимающих и был к тому же абсолютно не заносчив. Турецкий и сам неожиданно оказался Реддвею весьма полезен: тот на полном серьезе коллекционировал русские идиомы и памятники коммунально-бытовой культуры советского периода. Турецкий же, просто по праву рождения, являлся экспертом в этих вопросах.

Реддвей, конечно же, по долгу службы наверняка осведомлен обо всем необычном, скандальном, подозрительном, сомнительном… короче, любом из ряда вон выходящем.

Однако Турецкий сердцем чуял, что беспокоить по пустякам серьезного, занятого человека не стоит, пригодится еще воды напиться. Можно отправиться прямо в Москве в Министерство внешней торговли и попытаться выяснить, зачем они пользовали гения статистики Невзорова. Но эти как всегда станут отнекиваться и перекладывать ответственность друг на друга. Главное – Фроловский моментально обо всем прознает, и пока непонятно: хорошо это или плохо.

Турецкий выбрал третий путь. Он заказал разговор непосредственно с торгпредством в надежде, что там могли быть еще не в курсе (очень маловероятно, но все же) обстоятельств гибели Невзорова.

Когда ему ответили, он попросил к телефону Снегиря.

На самом деле он хотел назвать Невзорова. Там, естественно, ответят, что его в данный момент нет, тогда он, возможно, поговорит с кем-нибудь из его коллег. «Снегирь» прозвучало неожиданно, просто само собой с языка сорвалось, или интуиция сработала на уровне подсознания. Короче, на том конце провода не удивились, попросили подождать, и через пару минут к телефону подошел некто, кто сухо произнес в трубку:

– Снегирь, слушаю.

Голоса Невзорова Турецкий никогда не слышал, но этот вполне соответствовал образу интеллигента-интеллектуала с минимумом вредных привычек и спокойной совестью. Турецкий опешил, но не настолько, чтобы потерять дар речи.

– Старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры России Турецкий. Простите, не знаю вашего имени-отчества…

– А в чем, собственно, дело?

– Хотел побеседовать об одном вашем знакомом, сотруднике администрации Президента… – Турецкий сделал длинную паузу, ожидая, как проявит себя собеседник. Что происходит, он пока не понимал. Либо они ошиблись в том, что Снегирь и Невзоров одно и то же лицо, либо «снегирей» этих развелась целая стая. Снегирь-2 тоже молчал, не выдавая своего волнения ни пыхтением, ни сопением. Жаль, конечно, что нельзя взглянуть ему в лицо.

– Так кто именно вас интересует? – первым не выдержал молчания Снегирь.

– Невзоров Олег Юрьевич.

– А кто вам сказал, что мы знакомы?

– То есть вы его не знаете?

– У вас еще есть вопросы?

– А вы разве ответили хоть на один из прозвучавших?

– Извините у меня много работы. Боюсь ничем не смогу вам помочь. До свидания.

– Подождите! – Но связь уже прервалась.

В Министерстве внешней торговли Турецкого встретили слишком радушно, чтобы полученная информация могла оказаться правдой.

Да, Невзоров действительно сотрудничал с торговым представительством в Мюнхене. Да, было поручение Президента, который сильно заинтересован в российско-германских отношениях, причем в экономическом аспекте даже больше, чем в политическом. Да, Невзоров составлял аналитические записки для Президента, прогнозы и рекомендации для его советников по перспективам роста и наиболее реальным направлениям развития. Никаких конкретных деловых бесед с немцами не вел, ни с кем не встречался, ни на что не влиял, ничем не распоряжался и т. д., и т. д., и т. д.

В результате Турецкий все-таки позвонил Реддвею и уговорил его посодействовать. Для прояснения обстановки понадобилось меньше суток.

– Привет, Александр. – Питер позвонил часов в восемь утра по среднеевропейскому времени, то есть как только пришел на работу. При этом он уже что-то шумно прихлебывал: пиво или кофе – и громко пыхтел – очевидно, снова взялся сгонять лишний вес и взбирался на свой третий этаж пешком по лестнице. – С тебя, как это у вас говорят, ма-га-рыч!..

– Не заржавеет, – откликнулся Турецкий, который в отличие от своего далекого друга провел на работе уже битых два часа и все это время только и делал, что пытался объять необъятное, еще и еще раз перечитывая материалы дела.

– Что значит, «не заржавеет»?! Новая идиома?

– Это когда обязуешься сделать что-то всенепременно, говоришь: за мной не заржавеет, типа вашего американского «trust me».

– За мной не заржавеет, – со смаком по слогам повторил Реддвей, страстный коллекционер и популяризатор русских идиоматических выражений. – Да, твой Снегирь есть птица высокого польота. Я правильно сказал?

– Правильно, правильно…

– У Снегиря счет в Дойчебанке. Как думаешь, сколько на нем?

– Не знаю.

– А сколько тебе не жалко?

– Миллион баксов.

– Двадцать три.

– Двадцать три миллиона?! – Турецкий присвистнул от изумления. – Счет Снегиря или Невзорова?

– Снегиря. Причем деньги пришли окольными путями через разные банки в разных странах, кое-что положили прямо в Мюнхене наличными. Потом все это концентрировалось, но мои ребята проследили: вся сумма из России. Деньги грязные. Очевидно, от нефти.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Пока они просто лежат мертвым грузом, но, если тебя это интересует, я бы советовал поторопиться. Скоро они наверняка завертятся, и концы будет найти труднее.

– Да уж. Огромная тебе благодарность от лица всех честных россиян.