Текст книги "Кто правит бал"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

26

Реддвей поднял Турецкого среди ночи, разрушив наивные представления, что при отсутствии в комнате телефона можно до утра чувствовать себя в полной безопасности.

– Ты у Меркулова уроки брал? – недовольно спросил Турецкий, все еще не желая расставаться с растоптанными иллюзиями.

– Срочное совещание, я думаю, тебе следует присутствовать, возможно, это тебя напрямую касается. – Реддвей был недоволен не менее Турецкого, то ли потому, что его тоже разбудили в неурочное время, то ли по какой другой неизвестной причине.

– Что стряслось?

– Разверзлась грандиозная задница. Может поглотить всех нас целиком. – Он залопотал скороговоркой, густо пересыпая речь заковыристыми американскими ругательствами, и Турецкий перестал что-либо понимать.

– Объясни толком и говори помедленнее, пожалуйста.

– Некогда! Уже начинается.

Очевидно, первые несколько секунд они пропустили: в кабинете Реддвея на спецмониторе уже красовался большой натовский чин. Турецкий поинтересовался, что это за важная птица, но Реддвей сделал ему знак помолчать.

– По нашим сведениям, в ближайшие пять дней Марк О'Донал должен прибыть в Мюнхен с целью приобретения радиоактивных материалов. Их количества достаточно для изготовления атомной бомбы, предположительно даже не одной. Информация об О'Донале и его деятельности в Ирландской республиканской армии вам всем уже разослана, некоторые дополнительные подробности сообщит наш британский коллега из МИ-5 немного позднее. О продавце ничего конкретного не известно. Есть определенные основания предполагать русский след в этом деле. – Выступающий сделал паузу, и кто-то сразу влез с вопросом: – Увязывается ли это дело с недавним падением русского самолета с долларами?

– Улавливаешь? – спросил Реддвей по-русски, обернувшись к Турецкому всей свой тушей. – На нас, вернее, на вас, хотят навесить всех собак, так? И не в последнюю очередь на тебя, мистер Турецкий, лично.

– А кто спрашивал про самолет? – поинтересовался Турецкий, но монитор его перебил:

– Мы будем рассматривать все версии, ваша – одна из возможных, более того – вероятных. Если кто не в курсе, сообщаю: двое русских, подозреваемых во взрыве самолета, убийстве пассажира, убийстве полицейского, два дня назад организовали перестрелку в Гармише, всего в паре десятков километров от места авиакатастрофы и под самым носом у нашего уважаемого мистера Реддвея… Все антитеррористические подразделения Германии, Австрии, Швейцарии, Франции, Бельгии с этого часа переводятся в режим максимальной готовности. Пограничные службы…

Реддвей отвернулся от экрана и уменьшил звук.

– Все, пошло-поехало. Если завели разговор про максимальную готовность – больше ничего интересного не будет. Что скажешь?

Турецкий пожал плечами, на подобных селекторах он ранее не присутствовал и масштабов объявленного аврала в точности не представлял.

– Ладно, занимайся своим делом, – заключил Реддвей, так и не дождавшись ответа, – если все это не есть лажа, пол-Европы поднимется на уши. – И спустя секунду добавил: – И если лажа, все равно поднимется…

После пресс-конференции в Мюнхене, на которой были обнародованы причины катастрофы грузопассажирского самолета российской авиакомпании «Глобус», Турецкий решил навестить российское торгпредство.

На брифинге выяснилось, что победила точка зрения русских экспертов: причиной катастрофы явилось срабатывание взрывного устройства малой мощности, приведшее к выходу из строя хвостового оперения, действия же экипажа были признаны верными и абсолютно профессиональными. По идее Турецкому следовало бы заняться выяснением того, кто, как и зачем пронес на борт самолета бомбу. Но на этот счет у него уже была версия, которую, к сожалению, нельзя было ни доказать, ни опровергнуть, пока не поймана сладкая парочка соотечественников, предположительно покинувшая самолет минуты за три до взрыва.

И пока немецкая и австрийская полиции занимались их поиском, он хотел «прояснить» Снегиря.

Торгпред Шубин обладал типичной внешностью преуспевающего капиталиста: моложавый, высокий, широкоплечий, в меру накачанный, с широким открытым лицом, ослепительной голливудской улыбкой и крепким рукопожатием.

Турецкий мог бы поклясться, что его приходу Шубин обрадовался – вел он себя абсолютно непринужденно, все время болтал, шутил, потащил в свой кабинет, усадил в необъятное кресло, предложил выпить, вручил пригласительный билет на какую-то выставку, сам уселся напротив и, уставившись на Турецкого, как на заезжую знаменитость, спросил:

– Как в Москве?

– Слякоть, – осторожно ответил Турецкий, несколько обескураженный таким натиском.

– Замечательно, люблю слякоть, – отозвался Шубин и умолк, ожидая дальнейших подробностей.

– Темные улицы, проституция, наркомания, рэкет, разоренные гнезда любви.

– Здорово! – восхищенно воскликнул Шубин. – А хотите партию в гольф?

– Что, прямо сейчас?

– А зачем откладывать?

– Хотелось бы для начала прояснить пару вопросов.

– Хоть дюжину, но это можно делать и на лужайке. Вы знаете, что девяносто процентов всех торговых сделок заключаются за уютным столиком в ресторане или на партии в гольф или сквош. Кстати, может, вы сквош предпочитаете? Устроим. Причем прямо здесь, не выходя из здания.

– Меня не интересуют торговые сделки. – Турецкий с трудом сдерживал коммивояжерский напор собеседника.

– Я весь – внимание, – нехотя успокоился Шубин.

– Меня интересует Снегирь, – стараясь завернуть беседу в официальное русло, сказал Турецкий.

– Пригласить?

– Попозже, расскажите, чем он вообще занимается.

– Работает.

– И давно?

– Не очень.

– А до того кто работал на его месте?

– Снегирь.

– Ага. Тоже Снегирь. Но… другой? – Турецкий предположил, что со стороны их диалог выглядит форменным абсурдом.

– Очевидно, однофамилец.

– А что-нибудь поконкретнее о круге ого обязанностей?

– Не вникал.

– То есть?

– Он исполняет конкретные распоряжения из кабмина и к моей епархии не относится. А вообще поговорите с ним лично.

Шубин пружинистым шагом спортсмена покинул кабинет и через две минуты вернулся с хмурым худощавым субъектом, который Турецкому с первого взгляда не понравился, хотя членораздельно объяснить почему он бы, наверное, не смог. Возможно, потому, что в отличие от Шубина Снегирь его визиту совсем не обрадовался.

– Жду вас в машине. О клюшках я уже позаботился, – сообщил торгпред и удалился, что-то насвистывая.

Снегирь присел к столу и вопросительно уставился на Турецкого.

– Мы, кажется, почти знакомы, – начал «важняк», – но по телефону вы мне так и не назвали своего имени-отчества…

Снегирь молчал и вяло скользил по стенам кабинета рассеянным взглядом из-под сросшихся над переносицей темных бровей. Он явно не был взволнован, его не застали врасплох и не поймали на горячем. Никаких эмоций на лице, никаких лишних движений.

– Так как мне вас называть? – вынужден был продолжить Турецкий.

– Снегирь. – Голос был несомненно тот же, что и по телефону.

Турецкий вздохнул: поразительная способность снегирей размножаться его уже утомляла. И он с ужасом ждал, что этот может оказаться не вторым, а третьим, если по телефону с ним разговаривал второй.

– Хорошо. Давайте без предисловий. У Генеральной прокуратуры России и у меня лично возник к вам один скромный, но закономерный вопрос: каким образом на вашем счете в Дойчебанке оказались двадцать три миллиона долларов?

Снегирь отвечать не торопился, он медленно забросил ногу на ногу, откинулся в кресле и только потом, сфокусировавшись на Турецком, негромко, вежливо и даже как бы извиняясь сообщил:

– Я не уполномочен отвечать на какие-либо вопросы, касающиеся данного счета.

– Но счет открыт на ваше имя? – продолжал наседать Турецкий.

– Да.

– Или на имя того Снегиря, который – Невзоров?

Снегирь молчал.

– Может, просто после его смерти вы унаследовали родовое имя, должность и счет в банке? Я занимался расследованием его убийства и не встречал никакого завещания. Объясните мне, как получилось, что вы заняли его место?

– Повторяю, я не уполномочен отвечать на ваши вопросы.

– А кто делегирует ваши полномочия?

– Непосредственное начальство.

– Где? В кабмине, внешторге, ФСБ? Назовите мне фамилии и конкретные должности.

Снегирь молчал, но не как партизан – ожесточенно и с вызовом, он молчал снисходительно, и это бесило больше всего. «За кого он меня принимает, – мысленно возмущался Турецкий, – за шавку подзаборную? Полает-полает, хвост подожмет – и деру?! Не на того нарвался».

– У меня есть все основания для вашего задержания и подробного выяснения вашей финансовой и прочей деятельности. Вы мне сейчас же подробно все излагаете, или я испрашиваю у генерального прокурора санкцию на ваш арест. – Турецкий поставил ультиматум, ожидая, произведет ли он желаемый эффект.

Желаемого – не произвел. Снегирь не испугался и даже не проникся всей серьезностью угрозы. Или он невинен как младенец, или за ним стоит целая армия больших людей с волосатыми руками. Но какой-то эффект все же был достигнут – Снегирь, видимо, решил прекратить хотя бы на время этот разговор и после девяностотрехсекундной паузы (Турецкий специально следил по часам) выдал:

– Обратитесь в ФСБ к Иванову.

В гольф Турецкому поиграть не удалось, хотя у крыльца торгпредства его ждал Шубин в красном «порше» с откидным верхом и двумя комплектами клюшек на заднем сиденье. Но по сотовому телефону позвонил Реддвей и сказал, что через два часа начинается координационное совещание, на котором он будет инструктировать группы для слежения за «русской парой», и присутствие Турецкого крайне желательно, а ведь нужно было еще вернуться в Гармиш.

За рулем Турецкий еще раз прокрутил в уме свою беседу со Снегирем. Мог ли он распотрошить его сразу на месте? И получалось, что не мог.

Нехорошо, конечно, вышло, нескладно. Теперь придется снова напрягать Костю. А ведь его, Турецкого, от дела об убийстве Невзорова давно и официально отстранили.

Опасаясь справедливого втыка от Меркулова, Турецкий вначале переслал ему факсом докладную записку, в которой подробно изложил свои соображения по поводу объединения двух дел в общее производство и, выждав некоторое время, чтобы Костя успел все прочесть и осмыслить, позвонил в Москву.

– Что ты там опять напортачил? – спросил Костя вместо приветствия.

– А что, уже волна пошла? – вопросом на вопрос ответил Турецкий.

– Нет, но штормовое предупреждение уже объявили, – усталым голосом сострил Меркулов.

Турецкий сжато изложил суть и конкретные результаты своей беседы со Снегирем.

– Выручи, провентилируй вопрос с Ивановым. Тут, понимаешь, как бы и небольшие деньги по сравнению, конечно, с упавшим миллиардом, подумаешь, двадцать три миллиона баксов, но прояснить их источник все равно необходимо. Главное, опять фигурирует Фроловский – если не прямо, то косвенно…

– Может, тебе еще и ключ от квартиры, где деньги лежат? – возмутился Меркулов, но опять же как-то неактивно и устало. Турецкий отчетливо представил, как он сидит сейчас там, в Москве, и, прижимая щекой трубку к плечу, правой рукой массирует грудину. Но при этом уже наверняка думает, на какой козе подъезжать к Иванову. – Ладно, что с самолетом?

– Готовлю подробный отчет.

Турецкий вернулся из Мюнхена всего минут на десять позже Реддвея и как раз угодил к началу очередного совещания. Реддвей сидел мрачнее тучи, таким он его раньше не видел ни разу. «Да, каша заварилась, видать, из ряда вон», – подумал Турецкий. Если эти долбанные ирландские террористы действительно заполучат атомную бомбу и пожелают устроить где-нибудь в Лондоне, на Даунинг-стрит, 10, второй Чернобыль или вторую Хиросиму… Тем более если окажется, что ядерный заряд сперли где-нибудь в России, а продали бомбу террористам двое его, Турецкого, «питомцев»… Остается надеяться, что все это «yest laga», по выражению старины Реддвея, иначе неудобно будет смотреть в лицо потомкам.

– Что вы можете сказать об этих людях, отталкиваясь от их фотографий и установленных фактов: самолет, убийство полицейского, перестрелка в пивной? – спросил Реддвей, обводя собравшихся сумрачным взглядом. На Турецком он задержался, давая понять, чтобы тот помалкивал.

Информация про атомную бомбу, очевидно, конфиденциальна и до сведения рядовых сотрудников не доводилась – так расценил его взгляд Турецкий. Что им в таком случае сообщили? Как они будут ловить этого О'Донала?

На экране проектора появилась «русская пара».

– Эти наши новые друзья из России, судя по снимкам, явно не шишки, но и, как говорят в таких случаях в русских тюрьмах, не «шестерки», – ответила девушка, сидевшая рядом с Турецким, кажется, Ванесса или Несси. По другую сторону от нее размещался Билл, парень выглядел так, словно попал в «Пятый уровень» прямо со съемок последнего голливудского боевика «Костоломы в атаке», – та самая парочка, которая вела его из Мюнхена в Гармиш в день прилета.

Реддвей помедлил и смачно повторил по-русски с громовым «р»:

– «Шестерррки». Кто такие «шестерки», Билл?

– Я думаю, шеф, это обозначение карты самого малого достоинства в излюбленной русской карточной игре «подкидной дурак».

– Вы, Билл, являетесь воплощением классической русской поговорки «горе от ума», – пророкотал Реддвей. – Вы эрудированы и начитаны не меньше других сотрудников, но ваша память напоминает захламленный чердак. Вам стоит побегать сейчас немного с пистолетом, и желательно на свежем воздухе. Пусть ответит Ванесса!

Билл, раскрасневшись, сел, Ванесса встала, и ее соблазнительная задница, затянутая в черные брючки, оказалась как раз на уровне его глаз. Турецкий видел, как он поедает ее ревниво-завистливым взглядом. «Черт знает о чем думают», – проворчал он себе под нос.

– «Шестеркой» на так называемой блатной фене в среде русских уголовников, а также в среде работников милиции, прокуратуры и спецслужб называют мелких бандитов-одиночек, а также низовых членов мафиозных группировок, которым достается самая грязная и низкооплачиваемая работа.

– Молодец, Ванесса, – кивнул Реддвей. – А теперь скажите мне: почему эти двое (Реддвей кивнул на экран проектора) не являются ни руководителями мафии, ни «шестерками»?

– Шеф, здесь тоже все ясно, – уверенно начала Ванесса, – по старой традиции, оставшейся еще с советских времен, поездка за границу является для русских одной из высших наград и привилегией, которой по-прежнему пользуются в основном высшие классы. «Шестерка» остался бы дома присматривать за квартирой хозяина или за его собакой. А руководители мафии сейчас люди в основном с хорошим образованием или бывшие работники бывших партийно-хозяйственных структур высшего и среднего звена. Образование накладывает определенный отпечаток на лицо, чего на этих фотографиях мы не видим. Остается еще вариант бывшего советского начальника. Но он тоже отпадает – советские начальники поголовно к 35 годам обзаводятся брюшком, а к 40 – пузом. Из этих двоих, как мы видим, один плотный, но не толстый, по крайней мере, он хорошо владеет своим телом, раз сумел выжить в противостоянии с превосходящим числом противника. Стало быть, перед нами мафиози среднего звена. Они уже не моют хозяйские машины, но еще не переводят деньги в западные банки. Скорее всего, это профессиональные киллеры, которые прошли подготовку в КГБ, возможно, участвовали в региональных конфликтах и имеют собственные амбиции. Как говорят русские, плох тот солдат, который не мечтает стать трехзвездным генералом.

Последнюю фразу Ванесса произнесла по-русски, зная, по-видимому, чем можно порадовать своего шефа. Реддвей действительно слегка улыбнулся.

Турецкий начал заводиться: происходящее напоминало ему детский сад, зачем Реддвей развел эту канитель – совершенно непонятно и вообще на него не похоже. Если сотрудники «Пятого уровня» ничего не знают об ирландском террористе, собирающемся покупать у наших героев атомную такую бомбочку, – все их аналитические рассуждения яйца выеденного не стоят! А Реддвей тоже хорош – нашел время проводить методические семинары.

– Дадим слово мистеру Турецкому, – неожиданно предложил Реддвей.

«Вот же ж блин, я даже не знаю, можно ли заикаться про этого треклятого О'Донала, – раздраженно подумал Турецкий, – и почему я должен участвовать в этом идиотском школярстве?!»

– Наших разыскиваемых держит где-то неподалеку весьма важный интерес, весьма важный, подчеркиваю… – сказал он, укоризненно глядя на Реддвея, – иначе они давным-давно убрались бы как можно дальше. Интерес этот заключается в том, чтобы сбыть похищенное у Бакштейна. Их товар стоит более десяти миллионов долларов или в другом измерении – более ста двадцати тысяч за килограмм, иначе они просто взяли бы с собой стодолларовые купюры, столько, сколько смогли бы унести. Выхода на покупателя они не имеют и, скорее всего, его не знают. Возможно, им известно время и место встречи или время, место и способ такую встречу назначить. Я понятно излагаю? – Все молчали. – Просто так прийти к покупателю со своим товаром вместо убитого Бакштейна они не могут: люди, переправлявшие деньги, уже вышли на их след, свидетельство чему – перестрелка в пивной. Итак, разыскиваемые залегли на дно где-то неподалеку в ожидании встречи с неким мистером Икс, скрываясь от полиции и от своих бывших хозяев. Сообщников в Германии у них нет, они действуют в одиночку. И действуют при этом достаточно профессионально. Исходя из всего этого, следует:

а) определить наиболее вероятные места, где они могли бы укрыться;

б) места, где они могли засветиться в поисках контакта с нашим мистером Икс;

в) еще раз проверить связи Бакштейна с целью выявить возможного покупателя или посредника;

и, наконец,

г) взять всех скопом, причем непременно живыми, их информация стоит гораздо дороже их жизней. Теперь я хотел бы выслушать ваши предложения. – Турецкий с облегчением обвел притихшую аудиторию взором маститого профессора, только что успешно прочитавшего зубодробительную лекцию.

– Остается добавить, – заметил Реддвей, – что наш мистер Икс – ирландский террорист Марк О'Донал, а товар – радиоактивные материалы.

«Что ж ты, злодей, мне глазки строил? – чертыхнулся про себя Турецкий. – Что за игры такие?»

– Пройдем по пунктам, высказанным мистером Турецким, – продолжил Реддвей. – Наиболее подходящие места укрытия?

– Мелкие отели и пансионаты в горной местности, чем ближе к австрийской границе, тем лучше.

– Слишком банально, – возразил Реддвей, – а потому маловероятно. Что-нибудь пооригинальнее.

– Они могли обратиться в агентство недвижимости, снять домик или меблированную комнату на сезон – с деньгами у них наверняка все в порядке. Могли сделать заказ при помощи компьютера или кого-нибудь попросить им помочь за небольшую мзду, чтобы не светиться лично.

– Обосновались в Мюнхене, постарались затеряться среди российских эмигрантов, немцев или евреев.

– Далее, способы маскировки, – сказал Реддвей требовательным тоном, – имеется в виду не стрижка и темные очки, а скажем так: смена образа.

– Держаться рядом, но не вместе.

– Могли снять шлюх, чтобы изображать семейные пары, особенно если они все-таки поселились под видом туристов где-нибудь в горах.

– Хорошо, где еще они могли светиться?

– Наверняка брали машину напрокат. И не один раз – машины им необходимо менять почаще.

– Следует выяснить, проживает ли в Гармише или где-нибудь поблизости, в пределах километров десяти – пятнадцати, кто-нибудь из клиентов покойного герра Бакштейна.

– Резюмирую, – Реддвей хлопнул тяжелой ладонью по столу, подводя итог дебатам, – проверяем частные пансионаты, гостиницы, в особенности вдоль границы с Австрией, агентства недвижимости, прокат автомобилей. Проверяем эмигрантов на предмет свежих поступлений. Ищем клиентов Бакштейна поблизости от Гармиша. Запрягаем мюнхенскую полицию. Пусть выяснят, не пропала ли пара шлюх в течение последней недели. Если так – с кем и куда они направлялись.

– Не нравится мне все это, – пробурчал Реддвей, когда они остались с Турецким вдвоем. – Со страшной силой не нравится. Все как с ума посходили. Каждый жаждет лично схватить этого проклятого О'Донала, грызутся, как голодные псы, рвут его, еще не пойманного, друг у друга из пасти. А мы должны ковыряться на малоперспективном направлении! Кто сказал, что наши русские имеют какое-то отношение к ирландскому террористу и что они здесь пасутся до сих пор после той стрельбы? Ладно. Лучше перебздеть, чем недобздеть, правильно я сказал?

«…О'Донал Марк Джаспер, 1947 г. рождения, уроженец Белфаста, активный член Ирландской республиканской армии. В 1996 г. приговорен окружным Королевским Судом к пожизненному заключению за организацию взрыва на Северном железнодорожном вокзале в Лондоне, в результате которого погибло пятнадцать и пострадало более ста человек. 18 июля 1998 г. при перевозке для дачи показаний на процессе против руководителей ИРА в Ольстере бежал из-под стражи. В засаде, организованной боевиками ИРА с целью освобождения О'Донала, погибло пятеро полицейских, сопровождавших осужденного. В настоящий момент местопребывание неизвестно. Особые приметы: на левой руке отсутствуют два пальца, мизинец и указательный. На правом бедре и на ягодицах множественные шрамы – следы осколочного ранения, полученного в 1966 г. во время осуществления террористического акта. Арестовывался военной полицией в Ольстере и Белфасте более двадцати раз. Первый арест – в возрасте десяти лет, в 1957 г., тяжело ранил полицейского из самодельного огнестрельного устройства… В последние годы в ИРА руководил особой террористической группой, организовавшей серию взрывов в Лондоне, Глазго, Манчестере…»

«Согласно вновь поступившей информации остатки самолета Як-40, принадлежавшего российской авиакомпании «Глобус», разбившегося при подлете к Мюнхену 12 сентября 1999 г., были дополнительно проверены с целью обнаружения повышенного радиоактивного фона. Уровень радиации для всех обследованных фрагментов составляет 5–5,5 мкР/час, что соответствует естественному фону. Следует отметить, данный факт не противоречит предположению о том, что на борту находилась критическая масса урана-235 или оружейного плутония в специальном контейнере из поглощающего материала. Если радиоактивные образцы помещены в два контейнера, весом до 40 кг каждый, обнаружить их можно только с помощью высокочувствительных детекторов на расстоянии не более нескольких метров».

В «Пятом уровне» Турецкий остался один, если не считать охраны и технических сотрудников. Он сидел в кабинете Реддвея, в его кресле, за его компьютером, и перечитывал, а точнее сказать – просматривал сообщения, и то только на английском, немецкие он игнорировал как трудночитаемые. К вечеру информация стала поступать с такой скоростью, что он не в силах был проглядеть ее даже бегло, будь она хоть вся на русском. Реддвей пропадал в Мюнхене, перемещаясь с одного важного совещания на другое – еще более важное, периодически звонил, кратко пересказывал, что нарыли его ребята, он постоянно держал связь со всеми. Пересказывать, собственно, было нечего, как выразился Питер: «С точки зрения позитивного мышления ситуация характеризуется следующим образом: круг сужается». Правда, никто не гарантировал, что, когда круг сузится до минимума, внутри обнаружится что-нибудь стоящее.