Текст книги "Кто правит бал"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

20

Александр Борисыч! Вам звонят, – робко поскреблась в дверь Маргарита, получившая строгое указание блюсти уединение горячо любимого начальника.

– Кто? – недовольно прокричал Турецкий.

– Дама.

Все женщины делятся на дам и не дам. Так выпьем же за дам… Он выпил за дам.

– Давай!

– Здравствуйте, Саша, – это была Качалова, от неожиданности он даже поперхнулся.

– А я пью за вас.

– Неужели? – Она замялась и молчала несколько секунд. – Ну и как, много уже выпили?

– Место осталось. – Он чуть было не сказал: «Сейчас схожу еще освобожу». «Да что я, в самом деле, – обругал себя Турецкий. – Совсем допился, старый козел…» – Компания у меня здесь – просто замечательная.

– Кто эти замечательные люди, я их знаю? Или вам неудобно при них…

– Почему же, у нас друг от друга никаких секретов. Турецкий Александр Борисович – прекрасный человек, знаете такого?

– И это все?

– Честно говоря, да. Но не количество важно – качество. Хотя, если наши ряды удвоятся…

– Что ж. Ждите. Берегите место.

– Погодите! – Он хотел договориться о месте встречи, но она уже повесила трубку. Вот же ж блин! Не хватало только, чтобы Качалова явилась сюда собственной персоной. А с другой стороны – она же родственница. А, черт с ним со всем! С земли не сгонят, дальше фронта не пошлют.

Он причесался, слил последнюю стопку обратно в бутылку – уникальный случай, – еще раз посмотрелся в зеркало и отпер дверь кабинета.

– Маргарита, сделай кофе, пожалуйста. На убой.

Кофе успел подействовать, и к моменту появления Качаловой Турецкий в целом выглядел как огурчик, особенно учитывая недавнее сумеречное состояние души, накладывающее на внешний вид отпечаток какой-то измятости изнутри, сравнимый лишь со следами вчерашней пол-литры в хорошую жару. На Маргариту роскошная визитерша, казалось, произвела значительно большее впечатление, чем на самого Турецкого. «Зря завидуешь, девка, – мелькнула у него мысль, – ты ж моложе». А может, и не зря… Неизвестно, будет ли у Маргариты в жизни возможность уделять себе, любимой, столько внимания и денег? Нет, скорее всего…

– Ведите меня в кабинет, господин следователь, – потребовала Качалова, которой надоело стоять в коридоре.

– Может, вам еще кофе? – предложила Маргарита, слегка покраснев.

– Куда, еще во мне тот стоит. – Турецкий препроводил посетительницу к себе и, прежде чем закрыть дверь, напутствовал стажерку: – Режим доступа – прежний, даже усугубленный, короче, всех на фиг, меня нет.

– Н-да, – сказала Качалова, оглядевшись, – значит, вы, Саша, тут работаете?

– И не только, – обиделся Турецкий за свой кабинет. – Переходим на ты. – Он по-хозяйски, не спеша открыл сейф, вернул к жизни бутылку «Юбилейного».

– Переходим на ты…

– За красоту, за развитие близких родственных связей, за милых дам. До дна! («И за продолжение человеческого рода!» – добавил про себя Турецкий.)

– За то, чтобы чикагские «Капс» победили в бейсбольном чемпионате… – ответила, давясь от смеха, Качалова.

– Что это значит?

Вера продолжала хохотать, она даже расплескала пару капель на себя от смеха.

– Вам… то есть тебе, понравится! Выпью больше – расскажу.

«Ха, выпью больше», – подумал Турецкий, тоскливо поглядывая на жалкие остатки «Юбилейного». А ведь больше нет. Не Маргариту же посылать. Эх, вот со Славкой было бы все просто. Правда, у Качаловой есть свои несомненные преимущества, вернее, достоинства… Вспомнив про Грязнова, Турецкий опять загрустил, в голове снова зашумело, даже прекрасная гостья, о которой он мечтал всего полчаса назад как о чем-то возвышенном и несбыточном, не очень-то радовала его.

– Саша, что-то случилось? – участливо спросила Вера.

«На воздух! – подумал Турецкий. – Не то меня сейчас развезет, о продолжении рода тогда можно и не мечтать».

– Надо сменить обстановку. Ты права, это все, – он обвел рукой вокруг, – слишком обыденно, тоску нагоняет, по крайней мере на меня. В общем, нужно сменить обстановку.

– С удовольствием, если тебе и вправду станет лучше.

– Ты сомневаешься?

– Да, если честно.

– Почему, можно поинтересоваться?

– То, что тебя гложет, – внутри тебя самого.

«В самую точку», – усмехнулся про себя Турецкий, он как раз ощутил острое желание сходить по нужде.

Призвав на помощь всю мощь своего кошелька, Турецкий затащил Веру в ресторан «Белое солнце пустыни». Впрочем, кто кого тащил еще вопрос. Всякими ухищрениями он влил в нее почти стакан коньяка, сам при этом безбожно подхалтуривая. В итоге они очень скоро не вязали лыка в равной мере, и хотя Турецкий подозревал в своей спутнице тщательно скрываемую трезвость, но доказать этого не мог…

– Ты знаеш-ш-шь, что так-кое Фроловский, Саша? Ну, ответь мне, знаешь?

– Не знаю ничего, – насторожился Турецкий.

– Неправда! Извини… Хоть что-то знаешь?

– Он премьер, и еще твой муж. – Тема разговора ему откровенно не нравилась.

– Он пива не пьет. Говорит: «Как можно его пить, оно же такое горькое?!»

Да, совсем плохо дело с этим Фроловским. А я чего напрягся? Везде, блин, шпионы чудятся. Турецкий с удовольствием в очередной раз оглядел Веру – натуральная Мата Хари, или у меня опять паранойя?

– Ты считаешь меня плохим человеком?

– Что за чушь? С чего ты взяла? Ты, по-моему, вообще, выше этого: плохой человек, хороший…

– А кто, по-твоему, мерзавец?

– Да куда ни ткни…

– Слушай, Саша, ты вроде любишь купаться в хорошей компании? – вдруг спросила она совсем другим тоном.

– У тебя есть на примете баня с бассейном?

– Экий ты, Турецкий, наглец, баня! Фонтан!!! Как говорится, если у тебя есть фонтан…

– Еще бы! – с гордостью ответил Турецкий, но она, разумеется, его не поняла.

В «Белом солнце пустыни» было хорошо, на улице стало гораздо хуже: как он ни филонил под конец, выпито было уже больше пол-литра. В фонтан Турецкому не хотелось, но Вера тянула его как локомотив, он едва поспевал за ней, все силы поглощало поддержание гордой осанки и твердого в пределах возможного шага.

Цель их стремительного путешествия выглядела на редкость непрезентабельно. Фонтану от роду было лет сто пятьдесят, и за последний век никто, кроме голубей, о нем не заботился. Жидкость внутри присутствовала, они смогли даже разглядеть следы древнего орнамента на дне. Турецкий расстелил платок, пристроился на парапете и привлек слабо сопротивляющуюся Веру себе на колени. Идея оказалась неудачной – она не доставала ногами до земли и самостоятельно удерживать равновесие не могла, он сидел напряженный, как струна, только бы не опрокинуться назад, в холодную воду. Со стороны полная идиллия, но…

Антураж ночного фонтана способствовал снисхождению игриво-лирических настроений, но даже замутненный алкоголем рассудок Турецкого понимал, что действовать прямо – грубо и пошло. Посему он начал издалека, надеясь на кривой козе подъехать к более личным и интимным вопросам.

– Кстати, Вера, – сказал он, посмотрев на нее мутным взором, – удовлетвори измученное любопытство горца. Ты ведь мне так и не рассказала про бабушкин подарок.

Вера прыснула, уткнувшись ему в плечо.

– О, подарок! Это нечто. А почему горца?

Турецкий подбоченился:

– Потому, что в душе я гордый джигит, с большим мм… кинжалом.

– Что, только в душе? – поинтересовалась Качалова. – Я имею в виду джигита, а не, мм, кинжал.

– Э-э, мы отвлеклись, – смущенно хмыкнул Турецкий. – Так что там за подарок?

Верочка хитро прищурила глаза.

– Неужели Ирина Генриховна до сих пор не рассказала? Или она злая?

– Она добрая. И даже ласковая временами. Но иногда ведет себя, как креветка.

– Это как? – округлила глаза Качалова, видимо, силясь представить себе свернутую креветкой жену Турецкого.

– Она замыкается в свою скорлупу, вращает глазами и усами и вредничает. Но не в этом суть. Мы сейчас не об Ирине Генриховне, а о Элеоноре Львовне. Не томи, пожалуйста.

Качалова, однако, решила покапризничать. Она попыталась свернуть ухо Турецкого в трубочку, а когда ей это не удалось, недовольно наморщила носик и стала дуть в него. Турецкий встряхнулся, как мокрый фокстерьер, чудом удержав равновесие, но высвободил многострадальное ухо.

– Ну, Вер, – прогундосил он. – Какой подарок?

– А что мне будет, если я расскажу?

Турецкий в ответ зверски ощерился и схватил ее за горло.

– Если ты мне не расскажешь, я тэбя зарэжу.

– Кинжалом?

– А то чем же?

– Ну так это не угроза, – развеселилась Качалова. – Скорее наоборот.

– Да? – озадачился Турецкий. – Ну тогда… Тогда… – Но с воображением было туго, и он, глупо поморгав, смог родить только: – Тогда все, что захочешь.

– Ну, смотри. Я ловлю тебя на слове. Чтобы потом не отпирался!

Турецкий гордо вскинул подбородок.

– И не подумаю. Слово джигита.

Верочка удовлетворенно повозюкалась у него на коленях и для затравки опять подула в ухо.

– Ну, слушай, это просто замечательная история. – Для разнообразия она подула ему в глаз и начала: – В общем, бабуся, как ты, возможно, догадываешься, не всегда была бабусей. А была она в молодости очень даже молодой и красивой девушкой. Опять же актрисой.

– «Красота-а актрисы так обманчива-а», – подвывая, запел Турецкий. Но вовремя сообразил, что если Веру под музыку потянет танцевать, то загадочную историю он не услышит никогда, и заткнулся.

Вера кивнула:

– Бабуся была очаровательной девушкой. И, как у всякой очаровательной девушки, актрисы опять же, у нее была толпа поклонников. И среди них – представляешь, как романтично? – один бедный художник.

Верочка широко махнула рукой, очевидно, демонстрируя Турецкому эту самую романтичность. Турецкий честно посмотрел в направлении, указанном Верой, но в темноте ничего, кроме кучки собачьего дерьма, не различил, однако на всякий случай согласно кивнул.

– Когда к бабусе пришел успех, а произошло это довольно быстро, ибо она была действительно талантливой актрисой… – Тут Вера понизила голос до шепота и, совершенно интимно прижавшись к Турецкому, зашептала ему в ухо: – Ее ведь даже в Москву приглашали, представляешь? А она не поехала, отказалась. – В дальнейшем повествовании, видимо, страшной тайны не было, потому что Вера выпрямилась и продолжила уже в полный голос: – Так вот Муза, богема, бомонд, овации и прочая дребедень, сам понимаешь. И она, конечно, не обращала никакого внимания на бедного художника. А он страдал по ней. Влюбился по-настоящему и пронес свое чувство через всю жизнь. Замечательно, правда?

Голос Веры зазвенел, как у первых комсомолок на коммунистическом субботнике. Она, видимо, сжившись с повествованием, уже не могла сидеть спокойно, а то и дело подпрыгивала на коленях, чем ужасно нервировала Турецкого.

– Так как он был художником, то, естественно, рисовал ее. Во всяких видах: и в ролях на сцене и просто так. В общем, целую кучу бабусиных портретов нарисовал. А еще у него была мечта: он всю жизнь мечтал написать ее обнаженной. Ему, видишь ли, казалось, что голая натура полнее выразит ее божественный образ.

Турецкий подумал, что здесь он, пожалуй, согласился бы с художником.

– Только выдумывать он не хотел. Был уверен, что в натуре бабуся прекраснее, чем он может придумать в самых лучших мечтах. Он много раз просил бабусю позировать ему, но она так ни разу и не согласилась – до художника ли ей было? Ну и тогда художник начал рисовать сам себя. В смысле свою обнаженную натуру – она-то всегда была у него под рукой. Но только по краям холста, а в центре всегда оставлял место для своего божества. То есть лицо есть, а тела нет – пустое место. Долгие годы он шлифовал этот шедевр, исправляя свои изображения и не трогая бабусю.

Верочка вздохнула, видимо, вспоминая картину.

– Ну а дальше? – нетерпеливо спросил Турецкий.

– Дальше? А дальше – время шло. В общем, в итоге спустя много лет Элеонора Львовна наконец задумалась. Ну и вот, – Верочка прыснула и тряхнула головой, – в свои восемьдесят четыре года она решила сделать себе подарок и заказала художнику свой портрет. Таки обнаженную натуру.

Вера зашлась в смехе, а вместе с ней и Турецкий, представив себе современную Элеонору Львовну в роли натурщицы.

– Художник был вне себя от счастья, когда она согласилась. И только когда взглянул в мастерской на тело возлюбленной, пожалел, что не нарисовал ее раньше. Однако – что значит сила любви! – он, глядя на старуху, нарисовал юную красавицу – такую, какой она была в молодости, по крайней мере, она говорит, что очень похоже. А Ирина твоя – видел бы ты ее в тот момент – чуть в обморок не упала, когда увидела этот разврат. Бабуся оскорбилась, она-то хотела похвастаться.

Турецкий отсидел уже себе все что можно и, главное, не испытывал ни малейшего удовольствия, история оказалась слишком длинной, они, кажется, начинали трезветь, а ожидаемой близости так и не возникло. Он постарался усесться поудобнее, зачерпнул воды из фонтана и вылил Вере на коленку. Развлечение ей понравилось, она, заговорщически улыбаясь, ответила тем же – немедленно вылила ему за шиворот полную пригоршню.

– Послушай, Саша, вода – твоя родная стихия, я знала, что тебе понравится.

Он осторожно заерзал, но как он ни осторожничал – случилось то, что должно было случиться. Он почувствовал легкое головокружение и в следующую секунду съехал одной ногой в воду, изо всех сил цепляясь за скользкий, им же забрызганный бортик. Он провалился примерно по колено, Вера в последний момент успела соскочить и теперь складывалась от хохота, с трудом удерживаясь на высоких каблуках. Турецкий пробалансировал в этой идиотской позе еще некоторое время. Хуже всего то, что голова пошла кругом, и он опасался, что в своем погружении не остановится на достигнутом.

Вера приблизилась и с самым невинным лицом предательски обрызгала ему пиджак.

– Так гармоничнее, доверься профессионалу.

Турецкий, как истинный джентльмен, тоже не остался в долгу – окатил ее с головы до ног и поскорее отошел от края фонтана на несколько шагов.

Вид у нее стал немного жалкий и от этого еще более эротичный. Несмотря на существенный шум в голове и мерцающие звездочки в глазах, Турецкий ощутил, что он может, должен, обязан! Весь вопрос: где?

– Сейчас поедем в мою творческую лабораторию, – разрешила Вера его затруднения, – промочим горло и просушим чресла.

Минут пять они безуспешно голосовали, пока наконец их не подобрал чудовищно косоглазый мужик. Как он умудрялся водить машину – неизвестно, возможно, он и остановился только потому, что не разглядел, насколько они мокрые.

В «творческой мастерской» Вера включила обогреватель, ничтоже сумняшеся скинула с себя мокрое платье, оставшись почти ни в чем. Турецкий решил, что теперь пора, но она извлекла откуда-то бутылку пальмового ликера и разлила почти по полному стакану.

– Будем здоровы!

Пить ликер оказалось совершенно невозможно, хотя бы потому, что жидкостью это можно было назвать с большой натяжкой.

– У тебя есть ложка? – поинтересовался Турецкий, пытаясь расстегнуть мокрый пиджак.

Вера принесла ему чайную ложечку, отставила свой стакан, который чудесным образом был уже почти пуст, и стала снимать с него мокрую одежду. Турецкий отправлял в рот ложку за ложкой, молча наблюдая за собственным обнажением. Вера то ли была не так уж пьяна, то ли действительно могла управляться с любыми шмотками в любом состоянии.

– Хочу к тебе на работу, – неожиданно заявила она. – Хочу посмотреть, как работает настоящий сыщик!

– Сейчас! – пообещал Турецкий, отступивший под ее напором к краю стола для раскройки, огромного, покрытого мягкой ворсистой фланелью.

Он проснулся часа через два от воя милицейской сирены под окном. Самое отвратительное заключалось в том, что он ничего не помнил. Ничего!!! Раз не помнит, значит, и не было ничего. Так выходит! Да нет, не может быть.

Вера тоже проснулась, приподнявшись на локте, заглянула под стол и поскорее отодвинулась от края. «Похоже, ее укачало», – подумал Турецкий.

– Пожалуй, нам пора, – сказала Вера, она осторожно слезла на пол и неожиданно точным движением отфутболила груду белья в дальний угол к корзине для обрезков. Она притащила неопределенного цвета костюм, в полумраке он казался Турецкому попеременно то малиновым, то сиреневым. – Немножко не готов, но носить можно. Через пару дней заглянешь, доведем до ума, – сказала Вера извиняющимся тоном, изучая свой подарок на ощупь, свет она почему-то не включала. Кстати, когда она его выключить успела?

Она отстранилась, любуясь своим произведением и давая возможность Турецкому полюбоваться собой.

– Ну что, возьмешь меня в сыщики?

21

Десять лет назад после встречи с Анатолием жизнь Веры изменилась в корне. Коля пытался несколько раз встретиться, но Вера каждый раз находила предлоги, чтобы отложить свидание. В конце концов Коля попросту подкараулил ее возле подъезда. Ждать, правда, ему пришлось порядочно. Но когда он увидел свою экс-подругу в знакомом красном «мерседесе», то больше уже не напоминал о себе. Вере было жаль его, но не более.

…Полуторагодичный срок обучения в самой престижной модельной школе Москвы пролетел незаметно. Отношения с Анатолием стали напоминать в чем-то отношения семейные, но страсть их не ослабевала.

– Хочу поговорить с тобой об одном деле. – В его голосе слышались непривычные нотки задумчивости. – Мы сейчас организуем фирму по продаже недвижимости за границей.

– У нас, наверное, немного найдется тех, кто сможет себе это позволить, – сказала Вера. – Это же уйма денег.

– Но это не совсем обычная фирма. Продаваемые дома предназначены для отдыха. Платишь три тысячи долларов и имеешь возможность в течение всей жизни отдыхать любые две недели в году в какой-нибудь зарубежной стране. Но при этом ты не привязан к постоянному месту отдыха, а каждый раз выбираешь новое. Вполне приличные условия. Так многие отдыхают во всем мире.

– Но все-таки три тысячи долларов – это вполне серьезные деньги, мало у кого они найдутся просто так и сразу, – произнесла Вера с сомнением в голосе.

– Посмотрим. Не хочешь попробовать свои силы в этом деле? – Они как раз подъехали к ресторану, и перед выходом из машины он скользнул взглядом по линии ее ноги. Вера ласково улыбнулась.

– Интересная мысль, – сказала она. – А почему бы и нет? – И она снова улыбнулась.

– Кто о чем, – засмеялся Анатолий и поцеловал ее.

В ресторане «Театро» он изложил ей свой план. Получалось, что ее роль в этом бизнесе скорее походила на должность нештатного коммерческого директора. Кроме того, необходимо было наладить общение с российскими клиентами. Переговоры с зарубежными партнерами Анатолий брал на себя. Идея Вере очень понравилась, тем более это была прекрасная возможность заработать деньги.

Первые три месяца дела новой фирмы шли не совсем успешно. Но со временем клиентов, желающих вступить в долевое владение недвижимостью за границей, стало столько, что Вера уже не успевала оформлять документы сама и была нанята секретарша, а потом и еще одна.

Но возникли и другие проблемы. Среди оплативших отдых некоторые хотели тут же воспользоваться предоставляемой им возможностью, но не могли это сделать, так как их места оказывались уже заняты кем-то. Анатолий стандартно отвечал и Вере, и всем клиентам, что возникли непредвиденные трудности с зарубежными партнерами и придется подождать. Но клиенты ждать не хотели. Наиболее недовольные обратились в органы. И контору пришлось срочно свернуть.

Столь резкий и неожиданный поворот в делах был для Веры сильным ударом. Ради нового бизнеса она даже забросила свою начинавшуюся было удачно карьеру в модельном агентстве «All Stars». Правда, ей удалось кое-что заработать: с каждого клиента ей приходилось от двухсот долларов и выше, в зависимости от общей суммы контракта и степени ее участия в нем. Поначалу она даже не догадывалась о настоящих методах и целях фирмы, но потом ее стали одолевать сомнения. Особенно, когда недовольные клиенты повалили толпами. Потом была милиция, опись имущества фирмы… Благо основной капитал Анатолий заблаговременно перевел на другие счета.

Она, как сотрудник непосредственно не подписывавший документы (на этом с самого начала настоял Анатолий), отделалась легким испугом. До суда дело так и не дошло. И хотя какое-то время искали директора фирмы, но потом все само собой как-то замялось.

Анатолий на некоторое время исчез из поля ее зрения, когда же все утряслось, он позвонил ей снова.

– Привет, зайка, как настроение? – спросил он своим обычным тоном, как будто ничего и не произошло.

– Сухари я уже насушила. – Вера не смогла спрятать обиду в своем голосе.

– На двоих или только себе? – Она даже видела искорки смеха в его глазах.

– Тебе я связала теплые носки, – сказала она более миролюбиво, как ребенок, жалующийся на что-то.

Они поужинали вместе. И все вернулось на свои места. Неурядицы с фирмой совсем не повлияли на их отношения. После ужина он пригласил ее на концерт известного кудрявого исполнителя.

– Тебе в самом деле так хочется громкой музыки и народу? – Вера придвинулась ближе и заглянула ему в глаза. – Давай сегодня просто побудем вместе, – промурлыкала она. – Поедем на смотровую площадку, просто полюбуемся вечерним городом. Сто лет там не была.

– Можно и на смотровую площадку. А как насчет Франции? Ты, кстати, не думала возвратиться к модельному бизнесу? Есть возможность поехать учиться в Париж. Тем более что ты знаешь французский. – Было видно, что Анатолий говорит серьезно.

– Ну, «знаю» – это громко сказано, – Вера усмехнулась, пытаясь быть объективной, – но сама Франция мне нравится.

– А идея с учебой?

– И идея тоже.

Сзади загудели нетерпеливые клаксоны.

– Ну, слава Богу, вперед. – Анатолий заговорил в своей привычной деловой манере: – Тогда решено. Париж, Париж… Главное – будь готова. Возможно, придется уехать и еще раньше, в рамках культурного обмена. – Он говорил, легко лавируя на большой скорости между машинами.

– И на кого же меня будут менять? – рассмеялась Вера.

– На Мирей Матье, дорогая, – в тон ответил он.

– На эту старуху?! – взорвалась Вера.

– Да, но какой голос, – веско заметил Анатолий, повернувшись к ней, и получил тычок в бок.

На смотровую площадку они попали к тому времени, когда город зажег все свои огни, которые, конечно, он смог зажечь. Особенно красиво смотрелись проплывающие по реке суда. Громадные черные туши барж с сигнальными огнями и веселые, шумящие музыкой и светящиеся всеми огнями речные трамваи, возвращающиеся с прогулок.

Неделя пролетела очень быстро.

Франция встретила проливным дождем. Может, это была Англия? Но нет, мокрый Париж был красив, хотя в то же время как-то холоден и неуютен. Зато очень даже комфортным оказался номер в пятизвездочной гостинице, который Анатолий забронировал для Веры. Особенно ей понравился мягкий, приятно колючий махровый халат. Приняв горячую ванну, Вера запахнулась в него и долго сидела в глубоком кресле у окна, зачарованно глядя на Эйфелеву башню. «Я уже в Париже и совсем-совсем ничего не чувствую. Странно».

Потом, проглотив легкий ужин, Вера заглянула во все уголки своего двухкомнатного номера, приятно удивляясь всем тем обыкновенным мелочам, которые так скрашивают жизнь в дороге. Даже новые тапочки с белыми мохнатыми помпончиками, купленные специально для этой поездки, ей очень нравились. Развалившись позже на широкой мягкой кровати, нежась в атласных простынях, она вспомнила свой старый, продавленный диван и счастливо улыбнулась.

На следующий день, оформив все необходимые документы, Вера приступила к занятиям. Обучение включало в себя не только профилирующие предметы, связанные с модельным бизнесом, но и французский язык, основы этикета, эстетики, истории искусств и истории Франции. Директор школы, как оказалось, лично знакомый с Анатолием, уделял ей особое внимание, относясь к ней даже с некоторым почтением, что Веру поначалу несколько смущало. Через месяц приехал Анатолий. Вместе они были на приеме в Российском посольстве, где Вера заметила пристальные взгляды сравнительно молодого человека.

– Обрати внимание, – шепнул ей на ухо Анатолий, – вон тот все на тебя пялится.

– Да уже обратила. Кто это? – спросила Вера без особого интереса.

– Считается перспективным политиком. Все прочат ему большое будущее, – ответил Анатолий.

– Да, чувствуется в нем что-то… только мне что за дело?

На секунду Анатолий замялся.

– Сватаешь, что ли? – И Вера отвернулась.

Чтобы скрыть неловкость, он встал и сходил за мороженым.

– Я не хочу, – сказала Вера, не поднимая глаз.

– Да, здорово ты меня уже изучила. – Анатолий сел рядом, смущенно помешивая ложечкой таявшее мороженое. – Зайка, ну тебе когда-нибудь все равно нужно… – Он запнулся.

– Остепениться? – Вера начинала злиться.

– Вера, – Анатолий немного помолчал и затем сказал веско: – Ты же знаешь, я не могу жениться на тебе. Но мне кажется, тебе просто необходимо…

– Откуда ты всегда знаешь, что мне необходимо? – перебила его Вера, но и сама тут же осеклась, так как к ним подошел первый секретарь посольства вместе с тем самым мужчиной, предметом их разговора.

– Позвольте вам представить, – сказал первый секретарь посольства, церемонно поддерживая под локоть своего спутника, – Михаил Фроловский, прошу любить и жаловать.

– Мы знакомы с господином Родичевым, – с улыбкой кивнул Фроловский.

– Позвольте и мне представить, – вставил Анатолий, – Вера Качалова, восходящая звезда отечественного модельного бизнеса.

Молодые люди раскланялись; Фроловский улыбнулся, Вера ответила на улыбку.

– Да, Виктор Сергеевич, – Анатолий взял посольского работника за локоть, – так как решается наш вопрос?

И они, извинившись, отошли в сторонку, увлеченно о чем-то беседуя.

– Не хотите мороженого? – спросил Фроловский у Веры, когда они остались одни, и было видно, что он сам этого не ожидал.

– С орехами и шоколадом, – ответила Вера, несмотря на то что одна розетка уже стояла перед ней, и изучающе посмотрела на Фроловского.

…В Шереметьеве-2 Анатолий встречал Веру с громадным букетом пурпурных роз.

– Куда это мы летим? – удивилась Вера, когда машина проскочила нужный поворот в сторону ее дома.

– Хочу показать тебе кое-что, – ухмыльнулся Анатолий.

Они подъехали к отреставрированному двух этажному особняку почти в самом центре Москвы.

– Нравится? – Анатолий полуобнял Веру за плечи.

– Ничего. – Вера невольно прильнула к нему.

– Это мой тебе свадебный подарок. – Анатолий поцеловал ее в висок: – Только не отказывайся.

– Ты серьезно?!

– Еще как. Ты же где-то должна начать свое дело.

Вера не нашла нужных слов.

– Только на свадьбу не забудь пригласить, партнер. – В глазах Анатолия бегали веселые искорки.

– Так я теперь только партнер? Да? – Вера словно старалась рассмотреть эти искорки.

– Это от тебя зависит. – И он привлек ее к себе.

В шесть утра зазвонил телефон. Вставать Турецкому не хотелось, хотя чувствовал он себя способным на такой поступок. А может, это все сон? И Качалова, и творческая мастерская – тоже сон. Ирина пихнула его в бок и сонно, но негодующе произнесла:

– Чего валяешься, как кисейная барышня? Иди!

Как и следовало ожидать, звонил Меркулов. Против обыкновения извиняться он не стал.

– Потрудись, Александр Борисович, явиться сегодня на работу к семи. Можешь перевыполнить план минут на пятнадцать.

– Почему такая спешка? Мне возвращают дело и генеральный лично желает принести извинения?

– Не паясничай. Лучше выпей кофе и приходи сразу со свежей головой. Раскачиваться и тугодумствовать некогда.

В кабинете у Меркулова в такую рань было свежо, как в хвойном лесу. Турецкий позавидовал шефу, в его берлоге свежий воздух не застаивался, вернее, как раз наоборот – застаивался.

– Есть мнение поручить тебе дело о гибели самолета, – сразу начал Костя, не давая Турецкому побалагурить.

– Что значит «есть мнение»?

– Подрастешь – поймешь. Самолет разбился в Германии, в Баварских Альпах, возле хорошо знакомого тебе Гармиш-Партенкирхена.

– А я тут при чем?

– Катастрофа произошла пять дней назад. Самолет российский, грузопассажирский, принадлежит частной авиакомпании «Глобус». Пассажиры и экипаж погибли. На месте катастрофы обнаружено около… миллиарда долларов наличными. Этот факт пока не афишируется. Авиаспециалисты работают на месте с самого начала, есть первые результаты. Кое-какие предварительные следственные действия предприняты, результата никакого, а он нужен, и срочно.

– Срочно – это когда? – съязвил Турецкий.

– Вчера, лучше позавчера, – в тон ему ответил Меркулов.

– Я, конечно, польщен оказанным доверием, особенно в свете недавних событий, – не унимался Турецкий, – но ответь мне все-таки на первый вопрос: что значит «есть мнение поручить дело мне»?

– Молодец, соображаешь, – то ли похвалил, то ли пошутил Меркулов.

– Ну, а тем не менее?

– Пришлось предпринять кое-какие шаги наверху, так сказать, удобрить почву для нужного решения.

– Удобрения органические вносил, домашние?

– Поначалу кое-кто сопротивлялся, за тобой сложилась репутация такого, знаешь, ретивого молодца, склонного делать крутые, далеко идущие выводы…

– У кого учился.

– Управляйся здесь побыстрее и прямиком в Германию – с глаз долой, подальше от начальства. Заодно встретишься со своим дражайшим Реддвеем, командировку я тебе устрою на любой разумный срок.