Текст книги "Кто правит бал"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Виктор кивнул Тельникову, чтобы тот взял на прицел дверцу водителя, а сам, также держа наготове пистолет, резко дернул на себя: труп водителя с окровавленной головой не спеша вывалился из салона. Два других трупа мирно расположились на заднем сиденье. Причем один из них, судя по всему, тот самый сибирский «авторитет» Лось, был трупом уже некоторое время.

– Еще во дворе, наверное, уложил. – Мишка покусал губу и спрятал свой «пээм» в кобуру. – Ничего, чистая работа. – И он обвел взглядом всеобщий развал.

Послышалась милицейская сирена, и подъехали сразу две машины, одна из них муровская с Соловейчиком.

– Ну, хоть так, – пожал плечами Соловейчик и тоже осмотрелся. – А почему именно в рыбном?

– Какой был, – буркнул в ответ Тельников. – У вас-то как?

– Лажа, – лаконично ответил Соловейчик. – А еще точнее, жопа. Причем полная.

– В смысле? – не понял Виктор.

– Работайте, товарищи, работайте, – пригласил Соловейчик заняться всех собравшихся общеполезным трудом: и работников прилавка, и работников законности, начавших чего-то сразу замерять, записывать, снова замерять. – Ничего не произошло такого, пора бы и привыкнуть. Что, «Новости», что ли, никогда не смотрите?

– Так чего там? – переспросил нетерпеливо Виктор.

– В смысле жопы? – уточнил Соловейчик. – Это, брат, достаточно просто. Видно, бандюков кто-то предупредил, они все и дернули. Так что если бы не вы, то вся операция коту под хвост. А так хоть что-то можно показать. – И Соловейчик с нежностью посмотрел на свеженькие трупы. – Красота.

– Да уж, – посмотрел на дело рук своих и Виктор. – Вот уж действительно день прожит не зря. – И сплюнул.

11

– И все-таки объяснишь ты мне, кто такой Мефистофель? – настойчиво повторил свой вопрос Турецкий.

– А ты вроде не слышал никогда? – Обычно жизнерадостный и брызжущий энергией Грязнов впал в состояние оцепенения, если не сказать анабиоза.

– Ну, слышал, конечно, читал даже. Был такой в немецком фольклоре. У Гете, кажется, упоминался…

– Не, это тебе не немецкий фон-барон. Он, знаешь, больше на нашего похож, которого тезка твой, Сашка, только не турецкий, а африканский, Пушкин то бишь, изобразил. Разухабистый такой, наглый. Мать его! – Оживившись на минуту, Слава опять сник и потерял интерес к беседе.

– Ну?

– Отстань. – Грязнов завалился на стол и, положив пегую свою голову на скрещенные руки, уставился в одну точку.

– Кофе хочешь? – предложил Турецкий. – Или таблетку… большую… кремлевскую?

– Команду их, гадов – кремлевскую, передушить хочу собственными руками!

– «Кремлевская команда»!!! – заржал Турецкий. – У тебя белая горячка, Славка. Ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь?! Ни за что… Но… какой такой Мефистофель? – недоумевал Турецкий. – Почему не знаю? Я всех великих полководцев знаю… Ну не темни. Поделись со старым товарищем.

– Тошно мне. Грустно и обидно, понимаешь? Как они меня сделали…

Чтобы услышать наконец историю этого русско-африканско-кремлевского преступного гения, необходимо было армянское лекарство. Турецкий сходил к сейфу и вынул вторую бутылку изумительного коньяка с премьерской дачи. Собирался поберечь, сохранить, как говорится, на черный день. Но, похоже, для Славки как раз именно такой день и наступил.

Глаза Грязнова, обычно вспыхивавшие от одного вида спиртного, остались безучастными, и даже плеск живительной влаги в стаканах не вернул его к жизни. Он, конечно, выпил, но как-то без удовольствия и, уже ставя стакан на стол, разродился тостом:

– Чтоб они все сдохли!

Турецкий налил по второй:

– Давай теперь поименно, за каждого.

Грязнов выпил молча. Турецкий налил еще.

– Хорошо, давай конкретно: пусть у господина Мефистофеля случится спонтанная лоботомия и он переквалифицируется в честного дворника.

Грязнов опять промолчал. Турецкий уже чувствовал легкий шум в голове, но мерзкое настроение друга не позволяло насладиться благостностью напитка. Пили как воду, обидно. Он разлил остатки, надеясь, что количество все же перейдет в качество.

– Славка, ну скажи хоть что-нибудь, ты меня пугаешь.

– Что ты пристал, как пьяный до радио, не знаю я ничего. И никто не знает. Есть только мифы и легенды. Фольклор, как ты метко выразился.

– Ну, давай хоть легенды.

Грязнов долго и задумчиво смотрел на пустую бутылку, возможно, выстраивая в своих отвратительно трезвых мозгах какой-то длинный ассоциативный ряд от нее или ее канувшего в лету содержимого к судьбам доставших его врагов. Но так ничего и не сказал.

«Чуть-чуть не хватило», – подумал Турецкий. Он высунулся в приемную:

– Рит, у нас на антресолях ничего не завалялось?

Маргарита посмотрела на него осуждающе.

– Рита, товарища спасать надо.

Маргарита грациозно извлекла с книжной полки толстенный энциклопедический том, за которым оказалась бутылка азербайджанского коньяка:

– Последняя.

Турецкий выразил свою благодарность отеческим поцелуем в лоб и приступил ко второй серии спасательных мероприятий.

Теперь Турецкий избрал другую тактику. Блицкриг с армянским на Грязнова не подействовал, значит, нужно применить изматывающую осаду. Дозы уменьшились до минимума, а временные промежутки между ними увеличились до максимума. Турецкий уже смотрел на мир с точки зрения геометрии Лобачевского… или, может, Римана. Отрицательна или положительна кривизна пространства, в которое он проваливался, Турецкий еще не решил. Он смутно помнил, что же, собственно, он так хотел услышать. Знал только, что другу плохо и нужно его спасать, даже ценой собственной жизни.

– Слушай, а ты уверен, что армянский хорошо сочетается с азербайджанским? – вдруг встрепенулся Грязнов. – По-моему, у меня в голове начинается какой-то Карабах…

– Нагорный?

Слава как-то по-новому оглянулся вокруг, закон диалектики таки сработал.

– Ты хочешь легенды? Их есть у меня!

Турецкий расплылся в улыбке и полез обниматься, явственно ощущая, как комната пришла в движение.

– Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга.

– Конспектируй, повторять не стану. – Грязнов быстро выпил и сдвинул посуду в сторону, освободив себе место для жестикуляции. – Внутри нашей с тобой Саша страны есть другая страна – теневая. И у этой теневой страны свое теневое население, свои теневые деньги, теневые банки, теневые заводы и фабрики, теневое правительство и теневой царь…

– В черном-черном лесу стоял черный-черный дом, – глупо хихикнул Турецкий, – в черном-черном доме…

– Хватит ржать! Полгода назад один из моих агентов, сидевший в зоне, передал сведения, что дружок по лагерю, матерый ворюга в законе Илья Кравцов по кличке Муромец, отдал концы, а перед смертью покаялся в грехах. Оказывается, он всю сознательную жизнь был осведомителем КГБ-ФСБ, можешь себе представить?! Какая ирония, он пожаловался на судьбу другому нашему стукачу! Но дело не в том, самое интересное он рассказал дальше. Не буду объяснять, какого рода Муромец привел доказательства, но их оказалось достаточно, чтобы подтвердить до того вполне эфемерный слух о том, что коррупция, разъевшая власть, переросла в самостоятельную преступную систему. В которую ты не веришь. В «Кремлевскую команду».

Турецкий уставился на него осоловелыми глазами и даже слегка протрезвел. А Грязнова уже невозможно было остановить.

– Кстати, совсем не факт, что «Кремлевские командиры» занимают высокие посты, кроме Мефистофеля, конечно. Суть коррупции ведь не в этом, а в тотальном охвате бюрократической системы. Так вот, «кремлевские командиры» заняты простым и «благородным» делом. Они объединяют многочисленные фирмы, консорциумы и холдинги «баронов» левой экономики, торгующих нашими ресурсами на Западе, получают огромные барыши и… что дальше делают, господин следователь?

– Осс-сставляют их в западных банках, – с некоторым трудом проворчал Турецкий, – в оффшорных зонах.

– Верно, и эти бабки никогда уже не возвращаются в нашу страну, с них не платятся налоги в российский бюджет, они не вкладываются в отечественную экономику. А теперь слушай. Ты требовал мифы? Примерно полгода назад был крупный скандал. В Москву приехал губернатор одной из дальневосточных свободных экономических зон. Выбил кредит под гарантии правительства. Вернулся домой – и умер. Деньги при этом, как ты, наверное, догадываешься, исчезли. И дело не в том, что его пристрелили в подъезде собственного дома, предварительно выпытав, под каким деревом он их зарыл. Дело в том, что никакой губернатор в Москву и не приезжал. Это был двойник, клон. А сам губернатор помер от инфаркта. Просто увидел себя в телевизоре – и умер.

Грязнов вдруг взглянул на отодвинутую бутылку и на свои руки, которыми он так и не воспользовался для выражения эмоций. Восстановил старый порядок на столе и налил еще понемногу.

– Ты сохраняешь ясность мысли?

– Угу, – икнул Турецкий.

– Так вот, – зашептал Грязнов, с опаской поглядывая по сторонам, – это была не единичная акция. Эти сволочи уже завели себе клонов для премьера и даже для Президента. А на случай всяких неожиданностей и двойников всех членов их семей.

Ты бы присмотрелся к своему родственничку, может, у него есть где-нибудь тайное родимое пятно – на заднице, к примеру, или в прочих интимных местах. Если вдруг что, возникнут у нас сомнения, а премьер ли это, тут мы его на толчок и убедимся. И жену его тоже не мешало бы рассмотреть поподробнее.

Турецкий горячо согласился и с остервенением закурил. Добраться до интимных мест Качаловой было его задачей номер один на внеслужебном фронте.

– А еще эти сволочи устраивают коммерческие конкурсы. Например, наши продают китайской мафии 40 процентов акций… чего бы ты думал? Контроля над территорией, скажем, четырнадцати областей России. Впечатляет?

– Славка, к-к-к-какой ты умный!

– Еще один коммерческий конкурс. – Грязнов налил только себе и резко опрокинул стакан. Турецкий, впрочем, не обиделся, ему было хорошо, и мифы грязновские такие убаюкивающие… – Закрытый аукцион по продаже завода по переработке ядерного топлива. Наши якобы построили новый завод, а денег на его содержание нет. Участие в конкурсе могут принимать только члены ядерного клуба. Причем всякие там китаи, индии и пакистаны за бедностью своей в счет не идут. Приезжают эти надутые ребята из Штатов, Англии, словом, всяческие саудовские эмираты и иже с ними, смотрят – завод крутой, народу тыщи полторы работает, городок вокруг, и все это где-то на Урале. Посмотрели, понравилось, давай торговаться, конкурс секретный, завод секретный, значит, и платежи секретные – наличкой. Купили. Через неделю приехали: ни города, ни завода, ни черта. Обиделись. Туда, сюда сунулись. А что – никто ничего не знает. Нет такого города. Сами дураки купились. Здорово?

– Слава, ты… вы трое не могли бы собраться вместе и не бегать по углам? – вежливо попросил Турецкий.

– Еще одна легенда. – Грязнова теперь было не остановить, его несло, и, решив, что новая доза взбодрит друга, он налил еще. – Теперь про нефть. Опять же права на эксплуатацию нового гениально богатого месторождения. Опять же проверки всякие. В результате продали-таки права, а через пару дней добычи нефть кончилась. Потому что и не было никакого месторождения. Закачали под землю пару миллионов тонн. Во всякие полости там, естественные емкости. Фонтан до неба. Опять же все обиделись, а виноватых нет. А слышал про войну между колумбийцами и таиландцами, которые хотели подружиться?

– Не-а!

– В известный тебе «Пятый уровень» приходит русская, то бишь российская инициатива, чтобы создать, значит, новую объединенную ударную группировку. Мы, дескать, располагаем информацией, как организовать войну между латиноамериканскими и восточноазиатскими наркобаронами и в этой войне их всех изничтожить. Только силенок собственных не хватает. Приехали, поговорили, поделились опытом – и исчезли, а к этим самым наркобаронам потекла информашка, чего против них готовится и что их организации изнутри подрывает и разрушает. За такое, между прочим, много денег получить можно.

– Ну и что, подружились?

– Не знаю. Я бы подружился.

– Слушай, а при чем тут Мефистофель? – ни с того ни с сего вспомнил вдруг Турецкий имя, с которого все началось. – И что он тебе лично сделал???

– Кроме того, что он и стоит за всем тем, о чем я тебе рассказывал, он, можно сказать, мне лично на любимую мозоль наступил. Вот на такой же сходке, которую мы прошляпили, он еще один аукцион устроил. Выставку-продажу. Распродавал по дешевке, можно сказать, секретное гэбэшное вооружение и спецсредства. И теперь любой мудак из любой группировки вполне может оказаться обладателем суперклассных жучков, всяких там прибамбасов для прослушки наших ментовских переговоров на самых секретных волнах, даже системы слежения за спутниковой связью. Короче, они нас теперь могут наизнанку выворачивать, а мы даже знать не будем.

– Прямо Мориарти какой-то… – Турецкий уже руками удерживал веки, которые норовили захлопнуться. Сознание функционировало вне его засыпающего тела.

– Мориарти таки помер, а Мефистофели… они бессмертны! – откликнулся Грязнов.

– Славка! За это надо выпить. Нали… – договорить он не смог. Прямо со стаканом в руке «важняк» заснул за собственным столом, что, впрочем, случалось с ним нередко.

Турецкий проснулся от острого запаха кофе. Он лежал на раскладушке в своем кабинете и, хоть убей, не помнил, почему спит на работе. Он был раздет и укрыт незнакомым пледом. На стуле у изголовья: чашка с кофе, стакан с растворяющейся таблеткой, очевидно, аспирина и совершенно новая, прямо в упаковке, белая рубашка. Костюм отсутствовал, ботинки тоже.

Он медленно переводил взгляд с одного предмета на другой. Быстро делать это не представлялось возможным, ибо голова гудела, как царь-колокол, который, впрочем, так никогда и не загудел. Точно! А они вчера, кажется, загудели… Кажется, со Славкой… И еще с каким-то Мефистофелем. Стараясь не делать резких движений, Турецкий встал и осторожно отправился на поиски одежды. В дверь заглянула Маргарита.

– Ой! – Они вскрикнули одновременно. Маргарита, мгновенно покраснев, захлопнула дверь с той стороны, а Турецкий, сам не ожидавший от себя такой прыти, еще быстрее снова оказался на раскладушке с пледом, натянутым до подбородка.

«Чего это я так застеснялся? – сам себя спрашивал он и не находил ответа. – Подумаешь, мужик в одних плавках и… – заглянул он под плед… – носках идет по собственному кабинету. А она-то чего так застеснялась?» Турецкий поймал себя на мысли, что впервые подумал о Маргарите как о женщине. А она же оч-ч-чень даже ничего. И краснеет так соблазнительно…

От выпитого аспирина в голове начало понемногу проясняться, и он предпринял новую вылазку. Костюм оказался там, где ему и положено было бы быть – в шкафу, аккуратно развешанный на плечиках. Ботинки стояли там же.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Войдите, – позволил Турецкий. Он был еще голый по пояс, но по крайней мере в брюках.

Маргарита осторожно просунула голову в дверь и, только убедившись, что шеф в более или менее пристойном виде, вошла.

– А где моя рубашка? – как ни в чем не бывало справился Турецкий, как будто он ночевал тут ежедневно и ежедневно его одежду убирала в шкаф Маргарита.

– Ее Ирина Генриховна забрала…

Турецкий икнул и вылезающими из орбит глазами уставился на честное лицо Маргариты.

– Кто?!

– Ирина Генриховна. Ей Вячеслав Иванович вчера позвонил и сказал, что у вас срочное совещание и, возможно, вы дома не появитесь. А потом она приехала – вы уже спали. Вячеслав Иванович ей все объяснил, а рубашку она забрала, сказала, что в такой старшему следователю по особо важным делам ходить стыдно.

– И?

– Она правда была грязная. А поскольку другую она не захватила, я сбегала в универмаг и купила вам новую. Вот.

– Это все? – Турецкий спросил осторожно, справедливо подозревая, что Маргарита несколько смягчает вчерашние события. А Ирка, ну хороша. Отомстила. Хорош бы он был в костюме и с галстуком на голую шею.

– Через… – взглянула Маргарита на часы, – семь минут у вас совещание у Меркулова. Вячеслав Иванович звонил, он тоже приедет, сказал, что пригласил Попова от вашего имени и что у него важное сообщение.

– Свинья! – ругнулся Турецкий и тут же, заметив, как Маргарита снова начинает краснеть, исправился: – Это я про Грязнова.

За семь минут Турецкий едва успел умыться и допить кофе. Голова больше не гудела, теперь она звенела пустотой. Жизненно необходим был душ.

Попов не появился, и Турецкий был рад уже этому. Грязнов как всегда задерживался.

– Радуйтесь, коллеги, я пришел, – с порога бросил Слава и не думая извиняться за десятиминутное опоздание. Он театральным жестом извлек из портфеля папку, бесцеремонно сдвинув Турецкого вместе со стулом, извлек из его стола магнитофон и, наконец усевшись, обвел аудиторию орлиным взором, убеждаясь, что является центром всеобщего внимания.

– Не умаляя своих заслуг, признаюсь, что это, – ткнул он пальцем в какую-то бумажку, – попало ко мне совершенно случайно. В 88-е отделение приперся здоровый бугай по фамилии Кобазев с синяками, справкой из больницы, что ему нанесены тяжкие телесные повреждения, и заявлением на свою жену, которая так по-зверски с ним обошлась. Цитирую заявление:

«4 сентября в 21:20 я вышел в подъезд собственного дома с мусорным ведром, направляясь к мусоросборнику, расположенному во дворе нашего дома. На площадке четвертого этажа двое бандитов в масках, угрожая мне пистолетом, заставили войти в квартиру номер 56, где оглушили меня ударом по голове, а затем связали. На бандитах была милицейская форма. Моя жена выдвинула совершенно беспочвенные обвинения в измене и вызвала милицию. Наряд испугал бандитов, и те скрылись в неизвестном направлении. Жена, не поверив моему правдивому рассказу о похищении, избила меня с применением тяжелых тупых предметов. Бандитов, которых она сама видела, присутствуя при взломе милицией двери квартиры номер 56, она назвала моими сообщниками, которые в сговоре со мной занимались с проживающей в данной квартире гражданкой Неждановой сексом в извращенной форме (для чего якобы нас и связали)».

Грязнов отложил заявление и продолжил:

– Беседовал с ним хоть и молодой, но весьма неглупый парнишка. Мог бы спустить на тормозах, но не стал. Сходил на место, посмотрел, расспросил соседей. В результате дело перекочевало ко мне, и не напрасно. Предлагаю уважаемой аудитории прослушать пленку, на которой запечатлен допрос свидетельницы, кстати, той самой вдовы, из-за которой весь сыр-бор и в квартире которой в тот памятный вечер обосновались злодеи. Кстати, великолепный экземпляр эта вдовушка – блондиночка, нестарая, ножки метра полтора…

Не почувствовав заинтересованности коллег живописанием женских прелестей, Грязнов оборвал себя на полуслове и включил магнитофон.

«Грязнов. Расскажите о насильственных действиях, совершенных в отношении вас.

Нежданова. Вечером четвертого пришли двое, сказали, что они из милиции, когда я открыла, меня оглушили и связали. Примерно через час к нам присоединился Кобазев. Они провели в квартире всю ночь. Утром их спугнул наряд. Это все.

Грязнов. А чем они занимались в вашей квартире?

Нежданова. Смотрели в окно, курили. С непристойными предложениями не лезли, вели себя культурно, насколько это возможно в такой ситуации.

Грязнов. Что, так вот просто смотрели в окно и все?

Нежданова. И все… Правда, через оптический прицел. Насколько я понимаю, снайперской винтовки Драгунова с глушителем.

Грязнов. Вы, кажется, неплохо в этом разбираетесь.

Нежданова. Мой муж был кадровым военным и иногда позволял мне пострелять из настоящего оружия. Когда-то мне это нравилось.

Грязнов. Они что-нибудь говорили?

Нежданова. Не помню дословно, но, кажется, тот, кого они ждали, задерживался.

Грязнов. Как они выглядели?

Нежданова. Один плотный, даже толстый – это капитан и длинный жилистый – старший лейтенант. Они были в масках, так что лиц я не видела, по голосу тоже опознать не смогу: говорили они шепотом.

Грязнов. Может быть, они как-то друг друга называли?

Нежданова. Нет, но капитан показывал мне свое удостоверение. Фамилия его Храпунов. Думаю, это была не подделка, только вот насколько его физиономия соответствует фотографии, не знаю. Я по глупости на фотографию и не взглянула. Хотя, поскольку я не видела лица, опознание все равно невозможно.

Грязнов. Пытались они совершить какое-либо насилие в отношении вас?

Нежданова. Скорее всего, они и не собирались меня убивать, ведь они могли сделать это сразу, как только пришли. Кроме того, их спугнули, и они едва успели разобрать винтовку, возможно, им было не до свидетелей, которые все равно ничего о них рассказать не смогут.

Грязнов. А как они могли выйти на вашу квартиру?

Нежданова. Если вы думаете, что они меня «водили» неделями, ошибаетесь, я бы заметила. Скорее всего, навели справки в ЖЭКе. У меня даже была мысль, что они и в самом деле из милиции. Понимаете, выправка чувствуется, но они не военные. Такая легкая расхлябанность, свойственная даже омоновцам, не говоря уже о простых милиционерах. Не удаль, не ухарство, а именно расхлябанность».

Грязнов выключил магнитофон.

– Кроме знания оружия вдова проявила сознательность и во всем остальном. Избавившись от злодеев, она не бросилась драить спальню, а сохранила все в первозданном виде, и мои ребята еще до криминалистов обнюхали там каждый миллиметр. Отпечатков пальцев, конечно, нет, но есть пепел, правда без окурков, есть следы смазки на подоконнике, есть ворсинки из кителя на двери и, наконец, есть засохший, но вполне пригодный для сравнительного анализа ДНК плевок на полу в сортире.

– Я восхищен твоими успехами, но, может, объяснишь наконец, к чему ты нам это все рассказывал? – Турецкий был зол на Грязнова, хотя словами, пожалуй, не смог бы выразить за что. Он потирал ладонью колкую щетину, которую не успел сбрить. А Славка, сукин сын, как огурчик. Как будто и не было ничего вчера.

– Саша, у тебя умственная недостаточность, – подтвердил мысль Турецкого Грязнов. – Так вот, для ни разу не грамотных объясняю. Эти двое злоумышленников и есть твои пресловутые загадочные менты с Лубянки, которых видели рядом с трупом Невзорова. А из окон квартиры вдовы в аккурат простреливаются окошки – кого бы ты думал? – Невзорова же.

Грязнов умолк и чуть-чуть склонил голову в ожидании заслуженных бурных аплодисментов.

– Славка, ты гений, признаю, – вынужден был согласиться Турецкий, удивляясь, когда он все успел провернуть и почему вчера ни словом не заикнулся об этом. Или заикался, только он, Турецкий, уже не соображал ни черта? – Но как мы, по-твоему, их вычислим? Что нам дали твои изыскания?

– Дело в том, что капитан Храпунов, как это ни парадоксально, действительно существует и, как ни странно, он невысокого роста, пухленький такой мужичок. По словам доверенных соседей, в данный момент он в отъезде, но не далее как завтра вернется в родное гнездо, за которым я не преминул установить наблюдение. И мы имеем реальную возможность слепить его тепленьким. Если в сортире наплевал он, вообще можно готовить дырочки для медалей, а если нет, прижмем его как следует. Главное – начало положено.

– Так поехали брать, – встрепенулся Турецкий.

– Я думаю, торопиться не стоит, – вставил Меркулов.

– Это почему же еще?!

– Капитан наш домой не вернется, и прождем мы его до белых мух.

– Издеваешься? – взвился Турецкий, как ребенок, у которого отбирают единственную конфету.

– Капитан Храпунов мертв, – пояснил Меркулов, спокойно так, без нажима, но достаточно мрачно.

– Что? – не совсем понял Турецкий.

– Убит второго сентября, его расчлененный и сожженный труп обнаружен в лесополосе в районе Чапаевки.

– И давно ты об этом знал? – с обидой спросил Турецкий.

– Вообще не знал, мне это сообщил свой человек из ФСБ.

– И нет никакой ошибки, не могли его убить позже, избавиться от исполнителя?

– Исключено, заключение судмедэкспертизы однозначно утверждает, что в день убийства Невзорова он уже был мертв.

– Приплыли, – сник Турецкий.

– А как все хорошо начиналось, – добавил Грязнов.

Турецкий вернулся к себе хмурый и всклокоченный. Срок, отведенный генеральным на раскрытие дела, истекал, а они, по сути, так и не продвинулись ни на шаг. Можно, конечно, заявить, что ему необходима аудиенция у Президента, только если это убийство уходит корнями в подвалы Лубянки, то и Президент не поможет.

Зазвонил телефон. Турецкий абстрагировался и тупо смотрел в окно, ожидая, пока звонки прекратятся. Это наверняка Меркулов, а сказать ему нечего. Турецкий мучился в поисках гениальной идеи и не находил ее. Попробовал вчера вечером заснуть, начитавшись материалов дела, в безумной надежде, что решение придет во сне. Но не было ни сна, ни решения, провалялся до рассвета, забываясь на несколько минут, но ничего, кроме кошмаров, в голову не приходило. Пробовал отвлечься и подумать о чем-то противоположном, говорят, это тоже иногда помогает, но даже в мысли о Качаловой нагло влезал тайно-секретный интеллектуал Невзоров.

Телефон выдохся на десятом или одиннадцатом звонке, но не прошло и минуты, как зазвонил снова.

«А вдруг у Кости родилась идея?» – подумал Турецкий и поднял трубку.

– Александр Борисович? – это был не Костя, голос был женский, явно какой-то секретарши. – Одну секундочку, – пропищала она.

– Угу, – буркнул Турецкий, – Борисович.

– Попов. Заместитель начальника Следственного управления Федеральной службы безопасности, – отрекомендовался собеседник, словно они были незнакомы. – Нам необходимо срочно обсудить некоторые вопросы в связи с невзоровским делом. Вы не могли бы подъехать ко мне сегодня в одиннадцать?

– Одну минуточку… – Он как бы листал ежедневник, сверяясь со своим расписанием на сегодня. («Неужели они решили расколоться? – промелькнуло в голове. – Неужели всемогущий Меркулов смог найти у них тайный рычаг, на который можно нажать? Или они опять пошлют меня подальше, только теперь открытым текстом?»). – Я смогу подъехать только в одиннадцать тридцать.

– Хорошо, меня это устраивает. – Фээсбэшник дал отбой.

Конечно, ничего важного у Турецкого на одиннадцать запланировано не было, у него вообще сегодня ничего не намечалось. Он банально набивал себе цену. Сейчас только девять двадцать, значит, еще два часа придется ходить из угла в угол и плевать в потолок. Хорошая фамилия для гэбэшника – Попов, что и говорить. Кажется, у них там и Иванов какой-то есть…

– Я слышал, у вас возникли определенные трудности с делом Невзорова? – осведомился Попов, приглашая Турецкого за небольшой журнальный столик в углу кабинета, на котором стоял пузатый с синими гжельскими петухами чайник, печенье и нарезанный лимон.

– Почему вы скрыли информацию о Храпунове? – резко спросил Турецкий.

– У меня не было оснований связывать ее с нашим общим расследованием, а значит, не было повода информировать вас о результатах расследования, проводимого моим ведомством.

«Беседа обещает быть неофициальной», – подумал Турецкий. Он уселся в кресло и сразу почувствовал себя неловко. Кресло было слишком низкое (очевидно, подбиралось по габаритам Попова), пришлось сидеть, прижав колени к подбородку, так как под столик ноги не помещались, а вытягивать их на середину комнаты тоже было неудобно. Ко всему прочему, Турецкий ненавидел чай.

Поскольку вопрос был явно риторический, Попов и не ждал ответа, он наполнил чашки и, подвинув гостю тарелочку с печеньем, продолжил:

– Могу вас обрадовать: мы сделали вашу работу за вас.

Турецкий попытался скрыть изумление, но у него вряд ли хорошо получилось.

– Вам известно имя заказчика?!

– Нам известно имя убийцы. Более того, он арестован и полностью признал свою вину.

– Я должен его допросить.

– В этом нет необходимости, вы сможете ознакомиться со всеми материалами, в том числе и с протоколом его допроса, где он подробно излагает все обстоятельства преступления. Кстати, вы даже не поинтересовались, кто он.

Турецкий углубился в чашку, делая вид, что всецело поглощен чаепитием. Все это было слишком неожиданно и слишком неправдоподобно. Что же он такое просмотрел, о чем не догадался, почему его обошли, как сопливого практиканта?

Выдержав эффектную паузу, Попов, насмешливо глядя на Турецкого из-под приспущенных век, произнес:

– Наш с вами убийца, Александр Борисович, как это ни прискорбно, работник органов, можно сказать, коллега… капитан милиции Храпунов.

Турецкий со стуком поставил чашку на стол.

– Капитан Храпунов мертв, и тому есть документальные подтверждения, – осторожно, но веско заявил «важняк», понимая легковесность этих слов: у него есть лишь сведения от Меркулова, получившего их от своего источника в этом же ФСБ. Они или блефуют, не имея на руках вообще ничего, или пытаются запутать следствие, вытащив на свет какой-нибудь хитрый факт.

– Представьте себе, жив и здравствует. Хотя, надо признаться, я восхищен вашей осведомленностью: его якобы гибель не афишировалась и даже не проходила в сводках.

Турецкий невесело усмехнулся. Неужели они устроили эту инсценировку только, чтобы сбить его со следа и остановить на полпути? Если бы Попов не убедил их с Грязновым, что Храпунов мертв, они взяли бы его сами и не пришлось бы сидеть здесь в роли нерадивого школьника. Он же сам видел заключение экспертизы.

Попов поднялся и вынул из сейфа папку, которую с легким поклоном протянул Турецкому:

– Читайте, если будут вопросы – обсудим.

Турецкий в первую очередь отыскал в деле собственноручные показания Храпунова и изучил их самым тщательным образом.

«…В феврале 1999 г. я был внедрен в состав боевой бригады мафиозной группировки «Юго-Запад» с целью получения информации о структуре, руководстве и деятельности этой организации. Понимая рискованность своей миссии, я подготовил себе путь отхода. Если бы мне угрожала опасность, я собирался инсценировать собственную смерть, чтобы избежать мести со стороны группировки. Для этого я изготовил металлический штифт, копию того, что вживлен мне в правую ногу, с такими же номерами.

4 сентября я получил задание убрать адвоката, работающего на конкурирующую группировку. У меня был напарник, некто Самусев Игорь Евгеньевич. Мы проникли в квартиру, из окон которой хорошо простреливались окна квартиры жертвы. Несмотря на то, что напарник снабдил меня фальшивым удостоверением, я предъявил хозяйке квартиры свое настоящее в надежде, что она запомнит мою фамилию и руководство получит дополнительную информацию об этом убийстве. По этой же причине я сделал все возможное, чтобы женщина осталась жива.

Мишень ночью так и не появилась, но вызванный наряд милиции заставил нас прекратить наблюдение. Выйдя из подъезда, мы увидели жертву и начали преследование. На Лубянской площади я застрелил этого человека.