Текст книги "Ящик Пандоры"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Никина квартира снова наполнилась народом. Горелик и шофер Митя со скоростью звука бросились вниз по лестнице.

Ирина поила Нику водой из-под крана, но успокаивала всех сама Ника, приговаривая: «Вы не беспокойтесь, я действовала в пределах необходимой обороны. Так ведь, Константин Дмитрия?».

Полковник Романова с прокурором-криминалистом Моисеевым заняли оборону в дверях и не пускали в квартиру Шахова, который держал на руках Кешку.

У стены стоял Меркулов и отрешенным взглядом смотрел на Нику. Нет. Не на Нику. Он смотрел на ожерелье, у которого был сломан золотой листочек, а в орнаменте сверкала латинская буква «N»...

Когда оцепенение прошло, Меркулов протянул руку к телефону и набрал нужный номер:

– Говорит Меркулов из прокуратуры федерации. Срочно направьте дежурную следственно-оперативную группу по месту совершения убийства. Диктую адрес...

Меркулов положил трубку и не терпящим возражений тоном сказал, обращаясь сразу ко всем:

– Ирина забирает Кешу, и Горелик везет их ко мне домой. Виктору Степановичу придется задержаться, также и тебе, Семен. Шура, дождись бригаду и сразу езжай на Петровку...

– Ну почему мы никуда не едем? – оглашал Кеша криком подъезд.– Почему вы нас с дядей Витей никуда не пускаете, тетя Шура и ты дедушка Семен!

Ника подошла к двери, взяла сына у Шахова, сказала еле слышно:

– Маленький мой, ты сейчас поедешь с Ирой в одно место, я туда скоро приеду.

Ура! Ира мне разрешает дудеть!

Ника поцеловала его и снова сказала очень тихо:

– Господи, какой же ты у меня глупенький...

Прибежали Горелик и Митя: в квартире в соседнем подъезде они нашли инвалида с кляпом во рту, привязанного к своей коляске.

– Дядя Толя! Вези нас скорее в одно место! С Ирой! Я вам буду играть на трубе!

Ника отрешенным взглядом следила, как закрывались автоматические двери лифта, не слышала, как ее о чем-то спрашивал Меркулов. Когда поняла – тронула красивое ожерелье, ответила задумчиво:

– Виктор Степанович всю жизнь ждал меня, это залог нашего будущего.

Она не заметила, как подошел Шахов, почувствовала его руки у себя на плечах.

– Константин Дмитриевич, это ожерелье досталось мне при весьма тягостных обстоятельствах, очень много лет назад. У меня такое впечатление, что вы им очень заинтересовались. Почему?

Меркулов достал из нагрудного кармана фотографию:

– Это моя мать. Она была убита... тоже много лет назад... из-за этого ожерелья.

У Шахова кровь отлила от лица, обнажился шрам на щеке.

– Константин Дмитриевич... Это невозможно...

С улицы послышались сирены милицейских машин.

– ...Это невозможно... Я должен... обязан дать вам объяснения. Когда все это – все это будет закончено.

Следственно-оперативная группа приступила к осмотру. Дежурный следователь потерял дар речи, обнаружив среди свидетелей начальника московского уголовного розыска, двух прокуроров – из республиканской и московской прокуратур – и союзного министра. С самого начала стало ясно, что расследование убийства бежавшего из мест заключения Транина будет проведено максимально объективно и не повлечет за собой никаких юридических последствий для Вероники Славиной.

* * *

Номенклатурный дом из красного кирпича, построенный усилиями ХОЗУ бывшего Совмина, в котором проживал Красниковский, стоял рядом с метро «Фрунзенская». Троица в составе Грязнова, Монахова и Турецкого прикатила в ремонтном пикапчике под видом бригады слесарей. Все были сосредоточены, одеты в телогрейки и сапоги и несли в руках ящики с инструментарием, резиновые шланги и прочие нужные для работы причиндалы. Дежурная тетя Фрося встретила их как родных:

– Наконец-то, братва, приехали, спасибо вам, заявка дадена еще с неделю назад, а жильцы, люди сурьезные, жалятся: в унитазах непорядок, срамотища оттедова всякая то и дело вылезает.

Бригада двинулась по этажам искать причину засора, пока не оказалась у заветных дверей квартиры, занимаемую товарищем Красниковским, известным борцом с организованной преступностью, в прошлом не менее знаменитым боксером-полутяжем, чемпионом спорт-общества «Динамо».

Хитрые импортные замки Грязнов открыл довольно быстро с помощью подбора ключей: в его связке, полученной в свое время от профессионального квартирного вора, их было более двухсот. Правда, Грязнов утверждал, что в своей предыдущей жизни он был квартирным взломщиком и кое-какие навыки, видно, перешли в эту. Визитеры ожидали увидеть квартиру, оформленную в соответствии с данными, полученными негласным следствием. Но вместо пред ними предстал спортивный зал средних размеров. Мебели почти не было, на полу лежали маты, а с потолка свисала бокрерская груша. У окна стоял, сверкая стальными деталями, заграничный станок для накачки мускулатуры, каким пользуются культуристы всех стран. Где в этом царстве брутальности могли затеряться маленькие хрупкие дискеты?

– Он что, спит вот на этой койке? – спросил совсем растерявшийся Монахов, указывая на массажную кушетку.

– Может, мы не туда попали, а? – Турецкий тоже был растерян.

Но в самом большом столбняке находился Грязнов:

– Не, ребята, тут что-то не так. Но я же знаю, что Артур живет в этом доме.

Слава, разве должны быть сомнения, что это его квартира? Вон его тренировочный костюм валяется с вензелем «АК».

– Но делать нечего, давайте приступим,– сказал Турецкий.

Сыщики разделили зал, кухню, ванную, кладовку и коридор на квадраты и приступили к заведомо незаконному обыску. Через тридцать пять минут в оперативной среде началось волнение. Через час Грязнов, словно собираясь качать мускулатуру, сел в крохотное креслице станка для культуристов и произнес надгробную речь:

– Никогда в жизни я так остервенело не искал вещдоки. Тут ничего нет. И не было. Это уж точно. Надо отсюда отваливать, а то поздно будет. Нас могут застукать.

– Слава,– сказал Турецкий,– вы тут с Васей пройдитесь еще раз, а я сейчас вернусь.

– Только больше не езди за сигаретами к Ключанскому! – прокричал ему вдогонку Грязнов.

Турецкий зашел в ванную; не перекрывая воду, отвинтил кран, услышал, как вода шумным потоком устремилась вниз.

«Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» – сакраментальная фраза, не дававшая Турецкому покою с момента появления троицы в Артуровой квартире. Не может, думал он, медленно спускаясь пешком по лестнице,– потому что кроме тренировок по наращиванию бицепсов, у человека должно быть место для сна и еды. Что-то он не замечал у Красниковского рахметовских замашек, особенно последнее время. Почти десять дней тому назад Ника ошиблась квартирой, и это повлекло за собой, мягко выражаясь, кучу неприятностей. А если сейчас они трое, двое оперативников и следователь, тоже забрели не в ту квартиру?

На третьем этаже кто-то кричал в телефон:

– Фрося! У нас вода сейчас квартиру зальет!

Тетя Фрося встретила Турецкого руганью:

– Чтой-то вы за мастера такие? На третьем этаже у людей ванна водой переполнилась и в квартиру натекла, а они только что ремонт сделали. Я вот в твою контору щас побегу... Чего тебе надо-то?

– Контора наша сегодня закрыта, мы сверхурочно работаем по воскресеньям,– сварганил Турецкий нескладное оправдание,– а вода льется из квартиры полковника милиции, высокого такого. Я у него в прошлый раз чинил.

– Вот и начинил! И не полковник он, а подполковник! А в какой квартире-то? В одной он только мышцы свои развивает, а живет-то в Ксюшкиной, двери-то рядом.

– А-а! Так это я сейчас мигом!

Фрося попыталась изложить Турецкому историю взаимоотношений подполковника с дочерью покойного нынче маршала Советского Союза Ксенией Н., которая в награду за любовные дела оставила Красниковскому «цельную квартиру», а сама живет в Ялте, но Турецкий уже жал кнопку звонка на четвертом этаже и кричал громко, чтобы слышно было тете Фросе:

– Здравствуйте, товарищ подполковник! Мы только краны проверим, товарищ подполковник! Из вашей квартиры вода вниз проникает!

На его крик выскочили из спортзала Красниковского Грязнов и Монахов.

– Мы не ту квартиру шмонали? – испуганно спросил Вася.

– Ш-ш! Слава, тебе придется еще раз вернуться в свою предыдущую жизнь,– сказал Турецкий шепотом и пошел закручивать краны в ванной комнате.

В шикарно обставленной трехкомнатной квартире сыщики обнаружили в ящике с грязным бельем переносной сейфик. Пока Турецкий и Монахов производили для страховки дальнейший осмотр квартиры, Грязнов пыхтел и матерился над этим сейфиком, приговаривая:

– Я же вам сказал, что я в той жизни был взломщиком квартир, а не медвежатником! Если мы хотим все чисто оформить, то замочек-то ломать не стоит... Ага-а... Тут вот хреновина... Попробуем этот шпиндель... Ребята, все сюда! – Грязнов с торжествующим видом вытащил из несгораемого ящичка две коробки с дискетами.– Давай, Сашка, засунь Никины дискеты сюда, а с этими быстро едем на Петровку. Василий, на тебя смотрит вся Россия. Мать-начальница сейчас выделит в твое распоряжение компьютерную установку.

– Товарищ майор, программы могут оказаться некомпатибельными, может, ничего не получится.

– Ты мне такие слова не произноси, я их все равно не понимаю. Я сейчас одному специалисту позвоню, призову на помощь.

Вся операция, включая обыск в квартире Красниковского, заняла чуть меньше трех часов. Без пятнадцати пять «слесарная бригада» села в свой пикапчик.

49

..Косой зажал в кулаке нож, стал на четвереньки. Еще два шага.» шаг... и нечеловеческим усилием Косой выбросил натренированное тело вниз...

Очкарик выскальзывал из рук, старался перехватить нож, Косому обожгло руку острой болью – треснули под ладонью очки, на секунду отдернул руку от лица очкарика, и тот уже сидел верхом на Косом, сжав ему коленями ребра, не давая дышать, но до ножа не мог добраться, только гнул к земле руку с ножом, по лицу его, из-под разбитых очков, тонкой струйкой текла кровь. Извернулся Косой немыслимо, отбросил от себя очкарика и рванул что есть силы через забор, уходил задворками, где каждый куст ему был знаком. Возле шоссе притаился, увидел, как «виллис» выполз на дорогу, без очков-то, видно, боялся водитель развивать скорость. И спохватился: второпях выронил где-то на участке нож Монгола, именной. Дознается Монгол – достанет его из-под земли.

Бросился обратно, к редакторской даче, что уже пылала во всю мочь, рысью пробежал по участку, шаря руками по усыпанной хвоей земле, от страха никак не мог сообразить, где нож выронил. Наткнулась рука на что-то твердое, обрадовался было – нож, нет, железяка просто. Но сверкнула «железяка» переливчатыми камушками, ложечка такая, какими в кино о старинной жизни торты в тарелку накладывают, очкарик-то со слепу да в спешке не заметил, наверно, что из чемодана вывалилась. Посмотрел Косой дальше, туда, где «виллис» стоял... Мама моя родная, растерял очкарик богатство целое! Забыл Косой и про нож, и про Монгола, руки тряслись как в лихорадке, запихнул за пазуху, что сумел найти, пока народ на пожар не побежал... .

Через двое суток вышел он на вокзале в Новороссийске из поезда, продал на толкучке одну вещичку за три тысячи, понял, что оставаться ему в Новороссийске после этого нельзя, кому надо – уже взяли на заметку. Сел на пароход до Одессы, потому что слышал, там в больнице делают операции, глаза восстанавливают, не хотелось ему больше Косым ходить. Ну, приехал, а в больнице очередь на два года вперед расписана. Он, конечно, приоделся на вырученные от вещички деньги, комнату снял приличную. Хозяйка ему посоветовала: купи подарок какой для тетки в регистратуре, она тебя без очереди к доктору запишет. Он покупать не стал, а подарил ей колечко с синим камушком, потом уж узнал, что он сапфиром называется. На следующий день сделали ему операцию, глаз на место поставили, только шрам вот на щеке остался.

Продал он остальные побрякушки, послал матери деньги большие, оставил себе только одно ожерелье, как талисман, да за него много и не давали, камни-то оказались не настоящие, и листочек один сломан. И нравилось оно ему очень, все мечтал: встретит девушку, которую звать будут Надеждой или Натальей, например... Деньги, конечно, скоро кончились, задешево ведь все продавал, не понимал в этом ничего, да и боялся тоже. Тут как раз комсомольский набор на целину объявили, чего не поехать, не попробовать? Ребята хорошие в бригаде попались, не шантрапа какая, как у Монгола, закончил вечернюю среднюю школу, ему только десятый класс остался, поступил – тоже в вечерний – экономический...

– А после, Константин Дмитриевич, уже неинтересно, просто скучно даже, вот только сейчас жизнь вдруг заиграла, когда стукнуло пятьдесят пять и в лице Ники явилась мне судьба...

– Боже мой, Виктор Степанович, я ищу этого человека, очкарика вашего, целый год! Мишка-Кирьяк, Михаил Кирьякович Дробот, Михаил Кириллович Дробот, убийца моей матери. Я вас очень прошу, не говорите ничего Нике, для нее это ожерелье теперь тоже талисман. Прошлого не вернуть, Дробот канул в вечность...

– Прошу подписать протоколы, осмотр закончен. Все свободны.

Дежурный следователь изо всех сил старался доказать свою объективность.

* * *

Банка из-под консервов, бутылка из-под водки, остатки батона, магнитофон. Три велосипеда у дерева. Поодаль – «москвичонок» восемьдесят второго года рождения. Четверка молодых людей только что закончила наскоро организованный пикник. У одного из них на голове «плэйер», девушка – одна на троих – некрасивая, лицо в рябинах. Двое парней играют в солдатское очко. Парень с наушниками взял пустую бутылку, понюхал. Крикнул громко:

– Татьяна, твоя бутылка водкой даже не пахнет!

– В ней водка была месяца три назад! – так же громко ответила девушка и прижала палец к губам: со стороны дороги послышался слабый шум автомобильного мотора. Компания снялась с места в одно мгновение и направилась – нет, не к «москвичу», а к хорошо замаскированной среди деревьев «волге». Парень с «плэйером» сел за руль и, когда вдалеке показался «ягуар», осторожно тронул с места, одновременно сняв трубку радиотелефона:

– Тринадцатый! Грязнов! Грязнов!.. Александра Ивановна, это вы? Четырнадцатый говорит! Следую за машиной, «ягуар» темносиний, номерной знак 27-27 МЮО, идет по направлению к городу! Высылайте к развилке смену!.. Что?. Не слышу! Ничего не видно, стекла у них зеркальные, еду на дистанции!.. Александра Ивановна! Сзади «БМВ» показался! Тот самый! Я его сейчас пропущу вперед!

Он рывком снял наушники, включил на полную громкость магнитофон. Сбросив скорость, завилял из стороны в сторону, вроде бы заигрывая с беэмвешкой, сзади раздался предупреждающий гудок, «БМВ» обошел их на полной скорости справа. Компания в «волге», радостно хохоча, замахала руками в открытые окна. Водитель «БМВ» злобно окинул их взглядом. На заднем сиденье, рядом с сухоньким человеком в очках, сидел майор Роман Гончаренко и невозмутимо курил сигарету.

На развилке шоссе двое из «ягуара» пересели в «БМВ», и сверкающий зеркальными окнами темно-синий красавец развернулся в обратном направлении.

* * *

Взяв на развилке шедевр немецкого автомобилестроения в коробочку, муровцы довели его до Фрунзенской, до известного краснокирпичного дома Красниковского. Здесь предстояло действовать в зависимости от развития событий.

Не успели фигуры Гончаренко и еще трех мужчин скрыться в подъезде, как к дому подвалили еще два лимузина иномарки. Великолепие этих заграничных тачек довело Грязнова до исступления.

По улице спешили прохожие, мамы и бабушки прогуливали детей, шли в обнимку парочки. Надо было готовить своих ребят к заварушке с непредсказуемыми последствиями. В первую очередь обезопасить ничего не подозревающих жителей столицы. Грязнов отдал необходимые распоряжения, расставил своих оперов по горячим точкам, предупредил, что могут появиться и другие участники драмы.

– Туго придется Ромке. Теперь, Сашка, нам надо подумать, как его выручать.

– Гончаренко?

– А что он, не человек? Паскудный, но человек... Курить хочешь?

– Еще бы.

– На вот, у меня машинка для набивания гильз. Турецкий отложил в сторону пистолет и, не отводя взгляда от улицы, соорудил сигарету – получилась она в форме дуги, затянулся.

– Теперь все зависит от сыскной расторопности вечевцев. Успеют до приезда хозяина, возьмем их по-тихому, пусть Шура с ними разбирается. Или сам республиканский прокурор. Не успеют – пусть сами между собой разбираются. Нам главное Романа изъять.

– Как ты думаешь, Бес с ними приехал?

– Один из них гебистский генерал Феоктистов. Из других двоих я кладу глаз на этого сухонького, такой, знаешь, сучок...

– Он мне напоминает какой-то пушкинский персонаж.

– Пушкинский?!

– Ну да. Знаешь, Пушкин делал сам зарисовки. Если ему рожки приставить, как раз герой «Сказки о попе и работнике его Балде». Бес.

– Ты что, шутишь?!

– Нисколько... Слава, смотри!

– Вижу, Сашок. Ну, думаю, начинается свистопляска. Кончай курить, бери оружие в руку.

Из переулка вырвалась машина, завизжали тормоза, остановилась напротив подъезда, из нее вывалились бодрячки во главе с Артуром Красниковский. Вслед за ними подвалил джип, но пассажиры остались на месте.

Грязнов поднял трубку радиотелефона:

– Всем, всем. Приготовиться.

* * *

Четвертый час бились Борко и Монахов над разгадыванием компьютерного ребуса, но на экране кроме палочек и нулей ничего не возникало. Когда были потеряны все надежды, Монахова осенило:

– А что если попробовать дискеты, которые мы нашли в могиле в усадьбе? Они ведь находились там, где был обнаружен труп генерала Сухова. Может, там есть .ключ.

Борко пожал плечами, а Романова послушно пошла за вещдоком.

– Молодец, Вася, просто молодец, смотри, здесь конвертирующая программа. Вот идиоты, даже не сообразили сломать дискеты.

– Да им и в голову не могло прийти, что мы на это кладбище набредем, Андрей Викторович! Если бы следователь Турецкий...

– Подожди, Вася... подожди,– тихо проговорил Борко и закричал: – Александра Ивановна! Немедленно свяжитесь с Меркуловым, пусть срочно едет сюда!

По мере прочтения компьютерного текста Борко становилось все понятнее, почему люди из закулисных организаций так упорно охотились за Никой, Турецким и другими лицами, так или иначе причастными к тайне.

Дело в том, что нажать на кнопку «пуск» и начать Третью мировую войну, атомно-водородную бойню, не просто. Существует три чемоданчика с кодами. Один у президента страны Горбачева. Второй у Язова в Министерстве обороны, и третий – у председателя КГБ Крючкова. И только согласованными действиями этих лиц можно задействовать начало или, наоборот, отменить войну.

Перед глазами же Борко светился на экране компьютера четвертый, основной код, разработанный в сверхсекретном институте – почтовом ящике генерал-лейтенанта Сухова. Этот код был изготовлен по заказу военно-промышленного ведомства, главного хозяина державы – «Вече». Напрасно президент, военный министр и шеф тайной полиции думают, что они вершат судьбами мира. Обладатели четвертого кода не нуждаются в партнерах: они могут санкционировать пуск атомно-водородных боеголовок в сторону США, Великобритании, Китая или любой другой страны на четырех континентах. Посчитают, что еще не время – дадут отбой, и все предыдущие команды (президента, министра, председателя) – летят к чертовой бабушке!

– Вот уж действительно ящичек Пандоры обнаружили наши ребята у Красниковского! – сказал Меркулов после длительного молчания.

– Я кажется, понимаю, что произошло. КГБ задумал организовать военный переворот. Эти ваши фигуранты, Красниковский, Амелин и иже с ними, знали, что Сухов обладает этим кодом. Амелин искал связи с Суховым напрямую, но тот успел передать сумку этому гебешнику... как его...

– Да, товарищ Шахов, Билу, то есть Биляшу. Наш Александр Турецкий примерно вычислил все эти ходы. Красниковский через Валерию Зимарину и нашего Ромку Гончаренко вышел на этого Била, убил его и забрал сумку с дискетами. Он пытался сделать копии у своей стукачки Бальцевич, но Грязнов помешал.

– Александра Ивановна, а если она все-таки успела сделать копии? – спросил до сих пор хранивший гробовое молчание Семен Семенович Моисеев.

– Ни на одном персональном компьютере сделать копии с этих дискет нельзя,– сказал Борко,– могу объяснить, почему, но это длинная история.

– Нет, нет, Андрюша,– замахал руками Меркулов,– как-нибудь в другой раз.

– Что же нам делать, товарищи? Может, связаться с прокурором республики, передать ему все это имущество? – развел руками Шахов.

– Мне кажется, никто из вас не отдает отчета в том, что мы держим сейчас в руках,– сказал Борко.– Простите мою некоторую аррогантность, но мы не можем возить вот так просто это смертоносное для всей планеты чудовище. Его надо уничтожить.

– А если записать все это дело в память и сделать протекшн? А дискеты уничтожить.

– Между прочим, это хорошая идея, Вася.– Борко засмеялся: – Александра Ивановна, лейтенант Монахов сегодня второй раз предлагает судьбоносное решение. А если без шуток, то он просто молодец. Будем живы, я его заберу у вас, вот увидите.

– Что значит «будем живы», Андрей? – возмутилась Романова.– Но Василия я тебе не отдам, не мечтай. Я его поставлю начальником своего компьютерного отделения. Чего ты краснеешь, Василий? Стрелять-то каждый научится, а вот с умными машинками возиться не каждому дано.

– Ты совершенно права, Шура,– сказал Меркулов,– я, например, перед ними испытываю просто страх.

– Значит, решаем так. Переписываем все в память компьютера и устанавливаем защиту от посторонних. Кстати, я обнаружил одну вещь: здесь имеется один компьютерный код, Сухов назвал его «Коромысло», стерев который мы лишаем возможности кого-либо и когда-либо воспользоваться программой для начала войны. Я тебе сейчас, Вася, покажу, как это делается. Но кроме того, надо сделать копию компьютерного кода под названием «Колодец», это зашита против предыдущего кода. Я предлагаю немедленно отвезти дискету с этим кодом в безопасное место.

– Думаю, что мы попросим Семена Семеновича сделать это. Моя машина с шофером в вашем распоряжении. Я сейчас свяжусь с Ельциным, попрошу его вас принять. Расскажите ему все, что знаете. Я уверен, что он найдет это самое безопасное место, Андрей Викторович.

Шахов направился к телефону и довольно долго говорил с кем-то, и голос его заглушался жужжанием компьютерных агрегатов. Затем вместе с Борко он проинструктировал Моисеева. И тот, взяв в руки портфель с документами, засеменил к выходу, забыв в попыхах свою палку.

Борко и Монахов вновь углубились в экран терминала, а Романова сказала с тревогой:

– Что-то от Турецкого с Грязновым никаких.. известий.

* * *

Двери подъезда распахнулись прежде, чем Красниковский со товарищи успели их открыть. В мгновение ока из двух лимузинов и джипа выскочили парни с автоматами. Две группы застыли друг перед другом, только стволы автоматов покачивались из стороны в сторону, а Красниковский истошно заорал:

– Они украли сейф!

Но никто не двигался с места. Начавшая было собираться вокруг них толпа рассосалась словно по мановению волшебной палочки. На улицу ворвалось несколько милицейских машин, с каскадерской ловкостью заблокировавших путь к отступлению враждующих групп. Из каждого окна, как из бойниц, торчали стволы.

– Рома, садись! – крикнул на ходу Грязнов.

Вслед за грязновской машиной к подъезду подкатила другая с открытой дверью. Гончаренко сложился пополам, ударил головой в живот одного из автоматчиков и не разгибаясь устремился к машине. Но тут сухонький мужичишка в очках вцепился в майорский китель, и тут бы обоим и конец пришел, но один из милицейских саданул из автомата первым, вражеские автоматчики – какие неизвестно – дали ответную очередь, но Гончаренко уже втащили в машину вместе с сухоньким, а машина мчала к Крымскому мосту. Остальные муровцы развернули свои авто, прикрываясь предупреждающим огнем, взрывая на мостовой асфальт.

– Уберите от меня этого шизика! – вопил Гончаренко, стараясь высвободиться из цепких рук сухонького, но тот, видимо, от страха совсем потерял голову и все лез куда-то вперед, толкая шофера, как-будто норовил выпрыгнуть в водительское окно.

– Успокой ты их обоих, Татьяна! – зло сказал водитель.– У меня бак пулей пробило, бензин хлещет, не дотянем до Петровки. Если я буду вилять, взлетим на воздух!

Оперативница Татьяна Мозговая повернулась с нацеленным на «шизика» пистолетом:

– Гражданин, оставьте майора в покое! .

Тот внезапно сник, затравленным взглядом окинул оперативников.

– Кто вы такой? Как фамилия?.. Чего молчите, сейчас вам в угро все равно допрос с пристрастием устроят, придется все выложить.

– Тань, фамилия ему – «Бес»,– сказал Гончаренко, разглаживая майорскую форму,– у него за пазухой под курткой две коробки, которые он у Красниковского спер.

50

19 августа 1991 года, понедельник, 1 час 15 минут

В компьютерном отделении температура воздуха не поднималась выше шестнадцати градусов, но присутствующие не замечали холода.

В отсеке, где стояли печатные устройства, Романова слушала сбивчивый рассказ Гончаренко. В глазах майора светилась заискивающая надежда.

– ...У него там дворец охерительный, Александра Ивановна, бабы полуголые снуют, бассейны теплые и горячие. Когда меня туда привели, он с девками в бассейне плавал. Я его целый час ждал. Сказал – хочу поговорить с ним наедине... Ну, как мне было велено, выкладываю все про Биляша, Валерию и Артура. Не поверил сначала, глазами под очками заметал из стороны в сторону, еще раз мою карточку пропустил через аппарат и руку мою на рентгене просветил. Феоктистов, генерал комитетский, перед ним заискивает, и вот смеху-то, Александра Ивановна, они его знаешь как там все называют? Дорогой.

– Чего это «дорогой»?

– А вот просто так – дорогой и все тут.

В отсеке для терминалов Меркулов и Турецкий задавали Бесу один за другим вопросы, ни на один из которых тот не отвечал. В стороне сидел Виктор Степанович Шахов и внимательно следил за судорожными движениями Беса. Неожиданно он встал со своего стула и, не спрашивая разрешения следователей, сказал твердо:

– Зачем нам в детские игры играть, гражданин Бес? Мы знаем ваше имя. Никакой вы не боец невидимого фронта, уж кто эту легенду придумал, не знаю, вы сами или ваше окружение. Вы просто бандит с большой дороги. Вы начали отстраивать тайную организацию «Вече» много, очень много лет назад, на деньга, заработанные на крови невинных. Перед вами сидит Константин Дмитриевич Меркулов, чью мать вы убили собственными руками ради мелкой драгоценности. Так как вы сейчас прозываетесь, Михаил Кирьякович Дробот?

Меркулов схватился за сердце, отстранил бросившегося к нему Турецкого и достал из кармана нитроглицерин.

– Как... откуда вы...

– А он нисколько не изменился, только постарел и ссохся за эти тридцать пять лет. Я его сразу узнал, у меня память на лица хорошая. А когда он нос стал ладонью тереть, вот так – снизу вверх, никаких сомнений не осталось.

Бес сложил руки на груди и заговорил скороговоркой, да так быстро, что нельзя было его остановить:

– Да, я Дробот, Михаил Кирьякович. Что с того? И что вы, мелкота, обо мне знаете? И как вы смеете судить обо мне? Не вашего это ума дело! Разве я для себя грабил? Богатство – пыль, я власть получил неограниченную, вот что главное.

В отсек вошла Романова, остановилась в изумлении. За ней пришли Борко и Гончаренко. Один Вася Монахов все еще колдовал у экрана, да Грязнов сидел-истуканом рядом с ним, спал с открытыми глазами.

Меркулов улучил секундную паузу, спросил:

– И как же вы употребили «золотой» чемоданчик Берия после того, как убили в пятьдесят шестом году подполковника госбезопасности Федотина, сожгли его живьем в Тайнинке?

– Да не подох он, с ума сдвинулся только. Я его сам в больнице навещал, ничего он не помнил. Как употребил? А так и употребил. Мои – слышите – мои денежки во всех банках за границей лежат! Передо мной на коленках говно это, Крючков, ползает, как до него другие ползали и будут ползать дальше. Захочу – озолочу, захочу – по миру пошлю. Вам вот жрать сейчас нечего, а у меня целая армия в золоте купается.

Меркулов смотрел на сидящего перед ним вертлявого старика и никак не мог совместить облик Беса с образом убийцы его матери, что сложился за десятилетия в его воображении. Он клялся себе, что убьет Дробота собственными руками, и вот он может это сделать прямо здесь, и он готов ответить по закону за акт возмездия, но уже знал, что не сможет убить его никогда. Ничтожная личность, похвалявшаяся своей властью над председателем КГБ! Насколько же тогда ничтожна личность самого шефа госбезопасности!

– Зачем вам эти дискеты были нужны, Дробот? – спросил Шахов.

– Как – зачем? Разве вы смотрите на жизнь нашими глазами? Я речь веду об истинных патриотах родины. Я против перестройки, против Горбачева. И против Ельцина вашего тоже. Почему? Да потому, что не могу смотреть равнодушно на то, как вы государство наше Российское, сверхдержаву нашу, разваливаете к херам собачим! То, к чему Горбачев в сговоре с Ельциным ведут, страшнее всяких заговоров ЦРУ и НТС. К распаду они, вы все, псы, ведете! Вам насрать, что американцы с сионистами план имеют нашу империю российскую, сверхдержаву нашу развалить. Но я не допущу разгула анархии.. Не допущу конца государства нашего многонационального. Не дам развалиться силе и мощи. Не позволю, господа демократы! Вот будет у меня в руках эта штучка, все поставлю на свои места!

– Не будет, Дробот, кроме тюрьмы ничего у тебя больше не будет, так и помрешь в тюрьме.

Романова сплюнула и сняла телефонную трубку – вызвать конвой.

Грязнов очнулся от забытья, огляделся – кругом были только серые стены без окон со стальной дверью, запертой изнутри на замысловатый замок.

– У меня есть растворимый кофе в кабинете, пойду принесу вместе с чайником кипятка,– сказал он и пошел откручивать запор.

Но через минуту его рыжая голова снова показалась из коридора.

– Ребята,– заорал он с порога,– мы сидим в склепе, а там по улице танки идут! И бронетранспортеры!

Все вскочили со своих мест, но Грязнов влетел в помещение словно внесенный стремительным ураганом, перевернулся в воздухе, опрокинулся навзничь. Дверь поползла, открылась до отказа. На пороге стояло десятка полтора парней в пятнистых комбинезонах с «Калашниковыми» в руках – отборный отряд спецназначения КГБ СССР.

– Не двигаться! Ни с места!

– Хлопцы, вы что? – слабо произнесла Романова, расставив руки, словно хотела защитить всех у себя за спиной.

Раздался хлопок выстрела, Шура охнула и стала оседать на пол, схватившись за плечо рукой. В проеме двери показался Красниковский с пистолетом, еще дымящимся от выстрела. И тогда уже ни о чем не думая, проклиная себя за то, что оставил пистолет в портфеле, Турецкий бросился на него, и они повалились на пол, сомкнувшись в общем клубке.