Текст книги "Контрольный выстрел"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

Что тут было возразить! Как объяснить, да и нужно ли, что понравилась – совсем не то слово. Турецкий понял смысл «всемирного потопа»: это когда остается лишь одно-единственное последнее желание, после которого только небытие и полная тьма.

Он взглянул на часы: половина шестого утра, а за окном, затянутым блестящей кисеей шторы, только еще наметился рассвет. Следовало в любом случае заехать домой и сменить рубашку. Но… как избежать встречи со Славой? Хотя бы сейчас… Чего-нибудь соврать – не вопрос. «Да что я, в самом деле, как мальчишка какой?! – возмутился вдруг Турецкий. – Кому, действительно, какое дело до моих приключений!»

– О! – ухмыльнулась Татьяна. – Вот таким ты мне больше нравишься. А то хмуришься по всякому пустяку.

«Если Танька еще и мысли читает?..»

Турецкий начал по привычке быстро одеваться. Этот процесс всегда занимал у него в отличие от Грязнова максимум две минуты. Татьяна с усмешкой наблюдала за ним.

– Образцовый любовник, – сказала наконец. – Ну, ты поехал? Тогда помни, о чем я сказала. Я – единственная хозяйка того, чем владею. И кому и как я это отдаю, мое дело.

Она проводила его до входной двери, где снова обволокла руками, всем телом, и Саша почувствовал, что если немедленно не уйдет, то уже точно не уйдет долго. Татьяна не хотела ему зла и – отпустила. Тем более что уже начался рабочий день – среда. Не суббота или воскресенье, когда можно без конца позволять себе любые утренние шалости.

СРЕДА, 11 октября

1

Если в момент прихода Александру Борисовичу удалось миновать зоркое око хозяина своего временного пристанища, то уже полчаса спустя он понял, что профессиональный сыщик не оставил ему ни единого шанса. Они, словно невзначай, столкнулись у двери в ванную. Причем Сашина форма состояла из одних плавок, Славка же был даже при галстуке. Из чего пришлось сделать немедленный вывод, что допроса не избежать – это во-первых, а во-вторых – с враньем дела обстоят довольно-таки туго. Значит, надо применить максимум усилий.

– Странный какой запах от тебя, – вдруг поморщился Грязнов.

– Младшенький Романов сдуру продемонстрировал мне свои французские дезодоранты, – небрежно ответил Турецкий.

– А-а, ну конечно, – кивнул Слава.

Вопреки первому впечатлению настроен он был миролюбиво. К сожалению, это Турецкого не насторожило. Бреясь и поглядывая в зеркальную дверь ванной, он видел передвигавшегося по кухне Грязнова, тот заваривал традиционный утренний кофе, хлопал дверцей холодильника, курил, словом, занимался обыденными делами и при этом, как бы между прочим, слушал Сашин сбивчивый и, вероятно, не совсем логичный рассказ о посещении младшенького и беседе с оным. Большую часть описания занимала, естественно, необыкновенная кухня со всеми ее удобствами и причиндалами. В принципе, почему-то казалось Турецкому, Славка мог бы позволить и себе такую же – разве что помещение тут маловато, но это же поправимо, можно найти, так сказать, малогабаритный вариант совершенства. Кинув в очередной раз взгляд в зеркало, Саша увидел, что и Грязнов внимательно рассматривает его, но – с сожалением. Именно это было написано в его глазах. Саша создал на лице вопросительное выражение – Грязнов огорченно покачал головой:

– Зря стараешься… Ты ведь и сам догадываешься, что ради такого пустяка не стоило тратить время, которого у тебя и так в обрез. Поэтому кончай свой безответственный треп, имеющий целью запудрить мне мозги, умывайся, иди пить кофе и говори, в чем причина конфликта. И можешь не врать, у тебя на роже написано, что с младшеньким ты ни о чем не договорился. Скорее наоборот.

Кажется, Славка был прав, потому что, оценивая вчерашний вояж к Олегу, в общем-то бесперспективную для себя беседу, Саша не мог не сделать вывод, что по-крупному ждать помощи от Шуриного сынка не придется. Как только что заметил Грязнов, «скорее наоборот». Вчера – да под рюмку, да с забытым шашлычком – если что-то и казалось ему неприемлемым из Олеговых тезисов, то сегодня при свете хоть и тусклого, но уже дня все, о чем он рассуждал, пусть даже и со знанием дела, было неприятно. Почти все. За малым исключением. Которое сейчас наверняка нежится в огромной Олеговой ванне. Такое сильное и совершенно бархатное тело…

Рассказав Славке о пользе мафии и о некоторых заманчивых в этой связи предложениях, Саша сделал единственно приемлемый для себя вывод: ни в какие помощники и советники он, естественно, не пойдет, поскольку имеет свой совершенно отличный от молодого босса взгляд на природу вещей. Значит, от такого альянса будет не польза, а вред в самом чистом его виде. Что же касается выходов младшенького на госбезопасность, то это, как он сам сказал, когда еще будет. И будет ли вообще – неизвестно. Совершенно непонятным было иное: настойчивые и постоянные, становящиеся уже навязчивыми, советы прекратить дело об убийстве Алмазова. Ведь официально-то оно уже прекращено! Что же так тревожит президентскую команду? Рассматривать фигуру Олега как нечто самостоятельное и чрезвычайно опасное для общества Саше бы и в голову не пришло. Что он, совсем уже перестал разбираться в людях?! Или в этом деле сильно заинтересованы наверху?

– Скорее, не заинтересованы, – резонно поправил Грязнов. – А вот сведения о твоем генеральном я бы обязательно довел до Меркулова. Он ближе к верхним людям и может иметь информацию, но пока не располагать их окончательным решением. Зачем ему самому лишний раз шишки наколачивать?.. Так, ну и наконец?..

– Чего, наконец? – небрежно удивился я, хотя прекрасно понял, о чем хотел спросить Славка, но проявил некоторую тактичность.

– Да хватит тебе дурака валять!.. Будто не знаешь, что она уже две ночи дома не ночует. Я имею в виду – в конторе. А днем сидит и мух ноздрей давит. И зевает так, что на Красной площади слышно…

– Ну у тебя информация! – искренне восхитился Саша. Настолько искренне, что Грязнов не смог устоять перед такой лестью и самодовольно ухмыльнулся.

И тогда Турецкий решил, что они оба давно не дети и не идиоты, и вешаться никто не собирается. И он рассказал словами Олега о трех желаниях Татьяны, а затем, утопив недокуренную сигарету в чашке с недопитым кофе, чего никогда раньше не делал из принципиальных соображений, тут же пошел и выплеснул эти остатки в унитаз. И тем самым как бы поставил точку.

– А что касается Кирилла, – неожиданно заметил Грязнов, когда Саша спустил воду и, вернувшись, присел к столу, – то я бы все-таки посоветовал Шурочке послать своего младшенького как можно дальше и самой сходить к академику. Хотя, возможно, это во мне сейчас еще злость не остыла… Да, Саня, большую глупость я сморозил. Ладно, пусть живет, как сама хочет… А мы тут посовещались и приняли, значит, такое решение: ты можешь взять к себе Дениса. Я ему обещал нечто вроде отпуска, он заслужил и теперь может располагать своим временем по собственному желанию. Решил он так, – глядя в сторону, добавил Грязнов, – что ему неплохо бы поработать с тобой, приглядеться, как это у специалистов делается, ну… уму, так сказать, разуму… на новом этапе набраться. Я думаю, он хорошее решение принял, если… ты, конечно, не будешь возражать.

«Ах, Славка! Святая душа… Есть, говорят, один-единственный день в году, когда в церквах приносят молитвы Богу во спасение грешных душ самоубийц, вынужденных терпеть вечные муки. И день этот выпадает на Троицу. Это когда русалки – утопленные души – особенно охотно печальные свои хороводы водят и хохочут при этом. В туманных лесах. Но самоубийце расстаться с телесной жизнью проще простого: однажды – в азарте – голову в петлю, табуретку – долой из-под ног, да еще успеть эрекцию в последний миг испытать. А что же, скажем, нам со Славкой о себе подумать? О коллегах своих? Тела нам, правда, другие дырявят, а вот души свои мы убиваем собственноручно. Тот же убийца, бандит, насильник, для него чужая жизнь – плевок, ничто. Он – на меня, я – на него. Я – быстрей, потому что внимательней. Профессионал я. Но ведь всякий раз применяя насилие, мы скоро перестаем утруждать свои души сомнениями и тем самым медленно, но верно убиваем их. И кто-то постоянно требует от меня, к примеру, милосердия.

«К кому? К убийце? К закоренелому бандиту? И, значит, я не имею права отнять у него бандитскую жизнь? А он – он может. Что сказать? Я так думаю, что если Господь всучил нам наши «самоубийственные» профессии, пусть сам же и указывает своим прислужникам отмаливать наши грехи. И не однажды в год, а постоянно, ежечасно… Или не стоит себя жалеть и торговлю с Ним устраивать? Ладно, пусть все остается как есть, но вот Вячеславу Ивановичу – наше глубокое спасибо. Я думаю, все равно ему зачтется когда-нибудь…»

Ничего этого Саша, разумеется, Грязнову не сказал, да тот и не ждал слов благодарности, рассыпанных по кухонной клеенке. Турецкий просто кивнул и хлопнул ладонью по его руке: какие слова еще требовались?..

2

Три задачи наметил себе Турецкий на сегодняшний день. Найти Рослова или его следы в Благовещенском переулке, в доме, которого уже не существовало; вразумить Меркулова по поводу Кирилла и Шурочкиных истерик в связи с этим и, наконец, изыскать возможность навестить Maркушу, то есть Феликса Евгеньевича Марковского, у которого, по Сашиным соображениям, можно было разжиться действительно толковой информацией насчет нашей отечественной криминогенно-финансовой элиты. Все-таки Олеговы изыски в этом плане казались ему более чем субъективными, хотя и заманчивыми для выводов. Но Олег, как он подозревал, в данной ситуации – практик, теоретические же выкладки по части перехода России к правовому государству со всеми сопутствующими ей в этом переходе моральными, физическими и прочими, мягко говоря, издержками – в руках, точнее голове, Сашиного бывшего университетского преподавателя уголовного права Маркуши. Свои координаты он дал несколько дней назад, когда они встретились с ним в ДЖ, только вот найти их… Хотя нет ничего проще: он же преподает в Новом гуманитарном, значит, не вопрос.

Щедростью Вячеслава Ивановича следовало пользоваться немедленно, поэтому Саша крикнул Денису, чтобы тот был готов к выходу в течение ближайших десяти минут. Но… воспользовавшись предоставленным «хозяином» отпуском, юный раб беспечно почивал. Не дождавшись ответа, Саша вопросительно взглянул на Славку, после чего тот, махнув ладонью: мол, сейчас все будет в норме, – удалился с кухни.

Не через десять, конечно, но через пятнадцать минут Саша с Денисом уже сидели в «жигуленке», и Турецкий выруливал со двора на привычную трассу, ведущую в центр.

Пока ехали, распределили обязанности. Это было тем более важно, что по Сашиным прикидкам, беготни на сегодняшний день хватало, а он все же был не так молод, да и прошедшая ночь поубавила прыти, так что пусть уж молодежь покажет, сколь быстра на ногу.

Время приближалось к одиннадцати, когда они подъехали к Благовещенскому переулку. Раньше, во времена далекой юности, Турецкий отлично знал этот кусочек Москвы. Вот, прямо, Театр юного зрителя. Дальше, за углом, проживала Лидочка… одноклассница и первая его любовь.

Вообще-то вопреки воспоминаниям, легко коснувшимся его седеющего виска, – а что, неплохо сказано, подумал он – никаких ностальгических чувств, про которые можно было бы сказать: не ходи дорогами первой любви, у Саши не возникало уже давно. Во-первых, улицы детства – Трехпрудный, Горького, да и сам Благовещенский – давно потеряли свой прежний облик. Застроенные новыми домами, предназначенными для офисов, отелей, в редких случаях для жилья очень богатеньких, они лишились своей милой притягательности. Денис же, как заметил Турецкий, не разделял его точки зрения. Ему нравился «кусочек» Европы. Что ж, у каждого свой вкус.

Естественно, дома под номером 7 А уже не существовало. И даже предположить сейчас место, где он прежде находился, было невозможно, не имея на руках соответствующего генплана района. Впрочем, даже держа перед глазами развалины бывшего дома, они бы все равно не сумели отыскать хоть какие-нибудь следы Владимира Захаровича Рослова, который, если судить по его паспортным данным, зафиксированным во Франкфуртском аэропорту, должен был проживать здесь. Но вот проживал ли? Ничего вопрос? Так спросил себя Турецкий вскоре после того, как прижал машину к тротуару и, опустив стекло, закурил, изображая для Дениса процесс раздумья.

Впрочем, можно было вообще ничего и не изображать, потому что после первой же затяжки Сашу пронзила простая до безобразия мысль: каким образом в паспорте Рослова могла стоять данная прописка, если самому «новому» дому в Благовещенском на вид никак не менее двух лет? Но почему же это не пришло в голову ни одному из федоровских сыщиков? Ведь кто-то же из них был тут и видел то же самое! Значит, какие еще могут быть варианты? Этот Рослов уехал еще до того, как дом снесли, и пробыл за границей как минимум два года. И другой вариант: все это липа, и адрес вымышленный. Другими словами, он проставлен в паспорте Рослова или кого-то иного, носящего эту фамилию, с той целью, чтобы кто-то, в данном случае – следователь Турецкий, не нашел никаких концов. Первое надо сейчас проверить. А вот второе означает, что «крышу» мистического Рослова следует искать совершенно в другом месте. Словом, или – или.

Денис понял с полуслова и отправился по уже известному адресу в ближайшее жилуправление, чтобы еще раз, более внимательно, просмотреть записи в домовой книге несуществующего строения. Великолепная ксива из алого сафьяна с неутвержденным до сих пор золотым орлом табака на обложке и несколькими синими печатями внутри, придающими цветному изображению физиономии Дениса мужественность и решительность, несомненно открывала ему двери в самые высшие сферы. Во всяком случае, с этой стороны за судьбу ответственного сотрудника частного сыскного бюро Турецкий мог не беспокоиться. К тому же день сегодня вполне рабочий и время подходящее.

Саша вышел из машины, запер дверцу, хотя мог бы этого и не делать: такое старье вряд ли вызовет интерес у похитителя, но вспомнил вчерашний разговор с Олегом и решил, что Россия, несмотря на разгул отечественной мафии, все же не успела еще превратиться в Италию, где автомобили, по его словам, не запирают. У богатеньких свои причуды, а Турецкому на любой другой автомобиль денег не хватит. Он шел по переулку, оглядываясь на своего «жигуленка», и думал, как быстро довел его до ручки. Какой-то год всего с небольшим – и почти рухлядь. Это потому, что хозяин свое авто не за друга держал, говоря по-одесски, а ценил лишь за колеса. К тому же Сашу ни на миг не покидало ощущение опасности – шайбочка-то была по-прежнему прижата к днищу. Поэтому и его задания Денису выглядели для непосвященного скорее шарадой. Парень же схватывал все действительно с полуслова. Саша видел, что с ним можно работать, и Славка не зря, не от великих щедрот отдал его на время Турецкому: наверняка хотел показать племяннику, что даже работа «важняка» состоит прежде всего из абсолютной в процентном отношении массы тяжелой, неблагодарной рутины. Кстати, про шайбочку им тоже было уже известно, и про Семена Червоненко, и про Сашино решение оставить ее до поры до времени. Хотя Славка оказался единственным, кто этот шаг не одобрил. И тем не менее дал указание Денису слушаться дядю Сашу как его самого и ни в чем не перечить.

Турецкий дошел почти до конца переулка и неожиданно оказался перед высоким забором, составленным из бетонных плит. Это обстоятельство и обрадовало, и несколько озадачило его. Значит, тут еще строят? А казалось, что все здесь давно завершилось и никаких концов не отыщется. Чистота на тротуарах и проезжей части противоречила всем правилам проведения строительных работ, но Саша понял почему. Двое мужиков по полчаса обмывали из пожарных шлангов каждый грузовик, выезжающий со стройки через решетчатые ворота. Это чтоб колеса грязь по городу не разносили. Молодцы. Кажется, и россияне наконец научились. Но, приглядевшись к мужикам – горбоносым, с дублеными, почти черными лицами, увидев их совсем не безобразную форму, Саша понял, что перед ним были наверняка турки. Да вот и текст на транспаранте сообщал, что строительство банка осуществляет турецкая фирма.

Пока он размышлял, какую пользу можно извлечь из данной ситуации, ему навстречу, сама того не подозревая, двигалась госпожа удача в наиболее комичном, если говорить о внешности, ее исполнении.

Этот колобок на коротких ножках был в свое время грозой Красного Строителя, где Турецкий месте с ним тянул следственную лямку. Господи, как же давно это было!

– Здравствуйте, полковник Пыцик! – обрадовался Саша.

– Наше вам, – проходя, буркнул он и резво обернулся. – Ба! Если мне не изменяет память…

– А она мне никогда не изменяет! – подхватил Турецкий известной фразой из какого-то давнего, забытого фильма.

– Сан Борисыч! Мать моя, шоб я вас не узнал?!

Через минуту, отойдя в сторонку, весь состоящий из округлостей и покатостей бравый отставник Савелий Иванович Пыцик, все больше возбуждаясь, костерил направо и налево муниципальные власти, субпрефекта, префекта и самого мэра, которые, как самые настоящие бандиты и мафиози, словно вечно голодные крысы, жрут все, на что падает их глаз. Здесь, по всей округе, славившейся когда-то своими старинными особняками, все ломают, продают, а на пустырях возводят для поганых иностранцев с их крутой мошной многомиллиардные отели и офисы. Банк вот еще удумали! Мало их по всей Москве-матушке! Башни им, вишь ты, нужны, да повыше кремлевских! Это куда ж общественность-то глядит?! Старый Савелий свирепел на глазах. Саша понял: еще немного – и этим туркам-строителям тоже достанется на орехи. А рука у Пыцика – это помнилось с давних пор, – несмотря на все его округлости, была тяжелой и не мазала.

Вот Пыцик-то и оказался главной удачей. Поскольку память у него, как знал Саша, была капитальной, а здесь он в последние годы обретался в должности заместителя управляющего жилищной конторы, – так он по старинке называл ЖЭК, преобразованную сперва в ДЭЗ, а после – в РЭУ, черт разберет все эти изыски российского бюрократического ума. Быстро разобравшись в сути Сашиного интереса, Савелий Иванович прытко потащил его в свою контору, располагавшуюся поблизости, буквально за углом, в подвальном помещении огромного, сталинской еще постройки, дома. Длинным и узким коридором они прошли в кабинетик, находившийся в самом торце. Очереди, тянувшейся вдоль коридора к его двери, Пыцик заявил безапелляционно и строго:

– Семнадцать с половиной минут занят. После начну прием.

И даже в этом был весь Пыцик, до мелочей, до секунды распределявший свое время.

Они сели друг напротив друга. Савелий Иванович добыл из ящика, заляпанного чернилами, старого конторского стола пухлую папку с бумагами и расстелил перед Сашей лист «синьки» с изображением бывшего плана квартала.

– Вот он, твой 7 А, – Пыцик ткнул толстым пальцем в синьку. – Снесен в позапрошлом годе, ага! Ты ж, Сан Борисыч, едрит твою, и не знаешь, какая тут тогда война шла!

Пыцик всегда отличался склонностью к словесности, чаще – неизящной. Но слушал его Турецкий, как первого весеннего соловья в дни влюбленной молодости.

– А что за битвы-то?

– Ну-у! – От наслаждения поведать необращенному великолепную историю, Пыцик даже откинулся на спинку стула, хотя сделать это было практически невозможно ввиду общей округлости фигуры, и скрестил пальцы-сардельки на высокой груди, шарообразно переходящей в живот. – Така-ая битва! – чмокнул он губами. – Даже КГБ, ты же знаешь этот танк, ничего не смог поделать. Как только хмельные казачки уволокли ихнего Феликса с площади, кончился тут гэбэшный рай. Им же, едрит твою, тут пять домов принадлежало! И твой – 7 А, и другие. Уж как они боролись! Какие бумаги слали! Чего не обещали! А мэрия ни в какую. Вот и пришлось им, ёнать, съезжать к такой-то фене. Да и как не понять, земелька-то у нас тут куды твои мильены стоит! Каждый, значит, квадратный. Вот мэрия ее и продает иностранным, стало быть. А куды те мильены идут, к какой едреной матери, нам знать не дано… Так что ты там говорил-то? Человек у тя пропал?

С бывшим милицейским полковником можно было быть откровенным, в пределах допустимого, разумеется. Саша объяснил Пыцику, почему его интересует конкретный человек, в паспорте которого стояла прописка, а в домовой книге по этому адресу он не значился.

– Дак, мил друг Сан Борисыч! – обрадовался Пыцик. – Какая тут, к едрене, сложность-то? Ведь это ж у них, у гэбэшников, тут за милое дело «крыша» была. Кого хошь – пиши, прописывай, выписывай, в своих же руках все! А жил тут твой или нет, никого, извини… – И тут Савелий выдал такую тираду, что Турецкий захохотал. Силен дед! И словарь у него сохранился – что надо!

Все теперь стало ясно.

– Спасибо, родной! – Все еще хохоча, Саша безуспешно попытался обнять Пыцика. – Ты ж мне столько времени сэкономил!

Семнадцать с половиной минут истекли, и Турецкий мог теперь без всяких угрызений совести отзывать Дениса. Пообещав Савелию Ивановичу как-нибудь при случае заглянуть снова на огонек, но уже без всяких дел, а так, по старой памяти, Саша удалился мимо оживившейся очереди. Про нее, прощаясь, Пыцик сказал, что это – очередная партия на выселение. Точнее, переселение жильцов куда-нибудь в Солнцево или еще подальше. А их замечательные коммуналки с четырехметровыми потолками будут перестроены под дорогие офисы для инофирм. Не известно, чего здесь больше – иронии или издевательства. Но такова политика, да и, в конце концов, каждый свободен теперь в своем выборе. Не того ли добивались?..

Странное дело, Турецкий несколько лет работал буквально в двух шагах от конторы Пыцика, в следственной части Генпрокуратуры, размещающейся по соседству. И каждый день ходил здесь, и бегал, и ездил в своем задрипанном «жигуле», но ни разу не встретил старого товарища и коллегу. Больше того, вероятно, ежедневно встречал и жильцов уже снесенных ныне домов, всех этих существующих и несуществующих гэбэшников, не выдержавших борьбы с всесильной, оказывается, мэрией, опирающейся не на всесилие власти, а на большие деньги, которые оказались сильнее и крепче любой власти. Может, действительно прав Олег, и всем давно уже следует перестроить свою идеологию? Или философию. Или просто принять без всяких оговорок его точку зрения. «Мы жили по соседству… Встречались просто так…» Дурацкий мотив привязался, и Саша никак не мог от него избавиться…

Денис, облокотившись на крышу машины, что-то подчеркивал в своем блокноте. Уши его были задраены черными блямбами наушников, проводок от которых тянулся к нему за пазуху, знать, не теряет времени даром молодая поросль. Увидев Сашу, он скинул скобку с наушниками на шею и приготовился докладывать о проделанной работе.

Турецкий же, ни на миг теперь не забывая, какая опасность таится рядом, взял его под белы ручки и отвел подальше от автомобиля. Ага, забылся парень! Ничего, это ему очередной бессловесный урок на внимательность. Но все же Саша, стараясь не казаться занудой, кратко объяснил юноше, что внимательность в их профессии – пожалуй, самое необходимое качество. Ибо пока ты внимателен, ты жив. Коротко и ясно. Надеюсь, закончил Саша, повторять в дальнейшем не придется… В самом деле, не каяться же ему без конца, что Семен Червоненко есть жертва именно его собственной невнимательности? Жаль, что хороший пример чаще всего связан с кровью. С гибелью невиновного человека…

Денис доложил, что переписал все данные на жильцов девятнадцатой квартиры, в которой, если судить по известному паспорту, и проживал среди других некто Рослов. Для подстраховки он отметил также фамилии и жильцов соседних по площадке квартир и, на всякий случай, из той, что находилась под девятнадцатой. Мало ли, объяснил Денис, ведь случаются всякие неприятности, протечки там, еще что-нибудь. Так что нижние жильцы, бывает, лучше других знают своих верхних соседей. Что ж, логично и вполне в духе российского коммунального быта. Только откуда все это известно Денису? Неужто интуиция? Интересно.

Дело теперь оставалось за малым: надо было искать новые адреса в паспортном столе, в военкомате, в районных жилкомиссиях, в документах бывших исполкомов, которые тоже давно превратились в префектуры, муниципалитеты и прочие «мэрские», как ныне острят, заведения. Петр Великий за все годы своего безграничного правления не смог так засорить русскую речь вульгарной иностранщиной, как сами россияне всего за несколько лет перехода к рыночной экономике. Поэтому, понимая все трудности Дениса, будучи почти уверенным, что в конце концов правым окажется старина Пыцик, считающий, что и дом и квартира – всего лишь «крыша» для существующего совершенно автономно Рослова, Турецкий счел нелишним дать юноше добро на проведение очередного поиска. В таком деле ни одна, даже самая слабая и незначительная, версия не может не быть отработанной до конца. А что отрицательный результат – тоже результат, то племяннику постоянно и на конкретных делах показывал дядя Слава. Это чтоб будущий сыщик не гордился сильно и не задирал нос. Собственно, об этом Саша честно и сказал Денису, рассчитывая в ответ услышать томительный вздох. Но его не было. Значит, парень – молодец. Такого бы Саша с собой и в Германию взял. При нужде. Впрочем, возможно, так оно скоро и случится…

Снова уточнив задачу, Турецкий отвез Дениса на Тверскую, к мэрии, где находились службы Тверского территориального управления. Начинать, конечно, лучше сверху. Но Саша полагал, что к бывшим ведомственным домам вряд ли удастся найти легкий подход. Да и ведомство, о котором шла речь, никогда не отличалось открытостью. Впрочем, рискнуть стоило, вдруг действительно найдутся адреса, по которым переехали бывшие жильцы девятнадцатой и прочих нужных квартир. Высадив Дениса, Саша отправился к себе, в прокуратуру.

3

Поднявшись в свой рабочий кабинет, Турецкий в течение пяти минут отыскал все необходимые ему телефоны Маркуши, а вскоре услышал и его хрипловатый, высокий голос:

– Марковский у телефона. С кем, позвольте, имею честь?

Саша представился и кратко объяснил причину своего звонка. Феликс Евгеньевич не то чтобы обрадовался, но, во всяком случае, проявил максимум расположения. А все дело в том, что в прошлый раз Турецкий выступал в роли сотрудника газеты, заинтересованной в интервью с профессором. О своей настоящей должности Саша счел как-то неудобным, да и неуместным распространяться. Сейчас же, услышав, с кем имеет дело, Маркуша просто растерялся. Но, сохраняя лицо, не отказал в гостеприимстве и пригласил посетить его в любой день, да вот хоть и нынче, можно в любое время после часу дня. Как раз закончится лекция и он будет дома, это рядом, на Миуссах, в том известном доме, где когда-то жили все выдающиеся советские композиторы. Турецкий хорошо знал и этот район Москвы, и сам дом – большой и мрачный, который давно уже следовало отреставрировать – куски облицовки падали на асфальт, едва не калеча прохожих. Словом, они договорились, и теперь Саша имел целых два часа для того, чтобы выяснить, «шо мы имеем с гуся», иначе говоря, какие результаты дала поездка к Гене. И что делать с «грызуном» Волковым и его чересчур «Урожайной» гостиницей.

Турецкий позвонил по внутреннему Косте, поскольку именно ему обещал передать весточку от сына бывший министр Хайдер. Но Клавдия доложила, что Константин Дмитриевич еще с утра отбыл в неизвестном ей направлении и обещал прибыть только после обеда. Кстати, просил Александра Борисовича по возможности также появиться в это время в прокуратуре. Ну раз уж Костя ринулся лично, значит, имело место быть нечто действительно важное. И это хорошо.

Володя Яковлев, который подошел к телефонной трубке после пяти минут ожидания, предложил Турецкому подскочить к нему, в МУР. Запросто так, по-домашнему. Из чего следовало сделать вывод о срочности дела.

Турецкий снова побеспокоил Клаву и сообщил, что отбывает в МУР. Это для Кости, которому он может срочно потребоваться. Выходя, зачем-то обернулся и вдруг совершенно по-новому оценил свой девственно-чистый полированный стол, принадлежавший вместе с часами и громоздким шкафом всем предшественникам А. Б. Турецкого без исключения. Но вряд ли кому-нибудь из тех бывших следователей могла прийти в голову мысль использовать его полированную столешницу в единственно, может быть, правильном назначении. Ай да Танька! И тут же услышал явственно ее вскрик-полустон: «Н-ну же!» Чертовщина какая-то…

С такими вот шальными мыслями он и въехал во двор МУРа. Не оставлять же хороший такой «маячок» на улице.

Володя на ходу пожал Турецкому руку и махнул ладонью: следовать за собой. Пошли к Вере Константиновне, из чего Саша сделал вывод, что дело, возможно, касается гостиницы. И не ошибся. Некрасивая, но по-своему милая женщина с восхитительным голосом сообщила, что по поручению майора Яковлева она проверила и идентифицировала все пальцевые отпечатки, которые были собраны во время изъятия машины марки «фольксваген» и операции по проверке документов у проживающих в гостинице «Урожайная». Результаты были просто потрясающие: эти киллеры, которых разыскивали в связи с убийствами Кочерги и Червоненко, преспокойно себе проживали в «Урожайной» в номере люкс. До вчерашнего дня, разумеется. Помимо этого, добавил уже Володя, при обыске в гараже, в одном из боксов, среди хлама и грязного рванья найден автомобильный номер, который был снят с вишневой «девятки» покойного Кочерги.

Значит, подозрения Турецкого на этот счет подтвердились. Просто надо было ему самому не зевать, вот бы и не упустил ни машину, ни киллеров. Саша поблагодарил эксперта и вдвоем с Яковлевым отправился в его кабинет. По дороге думал, что Федоров все-таки молодчина. Сказал и – сделал. И вот теперь результаты. А Волкова этого надо брать за шкирку.

Ах, как не хватало Саше тех сведений, что обещал уже сегодня сообщить меркуловский Гена!

– А этот «грызун» не удерет? – спросил у Яковлева.

– Подписку взяли.

– А что сегодня эта подписка! Чистая формальность.

– Ничего, мы ему приличный хвост приделали. Никуда не уйдет. Сидит, поди, пальцы обсасывает, вот же сучара… А к нам сегодня с утра уже позвонили. Из канцелярии министра внутренних дел. С какой стати учинили проверку в гостинице? Жалобы, мол, поступили в связи с неправомерностью действий. Но ты ж Юру знаешь, у него всегда найдется на кого сослаться. Звоните, говорит, министру. Те и заткнулись. Но, видишь, значит, кому-то мы наступили на лапки. Вот только кому?

– Думаю, тут гэбэшные дела, – сказал Турецкий. – Уточняем. Ну а что теперь с киллерами-то делать будем?