Текст книги "Контрольный выстрел"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

– Ну что ж, – вздохнул Турецкий. – Благодарю вас, Наум Аронович, за помощь следствию. Но теперь нам надо все сказанное соответствующим образом отразить в протоколе допроса свидетеля и, как вы понимаете, заверить изложенное вашими подписями. Приступим, если вы не возражаете…

– Господин Финкель, – сказал, прощаясь, Ханс Юнге, до сей поры лишь молча наблюдавший и только слушавший диалог Турецкого с дантистом, – я хотел бы вас предупредить, что наша беседа не должна выйти за пределы вашего дома. Это прежде всего в ваших собственных интересах. Если все же найдутся люди, которые захотят задать вам вопросы о причине нашего приезда, можете ответить, что полицию интересовали некоторые аспекты вашей практики, в частности, страховки ваших клиентов и тому подобное. Но разобравшись, мы ничего не нашли… – Юнге вдруг почти неприметно улыбнулся: – Я полагаю, и не могли найти, не правда ли, господин Финкель?

Нёма, надо отдать ему должное, и глазом не моргнул. Хорошая выдержка, подумал Турецкий.

– Разумеется, господа, – опустил он глаза, – и я всегда к вашим услугам…

8

На обратном пути, в районе Оберрада, безмолвный водитель бросил через плечо, не отрывая взгляда от дороги:

– Нас повели.

– Давно заметил? – забеспокоился Юнге.

Денис шепотом переводил диалог.

– После Заксенхаузена. Уйти?

– Да. В городе. – Юнге обернулся к Турецкому и сказал, поглядывая на Дениса: – Едем ко мне в управление. А оттуда я вас отправлю сам.

– Ну вот и первая ласточка? – улыбнулся Турецкий, а на душе заскребли кошки. – Вероятно, уже появилось сообщение в ваших вечерних газетах?

– Да, – кивнул герр Юнге, – у нас это делается быстро… А вы не будете против, господин Турецкий, если мы приведем их в ваш отель?

– Напротив, – хмыкнул Саша, – лично я всегда за обострение ситуации.

– Отлично, – сухо сказал инспектор и приказал водителю ехать в отель. – Нас высадишь у центрального входа, а сам отъедешь в подземный гараж и там жди…

У портье Турецкий получил свой ключ, затем они втроем поднялись лифтом на десятый этаж и длинным коридором прошли почти до торца здания. Номер Турецкого был угловым, а рядом – выход на служебную лестницу.

Это был совсем не люкс, а самая обычная комната с небольшой прихожей и санузлом.

Герр Юнге объяснил, что и отель, и этот номер им выбраны специально. Здесь все контролируется полицией, и его почему-то особенно любят туристы из России. Им шикарные апартаменты совсем не нужны, лишь бы переночевать, как говорится. Поэтому в номере стояли кровать и диван. Двоим русским вполне. Ну как в Москве, в гостинице «Россия». Саша хотел углядеть в словах инспектора иронию, но ее не было.

– Ну все, – завершил свои объяснения Юнге, – можно спускаться. Те, кому нужно было видеть чудом спасшегося следователя Турецкого, уже смогли это сделать.

Он снял телефонную трубку и набрал три цифры. Сказал кому-то, что ждет в номере, и положил трубку на место. Через несколько минут в дверь раздался негромкий стук.

– Войдите!

Вошел молодой человек в форменной одежде коридорного.

– Докладывайте, – предложил старший инспектор.

– Час назад зафиксирован телефонный звонок из уличного автомата. Женский голос спросил: не в этом ли отеле остановился русский турист господин Турецкий? И если да, то в каком номере? Ответили, что здесь, номер 10–21, но в настоящее время его в отеле нет, поскольку ключ у портье. Десять минут назад возле портье появился молодой человек со сплющенной переносицей, похожий на боксера. Поинтересовался, не приехал ли господин Турецкий, его номер 10–21, и, узнав, что еще нет, спокойно отправился в бар пить пиво. За ним установлено наблюдение.

– Хорошо, – кивнул герр Юнге. – Проверьте служебную лестницу, мы уходим.

Первым вышел коридорный, за ним Юнге с Турецким, замыкал – Денис. Они спустились по безлюдной служебной лестнице до первого этажа, далее инспектор открыл своим ключом окованную железом дверь, и они сошли еще на два этажа, оказавшись в подземном гараже.

– Людвиг должен быть где-то здесь, – сказал герр Юнге и быстро пошел, словно заскользил по бетонному полу, лавируя между тесно поставленными машинами. Свой «опель» обнаружили быстро.

– В управление, – бросил старший инспектор, садясь рядом с шофером. – Если вам, господин Турецкий, надо срочно связаться с Москвой, вы можете это сделать из моего кабинета.

Саша поблагодарил. Конечно, это было бы неплохо, но тот разговор, который был ему сейчас нужен больше всего, он хотел провести один на один, что в кабинете старшего инспектора исключалось. Впрочем, Косте позвонить можно и доложить о первых результатах кончающегося уже дня.

9

Тон голоса у Меркулова был какой-то смурной. Его как будто даже не обрадовало, что челюсть нашла наконец своего хозяина – тридцатичетырехлетнего «молодого человека», темноволосого, приятной наружности. Далее – может следовать описание Семена Червоненко: джинса, бесчисленные молнии на костюме и сумке, акающая манера разговора.

– А что с академиком, Костя?

– Господи, – вздохнул Меркулов, – я понимаю, что у тебя мало времени, но хоть Денис-то, он может тебе подсказать, что как раз в эти дни академик находится в Германии, уже об этом-то наверняка у вас там пишут… Как ты вышел из финансовых затруднений?

– Родина вспомнила наконец о своем блудном сыне, – с сарказмом констатировал Саша. – Ноги бы протянул, кабы не Грязнов.

– Ну, слава Богу, – облегченно вздохнул Меркулов.

– Нет, совсем не слава, – возразил Турецкий. – Вы что же там, у себя, полагаете, что он дойная корова? Не выйдет, дорогие мои, хорошие. Долг платежом красен.

– Разберемся, – как отмахнулся Меркулов.

– Моим не звонил?

– Звонил, – после короткой паузы ответил Костя. – Но их не было. Тетка эта ее сказала, что их пригласили на несколько дней отдохнуть на взморье какие-то ваши общие друзья.

– Костя, – заволновался Турецкий, – у меня в Риге были друзья только в уголовном розыске. До 91-го года. Я тебя очень прошу, уточни!

– Можешь не нервничать, конечно, уточню и попрошу кое-кого проследить за этим делом… Знаешь, Саша, а мне что-то не нравится это твое решение вызвать снова огонь на себя. Какие гарантии-то хоть?

– Мои гарантии – это твой коллега герр Ханс. И ему я полностью доверяю.

– Ну хорошо, можешь от моего имени передать ему горячий привет и сердечную благодарность.

– А ты не хочешь это сам сказать?

– Какой смысл? Я не понимаю по-немецки, а он не говорит по-русски.

– Но все понимает.

– Очень хорошо, – парировал Меркулов, – значит, вам легче общаться.

«Костя нервничает, – понял Турецкий. – Что-то там у них происходит…» Второй, самый главный свой звонок в Москву Саша решил сделать из дома Пушкарского.

– Мне бы очень не хотелось, герр Юнге, – сказал он после того, как передал старшему инспектору Костины стандартные приветы, – чтобы хвост притащился за мной в квартиру Пушкарского.

– Об этом я подумал, – согласился Ханс Юнге. – Вы едете вместе? – он посмотрел на Дениса.

– Я думаю, что мне не стоит, – ответил Денис. – Давайте-ка я заберу к себе все наши материалы и отправлюсь в свой кемпинг. Но только после того, как вы, дядь Саш, уедете. За меня не волнуйтесь, я уже ориентируюсь в городе. А позже созвонимся.

– Хорошо, – кивнул Турецкий. Ему, честно говоря, было не очень удобно тащить сейчас Дениса в квартиру Пушкарского. Ведь и сам, что называется, из милости. А то будет как в еврейском анекдоте: все гости явились с подарками, а еврей с братом: «Зато золотой человек!»

Если бы перед полицейским управлением дежурили российские мафиози, они бы ничего не могли узнать. Из ворот управления одна за другой выехало пяток полицейских машин, и каждая отправилась в своем направлении. В одной из них лежал на заднем сиденье Турецкий, в другой – Денис, которого высадили возле станции метро «Хёхст».

10

Валентин Дионисьевич не стал расспрашивать Турецкого о делах. Он считал, что Александр Борисович, если будет нужда, сам расскажет то, что сочтет возможным. Но посетовал, что гость не привез на ужин симпатичного молодого человека, который нынче утром заезжал за Турецким.

Саша дипломатично промолчал, и Пушкарский оставил эту тему.

Был еще один не очень ловкий вопрос. Саша объяснил, что ему надо срочно связаться с Феликсом Евгеньевичем Марковским, но он, к сожалению, не может вспомнить его домашнего телефона. Записная книжка осталась в Москве, и слава Богу, потому что была бы она сейчас в руках бандитов. Пушкарский заявил, что нет ничего проще, и сам набрал по памяти номер Маркуши. И когда услышал его голос, не преминул похвастаться своей памятью. Друзья поболтали несколько минут, обмениваясь в основном известиями об общих знакомых и ближайших планах друг друга. Затем Валентин Дионисьевич, искрясь от смеха, сказал:

– Слушай-ка, дорогой Маркуша, а у меня для тебя тут маленький сюрприз. Сейчас я передам трубку, но хочу заметить, что молодой человек, который будет с тобой говорить, мне искренне понравился. Имей это в виду!

Саша взял трубку и представился. Маркуша ничего не мог понять. Во всяком случае, пауза затянулась. Тогда Турецкий напомнил об их недавнем разговоре, а потом сообщил, что, находясь здесь в служебной командировке, связанной с теми вопросами, которые они с профессором обсуждали у него дома, попал в серьезнейшую переделку, едва не закончившуюся трагически. И помог ему Пушкарский, чья визитка совершенно случайно сохранилась еще с того памятного вечера в пивном баре Дома журналиста. Короче, чтоб не морочить профессору голову долгими историями, Турецкий, памятуя о предложении Феликса Евгеньевича не стесняться и всегда обращаться за помощью, вынужден прибегнуть и, как говорится, припасть к стопам.

– Феликс Евгеньевич, вы уже в самом конце нашей беседы обмолвились об одном человеке, который вам знаком и занимается сходными с моими вопросами. Если не ошибаюсь, он американец. Можно ли с ним выйти на связь? И если да, то как?

Маркуша помолчал и попросил передать трубку Пушкарскому. Тот взял и долго молча слушал, что говорил ему Марковский. Наконец сказал: «Хорошо» – и положил трубку. На вопросительный взгляд Турецкого ответил снисходительно:

– Идемте, дорогой мой, ужинать, а нашему Маркуше предоставим возможность найти способы удовлетворить вашу просьбу. Вы сами понимаете, что без согласия того человека он никак не может вас познакомить, поэтому будем надеяться, что Феликсу это удастся.

Звонок раздался, когда они перешли уже к чаю.

Пушкарский поднял трубку, затем молча придвинул к себе блокнот для записей, ручку и что-то записал на листке бумаги, который тут же оторвал и спрятал в карман своей стеганой куртки. Глядя на Сашу, покивал и сказал:

– Всего доброго, мой друг, льщу себя надеждой еще в этом году свидеться… Передам с удовольствием.

Валентин Дионисьевич вернулся к столу, сделал глоток уже остывшего чая, отодвинул свою чашку и пригласил Турецкого проследовать в кабинет. Там они сели перед низеньким столиком на диване, Пушкарский достал из кармана листок, на котором были записаны цифры. Протянул Турецкому и сказал:

– Он просил запомнить цифры, а запись тут же уничтожить. Миша Майер, так его зовут, – Пушкарский кивнул на листок, – поможет вам. Он знает о вашем деле, я имею в виду это новое страшное явление, которое зовется русской мафией, все. Или почти все. Обязательно сошлитесь на Феликса Марковского. Миша хорошо говорит по-русски. Кажется, он из наших. Отец его, вероятно, оказался на чужбине после плена, не захотел возвращаться в сталинские застенки, а Миша родился в Америке. Здесь живет достаточно долго. Все остальное он, если пожелает, расскажет вам сам. Я вам передал слова Феликса, дальше дело за вами. Запомнили?

Саша еще раз взглянул на семь цифр, повторил их про себя и протянул листок Пушкарскому. Тот достал из кармана коробок спичек, чиркнул, поджег записку и аккуратно положил ее в хрустальную пепельницу. Турецкий невольно улыбнулся:

– Вы прямо как опытный конспиратор…

– А что вы думаете? – хмыкнул Пушкарский. – Всяко в жизни случалось! Ну, желаете звонить?

– Разумеется. Я могу сообщить, что нахожусь у вас, Валентин Дионисьевич?

– А почему же нет? – И Пушкарский не мог удержаться от легкой бравады: – Смею надеяться, что ему как-нибудь уж известна моя фамилия.

Звонок, отзыв, короткое представление и тема интереса не заняли и двух минут.

– Это для вас достаточно срочное дело, – на хорошем русском сказал Миша, – или можно отложить, скажем, до завтра-послезавтра?

– Я понимаю, что создаю вам лишние затруднения, но…

– Ясно. Как ориентируетесь в городе?

– Пока никак Я нахожусь в квартире друга, Валентина Дионисьевича Пушкарского…

– Ах, вон вы где? Он недалеко? Тогда будьте любезны передать ему трубочку.

– Валентин Дионисьевич, – виновато сказал Турецкий, – вы извините, что я, как говорится, без спросу записал себя в ваши друзья… но он просит вас взять трубку.

– Слушаю, Пушкарский! – бодро начал Валентин Дионисьевич. – Разумеется, мой друг. А как же! Не-ет, это, милый мой, только по молодости бывало, студенческий обычай… Ну что ж, я постараюсь доставить к вам молодого человека.

– Что вы, Валентин Дионисьевич, – всплеснул руками Турецкий. – Куда вам на ночь-то глядя?

– Ну, положим, еще далеко не ночь, а перед сном я с удовольствием прогуляюсь с вами на пару, если не возражаете… Да тут и недалеко. Тряхнем стариной!

– В каком смысле?

– А в том, что по молодости мы, бывало, выбирали направление и шли, не пропуская ни одного пивного бара… Ах, были времена!..

11

Маленький пивной бар, в который они пришли, несмотря на поздний час, был еще полон народу. Турецкий даже забеспокоился, как же Миша их опознает в этакой толчее? Пушкарский успокоил. Он здесь слишком заметная фигура. Вот же старик! Но он оказался прав.

Они взяли по бокалу светлого пива, и едва окунули в густую пену носы, как перед ними вырос невысокий сухощавый человек лет пятидесяти, с глубоко запавшими глазами, крючковатым носом и прямыми поджатыми губами.

– Я вас приветствую, Валентин Дионисьевич, – сказал он, крепко пожимая Пушкарскому руку. Затем обернулся к Турецкому и продолжил церемонию: – Вы – Саша? Очень хорошо, а я – Миша.

Пушкарский уже повернулся к бармену, чтобы заказать бокал для Майера, но тот тронул за рукав и отрицательно покачал головой.

– Я предпочел бы выйти из этого заведения и подышать свежим воздухом. Если не возражаете.

Саша тут же поставил недопитый бокал на стойку.

Они прошли квартал, свернули налево и оказались в небольшом парке. Выбрали скамейку недалеко от входа и сели.

– Рассказывайте, – коротко предложил Майер.

Пришлось в который уже раз начать с начала, со взрыва на Ильинке. С убийства шофера, со свидетелей, которых убирают ловко прямо из-под самого носа следствия. Наконец о таинственной фигуре Владимира Рослова, который прилетел в Россию и исчез. Турецкий не хотел еще говорить об опознании, проведенном сегодня зубным врачом из Оффенбаха. Решил пока не раскрывать все карты сразу. Рассказал, что и его похитителей, которые сутки допрашивали его в подвале, в частности, интересовало то, что Турецкий знает о Рослове.

Майер помолчал, раздумывая над услышанным, и сказал, что он, вероятно, сможет помочь Саше в некоторых поднятых им вопросах. И прежде всего информацией о своем добром товарище Володе Рослове, вместе с которым ему, Майеру, пришлось заниматься так называемой аферой века. Вообще-то, возможно, пока не следовало посвящать москвича во все тонкости этой суперсекретной операции, но рекомендации таких людей, как Марковский и Пушкарский, это серьезно. Конечно, Владимир мог бы лучше сделать это сам, если счел бы нужным.

Турецкий понял, почему тянул Майер: при всех посторонних рекомендациях он, Турецкий, оставался для этого разведчика, специализирующегося именно на русской мафии, темной лошадкой. Документов-то нет никаких. А ну как провокация? Да и любые документы по нынешним временам – дело техники, не более. Поэтому Саша предложил такой вариант: поскольку операция была действительно в высшей степени секретная, видимо, Майеру следует иметь более твердую уверенность, что здесь не пахнет провокацией. Для этого есть только один путь: удостовериться у старшего инспектора Ханса Юнге, который получил сегодня утром подтверждение полномочий старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России Александра Борисовича Турецкого вместе с его фотографией.

Майер немедленно отклонил это предложение: он не желал связываться в настоящий момент с германской уголовной полицией. Она, естественно, получив какие-то козыри в руки, немедленно начнет аресты, а потом, ввиду отсутствия доказательств вины, будет вынуждена выпускать преступников и таким образом может сорвать операцию.

Тогда Саша выдвинул последний аргумент.

– Сегодня, – сказал он, – мы были в Оффенбахе у зубного врача, который лечил зубы Рослову. Об этом даже имеется запись в книге. Так вот. Вместе с банкиром Алмазовым, учредителем банка «Золотой век», погиб в машине некто нам неизвестный. До последнего времени. То есть до сегодняшнего утра. По куску челюсти погибшего мы наконец смогли установить, что им и был Владимир Захарович Рослов. – Саша громко выдохнул, будто выпустил из себя весь воздух.

Майер утопил лицо в ладонях и замер на скамейке. Он сидел так долго, потом поднял к Турецкому темные, глубоко запавшие глаза и сказал:

– Аферу, которую провернул банк «Золотой век», во всяком случае сейчас можно говорить пока о его германском филиале, мы раскручивали вместе, как я уже сказал, с Володей. Он тоже работал по банкам и мафиозным структурам в финансовой системе. Он был очень хороший аналитик и отличный товарищ… Я мог бы взглянуть на этот ваш протокол?

– Конечно, но для этого мне придется вызвать своего помощника. Завтра, в любой удобный для вас час, я готов показать вам его. Он подписан врачом и старшим инспектором Юнге, в присутствии которого были составлены свидетельские показания.

– Хорошо, я верю вам. Я завтра позвоню часов… в восемь, если не возражаете, мы снова встретимся, и я, возможно, найду вам еще одного человека, который работал вместе с Володей. А теперь, с вашего разрешения, я вас оставлю. Вы принесли мне очень горькую весть, и мне хотелось бы побыть одному. Прощайте. До завтра.

– Что ж вы, сразу-то не могли?.. – будто с осуждением сказал Пушкарский.

– Он абсолютно прав, – ответил своим мыслям Турецкий. – Я бы тоже требовал железных гарантий… А почему сказал не сразу? Манера у меня, понимаете ли, такая: никогда не выкладывать всего на стол. Между прочим, профессионалы на это не обижаются.

– Вероятно, – заметил, поднимаясь со скамейки, Валентин Дионисьевич. – Наверно, я чего-то уже не понимаю в этом мире…

ВТОРНИК, 17 октября

1

Ранний утренний звонок сообщил Турецкому, чтобы он ожидал гостей. С минуты на минуту должен был подъехать и Денис с нужными документами.

Они устроились в кабинете Пушкарского, и старик объявил секретарю, что у него срочное совещание и попросил не входить и не мешать. Вид у Майера был болезненный, на щеках заметна легкая небритость, под глазами темные круги. И речь несколько замедленная. Будто он пил всю ночь напролет. Впрочем, кто его знает, жить без конца в диком напряжении – какое тут здоровье?..

Он пришел не один. Его спутнице было что-нибудь около тридцати лет. Тонкое, изящное лицо было обрамлено длинными, лежащими на плечах каштановыми волосами. Серые глаза смотрели напряженно из-под нахмуренных, собранных в одну ниточку бровей. Пальцы беспокойно теребили маленькую сумочку.

Пушкарский, едва увидев ее, воскликнул:

– Катя! Сто лет, сто зим! Как ты тут оказалась?..

А когда Турецкий знакомился с ней, протянула узкую, но крепкую ладонь и сказала:

– Кэти Торн.

И вдруг это домашнее, российское – «Катя»! Турецкий вопросительно уставился на молодую женщину. Объяснение не заставило себя ждать.

– Мой отец, Павел Иванович Торнин, был хорошим знакомым Валентина Дионисьевича. Он умер. Три года назад. А я одно время пробовала себя в журналистике, отсюда и псевдоним. – И замолчала, уверенная, что данного объяснения вполне достаточно. – Но вы что-то знаете о Рослове? – Голос ее зазвучал напряженно, как натянутая струна.

– Вы имели к нему какое-то отношение?.. Извините, я хотел сказать: вы были знакомы?

– Да.

– Тогда весть для вас будет крайне печальной. Он погиб.

– Когда?

– Сегодня у нас какое? Семнадцатое октября? Ну вот… – сделал паузу Турецкий. – Значит, это случилось третьего октября… Да, ровно две недели назад.

– Но как же так?! – почти возмутилась Катя. Саша решил для себя звать ее по-русски. – Ведь я дважды звонила его матери, но… что-то не получалось на телефонной станции. Соединяли неверно. Я уж подумала, что неправильно записала его телефон в Москве.

Наконец он все понял. Вот она – странная истеричная дама, вызывавшая какого-то Володю, отчего у Шурочки подскакивало давление.

– Простите, – осторожно сказал Турецкий, – Катя, вы уверены, что Владимир Захарович Рослов – подлинное имя вашего знакомого?

– Конечно! – с жаром воскликнула она. – Я даже паспорт его однажды видела.

Турецкий поймал брошенный на него быстрый, скользящий взгляд Миши Майера и решил не продолжать эту тему.

– Миша, я обещал вам вчера показать протокол допроса свидетеля. Он здесь. Денис, будь любезен, дай мне бумаги.

Майер раскрыл тонкую папку. Катя сунулась было к нему, но он сделал легкий отстраняющий жест рукой. Действительно, зачем женщине читать все это?.. Прочитав, вернул папку Турецкому, а Кате лишь кивнул, полузакрыв глаза. Она опустила голову. Молчание длилось не больше минуты, но Турецкому показалось, что это было время их молчаливого прощания с товарищем.

Валентин Дионисьевич, также наблюдавший за этой короткой сценой, не выдержал и, глубоко вздохнув, по-стариковски поднялся из своего кресла.

– Пойду, – сказал, обращаясь в пространство, – погляжу, как там что… А вы продолжайте, не стесняйтесь. У вас дела, понимаю…

– Миша сказал мне, что вас интересуют некоторые факты, связанные с немецким филиалом банка «Золотой век». Что конкретно вы хотели бы знать? – спросила Катя ровным голосом, как бы лишенным интонаций.

– Практически все, что поможет узнать причину убийства президента этого банка Алмазова и директора филиала – Шройдера. У меня есть некоторые соображения, но хотелось бы послушать вас. Извините, я не знаю, имеете ли вы, Катя, отношение к этим делам.

– Самое непосредственное, – сухо ответила она. – Я закончила экономический факультет и последнее время работала… работаю консультантом-аналитиком банка «Золотой век». Но об этом не должен знать никто. Вам я говорю только по той причине, что вы находитесь в доме глубоко уважаемого мной и вообще нашей семьей человека. К тому же вас рекомендовал Мише Феликс Евгеньевич. Это очень высокие рекомендации. А с Володей меня познакомил Миша, когда это было? – Она обернулась к Майеру. – С год назад, больше? Впрочем, теперь это уже не важно. А как погиб Володя?

– Его встретили в Москве на аэровокзале. Он сел в машину Сергея Алмазова, некто встречавший сел сзади. Володя хорошо водил машину, вы не знаете? – как бы между прочим спросил Турецкий.

– Отлично! – с жаром ответила Катя. – Уж на что я рисковый водитель! А он был просто настоящим профессионалом. Даже в гонках, как он рассказывал, не раз участвовал.

– Вот-вот, он и сел за руль. Потому что водителя Алмазов отпустил. И они, как я понимаю, втроем поехали в район Кремля. Но не доезжая немного, а впрочем, кто теперь может сказать, куда они ехали?.. Словом, на одной из пустынных улочек один из пассажиров вышел из машины, а через считанные мгновенья раздался взрыв. Двух мужчин, оставшихся в автомобиле, в буквальном смысле разнесло в клочья. И все сгорело. За исключением… как я говорил…

– И вы не знаете того, кто их встретил? – напряженно спросила Катя, будто сама имела разгадку.

– Нет, конечно… А позже и шофера, и случайного свидетеля-таксиста убрали. Но вы так сказали, словно вам что-то известно?

– Сейчас я не могу ничего сказать, – быстро затрясла головой женщина, – но… мне самой необходимо узнать… Хорошо, я потом скажу. Давайте вернемся к банку, – решительно подняла она голову, и глаза ее блеснули – не то от слез, не то от ненависти к кому-то, о ком она еще не сказала. – Миша, может быть, и ты хочешь что-то объяснить Александру?.. Разрешите, я буду звать вас Сашей?

– Да-да, конечно, – словно спохватился Турецкий.

– Я думаю, как мы познакомились с Владимиром, – медленно цедил слова Майер, – это наше сугубо профессиональная забота. Достаточно того, что мы делали одно дело. Я – по своей линии, он – по своей. Но в определенный момент наши интересы столкнулись… перекрестились… и мы стали работать вместе. Обмениваться информацией. Я знаю, это у вас не поощрялось, но у разведки свои законы. И правила. На определенном этапе, когда у Владимира появился достаточно серьезный материал против филиала «Золотого века», я познакомил его вот с ней, с Кэт. Поскольку, по моим сведениям, только она могла забраться в депозитарий банка.

– Ты, Миша, говоришь обо мне так, будто я какой-то жулик! – нахмурилась Катя.

– Да все мы в некоторой степени… Так вот, Саша… Владимир имел все основания утверждать, что филиал «Золотого века» во Франкфурте стал своеобразной штаб-квартирой криминалитета из России. Через этот банк деньги из России перекачивались сюда, в Германию. Способов много: дорогостоящие фиктивные контракты, да вы и сами знаете о предоплате при непоставке товара, отмывании грязных денег – от продажи наркотиков, торговли оружием. Там же проводились и обратные операции, то есть отмывка денег в России. К вам ушел миллиард долларов сицилийской мафии, полученный ею от наркобизнеса. Причем все документы на этот счет подписывались на уровне вашего кабинета министров. А действующими лицами были теневики-бизнесмены, уголовники, бывшие агенты КГБ, алчные новые госчиновники… Это огромный преступный синдикат. Теперь, Саша, вы понимаете, по какому острию ножа ходил Владимир? И Кэт ему помогала.

– Ну, моя помощь заключалась лишь в том, что мне удалось проникнуть в электронную память акционеров банка и передать Владимиру код и файлы с именами и суммами. Когда он прочитал эти материалы, то сказал, что держит в руках бомбу, которая может взорвать правительство. Он должен был немедленно встретиться с вашим Президентом. И мне стало за него страшно. Но перед отъездом он передал мне один предмет и сказал, чтоб я его сохранила. Он запечатан в пакете и лежит в банке. Я возьму его…

– Я не совсем теперь понимаю, – сказал Турецкий. – Если он имел столь опасный компромат на «Золотой век», то зачем же ему было нужно садиться в машину главного учредителя этого банка? Вы видите логику?

– Я вам скажу, – как бы решилась Катя. – Он мне говорил однажды. У него была возможность подробно информировать свое непосредственное начальство, но ему не позволили этого сделать. По его мнению, потому, что в материалах фигурировали очень крупные государственные деятели вашей страны. Материалы просто не дошли бы до Президента. Поэтому Володе даже было предложено его начальством на какое-то время прекратить свое расследование и отойти в сторону. Другими словами… как это у вас, Миша? Ах да, лечь на дно… Но он не стал. Володя начал искать другой путь. У него была, он говорил, такая возможность. Хотя он сильно сомневался, стоило ли рисковать… Он подробно не говорил. Но все время об этом думал и переживал… Ему даже, по его словам, запретили выходить на связь обычным путем. Только специальные шифровки в определенные часы и дни. И его это угнетало, потому что он не видел причины…

– Последняя шифровка, между прочим, – неожиданно сказал Турецкий, – пришла совсем недавно. Много позже его гибели. Как это могло случиться?

– Как вы сказали? – вскинулся Майер. Турецкий повторил свои сомнения.

– Вывод здесь я бы для себя сделал однозначный: его подставили.

– Но кто? – задал совершенно уже наивный вопрос Турецкий.

– Вот именно, – кто?.. Или собственное начальство, испуганное Володиными возможными разоблачениями, или те, с кем он договаривался о подготовке его встречи с Президентом. Ничего другого предложить не могу. Но это все – не случайность. Это целенаправленное, хорошо подготовленное убийство. Я, конечно, не обладаю всеми Володиными материалами, да у меня и нет ни малейшего желания информировать ваших преступных госчиновников, что все они давно уже на крючке и по ним тюрьма плачет. Лично я избрал для себя другой путь. Все материалы по «афере века» я найду возможность положить на стол своего Президента. А уж он, если пожелает, пусть информирует вашего.

– Простите, Миша, я уже не раз слышу это выражение – «афера века». И в первый раз, кажется, от Феликса Евгеньевича. Вы можете мне объяснить, что это значит, или это тоже нечто суперсекретное? Но Феликс Евгеньевич даже какой-то газетный материал показывал на эту тему…

– Это как раз то дело, которое мы и раскрутили вдвоем с Володей. Только он пошел дальше и выбрался на этот банк. А суть проста, внешне, во всяком случае. Это была многомиллиардная афера с неуничтоженными ценными бумагами американских банков и финансовых корпораций. В операции были задействованы сицилийцы, ваши русские и другие, словом, целая компания уголовных синдикатов. Один из главных каналов, по которому похищенные ценные бумаги поступали в вашу страну, как раз и был «Золотой век». Но, как я понимаю, а мы с Володей не раз обсуждали эту тему, недавние руководители банка не могли, или не желали, резко увеличивать объем операций. В этой же уголовно-финансовой среде, как вам известно не хуже меня, тоже своя бешеная конкуренция, и действуют те же волчьи законы, когда сильный просто обязан сожрать слабого. Кстати, не исключено, что именно в этом и есть основная причина того, почему убрали практически одновременно руководящую верхушку «Золотого века».

«И ловко подставили последнего, оставшегося в живых, его руководителя, вице-президента Санишвили, – сказал сам себе Саша. – Или это ловкая игра?»

– Так, значит, по вашему мнению, этот банк должен перейти в другие руки? – спросил Турецкий.

– Наверняка уже перешел. Только мы об этом еще не знаем…

– А что ж тогда так мучается, разгадывая тайну гибели Манфреда Шройдера, инспектор Юнге?

– А кто вам сказал, что он мучается? Он честно исполняет свой долг. Ему не мои или ваши соображения нужны, а совершенно конкретные отпечатки пальцев, скажем так. Вы ж сами, Саша, следователь… – И по губам Майера, может быть впервые, скользнула улыбка.

– Да, конечно, но кое-что мы ему все-таки привезли.

– Вот и хорошо, значит, получите приз, – добродушно вздохнул Майер. – Есть ли у вас еще ко мне вопросы?..