Текст книги "Контрольный выстрел"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

…По поводу Вашего запроса в отношении пропуска для автомобиля гр. Алмазова установлено: С. Е. Алмазов был включен в список лиц, обладающих правом беспрепятственного въезда как на территорию Кремля, так и на соседние охраняемые территории по выданному пропуску за номером 234.

С уважением

Зам. директора Федеральной службы безопасности

генерал-лейтенант Н. И. Петров.

Турецкий усмехнулся: даже от сердца отлегло… А вот еще попросят чего-нибудь, чего сами не имеют. Оперативных сведений, к примеру. А потом выдадут за свой собственный пот. Ладно, генерал Петров, и на том спасибо. Все же очень красивой бумагой вы, генерал, пользуетесь в своем тайном ведомстве. И не экономите ее вовсе. А чего ее экономить-то? Вы ж были и останетесь все тем же КГБ, который никогда не знал такого слова: экономия. Не то что какая-нибудь вшивота прокурорская.

– Полагаю, этот документ является лишним подтверждением того, о чем я только что говорил, – заметил Меркулов, увидев, как поскучнели лица коллег после зачтения эпохального документа.

– Да уж… – подтвердил Турецкий излюбленным выражением Кисы Воробьянинова.

Федоров же… развел руками. И Саша не выдержал, снова расхохотался, но уже в охотку, свободно. В паузах объяснил причину своего столь странного веселья. В общем, на том они все и расстались. Отсмеявшись, каждый стал заниматься своим непосредственным делом.

7

«Батюшки, время-то! Третий час! – едва не завопил Турецкий. – И куда ж оно так быстро испарилось? Только ведь что приехал в прокуратуру, а трех часов как не бывало…

Он ринулся к телефонному аппарату, чтобы звонить в МУР. Яковлев, как ему доложили, был на выезде, но должен вернуться с минуты на минуту. Оказывается, Федоров уже успел опередить Сашу, тоже позвонил к себе и приказал оперативникам немедленно собраться для краткой информации. Оставалось надеяться, что лавры генерального прокурора пока не прельщают Юру, а оценка Меркуловым этой его самодеятельности поможет Федорову не повторять тех же ошибок. Поэтому Турецкий попросил только передать Яковлеву, чтобы тот немедленно связался с ним, как появится, а после этого позвонил в НТО – научно-технический отдел. Там сейчас должен был находиться его главный интерес: фотороботы.

Когда-то… да что там, всего два года назад, а будто вчера, звонил Саша при такой же нужде лучшему человеку и криминалисту в первопрестольной, а может, даже в государстве – Семену Семеновичу Моисееву, который еще в бытность их с Костей в горпрокуратуре руководил кабинетом криминалистики. Семен выслушивал слезную мольбу, кивая своей мудрой еврейской головой, затем все делал в лучшем виде и практически незамедлительно, после чего угощал просителя спиртиком из своих тайных и нескончаемых лабораторных запасов. Надо при этом иметь в виду, что со спиртным в столице и государстве в восьмидесятых – начале девяностых было ой как туго. А Семен всегда имел.

Увы, нету больше подобных специалистов. Питья теперь навалом, а специалистов днем с огнем поискать. Ушел старик на пенсию, как ни крепился, а Турецкий лишился в прокуратуре самой верной своей руки. Да и народ не тот пошел. С другой стороны – зарплата маленькая, забот до и больше, а кому это надо?.. Честно говоря, Саша и не знал, кто там у них сегодня командует.

Ответил приятный женский голос. Турецкий, естественно, тут же полностью представился. Женщина назвалась Верой Константиновной и сообщила, что действительно майор Яковлев доставил к ним свидетеля для составления фотороботов. Сама она при этом не присутствовала, но знает, что работа была завершена где-то в районе двенадцатого часа. Пришлось помучиться, очень, говорили, расплывчатые сведения. Впрочем, если остро необходимо, она может найти криминалиста, проводившего эту работу. Но придется подождать, поскольку сейчас никого на месте нет. Почему – Саша не стал спрашивать. Наверно, потому, что понедельник – день любителей совещаний. Он дал Вере Константиновне свой номер телефона и попросил – самым нежным и сердечным образом – перезвонить ему.

Но едва повесил трубку, как прорвался Володя Яковлев. В чем дело, говорит, полчаса не могу дозвониться? Ну уж!..

– Ладно, слушай информацию, – не стал спорить Яковлев. – По фотороботам. Кое-что получилось. Я, честно, не очень доволен, но… При большом желании, как говорится, а также используя фантазию, можно и узнать. Оба сейчас тебе подошлют, я распоряжусь.

– А что это у тебя там за Вера Константиновна? – как бы между прочим поинтересовался Турецкий.

– А ты откуда знаешь, Александр Борисович? – В вопросе был явный подвох.

– Разговаривал только что.

– А-а, всего-то?.. – будто успокоился Яковлев. – Работает тут. Недавно. Из института криминалистики перевелась.

– Ладно, учтем, поехали дальше.

– Нет, ты скажи, откуда интерес возник? – настаивал Володя.

– Да просто голос мне ее понравился, – успокоил Турецкий ревнивого майора. – Голос, понимаешь? А видеть-то ее я никак не могу. Мы по телефону общались. Но ты, майор, молодец, как я догадываюсь. В НТО всегда надо своих людей иметь. Похвальное желание. Давай дальше.

– Дальше так. Твой «фолькс» мы, кажется, засекли. По Москве всего три таких машинки числятся. Две отпали сразу – полное алиби. А вот третий «фолькс» – вероятно, тот, что нам нужен.

– Володя, объясни мне внятно, почему ты считаешь, что наша машина была с московскими номерами? Откуда у тебя такие сведения?

– Ха! – обрадовался Яковлев, скорее всего тому обстоятельству, что ему удалось натянуть нос «важняку». – Кто меня на соседку этого Кочерги, Лидию Зубову, вывел? А девушка, между прочим, оч-чень даже… наблюдательная. Вот она-то мне и доложила, что у блохи этой апельсиновой номера наверняка были московские, иначе она бы обратила особое внимание и запомнила. А что, по-моему, вполне съедобная версия. Как?

– Полагаю, вполне, Володя. Так где, ты говоришь, находится этот апельсиновый клоп? Или блоха?

– Записывай, Александр Борисович. Это апельсиновое насекомое принадлежит директору гостиницы «Урожайная», что в Останкине. А фамилия этого гражданина Волков, Станислав Никифорович. Номерной знак колес 75–83 ММЗ. К нему я еще не успел, Александр Борисович, поскольку мы полдня с твоим Червоненко сидели. И вообще я тебе вот что скажу. Когда мы закончили, я Червоненко на всякий случай говорю: ты, мол, браток, поостерегись маленько, не отсвечивай, в Шереметьево не езди пока, пусть время пройдет. Это я потому, что у нас такой позорный прокол с Кочергой получился. Я ж понимаю, Саша, если они начали охоту за свидетелями, то не остановятся, это только дураку не ясно. Верно?

– Да. – Турецкому оставалось лишь вздохнуть: во всем прав был сыщик. – И если мне, Володя, удалось в считанные часы выйти на этого «Гену», то почему того же не могут сделать опытные киллеры, которые мгновенно вычислили нашего Кочергу.

– Но я не совсем тебя понял, Александр Борисович, – прервал Яковлев. – Ты, что ли, сам поедешь в Останкино или мне поручишь?

– Сам, Володя, сам. А вот насчет Семена – тут ты абсолютно прав, а я не подумал. Молодец, спасибо. Надо его изолировать, хоть на время.

– Да что там… – засмущался Яковлев. – Это же наше дело… И еще по поводу этого Кочерги кое-что имею. Ты знаешь, что у него в Германии был определенный финансовый интерес?

– Да, он говорил, и в протоколе записано, что имеет… ну, имел он там маленький, так сказать, гешефтик. А до конкретики так у нас и не дошло. Времени уже не оставалось, а потом, ты и сам знаешь, как сложились обстоятельства.

– Так вот, в его бумажках, которые аккуратно были сложены в ящике платяного шкафа, мы обнаружили некоторые документы на немецком языке. Я теперь думаю, что они никому были не нужны, поэтому их и не искали. Да и торопились, видно. В письменном столе, что в прихожей стоял, все перерыто, перелопачено. А в платяном – только карманы у пиджаков вывернуты. В ящик же, где обувь, не лазали. Поверхностный обыск был. Может, больше для показухи?

– Значит, версия о самоубийстве, которая была ими так тщательно подготовлена, все-таки закачалась?

– Не, Саша, ты меня не понял. По этой части как раз все чисто. А бардак в столе и шкафу можно списать на самого хозяина, который, находясь уже не совсем в своем уме, искал бумажку и карандаш, чтоб написать предсмертное письмо. Вот как выглядит. Ты эту его записку помнишь? Бумажка из блокнота вырвана, нашли мы его. И пальцевые отпечатки – его собственные. А у него в ящике-то целая пачка хорошей бумаги лежала. Он же не мог этого не знать. Вот бы и взял чистый лист. Значит, не в себе был. Схватил, что под руку подвернулось.

– Интересно, – заметил Турецкий. Ему и в самом деле любопытны были эти наблюдения толкового сыщика. Многого, получается, не учли убийцы, как ни старались. – Ну а что ж это за бумаги ценные?

– Документы, Саша. Мне пришлось тут одному нашему на перевод дать, поскольку я в немецком ни бум-бум. А суть в том, что это договор, понимаешь, с хером… Ты не смейся, так в переводе, господин по-ихнему. С хером, значит, Михаилом Соколиным на совместное владение салоном игровых автоматов, опять же по-ихнему – шпиль-салон. Я тебе заодно подошлю копию документа и перевода, чтоб не пришлось зря голову ломать. Есть тут и название, и адрес, и все остальное – кому какой процент и так далее. Вот пока и все.

Ничего себе – пока! Молодец сыскарь. Оставалось лишь еще раз искренне поблагодарить толкового мужика.

8

Вечер торжественного освящения генеральских погон у Шуры должен был начаться никак не раньше семи-восьми часов. Вот, кстати, еще одна прекрасная особенность современного бытия. Давно известно, что понедельник – день тяжелый. Даже роман кто-то на эту тему написал. Но именно в понедельник, который, скажем, для моряков является самым противным днем и они никогда по понедельникам не выходят в море, простые постсоветские люди обожают устраивать себе всяческие празднества. Ну чего было б Шурочке, к примеру, не устроить выпивон в субботу или в воскресенье? Нет, нельзя: выходные – святые дни. Для отдыха, для семьи, для души. А понедельник – он же рабочий, да еще и черный, тяжелый, а раньше – еще и похмельный день. Вот его и используем на всю катушку. Сперва долгие совещания, потом – не менее длительные застолья. Но если конкретно про Шурочку – то это уж конечно зря. Она хорошая баба и знает, что и сыскари, и следователи отдыхают редко, а выходных как таковых для них не существует. Да ведь и сама прошла этот долгий и совсем не женский, тяжкий путь. И погоны генерал-майора милиции ей к лицу…

Времени было еще достаточно, и Турецкий решил смотаться в Останкино, чтобы навестить директора гостиницы «Урожайная» господина Волкова. Из Останкина, если не случится ничего непредвиденного, два шага до Грязнова. Неприлично у матери-генеральши появляться в затрапезном виде, который явно шокировал нынче высокое прокурорское собрание. Для работы – еще куда ни шло. Но в застолье надо появиться, как говорит Грязнов, хорошо причесанным и пахнуть одеколоном.

С другой стороны, очень хотелось дождаться курьера из МУРа. Не терпелось взглянуть на фотороботы, чтобы потом на протяжении вечера, а может быть, и ночи видеть перед глазами искомые лица. Кто знает, какие штуки выкидывает иногда зрительная память…

Саша отправился к Клавдии Сергеевне – пышному предмету своей давней зависти – и, вложив в свой голос всю теплоту, вызванную бархатными интонациями Веры Константиновны, попросил ее, ради собственного личного спокойствия, принять пакет из МУРа, запереть его в свой сейф и никому ничего не говорить, а тем более не показывать.

Ах, Клава, как она призывно улыбнулась! Ей-богу, славная женщина, и как Меркулов этого не замечает? Впрочем, он никого, кроме своей жены и дочки, и на дух не принимает. Турецкий имел в виду женский пол. Правда, есть еще Шурочка. Но она – товарищ. А это святое…

После того, что рассказал сегодня Костя о подслушивающих системах, жучках всяких, Саша не желал рисковать жизнью свидетеля. Тут Володя Яковлев был абсолютно прав. Да и не нужно, чтобы посторонние в это дело носы совали.

9

Директор гостиницы Станислав Волков выглядел именно так, как и должен был выглядеть директор не самой худшей, хотя и не самой престижной, гостиницы. «Урожайная» – разумеется, не «Палас-отель», не «Метрополь» с новейшими его интерьерами и уж конечно не какой-нибудь «Хилтон» или «Хаммер». Станислав Волков был директором гостиницы средней руки, номера в которой снимает народ приезжий, главным образом с южных окраин некогда могучего Советского Союза. Нынче это народ – и не случайный, и не бедный. Правда, с год назад один из канувших в небытие министров внутренних дел попробовал провести в столице чистку гостиниц от «чечни» и вообще «лиц кавказской национальности», но чем это кончилось – всем известно. Дали наконец работу правозащитникам всех мастей. Нельзя ведь, чтоб без скандала. Даже такое элементарное дело, как проверка документов, теперь легко превратить в антидемократическую акцию.

Директор «Урожайной» господин Волков внешне имел вид вполне преуспевающего человека: сорокалетний высокого роста брюнет с косым пробором, вполне приятной наружности, в отлично сшитом пиджаке – не в магазине купленном, там таких размеров не достать, – а именно, от хорошего портного, и отутюженных брюках. Желто-коричневый узорчатый галстук хорошо смотрелся на фоне его темно-серого твидового пиджака. Этот «сет» – галстук, платочек в кармашке и такие же подтяжки – стоят дорого, Турецкий видел в какой-то витрине – всего-навсего сто двадцать тысяч. Чья-то пенсия.

И пиджачок его тоже на «лимон» тянет. В этих двух вещах Саша худо-бедно разбирался: Ирка научила. Носить их, правда, не доводилось. В общем, не бедным человеком был директор Станислав Волков.

Он оказался предельно вежливым и предупредительным, голос у него был негромкий, но… душевный. Можно было без натуги догадаться о месте его предыдущей службы: «пятерка» либо «девятка». Многие из тех, в майорских и подполковничьих званиях, заняли, активно перестраиваясь вместе со всей страной, такие вот незаметные, но и не нищие посты. Прошло немного времени, и эти должности почему-то оказались едва ли не ключевыми в странной системе совмещенного государственно-частного бизнеса. А гостиничное дело вообще стало, без всякого сомнения, одним из наиболее выгодных видов предпринимательской деятельности. Вот из тех же тайных до поры до времени глубин и выплыл, видимо, Станислав Волков – обаятельный мужчина. Между прочим, в вышеупомянутых управлениях мордоворотов и не держали. Их теперь не особо чтут даже в исправительных, так сказать, учреждениях.

Узнав, кто прибыл и какова цель визита, Станислав Волков немедленно выказал самое искреннее желание помочь следствию. Хотя и не скрыл некоторого смущения. О чем охотно поведал:

– Понимаете, господин Турецкий, у меня имеется, между нами говоря, небольшой личный бизнес. Ведь это сейчас приветствуется, не правда ли? – Очень ему хотелось видеть следователя своим сторонником. – Впрочем, его даже и небольшим назвать нельзя. Скорее, крошечный. Я имею маленький парк автомобилей, всего и дела-то – четыре машинки, которые сдаю в прокат. Приезжим в нашей гостинице, просто приличным людям, которым нужен автотранспорт на короткое время, и так далее. Все это, разумеется, абсолютно законно, зарегистрировано соответствующим образом, уплачены все пошлины и налоги, на что имеются соответствующие документы. Я могу их немедленно представить вашему вниманию…

Слишком много у директора было всего «соответствующего», хоть и крохотный бизнес.

– Да, пожалуйста, покажите, Станислав… извините, не расслышал вашего отчества. Но меня больше интересует один конкретный факт: кто у вас ездил в последнее время на «фольксвагене» с номерным знаком ММЗ 75–83?

Станислав Волков все тем же предупредительным тоном объяснил:

– Господин Турецкий, как вы сами понимаете, я не могу сказать вот так, с ходу, не взглянув в деловые бумаги. А отца моего, с вашего позволения, звали Никифором.

– Очень приятно, Станислав Никифорович. Тогда будьте любезны, покажите мне ваши бумаги. У вас ведь все записано, как я понимаю, все законно и все зарегистрировано… соответствующим образом?

– Безусловно и бесспорно, господин… Простите, а вы не позволите и мне величать вас по имени-отчеству?

– Сделайте одолжение, Александр Борисович к вашим услугам.

– Поймите меня правильно, Александр Борисович. – Директор стал снова обретать уверенность. – Я, так сказать, всей душой, вы должны меня понять, но дело в том, что человек, конкретно отвечающий за данный сектор работы, уже ушел домой. Я отдельным своим работникам разрешаю, если нет особых дел, уходить пораньше. Семьи, знаете ли, заботы всякие. Надо идти хорошим людям навстречу, верно? А сам я в делопроизводство стараюсь не вмешиваться… – И тут вдруг вальяжный, представительный и, вероятно, глубоко воспитанный директор гостиницы Станислав Волков стал… грызть ногти.

Это так потрясло Турецкого, что он даже забыл, о чем хотел сказать и чем возразить. Но быстро пришел в себя.

– Ну что вы, Станислав Никифорович, право, какие мелочи! Да мы с вами на пару обойдемся и без ответственных работников. Я просто не сомневаюсь, что вы и сами сможете мне дать любую информацию. А ваша секретарша еще здесь, – таинственно понизив голос, добавил он, – потому что я чувствую, что она подслушивает под дверью наш с вами разговор. Но она, вероятно, не очень хороший работник, не так ли?

Директор потупил очи, слегка зарделся и, оставив в покое указательный палец правой руки, нажал им кнопку вызова секретарши.

Дверь распахнулась тут же, и секретарша, в узкой и короткой юбчонке, обтягивающей ее худые, кавалерийской формы ноги, гордо прошествовала к столу шефа. Остановилась, упершись лобком в угол стола.

Саша усмехнулся. Недавно один его приятель про такую же вот дамочку в шутку заметил: «Ах, это та, что носит короткую юбку без всяких к тому оснований!»

Интересно стояла секретарша. Но еще интереснее сообщила о себе:

– Между прочим, мой рабочий день закончен, Станислав Никифорович.

Турецкий хмыкнул достаточно громко, чтобы быстрее вызвать ответную реакцию директора.

– Да что вы говорите? – искренне удивился тот. – Ах, ну да, конечно, ведь я же сам вас отпустил, как же, помню, помню… – И, обернувшись к посетителю, добавил: – А я вот такой… Совсем, знаете ли, не замечаю времени. Другие времена, Александр Борисович, другая и ответственность… Однако, да, Мариночка, а где у нас с вами документы, так сказать, на прокат э-э… автомобилей?

Мариночка подошла к одному из стенных шкафов, открыла его и с грохотом выдвинула нижний ящик.

– Спасибо, Мариночка, а что ж вы сидите тут? Можете идти домой.

Мариночка кинула на Волкова такой взгляд, который ставил под сомнение кардинальный вопрос: кто тут на самом деле директор?

Волков снова сунул указательный палец в рот, немного погрыз его, левой рукой перелистнул несколько бумажек и, наконец, вынул из ящика плотный лист бумаги, на котором была надпись: «75–83 ММЗ».

– Ну вот, пожалуйста, Александр Борисович, все, так сказать, в полном порядке, в чем я был уверен. А эту машинку, знаете ли, оказывается, как раз вчера и вернули. Вот, кстати, отмечены фамилия, имя и отчество, а также адрес бравшего автомобиль в прокат. Не желаете взглянуть?

– Обязательно желаю, – сказал Турецкий и взял протянутый лист. – Но я еще хотел бы, чтобы вы описали мне внешность этого человека.

Сказал и испугался, что Станислав Никифорович откусит себе палец, так он почему-то вздрогнул. Но тут же заторопился, будто за ним собаки гнались:

– Нет, нет, что вы, что вы! Совершенно не помню, не помню совсем, это же давно было, там написано, два месяца назад было, где упомнить при такой массе народа, который ежедневно перед глазами проходит, уважаемый Александр Борисович… – Последнее он произнес уже на полном выдохе, еле вытянул.

– Ну а как же вчера-то?

– Вчера? Ах, вчера!.. Этот человек позвонил днем по телефону, сказал, что поставил машину во дворе, там, где и брал, что все с ней в порядке, а если у меня появятся претензии, то я его адрес конечно же знаю, все записано соответствующим образом…

– И все?

– И все. Вот. – Волков вытащил из кармашка своего роскошного твидового пиджака узорчатый яркий платочек и с облегчением вытер влажные ладони. Видимо, трудный для него разговор он посчитал законченным.

Турецкий же имел другое мнение на этот счет. Но прежде чем продолжить разговор с обаятельнейшим Станиславом Никифоровичем, он обязательно должен был встретиться с гражданином Поселковым, вчера днем поставившим на место автомобиль, взятый им в прокат два месяца назад.

И еще было желание перед уходом лично взглянуть на «апельсиновое насекомое», о чем он и сообщил Волкову. Ну здесь-то уж, кажется, никаких проблем.

С тыльной стороны гостиничного здания имелся небольшой хозяйственный двор, огороженный, как это принято в Москве, высокой и уродливой стеной, составленной из ребристых бетонных плит, закрепленных между бетонными же столбами, врытыми в землю. Этакое частное владение, куда вход посторонним навсегда запрещен.

Они прошли гостиничным коридором в торец здания, свернули направо и через запасный выход выбрались на хоздвор. Саша увидел несколько запертых гаражных дверей, большой навес над половиной двора, под которым стояли крытый фургон, несколько разбитых вдребезги автомашин, каким место на гаишных свалках – для устрашения автолюбителей, словом, железный лом, и… апельсинового цвета «фольксваген».

Турецкий подошел ближе, оглядел «клопа» – форма действительно давно устаревшая, Бог весть какого года выпуска. Странная прихоть киллеров: уж слишком заметна эта машинка. Если хочешь, чтоб тебя обязательно поймали, лучше варианта не придумаешь… А может, на этом и расчет строился: мол, на такой «несерьезной» таратайке только клоуну разъезжать, куда там убийцам! Им, на худой конец, «мерседес» подавай, а то – белый «линкольн». Но это, последнее, скорее всего из американских кинобоевиков. А отечественные предпочитают почему-то «БМВ» и «ауди». Удирать, наверно, легко.

Но что же теперь делать с этим «апельсинчиком»? По идее, надо его арестовать. Изъять из этого частного гаража и поставить на Петровку, чтоб в нем криминалисты повозились как следует и постарались определить: кто в нем ездил, куда, зачем, что делал и кого перевозил (если автомобиль действительно перевозил, а не стоял себе в сторонке во дворе у Кочерги в ожидании фальшивых милиционеров).

И вдруг Сашу будто обухом по макушке хватило! А где же «девятка»-то малиновая? Неужели ее вот так элементарно зевнули? Нет, там же был Володя с заданием допросить соседку и вообще разобраться на месте.

– Уважаемый Станислав Никифорович, – сказал Турецкий вежливо, – я вынужден вас некоторым образом огорчить, но эту машинку придется ненадолго у вас изъять. Естественно, все будет… соответствующим образом оформлено. А после мы вернем ее вам. Надеюсь, в интересах следствия, вы не станете возражать?

Но по глазам, по движению бровей, по мимике лица Волкова Турецкий понял, что хозяин «клопа» возражать не будет, хотя сам факт подобной проверки его честности ему весьма неприятен.

– Тогда, – беспечно заявил Саша, – будьте любезны, проводите меня к вашему телефону, чтобы я мог распорядиться.

Яковлева вызвали с совещания у начальника МУРа. Ах, Юра!..

Он все понял буквально с двух слов и сказал, что ребята подъедут в течение часа с соответствующим постановлением.

– Володя, я не помню сейчас, обратил ли вчера внимание на одну машину там, в нашем дворе… Ты не подскажешь? – Не мог же он объясняться в присутствии этого «грызуна».

– А, ты имеешь в виду машину Кочерги? Да?

– Ну конечно.

– Я ее в розыск объявил. Но почти уверен, что это пустой номер. «Девятки» сейчас высоко котируются. Еще «шестерки». Уважает их эта шпана. А остальные – почему-то не очень. Качество сборки, наверно.

– Тогда все правильно: этого поставили и уехали. Ну, будь… А вы, Станислав Никифорович, вероятно, торопитесь? – наивно спросил Турецкий, заметив, что директор уже несколько раз нервно поглядывал на свои крупные, под золото, а может, и в самом деле золотые часы на правом почему-то запястье. – Вы ж недавно уверяли, что времени не замечаете.

– В принципе, Александр Борисович, в принципе, как говорится. Но как раз сегодня у меня намечено, так сказать, маленькое семейное торжество, день рождения, понимаете…

– Ах, тогда, ради Бога, простите меня и примите, пожалуйста, самые искренние…

Потупившийся директор вежливо остановил поток поздравлений:

– Не у меня, нет, так… Как бы это сказать, у близких знакомых…

«Уж не у той ли «кавалеристки»? – мелькнула догадка. Уж больно она независимо вела себя. Черт их всех разберет с этими сексуально-финансовыми проблемами.

– Ну что ж, сочувствую, но, видимо, вам придется, Станислав Никифорович, кого-нибудь оставить вместо себя, кто мог бы выдать официально для проведения экспертизы ваш «фольксваген». Вы понимаете меня? – со значением объяснил Турецкий.

– Увы, – тяжко вздохнул директор. – Видимо, придется самому… Это же, насколько я могу понять, ответственное дело?

– Разумеется. И еще, если позволите, этот ваш учетный листок я тоже возьму. На время и под честное слово. Верну при первой же возможности, скорее всего, вместе с автомобилем. Не возражаете?

Интересно, а как бы он мог возражать, если следователь уже упрятал твердый лист, почти картонку, в свой портфель?..

Засим Турецкий раскланялся, сообщил, что товарищи с Петровки подъедут с минуты на минуту, и, сопровождаемый до выходной гостиничной двери элегантным директором, покинул наконец помещение «Урожайной».

Отъехав половину квартала, Саша прижался к обочине, вышел, запер дверь и отправился обратно к гостинице. Обойдя высокий бетонный забор по периметру, он выбрал место поудобнее, подпрыгнул, подтянулся на руках и увидел то, в чем был абсолютно уверен.

Господин Волков собственной персоной задумчиво разглядывал свое апельсиновое средство передвижения. Затем открыл дверцу и по пояс залез в тесный автомобильный салон. Очень хорошо. Идентифицировать его пальцевые отпечатки труда не составит: Саша видел, как он мусолил в потных своих ладонях листок учета автомобиля, прежде чем вручить его следователю. А внутри машины Волков вряд ли найдет что-либо компрометирующее его. Эти киллеры вовсе не идиоты, хотя… ведь известно, что даже на старуху случается проруха…

Турецкий хотел было уже разжать пальцы и спрыгнуть на землю, как во дворе появилось новое действующее лицо. Откуда-то, возможно, из гаражей или подсобки, вышел невысокий, но крепко сложенный парень, как теперь говорят, кавказской национальности. Это легко определялось по его заросшему черной щетиной лицу – не борода с усами, а просто густой волосяной покров. Поговорив о чем-то с Волковым, парень вернулся к гаражам, где сразу заработал мотор, и выехал на середину двора на… вишневой «девятке».

Мгновенная мысль: «чечен» – «девятка», и Турецкий, спрыгнув на землю, уже мчался вдоль бетонного забора к гостиничным воротам, проклиная себя, что не послушался Меркулова и конечно же не вынул из сейфа положенное по штату оружие. Но, выскочив на улицу, он понял, что опоздал: «девятка» опередила его минимум на две сотни метров, и чтоб теперь догнать ее, не могло быть и речи. Но появилось другое, более весомое обстоятельство: машина киллеров, если это была она, и угнанная «девятка» Кочерги оказались в одном дворе. И это уже говорило о многом.

Стоп! – в который уже сегодня раз остановил себя Турецкий. А откуда известно, что эта машина принадлежала покойному Кочерге? Что, в городе нет больше малиновых «Лад» девятой модели? Или на этой были номера Кочерги? Ничего подобного. Значит, все это надо еще доказывать. И никаких обвинений «грызуну»-директору, к сожалению, сейчас не предъявишь. А вот спугнуть его этой «девяткой» можно. Значит, что же? Все оставить, как есть, решил Саша. Яковлев проведет изъятие «фольксвагена», эксперты его понюхают, а за Волковым надо установить наблюдение. И за этой его подозрительной конторой.

10

Поразительно, но сегодня весь его путь ищейки постоянно приближал к родному дому – так Саша мог бы, и не без основания, назвать квартиру Грязнова. Следующая остановка была на улице Седова, возле вытянувшегося на целый квартал многоэтажного дома с добрым десятком стеклянных подъездов. Отыскав нужный ему и поднявшись самостоятельно, ввиду отсутствия исправного домофона, на восьмой этаж, Турецкий позвонил в дверь, созданную, по всей видимости, на каком-нибудь танковом предприятии. Правда, броневой лист сверху был обтянут стеганым, словно одеяло, черным блестящим дерматином.

Но дверь открыли без предварительных вопросов: кто да зачем.

– Мне необходимо поговорить с гражданином Поселковым, – сказал Саша, предъявляя удостоверение крупной, плечистой девахе в спортивном костюме, стоящей возле порога и закрывающей собой вход в неширокий коридор, в который выходили с обеих сторон три двери. Трехкомнатная, значит, квартира, старой планировки. У Славки такая же.

– Он тут больше не живет, – тихим и безжизненным голосом ответила девушка-богатырь.

Заметив невольное движение Турецкого вперед, она отступила в сторону, позволяя ему войти в прихожую и прикрывая наружную дверь, может быть, от соседей, чьи лупоглазые «очки» пристально разглядывали лестничную площадку и кабину лифта.

– А где, извините, он проживает? По какому адресу? Вы не могли бы мне помочь в этом вопросе?

– Папа нигде теперь не проживает… – Собеседница неожиданно тяжело задышала, и в глазах ее блеснули слезы. – Потому что он умер.

– Как это – умер? – прозвучал не совсем продуманный вопрос. – Когда?

– Скоро годовщина… Мы похоронили его в прошлом году, двадцать седьмого октября.

– Так… – пробормотал Турецкий, чтоб хоть как-нибудь отреагировать на обескуражившую весть.

Было совершенно ясно, что этот ухоженный сукин сын Волков его снова надул. Но на что он рассчитывал, сваливая ответственность за машину, взятую два месяца назад, на гражданина Поселкова, уже год как оставившего сей бренный мир? На то, что следователь – дурак? Бред сивой кобылы. Ведь он же имел какую-то цель? Какую? Ведь последней машиной, которой мог воспользоваться гражданин Поселков Н. Н., как указано в учетном листке, был катафалк.

– Приношу вам свои соболезнования, – сказал Турецкий. – А вы, вероятно, его родственница, в смысле дочь?

– Нет, я жена его сына. Но его сейчас нету дома…

– Отчего же, простите, умер?.. – Саша взглянул в учетный листок.

Она поняла вопрос:

– Папа, то есть Николай Николаевич, умер от рака желудка. У нас его, к сожалению, не лечат.