Текст книги "Контрольный выстрел"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Контрольный выстрел

ЧЕТВЕРГ, 5 октября

1

На Олимпийском проспекте вокруг «жигуленка» Турецкого неожиданно начал совершать странные пассы приземистый, видавший виды «БМВ» с побитыми крыльями и залепленным грязью номером. Два лба, в спортивных куртках, сидевшие в салоне, вели себя намеренно нагло: иномарка без всякой причины пару раз подрезала нос «жигуленку», и Турецкому пришлось резко давить на тормоз, чтобы не вылететь на встречную полосу, затем же вообще перейти в правый ряд, спрятавшись за троллейбусом. А сволочная иномарка выскочила далеко вперед и притерлась к тротуару, видимо, в ожидании своей напуганной жертвы. Так наверняка думали наглецы.

«А ведь это началась охота! – сказал себе Турецкий, продумывая свой дальнейший маршрут и прикидывая, как оторваться от преследователей. – Они, конечно, не отстанут. Но ведь и на откровенное нападение пока не идут, хотя возможность такая уже им представлялась… Значит, что же? Пугают? Играют, словно с мышонком…»

Гаишников, когда они особенно нужны, как обычно, поблизости не было, значит, рассчитывать можно только на собственную сообразительность. Был, конечно, еще один вариант: домчаться до Неглинки, до грязновской конторы, где наверняка сидят сейчас его молодцы из охранно-розыскного бюро «Слава», а те – только свистни – вмиг скрутят этих лбов, да еще и шишек им наставят, чтоб были вежливее. Но до Вячеслава Ивановича надо еще добраться, хотя он практически уже в двух шагах, лишь бы проскочить безболезненно Цветной бульвар.

Но на Трубной Турецкого ожидало очередное испытание. Он обошел «девятку» – «Ладу» и пристроился сзади к шикарному белому «линкольну» со сплошными нулями на номере (не иначе какой-нибудь очень крупный босс!), наивно полагая, что «девятка» прикроет его сзади от висевшего на хвосте «БМВ». Но та поступила неразумно, вильнув совсем вправо и прижавшись к бортику. Турецкий успел лишь заметить в зеркальце стремительно надвигающуюся акулью морду «БМВ» и понял, что через мгновение эти сукины дети вомнут его в шикарный багажник «линкольна». И сразу сработал автомат: Турецкий резко вильнул влево и вырвался в третий ряд, хамски подрезав нос «ушастому» «Запорожцу», который тут же завопил, захлебнувшись в истерике. И тут – ну надо же! – мгновенно, словно из-под земли, явился гаишник и царственно махнул Турецкому жезлом, показывая, что ГАИ бдит и нарушителю не уйти от возмездия. Александр Борисович покорно и радостно сунулся вправо и вышел из машины. Пока гаишник степенно приближался к нему, Саша успел увидеть развернувшуюся сзади картину: погоня врезалась-таки в великолепную задницу босса и теперь за перекрестком царил подлинный кавардак. Бросив свою разбитую машину, преследователи живо удирали – один по Цветному, другой – по Петровскому бульварам, причем удирали грамотно, скинув приметные куртки. Возле подбитого «линкольна» вовсю базарила толпа сбившихся в кучу зевак и водителей. Но гаишника это не касалось. А может быть, он решил, что причина данного содома – вот она, перед ним, стоит себе и покорно улыбается? Ну-ну!

Отдав вежливо честь и представившись, майор-гаишник протянул руку за правами Турецкого. Получив их и раскрыв, стал удивленно вчитываться, поглядывая то на цветное фото Турецкого, то на оригинал.

– Как же это вы так… господин старший следователь? – с наигранным изумлением произнес наконец майор. – Ведь вот какую кашу заварили! – Он небрежно ткнул жезлом в сторону пробки на перекрестке.

– Я бы посоветовал вам, майор, не догадками сейчас заниматься, а своим прямым делом. Составляйте протокол, я вам продиктую. Итак, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации Турецкий Александр Борисович, уходя от преследовавшего его, наверняка находящегося в розыске автомобиля марки «БМВ» с двумя парнями в салоне, одетыми в спортивные куртки синего цвета, был вынужден нарушить правила движения и подрезать нос «Запорожцу», который благополучно уехал. Преследователи же, не рассчитав скорости, врезались в автомобиль марки «Линкольн», после чего, бросив разбитую машину, скрылись… В чем дело, майор? – удивленно поднял брови Турецкий. – Почему не пишете?

Но гаишник лишь вздохнул, молча вернул ему права, отдал честь и неторопливо направился к побитому «линкольну». Какие права?! Какой там протокол?! Впрочем, Александр Борисович нос-то «Запорожцу» все-таки подрезал, а это неправильно. За это штраф платить надо. Невелика, конечно, сумма – всего каких-то пятнадцать тысяч, но… не было у старшего следователя по особо важным делам лишних пятнадцати тысяч в кармане. Не было, и все. Потому что отпускных он еще не получил. На что, кстати, очень даже рассчитывал.

Господи, да разве в этом дело? Ведь эти лихие молодцы только что запросто могли бы размазать его. Знать бы, за какие заслуги… Кому ж это он до такой степени насолил?.. Ну ладно, как бы отмахнулся от собственных мыслей Турецкий, это все – лирика. Этот вшивый «БМВ» он впервые засек еще на Олимпийском проспекте, то есть в непосредственной близости от конторы Яремчика. Но самого Яремчика, этого востроносого лиса с бегающими глазками, Саша навестил с подачи Славки Грязнова. А у Славы клиентура все-таки порядочная, честь фирмы чего-то же стоит! Похоже, что вели Турецкого эти лбы гораздо раньше, но вот прокололись только там. Значит, Яремчик тут ни при чем, и это хорошо. Каждый должен заниматься исключительно своим делом и не лезть туда, где пахнет керосином. Яремчик делает визы, когда очень надо, и даже бесплатно, а Турецкий ловит убийц. Каждому свое, и все довольны. Но самое приятное, отметил про себя Турецкий, что никакого страха он так и не почувствовал. Напряжение – это было. Но не страх за свою жизнь…

Саша вдруг обнаружил, что все еще стоит, привалившись плечом к «жигуленку», и размышляет о вещах, в сущности совершенно посторонних и не имеющих отношения к тому, чем он в настоящий момент должен был заниматься. А предстояло ему буквально через десять минут сидеть на ответственнейшем заседании, которое вели в конференц-зале Генеральной прокуратуры сам генеральный прокурор и министр внутренних дел. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться, что речь будет идти скорее всего об участившихся за последнее время и поражающих своей наглостью убийствах крупнейших в стране банкиров, коммерсантов и даже – подумать только! – депутатов самой Госдумы! Нет, не сами факты преступлений будут сегодня муссироваться, а то, что за редчайшим исключением подавляющее большинство убийств так и остается нераскрытым. Висяки и висячки… Однако, как заметил поэт, «довольно бреда, время для труда», то есть пора и честь знать. Раз блистательный представитель ГАИ в чине майора приступил к непосредственному несению своих обязанностей на перекрестке Трубной площади, жди очередных пробок, это закон.

«Невозможная стала жизнь, – уныло покачал головой Турецкий. – Ездить – нельзя, ходить – опасно. Рэкет, киллеры – куда мужику-то теперь податься? А куда ни сунься, везде прибьют или таким налогом обложат!.. Ну все, все!» – остановил он себя и включил зажигание.

2

– Да, Саш, вот тут я с тобой согласен: ваше поколение совсем ни при чем. Просто вас некому было научить это… готовить «Блади Мэри»…

Турецкий хмыкнул.

«Ну надо же, какой апломб! А произношение какое! Оксфорд! Кембридж! Куда нам, лапотным… Подумаешь, «Кровавая Мэри» – два слова, но как подано!..»

Олег многозначительно покивал, как бы завершая беседу с самим собой, и пьяно-пристальным взглядом уперся в Турецкого.

– Но я готов это… продолжить лекцию. Давай сюда томатный сок… А в чем дело? У нас что, больше нет томатного сока?

– Извините, сэр, – вежливо и холодно, словно вышколенный слуга, склонил Саша голову в полупоклоне, – весь вышел, сэр. И вообще, кончилось все, что мы имели. Правда, я могу залезть в холодильник Грязнова, и не исключено, совсем не исключено…

– Твой Грязнов – плебей. Это я безале…пели…ционно заявляю, да.

– Не ври! – возразил Турецкий. – Грязнов очень хороший человек. И мой старинный друг, товарищ и брат, понял? И у него всегда чего-нибудь стоит в холодильнике… А что касается некоторых аристократов, то я сильно извиняюсь: не вижу, где они? Ау!.. Тишина! Может, ты видишь?

Олег расхохотался. И Турецкому на миг показалось, что не так он и пьян, как хочет выглядеть в какие-то моменты. Хотя с другой стороны… Все-таки литр они уже усидели. Смешивая с томатным соком в разных пропорциях. Но никак не добиваясь при этом чистоты картины, то есть четкой линии разделения красного и белого. Из-за чего, собственно, и окрысился как-то непонятно Олег – сперва на Сашу, а потом ни за что ни про что и Славку плебеем обозвал. Не в шутку, нет, это Турецкий даже своим не совсем трезвым умом почуял. Нервничает, видно, Олежка. Или вправду, как он сообщил днем, устал? Последнее вообще-то можно понять: на его посту председателя Межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией Совета безопасности Российской… нет, не империи, пока Федерации, – любой бы так еще уставал. Тут же, если не химичить, а Олег всегда был таким, какой же толщины жилы надо иметь, чтобы суметь противостоять этой самой межведомственной коррумпированной сволочи! Канаты, а не жилы… Ну вот, он, значит, будет теперь нервничать, а ты его терпи?

Турецкий открыл холодильник Грязнова и обнаружил там совершенно свежую, то есть непочатую бутылку водки. Той, которая с откровенной наглостью нувориша ежеминутно лезет с телевизионного экрана в темную душу российского обывателя, – «Кремлевская де люкс». Достал бутылку и потряс перед носом Олега.

– Водка есть, сэр, а вот томатного сока – нет. Как прикажете, сэр?

– Плевать. Давай сюда, а то у меня ни в одном глазу…

– Да ну-у-у!..

– Точно! – Олег нарочито, пальцами, раскрыл до отказа глаза, поводил головой из стороны в сторону и поднял лицо к потолку. – Ну? Сам же видишь! Давай еще раз за нашу встречу!

За встречу они уже тяпнули. И не раз. Но почему же не повторять, коли есть сильное желание?

Не виделись они давно, не годы, конечно, но несколько месяцев – это точно. Олег – младший сын глубоко уважаемой Шурочки Романовой. Многолетняя и очень грозная начальница МУРа, полковник Романова, годами занимавшая генеральскую должность, наконец-то делом подтвердила свои многократные обиды-обещания бросить все и уйти на пенсию. В этот, последний раз сдержала слово. Вернее, ей активно помогла длящаяся практически все перестроечные годы, то есть уже целое десятилетие, министерская чехарда. Министры внутренних дел, их замы, генпрокуроры и их замы, а также вся остальная правоохранительная братия, потерявшая, по общему мнению, чувство основательности, твердости своих позиций, а соответственно, и решений, занялась наконец единственно возможным в сегодняшней ситуации делом – самообеспечением. Люблю себя – вчера, сегодня, завтра. Ну и в дальнейшем тем более. И никто в таком святом деле помешать мне не может. Но если все-таки захочет, то… Не дай ему Бог! А Шурочка, то бишь полковник Александра Ивановна Романова, возьми да и вылези на трибуну: куда прем, товарищи?! Ох уж эти максималисты-правдоискатели! Борцы за какую-то недоделанную, мифическую справедливость! Уйти хочешь? Милости просим. Какой может быть разговор, если человек устал? Есть еще вопросы? Ах, так у нее еще и опыт? Ну что ж, в таком случае вот ей вполне синекурное место начальника методического отдела МВД России. Подойдет? Оч-чень вам обязаны!

Только, уверен был Турецкий, не случай какой-нибудь или чья-то действительно оказавшаяся на месте умная голова этот ход подсказали. Детишки мамы Шуры – вот кто. Алька – младшенький, как звала его Шура, в «Белом доме» ныне восседает. В личных апартаментах, прикрытый от посторонних глаз эскадроном секретарш и телохранителей. А иначе чего ж там сидеть?.. Да и старший – Кирилл, Кирка, Кира – тоже не шибко отстал от времени, в котором сильному все по плечу. В службе внешней разведки обретается. И, как утверждает Шурочка… тихо, конечно, в очень узком кругу, – числится на хорошем счету.

Поэтому, когда ребятки, живущие, кстати, вполне приличной холостяцкой жизнью и отдельно от мамаши, узнав о последнем демарше родительницы, с некоторой долей юмора поделились своими соображениями с начальством. Оно, высокопоставленное и влиятельное начальство, сочло возможным тоже с улыбкой намекнуть министру внутренних дел об одной строптивой, зато порядочной и знающей полковнице, опыт которой… и так далее. Нынешний министр был бы абсолютной бездарностью, если бы с ходу не усек интереса своих более опытных товарищей. Так Шурочка вместо ожидаемой пенсионной старости обрела синекуру. Непонятно только: кто ее заставляет ежедневно торчать на работе чуть ли не до полуночи, если всех ее младших коллег волной смывает, когда на часах без нескольких секунд шесть? Вот уж действительно вечная загадка поколения!

И еще одна немаловажная, как теперь говорят шибко грамотные, деталь тут имелась. У Кирки и Олега разные отцы. И фамилии, соответственно, разные. Как однажды под большим секретом рассказал Саше его собственный шеф и учитель, а также старый друг Костя Меркулов, по праву занимающий высокий кабинет заместителя Генерального прокурора матушки-России, Кирилл, носящий фамилию и даже отчество матери, был плодом еще девического увлечения Шурочки. С отцом Кирилла она вместе училась на юрфаке МГУ, жили, не расписываясь, «оттепель» же была, благословенные шестидесятые… Потом Матвей этот куда-то делся, кажется, за бугор слинял. Попереживала тогда Шурочка, однако Киру она на ноги поставила и только после этого вышла замуж. Всерьез. И этот второй ее супруг, кстати, теперь тоже уже бывший, дослужился в Комитете госбезопасности до звания генерал-лейтенанта и благополучно, не в пример бывшей своей супруге, по выслуге лет вышел на пенсию. А все свои нерастраченные силы и способности успешно перенес в сферу банковских операций. Занимает он сегодня, сколько было известно Турецкому, второе место в одном из крупнейших коммерческих банков. А может, так говорят, когда на самом деле – первое, но неафишируемое, кто знает? Анатолий Николаевич Марчук – личность в недавнем прошлом известная и вполне заслуженная. Вот и Олег скорее в него пошел – деловой, хваткий, – а не в бессребреную свою матушку.

Пока все эти высокоумные сопоставления прокручивались в несколько ослабевшем мозгу Турецкого, Олег щедро разлил «Де люкс» в мутные от бывшего томата бокалы, а потом достал из верхнего кармана твидового «клифта» маленькую щеточку-расческу и, оттопырив верхнюю губу, начал вполне трезвыми движениями причесывать-приглаживать элегантные черные усики. Да это уж просто мания какая-то! За последний час – каждые десять минут с регулярностью автомата.

– Я пить больше не хочу, – заявил Саша из вполне понятного самому себе чувства противоречия.

– Ну тогда и я не стану, – почему-то охотно согласился Олег.

– Я ухожу в отпуск, – вот чем аргументировал Турецкий нежелание пить.

– Этот вопрос мы уже обсудили. Не аргумент, конечно, но… Придумай причину получше.

«Вот негодяй! Пьян, а сечет… – хмыкнул Турецкий. – Молодой потому что. Свежий. Тридцати еще нет, почти на десяток лет моложе меня. Кирилл как раз между нами, ему сейчас тридцать три, Христов возраст. Опасный…»

С Олегом он сегодня встретился действительно совершенно случайно. С утра занимался самым необходимым делом. Смешно представить: старший следователь по особо важным делам Российской Генпрокуратуры договаривался с крупным жуликом об организации для себя лично и для своего семейства в составе жены Ирины и дочери Нины бесплатных виз в Германию. Через какие-то неведомые коммерческие структуры. А в середине дня сдуру взял да позвонил Косте, который обещал, и на сей раз твердо, отпустить его на все четыре стороны сроком на три недели, то есть в Германию, к школьному приятелю Турецкого – Толе Равичу. Этот Толя, ставший крупным немецким бизнесменом, предложил семейству Турецкого бесплатный отдых в Альпах – со всем подобающим сервисом и возможностью поездить по Германии. И вот вся эта многоэтапная затея едва не рухнула. Костя снял трубку и тут же безапелляционным тоном предложил лучшему другу Саше немедленно прибыть на совещание. Тон не предполагал возражений. Ну а дальше – известно: переделка на Трубной площади и совершенно бездарное, никчемнейшее, многочасовое бдение в конференц-зале – под строгим контролем ведомственной охраны.

Оно, это совещание, было, естественно, закрытым. Единственной радостью оказалась встреча с Олегом, который за последнее время, как показалось Саше, стал еще длиннее, но, надо отдать ему должное, и элегантнее. От прически с тонким, сверкающим пробором до узконосых ботинок – все на нем было словно от Версачи. Народ, особенно негустая женская часть участников чрезмерно многочисленного совещания, с навязчивым интересом разглядывал стройного «белодомовца». Рядом с ним перепадала толика внимания и Турецкому. Они сели подальше от президиума, заполненного генералитетом, и сразу усекли, что грядет обыкновенная жвачка. Олег, слегка наклоняясь к Саше, начал свистящим шепотом травить анекдоты, циркулирующие по этажам «Белого дома». Турецкий сперва сдерживался, а потом стал легонько повизгивать от наслаждения. На них завистливо и нехорошо оглядывались. Кончилось тем, что после первого же перерыва они сбежали. Олег в Столешниковом купил литровую бутылку «Абсолюта» и пару банок густого, концентрированного томатного сока, после чего они на двух машинах приехали на Енисейскую, где Турецкий квартировал у Грязнова.

– Не понимаю, за что моего бездарного и, по-моему, достаточно запачканного генерального так любит Президент? Ты там поближе, Олежка, скажи!

– А этих козлов обоих днями снимут с работы, – брезгливо заметил Олег и усмехнулся.

– Ты что, обоих имеешь в виду? Сегодняшних?

– Я же сказал, неужели не ясно? Повод нужен… наверно. Но вопрос, по сути, решен.

– Ну, положим, разговоры по поводу нашего давно в ушах навязли. А Президент, как ты, конечно, слышал, на днях моего Толю так послал, что другой на карачках бы прошение приволок: отпусти, мол, барин, дурак я, не справился. А этому – хоть ты ему ссы в глаза, все Божья роса…

Не любил и не уважал Турецкий своего генерального, то есть высшего собственного начальника. И ведь было за что. Последние два месяца, вот как бы к слову, занимался он делом об убийстве крупного банкира, крупней, как говорится, уж и некуда. Да ко всему прочему – депутата Госдумы. Как ему стало известно, в узких, но весьма влиятельных кругах подлинных вершителей государственной политики были подготовлены настоятельные рекомендации Президенту предложить этому банкиру кресло председателя Центробанка. Знающие консультанты объяснили Турецкому, что в условиях так называемых у нас экономических реформ назначение нового главного банкира страны может вызвать самую непредсказуемую реакцию, вплоть до смены правительства.

Умом Турецкий понимал, что все подобные «страшилки» вызваны одним, даже нескрываемым желанием: усилить дестабилизацию в обществе накануне выборов в Государственную Думу. Но подспудно он испытывал ощущение, что некие, и, кстати, весьма серьезные, силы из президентского окружения этим ходом как бы бросили пробный шар: пройдет или нет у них данный номер? Кажется, более точного примера сращивания госструктур, крупного капитала и уголовщины не придумаешь. Но говорят об этом, как правило, лишь журналисты, а политики отмахиваются и продолжают свое дело. Однако, судя по всему, те деятели из высоких кругов на этот раз допустили промашку: если исходить из тех характеристик, что получило следствие, покойный был действительно крупнейшим «авторитетом» как минимум в двух ипостасях – в уголовной и банковской сферах, отличаясь при этом сугубой жестокостью и беспощадностью к конкурентам. Поэтому одна из первых, но основательных версий следствия: пахана «замочили» объединившиеся обиженные – вскоре стала и окончательной. Однако на Турецкого вдруг поползли такие фигуранты, а само дело начало так стремительно разбухать, что генеральный прокурор, после чьего-то требовательного звонка забравший дело к себе для ознакомления и принятия решения, приказал дать задний ход. Причем такой резкий, что ведомый Турецким состав едва не загремел под откос. Что ж, сказал себе Саша, нам не впервой. Раз не допущают до корешков, пострижем вершки. В кои-то веки доблестным муровцам под командованием Юры Федорова удалось с ходу выйти на исполнителя, которого довольно толково описал вот уж воистину случайный свидетель. Затем уже сам Турецкий, вопреки скверной традиции последних лет беспечно и бездарно терять драгоценных свидетелей, сумел сохранить ему жизнь и довести дело до суда. Того киллера, конечно, прислонят к стенке, двух мнений нет. Но слушание по причине неизвестных, но, вероятно, весьма тонких обстоятельств уже не первый раз переносится, а бывшие фигуранты, естественно, на свободе и продолжают руководить своими банками и прочими коммерческими структурами. Уж не от них ли прилетала, хоть и с явным опозданием, тревожная ласточка – «БМВ»?

Известно Саше стало и другое обстоятельство. Абсолютно ясное, с его точки зрения, дело вызвало наверху неожиданно бурную реакцию. Нет, с самим Турецким никто не разговаривал – уровень не тот. А вот генеральный, как доверительно сообщил Саше Меркулов, крутился словно уж на раскаленной сковороде. А что остается делать, когда тебя несут со всех сторон, а возраст твой – далеко не пенсионный, и руководить бы еще, ох, как охота руководить!.. Конечно, в окружении Президента есть люди, которым необходим именно такой генпрокурор, и обязательно действующий, а не отставной. Это он может быть Президенту костью в горле, но служит-то он тем, кому обязан постоянным личным сегодняшним благополучием. А подобных забот у Толи-прокурора немало: недаром он так торопливо достраивает огромные краснокирпичные дачи-коттеджи и себе, и многочисленной своей родне, и все они до последнего завязаны на бешеных деньгах, и битва их обладателей пошла уже в открытую, без всяких правил и снисхождений. Так вот, учитывая данные обстоятельства, с кем должен быть генеральный прокурор? С Президентом, которому чисто словесно помог в 93-м году, рекламируя свои демократические пристрастия, или тем, кто кормит и разрешает кормиться самому? Дурацкий вопрос. Разумеется, никакой Президент с его постоянными указами о необходимости резкого усиления борьбы с уголовщиной, коррупцией и пр. и др. ему, извините, не указ. Сила-то не у Президента.

Вот почему, охотно скинув дело об убийстве банкира Киргизова с плеч, точнее, обозначив характер и масштабы мафиозно-банковской разборки, последствия которой аукнутся российской экономике еще не раз, Турецкий, веря обещанию Константина Дмитриевича Меркулова, немедленно написал заявление о долгожданном отпуске, а тот недрогнувшей рукой заместителя генпрокурора утвердил прошение.

«Свободен! Свободен!» – кричал, говорят, Энгельс и подкидывал ногой собственный атласный цилиндр, когда узнал, что его лучший друг Мавр завершил вечный свой труд «Капитал». Чопорный британский полисмен, наблюдавший за этой чудовищной сценой, был несказанно удивлен и озадачен.

Сегодняшний демарш Турецкого с высокого массового совещания закрытого типа представлялся ему самому подобным эксцентричной, но глубоко выстраданной выходке одного из двух основоположников марксизма.

– То, что Толя не жилец в нашем доме, – сказал Саша, – знают все. Но, Боже, когда же это наконец произойдет? Я совсем не кровожаден, но венок понесу…

– Вообще-то в его возрасте и положении совсем о другом думают… – усмехнулся Олег. – А на пенсию провожают не с венками, это ты брось…

– Какая еще пенсия?! – возмутился Турецкий.

– Ишь ты, какой быстрый, – расслабленно засмеялся Олег. – По тебе – так сразу к стенке?

– Ему ж наворованного теперь до старости хватит. Еще и внукам останется. Так я считаю…

– Неправильно считаешь, – упрямо возразил Олег. – Значит, что, завязываем на сегодня?

– А кто тебе сказал про нашего? – не уходил от темы Турецкий. – Ведь из-за него вся моя двухмесячная напряженка пошла коту под хвост.

– В этой стране все идет в то самое место, дорогой мой друг и учитель Александр Борисович. А кто сказал – не спрашивай. Не скажу. Ты хоть догадываешься, чем я занимаюсь? Нет? А я целый год рефра…мирую банковскую систему. Которая совсем того не хочет. Понимаешь? Не же-ла-ет!

– Финансы – это очень скучно, – поморщился Турецкий.

– Но когда их много, Саш, оч-чень много, тогда совсем не скучно. Ну так что, завязываем, да?

– Я бы, может, не против, Олежка, но тебе же надо ехать, сам говорил. За рулем все-таки…

– Не будем, – покорно кивнул он и отодвинул бокал с водкой. – Хотя я могу сюда шофера вызвать… Ладно, не будем. – Олег устало опустил голову на грудь. – Но почему под хвост? Этому… коту?

– Потому что у нашего праведного суда найдется по меньшей мере сотня причин переносить и затягивать процесс, что и требуется в конечном счете. Главное – не торописса и не волновасса, так ты сам нынче заявил.

– И повторю! – Олег воинственно поднял голову. – Но ты же ведь свое-то дело сделал?

– Сделал, а теперь иду в отпуск. Прямо с завтрашнего дня. Еду. Всей семьей, с Иркой и Нинкой. За бугор. В Мюнхен. К Тольке Равичу. Он мой школьный друг. Будем жить три недели на всем готовом. Хоп! Я все сказал.

– Ты пятый раз это говоришь. А Ирка твоя очень красивая, да? – Олег улыбнулся такой широкой белоснежной улыбкой, что Саше сделалось нехорошо. Он вспомнил, что ему просто необходимо топать к зубному врачу, который не без доли садизма станет стращать его бормашиной, от одного вида которой у Турецкого задница холодеет, а мифическая «гроза Одессы» превращается в жалкую тряпочку. Или подождать еще? Ну а вдруг за бугром прихватит?..

– У меня, между прочим, и дочка красивая! – постарался он отвлечься от неприятной темы.

– Не знаю, не видел.

– А как же ты мог ее видеть, если мы с тобой и сами вон сколько не виделись? Далеко живем… И Кирка твой тоже.

– Чего – Кирилл? – вроде насторожился Олег.

– Тоже, говорю, сто лет его не видел. Где, что – ничего не знаю.

– Он теперь весь засекреченный, – хмыкнул Олег. – Но это я лишь тебе, – он прижал палец к губам, – понял? А зачем ты своих услал к этим… латышам? Мог бы и мне позвонить. У меня знаешь какая сейчас квартира? На всех вас, да еще останется.

– А я даже и не знал, что ты в Москве. Тем более в «Белом доме»… И потом, с какой стати, а?

– Что значит – с какой стати?! Мы что, чужие? Сто лет незнакомы? Тоже мне – «важняк»! Ютишься черт знает на каком диване, семья у черта на куличках. Ты просто неумеха, Саш, извини…

– Точно, – согласился Турецкий. – Ирка говорит то же самое…

Но если рассуждать всерьез, то действительно получалось так, что не научился он жить в условиях кардинальной перестройки общественного организма, а если еще точнее – в режиме всеобщего бардака. Экономического, идеологического, да просто человеческого. Он даже не сумел организовать для себя временного жилья, когда начался капитальный ремонт дома. Всем жильцам выделили, правда, не в лучших районах и тем более домах, хоть какое-то пристанище: ремонт ведь рассчитывали провести как минимум за год. Тем, кто готов был навсегда покинуть Фрунзенскую престижную набережную, какие-то бойкие дельцы предлагали больший метраж, но… где-нибудь в Солнцеве или Митине, поближе к кладбищам, так сказать. И вообще, давление на жильцов шло с разных сторон, так что вовсе не исключено, что за право возврата в собственную отремонтированную квартиру кое-кому придется еще и побороться.

Но юмор ситуации заключался в том, что пока Саша телился и занимался государственно необходимым трудом, его, а тем самым и его семью, обошли стороной в буквальном смысле. Когда он со смехотворным опозданием явился в родное РЭУ, ему заявили, что все нормальные люди давно выехали на предоставленную временную жилплощадь, и так как практически никаких резервных помещений РЭУ не имел, оставалось переселяться в какой-то вшивый барак не то в Бибиреве, не то в Бутове, но не там даже, где новый район функционирует, а чуть ли не в Щербинке, то есть на краю земли. Вот поэтому женской части семьи Турецких пришлось снова перебираться за границу, то есть к Иркиной тетке в Ригу, а сам Саша налегке кочевал по первопрестольной от приятеля к приятелю, деля жизнь между своим рабочим кабинетом на Пушкинской улице, холостяцкими раскладушками, холодом в плохо отапливаемом автомобиле, глотками спиртного из горла и надоевшими вялыми спорами о том, куда нас всех занесла нелегкая.

Всю эту житейскую дребедень разом оборвал Грязнов, и теперь они стали жить втроем в его новой трехкомнатной квартире: Слава, его племянник из Барнаула Денис и Турецкий.

Естественна поэтому и негативная Сашина реакция на злую реплику Олега в адрес поистине настоящего друга Славки Грязнова, бывшего подполковника милиции, а ныне хозяина хитрого сыскного бюро «Слава».

Впрочем, Турецкий сообразил, что отдельные детали всего вышеизложенного как бы прокрутил в собственном мозгу, но что-то все-таки изложил и вслух, потому что Олег, изобразив на лице глубокую и озабоченную задумчивость, неожиданно произнес:

– Ну что ж, за этот вполне товарищеский поступок я снимаю свою дерзость в отношении это… хозяина и придвигаю свой бокал…

– Ладно, по чуть-чуть, – снизошел Турецкий.

– Пусть по чуть-чуть, а потом я поеду. Уже пять часов, смотри-ка. Ну, за твой отпуск!.. Это что, телефон? Зачем он звонит?

– Наплевать. Дома никого нет. Там работает автоответчик. Да и все равно, это же не нам с тобой. Будем?

– Будем.

– Грязнов! Это Романова, – донеслось из динамика телефонного аппарата. – Когда появится Турецкий, спроси, куда он девал моего младшенького? Я их засекла вместе на совещании, а потом они оба дружно исчезли. О причинах я, конечно, догадываюсь, но Алька мне срочно нужен. Я задерживаюсь на работе до восьми.

Последовал звуковой отбой.

– Романова?! – спросили они друг у друга. А Саша добавил:

– Что ли, Шура Романова?

Как будто у них бы целый воз и маленькая тележка этих Романовых, излагающих указания строгими женскими голосами.

– Кажется, это звонила твоя мама, Олежка, – высказал Турецкий самую умную за целый день догадку.

Олег как-то сразу построжел лицом, протрезвел, собрался, но, когда встал, его качнуло. И, крутя диск, он несколько раз ошибся. Ведь как-никак без закуски полкило уложил на грудь.

– Романова, – сурово прозвучало в динамике телефона. Вот же аппарат соорудили хлопцы из хитрой конторы Грязнова: никаких секретов не утаишь. Были, конечно, в аппарате свои тайны, не без того, но Саша со своим необразованным копытом в эти тайны не совался, и правильно делал. Грязнов ведь не для этого его в своем доме поселил.