Текст книги "Контрольный выстрел"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

– Допросил я всех кого мог, в том числе персонал гостиницы, описания сошлись, так что двоих мы имеем четко. Вот гляди.

Володя положил на стол два фоторобота, сделанных так лихо, что Саша даже вздрогнул: не роботы, а отличные фотографии, даже выражение глаз просматривалось. Лица нестандартные, и это уже хорошо.

– Разослали сегодня с утра, куда следует, будем теперь ждать.

– «Девятку», конечно, не нашли.

– Да откуда же? – пожал плечами Володя. – Ее, поди, уже давно разобрали на запчасти.

– А я вот ее видел, – сознался Турецкий и рассказал Яковлеву, как было дело и как он прокололся. Володя только покивал и развел руками: мол, с кем не бывает. Не хотелось ему, видать, сыпать соль на свежую рану Сашиного самолюбия.

– Володя, – сказал, поднимаясь, Турецкий, – а ведь нам придется еще раз вернуться к пассажирам «Люфтганзы». Надо им предъявить фоторобот того, который без усиков, и описать внешность: джинса там, может, кто крестик заметил, молнии всякие, сумку, ну все прочее, о чем нам Семен поведал. Может, хоть какой-то намек последует, зацепочка. Тем более что тут у меня кое-какие соображения появились, новые. Но о них пока рассуждать не будем, надо кое-что уточнить.

Яковлев, конечно, поскучнел: более неблагодарной и рутинной работы Турецкий не мог ему предложить, но, что делать… надо.

4

Саша позвонил в прокуратуру – Меркулов еще не появлялся. И тогда он отправился к Маркуше.

Феликс Евгеньевич, хоть и старался выглядеть гостеприимным хозяином, все же был заметно растерян. Саша, чтобы не усложнять отношений, выложил на стол и служебное удостоверение, и «корочки», выданные ему в газете «Новая Россия». Коротко объяснил свое нынешнее положение, а также то, о котором мечтал, если фортуна когда-нибудь смилостивится поворотиться к нему благосклонной частью своего тела. Маркуша легко похохатывал, видя, что Саша абсолютно искренен с ним, а Турецкий, в свою очередь, понимал, что натянутость, возникшая в результате взаимного непонимания, полностью рассеялась и можно было начинать тот разговор, ради которого Саша, собственно, сюда и приехал.

Памятуя, что у них уже затевалась идея большой статьи Марковского для газеты, Турецкий сказал, что к этому вопросу он вернется немедленно, как только удастся завершить паскудное дело об убийстве банкира. Это, явно преувеличил свои возможности Турецкий, займет неделю-другую. Сказал вот и вздохнул: дай-то Боже…

Марковский с улыбкой кивал, ожидая продолжения.

– Скажите мне, Феликс Евгеньевич, могу ли я рассчитывать на то, что вы лично мне, бывшему вашему студенту и человеку, который к вам относится с полнейшим уважением, согласитесь дать консультацию… э, извините, если можно, то бесплатную? – Он честно посмотрел в глаза профессору.

Тот заливисто расхохотался: всего ожидал, но чтоб такое! Отсмеявшись, вытер носовым платком глаза и неизвестно кому назидательно покачал головой:

– Да, действительно! Если строишь капитализм, а сам живешь еще при той системе, воображаю, какой должен быть в голове кавардак. Разумеется, мой милый Саша, я дам вам любую консультацию, и даже, – он широко развел руки в стороны, – абсолютно бесплатно. Ну, слушаю вас, в чем заключается вопрос?

– Вопрос, – стал серьезным Турецкий, – будет состоять из нескольких. В последнее время, Феликс Евгеньевич, я так часто их повторяю, что они уже мне самому кажутся примитивными, но… тем не менее. Как возникают банки? Как они умирают? Почему убивают банкиров? Кто? Кому нужны эти убийства? А в общем, Феликс Евгеньевич, мне нужно знать о крупнейших финансовых аферах хотя бы последних лет. И еще: банки я имею в виду наши, российские, а вот аферы?..

– А ведь вы, Саша, верно ухватили главную мысль, – строго поднял указательный палец Марковский. – Девяносто пять процентов убийств сегодня происходит на экономической основе, и лишь пять – по политическим и иным мотивам. Поэтому политики, бытовых преступлений, суицида и так далее трогать не будем. Я, как вам известно, в настоящий момент читаю публичное, координационное и частное право и к вашей теме имею отношение постольку поскольку, однако кое-что рассказать могу. Но это будут, Саша, мои личные наблюдения и соображения. Так к ним попрошу и относиться. Если не возражаете…

Турецкий нисколько не возражал.

– Хорошо. Вас, Саша, интересует вероятно, как создавалась в России вся эта гигантская ныне масса коммерческих банков. Как говорится, потребность времени. В государстве в связи с перестройкой, бурным развитием коммерческой частной деятельности, мелкого бизнеса резко увеличилась потребность в расчетных центрах. Ну кого, скажите, когда у тебя все горит и сделка срывается, могли бы устроить километровые очереди в банках? А между тем в стране было огромное свободное поле. Более точное слово «ниша», увы, меньше подходит к обозначению нашего явления. Вот отсюда, из этой крайней уже необходимости, и возникли, как грибы, многочисленные банковские конторы – на чердаках, в подвалах, в подворотнях, ну вы же помните! Уставной капитал у большинства из них состоял, естественно, из заемных денег. Скажем, паевой взнос – пятьсот тысяч рублей. Даже по тем временам сумма не так велика. Поскольку деньги у людей были, и большие. Я вам скажу, Саша, что сегодня, к примеру, около сотни этих «новых русских» обладают капиталом по полмиллиарда каждый. В долларах, Саша. А капиталом до десяти миллионов – более пяти тысяч. Другой вариант создания банка опирался на интеллектуальную собственность. В уставной капитал вносились ценные бумаги и так далее. При наличии иностранных партнеров эти новые банкиры имели выходы на западные банки, что открыло дорогу самому беззастенчивому вывозу капитала из страны. Тут вам и фиктивные контракты, и предоплата, после которой товар в страну никто и не думает поставлять… Но имеется еще и третий вариант. Я говорю лишь как о возможной схеме, вы понимаете. Это создание банков на пустых уставных капиталах. Что сей сон значит, объясняю. Итак, до начала девяностых годов, я имею в виду Россию, у нас была принята документарная система. Ее недостатки: она медлительна и подвержена фальсификации. Помимо этого, подсчитано, что при документарном режиме теряется около пятнадцати процентов прибыли. Это много, Саша. Между тем Америка, я имею в виду Штаты, другие развитые в финансовом отношении государства уже в конце семидесятых годов стали переводить свои банки и прочие финансовые структуры на компьютерную технологию. Этот процесс был, как вы понимаете, отнюдь не прост, требовал серьезных изменений в мировой финансовой системе. В частности, предстояло уничтожить огромное количество ценных бумаг, как-то: акций, из заменителей – сертификатов, бон, векселей и прочего. Казалось бы, чего проще! Но этот процесс оказался невероятно длительным и трудоемким, поскольку ценных бумаг навыпускали к той поре на многие сотни миллиардов долларов. Стали создавать специальные компании, которые должны были заниматься исключительно этим делом. Уничтожением. Но… – Снова палец Маркуши взметнулся к потолку. – Как у вас в смешном фильме про итальянцев в России: «Мафия бессмертна»? Вот-вот, в печати несколько лет назад появились сведения, что под операцию «Ценные бумаги» были задействованы лучшие силы криминальных структур многих стран, в том числе и России. В результате было похищено что-то порядка… да-да, кажется, на сто пятьдесят миллиардов долларов ценных бумаг. Не исключено, что немалая, если не большая их часть, оказалась в России и легла в основу уставных капиталов. Что здесь могло сделать государство? Что противопоставить афере, можно сказать, века? А ничего. Ваш БХСС отродясь не мог разобраться в хитростях банковского дела, налоговые службы отсутствовали, либо находились в зачаточном состоянии. Но вы же должны помнить, Саша, как на улицах Москвы вдруг появились сотни роскошных иномарок, как стали вдруг новые бизнесмены скупать недвижимость в Европе и – как это? – ах да, «отрываться» на Канарах и так далее. А наша с вами несчастная Россия-матушка с помощью этих криминально-финансовых маневров стала поневоле втягиваться в две наиболее преступные и прибыльные отрасли: торговлю оружием и наркотиками.

– Ну а в чем же все-таки необходимость отстрела, извините за выражение, этих новых российских банкиров?

– Саша, никогда не теряйте из виду классику. Все самое умное давно сказано за нас. «Мавр сделал свое дело», Саша. Дальнейшая криминализация банковской сферы приобретает общегосударственный характер. Поднимается новый монополист. И ближайшей целью здесь является, по моим личным наблюдениям, Саша, контроль над главной финансовой структурой страны – Центробанком. Вы же должны понять, что нарушение платежной системы, действующей в стране, может привести к финансовому коллапсу. И как следствие – политическая нестабильность в стране, которая продиктует необходимость смены руководства.

– Неплохие задачи, – криво усмехнулся Турецкий.

– А вон, Саша, – указал Маркуша, – возьмите ту газету, кажется, «Независимая», да? Вот-вот, прочитайте, там синим карандашом отчеркнуто.

Турецкий развернул газету и прочитал броский заголовок: «Подлежащие уничтожению сертификаты акций «Дженерал моторс» разошлись по миру».

– Посмотрели? Присвоили всего-то полтора миллиона акций! Каково? Вот так и совершаются нынче дела, дорогой мой старший следователь, я правильно вас, извините, обозвал? – улыбнулся Феликс Евгеньевич.

– Иногда добавляют: по особо важным делам, – развел руками Саша.

– Я ответил на ваши вопросы, коллега?

– Да. В общем, да, – кивнул Турецкий и встал. – Сердечное спасибо вам, профессор. Ну а остальное, как говорится, дело уже моей техники… Значит, это все-таки не конкуренция, как хотят себе представить эту целенаправленную охоту некоторые мои коллеги…

– Ну почему же? – возразил Марковский. – Одно ведь другого не исключает. Особенно когда мы только рассуждаем о цивилизованных отношениях, но ничего для этого не делаем. Но, прошу вас заметить, передел сфер влияния, по сути, подходит к концу, а процесс, как говорил последний президент великой державы, пошел. И с нарастанием. Вам, конечно, лучше знать, Саша, но ведь отстрел, как вы говорите, более сотни банкиров за последние годы – это определенная тенденция. Дела эти, я знаю, за редким исключением, не раскрыты. А почему? Ну, во-первых, выполнены заказы в высшей степени профессионально. Поскольку в их подготовке и, возможно, осуществлении принимают непосредственное участие спецслужбы правоохранительных органов – бывшие или настоящие. Совсем не исключаю и госбезопасность. И во-вторых, если это так, то, значит, расследование преступления никому не нужно. И оно будет прекращено либо на стадии следствия, либо в суде. Разве не так, коллега?

Саша слушал рассуждения старого своего профессора и видел, что прав он, хотя душа сопротивлялась столь безысходной картине, изображенной бывшим эмигрантом.

– …именно это обстоятельство и должно настораживать в первую очередь. Можете для удобства назвать его синдикатом, воровским общаком, как угодно, название сути не меняет. Этот центр существует. И доказательством тому может служить ну, скажем, такой факт. Вот вполне разумное предложение об изменении порядка кредитования коммерческих банков. Это же в цивилизованном государстве вполне естественный процесс. А у нас – трагедия! И убивают банкира, и тут же списывают на какого-то там ревнивого водителя… Ну что вы скажете?

Саша вмиг насторожился. О чем это профессор? Неужто об Алмазове?

– А это вы кого же имеете в виду, Феликс Евгеньевич?

– Так все же газеты писали… Этот… Алмазов. Умная голова. И программа у него была вполне реальная. Я, естественно, исхожу из заявлений прессы. Лично с ним я знаком не был. Но как пример того, о чем мы тут с вами рассуждали, я полагаю, лучше сейчас и не назовешь… Однако что ж это мы? Я вовсе не желаю, чтоб у моего бывшего студента сложилось превратное представление о его старшем коллеге. Поэтому давайте, Саша, выпьем по чашке чаю, а вы мне расскажете, что вас еще волнует.

Они проговорили еще добрый час, но воспоминания Маркуши касались университетского прошлого, и Турецкий не стал посвящать профессора в существо своих забот. Но реакция Феликса Евгеньевича на те сведения, что уже успели просочиться в газеты – это касательно признаний Кочерги, – насторожила Сашу. Значит, есть умные головы, которым мозги не запудришь столь примитивным ходом. Надо бы, конечно, взглянуть, как все это газетчиками подано…

Спускаясь по вытертым подошвами знаменитых в недавнем прошлом композиторов ступеням, Турецкий сопоставлял сведения, полученные от Маркуши и Олега, и видел между ними много общего. Только Олег склонялся исключительно к криминальным разборкам, а Феликс Евгеньевич видел не частности, а общую панораму развития событий. Почему-то больше верить хотелось именно ему, хотя в основе – все те же неопределенные ссылки.

Из ближайшего автомата Турецкий позвонил в приемную Кости, Клава сразу соединила. Меркулов, услышав голос Турецкого, ничего не объясняя и не слушая, сказал одно лишь слово: «Жду».

5

Когда Саша вошел, Костя в излюбленной позе маячил у окна, символически провожая в последний путь товарищей. Вот бы кому изобразить в кино капитана Немо…

– Сядь, – сказал нервно. – Ты ту свою шайбочку, как вы ее назвали, не выбросил еще?

– Как можно, Костя?! Она же ведь, наверно, больших денег стоит.

– А я сегодня утром говорю Егорычу: ну-ка, друг ситный, поставь-ка автомобиль на яму и пошарь по днищу. А он мне: «Да вы что, Митрич! Я ж ее вчера на профилактику гонял, чего там смотреть?» Словом, поставил, залез и вон чего принес, на, на память… – Костя швырнул металлическую пластинку, напоминающую средних размеров гайку, на приставной столик.

Турецкий с опаской посмотрел на нее.

– Не бойся, в этой штуковине уже хороший мастер покопался. Теперь не работает. Сувенир. Чьих же это рук дело? Как считаешь? Ну – ты, это понятно. А мне-то зачем?

– А ты в машине иногда всяких генеральш возишь, – сказал Саша и вдруг запнулся.

– Ну продолжай, – сухо отозвался Меркулов, – а дальше-то что?

– А дальше – они, эти генеральши, болтают всякую чепуху. А может, совсем и не чепуху! – в запальчивости выдал Турецкий. Костя с удивлением поглядел на него и покачал головой.

– Ты чего это? Нервишки пошаливают? А я тут как раз о твоем отпуске размышляю… Отпустить, что ли?.. Где мотался?

Покручивая гаечку на полированной поверхности столика, Саша сел и, не вдаваясь особо в детали, пересказал все дела, начиная с утреннего посещения конторы Пыцика.

Костя вдруг заулыбался:

– Живой, бродяга? Ах, как он витиевато умел про мать высказаться! Песня, а не эта… ненормативная лексика.

Услышав о событиях в «Урожайной», построжел лицом, а сообщение Маркуши воспринял как хороший, приятный анекдот. Но когда Саша закончил и попробовал сделать свои выводы, остановил его:

– Не торопись. Это тема для отдельных размышлений. Не забалтывай. Ну а теперь меня послушай.

Поскольку Костя, кажется, отродясь не делал никаких записей, полагаясь на свою чертовскую память, он просто сел на стул, положил локти на стол, утопил в ладонях подбородок, что являло его высокую степень раздумья, и сказал как о чем-то обыденном:

– Был у академика. – Так в их кругу называли директора Службы внешней разведки.

«Вот это да! А как просто, как доступно!» Но Меркулов никак не отреагировал на иронию, расплывшуюся по физиономии Турецкого.

– Разговор состоялся хороший, но главное не в этом. Кирилл действительно, по его выражению, лег на дно. Сколько это будет продолжаться, пока неизвестно. Но с ним все в порядке. Сегодня, ну как у них там положено, пришла очередная шифровка. Я не стал допытываться подробностей, он сам просил передать матери от себя лично, чтобы она не волновалась. Считаю, что этим двоим во внешней службе можно полностью доверять – ему и Валере. Но…

– Ага, значит, есть все-таки это «но»?

– Мне не нравятся ошибки международной телефонной службы. Есть два варианта: либо это действительно ошибки, либо кто-то кого-то очень хорошо водит за нос. Твое мнение?

– Батюшки! Кого-то стало интересовать мое мнение?

– Не ерничай!

– Упаси Бог, Костя… Я ж ведь заявил однажды, если помнишь: ошибки можно проверить лишь одним механическим способом – найти нервного абонента.

– Значит, все же имеешь сомнение?

– Имею, Костя.

– Хорошо, пока остановимся на этом. С Шурой, наверно, стоит мне поговорить? Ну, об академике? – совсем непонятная у Кости появилась интонация в голосе – неуверенная, просительная. В чем дело?

– Естественно, а кому же еще? Ты вот лучше объясни мне, Костя, поскольку слушал я ваши воспоминания не раз, а так до сих пор и не выяснил, кто Киркин отец? Что это за мистический Матюша?

Костя помолчал, пожевал губами и, поглядев на Турецкого с некоторой опаской, ответил:

– Был у нас на юрфаке такой веселый парень. Матвей Калина. Откуда-то из-под Александрии, кажется, родом. Это Кировоградчина, кажется. Ну и Шурка имела родню где-то в тех же краях. Она красивая в девках была…

– А вот это мы уже слышали, – констатировал Турецкий не очень вежливо.

– Многие за ней ухаживали, – продолжал гнуть свою линию Костя. – А повезло этому Калине. Тоже был видный хлопец. Может, даже слишком видный. Он после МГУ обратно к себе умотал, вскорости перебрался в адвокатуру, в какие-то, кажется, диссидентские дела влип – и сбежал. А Шурка из-за родов на целый семестр отстала. Закончила, слава Богу, ушла в угрозыск и… выросла.

– Ну а ты, Костя, когда под нее стал клинья-то подбивать? – уже совсем обнаглел Турецкий, но Костя был весь в воспоминаниях.

– Да всю жизнь… пока на Лельке не женился, – вздохнул он. – Только где тебе понять…

– Эт точно, как говорил товарищ Сухов.

– Кто? – Костя не дождался ответа и махнул ладонью. – Вечно у тебя глупости на уме. И когда поумнеешь?.. Ладно, хватит болтать. Перейдем к текущим делам. Как ты уже сообразил, с тобой ездить – только светиться. В общем, заезжал я к Гене. Был разговор. Помечай, если хочешь. – Это Костя так мелко отомстил за ненужную иронию, показав наглядно, что у Саши туговато с памятью: записывать надо. В общем-то лучше бы нам всего этого не знать, да приходится. То, о чем я просил, он выяснил. Пока будем в курсе ты и я, больше никого посвящать не надо. Смысла нет никакого. Под «крышей» этой «Урожайной», где останавливалась, прибывая в Москву, всякая кагэбэшная публика, добрых три десятка лет существовала школа так называемых исполнителей. Фирма выносила приговор, а эти приводили его в исполнение. Причем, как ты догадываешься, по всему белу свету. Там обучали самым разнообразным наукам и готовили профессионалов высочайшего класса. От примитивной удавки или какого-нибудь сверхсекретного яда до торжественного сожжения приговоренного в печи крематория. Причем живьем и с обязательной киносъемкой. А после демонстрировали этот процесс новичкам. Чтоб те о порядке помнили.

– Костя, откуда в тебе этот жуткий садизм? – Турецкий даже волосы взъерошил, чтобы показать, как страшен рассказ Меркулова.

– Не паясничай, Саша, – печально сказал Костя. – Я ведь ничего не выдумываю, и ты прекрасно это знаешь.

– Знаю, конечно. Точнее, слышал. Впрочем, слышал и другое: подобные организации существуют во всех так называемых цивилизованных странах. В той же Америке… Да возьми хоть их десантников…

– Я же не про то! – поморщился Меркулов. – Я тебе рассказываю, чем занимались до последнего времени студенты в «Урожайной». Эту их контору прикрыли только в прошлом году. Но люди-то, Саша, живы! И этот твой рыжий, и тот чеченец, и многие другие живущие там месяцами и пользующиеся самыми доподлинными документами. Вот в чем дело. Слушай дальше. У истоков этой школы стоял один из заместителей начальника управления кадров КГБ, небезызвестный нам генерал-майор Поселков Николай Николаевич, очень заметный такой мужчина. Теперь о Волкове. Прежнее звание – майор госбезопасности. По работе характеризовался как личность волевая, хороший исполнитель, да, именно в этом самом смысле. Поскольку официально школы не существует, высказано мнение, что он мог быть оставлен в качестве координатора. Владеет тонкостями своей профессии в совершенстве. А ты – «грызун». Твое счастье, что не нужен ты ему был.

– Костя, – вдруг хмыкнул Турецкий, – а он случаем не голубой? Нет у них таких сведений?

– Ну скажи пожалуйста! – всплеснул руками Меркулов. – Откуда вы все наперед знаете? Ну кто сказал?

– Костя, я подумал об этом, когда увидел, как его кривоногая секретарша потерлась лобком об угол письменного стола, а его всего перекосило, бедного. Но не понял причины. А сейчас, когда ты сообщил о решительном его характере, понял: против природы никак не попрешь. И никакой характер не спасет. Ну ладно, а что мы имеем с сына? Его Алексеем Николаевичем зовут. «Мостранслес», президент.

– Роль сына выясняется, – коротко ответил Костя. – Пока все. И последняя информация для твоих размышлений. Гена сказал, что не исключено следующее. Обыском и тотальной проверкой документов, который учинил Федоров по моей санкции, весьма обеспокоены…

– Костя, – изумился Турецкий, – так, значит, это твоих рук дело, а вовсе не Юркина самодеятельность? Когда ж вы договориться успели-то?

– Не понимаю, ты что, пьян был, когда рассказал мне о том чернобородом, удравшем от тебя на малиновой «девятке»?

– А-а, ну да, – кивнул Саша. Он мог бы застрелиться, доказывая, что никому об этом эпизоде не говорил. – Тогда мне все понятно… А чего ж он тогда на министра ссылался? Ведь проверят, конфуз будет.

– Проверят, когда тот из Финляндии вернется. Газеты надо хоть иногда читать, уважаемый следователь. Короче, ФСБ засуетилась, хотя никаких претензий к МУРу высказано не было. Поэтому, повторяю, Гена считает, что нельзя исключить появления у нас в конторе твоего приятеля-лазутчика от генерала Петрова.

– Это почему ж он стал моим приятелем? С каких это пор?

– А вот это обстоятельство как раз неплохо было бы выяснить. Займись. Кстати, материалы, связанные с Волковым, видимо, придется им передать. Для ССБ, то есть опять-таки для Гены. Очень не хотят они выпускать из собственных рук любую информацию о себе. Имей в виду и не спорь. Подумай, что можно вытребовать от них взамен. Киллеров, надо понимать, они нам тоже не отдадут, уберут сами, ведь после такой засветки хлопчики подписали и свой приговор. Значит, будем считать, что и Кочерге, и твоему Семену не повезло… Политика, едрит ее в корень!..

– Костя, а нам же нечего им передавать! Отпечатки пальцев? Машину? Но она – вещдок и к Волкову прямого отношения не имеет. А дела об убийствах, ну ладно, пока об одном убийстве Семена Червоненко мы ж не вправе прекращать, пока убийца ходит где-то на свободе. Ну а что касается нашего «грызуна», то пусть они сами его действительно разрабатывают, тут я согласен на все сто, – кому сдавал машины, почему пользовался фиктивными фамилиями, зачем держал подставные лица и тому подобное. Только на кой хрен им все это самим-то надо?

– Я передал тебе соображения Гены. Этого пока достаточно.

– Пока да. Но что я буду делать уже сегодня вечером? Сидеть сложа руки в собственном кабинете и ожидать прихода лазутчика?

– Зачем же? Тебе надо готовиться срочно вылететь в Германию. – Костя сказал это как о само собой разумеющемся.

– И когда ты намерен отправить меня наконец в отпуск? Вместе с семьей?

Меркулов замялся, отвел глаза в сторону.

– Ясно, – сказал сам себе Турецкий. – Снова подставка. И лететь тебе, Александр Борисович, вовсе не в отпуск, а в служебную командировку. Господи, как они все мне надоели, если бы ты только знал!

– Давай обойдемся без аффектации, – спокойно заметил Костя. – Советую поехать сейчас отдохнуть, вид у тебя неважный. А завтра мы все подробнейшим образом обсудим. Учти, что официально ты все-таки уходишь в отпуск, да-да. Официально! – Костя воткнул указательный палец в потолок, подобно Маркуше. – А теперь свободен. Не забудь сообщить коллегам из МУРа, что Волкова мы передаем в ФСБ. Свободен.

6

Турецкий с размаху ударил кулаком по полированной столешнице.

– У-у, зараза!

Потом сел и придвинул к себе телефонный аппарат. В это время раздался звонок: кто-то успел опередить его. А Саша думал, как сообщить в Ригу о своем внезапном отъезде якобы в отпуск.

Телефон настырно звонил, и Турецкий поднял-таки трубку. Голос «лазутчика» узнал сразу. Тот зачем-то стал интересоваться успехами расследования дела Алмазова. Совсем прокололся, ну почему же так грубо? Ведь уже всем, даже профессору Марковскому, известно из газет, что убийца Алмазова установлен, ну и так далее. Ай-я-яй, коллеги! Что же вы нас за дураков держите? Вот примерно такой внутренний монолог произнес Турецкий, прежде чем решительно перебить ненужный словесный понос «лазутчика» и предложить тому подъехать, чтобы получить кое-что любопытное по их части.

Положил трубку и стал снова раздумывать, как сообщить Ирине, что отпуск опять откладывается. Новый звонок прямо-таки взбесил его. Но, услышав голос звонившего, остыл. Это был Олег.

– Ну? Что же молчишь? Ни тете спасибо – ни дяде здравствуйте? Как настроение? Чем занят?..

Вопросов было так много, что Саша решил придерживаться средней линии: все в норме, настроение нормальное, тетя хорошая, дяде большое спасибо за доставленное удовольствие, чем помочь в свою очередь?

Олег выразительно хмыкал в трубку, как бы подчеркивая свое удовлетворение от того, что сделал другу приятное. Но за этим виделось Турецкому совсем другое: он же наверняка радовался, что вот так, запросто, купил своего «друга и учителя» с потрохами, ведь имея в руках такой компромат… И Олег будто почувствовал настроение Саши.

– Ладно, старик, все это пустое. Понравилась баба – и ладно. Ты мне нужен, вернее, твой совет, совсем для другого. Не занимаю твое дорогое время?

– О чем ты говоришь, для тебя… сам знаешь.

– Шефа Танькиного пришили, Саш, вот какое дело.

– А-а… Я-то чем могу? – совсем растерялся Турецкий.

– Ни ты, ни я ничего не можем. Не о нас с тобой речь. Я о другом. Татьяна что-то говорила, будто у тебя, вернее у твоей службы, мог к нему быть какой-то интерес. Я подумал, нет ли связи? Потому что по моим каналам он нигде никогда не проходил. Саш, если это не жгучая тайна, подскажи…

– Подожди, Олежка, как это – пришили?

– Понимаешь, – нетерпеливо продолжал Олег, – он с утра не появился на работе. Дома, супруга заявила, он не ночевал. Ни в чем, свойственном иногда нам с тобой, прежде замечен не был. В смысле порочащих связей. Ну, послушался я Таньку, дал своим команду, они вот и доложили: найден мертвым в собственной машине «вольво» в перелеске в районе Балашихи. По описанию все сошлось, отправили жену на опознание. У тебя по этому поводу, Саш, нет никаких соображений?

Первое, о чем сразу подумал Турецкий: они, несмотря ни на какие публикации, продолжают идти по следу. Там – опередили, здесь – припозднились, но все равно достали. Что ж получается? Теперь будут убивать всех, с кем общается следователь Турецкий? Или был все-таки в чем-то серьезном и крупном замешан Алексей Поселков?

Сказать сейчас об этом Олегу, вернее повторить уже не раз сказанное, значило бы для Саши раскрыть перед пусть даже близким другом, товарищем, приятелем – как ни назови, ту информацию, в которую были посвящены только трое: Меркулов, Федоров и Турецкий. Ну еще Володька Яковлев. Дело Алмазова закончено. Точка. Нет, не стоило посвящать Олега в их внутренние дела.

Но, с другой стороны, во все проблемы «Урожайной» уже через какие-нибудь полчаса будет полностью посвящен полковник-«лазутчик» из ФСБ. Конечно, никто ему не откроет своих каналов информации, но саму-то информацию он получит. Иначе как же им взять этого «решительного» Волкова за причинное место?

И Саша в самых общих словах изложил Олегу версию о размещавшейся когда-то в гостинице школе киллеров, а теперь возможном отстойнике для них, о странной роли директора Волкова, держащего в гараже краденые автомобили, наконец о том, что в одном из документов значилась фамилия генерала Поселкова, умершего еще год назад. Сын же заявил, что к делам папаши и директора гостиницы никакого отношения не имел. Вот, собственно, и вся информация. Она совсем не секретная, и, поскольку в ней фигурирует бывший кагэбэшник, скорее всего ею заинтересуется ФСБ.

Олег слушал, не перебивая, а Саша тянул и тянул свой пересказ, вялостью тона как бы подчеркивая то обстоятельство, что прокуратура действительно не располагает иными сведениями.

– Ну что ж, информация любопытная, – небрежно заметил Олег. – А насколько достоверна? Источник-то толковый?

– Алька! – устало ответил Турецкий. – Ты в своем уме? Ну откуда у нас может быть толковый источник? Что-то сличили, сопоставили, шмон устроили там, в гостинице, установили, что киллера, сунувшего заточку Семену Червоненко, там видели, номер от краденой машины нашли… Чего ж еще надо-то?.. А мне этого Алешу жалко. Один раз всего и видел, а понравился. Чистый парень был. Без комплексов…

– Вот в последнем ты прав. Комплексами не страдал, это точно. Мне Танька о нем кое-что рассказала… Ну ладно, был, значит, и нет. Придется, видимо, теперь уже нам заняться этим странным «Мостранслесом». Чем он занимался-то хоть знаешь?

– А как же, видел буклеты. Мебель, перевозки и прочее.

– Вот именно, прочее. Ну ладно, не бери в голову… Да, ты меня как-то спросил: за что их убивают? А вот за это самое – долги, неплатежи, обман. Очередная разборка, после которой у этого гребаного «Транслеса» появится другой хозяин. А Таньке я приказал больше там и носа не показывать.

– Смотри-ка! – удивился Саша. – Оказывается, у тебя у самого информации навалом, а у меня спрашиваешь. И говоришь, раньше не проходил он по твоим каналам… Как же понимать?

– А чего тут нелогичного? – вроде бы стал раздражаться Олег. – Раньше действительно нигде не проходил. А Танькин рассказ – это что, по-твоему, информация? Да мне каждая сучка в постели про своего шефа такую информацию кинет! О чем ты, Саш! А как с отпуском? – спросил без всякого перехода.

Турецкий сказал, что, кажется, от его нытья уже и Меркулов дозрел, а сегодня – так вообще заявил: уматывай с глаз долой. Но теперь вторая проблема появилась: что с семьей делать? Саша смотрел сводки – в Европе дожди и сплошная холодрыга. Везти туда маленькую девочку – надо быть идиотом. Дома она может и тут сидеть, и в Прибалтике. А если в Германии на улицу не выходить, то на кой хрен такая Германия и такой семейный отпуск? Словом, решил пока для себя Турецкий, на недельку смотаться за бугор, навестить Равича, посмотреть, на что можно рассчитывать, а потом уже и решить окончательно. В крайнем случае, на обратном пути залететь в Ригу и провести с девчонками остаток отпуска. Хоть какая-то радость для них…