Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы

Текст добавлен: 29 апреля 2017, 23:30

Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы"

Автор книги: Фридрих Дюрренматт

Жанр:

Драматургия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Назад к карточке книги

Двойник

^{Doppelgänder}

Режиссер

Писатель

Мужчина (Педро)

Двойник (Диего)

Женщина (Инес)

Женский голос

Режиссер. Вы обещали мне рассказать историю, господин сочинитель радиопьес. Я прошу вас об этом. В моем распоряжении много голосов, и голосов превосходных, уверяю вас.

Писатель. Я обещал вам рассказать историю, господин постановщик радиопьес. Это история мрачная и странная, она камнем лежит у меня на сердце, но должен признаться, что я знаю о ней совсем немного – только сюжет. Но вы не волнуйтесь: в нужный момент появится и действие.

Режиссер. Стоп. Я обязан предложить слушателям пьесу складную и ладную, сумбур в действии нам ни к чему. Не забывайте об этом.

Писатель. Постараюсь, если удастся.

Режиссер. Я вас очень прошу.

Писатель. Представим себе мужчину.

Режиссер. Как его зовут?

Писатель. Мы с ним незнакомы, и мне все равно, как его зовут.

Режиссер. Его профессия и социальное положение?

Писатель. Не имеет значения.

Режиссер. Гм. Могу ли я по крайней мере узнать, в какой стране он живет?

Писатель. Тоже не имеет значения.

Режиссер. Но должен же он где-нибудь жить.

Писатель. Ну хорошо. Представим себе холмистую местность, сливающуюся на горизонте с унылыми горами, затерявшийся среди гор и туманных озер большой город, за ним – необозримую равнину, покрытую еловыми лесами, и все вокруг залито светом молодой луны, выглянувшей сквозь мчащиеся по небу облака.

Режиссер. Прямо как во сне.

Писатель. Прямо как во сне. Потом представим себе комнату, в которой спит этот человек.

Режиссер. Нет ничего проще.

Писатель. Для меня важны три вещи: окутавший спящего мрак ночи, одиночество его души и пучина сна, в которую он провалился.

Режиссер. Вы замолчали.

Писатель. Мне трудно рассказывать эту историю. Боюсь, меня не поймут, а мне очень нужно, чтобы меня поняли.

Режиссер. Я спрошу, если чего-нибудь не пойму.

Писатель. Спрашивайте, этим вы мне только поможете.

Режиссер. Не беспокойтесь.

Писатель. У кровати этого человека, спиной к тусклому свету лампы, темной тенью сидит его двойник и разглядывает спящего.

Режиссер. Его двойник?

Писатель. Кажется, этот сюжет вам не по нутру?

Режиссер. Сюжет забавный, но мне он не нравится – его часто использовали в дешевых поделках о привидениях.

Писатель. Я буду очень расстроен, если мою историю воспримут таким образом. К этому сюжету надо относиться с благоговением.

Режиссер. Это и есть исходная точка действия?

Писатель. Вы не согласны?

Режиссер. Я просто высказал свои сомнения. Прошу вас, продолжайте.

Писатель. Мне нужен спокойный мужской голос, в котором бы чувствовался затаенный страх.

Режиссер. Нет ничего проще.

Писатель. У двойника голос более низкий, решительный и громкий.

Режиссер. Как прикажете.

Писатель. Разбуженный шумом, мужчина просыпается и смотрит на двойника, не узнавая его. Он лежит неподвижно, парализованный первым приступом страха и с трудом обретая дар речи. Но потом говорит спокойно и четко.

Мужчина. Кто вы?

Двойник. Вам лучше не спрашивать.

Мужчина. Что вам нужно от меня среди ночи?

Двойник. Сейчас поймете.

Мужчина. Вы вор?

Двойник. Нет.

Мужчина. Зачем вы здесь?

Двойник. Чтобы сказать вам, что вы приговорены к смерти.

Мужчина. Вы являетесь ко мне среди ночи, сидите у моей постели. Я вас не знаю, а вы утверждаете, что я приговорен к смерти.

Двойник. Так оно и есть.

Мужчина. Кто приговорил меня к смерти?

Двойник. Суд мне неизвестен.

Мужчина. За что же?

Двойник. Убит человек.

Режиссер. Я вынужден заявить протест.

Писатель. Ваше право.

Режиссер. Я обязан предложить своим слушателям историю правдоподобную. Если кого-то приговаривают к смерти, значит, есть суд, который выносит приговор.

Писатель. Мне бы не хотелось втягивать в игру суд.

Режиссер. Сударь, вы посягаете на законы драматургии.

Писатель. А вы что предлагаете?

Режиссер. Что за вопрос! Какой-нибудь высший суд.

Писатель. Ладно. Пусть будет высший суд.

Режиссер. Начнем сначала.

Мужчина. Кто вы?

Двойник. Вам лучше не спрашивать.

Мужчина. Что вам нужно от меня среди ночи?

Двойник. Сейчас поймете.

Мужчина. Вы вор?

Двойник. Нет.

Мужчина. Зачем вы здесь?

Двойник. Чтобы сказать вам, что вы приговорены к смерти.

Двойник. Так оно и есть.

Мужчина. Кто приговорил меня к смерти?

Двойник. Высший суд.

Мужчина. За что же?

Двойник. Убит человек.

Мужчина. Какое мне до этого дело. Я не убивал.

Двойник. Убил я.

Мужчина. Вы убийца.

Двойник. Я убийца.

Мужчина. Значит, и умереть должны вы.

Двойник. Высший суд возложил мою вину на вас. Вы должны умереть вместо меня.

Мужчина. Это ошибка!

Двойник. Высший суд не ошибается.

Мужчина. Я не виновен.

Двойник. Вы так говорите, потому что еще не видели моего лица. Лампа стоит у меня за спиной. Сейчас я возьму ее и поставлю вот сюда, на стол. Теперь свет падает прямо на мое лицо.

Мужчина. О Господи!

Двойник. Вам нечего бояться.

Мужчина. Это же я сам. Мое лицо, мое тело.

Двойник. Я ваш двойник.

Мужчина. У меня точно такие же глаза, я точно так же двигаю губами и провожу рукой по лбу.

Двойник. У вас дрожит голос.

Мужчина. Уберите свет, уберите немедленно. Иначе я возненавижу себя в вас.

Двойник. Вы так сильно себя презираете?

Мужчина. Уберите свет.

Двойник. Пожалуйста.

Мужчина. Как вы меня отыскали?

Двойник. Меня послал высший суд.

Мужчина. Высший суд. Все время высший суд!

Двойник. Он послал меня, чтобы я выдал вас тем, кто приведет приговор в исполнение.

Мужчина. Я не виновен!

Двойник. Все мы заслуживаем смертной казни.

Мужчина. Я не убивал.

Двойник. Убил я.

Мужчина(в отчаянии). Какое мне до этого дало! С какой стати я должен отвечать за ваше преступление?

Двойник(безжалостно). Окажись вы на моем месте, вы поступили бы точно также. Моя вина – это ваша вина. У нас одинаковые лица, одинаковые тела, одинаковые души, и суть наша тоже одинакова.

Режиссер. Вы позволите мне прервать ход действия?

Писатель. Вы делаете это очень некстати. Мне будет трудно продолжать.

Режиссер. Двойник действует от имени высшего суда?

Писатель. Возможно.

Режиссер. Он без конца твердит об этом.

Писатель. В конце концов, это ведь вы подсказали мне эту идею.

Режиссер. Надо выяснить, существует ли этот суд на самом деле или же его выдумал двойник.

Писатель. Меня это не интересует.

Режиссер. Вы уклоняетесь от ответа.

Писатель. Могу только сказать, что он на самом деле существует в нашей истории.

Режиссер. Мне надо знать точнее.

Писатель. А вы педант.

Режиссер. Я не педант, я режиссер.

Писатель. Ну, Бог с вами. Представим себе маленький замок в стиле рококо, украшенные лепниной стены и потолки, зал заседаний, в котором стоит довольно аляповатая статуя богини правосудия; замок наполовину скрыт высокими деревьями парка – кедрами, акациями, елями; в дни заседаний под деревьями стоят черные лимузины судей. Откуда-то долетает стук дятла, по вечерам кукует кукушка, сквозь заросли пробиваются солнечные лучи, сверкает серебро фонтана.

Режиссер. Прямо как во сне.

Писатель. Вот именно: как во сне.

Режиссер. И этот высший орган приговорил нашего героя к смерти?

Писатель. Выходит, да.

Режиссер. Только потому, что все люди заслуживают смертной казни?

Писатель. Так он утверждает.

Режиссер. Но ведь эти слова нельзя понимать буквально.

Писатель. Высший суд понимает их буквально.

Режиссер. Как вы собираетесь продолжить действие?

Писатель. Должен признаться, я имею о нем только самое общее представление. Мне кажется, в дом ворвутся люди и от имени высшего суда арестуют мужчину.

Режиссер. А двойник?

Писатель. Двойник исчез. Ворвавшиеся отводят мужчину в тюрьму. Он уверяет их, что ни в чем не виноват, но они лишь пожимают плечами. Он протестует, но его не слушают.

Режиссер. Пусть наймет адвоката.

Писатель. Адвокаты отказываются его защищать, так как преступление не вызывает сомнения и приговор вынесен. Нельзя же принимать всерьез утверждения, что убийство совершил двойник.

Режиссер. Значит, о существовании двойника знают только мужчина и высший суд?

Писатель. Только они, и никто больше.

Режиссер. Он может апеллировать к высшему суду.

Писатель. Высший суд не рассматривает апелляций.

Режиссер. Вы внушаете мне странное мнение об этом учреждении.

Писатель. Я ничего не могу изменить.

Режиссер. При столь возмутительном состоянии правосудия в этой стране мужчина и дальше будет клясться в своей невиновности.

Писатель. Он кричит не переставая в темноту своей тюремной камеры, что он не виновен.

Мужчина. Я ни в чем не виноват – это все, что я могу сказать. Я знаю, мне никто не верит, уши моих судей глухи, как эти стены. Но я не виноват. Я человек, как и каждый из вас. Я встаю по утрам и целый день занимаюсь то тем, то этим, зарабатываю, чтобы есть, и ем, чтобы зарабатывать. А когда выпадают мгновения радости, я радуюсь им.

Прошу вас, не спрашивайте, почему я здесь, в этих голых каменных стенах, – я и сам не знаю. Могу только повторить, что я ни в чем не виноват и что я не убивал. Как я мог убить, разве могли совершить убийство эта руки, привыкшие к ежедневному труду ради пропитания? Я знаю, каждый, кто слушает меня, может подумать, что я обманщик, трус или несчастный безумец. Я не виноват. Я буду снова и снова выкрикивать эти слова в темноту ночи: я не виноват! Эти слова придают мне силы, они помогают мне защитить себя перед Богом и судьями: я не виноват!

Режиссер. Он прав. Все видят, что он прав.

Писатель. Наступает последняя ночь перед казнью. Он лежит на нарах, повернувшись лицом к двери. Дверь открывается. В проеме, постепенно материализуясь из мрака, возникает двойник.

Мужчина. Опять вы пришли ко мне?

Двойник. Я снова у вас.

Мужчина. Что еще надо вам от меня, осужденного на смерть?

Писатель. Оба говорят слишком патетически. Слишком прочувствованно.

Режиссер. Слишком патетически? Слишком прочувствованно?

Писатель. Им надо говорить спокойнее, яснее. Речь идет о деле, а не о чувствах.

Режиссер. Как вам будет угодно. Пожалуйста. Они будут говорить так, будто речь идет о какой-нибудь банковской операции.

Мужчина. Опять вы пришли ко мне?

Двойник. Я снова у вас.

Мужчина. Что еще надо вам от меня, осужденного на смерть?

Двойник. Я пришел, чтобы услышать от вас признание своей вины.

Мужчина. Я должен умереть. Я не могу защитить себя. Но, и умирая, я буду кричать: я не виноват!

Двойник. Значит, вы настаиваете на своей невиновности?

Мужчина. Я не убивал.

Вы снимаете с меня кандалы?

Двойник. Поднимайтесь!

Мужчина. Куда вы меня ведете?

Двойник. Пусть вас это не волнует.

Мужчина. Кто вам позволил снять с меня оковы?

Двойник. Я действую от имени высшего суда. Идемте со мной. Мы уже миновали длинный коридор и спускаемся по лестнице.

Мужчина. Мы спускаемся по лестнице, и никто нас не останавливает, не видно ни одного надзирателя. Что нужно от меня высшему суду?

Двойник. Раз вы отрицаете свою вину, высший суд передал вас мне.

Мужчина. Мы миновали двор, огромные ворота тюрьмы открываются сами собой.

Двойник. Мы выходим на пустынные улицы и площади. Еще этой ночью вы поймете, что заслуживаете смертной казни.

Мужчина. Каким образом я это сделаю?

Двойник. Вы убьете человека.

Мужчина. Я не убийца.

Двойник. Откуда вы знаете, что скрывается внутри вас? Ни один человек не знает себя. Вы будете действовать по собственной воле и станете убийцей.

Мужчина. Кого же я убью?

Двойник. Зачем вам это знать?

Мужчина. Я хочу знать.

Двойник. Вы убьете меня.

Мужчина. Я никогда не убью человека. Клянусь этой ночью и этим небом: я никогда не убью человека!

Двойник. О чем вы подумали, когда я вошел в вашу камеру?

Мужчина. Как вы догадались?

Двойник. Я знаю ваши мысли.

Режиссер. Шаги, одни только шаги. Рассказывайте дальше.

Писатель. Мужчина следует за своим двойником, который ведет его по пустынным улицам большого города, по безлюдным паркам, а потом по кварталам, в которых мужчина никогда не бывал и о которых никогда не слыхал. Старинные дома с необычными фронтонами, острые зубцы, выделяющиеся на фоне неба, стрельчатые готические своды, покрытые странными росписями фасады. На улицах пусто и тихо, слышен только звук шагов мужчины и двойника. Дома старые, ветхие, мужчина замечает приметы давно прошедших времен. Окна зияют пустотой или занавешены шкурами. Но дом, куда они входят, не имеет выходящих на улицу окон, хотя обветшавший, лишенный каких бы то ни было украшений фасад этого дома огромной серой массой нависает над мостовой. Его прорезает одна-единственная дверь, низкая и широкая; она напоминает ярмо, так как порог находится ниже уровня улицы.

Режиссер. Прямо как во сне.

Двойник. Осторожнее, не упадите.

Мужчина. Где мы?

Двойник. В самом сердце города. Сейчас я закрою дверь.

Мужчина. Стало темно.

Двойник. Зал освещен. Еще немного – и мы уводим свет.

Мужчина. Это ваш дом?

Двойник. Мой. Пожалуйте в большой зал.

Мужчина. Массивный деревянный стол с гладкой столешницей, на стенах потемневшие от времени картины.

Двойник. Не так уж часто жертвы приглашают к себе своих убийц. Я рад вас видеть в моем доме.

Мужчина. Я в вашей власти.

Двойник. Прошу вас, взгляните на лестницу, ведущую наверх.

Мужчина. Лестница ведет на галерею, которая теряется в темноте.

Двойник. Там вас ждут.

Мужчина. Я вижу женщину, медленно выходящую из темноты.

Двойник. Она остановилась на верхней ступеньке лестницы и смотрит на вас.

Мужчина. Она смотрит мне прямо в глаза.

Двойник. Разве она не прекрасна?

Мужчина. Она прекрасна.

Двойник. Вам когда-нибудь доводилось видеть женщину красивее?

Мужчина. Никогда в жизни.

Двойник. Она вам кивает.

Мужчина. Что ей от меня нужно?

Двойник. Не спрашивайте. Поднимайтесь наверх, к ней. Я останусь здесь, положу руки на стол и буду ждать. Идите же к ней.

Женский голос. Кто вы?

Писатель. Извините, но я вынужден прервать свой рассказ.

Режиссер. Почему именно сейчас?

Писатель. Голос женщины я представлял себе иным.

Режиссер. Это лучший из моих голосов, сударь.

Писатель. Голос чересчур робкий, девический. А в нем должны звучать принуждение и крайняя степень отчаяния.

Режиссер. Я предоставлю вам такой голос.

Писатель. Благодарю вас.

Другой женский голос. Кто вы?

Мужчина. Я человек, как и многие другие, ни больше ни меньше. Я ничуть не хуже и не лучше остальных людей, но на меня свалилось большое несчастье: я должен искупить чужую вину, должен заплатить жизнью за преступление, которого не совершал.

Женщина. Я женщина, таких много на этой земле и под этим небом. Я красива, и, когда я иду по улице, мужчины оглядываются на меня, а на площадях дети тянут ко мне свои ручонки. Я любила, но любовь убила меня, а человек, которого я любила, поломал мою жизнь. Я не знаю, куда иду, не знаю, ради кого живу. Мои руки пусты, а глаза слепы. В моем поцелуе кроется соблазн, в моих словах заключено проклятие, а в делах – осуждение.

Мужчина. Что вам от меня надо?

Женщина. Я подам вам руку и поведу за собой.

Мужчина. Где мы?

Женщина. В моей комнате. Я зажгу свечу, и вы увидите мое лицо, а я – ваше.

Мужчина. Я вижу ваше лицо, ваши волосы в свете свечи, вашу шею и ваше длинное платье, широкими складками ниспадающее до самого пола.

Женщина. Почему вы опускаете глаза, когда я смотрю на вас?

Мужчина. Я прошу вас сказать, что я должен сделать.

Женщина. А вы разве не знаете?

Мужчина. Нет.

Женщина. Подойдите ко мне. Как можно ближе. Поцелуйте меня.

Мужчина. Ну вот, поцеловал.

Женщина. Теперь вы знаете, чего я от вас хочу.

Мужчина. Вы его жена?

Женщина. Я его жена.

Мужчина. Он убил из любви к вам?

Женщина. Я вынудила его сделать это.

Мужчина. А теперь вы требуете, чтобы я убил его.

Женщина. Требую.

Мужчина. Я не убийца.

Женщина. Вы меня поцеловали.

Мужчина. Почему он должен умереть?

Женщина. Он любит только себя самого.

Мужчина. Вы сказали, что вынудили его совершить убийство?

Женщина. Вынудила, потому что он любит только себя самого.

Мужчина. Вы любите его?

Женщина. Я люблю его.

Мужчина. Почему же вы требуете от меня, чтобы я его убил?

Женщина. Откуда мне знать? Разве я знаю, почему мы с вами целовались и почему я вам все это говорю? Нет, не знаю. Я не знаю, зачем я живу на свете, почему горит эта свеча, освещая ваше лицо. Я знаю только, что он должен умереть и что убьете его вы.

Мужчина. Что я должен делать?

Женщина. Вы спускаетесь к нему.

Мужчина. Я спускаюсь к нему.

Женщина. Садитесь с ним рядом, кладете руки на стол и заводите с ним разговор.

Мужчина. Я это сделаю.

Женщина. Затем вниз спущусь я и принесу то, что он потребует. Два стакана, вино в кувшине и хлеб на тарелке.

Мужчина. Вино и хлеб.

Женщина. В одном из стаканов будет яд, едва заметный порошок на самом донышке.

Мужчина. Я буду ждать вас.

Режиссер. Сейчас он спустится вниз, к своему двойнику.

Писатель. Он спустится к тому, кто сидит за деревянным столом в большом зале, увешанном потемневшими от времени картинами.

Режиссер. Должен признаться, меня удивляет ваша манера рассказывать истории.

Писатель. Я не поэт.

Режиссер. Я не судья в вопросах искусства. Но вы, на мой взгляд, слишком бесцеремонно обращаетесь со своими персонажами. Они возникают из ничего, вдруг предстают перед нами, мы слышим их голоса, как бы доносящиеся из пустоты. Мы не знаем ни имен действующих лиц, ни того, как они живут. Их судьбы набросаны как бы пунктиром и как следует не разработаны.

Писатель. Вам хочется побольше узнать о моих персонажах?

Режиссер. Человеку свойственно любопытство. Об этом не следует забывать.

Писатель. Поверьте, мне совсем не трудно наделить действующие лица именами и подробнее рассказать об их жизни. Но я считаю, что это повредит общему замыслу.

Режиссер. В чем заключается ваш замысел?

Писатель. Рассказать притчу.

Режиссер. Притчу о человеке, с которым обошлись не по справедливости.

Писатель. Теперь вы понимаете, почему в притче не важно то, что чрезвычайно важно в других жанрах. Каждый из нас может оказаться в роли человека, встретившегося со своим двойником.

Режиссер. Согласен. Но от имен никогда не следует отказываться.

Писатель. Вы не против, если мы назовем мужчину Мейером?

Режиссер. Для радиопьесы не годится.

Писатель. Педро?

Режиссер. Уже лучше. Напоминает о дальних странах.

Писатель. Тогда двойника назовем Диего?

Режиссер. Согласен.

Писатель. А женщина пусть будет Инес.

Режиссер. Продолжим нашу историю.

Диего. Я видел, как вы спускались по лестнице, Педро. Я смотрел в вашу сторону. Я видел ваше лицо и руки, которыми вы опирались о поручни.

Педро. Я устал.

Диего. Садитесь.

Педро. Благодарю вас, Диего.

Диего. Ну и что?

Педро. Я говорил с Инес.

Диего. Она требует, чтобы вы меня убили?

Педро. Да.

Диего. Тогда вам придется сделать то, что она требует.

Педро. Я не вижу иного выхода.

Диего. Иного выхода просто нет.

Педро. Я слышу шаги на лестнице.

Диего. Вы слышите шаги и знаете, что они означают. Выпьете со мной?

Педро. Выпью.

Диего. Ты знаешь моего гостя. Ты подала ему знак рукой, и он поднялся к тебе.

Инес. Я стояла на верхней ступеньке лестницы и подала ему знак рукой. Он поднялся ко мне, и мы прошли в мою комнату.

Диего. Он мне сказал, чего ты от него требуешь.

Инес. Твоей смерти.

Диего. Моей смерти.

Инес. Ты для того и пригласил его к себе, чтобы я потребовала от него твоей смерти.

Диего. Вот именно.

Инес. Ты все рассчитал, и рассчитал точно.

Диего. Я никогда не ошибаюсь.

Инес. Теперь ты должен умереть.

Диего. Само собой.

Инес. Ты лишил меня даже права на месть. Теперь все в твоих руках: твоя вина и твоя смерть, твое преступление и твое наказание. Вино и хлеб – это все, что я могу тебе еще предложить.

Диего. Наливайте, сударь, наливайте. Вы мой палач. Именно вам надлежит подать мне стакан, из которого я выпью.

Инес(повелительно). Наливайте. Подайте ему стакан, из которого он выпьет.

Режиссер. Прогремел выстрел!

Писатель. Кажется, вы встревожены.

Режиссер. Откуда взялся выстрел?

Писатель. Пока Инес говорила, у Педро в руках оказался револьвер.

Режиссер. Револьвер?

Писатель. Он увидел его в полуоткрытом ящике стола.

Режиссер. Он выстрелил в Диего?

Писатель. Он выстрелил в Инес.

Режиссер. В женщину?

Писатель. Он медленно поднял револьвер, и когда раздался выстрел…

Диего(безжалостно). Она мертва.

Режиссер. Ничего не понимаю. С какой стати Педро убивает женщину? Из нашей истории следует, что он должен убить двойника.

Писатель. Он убил женщину. Двойник и Педро берут мертвую женщину на руки, несут через весь зал и кладут на скамейку в нише. В нише темно, и Педро не может разглядеть, что изображено на картине, висящей над скамейкой. Оба стоят над убитой и смотрят на нее, на ее застывшее тело, на белое лицо и белые руки. В дальнем окне начинает сереть раннее утро.

Педро. Я убил.

Диего. Вы убили, потому что не хотели убивать. Вы стали убийцей, потому что боялись стать им.

Педро. Вы тоже ошиблись в расчетах.

Диего. Я никогда не ошибаюсь.

Педро. Что вы хотите этим сказать?

Диего. Вы поступили так, как мне хотелось, ваше преступление замыслил я. Женщина должна была умереть, ибо в ней причина преступления, совершенного мной.

Педро. Я, значит, был только орудием?

Диего. Топором, с помощью которого я совершил казнь.

Педро. Вы перехитрили меня.

Диего. Можете уйти. Вы мне больше не нужны.

Педро. Вы дьявол.

Диего. Нет. Но я знаю людей.

Педро. Я могу идти?

Диего. Пожалуйста.

Педро. Куда?

Диего. Куда хотите.

Педро. Меня арестует высший суд?

Диего. В конце концов, вы ведь убили человека.

Педро. Давайте выпьем это вино, и я уйду.

Диего(изображая недоверие). Вы хотите выпить?

Педро. За окном над городом встает утро, сударь. Давайте выпьем за это.

Режиссер. А дальше?

Писатель. Человек, которого мы назвали Педро, стоит перед своим двойником Диего, снова усевшимся за стол. Он смотрит на него. Потом тоже садится за стол, на котором стоят два стакана и кувшин с вином, уверенной рукой берет кувшин и наполняет стаканы.

Режиссер. И они пьют?

Писатель. Пьют оба. Диего смотрит на Педро, долго, неподвижным, угрожающим взглядом, глаза похожи на две ледышки, смотрит до тех пор, пока стакан не вываливается из его руки и не разбивается вдребезги.

Он наклоняется над стаканом и падает головой на неподвижные руки. Педро вскочил со своего места. Свечи догорели, белые стены потускнели, на столе и на полу темнеют лужицы пролитого вина. Двойник, тяжело дыша, поднимает голову и откидывается на спинку кресла. Выражение его лица не меняется, глаза похожи на две ледышки. Педро обеими руками подхватывает умирающего и что-то кричит ему в ухо. Зал заливает мерцающее молочно-белое утро, оно несет с собой нарастающую угрозу.

Педро. Скажите мне правду.

Диего(медленно выговаривая слова). Наступило утро, не так ли?

Педро. Вы слышите меня?

Диего. Умирать легко… Я слышу ваш вопрос, правда, голос доносится издалека.

Педро. Вы знали, что я убью вас?

Диего. Я же сказал вам об этом.

Педро. А раз знали, тогда зачем освободили меня из тюрьмы?

Диего. Знать правду не всегда на пользу делу.

Педро. Я хочу знать правду.

Диего. Этой ночью я пришел к вам в камеру, чтобы умереть за вас. Но вы не взяли на себя мою вину.

Педро(тихо). Я не взял на себя вашу вину.

Диего. Сделай вы это прошедшей ночью, и вас бы освободили.

Педро. Освободили?

Диего. Именем высшего суда. Я бы охотно умер за вас.

Педро. Так решил высший суд?

Диего. На все его воля.

Педро. Вы говорите правду?

Диего. Вы этого хотели.

Педро. Теперь я убийца.

Диего. Вы убили Инес и меня. Я выпил вино, которое вы мне предложили.

Педро. Что вы за человек?

Диего. Такой же, как вы. Ни хуже ни лучше.

Режиссер. Он умирает?

Писатель. Он умирает.

Режиссер. Два убийства в течение десяти минут. Как в кино. Вы делаете успехи.

Писатель. А вам хотелось бы чего-то серьезного, основательного.

Режиссер. И Педро проснется.

Писатель(удивленно). Что вы хотите этим сказать?

Режиссер. Что это был только сон.

Писатель(растерянно). Как – сон?

Режиссер. Душевная неприкаянность, пучина сна, в которую он погрузился, холмистая местность, сливающаяся где-то там с унылыми горами и туманными озерами, – так, кажется, вы изволили выразиться, – затерявшийся в этой местности большой город, старинные дома, необычные фронтоны, выделяющиеся на фоне ночного неба, и все залито светом молодой луны – сплошь атрибуты ночи, когда просыпаешься от кошмарного сна. Вы же сами говорили: как во сне, все как во сне.

Писатель. Как во сне, разумеется, – так казалось мужчине, однако навеки затихшая, бледная женщина все еще лежит в нише под потемневшей от времени картиной, а двойник все еще сидит, тяжело осев, в кресле у деревянного стола, хотя все вокруг давно залито потоками безжалостного света.

Режиссер(удивленно). Что вы хотите этим сказать?

Писатель. В это ясное, серебристое утро мужчина добровольно предстал перед высшим судом. Он признал, что заслуживает смертной казни.

Режиссер(растерянно). Так это был не сон?

Писатель. Ни о каком сне и речи быть не может.

Режиссер. Я протестую. Пусть утро заливает город ярким, серебристым светом. Могу поклясться, что скоро у вас откуда ни возьмись появится и солнце. Дешевого трюка с туманом и светом недостаточно, чтобы спасти финал, который вы приготовили для своей истории.

Писатель. А вас устроило бы, если бы мужчина проснулся и все оказалось только сном?

Режиссер. По крайней мере это был бы выход из положения. Во сне все возможно, даже несправедливость. Во сне допустимы любые ужасы. Но если вы переведете свою историю из плоскости сна в плоскость действительности, она не вызовет у нас ничего, кроме раздражения.

Писатель. Это мой принцип: рассказывать только такие истории, которые вызывают раздражение.

Режиссер. Тогда вы своего добились. С мужчиной, названным нами Диего, обошлись несправедливо.

Писатель. Вы хотите сказать – Педро.

Режиссер. Мне безразлично, как его зовут.

Писатель. Я всегда так считал.

Режиссер. Дело не в именах, а в том, как себя ведут персонажи. Я готов согласиться, что мужчина стал убийцей и что он заслуживает смертной казни. Но давайте рассмотрим побудительные мотивы, подтолкнувшие его к убийству, и тогда мы поймем, что убийцей стал ни в чем не повинный человек. Он совершил преступление, потому что не взял на себя вину за проступок, совершенный другим. От него требовали того, чего нельзя требовать от человека. Его теперешняя вина не оправдывает ранее допущенную по отношению к нему несправедливость. Я хочу с ним поговорить. Он со мной согласится.

Писатель. Хотите с ним поговорить?

Режиссер. Разве я не режиссер?

Писатель. Ваша правда. Вы режиссер.

Режиссер. Скажите, где я могу поговорить с этим человеком?

Писатель. Когда двойник скончался, мужчина встал и повернулся к двери, которая оказалась незапертой. Он вышел из дома и торопливо зашагал по улицам города.

Мужчина. Я убил! Слышите, люди, – я убил! Я торопливо шагаю по улицам и площадям, залитым утренним светом. Я виновен, я заслуживаю смертной казни, ибо я лишил жизни мужчину и женщину. Я убил, я обречен кричать без конца: я убил!

Писатель. Он бежит по улицам, широко раскрыв глаза и простирая руки к небу.

Режиссер. Я подожду его на перекрестке.

Писатель. Он вынырнет перед вами из пелены света и тумана, и вы увидите его лицо.

Режиссер. Подождите! Прошу вас, подождите!

Мужчина. Кто меня зовет?

Режиссер. Ваш друг.

Мужчина. Что вам от меня нужно?

Режиссер. Я должен с вами поговорить.

Мужчина. Я убил.

Режиссер. Не уходите от меня.

Мужчина. Мне больше нечего вам сказать.

Режиссер. Я ждал вас на этом углу, чтобы сказать, что я с вами. Я буду защищать вас до конца.

Мужчина. Я не нуждаюсь в защите.

Режиссер. Беда ваша велика, и высший суд в этой стране, судя по всему, всесилен. Но мы многого добьемся, ибо вы не виновны.

Мужчина. Я убил.

Режиссер. Вас сбили с толку. Обрушившееся на вас несчастье помутило ваш разум. Успокойтесь и поймите: вы не виновны. Мы, правда, не отрицаем, что доля вины лежит и на вас. Но надо учесть и привлечение вас к суду, и вынесенный вам несправедливый приговор. Вы же знаете: именно этот приговор толкнул вас на преступление.

Мужчина. Я отдаю себя в руки высшего суда.

Режиссер. Высший суд несправедлив. Он заранее вынес вам приговор.

Мужчина. Теперь я вижу, что он был прав.

Режиссер. Ни один человек не может быть приговорен к смертной казни за проступок, который он не совершал.

Мужчина. Я не убивал, но был убийцей, я не совершал преступления, но заслуживал смертной казни.

Режиссер. Это несправедливо. Рассуждая по-человечески, это несправедливо.

Мужчина. Я больше не хочу рассуждать по-человечески.

Режиссер. То, что потребовали от вас этой ночью в тюрьме, нельзя требовать ни от кого.

Мужчина. Разве от меня требовалось нечто большее, чем вера?

Режиссер(удивленно). Вера?

Мужчина. Вера в справедливость высшего суда.

Режиссер. Если вы считаете, что высший суд прав, вам незачем бороться.

Мужчина. Я отказался от борьбы.

Режиссер. Но именно сейчас вам как раз и нужно продолжать борьбу!

Мужчина. Наступило утро, сударь.

Режиссер(неуверенно). Да, да. Наступило утро.

Мужчина. Посланец высшего суда ждет меня в конце этой улицы.

Режиссер. Жалкий полицейский.

Мужчина. Он отведет меня к судьям.

Режиссер. Вы собираетесь отдать себя в руки высшего суда?

Мужчина. Отдаться в руки суда – что может быть прекраснее? Лишь тот, кто осознал свою неправоту, обретает право на справедливость, и лишь тот, кто подчиняется высшему суду, обретает блаженство.

Режиссер. Вы не виновны! Вы же знаете, что вы не виновны!

Писатель. Ну и как?

Режиссер. Он ушел.

Писатель. Вас это удивляет?

Режиссер. Позор. Парень капитулирует. Он полагает, что высший суд – праведный суд.

Писатель. А вы как полагаете?

Режиссер. Я не знаю ничего ужаснее этого суда.

Писатель. Это потому, что вы не верите в его справедливость.

Режиссер. А вы верите?

Писатель. Я писатель. Мое дело рассказывать истории.

Режиссер. Этой историей вы хотели убедить меня в справедливости высшего суда.

Писатель. Это вы ввели в действие высший суд. Я тут ни при чем.

Режиссер. Тем лучше. По крайней мере у нас есть нечто, куда мы можем направлять наши обвинения, вместо того чтобы стоять перед лицом какого-нибудь туманного бога или еще чего-нибудь такого, что вы, писатели, имеете обыкновение выдавать за последний шанс. Последняя инстанция налицо – дворец в стиле рококо, расположенный, помнится, посреди огромного парка, в котором стучат дятлы, а по вечерам кукует кукушка. Прошу вас, отведите меня туда.

Назад к карточке книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы"