Текст книги "Золотой адмирал (Пират Ее Величества)"

Автор книги: Френсис ван Викк Мэсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Ее наверняка, – она заплакала, – наверняка убили этим ужасным утром.

Когда наконец рыдания девушки смолкли, Хьюберт спокойно сообщил свое имя, воинское звание и общественное положение. Немного погодя он попросил воды, и она принесла ему olla – грубый кувшинчик из красной глины, висевший в углу: благодаря постоянному испарению через стенки, вода в нем все время сохранялась прохладной и свежей.

Некоторое время они прислушивались к разным шагам на улице, но в самом доме царила могильная тишина. В конце концов он поднялся и объявил о своем намерении поискать еду. В поисках пищи он, к своему ужасу, натолкнулся на тело убитого слуги, все еще лежащего на верхних ступенях лестницы и осаждаемого полчищами мух.

У подножия лестницы лежало еще одно мертвое тело, распростертое на спине: этот седоволосый мужчина Хьюберту показался отдаленно знакомым. Узнал он его, лишь заметив колотую рану в плече, а на пепельно-бледном лице – ряд глубоких царапин. Очевидно, острие его пики проникло настолько, что рассекло артерию и тем обрекло на смерть насильника Розмари Кэткарт.

Глава 17
ЖЕМЧУЖИНА АНТИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ

Рано утром 3 января 1586 года сэр Френсис Дрейк велел переправить на берег несколько тяжелых орудий, захваченных на островах Зеленого Мыса, и установить их на крепостных стенах. Затем он призвал испанцев, упрямо сопротивляющихся ему в ряде пунктов Санто-Доминго, сложить оружие, и когда они отказались, его пушки устроили им такую баню, что они живо согласились на безусловную капитуляцию.

Как только весь город признал свое поражение, адмирал королевы распорядился произвести осмотр и в результате узнал, что, как ему многие и предсказывали, сотни самых богатых граждан и правительственных чиновников сбежали в горы. Для многих из них это бегство оказалось бессмысленным, поскольку им пришлось погибнуть в муках от рук своих беглых черных рабов, которые сильными боевыми группами опустошали все побережье и далеко просачивались в глубь материка. Мароны зачастую сжигали именно те поместья, где мучились в рабстве, и этим жестоко мстили своим угнетателям.

Пылкие головы других предводителей экспедиции Дрейка стали остывать, когда обнаружилось, что в закромах казны и таможни испанского короля Филиппа пусто, как в дырявом кармане нищего. Для Дрейка это известие оказалось особенно горькой пилюлей, ведь до сей поры экспедиция не накопила денег даже на покрытие собственных расходов. Он понимал, что, если дела не поправятся, кое-кто в Лондоне постарается навредить его репутации в глазах королевы, которая терпеть не могла неудач, особенно если они касались ее кошелька.

Оптимистичным в сложившейся ситуации было то, что во внутренней гавани, позади трех умышленно затопленных у входа в нее кораблей, стоял построенный на французской верфи шестисоттонный красавец галион, практически новенькое и во многом прекраснейшее судно в этой части земного шара, хотя и ходило оно под нелепым, но все же забавным названием «Большое пугало». Так его долго еще называли с тех пор, как захватчики иронически переименовали его в «Новогодний подарок».

Ужасно расстроило Генри Уайэтта то, что та самая каравелла, которую он прочил на смену потерянной в шторм «Катрины», затонула во время бомбардировки. Следовательно, ничего другого не оставалось, как только вновь поискать что-нибудь подходящее среди содержимого внутренней гавани – что было теперь делом легким, поскольку суда там стояли покинутыми всеми, за исключением крыс, и столь прочно притиснутыми друг к другу, что было совсем не трудно перелезать через поручни с одного на другое.

Наконец, обливаясь потом, он оказался на борту примерно стодвадцатитонного крепко сколоченного барка из Венесуэлы. Не быстроходный, но подойдет – заключил он после тщательного осмотра. Палубные балки барка «Дева Компостеллы», так назывался корабль, явно казались достаточно прочными, чтобы нести на себе батарею полукулеврин, стреляющих десятифунтовыми ядрами на расстояние две тысячи пятьсот ярдов.

Он, несомненно, найдет все, что нужно для батареи барка, либо в красивом здании королевского арсенала, либо где-нибудь прямо на стенах крепости.

С конфискацией и получением разрешения на командование придется обождать, так как сэр Френсис Дрейк был слишком занят подсчетом выкупа, который он должен взять с города за то, что пощадит его. Наконец адмирал и его капитаны направили свои требования в ту деревню, где дрожал в своих сапогах губернатор. Если немедленно не поступит сто тысяч дукатов, то Санто-Доминго, известный как «Жемчужина Антильских островов», будет сровниваться с землей улица за улицей и квартал за кварталом – до тех пор, пока не соберут этой суммы. Как только послание Дрейка с требованием выкупа было написано четким пером Фулька Гревиля, его доверили негру, слуге адмирала, потому что он не только мог говорить на языке маронов Вест-Индии и на нескольких индейских диалектах, но также и на отличном испанском с правильным кастильским произношением.

На следующий день, когда Дрейк занимался временным восстановлением городских ворот со стороны гор, появилась еле бредущая, мотающаяся из стороны в сторону фигура его слуги. Едва бедняга дотащился до своего хозяина, как тут же свалился на землю, обливаясь кровью. Он был тяжело ранен в грудь копьем.

Выслушав его рассказ о том, что случилось, Дрейк пришел в одно из редких своих состояний холодного гнева. А получилось так, что один офицер с галиона «Большое пугало» раскипятился, обиженный тем, что посланец английского адмирала всего лишь обычный негр. И этот храбрец выхватил у солдата пику и, брызжа яростью, всадил ее в бок бедняге.

Дрейк повернулся к капралу Симпсону, его желтая борода тряслась от с трудом сдерживаемого гнева.

– Езжайте в город и среди пленников выберите двух монахов. Капрал Боуэн, на том фиговом дереве соорудите пару петель, – отчеканил он, поднимаясь с молитвы по отлетевшей душе своего испустившего дух слуги.

Спустя полчаса два духовных лица, которым было позволено отпустить друг другу грехи, повисли на ветках, оставленные качаться и обещать усладу черноголовым сарычам. На поиски тех испанцев, что все еще прятались в пригороде Санто-Доминго, отправился вооруженный отряд. Под трепет белого флага, укрепленного на копье у Симпсона, эти джентльмены с прожаренными на солнце лицами выслушали наказ: пока испанцы не выдадут того, кто нанес смертельный удар телохранителю Дрейка, по двое пленников ежедневно будут предаваться смертной казни.

Шестеро невезучих уже успели погибнуть подобным образом, когда наконец с гор, так красиво голубеющих позади плененной столицы, прискакал отряд кабальеро, привезя с собой арестованного офицера с серым как пепел лицом. Со стиснутыми челюстями и ярко горящими синими глазами сэр Френсис подъехал к дереву-виселице.

– Вот, вешайте его сами, – коротко бросил он спутникам арестованного.

– Но, сеньор генерал, – возразил, заикаясь, корнет, который был у них за главного, – ваш посыльный… он же был только негр… так что конечно…

– Бедный Диего имел не меньше души, чем у вас, и был гнусно убит. Делайте свое дело. Только тогда я соглашусь на переговоры о будущем города.

– Неудивительно, что эти черные поклоняются сэру Френсису и готовы сделать его царем, – проворчал Ноллис.

– Верно, – кивнул Фробишер. – Когда десять лет назад он воевал на Тьерра Фирме[57]57
  …воевал на Тьерра Фирме, – Тьерра Фирме, или Материковая земля – так испанцы называли северное побережье Южной Америки с городами Картахеной, Маракаибо и другими, а также район современной Панамы с городами Номбре-де-Дьос и Порто-Бельо (Портобело).


[Закрыть], поговаривали, что ему ничего не стоит собрать себе в помощь целую армию черных.

Дрейк руководил из дворца вице-короля, и постепенно в «Жемчужине Антильских островов» был восстановлен относительный порядок. Многие утверждали, что адмирал хочет стать постоянным хозяином Санто-Доминго, полагая, что этот богатый город может прибавить чести и славы его королеве. Не только Фробишер, но и Карлейль и Ноллис указывали тогда, что эпидемия сильно сократила численность английской армии и флотского состава и что нельзя разбрасываться людьми, если они хотят, чтобы экспедиция продолжалась.

Когда в выкупе Дрейку отказали, он объявил, что начнет сровнивать город с землей, и доказал, что не бросает слов на ветер. Но скоро люди его обнаружили, что в своем большинстве дома Санто-Доминго, прочно выстроенные из камня, плохо горят, что их можно только сносить, но ценой значительных затрат ручного труда.

Когда наконец положили на землю целый квартал, Дрейк с очень кислым лицом снизил первоначальную цифру выкупа, заявив, что выплата всего лишь 75 000 дукатов положит конец разрушению города.

Он стал еще более расположенным к щедрости, потому что поиски в различных колодцах, на садовых участках и зондирование ложных стен принесли удивительно крупный золотой улов. Далее, церкви и монастыри сдавали подносы, канделябры, кувшины, рукомойники и чаши, которыми будущие поколения украсят свои буфеты в Лондоне и Южной Англии.

Много времени поглощало еще одно важное дело, бывшее неизбежным долгом: разрушение религиозных изображений. Под ударами больших кузнечных молотов множество изваянных из камня святых лишились рук, ног и голов, а большинству англичан радостно было видеть, как тщательно ведется эта работа по религиозному очищению.

Вскоре завоевателям стало также очевидно, как это часто бывало и в отношении других испанских владений, что эти великолепные здания в Санто-Доминго служили фальшивым фасадом, маскирующим слабеющую экономику Испании и ее колоний. Во многих провинциях, округах и колониях больше не велась разработка рудников, вследствие бездумного истребления местной рабочей силы.

Ежедневно еще один городской участок отдавался на разрушение, хотя сбежавший губернатор, архиепископ и группа главных негоциантов клялись всеми святыми, что никак не возможно собрать такую непомерно огромную сумму выкупа.

– Мы можем подождать, – оповестил их эмиссаров Дрейк. – Город у вас приятный и пищи хоть отбавляй.

Во время этой вынужденной задержки адмирал уделял большое внимание переоснащению и пополнению продовольствием крепких судов и замене изношенных. По той заботе, с которой он вооружал их, его подчиненные сделали вывод, что в ближайшем будущем ни один выработанный план действий не приведет их на родину. Они не то чтобы чувствовали себя недовольными, нет. Их угнетало то обстоятельство, что экспедиции до сих пор не удалось реализовать даже треть своих «золотых» амбиций, даже если при этом ей здорово удалось преуспеть в другой своей цели – досадить королю Испании и воспрепятствовать движению его торгового флота.

Если налетом на бухту Виго Дрейк нанес чувствительный удар по высокомерию Филиппа II, то, несомненно, захват и оккупация «Жемчужины Антильских островов», его столицы Западного Мира, должны были оказаться для него поистине сокрушительным ударом, оставив его униженным и побежденным в глазах врагов, особенно турок, все еще никак не оправившихся от горьких воспоминаний о Лепанто.

Однажды вечером Генри Уайэтт, честно выполнив свои обязанности на борту «Бонавентура», решил, что наступил благоприятный момент поговорить с сэром Френсисом о широконосом барке «Дева Компостеллы». Дрейка он застал уютно устроившимся во дворце вице-короля, под охраной многочисленных разряженных часовых, таким же бодрым и вездесущим, как и всегда.

Небольшая коренастая фигура адмирала оттого, что он восседал на позолоченном троне вице-короля, казалась еще более уменьшенной в размере. Он слушал музыку струнного оркестра примерно из тридцати инструментов и, покуривая трубку с длинным мундштуком, казался посвежевшим и пребывающим в добром настроении. Видимо, сэру Френсису доставил удовольствие доклад, представленный старым вице-адмиралом Фробишером, и он, улыбаясь, поигрывал рубином, свисающим с левого уха.

– Так-так, мастер Уайэтт, – заговорил он. – Давненько вы не приходили ко мне со своими просьбами. Прошу присаживаться, но сперва выберите себе какой-нибудь из этих кубков. – Он указал на стол, где стояли целые ряды питейных сосудов всех видов.

Широкое, загорелое до черноты лицо Уайэтта стало еще темнее, как это всегда бывало, когда он оказывался в компании Дрейка.

– Бла… благодарю, ваше превосходительство, но… но…

– Тьфу! Ну идите же, идите. – Дрейк взмахнул унизанной перстнями с драгоценными камнями рукой. – Выбирайте самое лучшее и поверьте в искренность моего извинения. Действительно, тяжелых орудий здесь не было, и послушай я вас тогда в Байоне, то не тратил бы день впустую, испытывая их батареи. – Он чуть нахмурился и дернул себя за остроконечную бороду. – Дорого нам стоил тот день, а, Фробишер?

– Что верно, то верно, – прохрипел вице-адмирал, переведя слезящиеся глаза на этого широкоплечего молодого парня с темно-рыжими волосами. – Мы дали время этим испанским выродкам упаковать вещички и удрать стремглав, как перепуганным насмерть зайцам. Да, это шесть очень дорогостоящих часов.

Никогда не отличающийся особым дружелюбием вице-адмирал Дрейка выглядел несуразно. Его сильно потрепанное житейскими бурями лицо с пурпурно-красным носом, обрамленное косматыми седыми бакенбардами, вместе с веснушчатой лысиной на голове странно контрастировало с множеством золотых цепочек, изумрудными серьгами, роскошными чулками из венецианского шелка, покрытыми черно-желтым узором, алым дублетом и фламандскими брыжами такого размера, что с трудом он мог управляться с курительной трубкой.

Как только Уайэтт сделал свой выбор – красивый замысловатый кубок, ножка которого была изготовлена в виде морского конька, ставшего на дыбы и поддерживающего его полую часть из позолоченного серебра, – Дрейк наклонился вперед.

– Ну, полагаю, вы снова, несмотря на мой запрет, искали встречи со мной, чтобы выпросить судно из захваченной нами добычи?

Сделав быстрый вдох, Генри Уайэтт усмирил бешено колотящееся сердце. Через несколько мгновений он узнает, сделан ли шаг к просторному поместному особняку, к страстно желанному званию «рыцарь»и к торговому дому, который он намеревался построить для Кэт и детей.

– Да, ваше превосходительство, – отвечал он твердо, глядя Дрейку в лицо. – Мне сообщили, что «Преимущество» больше не годится для мореходного плавания.

– Верно, верно, – отвечал Дрейк из-за клуба плывущего дыма. – Но вместо него я уже отдал крепкую каракку Джону Риверсу.

Заметив легкое волнение Уайэтта, сэр Френсис вдруг улыбнулся, став сразу же неотразимо, магнетически обаятельным – ведь именно это качество позволило ему завоевать необычайно глубокое уважение нации и, время от времени, капризную любовь королевы.

– Однако, друг Уайэтт, не буду отрицать, что могу найти дело и еще для одного грузового судна: имею намерение убрать отсюда все лучшие пушки и весь порох, что попадется под руку. Какое судно у вас на уме? Случайно не барк ли под названием «Дева Компостеллы»?

Видя ошарашенное выражение на лице Уайэтта, Фробишер так мощно расхохотался, что его хохот прокатился по коридорам дворца наподобие рева престарелого льва.

– Да полно вам, молодой человек, нечего так изумляться. Мы с сэром Френсисом видели вчера со стены, как вы оглядывали его – все до последнего линя и паруса.

Пот выступил на лбу у Генри, когда он подумал о своей самонадеянности.

– Можете забрать его себе, – весело сказал Дрейк, перекрывая своим голосом звуки музыки, – но при двух серьезных условиях. Первое: я получаю треть того, что выпадет на его долю за время нашего плавания. Второе: нуждаясь в матросах, я не могу выделить вам ни одного человека. Поэтому вы сами должны укомплектовать этот барк экипажем, обеспечить провизией и вооружить, хотя последние две заботы не создадут вам больших проблем.

– Так точно, сэр. Об этом я позабочусь. – Уайэтт разразился радостным криком и вдруг, неожиданно для себя и для всех остальных, поцеловал крепко надушенную руку адмирала. Теперь уже бывший помощник штурмана казался таким молодым, сиял таким счастьем, что Дрейк рассмеялся.

– Вы понимаете, капитан Уайэтт (Боже, он использовал воинский термин «капитан» вместо «мастер»!), что этот барк отойдет в вашу полную собственность только с окончанием плавания?

– Так точно, сэр, и пусть Господь благословит ваше щедрое сердце.

– Ну, тогда позаботьтесь, чтобы ваше новое судно плавало во славу нашей королевы и твердо стояло на страже истинной веры.

Глава 18
LA CALLE DE LA TRINIDAD[58]58
  La Calle de la Trinidad (исп.) – улица Троицы.


[Закрыть]

Как и множество других раненых, сквайр Хьюберт Коффин был оставлен на берегу и к концу месяца, пока сэр Френсис Дрейк управлял островом, смог окончательно оправиться и снова заняться выполнением своего долга. Его назначили помощником командира солдат, охраняющих королевский монетный двор. Здесь захваченное золото и серебро переплавляли в слитки – короткие клинообразные чушки, легко укладывающиеся в сундуки. От плавильных котлов Дрейка пощадили только ювелирные изделия и необычные экземпляры посуды.

Хьюберту было удивительно приятно после проведенного в служебных заботах жаркого дня пройтись к красивому особняку Ричарда Кэткарта на улице Троицы, расположенному напротив той самой окруженной пальмами площади, где он отдыхал утром в день захвата города.

Благодаря гибкости молодого организма, Розмари Кэткарт теперь уж почти оправилась от ужаса, вызвавшего у нее оцепенение, хотя мачеха и сводные сестры исчезли, словно их поглотило землетрясение.

К ней явилась, прося приютить ее, престарелая тетка, поскольку дом ее разрушили, когда принуждали испанские власти к выплате выкупа. Вместе со слезами и жалобными причитаниями донья Елена привела с собой свиту из слуг-мулатов, пополнивших ряды выжившего после резни домашнего персонала Кэткарта и восстановивших в доме некоторое подобие порядка. Все негры либо поступили на службу к англичанам, либо ушли, чтобы присоединиться к беглым рабам.

Чтобы обеспечить безопасность Розмари и ублажать собственные свои наклонности, Хьюберт поселился в прохладном и просторном помещении отсутствующего негоцианта.

Как приятно было проводить время в саду среди зонтичных сосен с открывающимся видом на бухту. Там, на кормах кораблей эскадры Дрейка, горели большие фонари, и, когда суда покачивались на якорях, их отражения в воде все плели и плели непрестанно меняющиеся узоры.

Город оставался мирным, спокойным; изредка лишь звучала песня или мелодия, наигрываемая на гитаре. После ужасов и разбоя первых дней взятия города люди Дрейка больше не грабили кого ни попадя и не подвергали насилию обитателей столицы, если только они оставались уважительными и услужливыми. В общем-то в Санто-Доминго стали возвращаться многие домовладельцы, рассказывая о пытках и грабежах, устраиваемых бывшими черными рабами.

– Пожалуйста, расскажите мне побольше об Англии и особенно о Девоне, – попросила Розмари, деловито сшивая разрезанный гобелен. – Отец обычно рассказывал мало – только об отдельных местах: устье реки Хамбер, Восточном Райдинге и Линкольншире. – Она слабо улыбнулась и посмотрела на него поверх нитки, которую собиралась перекусить. – Так вот, я могла бы поклясться, что уже там бывала, а вот о Девоне ничего не знаю. Мне известно только, что это какое-то место в Англии, которое является родиной для вас и вашего адмирала.

– Девон, – с готовностью пояснил Хьюберт, – то есть хочу сказать, западное побережье отличается своеобразной красотой. Вот представьте себе, если хотите, множество диких обветренных утесов, так высоко поднимающихся над морем, что трудно высадиться на берег – например, в Кловелли, откуда мой дом всего лишь в нескольких милях. Оттого что очень часто идут дожди, в моих краях удивительно зеленые заливные луга, разделенные цветущими насыпями и живыми изгородями кустарников. Благодаря протекающему невдалеке от нашего берега большому теплому течению, у нас выращивается много фруктов. Утверждают даже, что вдоль нашего южного берега могут прекрасно расти и пальмы.

В глубине материка много прекрасных владений, богатых особняков и поместий, потому что через маленький порт Плимут к нам текут потоки богатства из Леванта, Западной Африки и, – он улыбнулся, – с недавней поры из Америки. Жители наших мест сильно отличаются от жителей остальной Англии как по разговору, так и по внешнему виду.

– Почему?

– Некоторые ученые люди свидетельствуют, что спасшиеся от смерти первые островитяне бежали в Корнуолл и Девон – сначала перед нашествием саксов, а затем чтобы спастись от моих норманнских предков. Поэтому мы – те, кто из Девона, – претендуем на то, что в наших жилах течет чистейшая английская кровь.

Все больше загораясь, Хьюберт далее описал свои потомственные владения, принадлежащие семейству Коффинов, – от древней цитадели, возведенной для защиты от норвежских и мусульманских грабителей, до большого обеденного зала и когда-то многочисленных конюшен. Эти последние теперь лежат в развалинах, простодушно признался он, или стоят пустыми, если не считать рабочих и нескольких спокойных верховых лошадей для его двух братьев и двух сестер, которые намного моложе его.

С легким вздохом Розмари полюбопытствовала:

– Вы полагаете, я смогла бы чувствовать себя в Англии как дома?

– А почему нет? Разве по рождению вы не англичанка?

– Но это страна, о которой я ничего не знаю; мне известен только ее язык и кое-что из истории.

– Я убежден, что все будет в порядке.

Наклонившись вперед, он разглядывал ее аккуратно вылепленное золотисто-белое лицо и находил пленительными ее ярко-красные губы.

– Может, мне удастся уговорить отца отправить меня туда? – Она грустно кивнула головкой. – Раньше он бы не согласился, но теперь, – она покраснела и еще ниже склонилась над своим шитьем, – поскольку я уже не девственница, ни один кабальеро и не подумает искать моей руки, предложи ему отец в приданое за меня хоть половину своего богатства.

Хьюберт заключил ее руки в свои.

– Это зло совершилось вопреки вашей воле. Вы ведь сопротивлялись из последних сил, а тот, кто вас изнасиловал, мертв. Рад, что убил его именно я. Розмари, разве вы не можете отделаться от этого…

– Нет, – твердо заявила она. – Никогда! Думаю, что по возвращении в Англию я поступлю в монастырь Англиканской церкви. А теперь, может, Энрике принесет вам бокал охлажденного Канарского?